Текст книги "Карлссон, который живет на крыше (Пер. Л. Брауде и Н. Белякова)"

Автор книги: Астрид Линдгрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

КАРЛССОН СООБРАЖАЕТ ПАЛАТКУ

Малышу пришлось пережить неприятные минуты. Маме не понравилось, что ее фрикадельки используют вместо украшения. И она, конечно, решила, что это Малыш так хитроумно украсил башню.

– Карлссон, который живет на крыше… – начал было Малыш, но папа строго сказал:

– Прекрати эти выдумки про Карлссона! Слышишь, Малыш?

А Буссе и Беттан хохотали до упаду.

– Ну и Карлссон! – воскликнул Буссе. – Только мы собрались с ним поздороваться, а он взял и смылся!

Малыш посмотрел печально на фрикадельку и стал укладывать детали конструктора на место. Сейчас было бесполезно говорить о Карлссоне. Но как скучно стало без него, как скучно!

– Пошли пить кофе, наплевать на Карлссона, – сказал папа и в утешение потрепал Малыша по щеке.

Они, как всегда, пили кофе в гостиной у камина, хотя весенний вечер был теплый и светлый и под окнами на липах уже распустились маленькие зеленые листочки. Малыш не любил кофе, но ему нравилось сидеть с мамой, папой, Буссе и Беттан у камина.

– Мама, зажмурь-ка глаза, – попросил Малыш, когда мама поставила поднос с кофе на маленький столик возле камина.

– А зачем мне их жмурить?

– Потому что ты говорила, будто видеть не можешь, как я ем сахар, а сейчас я хочу взять кусочек.

Ведь ему нужно было хоть чем-нибудь утешиться. Почему Карлссон улетел? Нехорошо так поступать, взять и исчезнуть, оставив одну маленькую фрикадельку.

Малыш уселся на свое любимое место поближе к огню. Сидеть за кофейным столом после ужина, пожалуй, самое приятное дело за весь день. Можно поговорить с папой и мамой, и они тебя слушают, а ведь в другое время им некогда. Интересно было послушать, как Буссе и Беттан поддразнивают друг друга, как они болтают про «зубрильню». Видно, «зубрильня» была куда лучше начальной школы, в которой учился Малыш. Ему тоже хотелось рассказать про свою «зубрильню», но, кроме мамы и папы, никому не было интересно, что они там делают. Буссе и Беттан только смеялись над ним, а Малыш старался не давать им повода высмеивать его, потому что они смеялись очень ехидно. Между прочим, дразнить себя он не очень-то им позволял, он сам умел задираться. С таким братом, как Буссе, и с такой сестрой, как Беттан, научишься давать сдачи.

– А скажи, Малыш, как ты сегодня отвечал на уроках?

Вот этих разговоров Малыш терпеть не мог. Но раз мама только что позволила ему взять сахар, пришлось смириться и отвечать.

– Нормально отвечал, – мрачно сказал он.

Он все время думал о Карлссоне. И зачем привязываться к нему с разговорами, когда он не знает, куда подевался Карлссон!

– А что вы сегодня проходили? – спросил папа.

Малышу эти вопросы сильно надоели. Долго они еще будут приставать к нему? Для того они, что ли, так хорошо устроились у камина, чтобы болтать про уроки?

– Мы проходили алфавит, – быстро сказал он, – и я знаю его наизусть. Сначала идет «а», а потом все остальные буквы!

Он взял еще кусочек сахара и опять подумал о Карлссоне. Сколько бы они ни болтали, сколько бы ни зудели у него над ухом, он думал только о Карлссоне, о том, что, может быть, больше его не увидит.

От этих мыслей его отвлекла Беттан:

– Малыш, ты что, не слышишь, что ли? Хочешь заработать двадцать пять эре?

Малыш не сразу сообразил, что она говорит. Ясное дело, он был не против заработать двадцать пять эре, но смотря что она от него хочет.

– Двадцать пять эре – слишком мало, – твердо ответил он. – Нынче все дорого. Ну скажи, например, сколько стоит пятидесятиэровое мороженое?

– Попробую угадать, – сказала Беттан, хитро улыбаясь, – может быть, пятьдесят эре?

– Да, вот видишь, сама должна понимать, что двадцать пять эре – слишком мало.

– Ты ведь даже не знаешь, о чем идет речь, – возмутилась Беттан, – тебе и делать-то ничего не придется. Наоборот, кое-что тебе не надо будет делать.

– А что мне не надо будет делать?

– Появляться сегодня вечером в гостиной.

– Придет Пелле, – сказал Буссе, – ее новый парень!

Малыш кивнул. Ловко придумано. Мама с папой пойдут в кино, Буссе отправится на футбольный матч, Беттан будет ворковать здесь в гостиной, а его запрячут в комнату за двадцать пять эре. Ничего себе семейка!

– А какие у него уши? – спросил Малыш. – Он такой же лопоухий, как твой прежний парень?

Он знал, как разозлить Беттан.

– Ты слышала, мама? Теперь ты понимаешь, почему я хотела, чтобы он не путался под ногами? Он спугнет любого, кто ко мне придет.

– Ну, не преувеличивай, – миролюбиво сказала мама. Она не хотела, чтобы дети ссорились.

– Я не преувеличиваю, – настаивала Беттан. – Скажешь, не он спугнул Класа? Пялил, пялил на него глаза и выложил: «Такие уши Беттан не нравятся». Сама понимаешь, после этого Клас к нам больше не приходил.

– Только без паники, – сказал Малыш точно таким же тоном, как Карлссон, – только без паники! Я буду сидеть в своей комнате бесплатно. Я не беру денег за то, что люди не увидят меня.

– Порядок! Обещай, что не покажешься ни разу за весь вечер!

– Больно надо! Видал я твоих Пеллей! Я бы сам дал двадцать пять эре, чтоб их не видеть!

Чуть погодя Малыш и в самом деле заперся в своей комнате совершенно бесплатно. Мама с папой ушли в кино, Буссе исчез. И если бы Малыш отворил дверь, он услышал бы в гостиной тихое бормотанье. Это Беттан сидела там и болтала со своим Пелле. Малыш несколько раз отворял дверь, чтобы послушать, о чем они говорят, но ничего не разобрал. Тогда он встал у окна и уставился в темноту. Он поглядел вниз на улицу, не гуляют ли Кристер и Гунилла. Но там только несколько больших мальчишек затеяли драку. Это было довольно интересно, и он повеселел, глядя, как они дерутся. К несчастью, им скоро надоело драться, и Малыш снова заскучал.

Но тут вдруг послышались сладчайшие звуки: жужжание моторчика. И секунду спустя в окно впорхнул Карлссон.

– Хейсан-хоппсан, Малыш! – воскликнул он.

– Привет, привет! – ответил Малыш. – Куда ты подевался?

– Я? Это ты о чем?

– Да ведь ты исчез. Вместо того чтобы поздороваться с мамой и папой. Почему ты смылся?

Карлссон подбоченился с сердитым видом.

– Нет, вы слышали что-нибудь подобное? Человеку нельзя даже присмотреть за своим домом! Должен хозяин присматривать за своим домом или нет? Разве я виноват, что твои мама с папой захотели поприветствовать меня, как раз когда мне надо было присмотреть за своим домом!

Он оглядел комнату.

– Кстати, о доме, – сказал он, – кто разрушил мою башню и куда подевалась моя фрикаделька?

– Я… не знал… что ты… вернешься, – испуганно промямлил Малыш.

– Так-так, дело ясное, – сказал Карлссон. – Лучший в мире строитель строит башню, и что же потом с ней происходит? Строит кто-нибудь вокруг нее ограду и следит за тем, чтобы она стояла века? Ничуть не бывало. Ее ломают, уничтожают и к тому же съедают чужие фрикадельки!

Карлссон сел на маленькую скамеечку и насупился.

– Пустяки, дело житейское, – ответил Малыш и, как Карлссон, махнул рукой – мол, стоит ли на это обращать внимание!

– Ишь ты, – с досадой возразил Карлссон, – легко сначала все сломать, а после сказать, что это, мол, дело житейское, как будто так и надо. А я-то построил башню вот этими бедными маленькими руками!

Он сунул свои маленькие пухленькие ручки прямо под нос Малышу. Потом снова сел на скамеечку и насупился еще сильнее.

– Раз такое дело, я с тобой больше не играю, – добавил он. – Не играю больше с тобой.

Малыш был в отчаянии. Он стоял и не знал, что делать. Оба они долго молчали. В конце концов Карлссон сказал:

– Если бы я получил какой-нибудь подарочек, может, тогда бы снова повеселел. Не знаю точно, но, может быть, повеселел бы.

Малыш подбежал к столу и стал рыться в ящике. Там у него хранились разные сокровища: марки, каменные шарики, цветные мелки и оловянные солдатики. Там же лежал маленький карманный фонарик, которым он очень дорожил.

– Хочешь, я тебе его подарю? – спросил Малыш, протягивая Карлссону фонарик.

Карлссон мигом схватил его.

– Да, как раз что-нибудь в этом роде годится, чтобы поднять мне настроение. Его, конечно, не сравнить с моей башней, но, если ты мне его подаришь, я все же попробую немножко повеселеть.

– Подарю. Бери его! – сказал Малыш.

– А он зажигается? – с подозрением спросил Карлссон и нажал на кнопку.

Фонарик зажегся, и глаза Карлссона тоже зажглись.

– Подумать только, осенними вечерами на крыше темно, а я возьму и зажгу фонарик и не заблужусь среди труб, а сразу найду дорогу домой, – сказал он и ласково похлопал фонарик.

Эти слова очень обрадовали Малыша. Ах, как ему хотелось, чтобы Карлссон взял его когда-нибудь с собой на прогулку по крыше, хотелось поглядеть, как тот будет светить фонариком в темноте.

– Хейсан-хоппсан, Малыш, вот я и повеселел! – заявил Карлссон. – Веди сюда своих маму с папой, так и быть, пусть знакомятся со мной.

– Они ушли в кино.

– Ушли в кино! В то время, когда могли познакомиться со мной! – удивился Карлссон.

– Да, дома только Беттан… и ее новый парень. Они сидят в гостиной, а мне туда нельзя.

– Что я слышу! – закричал Карлссон. – Тебе нельзя идти куда вздумается? Да мы ни одной минуты не потерпим такого! Ну-ка иди сюда…

– Но ведь я обещал, – возразил Малыш.

– А я обещаю, что не потерплю никакой несправедливости. С несправедливостью я расправляюсь вмиг, налетаю на нее как ястреб, – сказал Карлссон.

Он подошел к Малышу и похлопал его по плечу:

– Скажи, что ты ей точнообещал?

– Обещал не показываться в гостиной весь вечер.

– Тогда ты и не покажешься. Но ведь тебе охота поглядеть на нового парня Беттан?

– Сказать по правде, охота! – воскликнул Малыш. – Раньше приходил лопоухий. Интересно, какие уши у этого новенького!

– И мне тоже интересно. Погоди-ка, сейчас я что-нибудь соображу, – пообещал Карлссон. – Лучший в мире соображатель – это Карлссон, который живет на крыше.

Он оглядел комнату.

– Нашел! – обрадовался он. – Одеяло – вот что нам нужно. Я же знал – обязательно соображу что-нибудь.

– И что ты сообразил?

– Ты обещал не показываться в гостиной весь вечер, не правда ли? А если ты накроешься одеялом, значит, не покажешься.

– Да, но ведь я… – начал было Малыш.

– Никаких «да, но…»! – решительно сказал Карлссон. – Если ты пойдешь под одеялом, значит, не покажешься. И если я пойду под одеялом, значит, тоже не покажусь, ей же будет хуже, этой Беттан. Бедняжка! Сама виновата, глупышка, что не увидит меня!

Он содрал одеяло с кровати Малыша и накрылся им.

– Иди сюда! Залезай скорее в мою палатку!

Малыш тоже забрался под одеяло, и Карлссон радостно захихикал.

– Ведь Беттан, поди, не говорила, что она не хочет видеть палатку в гостиной? Любой обрадуется при виде палатки. Особенно такой, в которой горит свет, – добавил он и зажег фонарик.

Малыш не был уверен, что Беттан обрадуется палатке, но зато как здорово, как таинственно было в этой палатке с зажженным фонариком. Он сказал, что можно наплевать на Беттан и играть в палатку у него в комнате, но Карлссон не согласился.

– Не терплю несправедливости, – заявил он. – Я пойду в гостиную, чего бы это ни стоило!

И вот палатка направилась к двери. Малышу оставалось только поспевать за Карлссоном. Маленькая пухленькая ручонка высунулась из-под одеяла, ухватила дверную ручку, осторожно нажала ее и тихонечко отворила дверь. Палатка вошла в прихожую, которую от гостиной отделяла лишь толстая портьера.

– Только без паники! – шепнул Карлссон.

И палатка неслышно побрела по прихожей, потом остановилась у портьеры. Теперь бормотание слышалось отчетливее, но все равно как следует разобрать слова было нельзя. Лампа в гостиной была погашена, видно, Беттан и ее Пелле хватало тусклого вечернего света, проникающего с улицы.

– Отлично, – шепнул Карлссон, – так мой фонарик будет светить ярче.

Но в этот момент фонарик у него был погашен.

– Мы сделаем им приятный сюрприз, – прошептал Карлссон и ухмыльнулся под одеялом.

Медленно-медленно выползла палатка из-под портьеры. Беттан и Пелле сидели на диванчике у противоположной стены. Палатка медленно-медленно направилась к ним.

– Ты мне нравишься, Беттан, – послышался хрипловатый мальчишеский голос.

Ну и чокнутый этот Пелле!

– Правда? – спросила Беттан, и они снова замолчали.

Темная груда ползла по полу медленно, но решительно и неуклонно держала курс на диванчик, все приближаясь и приближаясь к нему. Вот уже осталось всего несколько шагов, а эти двое на диванчике ничего не слышали и не видели.

– А я тебе нравлюсь? – застенчиво спросил Пелле.

Ответа он не услышал, потому что в этот момент резкий свет фонарика прорезал серые тени гостиной и ослепил его. Пелле вскочил, Беттан закричала. Потом раздалось хихиканье, быстрый топот ног, кто-то мчался в сторону прихожей. Нельзя ничего разглядеть, когда тебе в лицо светит фонарик. Но услышать можно. Беттан и Пелле услышали чей-то заливистый, восторженный хохот за портьерой.

– Это мой противный братишка! – воскликнула Беттан. – Ну, сейчас он у меня получит…

Малыш хохотал вовсю:

– Ясное дело, ты ей нравишься. Почему бы и нет? Ей нравятся все мальчишки, понятно?

Потом послышался какой-то грохот. И снова хихиканье.

– Только без паники! – прошептал Карлссон, когда мчавшаяся палатка грохнулась об пол.

Малыш старался сохранять спокойствие, хотя смех так и клокотал у него в горле, а Карлссон повалился на него и нельзя было разобраться, где чьи ноги. Вдобавок Беттан вот-вот должна была их настигнуть.

Вскочив на ноги, они в панике бросились в комнату Малыша – Беттан была уже близко…

– Только без паники, – прошептал запыхавшийся Карлссон, его толстенькие ножки стучали по полу, как барабанные палочки. – Карлссон, который живет на крыше, лучший в мире бегальщик!

Малыш тоже не отставал от него. Хочешь не хочешь, надо было торопиться. В последний момент их спасла дверь. Карлссон быстро повернул ключ. Довольные, радостно хихикая, они замерли, а Беттан, стоя в прихожей, молотила в дверь кулаками.

– Ну погоди, Малыш, доберусь я до тебя! – злобно вопила она.

– Но ведь я так и не показался! – крикнул Малыш.

И за дверью снова послышалось хихиканье. Хихикали двое. Беттан могла бы это услышать, если бы поменьше злилась.

КАРЛССОН ДЕРЖИТ ПАРИ

Однажды Малыш пришел из школы мрачный, на лбу у него красовалась здоровенная шишка. Мама была в это время в кухне. Как и ожидал Малыш, шишка привела ее в ужас.

– Что случилось, мой мальчик? – спросила она, обнимая его.

– Кристер швырнул в меня камень.

– Подумать только, какой противный мальчишка! Почему же ты сразу не пришел сказать мне об этом?

Малыш пожал плечами:

– А что толку-то? Ты ведь не умеешь бросать камни. Ты даже не сможешь и в стенку сарая попасть.

– Ах ты, глупыш! – воскликнула мама. – Неужели ты думаешь, что я стала бы кидать в него камни!

– А что же ты стала бы в него кидать? Удобнее всего кидаться камнями.

Мама вздохнула. Видно, не только Кристер не прочь был подраться при случае. Ее любимчик, пожалуй, был нисколько не лучше. Но как может маленький мальчик с добрыми глазами быть таким забиякой?

– И когда только вы отучитесь драться! Неужели нельзя решить все по-хорошему? Знаешь, Малыш, ведь всегда можно все обсудить и уладить.

– А вот и нет. Вчера, например, мы тоже с Кристером подрались…

– И совершенно напрасно, – сказала мама. – Вы могли поговорить и спокойно решить, кто из вас не прав.

Малыш сидел за кухонным столом, обхватив руками раненую голову.

– Ишь ты какая, – ответил он, бросив на маму сердитый взгляд. – Кристер сказал мне: «Вот возьму и отлуплю тебя!!», а я ему на это: «Еще посмотрим, кто кого». Как тут «обсуждать» и «спокойно решить», можешь ты сказать мне?

Этого мама сказать не могла, пришлось ей тут же прекратить воспитательную работу. Вид у ее сынишки-драчуна был такой угрюмый, что она поспешила дать ему чашку горячего шоколада и свежую булочку – его любимые лакомства. Еще поднимаясь по лестнице, Малыш почувствовал запах маминых свежеиспеченных булочек с корицей, от которых жизнь становилась повеселее.

Малыш задумчиво откусил кусочек булочки и стал жевать, а мама тем временем прилепила ему на ранку пластырь, легонько поцеловала и спросила:

– Из-за чего вы сегодня с Кристером поссорились?

– Да Кристер и Гунилла говорят про Карлссона, который живет на крыше, что все это враки. Будто я его выдумал.

– А разве это не так? – осторожно спросила мама.

Малыш отставил чашку с шоколадом и посмотрел на нее с досадой:

– Уж ты-то могла мне поверить! Я спросил у Карлссона, можно ли сказать, что он – выдумка…

– И что Карлссон тебе ответил?

– Он сказал, что тогда он был бы самой лучшей выдумкой на свете. Да только никакая он не выдумка, – заявил Малыш и взял еще одну булочку. – Карлссон считает, что это Кристер и Гунилла выдумка. «Какая-то дурацкая выдумка», – говорит он.

Мама не ответила. Она решила, что спорить с Малышом о его фантазиях бесполезно, и поэтому сказала только:

– Мне кажется, тебе бы надо почаще играть с Кристером и Гуниллой и поменьше думать о Карлссоне.

– Карлссон, по крайней мере, не швыряется в меня булыжниками, – сказал Малыш и потрогал шишку на лбу. Потом он подумал о чем-то и просиял.

– Сегодня я, между прочим, увижу, где живет Карлссон, – добавил Малыш, – я чуть было не позабыл про это.

Он тут же раскаялся, что сказал. Надо же быть таким дураком, чтобы сказать так маме!

Но маму почему-то не очень испугало и расстроило его сногсшибательное сообщение, не больше чем все остальное, что он говорил о Карлссоне.

– Да, да, – сказала она рассеянно, – тебе это будет очень интересно.

Ясное дело, если бы она хорошенько поразмышляла о том, что сказал Малыш, вряд ли отнеслась бы к этому так спокойно. Если бы она только знала, где живет этот Карлссон!

Малыш встал из-за стола, сытый и веселый, довольный всем на свете. Шишка на лбу больше не болела, во рту он все еще чувствовал замечательный вкус булочек с корицей, в кухонное окно светило солнце, и мама в платье с короткими рукавами, обнажающими ее полные руки, и в клетчатом переднике была такая славная. Он на секунду крепко обнял ее и сказал:

– Я тебя люблю!

– А я очень этому рада, – ответила она.

– Да… я люблю тебя, потому что ты такая… хорошая-прехорошая!

Потом он пошел в комнату и стал ждать Карлссона. Ведь ему предстояло полететь с ним на крышу. «Пусть себе Кристер болтает, что Карлссон – просто выдумка!» – подумал Малыш.

Ждать Малышу пришлось долго.

– Я явлюсь примерно часа в три, четыре или пять, но ни на минуту не позже шести, – обещал Карлссон.

Малыш точно не понял, когда Карлссон собирается прилететь, и переспросил его.

– Во всяком случае не позднее семи, – объяснил Карлссон, – но вряд ли до восьми. Короче, ты жди меня около девяти, потому что тут-то я и заявлюсь!

Малыш прождал целую вечность, под конец он тоже начал сомневаться, а вдруг Карлссон – просто-напросто выдумка. Но тут он услышал знакомое жужжание моторчика, и в окне показался Карлссон, бодрый и веселый.

– Ну и долго же я тебя ждал! – сказал Малыш. – В котором часу ты обещал прилететь?

– Я говорил приблизительно. Обещал явиться приблизительно, что и сделал.

Он подошел к аквариуму Малыша, окунул лицо в воду и стал пить большими глотками.

– Осторожно, там мои рыбки! – со страхом сказал Малыш. Он боялся, что Карлссон проглотит нескольких его маленьких гуппи, весело резвившихся в аквариуме.

– Когда у тебя жар, пить хочется все время. Подумаешь, проглочу одного-другого малька… Дело житейское!

– А что у тебя, жар?

– Еще бы! Посмотри сам! – ответил Карлссон я приложил ладонь Малыша к своему лбу.

Но Малышу лоб Карлссона горячим не показался.

– А какой у тебя жар? – спросил он.

– Ну, тридцать-сорок градусов. По меньшей мере!

Малыш только что переболел ветрянкой и знал, что такое высокая температура. Он покачал головой.

– Мне кажется, ты вовсе не болен, – сказал он.

– Ну и бессовестный же ты! – воскликнул Карлссон, топнув ногой. – Что же, по-твоему, мне никогда нельзя заболеть, как другим людям?

– Неужели тебе хочется заболеть? – удивился Малыш.

– Да ведь этого хотят все люди. Хочу лежать в постели с высокой-превысокой температурой. Чтобы ты спрашивал, как я себя чувствую, а я отвечал бы, что я самый больной на свете. Чтобы ты спрашивал, не хочу ли я чего-нибудь. А я буду отвечать, мол, я так сильно болен, так болен, что не хочу вовсе ничего… разве что много тортов, целую гору пирожных, шоколада и большую кучу конфет.

Карлссон выжидающе посмотрел на Малыша, а тот вовсе растерялся, не зная, откуда ему все это взять.

– Я хочу, чтобы ты был мне вместо мамы, – продолжал Карлссон. – Ты велишь принимать противное лекарство… но за это ты должен будешь дать мне пять эре. Потом ты обвяжешь мне шею теплым шерстяным шарфом, а я скажу, что он меня кусает и щекочет… если ты не дашь мне еще пять эре.

Малышу очень хотелось быть Карлссону вместо мамы. А это значило, что ему придется опустошить свинку-копилку.

Она стояла на книжной полке, тяжелая и великолепная. Малыш взял в кухне нож и стал доставать из копилки пятиэровые монетки. Карлссон радостно помогал ему и ликовал при виде каждой выкатившейся денежки. В копилке было много монет по десять и двадцать пять эре, но Карлссону больше всего нравились пятиэровые.

Потом Малыш побежал в магазин и купил конфет и шоколада почти на все деньги. Достав из кармана весь свой капитал, он подумал было, что это деньги на щенка. При мысли об этом он слегка вздохнул, но тут же признался себе: тому, кто хочет быть Карлссону вместо мамы, щенок не по карману.

На обратном пути Малыш, запрятав лакомства поглубже в карман брюк, хотел незаметно прокрасться к себе через гостиную, но в гостиной сидела вся семья: папа, мама, Буссе и Беттан. Они пили послеобеденный кофе. Сейчас Малышу было недосуг сидеть с ними. На мгновение он поколебался: не позвать ли их поздороваться с Карлссоном? Но решил этого не делать. Они только помешали бы ему отправиться с Карлссоном на крышу. В другой раз успеют познакомиться с ним.

Малыш взял с кофейного стола пригоршню миндального печенья – ведь Карлссону тоже хочется печенья – и поспешил в свою комнату.

– И долго мне еще ждать, бедному и больному! – с упреком спросил Карлссон. – Жар у меня повышается на несколько градусов в минуту, сейчас хоть яичницу на мне жарь!

– Я и так спешил изо всех сил, – начал оправдываться Малыш. – И много всего купил…

– А хоть немного денег у тебя осталось? – со страхом спросил Карлссон. – Чтобы дать мне пять эре, когда шарф начнет кусаться?

Малыш успокоил его. Он оставил несколько монет по пять эре.

Глаза у Карлссона засияли, и он запрыгал от восторга:

– Ах, я самый больной на свете. Надо поскорее уложить меня в постель.

Теперь Малыш стал ломать голову над тем, как ему попасть на крышу, ведь летать он не умел.

– Только без паники! – сказал Карлссон. – Я посажу тебя на спину, и полетим ко мне домой! Смотри не сунь пальцы в пропеллер.

– А ты в самом деле сможешь удержать меня? – спросил Малыш.

– Поглядим. Мне самому интересно, смогу ли я пронести тебя хотя бы полпути. Если не смогу, то можно будет высадить тебя по дороге.

Малышу такой выход не показался заманчивым, он не хотел, чтобы его высаживали на полпути к крыше, и немного растерялся.

– Я уверен, что все будет в порядке, если только мой мотор не забарахлит.

– Надо же, – сказал Малыш, – ведь тогда мы плюхнемся вниз.

– Плюх! Конечно плюхнемся, – обрадовался Карлссон. – Так ведь это дело житейское, – сказал он и махнул рукой.

Малыш решил тоже считать, что это дело житейское. Он написал маме записку и оставил ее на столе:

«Я навирху у Карлссона который живет на крыши».

Лучше всего было бы, конечно, успеть вернуться прежде, чем они найдут записку. Но если уж его хватятся, нужно, чтобы они обязательно узнали, где он. Иначе будет такой же шум, как в тот раз, когда они были у бабушки, а он решил прокатиться на поезде. После мама заплакала и спросила его: «Скажи, Малыш, почему ты не сказал мне, что хочешь прокатиться на поезде?» – «Потому что я хотелпрокатиться».

Вот и на сей раз он собирался полететь с Карлссоном на крышу, поэтому лучше было никому об этом не говорить. А если они хватятся его, он всегда сможет оправдаться тем, что оставил записку.

Но вот Карлссон приготовился стартовать. Он нажал кнопку на животе, мотор зажужжал.

– Ну, хоп! Прыгай мне на спину! Летим!

И они полетели. Вылетели в окно и поднялись в воздух. Карлссон сделал лишний вираж над крышей ближайшего дома, чтобы проверить, хорошо ли работает мотор. Но мотор стучал ровно и четко, так что Малышу было вовсе не страшно, а, наоборот, весело.

Под конец Карлссон приземлился на их собственную крышу.

– Посмотрим, сможешь ли ты найти мой дом, – сказал Карлссон. – Я не буду говорить, что он стоит за трубой, ты должен сам найти.

Малышу до сих пор никогда еще не доводилось бывать на какой-нибудь крыше. Но он не раз видел дяденек, которые, привязав к поясам веревки, ходили по крышам, сбрасывая снег. Малыш завидовал им, но теперь он был таким же счастливым, как они, хотя и не был привязан веревкой. Когда же он, балансируя, подошел к трубе, под ложечкой у него как-то странно защекотало. За трубой оказался домик Карлссона. Ах какой хорошенький был этот домик! С зелеными рамами и симпатичной лесенкой, на которой можно было посидеть, если захочешь. Но сейчас Малышу хотелось поскорее войти в дом и поглядеть на паровые машины, на картины с петухами и на все-все, что было у Карлссона.

На двери висела табличка, чтобы все знали, кто здесь живет. На ней было написано:

КАРЛССОН, КОТОРЫЙ ЖИВЕТ НА КРЫШЕ, -

самый лучший в мире Карлссон.

Карлссон распахнул настежь дверь и крикнул:

– Добро пожаловать, милый Карлссон… и ты, Малыш, тоже!

И он первым вбежал в комнату.

– Я должен лечь в постель – ведь я самый больной на всем свете! – крикнул он и плюхнулся ничком на красный деревянный диванчик, стоявший у стены.

Малыш тоже вошел в комнату. Его так и распирало от любопытства.

Он сразу же увидел, как уютно в домике Карлссона. Кроме диванчика, здесь стояли верстак, служивший, вероятно, Карлссону столом, шкаф и несколько стульев. Еще был очаг с железной решеткой. Видно, здесь Карлссон готовил себе еду.

Но паровых машин в комнате что-то не было видно. Малыш огляделся по сторонам и наконец спросил:

– А где твои паровые машины?

– Хм… Мои паровые машины… взорвались все до одной. Не иначе как предохранительные клапаны были не в порядке! Но это пустяки, дело житейское, горевать об этом не стоит.

Малыш снова оглядел комнату.

– А где же твои картины с петухами? Они что, тоже взорвались? – ехидно спросил Малыш, рассердившись на Карлссона.

– Вовсе нет. А что же это тогда, по-твоему? – спросил тот, показав на картонку, прибитую гвоздем рядом со шкафом.

В углу картонки и в самом деле был нарисован петух, маленький красный петушок. Больше на картонке никаких рисунков не было.

– Эта картина называется «Ужасно одинокий петух», – заявил Карлссон.

Малыш взглянул на петушка. Неужели тысячи картин с петухами превратились в домике Карлссона в одного замухрышку петушка?

– Очень одинокий петух, нарисованный лучшим в мире рисовальщиком петухов, – с дрожью в голосе сказал Карлссон. – Ах какая красивая и печальная эта картина! Но сейчас мне плакать никак нельзя, а то поднимется температура.

Он откинулся на подушки и приложил руку ко лбу.

– Ты собирался заменить мне маму, так давай, начинай!

Малыш не знал толком, с чего начать.

– У тебя есть какие-нибудь лекарства? – спросил он нерешительно.

– Да, есть, но принимать мне ни одно из них неохота… А у тебя есть монетка в пять эре?

Малыш нашарил в кармане пятиэровую монету.

– Дай мне, – велел Карлссон.

Малыш протянул ему денежку. Карлссон крепко зажал ее в руке. Вид у него был хитрый и довольный.

– Я знаю, какое мне нужно принимать лекарство, – сказал он.

– Ну и какое же? – спросил Малыш.

– Лекарство Карлссона, который живет на крыше, – чмок-чмок-вкуснятина! Возьми половину карамели, половину шоколада и смешай все хорошенько с крошками печенья. Давай-ка сделай его, и я сразу приму. Это здорово помогает при температуре.

– Вряд ли это поможет, – удивился Малыш.

– Давай поспорим на шоколадку, – сказал Карлссон.

– Давай, – ответил Малыш.

Он достал из кармана две плитки шоколада и положил на верстак так, чтобы их было видно, и начал приготовлять лекарство по рецепту Карлссона. Он взял маленькие карамельки, малиновый мармелад, тянучки и смешал все это в чашке. Потом добавил туда кусочки шоколада и сверху посыпал крошки овсяного печенья. Такого лекарства Малыш в жизни не видел, но выглядело оно аппетитно, и ему самому захотелось слегка заболеть, чтобы такое попробовать. Но Карлссон сидел на постели, разинув рот, как птенец, и Малыш поспешил достать ложку.

– Дай мне большую дозу! – велел Карлссон, и Малыш послушался его.

Потом они немного подождали, снизится ли температура.

Через полминуты Карлссон сказал:

– Ты был прав, не помогло. Жар у меня не прошел. Дай мне лучше плитку шоколада.

–  Тебедать плитку шоколада? – удивился Малыш. – Да ведь это я выиграл!

– Ну и что? Мало ли что ты выиграл! Что же, теперь мне нельзя съесть шоколадку? Где же справедливость? А ты просто-напросто гадкий мальчишка, хочешь сам съесть шоколад, а ведь жар-то у меня, а не у тебя.

Малыш неохотно протянул Карлссону плитку шоколада, и тот тут же вонзил в нее зубы. Набив рот, Карлссон сказал:

– Ладно, перестань дуться. В другой раз я выиграю, и тогда ты получишь шоколадку.

Он продолжал усердно жевать, а когда съел последний кусочек, откинулся на подушки и тяжело вздохнул.

– Бедняжки больные! – воскликнул он. – Бедняжка я, бедняжка. Ясное дело, можно попробовать, не станет ли мне лучше от двойной порции чмок-чмок-вкуснятины, да только я в это ни капельки не верю…

– Нет, я думаю, двойная порция поможет. Поспорим?

Малыш был тоже не так прост. Он, конечно, не верил, что Карлссона вылечит «чмок-чмок-вкусня-тина», прими он хоть тройную дозу, но ему ужасно хотелось проиграть пари. Потому что у него осталась одна-единственная шоколадка. А если Карлссон проиграет, она достанется Малышу.

– Я не против, давай поспорим. Давай намешай мне двойную порцию! Чего только не съешь, лишь бы полегчало! Остается только пробовать и ждать, помогло ли.

Малыш смешал двойную дозу и скормил ее Карлссону, который с удовольствием разевал рот и жевал вкусную кашицу.

Потом они молча стали ждать. Не прошло и минуты, как Карлссон, сияя от радости, вскочил с постели.

– Вот чудеса! – закричал он. – Меня больше не лихорадит, температура нормальная. Ты опять выиграл. Давай сюда шоколадку!

Малыш со вздохом отдал ему последнюю плитку. Карлссон поглядел на него с упреком:

– Злюкам, как ты, незачем держать пари. Биться об заклад могут лишь такие, как я. Я, например, сияю, как солнышко, даже если проиграю.