Текст книги "Карлссон, который живет на крыше (Пер. Л. Брауде и Н. Белякова)"

Автор книги: Астрид Линдгрен

– Ты что, не слышишь, что я говорю? Они сидели и держали друг друга за руки, ну и чудаки!

КАРЛССОН СТАНОВИТСЯ ПЕРВЫМ В МИРЕ БОГАЧОМ

Настал день, который Малыш никогда не забудет. Удивительно, он проснулся очень рано сам, а не от криков лучшего в мире Карлссона. Малыш быстро выскочил в тамбур, чтобы взять газету и посмотреть комиксы – истории в картинках, пока ее не отберет дядя Юлиус.

Но в это утро разглядывать комиксы ему не пришлось. Бедный Малыш! Он успел взглянуть лишь на первую страницу газеты. Там красовался огромный заголовок, при виде которого у него на лбу выступил холодный пот:

ЗАГАДКА РАЗГАДАНА. ЭТО БЫЛ НЕ ШПИОН.

Под заголовком была помещена фотография моста Вестербрун, а над мостом… да, в этом не было никакого сомнения, парил Карлссон. Там был еще один снимок крупным планом, на котором Карлссон широко улыбался и показывал свой пропеллер и стартовую кнопку на животе.

Малыш начал читать статью. Он читал и плакал.

«Вчера в нашей редакции побывал удивительный посетитель. К нам пришел „красивый, чертовски умный и в меру упитанный мужчина“, как он себя аттестовал, и попросил награду в десять тысяч крон. Он заявил, что является той самой летающей загадкой Васастана и что он вовсе никакой не шпион, чему мы поверили. „Я шпионю только за такими, как Юлле-Сказколюб и Домокозлючка“, – объяснил он. Это прозвучало по-детски невинно, и, насколько мы могли понять, этот „шпион“ не кто иной, как маленький, но невероятно толстый школьник, „лучший ученик в классе“, по его утверждению. Но у этого мальчика есть нечто такое, чему может позавидовать каждый ребенок, а именно – маленький моторчик и пропеллер, с помощью которого он может летать. Вы это сами можете увидеть на снимке. Мальчик утверждал, что моторчик сконструирован лучшим в мире изобретателем, но отказался подробно рассказать об этом. Мы сказали ему, что этот изобретатель мог бы стать мультимиллионером, если бы занялся массовым производством таких моторчиков. Но мальчик на это ответил: „Нет уж, спасибо! Не хватало, чтобы летающие мальчики заполонили все небо, достаточно и нас двоих с Малышом!“»

Тут Малыш все же улыбнулся. Подумать только, Карлссон хочет летать только с ним, и больше ни с кем! Но потом он всхлипнул и продолжал читать:

«Нужно признать, что этот мальчик несколько необычен. Он болтал как-то бессвязно, на вопросы отвечал странно и даже не пожелал сказать, как зовут его родителей. „Мамулька у меня – мумия, а папашка – Йон Плунт“ – это все, что мы могли вытянуть из него. Плунт напоминает что-то английское. Возможно, отец мальчика – англичанин. Во всяком случае, как мы поняли из болтовни ребенка, он знаменитый летчик. Очевидно, интерес к полетам сын унаследовал от отца. Мальчик тут же потребовал вознаграждение. „Это я должен получить награду, – сказал он, – а вовсе не Филле и Рулле или еще какой-нибудь воришка“. Он пожелал, чтобы всю сумму ему выдали пятиэровыми монетами. „Ведь только пятиэровики и есть настоящие деньги“, – заявил он. Он удалился от нас с карманами, битком набитыми пятиэровыми монетами. Остальное он скоро заберет, когда придет к нам с тележкой. „И не вздумайте куда-нибудь подевать мои деньги, – пригрозил он, – а не то явится скрагга и заберет вас“. Мы познакомились с занятным индивидуумом, хотя и не все поняли из того, что он нам сказал „Запомните, – добавил он на прощание, – что вы заплатили мне всего лишь за один большой палец на ноге“».

С этими словами он вылетел в окно и умчался в направлении Васастана.

Как ни странно, мальчик не носит фамилии своего отца – Плунт. Поэтому он и отказался нам ее сообщить. Он также запретил нам публиковать в газете его имя. «Малыш этого не хочет», – сказал он. По-видимому, малыш – это его младший братишка, которого он очень любит. Стало быть, мы не имеем права называть его имя. Намекнем лишь, что начало его «Карл», а окончание – «сон». Ведь если человек не хочет, чтобы его имя упоминали в газете, то он имеет на это право.

Поэтому мы и называем этого мальчика просто «мальчик», а не «Карлссоном», как его зовут на самом деле.

– По-видимому, Малыш – его младший братишка, – пробормотал Малыш и снова всхлипнул. Потом он подошел к сигнальному проводу и со злостью дернул его. Сигнал означал: «Иди сюда!»

И Карлссон явился. С жужжанием он влетел в окно, возбужденный и веселый, как шмель.

– А что, в газетах сегодня не пишут ничего особенного? – лукаво спросил он и вырыл персиковую косточку. – Если в самом деле есть что-то стоящее, прочитай мне!

– И не стыдно тебе!? – воскликнул Малыш. – Неужели ты не понимаешь, что все испортил? Теперь нас с тобой никогда не оставят в покое.

– А кто, по-твоему, хочет, чтобы его оставили в покое? – спросил Карлссон, вытирая свои запачканные в земле руки о пижаму Малыша. – Все должно быть хейсан-хоппсан-хоп-ля-ля! Иначе я не играю, сам знаешь. Ну, давай читай!

И Малыш стал читать, а Карлссон тем временем летал взад-вперед перед зеркалом и любовался собой. Малыш пропустил слова «невероятно толстый» и все, что могло огорчить Карлссона, но остальное прочитал от начала до конца, и Карлссон прямо-таки раздулся от восторга.

– С занятным индивидуумом, то есть со мной! Да, чистую правду написали в этой газете.

– «По-видимому, Малыш – это его младший братишка, которого он очень любит», – прочитал Малыш и робко взглянул на Карлссона. – Что, это тоже правда?

Карлссон остановился на секунду, чтобы подумать.

– Да, как ни странно, – словно бы нехотя признался он. – Подумать только, что можно любить такого маленького глупого мальчишку! Это могу только я по своей доброте, ведь я самый добрый и хороший… ну, читай дальше!

Но Малыш не мог читать, в горле у него стоял комок. Подумать только, Карлссон на самом деле любил его! Тогда все остальное неважно, пусть будет как будет!

– Ведь правда здорово, что я велел этим газетчикам не писать, как меня зовут? – спросил он. – Это ради тебя я действую тайно, ужасно тайно.

Потом он схватил газету и стал любоваться фотографиями.

– До чего же я красивый, с ума сойти можно, – сказал он. – И в меру упитанный, просто даже не верится, погляди сам!

Он сунул газету под нос Малышу, потом снова потянул ее к себе и с чувством поцеловал снимок, на котором он показывал стартовую кнопку.

– Ха, мне просто хочется кричать «Ура!», когда я смотрю на свое фото.

Но Малыш вырвал газету у него из рук.

– Ни фрёкен Бокк, ни дядя Юлиус не должны видеть эту газету, – сказал он. – Ни за что на свете!

Он запрятал газету подальше в свой ящик. Минуту спустя дядя Юлиус сунул нос в комнату Малыша и спросил:

– Газета у тебя, Малыш?

Малыш покачал головой:

– Нет, не у меня!

– Ведь она была не у тебя, а в ящике стола, – объяснил позднее Карлссон.

Впрочем, дядя Юлиус, судя по всему, не очень-то жаждал читать газету. Видно, мысли у него были о другом, о чем-то более приятном. Потому что вид был у него необычно веселый. И к тому же он спешил на прием к доктору. В последний раз. Через несколько часов дядя Юлиус собирался ехать домой в Вестерйётланд.

Фрёкен Бокк помогла ему надеть пальто. Малыш и Карлссон слышали, как она наставляла его. Мол, нужно хорошенько застегнуться, беречь горло, остерегаться машин на улице и не курить так рано утром.

– Что это с Домокозлючкой? – удивился Карлссон. – Никак, она решила, что он ее муж?

Да уж, этот день был на самом деле полон неожиданностей

Стоило дяде Юлиусу уйти, как фрёкен Бокк бросилась к телефону кому-то звонить. И так как она говорила громко, Карлссон и Малыш слышали каждое ее слово.

– Алло! Это ты, Фрида? – выпалила она. – Как ты себя чувствуешь? Нос у тебя цел?.. Хм, ты так считаешь? Ну, о моем носе ты можешь больше не беспокоиться, потому что я вместе с ним собираюсь перебраться в Вестерйётланд, да, я переезжаю туда… Нет, вовсе не в качестве домоправительницы… Я выхожу замуж, хоть я и некрасива. Что ты на это скажешь? Да, конечно, сообщу, за господина Юлиуса Янссона, именно за него… вот так-то. И считай, что ты, дорогая Фрида, говоришь сейчас уже с фру Янссон. Я вижу, ты растрогана, я слышу, ты плачешь, ну-ну, Фрида, не вой, найдешь себе нового карманника и грабителя, не сомневаюсь… Ну, мне некогда больше с тобой болтать, мой жених может прийти с минуты на минуту… Остальное узнаешь после, дорогая…

Карлссон уставился на Малыша, вытаращив глаза.

– Неужели для таких чокнутых нет хорошего горького лекарства? – воскликнул он. – Ведь если есть, то нам нужно немедленно дать дяде Юлиусу большую дозу!

Но Малыш про такое лекарство не слышал. Карлссон сочувственно вздохнул и, когда дядя Юлиус вернулся домой, тихонько подошел к нему и сунул ему в руку пятиэровую монетку.

– Это еще зачем?

– Купи себе что-нибудь в утешение, – мрачно ответил Карлссон. – Это тебе сейчас ох как понадобится!

Дядя Юлиус поблагодарил его, но заявил, что он так весел и счастлив, что никакие пятиэровики в утешение ему не нужны.

– Хотя я понимаю, вы, мальчики, огорчитесь, когда узнаете, что я забираю у вас тетю Хильдур.

– Тетю Хильдур? – удивился Карлссон. – А кто это такая, елки-моталки?

И когда Малыш объяснил ему, о ком идет речь, он долго хохотал.

Но дядя Юлиус продолжал болтать о том, как он счастлив. Он повторял, что никогда не забудет эти счастливые дни. И прежде всего то, что ему открылся здесь удивительный сказочный мир. Разумеется, иногда ему становилось страшно, например когда за окном летали ведьмы, он этого не отрицает, и все же…

– Вовсе не ведьмы, – перебил его Карлссон, – а скрагги, дикие, опасные, страшенные!

Во всяком случае, по словам дяди Юлиуса, он жил в том же самом мире, что и его предки, и там ему было хорошо. Хотя лучшее из того, что эти дни подарили ему, разумеется, сказочная принцесса по имени Хильдур. Теперь у него будет собственная принцесса, и скоро состоится свадьба!

– Сказочная принцесса по имени Хильдур! – повторил Карлссон с сияющими от восторга глазами.

Он долго смеялся, потом посмотрел на дядю Юлиуса, покачал головой и снова захохотал.

А фрёкен Бокк хлопотала на кухне, такая веселая, какой Малыш еще никогда ее не видел.

– Мне тоже нравятся ведьмы, – сказала она, – ведь если бы эта чертовка не пролетела вчера вечером мимо окна, Юлиус не бросился бы мне на шею и ничего бы не случилось.

Карлссон от возмущения прямо-таки подпрыгнул.

– Хорошенькое дельце, – начал было он сердито, но тут же пожал плечами и добавил: – Впрочем, это дело житейское! Хотя я не думаю, что скрагги будут теперь летать над Васастаном.

При мысли о свадьбе у фрёкен Бокк становилось все радостнее на душе.

– А ты, Малыш, будешь нести на свадьбе шлейф моего платья, – сказала она и похлопала его по щеке. – Я сошью тебе черный бархатный костюм. Подумай только, какой ты в нем будешь хорошенький!

Малыш вздрогнул. Черный бархатный костюм! Кристер и Гунилла умрут от смеха!

Но Карлссон не смеялся, он разозлился.

– Если я не буду на свадьбе нести шлейф ее платья, то я не играю, – заявил он. – Я тоже хочу черный бархатный костюм, хочу тоже быть хорошеньким, а не то я не играю!

Теперь пришла очередь фрёкен Бокк смеяться:

– Веселая была бы свадьба, если бы тебя пустили в церковь!

– Я тоже так считаю! – обрадовался Карлссон. – Я в черном бархатном костюме стоял бы позади тебя и махал ушами, и время от времени давал салют. Ведь на свадьбе полагается давать салют.

Дядя Юлиус был счастлив и хотел, чтобы все радовались. Он сказал, что пусть и Карлссон будет на свадьбе. Но фрёкен Бокк заявила, что если Карлссон понесет шлейф ее свадебного платья, то она предпочитает не выходить замуж.

Наконец наступил вечер. Малыш сидел на крылечке у Карлссона и смотрел, как сгущаются сумерки, как зажигаются огни во всем Васастане и во всем Стокгольме, куда ни глянь.

Да, наступил вечер, Малыш сидел рядом с Карлссоном, и это было прекрасно. Где-то далеко в Вестерйётланде на маленькой станции притормозил поезд, и дядя Юлиус вышел из вагона. А где-то в Балтийском море качался на волнах по пути в Стокгольм теплоход, на борту которого плыли мама и папа. Фрёкен Бокк ушла на Фрейгатан подбодрить Фриду. Бимбо улегся на ночь в свою корзинку. А высоко на крыше сидел Малыш рядом со своим лучшим другом. Они ели свежие, только что испеченные фрёкен Бокк булочки, вынимая их из большого мешочка, и чувствовали себя отлично. И все же Малышу было тревожно. Да, нелегко быть лучшим другом Карлссона.

– Я пытался охранять тебя как мог, но теперь просто не знаю, что делать.

Карлссон взял из мешочка еще одну булочку и проглотил ее целиком.

– Ну и дурашка же ты! Ведь теперь они не могут продать меня газете и получить кучу пятиэровых монет, я им перекрыл кислород, так что у Филле, Рулле и всей этой компании пропала охота меня ловить. Ясно тебе?

Малыш тоже взял булочку и с задумчивым видом откусил кусочек.

– Нет, сам ты дурашка. Теперь в Васастан повалит народ. Толпы дураков захотят поглядеть, как ты летаешь, может, даже попытаются украсть твой моторчик и еще что-нибудь.

Карлссон ухмыльнулся:

– Неужели ты в самом деле так считаешь? Подумать только, если ты прав, то мы, пожалуй, сможем неплохо повеселиться вечерком.

– Скажешь тоже, повеселиться вечерком! – с досадой воскликнул Малыш. – Да у нас – ни у тебя, ни у меня – не будет ни одной спокойной минутки, не понимаешь ты, что ли?

Карлссон ухмыльнулся еще шире:

– В самом деле? Будем надеяться, что ты прав.

Малыш не на шутку рассердился.

– Да? – возмутился Малыш. – А что будет с тобой, если сюда заявятся толпы людей?

Карлссон склонил голову набок и хитро глянул на Малыша исподлобья:

– Ты ведь сам знаешь, есть три способа: ретировать, фигурить и филюрить. И я думаю все три использовать.

Вид у Карлссона был при этом такой лукавый, что Малыш невольно улыбнулся. Сначала он только хмыкнул, совсем тихонько, один раз, но потом не сдержался и залился смехом, к великому удовольствию Карлссона.

– Ха-ха! – воскликнул он и толкнул Малыша так, что тот чуть не свалился с лестницы и начал безудержно хохотать – ведь самое веселое и забавное только теперь и начнется!

А Карлссон сидел на лесенке и любовался грязными большими пальцами, которые торчали из его грязных носков.

– Нет, их я не продам, – заявил он. – Даже не уговаривай меня, Малыш! Нет, эти пальцы принадлежат первому в мире богачу, теперь они не продаются.

Он сунул руку в карман и радостно побренчал монетами.

– Ха-ха. Богатый, красивый, весь такой умный и в меру упитанный мужчина в цвете лет – это я и есть. Лучший в мире Карлссон во всех отношениях. Ясно тебе, Малыш?

– Ясно, – ответил Малыш.

Но в карманах у Карлссона нашлось кое-что другое, кроме пятиэровых монеток. Там еще нашелся маленький револьвер. И не успел Малыш помешать Карлссону, как раздался револьверный выстрел, и его эхо прокатилось по всему Васастану.

«Началось!» – подумал Малыш, увидев, как в соседних домах распахнулись окна, и услышав взволнованные голоса.

Но Карлссон затянул песенку, в такт шевеля грязными большими пальцами, торчащими из носков:

 
Буду веселиться я с раннего утра,
буссе-биссе-бассе-биссе-бум-фаллера.
От моих проказ пойдет по дому шум,
буссе-биссе-бассе-биссе-бум.
Хейсан-хоппсан, хейсан-хоппсан, весело жить,
все вокруг должны меня любить.
Весело живу я, ой-ой-ой,
ты со мною вместе песню пой:
буссе-биссе-бассе-биссе-бой.