Текст книги "Карлссон, который живет на крыше (Пер. Л. Брауде и Н. Белякова)"

Автор книги: Астрид Линдгрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

В комнате наступила тишина, которую нарушало лишь чавканье Карлссона, уписывающего шоколад за обе щеки. Наконец Карлссон сказал:

– Но раз ты такой жадный мальчишка, давай разделим все остальное по-братски. У тебя еще остались конфеты?

Малыш пошарил в кармане.

– Три штуки, – ответил он и достал две тянучки и одну малиновую мармеладку.

– Три штуки, – сказал Карлссон, – разделить нельзя, это знает даже младенец.

Он взял из протянутой руки Малыша мармеладку и быстро проглотил ее.

– Вот теперьможно разделить.

Он посмотрел на две конфетки голодными глазами. Одна из них была чуть больше другой.

– По своей доброте и скромности, – заявил Карлссон, – я позволяю тебе первому выбирать. Ты ведь, поди, знаешь, что тот, кто выбирает, берет самую маленькую…

Малыш подумал немного и сказал:

– Тогда сначала выбирай ты.

– Ну, раз ты настаиваешь… – ответил Карлссон и, схватив конфету побольше, запихал ее в рот.

– Как же так, ведь ты сказал, что тот, кто выбирает первым, берет самую маленькую?

– Послушай-ка, сладкоежка, – возмутился Карлссон, – а если бы ты выбирал первым, какую бы ты взял?

– Я взял бы самую маленькую, это уж точно, – серьезно ответил Малыш.

– Тогда чего шуметь, ты ее и так получил.

Малыш снова призадумался. Может, это и есть, как говорит мама, «здравое рассуждение»?

Но долго сердиться Малыш не умел. Как бы там ни было, здорово, что жар у Карлссона спал. И Карлссон с этим согласился.

– Я напишу всем докторам, как надо лечить больных от высокой температуры. Посоветую им прописывать «чмок-чмок-вкуснятину» – лекарство Карлссона, который живет на крыше. Лучшее в мире лекарство от высокой температуры!

Малыш еще не съел свою тянучку. Она выглядела такой вязкой и вкусной, что ему хотелось сначала немножко полюбоваться ею. Ведь стоит только начать тянучку жевать, как ее тут же не станет.

Карлссон тоже уставился на конфетку Малыша.

– Спорим, – предложил он, – что я могу поколдовать, и твоя тянучка исчезнет, а ты даже не заметишь, как это случилось.

– Не сможешь, не исчезнет, если я буду все время держать ее в руке и смотреть на нее.

– Спорим?

– Нет, – ответил Малыш. – Я точно знаю, что выиграю, и тогда тянучка достанется тебе…

Малыш знал, что нельзя делать ничего на спор, ведь он всегда проигрывал, когда спорил с Буссе или с Беттан.

– Тогда давай спорить по-настоящему, по-правдашнему, – предложил Малыш, – тянучка достанется тому, кто выиграет.

– Как хочешь, жадный мальчишка, – согласился Карлссон. – Спорим, что я поколдую и ты не заметишь, как тянучка исчезнет.

– Валяй, – согласился Малыш.

– Хокус-покус-филиокус, – сказал Карлссон и схватил тянучку. – Хокус-покус-филиокус, – повторил он и запихал ее в рот.

– Погоди! – закричал Малыш. – Ведь я точновидел, как ты ее схватил…

– Неужели? – спросил Карлссон и быстро проглотил конфету. – Значит, ты снова выиграл. Я еще никогда не встречал мальчишку, который бы все время выигрывал!

– Да… а как же тянучка? – спросил, окончательно растерявшись, Малыш. – Ведь тянучка должна достаться тому, кто выиграл.

– Совершенно верно, – подтвердил Карлссон. – Но ведь я поколдовал, и она исчезла. А теперь спорю, что мне не наколдовать, чтобы она появилась обратно.

Малыш промолчал. Но про себя подумал: «Как только увижу маму, скажу ей, что „разумные рассуждения“ ни к чему, когда надо решить, кто прав».

Он сунул руки в карманы. И подумать только, в одном кармане оказалась тянучка, которую он раньше не заметил. Большая, вязкая, мировая тянучка! Малыш засмеялся.

– Спорим, что у меня есть еще одна тянучка и что я съем ее сейчас, – сказал он и быстро сунул тянучку в рот.

Карлссон нахмурился и сел в кровати.

– Ты обещал мне быть вместо мамы, – упрекнул он Малыша, – а сам только и знаешь, что объедаешься. Никогда еще не встречал такого жадного мальчишку.

Он замолчал и вовсе помрачнел.

– Между прочим, ты мне не дал пять эре за то, что шарф кусает мне шею.

– Но я же тебе не завязывал шею шарфом.

– Так ведь у меня во всем доме нет ни одного шарфа. А если бы был, то ты бы мне его надел и он кусал бы мне шею, и тогда бы ты дал мне пять эре.

Он умоляюще, со слезами на глазах, поглядел на Малыша.

– Выходит, по-твоему, я должен страдать, оттого что в доме нет шарфа?

Малыш решил, что Карлссон, который живет на крыше, прав, и отдал ему последние пять эре.

КАРЛССОН ПРОКАЗНИЧАЕТ

– А сейчас мне хочется немножко почудить, – сказал Карлссон чуть позднее. – Давай-ка прогуляемся по крышам. Наверняка найдем что-нибудь интересное.

Малыш с радостью согласился. Он взял Карлссона за руку, и они вышли на крышу. Начало смеркаться, и все вокруг стало вдруг так красиво. Небо было по-весеннему синее, в сгущавшихся сумерках Дома казались таинственными и загадочными, внизу парк, в котором любил играть Малыш, зеленел как-то по-особенному, и аромат большого бальзамического тополя поднимался до самой крыши.

Прогуливаться в такой вечер по крыше было просто замечательно. Какие только звуки не доносились из распахнутых окон: голоса взрослых, смех и плач детей. Где-то поблизости в кухне мыли посуду, звенел фарфор, а где-то рядом скулила собака, кто-то бренчал на рояле. Внизу на улице ревел мотоцикл, потом рев замер и загромыхала телега, каждый стук колес долетал до крыши.

– Если б только люди знали, как хорошо здесь на крыше, – сказал Малыш, – никто б не гулял по улице. Ой, до чего же здесь здорово!

– Да уж, тут не соскучишься, – добавил Карлссон, – того и гляди, свалишься. Я покажу тебе места, где я каждый раз чуть-чуть не сваливаюсь вниз.

Дома стояли вплотную друг к другу, и можно было переходить с одной крыши на другую. Здесь было столько разных затейливых выступов над чердачными окнами, сточных труб, уголков и углублений! Карлссон был прав, говоря, что соскучиться здесь нельзя, ведь они в самом деле не раз чуть не свалились вниз. В одном месте между двумя домами было порядочное расстояние, и тут-то Малыш чуть было не рухнул вниз. Нога Малыша уже свесилась с края крыши, но Карлссон в последнюю секунду подхватил его.

– Весело, не правда ли? – воскликнул Карлссон. – Что я тебе говорил! Слабо тебе попробовать еще разок!

Но Малышу пробовать еще раз почему-то не захотелось. Этого «чуть было» хватило с него вполне. На их пути попадались такие места, где приходилось цепляться за что попало и руками, и ногами, чтобы не скатиться с крыши. Ведь Карлссону хотелось, чтобы Малыш как следует повеселился, и он старался выбирать дорогу потруднее.

– Давай-ка пошалим немного. Я частенько слоняюсь вечерами по крыше и подшучиваю над людьми, которые живут в мансардах.

– А как ты над ними подшучиваешь? – спросил Малыш.

– Ну, ясное дело, шуток у меня много. Никогда не повторяю одну шутку два раза. Угадай, кто самый лучший в мире шутильщик?

И вдруг где-то совсем рядом громко заплакал ребенок. Малыш слышал его плач и раньше, но потом ребенок замолчал. Видно, решил немного отдохнуть, а тут снова заревел. Плач раздавался из ближайшей мансарды очень одиноко и жалобно.

– Бедняжка, – сказал Малыш, – может, у него болит живот.

– Сейчас мы это узнаем, – заявил Карлссон. – Иди сюда!

Они спустились к окну по водосточной трубе, и Карлссон осторожно заглянул в комнату.

– Так и есть, он совсем один, – сказал он. – Видно, папа с мамой где-то мотаются.

Ребенок заплакал еще жалобнее.

– Только без паники! – воскликнул Карлссон и вскочил на подоконник. – Сюда явился Карлссон – лучший в мире ухаживальщик за детьми.

Малышу не хотелось висеть одному на трубе. Он вслед за Карлссоном переполз ужом подоконник, хотя и боялся, что родители ребенка вздумают вернуться домой.

Но Карлссон ничего не боялся ничуточки. Он подошел к кроватке, в которой лежал ребенок, и потрогал его подбородок своим пухленьким указательным пальцем.

– Тю-тю-тю, карапуз! – лукаво сказал он.

Потом повернулся к Малышу:

– Так всегда говорят маленьким детям, и им это ужасно нравится!

От удивления ребенок перестал плакать, но тут же опомнился и заревел снова.

– Тю-тю-тю-тю, карапуз! – повторил Карлссон. – А потом нужно делать вот так.

Он вынул ребенка из кроватки и несколько раз подкинул его на руках к потолку. Видно, малютке это понравилось, потому что он вдруг улыбнулся беззубым ртом.

Вид у Карлссона был очень гордый.

– Развеселить ребенка проще простого, – сказал он. – Лучший в мире ухаживальщик за деть…

Он не успел докончить фразу, потому что ребенок снова заплакал.

– Тю-тю-тю, карапуз! – сердито прорычал Карлссон и изо всех сил подкинул ребенка к потолку. – Я сказал: «Тю-тю-тю, карапуз», неясно тебе, что ли?

Малютка заревел во всю мочь, и Малыш протянул к нему руки.

– Иди ко мне! Дай мне его, – попросил Малыш. Он очень любил маленьких детей и не раз уговаривал маму с папой подарить ему маленькую сестренку, раз они не хотят купить собаку.

Он взял запеленутого крошку у Карлссона и ласково обнял его.

– Не плачь, будь умницей, – сказал он.

Малютка замолчал и уставился на него блестящими серьезными глазками, а потом снова улыбнулся и что-то тихонько залепетал.

– Это мое «тю-тю-тю» помогло, – заявил Карлссон. – Это средство всегда помогает, я его пробовал тысячу раз.

– Интересно, как зовут эту малявку, – сказал Малыш и погладил указательным пальцем мягкую щечку ребенка,

– Гулль-Фия [3]3
  Гулль (от шведского «гульд» – золото) – здесь – золотко (разг.).


[Закрыть], – ответил Карлссон, – их почти всех так зовут.

Малыш никогда не слышал, чтобы какого-нибудь ребенка так звали, но решил, что лучшему в мире ухаживальщику за детьми лучше известно, как зовут большинство детей.

– Я вижу, Гулль-Фия, – сказал Малыш, – что ты проголодалась.

Потому что Гулль-Фия схватила его палец и начала сосать.

– Говоришь, она проголодалась? Ну так здесь есть колбаса и картошка, – сообщил Карлссон, заглянув на кухню. – Ни один ребенок не умрет с голоду, покуда Карлссон в состоянии притащить колбасу и картошку.

Малыш подумал, что Гулль-Фия вряд ли сможет есть колбасу и картошку.

– Таких маленьких детей, наверное, кормят молоком.

– Думаешь, лучший в мире ухаживальщик за детьми не знает, чем кормят детей? Ну да ладно, я могу слетать за коровой!

Он бросил сердитый взгляд в окно.

– Хотя протащить через это окно коровенку будет нелегко.

Гулль-Фия отчаянно искала палец Малыша и жалобно пищала. Похоже было, что она в самом деле проголодалась.

Малыш заглянул в кухонный уголок, но молока там не нашел. Все, что он увидел, – три кусочка колбасы на блюдечке.

– Только без паники! – сказал Карлссон. – Теперь я вспомнил, где можно раздобыть молока. Я сам там иной раз выпиваю глоток-другой. Хейсан-хоппсан! Я сейчас вернусь.

Карлссон нажал кнопку на животе, пропеллер зажужжал, и не успел Малыш и глазом моргнуть, как Карлссон вылетел в раскрытое окно.

Малыш ужасно испугался. Подумать только, а вдруг Карлссон, как всегда, пропадет на несколько часов! А родители этой малявки сейчас вернутся домой и застанут его с Гулль-Фией на руках!

Но долго волноваться Малышу не пришлось. На этот раз Карлссон постарался вернуться поскорее. Он влетел в окно, гордый, как петух, держа в руках бутылку с соской, из которой обычно грудные дети пьют молоко.

– А где ты взял эту штуку? – спросил удивленный Малыш.

– На своем обычном молочном месте, – ответил Карлссон. – На одном балконе в Эстермальме [4]4
  Эстермальм – центральный район Стокгольма.


[Закрыть].

– Так ты ее украл? – ужаснулся Малыш.

– Я ее одолжил.

– Одолжил?.. А когда ты собираешься вернуть?

– Никогда, – ответил Карлссон.

Малыш строго посмотрел на него, но Карлссон, пошевелив растопыренными пальчиками, сказал:

– Маленькая бутылочка молока – дело житейское. Я одолжил ее у родителей тройни. У них на балконе полным-полно таких бутылочек в ведерках со льдом. Да они даже обрадуются, что я одолжил у них молоко для Гулль-Фии.

Гулль-Фия протянула ручонки к бутылке и снова захныкала от голода.

– Я подогрею ее немножко, – быстро сказал Малыш и передал Гулль-Фию Карлссону. Карлссон заорал: «Тю-тю-тю, карапуз!», а Малыш стал подогревать молоко в кухонном углу.

Чуть погодя Гулль-Фия уже лежала в своей кроватке и спала, как маленький ангел. Она была сыта и довольна, Малыш хорошенько укрыл ее, и, хотя Карлссон щекотал ее указательным пальцем и кричал «тю-тю-тю, карапуз», Гулль-Фия уснула – она наелась и устала.

– А теперь, – сказал Карлссон, – прежде чем уйти, давай попроказничаем немножко.

Он заглянул в кухонный уголок и принес три кружочка колбасы.

Малыш посмотрел на него с удивлением.

– Сейчас ты увидишь, как я проказничаю, – заявил Карлссон и подвесил кусочек колбасы на ручку кухонной двери.

– Это номер один, – объяснил он и кивнул с довольным видом. Потом он быстрым шагом подошел к бюро, на котором стоял фарфоровый голубь. Малыш и ахнуть не успел, как Карлссон напялил кусочек колбасы голубю на клюв.

– Это номер два, – сказал Карлссон, – а номер три получит Гулль-Фия.

Он надел третий кусочек колбасы на маленькую палочку и сунул ее в ручку спящей Гулль-Фии.

Это выглядело очень смешно, можно было подумать, что Гулль-Фия сама сходила в кухню, принесла колбасу и заснула, не успев ее съесть. Но Малыш все же сказал:

– Не надо, не делай этого, пожалуйста.

– Только без паники! – ответил Карлссон. – Это отучит ее маму с папой гулять по вечерам.

– Как это? – спросил Малыш.

– Крошку, которая сама может принести колбасу, нельзя оставлять дома одну. Ведь кто знает, что она может принести в следующий раз… может быть, папину бутылку пива, купленную на воскресенье.

Он поправил кусочек колбасы на палочке в ручонке Гулль-Фии.

– Только без паники! – сказал Карлссон. – Лучший в мире ухаживальщик за детьми знает, что делает.

И тут Малыш услыхал шаги на лестнице и подскочил от страха.

– Ой, они идут, – прошептал он.

– Только без паники! – воскликнул Карлссон, и они оба бросились к окну. Малыш услышал, как в замок вставляют ключ, и уже потерял всякую надежду спастись, но все же он успел перебраться через подоконник. Секунду спустя он услышал, как кто-то сказал:

– Мамочкина крошка Сусани спит себе и спит.

– Да, она спит себе и спит, – подхватил другой голос.

Но тут послышался крик. И Малыш понял, что мама с папой увидели в руке ребенка колбасу.

Он не стал слушать их разговор и прыжком догнал Карлссона, спрятавшегося за трубой.

– Хочешь поглядеть на двух мошенников? – спросил Карлссон, когда они немного отдышались. – У меня тут в другой мансарде живут два первостатейных мошенника.

Это звучало так, будто речь шла о его собственных мошенниках. Конечно, они не были его собственными, но Малышу все же захотелось их увидеть.

Из окна мансарды слышались голоса, смех и шум.

– Веселья хоть отбавляй, – сказал Карлссон. – Пошли посмотрим, что их так забавляет.

Они прокрались вдоль водосточного желоба.

Карлссон вытянул шею и заглянул внутрь. На окне висели занавески, но между ними был просвет и можно было разглядеть, что там творится.

– У мошенников гости, – шепнул Карлссон.

Малыш тоже заглянул в комнату. Там сидели двое, наверно это были мошенники, и с ними какой-то маленький, добродушный, скромный человек. Похоже было, будто он приехал из селения, где жила бабушка Малыша.

– Знаешь, что я тебе скажу, – зашептал Карлссон. – Мне кажется, эти мошенники тоже проказничают. Но я им этого не позволю.

Он заглянул в комнату еще раз.

– Держу пари, что они хотят облапошить этого беднягу в красном галстуке, – снова зашептал он.

Мошенники и человек в красном галстуке сидели за маленьким столом. Они ели и пили, и мошенники похлопывали человека в красном галстуке по плечу, повторяя:

– Как здорово, Оскар, что мы встретили тебя!

– Мне тоже это приятно, – отвечал Оскар. – Хорошо иметь в городе надежных друзей. А не то можно ведь вляпаться в какую-нибудь историю, попасть в лапы мошенникам.

Мошенники кивали ему в ответ.

– Ясное дело, можно нарваться на проходимцев, – сказал один из них. – Тебе здорово повезло, что ты встретил Филле и меня!

– Да уж, не повстречай ты Рулле и меня, мог бы влипнуть в историю.

– А сейчас давай-ка выпивай, закусывай и веселись, – добавил тот, кого звали Филле, и снова похлопал Оскара по плечу.

Но потом он сделал такое, что страшно удивило Малыша. Он как бы невзначай сунул руку в задний карман брюк Оскара, вытащил бумажник и осторожно переложил его в карман своих собственных брюк. А Оскар ничего не заметил, может быть, потому, что как раз в эту минуту Рулле повис у него на шее, похлопывая по плечу. Но когда Рулле перестал его похлопывать и разжал свои объятия, в его руке оказались часы Оскара. Эти часы Рулле запрятал в задний карман своих брюк. А Оскар опять ничего не заметил.

Но тут Карлссон, который живет на крыше, протянул между занавесками свою пухленькую ручку и вытащил бумажник из заднего кармана брюк Филле, и Филле тоже ничего не заметил… Рулле, Филле и Оскар еще поели и выпили, и тут Филле сунул руку в задний карман брюк и обнаружил, что бумажник исчез. Он сердито уставился на Рулле и сказал:

– Послушай-ка, Рулле, давай выйдем в прихожую, мне нужно тебе кое-что сказать.

Как раз в этот момент Рулле пошарил в своем кармане и понял, что часы исчезли. Он злобно поглядел на Филле и сказал:

– Отлично, мне тоже надо кое-что тебе сказать!

И Рулле с Филле вышли в прихожую, оставив бедного Оскара в одиночестве. Видно, ему стало скучно, потому что немного погодя он тоже вышел в прихожую поглядеть, куда подевались Филле и Рулле. Тогда Карлссон быстренько перебрался через подоконник и положил бумажник Оскара в супницу. Филле, Рулле и Оскар уже съели весь суп, так что бумажник не мог намокнуть. А часы Оскара он прицепил на потолочную лампу, они висели и болтались. Их-то в первую очередь и заметили Оскар, Рулле и Филле, когда вернулись в комнату из прихожей. Но Карлссона они не заметили, потому что тот залез под стол, а скатерть стола свисала до самого пола. Рядом с ним устроился Малыш, ведь он захотел остаться с Карлссоном, хотя ему и было страшно.

– Поглядите-ка, – воскликнул Оскар, – вот висят мои часы! Интересно, как они могли туда попасть?

Он снял часы с лампы и положил их в карман жилета.

– Надо же, а здесь лежит мой бумажник! – удивился он, заглянув в супницу. – Ну и ну!

Рулле и Филле поглядели на Оскара с восторгом, а Филле сказал:

– Я смотрю, не такие уж вы в деревне растяпы!

Потом Рулле, Филле и Оскар снова уселись за стол.

– Дорогой Оскар, съешь еще чего-нибудь и выпей, – предложил Филле.

И Оскар, Рулле и Филле принялись есть, пить и хлопать друг друга по плечу. Немного погодя рука Филле нырнула под стол и осторожно положила бумажник Оскара на пол. Видно, Филле решил, что здесь место надежнее, чем в его кармане. Но он ошибся: Карлссон сразу схватил бумажник и передал Рулле, который взял бумажник и сказал:

– Филле, я был не прав, ты человек порядочный.

Прошло еще немного времени, и под столом оказалась рука Рулле, она осторожно положила на пол часы Оскара. Тут Филле сказал:

– Ты настоящий друг, Рулле.

Но чуть погодя Оскар спохватился:

– А где мой бумажник? Где мои часы?

Мгновенно бумажник и часы оказались под столом, потому что Филле побоялся держать при себе часы, а Рулле не посмел держать бумажник в кармане, ведь Оскар мог поднять скандал. Он и в самом деле стал кричать, чтобы ему отдали часы и бумажник, но Филле ответил ему:

– Откуда нам знать, куда ты задевал свой дрянной бумажник!

А Рулле добавил:

– Не видели мы твоих старых часов, следи сам за своим барахлом!

Тогда Карлссон взял с пола сначала бумажник, потом часы и сунул их Оскару, а тот спрятал их и сказал:

– Спасибо, дорогой Филле, спасибо, Рулле. Только больше так шутить не надо.

Тут Карлссон пнул изо всех сил Филле по ноге, и тот заорал:

– Ты мне за это заплатишь, Рулле!

Затем Карлссон что было мочи пнул Рулле по ноге, и Рулле завопил:

– Ты что, спятил, Филле? Чего ты пинаешься?

Рулле и Филле бросились друг на друга, и завязалась такая драка, что тарелки полетели со стола и разбились, а Оскар испугался и убрался подобру-поздорову восвояси вместе с часами и бумажником.

Малыш тоже испугался, но уйти он не мог и, притаившись, сидел под столом.

Филле был сильнее Рулле, он загнал его в прихожую и решил там отделать его хорошенько. Карлссон и Малыш вылезли из-под стола. Увидев валявшиеся на полу осколки тарелок, Карлссон сказал:

– Раз все тарелки разбиты, зачем супнице оставаться целой? Ведь ей, бедняжке, будет так скучно одной!

И супница с дребезгом брякнулась на пол, а Карлссон и Малыш ринулись к окну и быстренько вскарабкались на подоконник.

И тут Малыш услыхал, что Филле и Рулле вернулись в комнату и Филле сказал:

– С какой стати ты, дурья башка, отдал ему часы и бумажник?

– Ты что, спятил? Ведь это ты сделал.

Карлссон захохотал так, что животик у него заколыхался, и воскликнул:

– Ну, на сегодня хватит проказничать!

Малыш тоже решил, что сыт этими проказами.

Стало уже довольно темно, и Малыш с Карлссоном, взявшись за руки, потопали по крышам назад к домику Карлссона, стоявшему на крыше дома, где жил Малыш. Они были уже у цели, когда послышался оглушительный рев пожарной машины, мчавшейся по улице.

– Увидишь, где-то горит, – сказал Малыш. – Это пожарная машина.

– Вот бы загорелся наш дом! – мечтательно сказал Карлссон. – Тогда бы они попросили меня помочь им, ведь я лучший в мире пожаротушитель.

Но тут они увидели, что пожарная машина остановилась как раз внизу под ними, а вокруг нее столпился народ. Однако огня нигде не было видно. И неожиданно к крыше приставили лестницу, этакую длиннущую складную пожарную лестницу.

Малыша осенило:

– А что, если… подумать только… а что, если они приехали, чтобы снять меня отсюда?

Потому что он вспомнил про записку, которую оставил у себя в комнате. А ведь сейчас было уже довольно поздно.

– Вот еще! – возмутился Карлссон. – Кому какое дело до того, что ты немножко прогулялся по крышам!

– Да… моей маме есть дело. Она такая нервная. У нее столько нервов, и они все время дергаются…

Ему вдруг стало жаль маму и захотелось скорее вернуться к ней.

– Ясное дело, можно немножко попроказничать с пожарными, – предложил Карлссон.

Но Малышу больше проказничать не хотелось. Он стоял не двигаясь и ждал, когда поднимутся пожарные.

– Ну, ладно, – согласился Карлссон, – пожалуй, и мне пора домой, пора ложиться спать. Правда, мы сегодня совсем мало проказничали, но ведь нельзя забывать, что сегодня утром у меня была температура не меньше тридцати-сорока градусов!

И, крикнув Малышу «хейсан-хоппсан!», он побежал вприпрыжку по крыше.

– Хейсан-хоппсан, Карлссон! – ответил ему Малыш, не спуская глаз с приближающихся пожарных.

– Послушай-ка, Малыш! – крикнул Карлссон напоследок, перед тем как юркнуть в трубу. – Не говори пожарным, что я здесь. А не то, как только где загорится, они вечно будут присылать за мной. Ведь я лучший в мире пожаротушитель!

Один пожарный был уже совсем близко.

– Стой где стоишь! – велел он Малышу. – Не двигайся с места. Сейчас я сниму тебя оттуда.

Малыш решил, что это очень любезно со стороны пожарного, хотя и ни к чему. Ведь он весь вечер ходил по крышам, и ему ничего не стоило сделать еще несколько шагов.

– Это моя мама послала тебя? – спросил он пожарного, когда тот, взяв его в охапку, понес к лестнице.

– А как ты думаешь? – ответил пожарный. – Но, знаешь… мне сначала показалось, что здесь на крыше было двое мальчишек…

Малыш помнил, что ему велел Карлссон, и серьезно ответил:

– Нет, кроме меня, здесь никакого мальчишкине было.

У мамы в самом деле было столько нервов, что она не могла не дергаться. Она стояла на улице вместе с папой, Буссе и Беттан и, когда пожарный спустился, бросилась к Малышу: обнимала его, то плакала, то смеялась. Потом папа взял его на руки, крепко прижал к себе и нес на руках до самой квартиры. А Буссе сказал:

– Ты так можешь до смерти напугать кого угодно.

Беттан тоже заплакала и добавила:

– Больше никогда этого не делай, понял?

Когда же он чуть погодя уже лежал в кровати, они все собрались вокруг, словно был день его рождения. И папа очень серьезно спросил:

– Разве ты не знал, что мы будем волноваться? Не знал, что мама расстроится и станет плакать?

Малыш заерзал на постели:

– Я не думал, что она так уж сильно будет волноваться.

Мама обняла его крепко-крепко и сказала:

– Подумай только, а что, если бы ты упал с крыши? Подумай, ведь мы могли лишиться тебя!

– И вам стало бы меня жаль? – с надеждой спросил он.

– А ты как думаешь? – спросила мама. – Мы ни за что на свете не хотели бы потерять тебя, сам знаешь.

– Даже за сто тысяч миллионов крон?

– Нет, даже за сто тысяч миллионов крон.

– Неужели я так дорого стою? – удивился Малыш.

– Ну конечно, – ответила мама и снова обняла его.

Малыш задумался. Сто тысяч миллионов крон, какая это уйма денег! Неужели он вправду столько стоит? А ведь щенка, отличного щенка, можно купить за пятьдесят крон.

– Послушай, папа, – сказал Малыш, подумав немного. – Если я стою сто тысяч миллионов крон, ты можешь дать мне пятьдесят крон наличными на маленькую собачку?