Текст книги "Любимая для эльфа (СИ)"
Автор книги: Astra Maore
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 54 страниц)
Глава 228. Отношения без оговорок
Воспоминания яркие, как фотографии, хотя некоторые Роберт, действуя оперативно, запечатлел: Колетт, смуглая, длинноногая, танцующая поутру в трусиках и блузке на голое тело посреди номера отеля – она смущалась, но все же дерзко улыбнулась и эффектно изогнулась на снимке для сугубо домашнего просмотра; она же в спа с огромным бордовым цветком за ухом, так подходящим к ее экзотической внешности, и кожей, мерцающей от масел; сосредоточенная Колетт, разгадывающая кроссворд и задумчиво покусывающая карандаш...
Кто бы мог подумать, что она обожает зашифрованные в клетках слова?!
Колетт хотела, чтобы Роберт решал сложные случаи с ней. Поэтому, пережив пару неприятных моментов, когда Колетт демонстрировала торжество: глаза хитрющие, губы вот-вот расплывутся в улыбке: «А я-то знаю!!», Роберт отправил Колетт на курс процедур для женщин на пять часов – еще в Городе – а сам скупил все злосчастные издания с клеточками, изучил их примерную тематику и одобрил к дальнейшему приобретению только те, в излюбленных областях которых он более-менее разбирался сам.
Колетт продолжала учебу и там, в стенах ВУЗа как-то неизбежно столкнулась с Эрин – Эрин задрала нос и отвернулась. Словно чужая. Отвернулась и второй раз, когда Колетт попыталась поймать ее взгляд...
Роберт с каких-то пор пристрастился сидеть на кухне с ноутбуком, исподволь наблюдая, как Колетт готовит. Тихая и строгая, собранная, она аккуратно подвязывала волосы и действовала изящно-ладно, впрочем, иногда сбиваясь, замечая его взгляд, тушуясь, пряча глаза, неловко поправляя фартук и снова возвращаясь к работе.
Иногда Колетт напевала свои любимые композиции. Услышав это, Роберт предложил ей включать музыку на кухне – негромко, фоном, чтобы Колетт по-прежнему могла петь.
В тот день он, войдя бесшумно, увидел вдруг, как ее слезы капают в морковку – пара слезинок. Колетт шмыгала носом, пытаясь остановить плач.
Роберт обнял ее со спины, Колетт взвизгнула от неожиданности – она так забавно визжала, что Роберт не отказывал себе в удовольствии иногда ее пугать.
– Сегодня по новому рецепту?
Колетт замерла на миг, а затем развернулась к нему лицом.
– Эрин... Как посторонняя... Она даже не посмотрела на меня...
– Ааа, вот почему соль сегодня класть не надо, – и крепко прижав расстроенную Колетт к себе, Роберт безапелляционно добавил: – Дура твоя Эрин. Факт жизни с красноглазеньким не делает ее особенной. Забудь о ее выходке.
Он усадил Колетт на кухонный диван, конечно, она не смогла бы успокоиться вмиг, и делал ей расслабляющий массаж, пока Колетт не повеселела.
А когда она вернулась к салату, Роберт не удержался.
– Только соль добавь.
***
Они ни разу не были в клубе вместе во время жизни в Городе, да Роберта и не тянуло туда после того, как он поселил у себя Колетт.
Вернее, он сам сходил туда раза три в начале их общения, намеренно делая Колетт больно, показывая, что расчетливая сука ничего для него не значит.
Лицо Колетт тогда темнело, и, возвращаясь домой, Роберт замечал у нее следы недосыпа, ухмыляясь и, разумеется, не рассказывая Колетт, что он ходил в клуб просто потанцевать, игнорируя все предложения провоцирующих его блондинок.
Роберта куда больше заводила конкуренция с Петером, не пропускающим тусовку с той же целью.
Платиновые волосы в самом деле практически потеряли для Роберта смысл: перестав быть фетишем, они превратились всего лишь в пристрастие, не определяющее его выбор. Роберт провожал белокурых взглядом уже больше по привычке и только потому, что они родились женщинами – Роберт любил смотреть на привлекательных женщин.
А теперь их отношения с Колетт стали просто отношениями без оговорок, хотя Роберт собирался по-прежнему выплачивать Колетт «зарплату»: приличную сумму на ее одежду-обувь-бижутерию и прочие развлечения. В то же время он ставил Колетт жесткий лимит, приучая ее иметь все остро желаемое без «жизни на гречке», избегая совсем лишние соблазны.
Так что у Роберта уже не осталось причин не отправиться танцевать вдвоем. Оценить прелести местной дискотеки.
Правда, их поход чуть было не сорвался, когда Колетт рассказала, во что собралась нарядиться: белые короткие шорты и салатный топик с оборками, зрительно увеличивающими грудь. Чрезвычайно эффектное при ее внешности сочетание.
Роберт заговорил страстно, и его горячее дыхание обожгло плечи Колетт.
– В этом ты не пойдешь, все будут на тебя пялиться!
Колетт уперлась:
– Ты хочешь, чтобы я надела паранджу?! Нет уж, тогда я вообще никуда не пойду!
Альтернативой шортам стали легкие белые брюки, свободные, хотя не широкие и выглядящие более «прилично». А еще девичий аргумент, тоже пылкий, выкрикнутый на грани отчаяния.
– Да и пусть они смотрят, я же с тобой!
Возразить на это было нечего, но Роберт не собирался отпускать Колетт ни на миг.
Легкую, подвижную, очаровательную – когда-то он огорчился, поняв, что Колетт не кокетка и имеет все шансы простоять столбом незнакомую ночную вечеринку. Зато теперь ее серьезность при сногсшибательной красоте оказывалась весомым плюсом.
Глава 229. Батик
Они вернулись в Город отдохнувшие, счастливые, и жизнь пошла своим чередом, как прежде, только Роберт сдержал слово: из всего многообразия спортивных занятий он подобрал Колетт максимально подходящие ее характеру бег и плавание, кроме того, Колетт стала посещать аквааэробику.
Хозяйство, спорт, спа, шопинг, чтение книг по учебе, разгадывание кроссвордов, иногда танцы и походы, приемы друзей Роберта – Роберт полагал, что Колетт не скучает, но она как-то заявила, сидя с ним рядышком на диване, прижавшись и слушая музыку:
– Я тут видела объявление о курсах батика, хочу пойти...
До путешествия она вовсю сдерживала присущую ей ласковость, опасаясь, что Роберт истолкует ее не так, сочтет Колетт слишком развязной, и расслаблялась, лишь когда он проявлял явнейшую инициативу, но после сказанного между ними в поездке воспрянула и в самом деле превратилась в ласковую кошку, не упускающую случая погладить, поцеловать или приобнять Роберта, кроме случаев, когда Роберт просил ее не беспокоить его или выглядел ушедшим глубоко в думы.
Голос Роберта, очень низкий, согревал.
– Батика? Росписи по ткани?
Колетт кивнула, довольная, она уже строила далекоидущие планы, однако Роберт огорошил ее:
– А зачем он тебе?
Колетт изумилась, но сочла нужным объяснить:
– Как? Ну это же красиво! И я подумала, что у нас пустоватые коридоры, можно вставить шелк в рамки и украсить их!
Роберт взглянул с подозрением.
– Коридоры можно, да. А мужчины там будут? Кто ведет курс?
Благоразумие умоляло Колетт ответить ему как можно нейтральнее, но Колетт, слегка подуставшая от ревности Роберта, вспылила и хлопнула ладошками по бедрам в досаде.
– Да какие мужчины?! Это же батик! Женщина ведет!
Роберт поднял бровь.
– А что это ты взвилась? Что-то скрываешь под предлогом занятий?
Выяснение грозило зайти слишком далеко, но Колетт уже несло, и вскочив с дивана, она возопила, заглушая музыку:
– Да не знаю я, кто там будет! Ведет женщина, а группа меня не интересует, меня интересует батик! И вообще в ВУЗе мужчин куда больше! И в магазинах тоже!
Роберт нажал кнопку пульта, выключая композицию, голос его зазвучал обманчиво спокойно, но Колетт понимала, что за мнимой безмятежностью может скрываться что угодно.
– Во-первых, сядь. Мне неудобно разговаривать, когда ты скачешь. Во-вторых, Колетт, а зачем ты учишься?
Она на миг застыла, не зная, что сказать. Дикий вопрос! Села на самый краешек дивана, готовая вот-вот спрыгнуть вновь, но Роберт подвинул ее глубже, заключив в кольцо своего объятия и глядя прямо в фиалковые глаза своими голубыми.
– Ты хочешь пойти на работу, весь день пахать и приходить измученной? Наскоро что-то готовить, тяп-ляп убирать, стирать и падать спать, да?
Колетт помотала головой, Роберт продолжил рассуждение:
– Нет? Думаешь устроиться по свободному графику? По твоей специальности не выйдет. Этак в самом деле проще выучиться батику и продавать работы...
– Но... – Колетт запнулась. – Ты же сам предлагал мне подобные места на полный день!
Васильковые глаза глядели серьезно.
– Да. Пока мы не стали жить вместе. Я могу обеспечить нас обоих. И со мной ничего не случится, я всегда буду молод и здоров, ты забыла?
Колетт вздохнула. Он, сейчас такой теплый, горячий даже, такой сильный и надежный, но как долго продлятся их отношения? А ей хотелось сына, похожего на Роберта, правда, скорее победят ее гены...
Роберт не рассказывал Колетт, что дважды следил за ней в продуктовом. Тяжелое он приносил сам, но мелочи Колетт ходила покупать одна. С плеером, увлеченная музыкой, она старательно вычеркивала пункты списка, не обращая внимания на заинтересованные взгляды мужчин, оказавшихся поблизости, оплачивала покупки и шла домой, без сюрпризов. Хотя, оказалось, Колетт не оставила затею насчет обесцвечивающих волосы красок! Тогда вечером Роберт сказал ей будто невзначай: «Белое тебе не пойдет. Увижу тебя блондинкой – выгоню».
Суровое «выгоню» остро врезалось в память Колетт.
Колетт взмахнула чарующими ресницами.
– Я помню... Но это если мы будем жить...
Роберт отозвался как-то странно – не то гневно, не то взволнованно:
– А я-то думал, что мы уже живем. Ладно, батик годится. А насчет твоей учебы я подумаю... Если что-то будет из-за нее страдать...
Колетт закатила глаза.
– Как это ТЫ подумаешь?! Это моя учеба, мое хобби!
Тяжелая рука сжала ее плечико.
– Я все сказал.
Он вновь включил композицию, продолжая обнимать Колетт, и она поначалу обиженно пыхтела, а затем подумала, что пока еще непоправимое не случилось, рано расстраиваться, и, мягко улыбнувшись, устроилась в объятиях Роберта поудобнее.
Глава 230. Птицы, улитка и листья
Магнус рассказывал про мир, где живут удивительные «ездовые» птицы, а Тамико напоказ зажала ушки и возмутилась:
– Что ты нашел в этих безмозглых?! Я и так могу полетать! Никаких птиц, и не уговаривай! Лучше Оливера возьми!
Магнус улыбнулся.
– Он маленький еще, ему нельзя.
Тамико завертела пушистой головой.
– Ну так он подрастет! Нет-нет-нет! Считай, что я их боюсь! Только от прыгунов отмазалась, так теперь эти птицы!
С подобными приступами упертости сложно было что-либо поделать.
***
– Лууу! – Марина подскочила в кресле, смахнув книгу с колен, и бросилась на шею высокому черноволосому мужчине, материализовавшемуся в кабинете внезапно. – Ты улитка! Маленькая смешная улитка!
Лукас подхватил ее и приветственно закружил. Марина хихикала и крепко держалась, а потом взмолилась:
– Ну все, отпусти! Лууу, – она тянула слова, – ну как же так, а?
– Рассказывай, – Лукас усадил Марину в кресло, где она обитала до его прихода, а сам устроился у ее ног, внимательно глядя ей в глаза.
Марина хохотнула.
– Да, улитка ты! Что тут говорить! В домик спрятался! Когда я пришла сюда и не обнаружила никого, даже ехидную Тамико, в первый миг я растерялась... А потом заварила травы, достала книгу и принялась тебя ждать... Час прождала и смекнула: дело нечисто. Совсем... Испугалась... Поплакала немного... А потом подумала, что буду тут ждать, пока кто-нибудь не придет... В кабинете все есть, я сбегала домой, притащила спальник на всякий случай, еще другую книгу, купила готовую еду и устроила засаду, – Марина выглядела загадочной. – Я понимала, что никто посторонний не войдет и что ты за мной наблюдаешь, ну и прекратила волноваться, просто тебя ждала. Ты же видел. Когда прошли сутки сидения тут, я прикинула, сколько еще ты будешь меня мурыжить... А я упорная! Смешной: те же двое суток... Как маленький!..
Лукас просиял.
– Ну вот, теперь у тебя есть на меня компромат – какую глупость я сделал на эмоциях!
Марина придвинулась близко к его лицу.
– Ааа, компромат, что не я одна дурочка... Да уж, Лу, я никак такое от тебя не ожидала! Ты что, все это время на меня дулся?
Лукас улыбнулся.
– Дулся, дулся да сдулся! Было немного, да.
Марина обхватила его за шею, как обожала делать, и притянула его голову к своему животу.
– Теперь мы квиты! Мир? Совсем мир?
Ее сердечко под его ухом билось так быстро...
– Мир!
***
Пестрые листья, охапками сыпавшиеся с деревьев при малейшем дуновении ветра, завораживали. Колетт нравилось набирать полные пригоршни и отпускать их, радуясь тому, как листья, нестройно кружа, падают вокруг нее разноцветным дождем, и ужасно хотелось осыпать Роберта, но Колетт боялась, что ему, нередко такому суровому, романтичная забава окажется не по вкусу.
Они вышли в парк на утреннюю пробежку, правда, Колетт хотелось просто гулять и наслаждаться осенью, но Роберт не поддался на ее уговоры, заявив, что ее изменчивое настроение не повод для отмены тренировки.
Но когда он скрылся из виду, Колетт замедлила бег, а затем и вовсе остановилась, собрала листья и устроила волнующий листопад.
– Тааак, – Роберт появился со спины и совершенно неожиданно, – сачкуем?
Колетт пискнула, она пока не успела отправить в полет все листочки, несколько еще оставалось в ее ладошках. Колетт прижала их к груди, как некогда пакет...
Но Роберт просто сгреб ее в охапку, наклонился и поцеловал так жадно, что Колетт стало жарко, несмотря на довольно морозную погоду.
Ее пальчики ослабли, а листья незамеченными опустились на землю. Они больше не волновали...
Колетт, но не Роберта. Он подмигнул.
– У меня идея: если ты сможешь меня догнать, соберем море листьев и устроим шикарнейший листопад.
Колетт скуксилась.
– Я тебя? Это невозможно!
– Я побегу медленно. Медленнее твоей идеальной скорости. Постарайся уж.
Колетт решила выяснить полные условия.
– А если все же не догоню?
Роберт развел руками.
– Значит, сегодня осеннего праздника не будет.
Колетт вздохнула.
– Ладно, поцелуй меня еще для зарядки, и побежали...
«Зарядка» продолжалась около пятнадцати минут – среди глухих, еще не осыпавшихся кустов. Это было ужасно непедагогично, но Колетт невинно играла на слабостях любимого, а потом пару раз умудрилась догнать его, и заливисто смеялась, когда листочки начинали дивный, но непродолжительный танец – Роберт осыпал ее, Колетт его, и они оба были совершенно счастливы.
Глава 231. Люсиль
Слишком высокая, чересчур крупная, Люсиль больше других сестер походила на мать, такую, какой ее она видела: голубоглазую блондинку с длинными сверкающими платиновыми волосами. Правда, их густотой сама девушка похвалиться не могла.
Она не сошлась со старшими дочерьми Кэйли, двойняшками, красивыми, ухоженными, любимыми папиными дочками. Те чурались общения с Люсиль, подчеркивая различия между ними, такими ладными, и ней, дурнушкой, нескладным переростком.
Люсиль отчаянно стремилась стать взрослой, как будто во взрослости видела спасение.
Яркий макияж, нескромная одежда, развитые формы, восхитительная пластика провоцировали мужчин обращать на Люсиль внимание.
Люсиль подцепила Дэнни, часто пьяного – и любовника матери. Кэйли будто в противоположность своей сущности тянулась к разного рода отщепенцам. Словно жаждала заглянуть на дно, в неприглядные стороны жизни, чтобы потом взмыть обратно к своему другу Микки, к своим прочим блестящим успешным друзьям – она и двойняшками-то не сильно интересовалась, но они не тужили, держались вместе или со своим папой...
Ее же отец – Кэйли вроде как родила Люсиль, чтобы удержать его – не проводил с дочерью ни капли свободного времени.
Как обычно складывается в подобных случаях, затея с треском провалилась. Отец Люсиль лишь шпынял Кэйли за то, что та плохо воспитывает ребенка.
Кэйли?! Воспитывает?!
Люсиль стала лишь поводом для склок, которых у ее родителей и без того хватало...
Кроме секса с Дэнни, у Люсиль бывали недоотношения с другими мужчинами. Кэйли ни во что не вмешивалась, и Люсиль вскоре постигла слава чересчур доступной.
Человеческие девушки не хотели с ней дружить, а взрослые женщины не воспринимали Люсиль всерьез. Никому не нужная, девушка попробовала пить.
И она начала пить столько, что даже ее происхождение не спасало ее от не замедливших появиться проблем со здоровьем.
Происхождение... Способности Люсиль почти не превосходили человеческие ни в чем.
Мутант. Ошибка.
Кэйли спохватилась слишком поздно. Предоставляя детям возможность жить, как им взбредет в голову, потакая их мельчайшим капризам, Кэйли не учла, что некоторые пути исключительно разрушительны.
Душа Люсиль лежала в руинах.
Другая жизнь виделась ей светом. Единственным выходом из тупика...
Кэйли нашла ей новую семью.
Марина получила иную внешность взамен доставлявшей ей столько неудобств.
Приобрела возможность иначе раскрыть характер.
***
– Нда, – Лукас тяжело вздохнул, – исключительное невезение со всех сторон. Будем прорабатывать.
Лукаса поразило полное отсутствие окружающих, относившихся к Люсиль искренне, с теплом, как-то выделяя ее.
Кэйли, в сущности избалованная эгоистка, не была создана для материнства, но отец Люсиль, ее сестры, какие-то приятели Кэйли... Никого.
Лукас и Марина сидели в темной и теплой комнате магического Дома, облюбовав уютные кресла. Лукас свободно, с чашкой травяного настоя, а Марина свернулась клубочком, подтянув стройные ножки к подбородку.
– Я простая... Ты думал, я богиня... А я ничего собой не представляю...
Лукас отмахнулся.
– Ай, брось. Ты – это ты, а то, что какие-то прежние знакомые не удосужились тебя ценить – подумаешь. Выведем это. Теперь, по крайней мере, мне понятно, с чем мы имеем дело, – Лукас выглядел сосредоточенным, его блестящие синие глаза казались совсем темными. – И терапия тут простая. Дружить, любить. Сейчас ты хорошо сходишься с другими, с Наоко вот неплохо общались...
Марина возразила, крепче сжав коленки:
– Наоко меня не любит. И Тамико меня не любит...
Лукас улыбнулся.
– Потому что обе к тебе ревнуют. В тебе нет зла, Ежик. Ничего ужасного, криминального, извращенного ты не творила. Тебе просто не повезло капитально, но это можно исправить, сменив одну привычку на другую.
Марина смотрела на него насупленно, не веря ни одному его слову.
Работать с ней и работать.
Но... Сейчас Лукас не чувствовал к ней влечения. Совсем.
Марина, как растерянный ребенок. Лукас уже ощущал противоестественным ее трогать, но и бросать Марину он не собирался.
Тайна ушла, и романтическое чувство рассеялось?
С Тами у них вышло как-то иначе: Лукас узнал, что помимо воинских жизней, Тамико провела дни, обрабатывая землю, крестьянкой. Странный выбор для ее характера, но Тамико нравилось... И Лукас ни на йоту не переставал любить ее, как прежде, даже узнавая Тамико больше.
Тут...
Поспешные обещания – свойство его натуры...
Возможно, завтра Лукас рассмотрел бы ситуацию под другим углом и вновь бы вернул отношениям с Мариной прелесть пикантности.
Пока не мог.
Передать ее Максимилиану – нет, тот практиковался только на анамаорэ, а его Маю, еще будучи человеком, в терапии не нуждалась.
Лукас сам вскрыл нарыв Марины, выпустил гной, и он обязан был продолжать, как бы это ни изменило его чувства.
Более того, Лукас ощущал, куда его заведет исследование: он и раньше осознавал, что умопомрачительная Кэйли видит в нем кого-то еще, а откровения Марины внесли окончательную ясность. У него обнаруживалась масса общего с исчезнувшим отцом Люсиль...
Анамаорэ выбирали детей умом, решая, кого могли бы оделить безусловной любовью. Именно в такой остро нуждалась Марина, и Лукас прислушался к себе, удивленно понимая, что именно став «папой», он сможет с гарантией дать необходимое Марине.
Тот, что был у нее в этой жизни, наверняка ее любил, но не мог заполнить пустоту в ее душе. Не подозревал даже о ее сущности.
Для полной отдачи Лукасу не требовалось превращения Марины в анамаорэ, ничего. Только собственная искренность.
Глава 232. Перестанешь холить – заставлю!!
Как бы жестоко это ни было, Марина оказалась права – Лукаса разочаровала ее простота.
Марина могла бы миллион раз рождаться просто человеком, и все окупила бы ее возможная сила духа, но ее постоянное самоуничижение на фоне реально не впечатляющих способностей вызывало у Лукаса лишь желание бесконечно гладить Марину по голове, и утешать, и напитывать ей энергией...
Как дорогое ему существо, но не в качестве неотразимо желанной им женщины.
Лукас восхищался дерзкими, своенравными представительницами другого пола, которых он мог бы завоевывать в схватке страстей. Покоряющимися и вновь ускользающими...
Марина иногда бывала такой, но это ее «лицо» сменялось долгими периодами меланхолии. Лукас втайне надеялся, что Ежик вспомнит свои прошлые умения, вернет их и воспарит над неуверенностью, но ее ларчик души таил только боль, разочарования и абсолютно ничего на сладкое.
Воспоминания Марины убили его чувственность, но в то же время для развития Марины они были бесценны. Осталось как-то искусно и мягко показать Марине, в какую сторону поменялось его отношение.
Тамико почувствовала – Лукас не понял, как. Наверное, за счет своей склонности к анализу и благодаря хорошему пониманию его души...
Она подошла к Лукасу сзади и обняла его за плечи, когда Лукас сидел за своим рабочим столом.
Засмущалась?! В ее голосе послышались редчайшие извиняющиеся нотки?!
– Лу... А ты Марину это... не любишь ее больше?
Лукас дернулся от изумления, никак не ожидая такой вопрос.
– Откуда вести, Тами?
Тамико зарделась.
– Мне так кажется почему-то... Песни ты больше не пишешь, я понимаю, что вы уже давно вместе живете, но... Что-то не то. И ты больше не упоминаешь ее никак, – Тамико уточнила: – Ну, ты и раньше подробности о ваших отношениях не рассказывал, а теперь просто мертвая тишина.
Медовые пушистые волосы безумно приятно щекотали его щеки, но Лукас захотел посмотреть Тамико в глаза, и, развернувшись на стуле, подхватил ее, усадив к себе на колени. Тамико сложила ладошки в замок – домашняя, уютная, в каком-то симпатичном платье.
– Я люблю Марину. Но знаешь, Тами... Уже люблю ее, как дочь.
Тамико задумалась – ошарашенности она не выказала совершенно.
– Дочь? Мгм... Да, она как цыпленок какой-то и выглядит, уж прости за прямоту. Мелкая.
Уголки ее пухлых губ поднялись – Тамико была в своем репертуаре. За что Лукас ее и ценил.
Он погладил Тамико вибрациями низкого бархатного голоса.
– Мне хочется опекать Марину и защищать. Но пока ума не приложу, как сказать ей это, чтобы совсем ее не сломать. Там ресурсов душевных мало...
Тамико поскучнела.
– Ты мне ничего толком о ней не говорил. Я пас.
Лукас догадался, что послужило причиной внезапной перемены настроения Тамико.
– Тами, ну тебя-то я буду лелеять все жизни. Ты сомневаешься?!
Тамико приставила ладонь ребром к его горлу.
– Перестанешь холить – заставлю!!!
Лукас широко улыбнулся. Боги, почему эта шикарная женщина любит другого? Но эти сожаления были слишком опасны, чтобы дать им разрастаться. А дал бы, они завели бы Лукаса в тупик.
Чувства Тамико, его чувства, чувства Магнуса… Благо Анамаории...
С каких-то пор Лукас придумал себе веру, умом осознавая иллюзорность своей выдумки: что и для него кто-то найдется. Только нужно подождать. А пока, наверное, стоит отдавать страждущим женщинам то, чем Лукас обладает в избытке...
Тамико убрала ручку – ароматную, нежную – с его шеи и посерьезнела.
– Ты придумаешь, как ей сказать. Я знаю.
Лукас гипнотизировал ее взглядом.
– Я рад, что ты меня не осуждаешь...
Тамико встрепенулась.
– За что?! Ааа, за твои скорости реакции... Вжик-вжик, – она сделала молниеносные пассы ладошками в воздухе. – Значит, у тебя опять будет какая-то новая женщина для секса. Я скоро перестану с ними знакомиться. Смысл?
Лукас горько усмехнулся.
– Такой вот я непостоянный.
Тамико возразила:
– Да ну, какой же непостоянный: страсти в тебе бурлят постоянно, и постоянно что-то меняется. Это интересно же! Тааак, отдохнула я, пора за работу, – и Тамико соскользнула с Лукасовых колен.
