Текст книги "Перерождение (СИ)"

Автор книги: Артур Прост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

– Как это все поразительно, – Ростов откинулся на спинку стула, поглаживая густые волосы.

– Если протомонии так старательно меняют ДНК, то почему бы нам не заняться тем же? – предложила Кроберг.

– Вы соображаете, что предлагаете? – Шепелев нахмурился как туча. – Мы же как дети на пульте ядерного щита. А давайте поиграем, – туча чернела на глазах, – вы соображаете, что говорите? Нам не известен принцип изменения ДНК Каро, нам неизвестно, теперь неизвестно, как устроена его новая цепочка, а про ДНК протомоний так и говорить нечего. Их структура крайне сложна. Полученные образцы еще в далеком 2208 до сих пор не расшифрованы суперкомпьютером. Вы соображаете, что вы говорите?!

– Но ведь вы взяли новые образцы протомоний? – Кроберг сохраняла змеиную выдержку. Но в глазах ее сверкала гроза, передразнивая блики на отполированной голове Шепелева.

– А как же, – подтвердил он.

– И что вы можете сказать о них? Протомонии изменились?

Шепелев пытался разгадать к чему ведет змея, извивающаяся перед ним.

– Она осталась неизменной, – профессор ответил твердо, но он чувствовал, что эти слова сейчас обратятся против него.

– Значит все, что сейчас происходит с ДНК Каро: вся эта информация содержится в ДНК протомоний. Она не берется из неоткуда. Если мы меняем что-то в ДНК Каро, скажем, убираем какую-то связь – протомонии вновь ее создадут.

– Это недоказуемо, – Шепелев попал в капкан. Он понял это, но не мог не сопротивляться.

– Но это логично, – отрезала Кроберг. – Терена не интересуют столь глубинные исследования. Но, основываясь именно на них, мы сможем через два месяца предоставить ему вывод о перерождении иммунной системы Каро или ее отсутствия. И, думаю, ни для кого не секрет, что от нас ждут больше первое, чем второе, – Кроберг смотрела на заведующих взглядом поглощающим и гипнотизирующим. Подобно змее, она шипела и закручивала не одно кольцо вокруг их шей.

– А вы не боитесь, что наше вмешательство в его ДНК изменит Каро? – Шепелев предпринял последнюю попытку. Этот вопрос вызвал непроизвольную улыбку у Кроберг. Она так внезапно появилась на лице Елены, что смутила ее саму.

– Если бы я боялась всего того, что делаю с ним, то я бы не ввела подавители в самый центр его эгоцитарной системы.

Кроберг одержала победу. Хотя все прекрасно понимали, что противостояния не было. Елена была слишком крупным зверем и с ней тягаться, значит, надорвать свою спину. Кроберг добродушно смотрела на Шепелева. Она подалась немного вперед, в глазах ее сверкали разряды тока. Но Шепелев нырнул взглядом в бумаги. Кроберг едва слышно фыркнула.

– Именно! – вдруг воскликнул Мельев, прервав прицеливание Кроберг в следующую жертву. Сидевший рядом Карцев вздрогнул и, досадуя, больно хлопнул молодого коллегу по плечу.

Сергей тут же сообразил, что прослушал многое, о чем говорилось в последние минуты за столом. Но последняя фраза Кроберг крючком вытащила его из увлекательного раздумья над бумагами.

– Простите, – на лице Мельева появился легкий румянец. – Мы с профессором сидели всю ночь и после, рассуждали, собирали данные, – Сергей быстро схватился за цепочку рассуждений, стараясь рассказать предысторию как можно быстро, чтобы добраться до сути, – мы обобщали, складывали и прикидывали. У нас на руках были данные постоянного мониторинга с датчиков наблюдения в реальном времени. По ним, мы могли судить о степени развития микроволновых способностей Каро. Данных было огромное количество, и все они говорили лишь об одном. Что организм Каро не переставая излучает микроимпульсы. Благо наши приборы способны были их уловить. Это мы всегда делали. Вы видели наши отчеты. Уже пять лет мы не наблюдали никаких пиков активности. В какой-то момент стало казаться, что они угасают с перерождением организма. Но три года назад, не без помощи профессора Кроберг, мы поняли, что Каро занимается тренингом. Он учится контролировать свои способности. Мы успокоились, то есть все шло как по маслу. Он рассказывал нам что делает и как, мы сравнивали это все с показаниями приборов – все сходилось. Однако за последние два года скорость импульсов Каро увеличилась, не их сила, но частота излучения. В лабораторных испытаниях нам так и не удалось понять какой из этого можно было сделать вывод. В присутствии Каро всем становилось очень комфортно. Вы должны понять. Это связано с микроволновым воздействием. Оно было гармоничным и вступало в резонанс с организмами, заставляя нас чувствовать себя комфортно. Это действовало на подсознательном уровне, как безусловный рефлекс. Однако, во время операции, мы все стали свидетелями необычного явления. Микроволновое излучение стало оказывать резко негативное воздействие. Произошел выброс образовавшейся микроволновой энергии. Это произошло спонтанно, резко и эффектно, – у Мельева светились глаза, он захлебывался от слов и даже волосы на голове наэлектризованно взъерошились. – В операционном листе не было никакой информации о том, что вы ввели в эгоцитарный центр подавитель. Этого не было и в наших обсуждениях, в наших данных. Но было другое: бешеный скачок, сильное излучение во время операции. Одновременно с резкими пиками активности следуют плавные угасания. Мы с профессором рассудили, что это попытки Каро унять растущую электрохимическую активность. Но раз за разом она брала верх. Она все больше накапливалась в нем. Очевиден тот факт, что непогруженный в сон Каро не мог справиться с болью, и это мешало ему контролировать накапливающийся в результате сильнейшего стресса энергетический потенциал...

– То есть если бы он не чувствовал боль, он бы совладал с собой? – уточнила Кроберг.

– Именно. Все наверняка видели, что датчики на стенах просто зашкаливали. Некоторые даже не выдержали. А данных было столько, что подвисала система. Это невообразимо! – Мельев всплеснул руками. – Но в целом все могло бы закончиться гораздо лучше, если бы не то что вы сказали, – Мельев уставился на Кроберг. – Вы ввели подавитель в самый центр его миндалевидного тела, то есть в то, что раньше им было и стало эгоцитарным центром. Это был спусковой крючок, прокол горящей спичкой гелиевого шарика. Но мы не знали этого, мы не присутствовали в операционной, а получали предварительные данные там у себя. И они свидетельствовали о том, что эгоцитарная система организма испытывает колоссальную перегрузку. Выделялось ужасающее количество тепла. В организме были запущены неизвестные нам процессы, которые не только разогревали организм, но и нагнетали энергетический потенциал и без того перегруженного энергией организма. Все это время Каро был как пружина, которую сжимали и сжимали, но в какой-то момент сила давления ослабла и пружина выстрелила! Произошло то, что произошло: организм Каро буквально выстрелил, взорвался электроволновым излучением. Судя по регистраторам, произошел непонятный химический выброс. Но вскоре он рассеялся, а наши датчики вне операционной не смогли уловить что-либо. Видимо ничего не просочилось. Но куда тогда исчезло? – Мельев увидел, что все погружаются в раздумья, и он воскликнул. – Нет-нет, не об этом нужно думать, а о том, что случилось дальше. После этого выброса все прекратилось. Вы понимаете? Мы даже приборы перепроверили, соединения, вызвали дежурного техника – все было в норме. Но данных больше не поступало. Никаких вообще. Словно перерубили провод. Потом, после операции, мы пытались получить какие-либо данные по излучению, но тщетно. В смысле, мы регистрировали жизненные показатели, обычные низкоуровневые реакции человеческого организма. Но как прежде, микроволновая активность прекратилась. Вы понимаете? Ее нет, – ассистент смолк на хриплом слове. Он взял в руки стакан с водой

Кроберг анализировала услышанное. Она вспоминала операцию, прокручивая последние часы: смотрела ли она на датчики? И действительно, они не регистрировали никакой активности. Она посмотрела на Мельева.

– Я думала он в коме. Все приборы говорят об этом, – Кроберг оправдывалась сама перед собой.

– Мы подумали также. Мол, парень в коме, чего же от него ждать. Какое там излучение, когда его мозг отключен, – Сергей поставил пустой стакан. – Но мы все ошиблись и даже наши приборы. Нервная система Каро давно уже состоит из двух взаимосвязанных систем: центральной нервной системы и эгоцитарного симбионта. Раньше ни одна из них не могла существовать без другой. Но теперь все изменилось. Мозг Каро в коме, а вот эгоцитарная система, этот могучий симбионт из моний вполне себя бодро чувствует.

– И вы ждали совещания, чтобы сказать мне об этом?! – прикрикнула Кроберг.

– Профессор Кем направлялся сегодня к вам, он должен был все вам рассказать, – Мельев слегка отодвинулся от стола, – я только что сам об этом узнал. Эти выводы профессор Кем добавил сам, без меня.

– Что еще он хотел мне сказать? – на лицах заведующих читалась тревога. Они взглядами торопили ассистента, чтобы он скорее продолжил.

– Профессор наверняка, как и я, задался вопросом о том, почему же тогда эгоцитарная система не излучает ничего. Ведь, такого не может быть, – в голосе Мельева чувствовалась предательская дрожь. – И это правда – этого не может быть. Лишь в состоянии комы излучения мозга почти равны нулю. А если брать за основу раздельное поведение, то эгоцитарная система должна была продолжать излучать, несмотря на то, что мозг находится в коме. На последнем листе записи сделаны от руки. В них профессор говорит о том, что «объект 3» излучает резко-агрессивную нановолновую электрохимическую энергию, которую он уловил своим прибором. Он всегда был с ним, во всех переездах. По суждению профессора, эти волны способны оказывать влияние на окружающих, на их мышление.

– Сознательно? – спросил Карцев.

– Нет, то есть об этом не говорится, – Мельев уткнулся в папку и вынул последний лист, – несколько слов о том, что мозг пока еще сохраняет функции мыслительного центра, а эгоцитарная система контролирует основные инстинкты, такие как самосохранение. Но чтобы проверить это, профессор направился в криохранилище, где и хотел выяснить, излучают ли отрезанные образцы те же волны.

Кроберг смотрела на раскрытую папку, лежащую перед Мельевым. В уме складывались кусочки целой картины. Раздалось пиликанье от двери. В зал совещаний вошла Ольга. Кроберг прищурилась: глаза и нос Арно были красными, щеки мокрыми, она еле стояла на ногах. Покачиваясь, она сделала несколько шагов. Между всхлипываниями Ольга произносила лишь одно ясное слово:

– Кем... профес... Кем...

– В криохранилище? – у Кроберг пошли мурашки от своего предположения. А холод заструился, когда Ольга кивнула в подтверждение.

К ней подошел Карцев. Он обнял ее за плечи. Пытаясь привести ее в чувство, он довел ее до ближайшего стула у стола и помог сесть.

– Его нашла служба охраны во время обхода, – тяжелые слезы набухали на глазах Ольги, – десять минут назад, – Арно руками прикрыла лицо.

Кроберг вскочила с места. Она ураганом промчалась к выходу. Карцев за ней. Остальные подсели ближе к Ольге. Хлюпая носом, она рассказывала им то что знала.

Кроберг очень скоро оказалась на втором уровне лаборатории. На входе в криохранилище ее встретил начальник охраны Мамонтов. Он разговаривал с подчиненными. В двух шагах стояли техники. С появлением Кроберг воздух вокруг стал потрескиваться от напряжения.

– Где он? – Елена рвалась к двери, ведущей в криоблок.

– Остынь, начальница, ему уже не поможешь, – Мамонтов встал между Кроберг и дверью. Она посмотрела на него так, будто прошлась по его лицу сапогом. Мамонтов почувствовал яростный напор Кроберг. Он отошел в сторону и проследовал за ней. Она остановилась у длинного окна в лаборатории. В голове у нее вертелись сомнения: он мог быть там, когда она пришла сюда с майором из ФСБ. Она посмотрела на стол, с которого ранее со злостью схватила папку. И ответ пришел сам.

– Одного не могу понять, почему он пошел туда без защитного костюма? – Мамонтов провел ладонью по вспотевшей шее. Кроберг посмотрела на главного охранника. Заевшийся и уставший, в глазах его не было ничего кроме безразличия.

– Ты меня спрашиваешь? – с оскалом зверя спросила Кроберг. – Внутри хранилища есть камеры. Твои идиоты что, совсем слепые: не увидели как туда входит человек без защитного костюма?! – Елена готова была выцарапать Мамонтову глаза.

– Даже если бы они увидели, его уже нельзя было спасти, – спокойно ответил начальник охраны, поправляя ремень на брюках.

– Фсбэшник еще здесь? – Кроберг повернулась в сторону окна.

– Он буквально десять минут назад отчалил, – Мамонтов помялся. Ему было неуютно в лаборатории. Его донимала жажда, а духота давила на легкие. Он смотрел Елене в спину и не решался просить ее выйти отсюда, чтобы последовать за ней. – Это нам уже не удастся замять... – Кроберг обернулась. Она хотела возразить. С ее губ почти слетела какая-то фраза, но вместо этого она спросила:

– Где он? – вновь спросила Кроберг.

– За второй колонной, – указал Мамонтов, – отсюда ты его не увидишь. Он... его руки намертво вмерзли в металл. Он, видимо, хотел подняться наверх – что-то искал.

– Его нужно достать оттуда... – приказала Кроберг.

– Как? Если не размораживать хранилище, то этого сумасшедшего нужно будет выносить по частям – Мамонтов посмотрел исподлобья.

– На размораживание хранилища нужно более двух суток, умник, – Кроберг не отрывалась от окна. – Доставайте так, – Мамонтов кивнул головой. – У профессора с собой должен был быть некий прибор. Найдите его, и извлеките в целости, – Кроберг резко дернулась с места и пошла к выходу. Мамонтов ликовал. Он шел позади нее, на пару шагов отставая. Кроберг повернула налево, чтобы сократить путь до лифтового холла. Мамонтов остановился рядом с небольшой группой сотрудников. Среди них были два крупных санитара. Начальник охраны начал объяснять им ситуацию и что именно им придется разрезать тело профессора Кема, примерзшего к металлическим поручням.

Кроберг вышла в коридор. Ей впервые за все это время было легко дышать. Ничто не сдавливало и не душило. Елена посмотрела направо, в сторону, где находился стационар. Ей хотелось понять природу происходящего с Каро. Но перед ней стояла непреодолимая невидимая стена. Ее она боялась преодолеть, так как не знала, что за ней может скрываться. Она поморщилась. Двери лифта открылись и приглашали войти. Кроберг мысленно ударила себя по щекам. Она кинула последний взгляд вдоль по коридору. До слуха доносился какой-то непонятный шелестящий звук. Елена прислушалась. Это был шепот. Она осеклась, понимая, что вокруг никого нет. На лице ее повис немой страх. С силой впихнув себя в лифт, она нажала на кнопку подъема. Двери быстро закрылись.

Кроберг пролетела мимо сотрудников, огибая их как кустарники в лесу. Быстро ввела код от двери и скрылась в кабинете. Елена стояла, опершись с обратной стороны двери. Она ловила себя на мысли, что это нерационально, невозможно и это ей показалось. Ей ужасно сильно захотелось воды. Она посмотрела на свой рабочий стол. На нем стоял графин с водой. Дверь издала пиликающий звук. Кроберг шарахнулась в сторону. На пороге стояла Ольга. Она уже не рыдала, но ее лицо было изрядно потрепано потоками слез. В руках у нее были две синие папки. Кроберг опомнилась и прошла к столу. Она налила себе стакан воды. Руки дрожали. Допив до дна, профессорша со злостью поставила стакан на стол и вновь посмотрела на поникшую Ольгу. Она по-прежнему стояла в дверях.

– Что ты стоишь? – с хрипом произнесла Кроберг.

Ольга очнулась. Она подняла голову и переступила через порог. Ассистентка старалась не поднимать глаз. Она не торопливо подошла к начальнице и протянула ей одну из папок.

– Что это? – Кроберг нахмурилась. Она не хотела брать папку.

– Это отчет технической службы о том, что с охладительной системой все в полном порядке, – безразличным голосом ответила Ольга.

– Вызови ко мне Мельева, – Кроберг не взяла папку. Она обошла стол и села в свое кресло, – пусть захватит отчет Кема.

Ольга посмотрела на Кроберг и быстро повернулась к выходу. Заведующие еще находились в зале совещаний. Они ожидали возвращения Кроберг. Однако вошедшая ассистентка известила, что совещание, по-видимому, закончено и все могут быть свободны. Сергей Мельев пересматривал бумаги в оранжевой папке. В хмурых складках его лба тенились несколько тревожных вопросов. Ольге не хотелось мешать его раздумьям. Наверняка он думает о гибели своего шефа. Но образ Кроберг стоял перед ней призраком. Ольга кашлянула и, подойдя поближе, коснулась плеча Сергея. Мельеву пришлось быстро всплывать из бездны мыслей. Он посмотрел встревоженными глазами на Ольгу. Кивнул чему-то своему. Арно не успела даже ничего сказать, как Сергей вскочил с места, собрал выпавшие бумаги со стола и направился к выходу. Через пять минут он уже был в кабинете Кроберг. Она все также сидела за своим столом. В ее руке была ручка – она что-то подписывала.

– Я отдала распоряжение о Вашем назначении на место профессора Кема, – Кроберг не отрывалась от бумаг. Мельев от такой неожиданности плюхнулся на стул перед столом. – Пока мы не будем это обнародовать и это останется между нами. Некоторое время о смерти профессора должны знать только в лаборатории. Я как раз подписываю приказы о «внутреннем молчании».

Мельев прижал оранжевую папку с отчетом к груди. Положение о «внутреннем молчании» вводилось очень редко. Имея статус особого автономного объекта, Кроберг имела право ввести на вверенной ей территории особое положение, при котором сотрудникам лаборатории запрещалось покидать территорию спецрезервации до семи дней. Кроме того, запрещались любые контакты с внешним миром: телефонные звонки, общение по интернету и прочее.

Кроберг нажала на поясном интерлинке кнопку вызова Ольги.

– Для вас это впервые, я понимаю, но все же это необходимо, – в кабинет вошла Арно. – Вот тебе мои приказы об установлении «внутреннего молчания», – Кроберг протянула бумаги Ольге. Ассистентка посмотрела на них, округлив глаза. – Внимательно прочитай сама для начала, немедленно извести начальника охраны, потом всех остальных, – Кроберг специально уточнила порядок действия, так как Ольга была новичком и ей не доводилось вводить режим молчания. Видя некоторое замешательство на ее лице, Кроберг строго добавила – Действуй!

Ольга вздрогнула и, бросив неловкий взгляд на Мельева, поспешила удалиться. Сергей проводил взглядом спешащую ассистентку. Но Кроберг вернула его в реальность. Грозная львица, пожиравшая львов на обед и тихий... кто? Кто был он, Сергей Мельев рядом с грозной Кроберг? Умный молодой ассистент, которому посчастливилось занять места почившего вдруг наставника? Казалось, что даже светлые короткие волосы на голове дрожали от свалившейся сверху ответственности.

– Доктор Мельев, мы с вами не дети, а поэтому я не буду ходить вокруг да около. Дела обстоят очень серьезные, – Кроберг поймала удивленный взгляд Мельева, услышавшего подобное обращение к себе. Хотя этот молодой ученый и был причислен соционикой к одаренным, ему не доводилось слышать столь уважительное «доктор» в свой адрес. Наверное не стоило так к нему, не хватало чтобы ему это затуманило мысли. – У нас меньше чем за двое суток два трупа и, согласно вашим выводам, в этом виноват мой Каро, – Кроберг оперлась на стол и пристально смотрела на Мельева. – Учитывая его важность для науки и тот факт, что мы почти добились от моний полного перерождения, мы должны предпринять максимум усилий для сохранения Каро. Для этого нам необходимо понять природу этих смертей, из-за чего они произошли конкретно.

Сергей не поддался на тщеславную докторскую сдобу и не потерял стройности рассуждений. Кроберг нельзя подвести. Он пригладил растрепавшиеся волосы и четко ответил:

– Согласно выводам профессора Кема и тем немногим данным что мы имеем после операции, – Мельев расправил плечи и положил перед собой папку, – можно сказать, что симбионт монии излучает некую форму электрохимической нановолновой энергии, которая воздействует на все живые организмы в некотором радиусе.

– Он это делает специально?

– Об этом сложно судить, но учитывая разделение функций центральной нервной системы и симбионта можно заключить, что это воздействие происходит на подсознательном уровне. Скажем, если организм Каро испытывает холод, то и вокруг будет холодно. В том смысле, что всем вокруг будет так казаться.

Кроберг прокручивала в голове весь прошедший день. Как ее бросало в холод и жар. Она вспомнила, что ее ассистентка сообщила ей о том, что техники не смогли наладить систему охлаждения из-за ее исправности.

– Вы считаете, что это могло произойти из-за подавителя, который я ввела? – Кроберг кинула взгляд на папку в руках Мельева.

– Об этом очень сложно судить, – Сергей осторожно подбирал слова. – Введенный препарат – это агрессивный стимулятор, который привел к стрессовому состоянию эгоцитарной системы. Это я могу утверждать уверенно. Данных у нас достаточно.

– Но все же косвенно можно обвинить подавитель?

– Это кажется логичным.

Кроберг слегка кивнула. Она отвела взгляд в сторону. Ее очень интересовало то, что мог подавитель сотворить с мозгом Каро. Она вспомнила слова профессора Ростова, когда тот нелестно высказался о ее растворе. Это было за несколько дней до операции, когда она только готовила компоненты и окончательно не приняла решения о введении. Риск был велик, а прогноза по точному воздействию подавителя никто из ученых тогда не дал. Но в ее мыслях не было сожаления. Наоборот, то что сейчас происходило с ее крестником и пугало и интриговало ее.

– Нужно понять, как это контролировать, – произнесла она, глядя на книжную полку. Ее взгляд остановился из множеств книг на той, что была в темно-синей обложке. Это была лекция неопсихолога Адама Фершана. Им высказывалась теория обновления человеческого сознания через стимулирование мозговой подконтрольной мутации. Многие считали доктора Фершана безумцем. Его идеи о том, что общество можно программировать через операции на мозге, вызвали резкое отторжение научного сообщества. Кроберг тоже считала Адама Фершана недалеким и глупым ученым, но лишь потому, что он высказал свои предложения вслух. – Чтобы начать контролировать необычные способности Каро нужно для начала их измерить, просчитать и спрограммировать дальнейший ход их развития, – Кроберг посмотрела на Мельева. Он был очень резвым на ум и уже понял к чему она ведет.

– Если бы у нас был прибор профессора, мы бы поняли каким образом у него получилось уловить нановолновое излучение симбионта...

– Почему наши собственные приборы на это не способны?

– Очевидно потому, что это новый вид излучения, который не известен науке, – уверенно произнес новоиспеченный глава отдела.

Кроберг пристально смотрела в глаза Мельеву.

– Но Кем смог его уловить?

– Вы не хуже меня знаете масштаб практического мышления профессора, – напомнил было Сергей. – Но даже Кем говорит в записях лишь об улавливании. Практическое применение или контроль этого излучения пока за пределами наших возможностей из-за недостатка данных.

– Да, эту потерю мы не скоро восполним, – где-то внутри Кроберг от безысходности скулил ее волк науки.

Мельев придвинулся ближе к столу и положил раскрытую папку так, чтобы Елена хорошо видела чертежи и выводы Кема.

– Профессор Кем всегда предполагал, что в эгоцитарной системе Каро скрыт очень большой потенциал и что при должной тренировке его можно раскрыть.

– Или при должной стимуляции, – добавила Кроберг.

– Видимо так, – Мельев кивнул.

Елена скорчила снисходительную улыбку. Этот молодец не вызывает у нее никакого отторжения. Даже наоборот: с ним хочется работать.

– Очень хорошо, что вы, доктор, быстро включаетесь в работу, – Кроберг посмотрела на электронный календарь, встроенный в стол. – Через месяц Каро необходимо отправить в орбитальную лабораторию Министерства для последних испытаний. Это, как мы верим, станет необходимым импульсом к завершающей стадии перерождения Каро, и мы получим чистый идеальный организм монии. Не будет уже симбионта. Однако учитывая сегодняшнее открытие, вам, Мельев, необходимо как можно скорее найти способ сдерживания агрессивной активности симбионта Каро. Вам понятно?

– Да.

– Любые средства, все что необходимо. Сделайте так, чтобы Каро был безопасен для обитателей космической станции, и она не рухнула на какой-нибудь город из-за того, что кому-то стало жарко или холодно, – Кроберг слегка улыбнулась.

– Я понял вас, профессор. Для начала, думаю, будет целесообразным вывести весь персонал со второго уровня лаборатории, – Мельев сделал небольшую паузу. Но Кроберг кивала головой, и он продолжил, – пока мы не разберемся в том, что происходит с Каро, приближаться и быть рядом с ним опасно.

– Вы уверены в том, что на других уровнях будет безопаснее?

– Холод и жара чувствовались лишь на втором уровне. Пациентов в стационаре предлагаю оставить.

Кроберг сверкнула глазами.

– Нужно понаблюдать как будет сказываться влияние на них.

– Согласна, – Елена улыбнулась. Ей нравился ход мыслей Мельева. – Скоро снотворное перестанет действовать и с ними можно будет работать активнее.

– Второе, что важно предпринять исходя из... – Мельев пытался подобрать более мягкие слова, – неожиданного воздействия симбионта Каро – создать гармонический контур вокруг него.

Елена замерла в пространстве. Странно было услышать эти два слова – гармонический контур, от Мельева. Но почему же? Он ученик своего учителя и все говорило в пользу того, что учеником он был гениальным. Так почему она, – бывалый ученый, так поразилась? О гармоническом контуре она услышала от профессора Кема через месяц его работы здесь, в лаборатории. Несмотря на дела давно минувших лет, она мгновенно вспомнила тот вечер и ту их встречу. Эта идея граничила с фантастикой еще больше, чем предположения Кем об экстравозможностях эгоцитарной системы больных «белой язвой».

– Профессор посвятил меня в эту свою теорию относительно недавно. После того, как мы уловили возросшую активность излучения Каро.

Вот что удивило Кроберг. Она не ожидала, что Кем поделится своими мыслями о гармоническом контуре с кем-то кроме нее. Почему он доверил свои мысли юнцу, а не снова вызвал ее к себе? И что больше всего скребло, так это то, что она никак не могла вспомнить в чем именно заключался принцип работы контура. Единственное что она могла вытащить из складок памяти – это метод воздействия на мыслительные волны эгоцитарной системы.

– Полагаю у вас есть способ практической реализации идеи Кема?

Мельев замялся.

– Продолжайте, – не выдавая своего внутреннего негодования произнесла Кроберг.

– Дело в том, что профессор полагал наличие некоторой возможности заставить эгоцитарную систему работать в нужном нам волновом диапазоне.

– В этом была суть его контура?

– В этом был смысл. Но наличие нановолнового спектра было обнаружено только что. Опытные образцы гармонического контура не работали так как нам было нужно.

– Но вы считаете, что найдете способ заставить его работать?

– Он всегда был... – тихо произнес Сергей.

– Поясните.

– В тот день, когда профессор Кем поделился со мной идеей о гармоническом контуре, я высказал предположение, что воздействовать надо не на волновое воздействие, а на весь организм и не через создание противоположного спектра, но лишь созданием гармонических колебаний.

– Но Кем отверг эту идею? Почему? – Кроберг сдвинула брови, ощущая, что нащупала верное направление.

– Потому что он считал, что управлять нужно не организмом, а эгоцитарной системой. Ведь у него не было данных, которые мы открыли сегодня.

– Но ведь симбионт это и есть эгоцитарная система, именно она излучает агрессию.

– Которой мы не способны управлять... – Мельев выстраивал мысли, чтоб его речь не сбилась. Он чувствовал, что Кроберг зацепилась за его идею. Оставалось не подвести ее. – Это как поток реки. Мы не можем им управлять напрямую, но вполне можем выстроить берега таким образом, чтоб течение потока или, в данном случае, наводнение не причиняло вреда.

– И ты знаешь, как этого добиться? – у Елены загорелись глаза.

– Да. Я предлагаю изменить способ создания гармонического контура. Профессор пытался воздействовать на частное, но наша цель утихомирить весь организм, а не взять под контроль диапазон излучения. На практике это означает создание вокруг Каро берегов, которые будут излучать гармонические колебания стремящиеся к нулю. Да, мы не будем управлять нановолнами, но мы снизим степень волнового излучения в целом, что в свою очередь приведет к затуханию нановолн. Так мы успокоим организм.

Полминуты Кроберг обдумывала слова молодого ученого. Ах, как ей хотелось ухватиться за эту соломинку. Но внутренний червь грыз ее.

– Вы уверены, что это сработает?

– Я и вы знаем о том, что привести разбушевавшееся волновое излучение через гармоническое воздействие на него не сложная задача. А поможет ли это успокоить симбионт Каро? Хм, это теория, основанная на принципах затухания нановолн.

– И это все что у нас есть... – констатировала Елена.

– Во всяком случае пострадаю только я.

Кроберг поняла, что Мельев только что вызвался добровольцем, который будет размещать вокруг Каро приборы гармонического контура. Быстро взвесив все за и против, она молча кивнула.

Кроберг убедилась в том, что Мельев знает, как действовать. В своем безоглядном стремлении к практическим испытаниям, он напомнил ей саму себя. В ходе беседы на ее лице не раз еще появлялась одобрительная улыбка. Елена заостряла внимание на том, как Сергей говорит о смерти профессора Кема, как рассуждает о влиянии излучения на организмы. Его глаза искрились, а в теле были заметны небольшие подергивания, возникающие от большого нетерпения ринуться в бой. Его сдерживали лишь беседа с Кроберг и отсутствие непонятного прибора профессора Кема.

Кроберг сообщили о том, что тело профессора частично извлекли. Но главное – найден прибор, о котором упоминала госпожа профессор. Кроберг отпустила рвущегося Мельева и тот ракетой направился на второй уровень лаборатории.

В коридоре было приятно прохладно. Сергей посмотрел в ту сторону, где находился стационар; прислушался. Он проследовал коротким путем через предоперационный зал. В криоблоке находились два охранника, они находились в операционном зале. Пройдя дальше в лабораторию, Мельев увидел на столах под прозрачным куполом мертвенно-синие останки профессора, покрытые слоем наледи. Сергей быстро отвернулся. Он посмотрел сквозь окно. Внутри хранилища работали два санитара в защитных костюмах. Он видел, как они ходят между колоннами и о чем-то разговаривают. Самого же тела и то, что санитары разрезали нижнюю его часть, пытаясь отделить тело профессора от ступеней, Мельев не видел.