Текст книги "Перерождение (СИ)"

Автор книги: Артур Прост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

– Еще раз назовешь его объектом, идиот, – по рации раздался скрипучий голос Кроберг, – будешь всю жизнь медбратом работать в районной больнице. Его зовут Каро!

Впрочем, слова профессорши не могли тронуть Каро. Он даже не обернулся и не взглянул на реакцию санитара. Он проследовал к входу в здание лаборатории. Каро знал куда идти. Коридор встретил его сухим воздухом. Издали доносились торопливо брошенные фразы. Это суетился младший персонал. За первым поворотом направо, показались снующие лаборанты. Кто-то перетаскивал небольшие ящики, кто-то вез целую тележку со звенящими склянками. Много было в руках разных папок с бумагами, от которых некоторые ученые не желали отказываться. Среди множества голосов Каро узнал один. Это была Марина – помощница Кроберг. Самой ее не было видно. Однако голос выдавал волнение и страх. Хотя для лаборантов, на которых она сейчас кричала, он действовал совершенно по-другому.

Как только Каро приблизился к очередной развилке, снующие лаборанты на мгновение замерли в испуге. Все, кто был в коридоре, увидели Каро. Он слегка улыбнулся, но поспешил скрыться с глаз и не вызывать еще большей оторопи. Он свернул налево, и у самой двери в первый холл стояла Марина. Она разговаривала с кем-то по внутренней связи. Закончив разговор, обернулась.

– Каро! – воскликнула она и побежала к нему. Она обняла его при всех, вызвав волну оглядок и немых вопросов. – Прости-прости-прости, я должна была тебя встретить в приемном бункере. Но эти балбесы напрочь не могут работать в авральном режиме. Пойдем!

Марина развернулась и направилась к двери. Ловко пробежав тонкими пальчиками по панели с кнопками, ассистентка ввела код. После этого, свой код ввел Каро. И тут же система по громкоговорителю объявила: «Каро в лаборатории». Это было специальное сообщение для Кроберг. Она сама попросила техперсонал сделать его, чтобы всегда знать, когда ее Каро будет в лаборатории.

– Почему профессор перенесла день рождения?  – спросил Каро.

– Ах, кто бы знал, – Марина всплеснула руками, они прошли мимо кабинета профессора и направились по коридору во внутренние лаборатории. – Она звонит мне сегодня утром и сообщает, что день рождения уже сегодня. Нет, ну ты представь себе, что тут началось! Мы готовимся с ночи, и все равно ничего не успеваем. А ведь еще тебя надо подготовить. Надеюсь ты ничего не ел. Ой, ну да, конечно, для тебя ведь это тоже сюрприз. Но мне очень хочется все успеть.

– Я вечерами не ем, не беспокойтесь. И давно научился готовить себя сам.

– Не говори профессору, что донимала тебя. Все так навалилось. Лавина просто.

– Не волнуйтесь, Марина. Все будет...

– Марина Владиславовна! – на встречу к ним быстрым шагом шел сотрудник лаборатории. Он был одет в защитный костюм, только без шлема. – Пробы по мониям, извлеченным ночью, дали положительный результат.

По спине у Каро прошелся холодок.

– Замечательная новость. Я опасалась, что нам не хватит материала для профессора. Она будет рада, – Марина подписала бумаги и отпустила лаборанта. Он, довольный собой, еще быстрее убежал вперед.

– Она хочет видеть тебя, – продолжила Марина. – Она такая сентиментальная в последнее время. Наверное, предчувствует большой прорыв.

Каро немного понурил голову. Он старался не слушать Марину. Она никогда не могла соблюсти меру между подхалимажем и добродушием. Но сейчас Каро хотелось думать, что она просто заработалась и поэтому без умолку тараторила невесть что. Они свернули направо, и через пару метров Марина открыла дверь в лабораторию. Там их уже ждала Кроберг. Ее одевали три санитара. Они облачали ее в костюм сверхзащиты, который имитирует настоящую кожу. Он плотно прилегает к телу, что дает больше возможностей для маневров, не сковывая движения. Елена выставила одну руку в сторону, а другой поддерживала копну рыжих волос, чтобы они не мешались.

Увидев, что в дверях стоят Марина и Каро, Кроберг отослала санитаров.

– Шлем я сама надену, свободны, – Кроберг улыбнулась Каро. Она раскинула руки и направилась с объятиями к нему. Он подошел к ней; они обнялись. Кроберг посмотрела на Марину и взглядом приказала ей удалиться.

– Прости меня, мой дорогой, – сказала она без наигранности, – прости, что перенесла твой день рождения на три дня. Из-за этого ты на два часа меньше гулял в лесу. Прости меня, родной, – она вжалась в него.

Каро чувствовал, что она как-то по-другому его обнимает. И голос ее стал добродушнее обычного. Он обнимал ее и пытался понять, что с ней не так.

– Проходи, – она отошла от него, – присаживайся. Я знала, что ты, как всегда, вовремя придешь и, как обычно, не волновалась, – она стояла в двух шагах от него и улыбалась, словно мать, увидевшая сына после долгой разлуки.

Каро прошел и сел на самое удобное место – диван, между двумя книжными шкафами.

– Тебе не терпится, я знаю, – Кроберг опомнилась и подбежала к длинному столу со стеклянной столешницей. В защитном костюме, она была похожа на балеруна на сцене, без пуантов. Среди множества разложенных папок, она выбрала синюю и, порывшись немного в ней, достала какую-то диаграмму. Она была распечатана на длинной бумаге, сложенной в несколько раз. – Вот погляди, – она вручила ему длинную «портянку». Глаза ее сияли. Казалось, что от радостного волнения она сейчас запрыгает.

Каро раскрыл сложенный лист и стал всматриваться. Это диаграмма перерождения моний в разных средах. Кроберг регулярно показывала их ему, когда они размышляли у нее в кабинете об испытаниях. Она любила делиться с ним умозаключениями и всегда рассказывала об испытаниях. Каро смотрел на график и поражался. Несмотря на то, что он был почти похож на все предыдущие (Каро помнил параметры почти всех своих испытаний) он все же разительно отличался по некоторым существенным признакам. Судя по диаграмме, ученые в лаборатории вывели монии язвы на новый уровень регенерации.

– Ты видишь то же, что и я?! – прикрикнула Кроберг от нетерпения.

– Монии обладают невероятным потенциалом к регенерации, – выдал общую фразу Каро. Он не желал подтверждать то, что видел.

– Это мы и так знали, – Кроберг присела рядом. – Мы получили данные о том, что монии «белой язвы» способны к сверхрегенерации. Мы докопались до потенциала. Ох, Каро... – профессорша вскочила. Она размахивала руками и хваталась за голову. Она рисовала в воздухе нить ДНК и бурно изливала открытие ученых. – Если наши догадки верны, то монии «белой язвы» способны не только на регенерацию поврежденных клеток и тканей организма хозяина, но и регенерировать ткани чужеродного организма.

Каро смотрел на Кроберг и на диаграмму. Со спины по всему телу разбегались холодящие мурашки.

– Самое смешное, что мы сумели это убедительно доказать только благодаря новому виду моний, – Кроберг сделала тон загадочным, напрашиваясь на вопрос.

– Что за новый вид?

– Я рада, что в тебе не угасла жажда познавать, – она прижала руки к груди. – Ты с самого детства был таким любознательным. Ах, – она дотронулась руками до висков, – новые монии, новый вид, он очень агрессивен, но на удивление спокоен. Мы получили этот образец два дня назад. Поместили в среду и... о чудо! – Пошла реакция! Но чистые монии достаточно редки. Тебе ли не знать, мой мальчик, – она подбежала к Каро и ткнула в диаграмму. – Смотри: эту реакцию нам удалось записать лишь с четвертой попытки и то, длилась она всего пятнадцать секунд. Варварство! – Кроберг сжала от злости кулаки.

– Но ведь для ученых и этого должно быть достаточно? – Каро протянул диаграмму профессору. В вопросе умирала надежда.

– Нет, мальчик мой, – Кроберг наклонила голову, она то обнимала себя, то держала руки в молитве, словно, не зная куда от них деться, – ты же знаешь, что нам нужны идеальные результаты. А их можешь дать только ты.

Каро нарисовал искусственную улыбку.

– Ты рад, – профессорша припала к нему и обняла, – ох, как я счастлива! Ты не осуждаешь меня. Боже, я так рада! Ты же знаешь какой ты у меня особенный? – она посмотрела ему в глаза и вновь обняла. – Ты особенный, ты самое потрясающее открытие в моей жизни. И у меня есть главная новость для тебя, – Кроберг отстранилась от Каро. – Я нашла все же способ как обойти эгоцитарную систему язвы в твоем мозгу и блокировать память. Я нашла способ усмирить твой самый мощный нейроцентр монии! Теперь ты не будешь мучиться оттого, что помнишь все эти ужасы.

Она обняла его и, гладя по спине, то и дело приговаривала, что он – ее удивительное открытие. Каро смотрел куда-то вперед. Он изо всех сил пытался не дать слабины. Не показывать, что его это волнует. Как долго он оттягивал этот момент, как долго убеждал Елену в том, что воспоминания не мешают ему жить. Но у Кроберг не раз возникала идея фикс, которая должна была непременно воплотиться.

– Ты какой-то молчаливый сегодня, – Кроберг встала и отошла на пару шагов.

– Не спал всю ночь, профессор, – извинялся Каро. – А вы не боитесь, что блокада эгоцитарной системы может изменить...

– Твою личность? – перебила она.

Каро кивнул.

– Честно? Мне все равно кто внутри тебя, милый, – она старалась быть искренней и доброжелательной, – главное, чтобы память не причиняла тебе боли.

– Я постараюсь не измениться, – Каро понял, что профессор все решила и не намерена отступать. И риски ее не волнуют. Никогда не волновали. Главное – еще одно лабораторное испытание. Это он помнил.

Кроберг улыбнулась, сделала вид, что вытирает накатившуюся слезу. Она подошла к приборной панели и вызвала санитаров. Через минуту в помещение зашли двое.

– Мне будет больно? – вдруг спросил Каро.

– Не больше обычного, полагаю, – Елена обернулась к нему. – Группа Васанова нашла способ как полностью нейтрализовать все иммунные центры моний. Так что не переживай.

– Хорошо, – Каро встал с дивана и подошел к двери. – Тогда мне пора отправится на подготовку.

– Я рада, что ты понимаешь всю важность предстоящих дел, – Кроберг складывала волосы в медный узел, – нам предстоят большие открытия. Ступай, готовься.

Один из санитаров открыл дверь и Каро направился в главную лабораторию. Он шел впереди, санитары сзади. Дорога ему была известна лучше, чем любому из работающих здесь. Каро знал каждую стену, угол, поворот. Не было для него тут секретов и тайн. Каждая запертая дверь когда-то открывалась для него и не раз. Он не знал другого мира, он его не помнил, как не пытался вспомнить. С самого раннего детства, когда детям положен теплый и мягкий пол детских садов, Каро шлепал босыми ногами по холодным лабораторным. Он – первый житель резервации – он «объект №3». Каро шел по направлению ко второму холлу. Чем дальше они заходили, тем спокойнее был персонал. Никто почти не обращал внимания на Каро и на двух санитаров, сопровождающих его. Именно они видели Каро чаще других. Они были участниками всех его перерождений и частью его жизни в Деревне. Каро знал всех по именам. Некоторых он знал годами и с ними он даже находил общие интересные темы для долгих бесед. Кроберг нравилось, что мальчик, легко адаптируется и не мешает, а даже помогает ей. Она разрешала персоналу общаться с ним. Некоторые лаборанты, ученые и даже именитые профессора обучали его своим знаниям. В Каро идеально сочетались две роли: идеальный ученик и подопытный кролик.

Они свернули налево. В конце коридора находилась лестница на первый уровень главной лаборатории. Святая святых – так называла ее Кроберг. К горлу Каро подступил ком. Мускулы на лице дрогнули и ноги стали похожи на ватные палочки. Неожиданно Каро оступился. Нога вдруг подкосилась, и он начал заваливаться. Но санитары сработали четко. Они успели подхватить его. Каро отделался испугом. Его сердце бешено колотилось. Рот с жадностью хватал воздух.

– Каро, что случилось? – встревоженно спросил один из санитаров. Они усадили его на ступеньку, чтобы парень отдышался. Беспокоились они больше не за него, а за себя. Ведь если с ним что-то случится, то Кроберг снимет с них головы.

Каро пытался успокоиться.

– Нормально все, – сказал он между глубокими вдохами. – Сейчас все пройдет, дайте пару минут.

Санитары облегчённо выдохнули. Они отгоняли снующих лабораторных, заставляя их проходить мимо на цыпочках.

– Я говорил, что лучше на лифте, – санитары переговаривались между собой. Каро не вмешивался и не хотел облегчать их участь. Когда-то он сам попросил Кроберг, чтобы ему пешком позволили доходить до главной операционной. Это позволит разогреть кровь в жилах и справиться с волнением.

Отдышавшись, Каро встал и направился дальше вниз. Нужно было пройти еще несколько пролетов, прежде чем они окажутся в фойе второго, самого нижнего, уровня главной лаборатории. Впереди длинный коридор. В самой дальней его части можно было различить большие створки дверей шлюзовой камеры, ведущей в главный зал операционного блока. Венчал его большой прозрачный купол – огромное окно для наблюдения за операцией. Это помещение над операционным залом иногда пафосно называют амфитеатром, или с издевкой «гляделкой», комнатой сотен глаз, но между собой большинство сотрудников называют этот наблюдательный пункт просто «Колпаком». Самое желанное место всех заинтересованных ходом операции. Но за колпак впускали не всех и только по особым случаям. Кроберг любила наблюдать за восторженными и пораженными взглядами. И в дни своего триумфа, особым распоряжением, открывала «Колпак» не только профессорам и ученым-практикам. За куполом в такие моменты всегда толпились и лаборанты, и даже охрана.

Каро с санитарами дошли от лестницы по коридору до перекрестка и свернули направо. Они шли по непрерывно поворачивающемуся длинному коридору мимо лаборатории профессора Кема, занимающегося электрохимическими исследованиями. Он никогда напрямую не участвовал в операциях, но тщательно собирал все данные во время их проведения. Каро шел уверенней. Он не ожидал от себя такой слабости на лестнице, и подобного повторения ему очень не хотелось.

За электрохимической лабораторией располагались палаты, куда помещали всех пред– и послеоперационников. В этой части находилась специальная палата, предназначенная специально для Каро. В последние годы он редко бывал в ней. Так как операционное вмешательство свелось к разовым масштабным исследованиям в году. И, по большей части, Каро находился в палате без сознания. Проходя мимо двух дверей, ведущих в до и после операционные блоки, Каро казалось, что он ощущает тяжелый запах крови, растворов для капельниц и гелей для перевязки. Этот стойкий аромат заботливой смерти, которая уже поставила галочку напротив твоего имени, но все еще нянчится с тобой. Каро сжал кулаки и ускорил шаг. Впереди его ждала двенадцатичасовая предоперационная подготовка в гигиенаторе или просто, гигиенической камере. Ее дверь, вскоре выплыла из-за плавного поворота.

Деревенские прозвали гигиенатор «камерой пыток». Прежде всего, за вечный холод идеальных отполированных бесшовных стен из композитных металлических листов серого цвета и холодную воду, которую там любят использовать. Гигиенатор оборудован тремя автоматизированными системами, которые производят очищение тела от загрязнений как снаружи, так и внутри. Такие камеры были изобретены специально для того, чтобы сократить время подготовки человека к операции и уменьшить накопление стресса. В мире за забором Деревни, гигиенаторы работают в паре с санитарами, которые руководят процессом механических рук-помощников. Но в условиях работы с зараженными «белой язвой» пришлось значительно доработать гигиенаторы, дабы свести участие санитаров в гигиенической обработке больных к минимуму. Так, гигиенатор для больных «белой язвой» превратился в небольшое помещение, квадратное по форме, в центре которого располагался механизм – скелет – на котором закрепляли тело человека. Механические руки-роботы находились в специальном вакуумном коробе под потолком. Когда санитары закрепляли тело в железном скелете, они запускали программу по отчистке. Изначально предполагалось, что, как и обычных людей, всех больных «язвой» будут обезболивать, дабы свести дискомфорт до минимума от некомфортных процедур, таких как промывание кишечника. Однако позже выяснилось, что организм больных «белой язвой» не воспринимает внешние обезболивающие, а также препараты, которые обычно используют для очищения. И несмотря на то, что гигиенаторы были призваны ускорить подготовку больных, с «язвенниками» вся эта гонка не имела смысла. Основной задачей «камеры пыток» стало удаление ненужных жидкостей и отходов и стерилизация кожного покрова больных.

Каро умело управлял своими внутренними процессами. Прогулка в лесу помогала ему настроится на предстоящую операцию и ускорить метаболизм организма. И если у большинства деревенских подготовка к операции занимала больше суток времени, то Каро для очищения хватало до двенадцати часов. Половину этого времени он спокойно лежал, пристегнутый к скелету в камере гигиенатора, а механические руки-роботы исследовали, обрабатывали и обеззараживали его кожный покров.

Через десять часов Каро, бледнее обычного, вышел из гигиенатора в белом, почти прозрачном балахоне. Санитарам, тем что привели его, не терпелось передать его в предоперационную. Его уже ждали. Они вышли в коридор и скоро оказались в лифтовом холле. Справа находился лифт. Напротив, – двустворчатые двери шлюза, за которым предоперационная комната. Один из санитаров открыл своим кодом дверь.

Внутри Каро уже ждали анестезиолог Валерий Васанов и пять медсестер-лаборанток в защитных костюмах, как у Кроберг. Переступив порог, он поздоровался, как делал это всегда. Девушки сразу оживились. Они радостно приветствовали его. Ведь минуты долгого ожидания наконец-то завершились и можно больше не выслушивать нудные наставления гениального анестезиолога. Васанов, впрочем, не собирался оставаться в стороне. Увидев в дверях Каро, он тут же взял бразды правления в свои руки.

– Девочки, – анестезиолог окинул их хмурым взором, – приступаем.

Врач жестом пригласил Каро пройти ближе к кровати-каталке.

– Пойдем, – старшая из медсестер, Ольга Арно, взяла его за руку и проводила до каталки, – раздевайся. Ее миловидный голос выдал ее смущение. Затылком она ощущала недовольный взгляд анестезиолога. Не хватало еще при нем дать слабину. Она отвернулась за лекарствами и немного отошла. Каро полностью разделся и лег на кровать. Васанов руководил сестричками. Ему нужны были последние анализы и данные о состоянии больного. Девочки-лаборантки принялись за последние приготовления к операции и устанавливали датчики на коже. Некоторые из них больно впивались в кожу острыми короткими иглами. Их втыкала Ольга и каждый раз она извинялась за причиненную боль. Каро снисходительно улыбался.

– Что меня ждет? – сухо спросил он.

– Кроберг затеяла что-то большое, – Ольга украдкой посмотрела на Васанова, сверяющего показания с данными, присланными из верхней лаборатории. – Запросили тройные дозы и порции всех препаратов. Биоматериалов больше обычного и танкеров для наполнения.

– Ясно. Аншлаг профессора. Реквизит подан, – Каро закрыл было глаза.

– Да, парень, – анестезиолог наклонился к Каро, приковав его внимание. – Но, несмотря на это, ты в надежных руках. Я позабочусь о том, чтобы твои мышцы хорошенько расслабились и костные жилы «белой язвы» этому не мешали.

Каро молчал.

– Но ты ведь все всегда знаешь? – хмыкнул Валерий. – И раз уж ты так хорошо себя почистил, то помоги моему раствору тебя усыпить. Как всегда – работаем в паре. Я ввожу жидкость, ты ее развозишь по клеткам.

Каро кивнул и закрыл глаза. Васанов направился к танкерам с растворами. Девочки даже не пытались ему помогать. Анестезиолог этого не терпел. Он и так считал, что в операции задействовано слишком много людей. И пусть это оправдано предполагаемым объемом работ, – ему это не нравилось.

В динамиках лаборатории раздалось сообщение о том, что на всем уровне установлен желтый уровень опасности. Приказ об этом устно отдает Кроберг с интерлинка операционного зала. Это означало, что над зараженным «белой язвой» началась операция. Всем сотрудникам, работающим на нижнем, втором, уровне, надлежало облачиться в защитные маски. Васанов подошел к окну двери шлюза в главный зал. Кроберг не было видно. Через несколько секунд по громкоговорителям раздалось оповещение, что главный операционный блок взят в карантин и блокирован на время операции. Под потолком, над зеленоватой линией датчиков, зажглись красные таблички. Все, кто задействован в операции, а это двадцать человек, могли перемещаться только по залам главной операционной лаборатории. «Чудно», – обрадовался Васанов. Теперь можно ставить катетеры и вводить растворы.

Пока Васанов высматривал Кроберг через шлюз, Ольга уличила момент и, наклонившись к уху Каро, прошептала:

– Я сделала двойное обезболивающее. Будет лучше, – она отошла от кровати за следующим прибором, пока никто не заметил ее порыва. Васанов уже подошел с катетерами и начал вводить их под кожу.

Ольга была одной из немногих неравнодушных к тому, что делает Кроберг и старшей над остальными медсестрами. Кроберг даже считала ее наименее тупой из них, за что было позволено ассистировать Васанову. Как и все, Ольга была лишь тенью могучих ученых исполинов, полезной, не мешающей и безропотной. Но, несмотря на пристальный взор видеокамер и системы слежения, Ольга всегда находила слепую зону, чтобы подкормить Каро или вколоть дополнительную дозу снотворного. Она была смышленая и незаметно для всех делала свои растворы более действенными, увеличивая в них концентрацию обезболивающего. И после того, как Каро услышал ее слова, ему стало спокойнее. Дрожь в теле и взволнованное сердце они не успокоили, но вселили надежду, что будет не так больно.

Время шло. По распоряжению Васанова, Арно установила на лице Каро дыхательную маску, по которой подавалась первичная анестезия. Она должна была взять на себя первую линию обороны моний. Это не отключит Каро, но сделает его организм податливым на вводимые растворы через катетеры. Через шлюз, разделяющий предоперационную и главный зал, донесся командный голос Кроберг. Она отдавала последние указания бригадам хирургов.

Жизнь на верхних уровнях лаборатории замерла. Многие желали понаблюдать за главным событием года. Все профессора, некоторые лаборанты сидели на почетных местах «за колпаком». Другим же, не входившим в когорту важных персон, достались стоячие места.

Двери предоперационной отворились и двое санитаров ввезли каталку, на которой лежал Каро, в главный операционный зал. Васанов следовал рядом, держа руку на его запястье. За ним три медсестры с тележками, на которых стояли танкеры с растворами. Санитары, установили каталку по центру и слаженными движениями вывернули опорные ножки в стороны, как у краба. Медленно поднимающийся из пола операционный стол, готов был подхватить пациента. Санитары приготовились раздвинуть половинки кровати в момент, когда стол окажется под Каро.

Десятки глаз любопытных тут же уставились на зараженного. Сотни мыслей обрушились на него. Каро поморщился. Усыпляющие препараты действовали, но они не могли заглушить воздействие мыслей извне. Датчики на стенах лаборатории мгновенно засияли ярко-зеленым. Все посмотрели на Каро. Он по-прежнему морщился.

– Видимо он пытается заглушить мысли любопытных, – Кроберг посмотрела наверх и кулаком погрозила персоналу наверху. Хоть профессорша не знала, как помочь Каро, но сама, не ведая, на мгновение сбавила поток мыслительных волн и Каро сумел оградиться от них. Датчики потускнели, но сохраняли зеленый окрас. Кроберг была спокойна.

Она подошла к Каро. На ее лице сияла светлая улыбка. Она гладила его по голове и рукам. Осмотрела маску, через которую подавался газ первичного наркоза. Проверила датчики, перепроверяя надежность их крепления.

– Скоро все начнется, дорогой мой, – она смотрела в его глаза. Он – в ее. Она любила его сейчас и дарила всю свою нежность. Но глаза Каро не могли передать его эмоций. Они беспомощно тонули в ее взгляде. Медленно моргая, Каро перевел взгляд на купол. Все вокруг плыло. Он плохо различал речь. Скоро он полностью погрузится в искусственный сон.

Медсестры суетились вокруг островка, на котором лежал Каро, устанавливая танкеры и подключая дополнительные датчики по указанию Васанова. Арно руководила подключением защитного биоконтура от непроизвольных выбросов «язвы». К телу Каро подводили двенадцать шлангов. Часть из них подключалось к артериям, другая к венам. Их основной задачей была подача растворов, которые должны были расщеплять секрет монии, составляющий основу иммунной системы.

Все почти было готово к операции. Группа хирургов из трех бригад во главе с главным хирургом лаборатории Олегом Карцевым сверяли детали. Медсестры-ассистентки проверяли инструменты. Все было в идеальном состоянии. Валерий Васанов готовился к полному отключению Каро, постоянно сверяя показания с нормативами Каро. Медсестры, возглавляемые Арно внимательно следили за показаниями приборов. Растворы поступали и начинали действовать. Скоро сознание пациента полностью отключится, потом угаснут рефлексы и пациента можно будет переводить на искусственную вентиляцию легких. Но Каро не отключался. Васанов велел Арно держать руку на пульсе пациента, а сам направился к мониторам. Медсестры не ошиблись – показатели не меняются. Каро лишь частично погружен в сон. Васанов перепроверил соединения датчиков и подачу раствора. Сестрички перечисляли показатели давления, пульса, скорость реакции и чувствительность. Ничего не менялось уже несколько минут.

– Валера?! – грозно произнесла Кроберг. Она по-прежнему сидела рядом с Каро и видела, что он в сознании.

– Не понимаю, он должен был быть уже без сознания, – оправдывался анестезиолог.

– Значит, кто-то напортачил? – рычала Кроберг, выискивая жертву среди лаборанток и медсестер. Те пытались спрятаться за спинами Васанова и Арно.

– Не может быть, – Ольга Арно подала голос. Она все еще держала Каро за запястье. – Анестезию разработал Валерий Ирисович. Ошибки не может быть.

– Ты ассистируешь. Первичное обезболивание на твоей совести? – начала было Кроберг.

– Препараты в норме, – отрезал Васанов. Он как раз смотрел на экран, на который медсестра вывела химанализ растворов в танкерах. – Афирмаций железистых многовато, но в целом все в порядке.

Кроберг смотрела на одурманенного Каро и нежно гладила его голову.

– Что же с тобой?

– Быть может маленькая доза? – рассуждал анестезиолог.

– Доза, как и положено, превышает концентрацию прошлогодней в три раза – возразила Ольга.

– Значит, что-то изменилось, – предположил один из хирургов. Это был Олег Карцев, первый хирург лаборатории.

Кроберг посмотрела на него. И подошла к приборам.

– Ты прав, – Кроберг понурила голову. И посмотрела в сторону Каро. – Его организм почти полностью переродился. А это значит, что лекарство усыпляет лишь его человеческую сторону.

– Переродился, – подтвердил Васанов. – Но пробы, которые мы три дня назад брали, адекватно реагировали на анестезию. И я учел его сезонные изменения, возрастные образования...

– Он пере-ро-дил-ся, – встрепенулась Кроберг.

– Но показания...

– Значит, за эти три дня что-то изменилось! – крикнула Кроберг. Она сжимала пальцы в кулаки и медленно расхаживала между столами. Едва различимые слова вылетали из уст. Она взмахивала руками в воздухе. Вдруг останавливалась, смотрела со злостью в глазах куда-то вдаль. И снова ходила. – Значит, будем резать так.

Воздух замер на мгновение. Хирурги смотрели на Кроберг. Они еще надеялись, что она высказала это просто как предположение, как вероятность, и вот-вот исправится.

– В смысле «так»? – не выдержал анестезиолог.

– Именно, – но Кроберг уцепилась за идею. Он всплеснула руками. – Именно! Вы не видите. Это все свойства монии. Уникальные свойства, – профессорша медленно подходила к каталке и руками по воздуху объясняла свою идею. – Три дня назад организму носителя ничто не угрожало. И когда вы проводили свои тесты с новой анестезией, нейроцентр «белой язвы» был усыплен. Однако сейчас этого не происходит. Смотрите на показатели, – Кроберг указала на мониторы. – Ты сам указал. Мы редко обращали внимание на то, что в момент операции в организме больного резко увеличивается содержание железистых афирмаций с мониями в ядре. Мы считали, что это лишь реакция организма на стресс. Но именно они разжижают раствор анестезии. Смотрите, – Кроберг смеющимися глазами показывала на мониторы, – железистых афирмаций в полтора раза больше чем объем поступающего раствора.

– Мы увеличим скорость и концентрацию, – предложил Васанов.

– Да, давайте, – наигранно рассуждала профессорша, – опыт. Но смею предположить, что афирмаций станет еще больше.

– Анестезиолог здесь я.

– А я – исследователь.

– Все же мы попробуем, – Ольга подошла к танкам с растворами анестезии.

Несколько медсестер помогали ей. Они быстро сделали концентрат, усиливавший действие анестезии и ввели в общий сосуд с раствором. После чего увеличили скорость поступления жидкости по трубке, введенной в вену.

Все внимательно смотрели на мониторы. Лекарство начинало действовать. Его становилось в разы больше. Но не прошло и минуты как концентрация железистых афирмаций выросла в три раза. Приборы подали предупредительный сигнал.

– Ха! – воскликнула Кроберг. – Афирмаций стало не только больше, но возросла их агрессивность – они нейтрализуют анестезию.

– Невозможно! – поражался анестезиолог. Он метался от мониторов к Каро. Осматривал его зрачки. Вслушивался в дыхание, перепроверял датчики.

– Верь показаниям своим. Это ведь чудо-ребенок... – Кроберг смотрела на Каро. – Надо резать так.

– Ты предлагаешь резать человека, который не погружен в сон, – Карцев взял в руки автоматическую пилу, – ты выжила из ума?

– Если мы не начнем резать сейчас, то через два часа он может уже полностью проснуться, – Кроберг стояла рядом с Каро с разведенными в стороны руками.

– Не слишком ли много ты на себя берешь, Елена? – Васанов возник перед ней, наклонив голову. – Ведь я еще здесь.

Кроберг посмотрела на ворочавшегося Каро. На ее лице появилась едва заметная улыбка.

– У меня есть право крестной матери решать за него, – она посмотрела на хирурга, – и он – не человек, – она выдержала паузу. – Ты анестезиолог. И твоя задача, – сделать все чтобы растворы действовали, и он перенес операцию. Приступайте.

Все стояли. Что-то держало их на своих местах. Первым двинулся Карцев.

– Приступаем, – обратился он к Васанову.

– Ты сошла с ума, – анестезиолог вплотную подошел к Елене, – или ты действительно думаешь, что я буду за это отвечать?