Текст книги "Перерождение (СИ)"

Автор книги: Артур Прост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Долгий процесс неспешного переливания крови: замена увядающей на новую. По замыслу ученых синтезированная кровь от Кира и Тани должна добавить к уже имеющимся АТ-цитам новые. Ростов планировал усилить иммунную систему Каро, что поможет ему справиться с отмиранием тканей. Кроберг же намеривалась убить двух зайцев: если способ Ростова окажется выигрышным, то Каро не только ассимилирует своим телом чужеродные конечности, но и перейдет в завершающую стадию перерождения. Профессорша страстно хотела видеть в действии уникальную способность организма Каро – регенерировать мертвые ткани. С внутренними органами Каро справлялся. Ему не раз пересаживали мертвые почки, легкое. В прошлом году ему пересадили желудочек мертвого сердца. И с каждым разом Каро демонстрировал чудеса. Он как фокусник, все время находит чем удивить публику. Но сегодня Кроберг была на грани провала. Как никогда она зависела от удачного исхода простой операции по переливанию крови. Внутри нее сидел страх, если Каро умрет, ей придется держать ответ перед скользким Винбургом. Его яростный интерес к геному «белой язвы» мог в своем приступе лишить ее всего. Кроберг смотрела, как синтезированная кровь с белыми вкраплениями течет по трубкам. Она пыталась успокоить себя, переводя взгляд то на Ростова, который с упоением наблюдал за тем как темно-красная, почти черная, кровь вытекает по другим трубкам, то на датчики на стенах. Они то бледнели, то вновь светились зеленым. Но это мерцание не интересовало Кроберг. Она знала Каро как никто. Каждый раз, когда нарушался кожный покров, датчики вспыхивали ярким зеленым. Ученым давно был известен факт неприятия мониями «белой язвы» никакого дисбаланса в организме. Образуя в теле несколько эгоцитарных центров, монии излучали невероятное количество микроволн. Поэтому повсюду в деревне находились датчики, улавливающие их. После двух бунтов, которые поднимали особо одаренные больные, датчики должны были находить любое изменение в состоянии больных и выявлять особо ценные объекты для исследования.

Спустя несколько лет изучения моний, ученые стали все увереннее заявлять о разумности этих микроклеточных организмов. Это был паразит, который убивал одних, и преспокойно селился в других. На правах симбионта он усиливал функции мозга, усиливал мышечные ткани и крепость костей. На заре открытия удивительных бактерий ими спешили добровольно заразиться многие. И большинство из них были спортсменами. Антидопинговые комитеты молчали, не видя поначалу никакой угрозы в странных бактериях. Их сравнивали с пищевой добавкой. Разве что для ее потребления нужно было несколько раз посетить научные центры. Незаметно спортсмены стали улучшать свои результаты. Бегуны развивали невероятные скорости, атлеты проделывали умопомрачительные финты. Зрителям показывали красивейший спорт, спонсорам – результаты. Бизнес на спортсменах рос как на дрожжах. Но рано или поздно этот пузырь должен был лопнуть.

Вскоре в прессе начали публиковаться результаты исследований о том, что бактерия – мония, – не так уж и безобидна. Ее невозможно вывести из организма и даже обнаружить. Она бесследно пропадает. Но подобное невозможно. И вот, через время, в больницах в страшных муках умирают несколько спортсменов. Официально не было подтверждено, что они умерли в следствии воздействия моний на организм. Но факт того, что они проходили курс их введения в организм, не отрицался. Спортивные комитеты международного уровня проводили тщательные исследования. Необходимо было выяснить, являются ли монии причиной высоких результатов. Когда в игру вступил Олимпийский исследовательский институт, это означало одно – сомнения заронились на самом верху. Олимпийские функционеры желали выяснить природу высоких результатов спортсменов и отчистить свое имя от грязных нападок. И вскоре были объявлены первые результаты исследований. Использование бактерий-моний было запрещено Международным олимпийским комитетом. Наказанием за ослушание была пожизненная дисквалификация спортсмена. Между тем, МОК признавал, что на ранних этапах заражения монией, ее невозможно обнаружить. Однако через год с небольшим, из симбионта она развивается в паразита, заражающего весь организм, и спортсмен попадется на пробах. И его ждет изгнание и позорное распятие. Но за столь радикальным наказанием стояли причины серьезнее, чем просто допинговое воздействие монии на организм.

2208 год стал началом массовой паники перед неизвестным вирусом. В этом году Объединенная Корея принимала на островах Кангва 79-е Олимпийские игры.  Один из живописнейших уголков мира принимал гостей и спортсменов. К тому времени большая часть спортсменов отказалась от экспериментов с мониями. Однако были спортсмены, которым отступать было некуда. Это были именитые призеры разных лет и соревнований. Они продолжали тайно посещать научные центры, где занимались исследованиями монии. Одним из таких был Биологический научно-исследовательский центр в Химграде. Львиная доля открытий о свойствах монии основана на исследованиях, проводимых над Каро. Он жил в Деревне уже четвертый год. Ученые нашли способ маскировки монии, что позволяло победителям проходить дорогостоящий тест олимпийских лабораторий. Но эта мера была временной и вскоре у спортсменов начинали проявляться признаки чужеродного воздействия – белые пятна на кистях рук и ступнях. Спортсмены тщательно скрывали эти проявления. Они заматывали бинтами конечности, тонировали, прятали их под одеждой. Тогда было еще не известно, что подобный симптом говорил о начавшемся процессе перерождения бактерий-симбионтов.

И вот он, волнительный момент. Трибуны водного стадиона на острове Новый Куонджи, готовы затаить дыхание: десять пловцов готовились к заплыву. Его звали Вайнов Али и ему было 24 года. Блестящий спортсмен своего времени, прославивший Казахстан на мировой арене. Он испытывал небольшое недомогание: кружилась голова, а от воды тошнило. Тренер предложил отказаться от дальнейших соревнований. Но Али шел к абсолютной победе. Он разделся. Во время разминки старался не думать о соперниках, подобравшихся к нему так близко. К стартовой тумбе он подошел слегка пошатываясь. Это заметили стоявшие рядом пловцы. Но Али выдал все за шутку. Спортсмены приготовились. Последние секунды на старте. Трибуны смолкли: от Али ждали еще одного рекорда. Спортсмены смотрели на водную гладь: концентрация сил, мысли в сторону. Только победа, победа над Али. Старт! Крик трибун, плеск воды, брызги, все ринулись вперед... Капли крови падали в воду. Али стоял не шевелясь. Ему было тяжело дышать, он не мог пошевелиться. Из носа и рта шла кровь, он кашлянул и рухнул в воду. К нему на помощь прыгнул первым его тренер с ассистентами. За ними дежурившие спасатели. Спортсмены поняли, что что-то не так лишь спустя время, когда, возвращаясь к точке старта оказались в красной от крови воде. Они видели, что Али без сознания и помогали вытащить его из бассейна. Подбежали врачи. Когда они попытались сделать непрямой массаж сердца, грудная клетка Али с хрустом прогнулась. Врачи растерялись. Молодой спортсмен истекал кровью. Обильное кровотечение. Через десять минут стало понятно, что спасти его не удастся. Некоторые зрители в ужасе покидали стадион, но многие сидели и наблюдали. Интерес был слишком велик. Через полчаса, кровь из носа пошла у тренера. У него и его помощников раскалывалась голова. Ноги и руки сводило. Еще через несколько минут симптомы повторились у врачей, у всех, кто находился рядом с телом Али. Спортсмены, спасатели, судьи все начали валиться на пол от страшных болей. Зрители в панике бежали к выходам. Но было уже поздно. Через сорок минут похожие симптомы начались и у них. Словно невидимая коса срезала людей, подкашивая им ноги. Врачи, находившиеся на олимпийских объектах, успели констатировать обширное внутреннее кровотечение по всему телу у большого количества людей. Было поставлено оцепление. Людей просили оставаться внутри. Но нельзя оставить внутри то, что стало разлетаться по воздуху. Через три часа власти приняли решение о введении на островах Кангва режима чрезвычайного положения. Мосты были разведены. Острова взяты под карантин. Спустя сутки на острове Новый Куонджи не осталось ни одного живого человека.

79-е Олимпийские игры так и не были завершены. Была объявлена полная эвакуация с прибрежной зоны всего населения. Люди на других островах архипелага Кангва оказались незаражены. Но ради перестраховки их также вывезли. Зона карантина спасла окрестности от распространения высокопатогенного вируса.

Спустя время, исследования дали имя новому заболеванию – «белая язва». Источником назвали бактерию монию, которой был заражен Али Вайнов. С того времени в людях поселился страх перед ужасной, бесконтрольной белой чумой, способной убить более тридцати тысяч человек за одни сутки.

После этого случая исследовательские центры были вынуждены раскрыть все имена спортсменов, кто подвергался заражению. Спортивный мир лишился множеств громких имен и не громких тоже. Для них были организованы резервации, где многие живут до сих пор.

Исследованиями моний занимались строго подконтрольные научные центры. И вскоре российские ученые сделали потрясающее открытие. Бактерии монии приводят к необратимым мутациям в организме и что некоторые из них можно контролировать.

В одночасье олимпийское движение потерпело крах. Люди боялись. Спонсоры сворачивали свою деятельность. Олимпийское движение впервые за триста лет остановилось.

Вокруг исследовательских центров поднялся скандал. Их обвиняли в гибели людей. Однако власти государств быстро перенаправили гнев народа на поиски внешних врагов. В мире поднялся градус напряженности. Государства обвиняли друг друга в заражении. И больше всего подвергались нападкам: Россия, США и Китай. Они открыто признавали наличие резерваций для больных «белой язвой». Но всячески отрицали какое-либо использование этого вируса кроме как для исследований. Спустя два года страсти стали утихать. Предположение о применении «белой язвы» как оружия ставилось под сомнение из-за ее неподконтрольного распространения. Других же данных у спорящих не было. И спорить вскоре было не о чем. Других заражений не было. Впрочем, как и новых Олимпийских игр.

Кроберг хорошо помнит то время. Как толпы журналистов осаждали БиоНИЦ. В России еще на памяти была эпидемия неизвестного вируса в пригороде Екатеринодара. Не требовалось особых усилий, чтобы связать эти события. Федеральная власть намерено не стала отрицать это. Напротив, через несколько дней с официальным заявлением выступил профессор Александр Винбург. Он откровенно рисовался и радовался, что для общения с прессой выбрали именно его. Он любил журналистов, и умело их использовал в своих играх.

На большой пресс-конференции Винбург рассказал о полной идентичности двух случаев эпидемии: в Екатеринодаре и на архипелаге Кангва. Вместе с тем Винбург особо отметил, что екатеринодарская трагедия не дала сколько-нибудь стоящих образцов. Министерство науки тогда обратилось ко всем странам за помощью в исследовании. Результатом этого стало открытие монии. Однако то, что именно она приводит к эпидемии, стало понятно лишь после трагедии на Олимпиаде в Объединенной Корее.

Используя дипломатические и научные каналы сотрудничества с Объединенной Кореей, Россия получила огромное количество останков тел погибших. Они были в ужасном состоянии. Бактерии монии вызывали множественные повреждения тканей на клеточном уровне. Однако в тот день, когда самолет с останками приземлился в специализированном аэропорту, Кроберг впервые искренне поблагодарила Винбурга. Столько материалов и они направятся в БиоНИЦ! После чего лучшие из них попали к ней в Деревню. Так началась новая жизнь для ее крестника.

Кроберг почувствовала дрожь в руках. Она оторвалась от воспоминаний и осмотрелась. Переливание близилось к завершению. На лице Ростова висела довольная улыбка. Кроберг подошла к приборам. Они зафиксировали восстановление иммунной системы.

– Радоваться еще рано, но ты не хуже меня понимаешь, что это обнадеживает, – Ростов чувствовал напряжение Кроберг. – Эта ночь будет решающей.

Кроберг, в знак одобрения, провела ладонью по руке Ростова. Профессор удивленно посмотрел на нее. Но тут же отвернулся: лучше не заострять.

Кроберг подошла к Каро и встала рядом с Ольгой. Сейчас в них обеих было сильно желание снять бинты с его лица. Только причины у каждой были свои. Прибор прозвенел об окончании переливания. Медсестры оживились. Они вытащили катетеры, обработали места проколов. Как только они покрылись свернувшейся корочкой, образовав пробку, девушки приступили к перевязке. Датчики свидетельствовали об отсутствии в воздухе летучих моний. Желтый уровень опасности автоматически был снят системой защиты. Персонал вздохнул: скоро можно будет снять плотные костюмы. Кроберг напомнила о том, что Каро в срочном порядке нужно вернуть в палату и все могут быть свободны. Ростов заострил внимание на двух других кроликах в помещении. Елена пренебрежительно отмахнулась. Ольга подхватила:

– Их уже перевязали. Состояние девочки удовлетворительное, ее можно вернуть в дом. Погорелец плоховат. За ним нужно понаблюдать.

– Да, черт его возьми, – смягчилась вдруг Кроберг. – Он еще пригодится с его удивительными АТ-цитами.

Ростов прищурился: что она имела ввиду? Но, как и все, он был рад окончанию процедуры и стремился поскорее удалиться из операционной. Датчики на стенах несколько раз прозвенели. Кроберг дернулась. Но все было в порядке: они лишь зафиксировали резкое снижение биоактивности организма. Сердцебиение, дыхание и скорость обмена веществ упала почти до нуля. Ростов успокаивал Кроберг, но ей не требовались слова со стороны. Это состояние Каро хорошо было ей знакомо. Елена когда-то назвала его биологической медитацией. В организм Каро было влито три литра чужой крови, и он решал, что с ней делать: отвергнуть или принять.

– В палату его, – приказала Кроберг. – После, все могут быть свободны... до завтра.

Последняя фраза вызвала легкий ступор у всех. Но Кроберг молча вышла из операционной. Она чувствовала сильную усталость. С головы свалился давящий каменный ободок, и ей хотелось просто сесть, запрокинув голову назад. Свет сильно бил в глаза. Она направлялась в свой кабинет. Ей хотелось тишины. Окунуться в пустоту, чтобы ничего и никто не тревожил. По ощущениям, на улице уже глубокая ночь и очень хотелось спать. Сейчас ей в голову пришла мысль, что она давно, очень давно не выходила наружу: просто подышать. Копошащаяся научная мышь. От осознания этого ей стало противно. Она сама себя заперла в этой белой коробке. От ее настроения зависели все вокруг, но вот уже несколько месяцев она сама зависит он неизвестного обстоятельства.

Кроберг шла по коридорам и совершенно не обращала внимания на персонал. Ей было не интересно. Те же испуганные, затравленные взгляды. Ничего нового, что могло бы привлечь ее. Чем ближе она подходила к своему кабинету, тем быстрее были ее шаги. Перед тем, как развалиться на кровати, нужно было снять тесный костюм. Он душил, ограничивал, сковывал все ее движения. И чем дольше она оставалась в нем, тем сильнее хотелось вырваться из него.

Не прошло и получаса – Кроберг сидела на диване в своем кабинете. Она заперла дверь, чтобы никто не мешал ей. Мысли о состоянии Каро неприятно давили. Время нужно было подогнать. И самый идеальный способ – уснуть. Кроберг вздохнула: у нее не было сил встать с дивана. В голове пронеслась мысль о том, что опять придется спать здесь. Пришла мысль о профессоре Кеме. О чем он хотел поговорить с ней? Кроберг помотала головой: опять куча мыслей, все они отвлекают ее от единственно важного действия – поспать. Елена успокоила себя тем, что если у Кема было что-то важное, он бы, как и прежде, просто так не отстал. Он всегда мог добиться от Кроберг того, чего хотел. Назойливость его не знала границ. Он не любил отступать от цели, тем более, если впереди маячило какое-то открытие. Мысли успокоились. Елена задвинула их на полку, набралась сил и встала с дивана.

Глава 11. Визитер

Глава 11. Визитер

В помещении было темно. Кир очнулся заполночь. Продирая глаза, он не мог понять, где находится. Неясная мыльная картинка перед глазами, со слабо зелеными крапинками. Кир попробовал привстать, но его тут же повело в сторону. Ватные конечности и головокружение сводили все попытки на нет. В дальнем углу послышался стон. Кир прищурился: он не один. Возможно, это Таш сопит, думалось ему. Но как Кир не старался, он не мог понять в каком помещении находится. Он повернул голову, осматривая кровать. Он не в доме. Койка напоминает больничную. Он часто ее видел, ему хорошо был знаком ее механизм. Он нащупал кнопки управления. Пара нажатий и изголовье немного приподнялось, облегчая обзор палаты. Но и это не особо помогло. Кир слабо видел свои ноги. Вокруг темень и хриплый, едва слышимый стон. Кир попытался отмотать память назад, пытаясь вспомнить как попал сюда. В голове восстанавливалась картина прошедшего дня: как его привезли санитары, он был в лаборатории. Таня! Он был с малюткой и у них брали кровь для Каро. Словно живительный сквозняк пронесся по отделам памяти – все прояснилось. Кир понял, что он в палате лаборатории. Теперь можно было не волноваться, хотя бы об этом.

Вдруг неведомый сосед по палате издал протяжный стон. Казалось, что он задыхается. Дыхание едва слышно. Кир непроизвольно напряг слух. Прерывистые вдохи, с едва различимыми содрогающимися всхлипываниями, заполняли темень палаты. Кир попытался сглотнуть ком, подступивший к горлу. Но сухость во рту приклеила язык к небу. Раздавшийся звук от панели доступа у двери заставил Кира втянуть голову.

В палате зажегся слабый свет, но даже его силы было достаточно, чтобы Кир поморщился от боли. В дверном проеме возникла медсестра. Она быстро подошла к Киру. Кроме него в палате никого не было. Это была одноместная маленькая больничная коморка. Медсестра проверила состояние Кира. Задала несколько вопросов. Она сменила ему капельницу, после чего поспешила удалиться. По просьбе Кира она оставила в палате слабое освещение. Пытаясь совладать с холодящими мурашками, он не отрывал взгляда от того места, откуда недавно доносились хрипы. Продавив тяжелый ком у горла обратно вниз, Кир ощутил, что его мысли начали стремительно блекнуть. Его что-то утягивало в темень и мрак... Но откуда был этот странный задыхающийся хрип? Он не мог справиться с наливающейся тяжестью в голове. Хрип, стон... кто-то был совсем рядом, кому очень больно. Совсем скоро Кир погрузился в сон.

 Его разбудили в восемь часов утра. Это была Ольга. Он узнал ее. Ему было приятно видеть знакомое лицо. Но он помнил, что эта медсестра была очень резка вчера с его маленькой спутницей, отчего ему стало некомфортно.

– Как вы сегодня себя чувствуете? – миловидно улыбнулась она.

– Спасибо, гораздо лучше, – правдиво ответил Кир.

– Я очень рада. В ваших записях за эту ночь говорится, что вы просыпались, – Ольга листала электронный планшет с историей болезни.

– Да, – Кир немного прищурился. На вид Ольга была очень учтива. Хотелось верить, что это не наиграно, – у меня сильно кружилась голова.

– Это естественно, – Ольга подошла к изголовью кровати. – Мы вынуждены были взять у вас три литра крови. Это крайне много, но это было необходимо...

– Для Каро? – перебил Кир.

– Да, – добродушная улыбка сменилась тревогой на лице, – ваша кровь спасла ему жизнь.

– Как он?

– Он в коме. Состояние тяжелое, но стабильное. Надеемся, что он скоро пойдет на поправку.

Кир смотрел на Ольгу. Ее лицо было очень знакомо ему: плавные линии подбородка и скул, уверенный, но немного встревоженный взгляд, когда она говорила о Каро. Ему хотелось спросить: не встречались ли они, но вид его уродливых обгорелых рук с натянутой кожей оставил его губы сомкнутыми. Даже если предположить, что они в прошлом могли видеться, – сейчас она не смогла бы его вспомнить.

– А что со мной? – Кир перевел разговор. – Если мне лучше, значит, я скоро смогу вернуться домой... в дом, где я живу сейчас?

Ольга слегка наклонила голову. Она выдавила из себя улыбку, пытаясь как можно сильнее смягчить свои слова.

– К сожалению, вас мы не скоро сможем отпустить. Дело в том, что у вас уникальная кровь. Она единственная из всех подошла Каро. Профессор Кроберг хочет понаблюдать вас. Думаю, вскоре стоит ожидать ее визита. Также вас желает видеть майор Саврасов. Он прибыл полчаса назад.

Кир задумался. Где-то внутри него зрело непонятное чувство, из-за которого он не хотел видеть Кроберг. Он вспомнил Эльзу и Павла; нахмурился и стал погружаться в безрадостные размышления.

– Не волнуйтесь, он здесь не из-за вас, – Ольга пыталась поддержать, но Кир не отреагировал. – Поправляйтесь. Набирайтесь сил. Они вам понадобятся, – Ольга кинула последний взгляд на приборы. Сделала записи в истории болезни. Быстрым движением повесила планшет на спинку кровати и удалилась.

Киру хотелось спросить у девушки о том, что здесь происходит. Но в мыслях он видел Таша с вечно хмурым тяжелым взглядом. Доверять персоналу не стоит. И Кир сдержал свое любопытство. Он встал с кровати. Размялся и стал ходить по палате кругами, несколько в одну сторону, потом в другую. Ему становилось страшно. И виноват в этом был не майор из ФСБ. Бледно-зеленые стены окружали его и мешали вырваться.

Ольга проверила всех пациентов. Состояние стабильное. Некоторые уверенно шли на поправку. По приказу Кроберг, всем им было введено сильное успокаивающее, прогрузившее их в сон. Профессорше не хотелось, чтобы залетная майорская птица допрашивала ее подопечных. У нее было желание также поступить и с Киром, но он был под прицелом у федералов, и лишний раз рисковать ей не хотелось. Если ему так уж захочется увидеть его – пусть беседует.

Майор Саврасов прибыл один. На нем было средней длины коричневое пальто с высоким воротником. Для отдаленной холодной глуши совсем легкая одежда. Но на ногах крепкие теплые ботинки темно-синего цвета без шнуровки. Увидев в прошлый раз блокнот, Кроберг было подумала, что этот любитель древностей непременно будет тяготеть к шнуркам. Встретив его, она отметила, что ошиблась. Впрочем, это было не столь важно, однако то, что она не могла просчитать Саврасова, ее нервировало.

Всем своим видом майор демонстрировал, что его очень интересует работа лаборатории. За все время разговора с Кроберг, он словом не обмолвился о Кире. Он его не интересовал. Основная причина, по которой он находился здесь – проверка безопасности важного объекта Министерства науки. Кроберг была приветлива, но держала себя на почтительном расстоянии. Застегнутый белый халат, серые брюки, и завязанные в крепкий медный узел волосы, печатью лежали на ее образе. Она дала себе зарок, что никоим образом не даст себя спровоцировать и выдержит любые нападки. Через полчаса беседы, Кроберг сообщила о смерти Марины.

– Почему вы не спрашиваете о нашем ЧП, вам наверняка сообщили уже? – Кроберг сидела за своим столом, внимательно, но не без кокетства, прогуливаясь взглядом по майору.

– Жду, когда вы поделитесь этой важной информацией, – Саврасов сделал пометку в бумажном блокноте.

Он сидел перед ее столом на стуле. Несмотря на предложение, он не стал снимать пальто. Лишь расстегнул и широко распахнулся.

– Странно вы ведете дела...

– Странно, когда перед запланированным визитом федерального агента, у вас происходит убийство, – майор намеренно сделал акцент.

– Вы слишком рано делаете выводы, – демонстративно недовольно произнесла Елена.

– Особый статус вашего заведения не позволяет полиции расследовать данный инцидент, – рассуждал Саврасов. – Однако вы должны понимать, что это первый случай смерти на территории Деревни, не считая деревенских.

– Смею заверить вас, майор, что служба безопасности тщательно расследует это происшествие. Марина была моим ассистентом достаточно долго, – Кроберг слегка наклоняла голову в сторону, будто вслушиваясь в едва слышимый посторонний звук, но быстро разворачивалась обратно к майору, – и никому не понять того, что почувствовала я, когда узнала о произошедшем.

– Но как это могло произойти? Лаборатория хорошо охраняется. Повсюду камеры, датчики. Если я не ошибаюсь, – угроза, прежде всего, исходит от деревенских жителей?

– Вы правы: Деревня, как и ее лаборатория, находятся под зорким оком. Это позволяет мне с уверенностью заявлять о том, что никакого убийства не было.

– Однако камеры во время инцидента в палате были отключены, – упорствовал Саврасов.

– Да...

– И вы уверены, что она сама себя задушила?

– Майор, думаю, я могу быть с вами откровенна, – Кроберг встала со своего кресла. Обошла вокруг стола и села напротив Саврасова. – Вы, как никто, должны понять меня. Ведь мы чем-то похожи друг на друга, – майор приподнял правую бровь, – своей страстью к работе. И в моменты особой близости к результатам своего труда мы очень... уязвимы. Можно сказать, ранимы. И вот, в подобный момент, когда я вошла в палату к объекту, я приказала выключить камеры.

На лице Саврасова появилась едва заметная ухмылка. Ручкой он выводил слово за словом на белоснежной бумаге. Кроберг даже стала вслушиваться в едва уловимый шелест пишущего пера.

– Мне импонирует ваша прямота, профессор, – Саврасов улыбнулся, – и в ответ я тоже буду с вами откровенен. Меня не интересует расследование смерти вашей ассистентки. Это сугубо ваше дело. Ваша служба охраны обладает всеми полномочиями и, вскоре мы ждем подробного отчета, который, я надеюсь, не заставит нас в чем-либо усомниться. Несмотря на то, что мой интерес в другом, смерть вашей ассистентки бросает тень на организацию безопасного периметра. Поэтому единственный совет вашей службе безопасности – внимательнее отнестись к расследованию. Не хотелось бы, чтобы эта смерть оказалась подтверждением наших опасений, а именно: у нас имеются причины полагать, что одним из следующих объектов нападения со стороны радикалов может стать Деревня. И как вы, наверное, догадываетесь, тут прослеживается прямая связь с недавним подрывом БиоНИЦ.

– Зачем террористам нападать на резервацию, где живут больные «белой язвой»? – удивлялась Кроберг.

– Среди населения много радикально настроенных групп, которые подогревают ненависть к здешним жителям. Вы это знаете не хуже меня. Недавние случаи заражения болезнью, похожей на «белую язву» в Петрополисе, лишь усиливают негативные настроения.

– Но никто не знает о местонахождении Деревни. Эти опасения беспочвенны.

– Вы право наивны, профессор. В прессе регулярно появляются публикации о резервации. Вы думаете, что за плотной полосой высаженного леса ваши пациенты в безопасности?

– А вы считаете, что нет?

– Менее двух недель назад к нам попали в руки сведения о том, что в особо радикальные группировки могла просочиться информация о том, что Деревня – это не просто спецрезервация для больных «белой язвой».

– На что вы намекаете?

– Бросьте, профессор, – ухмыльнулся Саврасов, – мне ли не знать, чем именно вы тут занимаетесь. Учитывая это, становится очевидной связь резервации со взорванным БиоНИЦ. Это, в свою очередь, дает нам серьезные основания полагать, что Деревня будет следующей целью.

– Версия, притянутая за уши, не находите? – сопротивлялась Кроберг. Она чувствовала, чего добивается майор. Если она признает существование прямой угрозы, значит, согласна открыть ему все тайны.

– БиоНИЦ был главным центром по исследованию «белой язвы». А лаборатория Деревни, последнее ее хранилище, – Саврасов утверждал, но в глазах читался вопрос. Он не был до конца уверен в том, что говорит. Он искал подтверждение у Кроберг.

Елена чувствовала, как из нее вытягивают то, что она так тщательно прячет. В голове крутилась мысль о том, что угроза нападения террористов может быть не просто фикцией, придуманной майором. Ведь она была у развалин БиоНИЦ и память до сих пор хранила жар, исходящий от пепельного купола. Тогда ей было страшно, но она умело прятала эмоции.

– Чего вы добиваетесь? – Кроберг наклонилась к майору.

– Я осмотрю лабораторию. Все ее уровни, – Елена округлила глаза. Она не верила тому, что слышит, тому, что майор знает о лаборатории больше чем необходимо. – Видите, – майор чувствовал что зацепил ее, – я знаю гораздо больше чем должен.

Кроберг встала со стула и отошла. Она прятала глаза. Сейчас они были ее предателями.

– Мне известно это потому, что эта информация содержится в секретных документах министерства. Что мешает узнать о ней террористам, уничтожившим БиоНИЦ? – майор смотрел в спину профессорше. Нужно было дожать. – Во время облавы подпольной ячейки террористов мы нашли сведения о контролируемой мутации «белой язвы» ...

– Откуда вы это знаете? – Кроберг обернулась.

На ее лице дернулись морщинки. Глаза прицельно смотрели на майора, немного подрагивая под светом потолочных ламп.

– Откуда они это знают? – поправил майор.

Кроберг сверлила его взглядом. Пытаясь понять, блефует он или нет. Но даже если у него был личный интерес в осмотре лаборатории, она никак не могла понять, откуда у него информация наивысшей степени секретности.

– Признаюсь, вы заинтриговали меня, майор. И я не буду мешать осмотру.

– Дело не в интригах, профессор, а в вашей безопасности, – Саврасов встал. Поправил пальто и вытащил из внутреннего кармана бумагу на осмотр лаборатории и протянул Кроберг. – Это разрешение. Но я хотел, чтобы вы сами дали свое согласие. Это устраняет недопонимание.

Профессорша взяла документ. Она не стала его разворачивать.

– Что вы хотите увидеть?

– Почему, на ваш взгляд, у террористов возник интерес к лаборатории Деревни? Оттуда и начните экскурсию.

– Вам придется надеть халат, – Кроберг положила бумаги в карман своего и направилась к шкафу. Она достала запасной халат и протянула майору.

Саврасов на мгновение завис в нерешительности. Ему не хотелось снимать пальто и уж тем более оставлять его в кабинете. Но решение отыскалось быстро – накинуть халат сверху.

У входа в кабинет их встретила Ольга. На лице ее читалась небольшая озабоченность.

– Что тебе нужно? – грубо спросила Кроберг.

– Вы просили собрать с отделов отчеты по операции. Но профессор Кем до сих пор не сдал свой, – в голосе Арно Саврасов уловил дрожь.

– И что? Ко мне надо с этим идти? – нервозно спросила Елена. – Звоните ему, ищите в комнате, он наверняка опять выпил лишнего, – Кроберг соврала. Кем был трезвенником. Она взяла майора под руку и повела по коридору.