Текст книги "Сборник фантастики. Золотой фонд"

Автор книги: Артур Конан Дойл

Соавторы: Герберт Джордж Уэллс,Роберт Льюис Стивенсон,Амброз Бирс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Чудовище вдруг скрылось. Оно перевалилось через край цилиндра и упало в яму с таким стуком, словно большой кожаный мешок ударился о землю. Я услышал странный, глухой крик, и в тот же момент в темном отверстии цилиндра показалось второе такое же существо.

Тут мой столбняк сразу прошел. Я повернулся и бросился бежать, как сумасшедший, к ближайшей группе деревьев, стоявших в ста ярдах. Я бежал зигзагами и спотыкался на каждом шагу, так как все время оглядывался на чудовище.

Там, под молодыми соснами за кустами дрока, я остановился, задыхаясь, и стал выжидать дальнейшего развития событий. Поле вокруг песчаных холмов было усеяно людьми, которые, так же как и я, словно очарованные, в ужасе стояли и смотрели на невиданные существа или, вернее, на кучи камней у края ямы, в которой они копошились. Вдруг я увидел круглый черный предмет, который то поднимался над краем ямы, то снова исчезал. То была голова злополучного приказчика, который упал в яму, голова, казавшаяся издали маленьким, черным пятном на фоне заката. Но вот показались его плечи и колени, а затем он опять, должно быть, соскользнул. Вскоре исчезла и она, и я услышал как будто слабый крик. Я чуть не поддался импульсу бежать ему на помощь, но страх одержал верх…

Теперь уже ничего не было видно: куча песка, образовавшаяся при падении цилиндра, скрывала от глаз происходившее в яме. Всякий, кому пришлось бы проходить в это время по дороге из Чобхема или Уокинга, был бы поражен необыкновенным зрелищем. Рассеянная толпа народа, человек в сто, стояла неправильным кольцом, прячась в канавах, за кустами и изгородью. Люди между собой не переговаривались, только иногда слышались короткие, возбужденные возгласы. Брошенная владельцем тележка с имбирным пивом вырисовывалась темным силуэтом на алеющем вечернем небе. У песчаных ям стоял ряд опустевших экипажей, лошади которых нетерпеливо взрывали землю копытом.

V. Тепловой луч

С той минуты, когда я увидел марсиан, выползающих из цилиндра, в котором они прилетели со своей планеты к нам на Землю, какие-то чары сковали мою волю. Я продолжал стоять, как завороженный, по колено в вереске и, не отрываясь, смотрел на песчаные кучи, скрывавшие этих чудовищ. Страх и любопытство боролись в моей душе.

Я не решался вернуться к яме, но в то же время меня терзало страстное желание заглянуть в нее. Поэтому я начал искать какой-нибудь удобный пункт для наблюдений, не спуская, однако, глаз с песчаных куч, за которыми прятались странные пришельцы. Вдруг я увидел, как кверху взметнулся, а затем снова скрылся, тонкий, словно лапа полипа, черный пучок. Затем, точно сустав за суставом, вытянулся тонкий столб, на конце которого непрестанно вращался круглый диск. Что это такое? Что там происходит?

Оставшиеся зеваки разделились на две группы. Одна, поменьше, стояла со стороны Уокинга, другая, побольше, – со стороны Чобхема. Очевидно, все люди переживали такую же душевную борьбу, как и я.

Несколько человек стояло неподалеку от меня. В одном из них я узнал соседа, хотя имя его было мне неизвестно. Я подошел и заговорил с ним. Но момент был совсем неподходящий для разумной беседы.

– Что за ужасные гады! – сказал он. И повторил эти слова несколько раз подряд.

– Видели вы человека в яме? – спросил я его.

Но он ничего не ответил. Мы долго молча стояли друг около друга и испытывали, казалось, некоторое облегчение оттого, что не одиноки. Затем я перешел на другое место – оно было на несколько футов выше и удобнее для наблюдений, а когда оглянулся, увидел, что мой сосед пошел в сторону Уокинга.

Закат сменился постепенно сгущающимися сумерками, не принеся с собой изменений. Вдали, налево от Уокинга, толпа как будто прибывала, и оттуда доносился неясный гул голосов. Кучка же людей со стороны Чобхема совершенно рассеялась. Вблизи ямы, где лежал цилиндр, не было заметно никаких признаков жизни.

Это ободряюще подействовало на толпу – возможно также, что новые зрители, подходившие из Уокинга, способствовали подъему настроения. Во всяком случае, с наступлением темноты возобновилось медленное непрерывное движение ближе к песчаным ямам, которое все разрасталось. К тому же около ямы, где лежал цилиндр, продолжала царить тишина, и это придавало людям храбрости. Группы в два-три человека отваживались идти вперед, останавливались, пристально всматривались и продвигались еще ближе. Редким неправильным полукругом растянулись люди около ямы. Я тоже начал медленно подходить к ней.

Несколько кучеров и других каких-то людей отважились даже спуститься в песчаные ямы. Я услышал стук колес и конских копыт. Мальчишка тащил обратно свою тележку с яблоками. А ярдах в тридцати от ямы, со стороны Хорселла, показалась темная кучка людей, несущих белый флаг.

Это была депутация. Как оказалось потом, в Хорселле состоялось очень оживленное совещание. Так как марсиане, несмотря на свою отталкивающую наружность, оказались, по-видимому, существами разумными, то решено было отправить к ним депутацию и как-нибудь, при помощи сигналов, дать им понять, что мы такие же разумные существа, как и они.

Белый флаг развевался во все стороны. Я стоял слишком далеко, чтобы различить лица идущих, но потом я узнал, что в числе участников этой попытки завязать сношения с марсианами были также Огилви, Стент и Гендерсон. Эта маленькая группа людей вступила внутрь теперь уже почти сомкнувшегося круга. За нею, на почтительном расстоянии, следовало несколько темных фигур.

Вдруг вспыхнул яркий свет, и туча светящегося зеленоватого дыма потянулась вверх из ямы тремя ясно видимыми клубами. Столбы дыма, один за другим, поднимались вверх в тихом, безветренном воздухе, прямые, как свечи.

Этот дым – назвать его пламенем было бы, пожалуй вернее, – светился так ярко, что темно-синее небо и все пространство коричневого поля до нас и до самого Чертси с разбросанными на нем черными соснами, погрузилось во мрак. Когда же дым рассеялся, то стало еще темнее. Одновременно стал слышен слабый свистящий звук.

По другую сторону ямы остановилась депутация с белым флагом, пораженная этим явлением; крошечная, я бы сказал, ничтожная кучка черных фигур на черной земле! Их лица, освещаемые вспышками зеленого дыма, казались зеленовато-бледными, как у мертвецов.

Шипящий звук постепенно перешел в жужжание и, наконец, в громкое, протяжное гуденье. Из ямы медленно поднялась бесформенная фигура, и казалось, что из нее брызнул маленький световой луч.

Вдруг по разбросанной человеческой толпе пробежали искры настоящего пламени, перескакивая от одного к другому. Казалось, что в них ударили невидимой струей света, который сейчас же превратился в белое пламя. Будто каждый, в кого попадала такая струя, мгновенно загорался.

И при свете этого пламени, приносившего им гибель, я видел, как они метались и падали, и как те, кто следовал за ними, обращались в бегство.

Я стоял ошеломленный всем виденным, не понимая еще, что в той далекой группе людей носится смерть, выхватывая одного за другим. Я чувствовал только, что там происходит что-то особенное. Одна, почти неслышная, ослепительная вспышка света – и человек падал безжизненной грудой на землю, а над его головой невидимая огненная струя проносилась дальше – зажигая сосны, кусты дрока и превращая все на своем пути в огненный костер. Я видел, как вдали, под Нэп-Хиллом, загорелись вдруг ярким пламенем деревянные постройки, изгороди и деревья.

Быстро и неуклонно носилась кругом огненная смерть, все поражая своим невидимым, неумолимым мечом. По пылающим кустам я догадался, что она подходит ко мне; но я был так ошеломлен и удивлен, что не мог двинуться. Я слышал треск огня в песчаных ямах и внезапное ржание лошади, которое тотчас же затихло. Казалось, что между мной и марсианами чья-то невидимая, раскаленная рука провела по полю огненную линию; повсюду вокруг песчаных ям темная земля задымилась и затрещала. Вдали, почти под Уокингом, где дорога со станции выходит в поле, что-то рухнуло со страшным треском. Тотчас же прекратилось гудение, и черный, куполообразный предмет медленно опустился в яму и скрылся из глаз.

Все это произошло так быстро, что я стоял оглушенный и ослепленный, не будучи в состоянии двинуться с места. Если бы огненная смерть описала полный круг, то я бы погиб безвозвратно. Но она прошла мимо и пощадила меня, оставив во власти темной, жуткой ночи.

Холмистое поле казалось теперь почти черным, и только местами, под темно-синим небом, чуть-чуть серели полосы дорог. Было темно и совершенно безлюдно. Вверху над моей головой постепенно загорались звезды, а на западной стороне неба все еще виднелась мерцающая, бледно-зеленая полоса, на которой резкими, темными контурами выделялись верхушки сосен и крыши домов Хорселла. Марсиане и их приспособления оставались совершенно невидимыми, только высокий шест, на верхушке которого вертелся неутомимый диск, продолжал стоять. Отдельные кусты и одиноко стоящие деревья все еще горели и дымились, да в стороне Уокинга, у станции, от домов поднимались огненные столбы дыма, расплываясь в тихом ночном воздухе.

Ничто не изменилось. Если бы только не это чувство ужасного, подавляющего изумления! Маленькая горсточка черных фигурок с белым флагом была вычеркнута из жизни, а мирная тишина вечера как будто и не нарушалась.

Я вспомнил, что остался один в этом мрачном поле, беззащитный, беспомощный. И внезапно, словно что-то пришедшее ко мне извне, на меня напал страх. С усилием я повернулся и, спотыкаясь о вереск, побежал прочь.

Страх, обуявший меня, был не сознательным страхом, а паническим ужасом не только перед марсианами, но и перед окружавшими меня мраком и тишиной. Подавленный этим ужасом, я бежал и тихо плакал, как дитя. Теперь, когда я отвернулся, я уже не решался оглянуться назад.

Помню, что я испытывал тогда странную уверенность, что со мной кто-то играет и что, как только я буду в пределах безопасности, эта таинственная смерть – быстрая, как свет – выскочит из ямы, где лежит цилиндр, настигнет меня и убьет…

VI. Тепловой луч на Чобхемской дороге

Все еще остается загадкой, каким образом могли марсиане так быстро и бесшумно убивать людей. Многие придерживаются того мнения, что они доводят до очень высокого градуса температуру в запертой камере, абсолютно не проводящей тепла. Этот накопленный запас теплоты они направляют посредством параллельных лучей на любой намеченный ими предмет, с помощью отполированного параболического зеркала, подобно тому световому лучу, который распространяется параболическим зеркалом на маяках. Но никто еще не мог доказать верность всех этих предположений. Как бы то ни было, одно было несомненно – что суть дела была в тепловом луче. Тепловая энергия, и притом невидимая, вместо видимой световой. Все воспламеняющееся горит при одном прикосновении этого луча. Свинец превращается в жидкость, железо становится мягким, стекло лопается и плавится; а когда такой луч попадает в воду, он превращает ее в пар.

В ту ночь вокруг ямы лежало примерно сорок трупов, обугленных и обезображенных до неузнаваемости. Всю ночь на поле между Хорселлом и Мейбургом бушевал огонь, и туда не показывалась ни одна живая душа. Постепенно огонь затих.

Весть о разыгравшейся трагедии облетела почти одновременно Чобхем, Уокинг и Оттершоу. В Уокинге, когда произошло несчастье, магазины были уже закрыты и толпы праздношатающихся, лавочников и прочих, взволнованные рассказами о событиях, торопились через Хорселлский мост, вдоль дороги, ведущей в поле. Можно себе представить, с каким удовольствием молодежь собиралась после работы для совместных прогулок, пользуясь новостью дня, как и всяким иным предлогом в любой иной день.

Правда, очень немногие знали в Уокинге об открытии цилиндра, хотя бедняга Гендерсон послал на почту велосипедиста со срочной телеграммой для вечернего выпуска газеты. Когда вся эта масса гуляющих, группами в два-три человека, добралась до поля, они увидели там маленькие кучки людей, возбужденно разговаривающих и глазеющих на вертящееся зеркало над песчаной ямой. Само собою разумеется, что это волнение вскоре передалось и новоприбывшим. В половине девятого, когда погибла депутация, на улице собралось около трехсот человек, а может быть и больше, исключая тех, которые отделились, чтобы подойти ближе к марсианам. В одной из групп я увидел также троих полисменов, а один из них был верхом.

Следуя предписаниям Стента, они добросовестно старались оттеснить толпу и не допустить ее близко к цилиндру. По их адресу раздавались насмешливые выкрики и даже свистки, исходившие от тех излишне впечатлительных и сумасбродных людей, всегда готовых поскандалить. Когда марсиане вылезли из цилиндра, Стент и Огилви, предвидя возможность столкновения, тотчас же отправили из Хорселла телеграмму в казармы, с просьбой прислать отряд солдат, дабы оградить чужеземцев от насилия. После этого они вернулись, чтобы участвовать в злополучной депутации. Картина их гибели в описании других очевидцев вполне совпала с тем, чему я сам был свидетелем: три столба зеленоватого дыма, громкое гудение и вспыхивающие искры огня.

Но вся эта толпа избежала опасности гораздо более серьезной, чем я. Их спасло только то обстоятельство, что нижняя часть теплового луча наткнулась на преграду в виде песчаного бугра. Если бы шест с параболическим зеркалом был только на несколько ярдов выше, из толпы не спаслось бы ни единого человека. Они видели вспышки огня, наблюдали, как падали люди, как невидимая рука зажигала кустарники и деревья. Потом, со свистящим звуком, заглушившим гуденье в яме, страшный луч скользнул над их головами, зажег вершины буковых деревьев, которые окаймляли улицу, раздробил кирпичи, разбил окна, зажег оконные рамы и разрушил часть крыши в угловом доме.

При этой неожиданной вспышке и ослепительном зареве горящих деревьев толпа замешкалась в нерешимости.

Искры, горящие сучья и листья падали на улицу. На людях стали загораться платья и шляпы. С поля доносились испуганные крики. Крики и вопли сливались в оглушительный гул. Конный полисмен, схватившись руками за голову, проскакал среди взбудораженной толпы, громко крича.

– Они идут! – завопила какая-то женщина, и мгновенно вся толпа повернула назад. Передние расталкивали задних, чтобы очистить дорогу к Уокингу. Толпа неслась по дороге, словно испуганное стадо овец. Там, где дорога сужается между высокими холмами, толпа остановилась, и началась давка. Не все могли спастись: две женщины и один маленький мальчик были задавлены, и их бросили умирать во мраке страшной ночи.

VII. Как я добрался домой

Отдельные подробности моего бегства с поля стерлись в моей памяти. Помню только, как я натыкался на деревья и путался ногами в вереске. Все вокруг меня, казалось мне, было полно невидимой опасности, исходившей от марсиан. Мне чудилось, что над моей головой все еще носится тот безжалостный огненный меч и что вот-вот он опустится надо мной и убьет меня. Я достиг улицы, ведущей к Хорселлу, и побежал по ней к перекрестку.

Вдруг я почувствовал, что дальше идти не могу – так я был измучен пережитыми волнениями и бегством. Я зашатался и упал. Это случилось недалеко от моста, в том месте, где у газового завода он пересекает канал. Здесь я упал и остался лежать. Должно быть, я пролежал тут какое-то время.

Наконец я очнулся и сел, недоумевая, как же попал сюда. Мой страх пропал. Я потерял шляпу, а мой воротничок соскочил с запонки. Всего несколько минут назад для меня существовали только три реальные вещи: беспредельность ночи, пространства и природы, мое собственное ничтожество и страх и близость смерти. Теперь же как будто все изменилось и во мне, и вокруг меня. Я бы не мог определить, произошел у меня переход от одного душевного состояния к другому. Я сразу стал самим собой, обыкновенным, скромным гражданином. Безмолвное поле, мое бегство, ужасные вспышки огня – все это казалось мне сном, и я спрашивал, действительно ли все это было? Сам я не мог поверить этому.

Я встал и неверными шагами стал подыматься по крутому мосту. В моей душе царило лишь недоумение. Мои мускулы и нервы, казалось, потеряли всю эластичность, я шатался, как пьяный.

Над высокой дугой моста показалась сначала голова, а потом фигура рабочего, несшего корзину. Рядом с ним бежал маленький мальчик. Проходя мимо меня, он пожелал мне «доброй ночи». Я хотел заговорить с ним – и не мог. На его приветствие я ответил каким-то бессмысленным бормотанием и пошел дальше.

По Мейбургскому виадуку пронесся поезд, сверкнув на мгновение длинной вереницей освещенных окон и оставив за собой волнующиеся полосы белого огненного дыма. Треск, грохот и звон – и поезд исчез в ночной мгле. Небольшая кучка людей болтала в воротах одного из хорошеньких домов, ряды которых образуют так называемую «Восточную террасу». Все это было знакомой, милой действительностью. А то, другое, что лежало у меня за спиной там, на поле, было безумным бредом и фантазией!

Таких вещей, говорил я себе, не может быть!

Возможно, что я человек исключительных настроений. Не знаю, все ли испытывают то же, что я. Бывают дни, когда я чувствую странную оторванность от всего мира и от себя самого. Мне кажется тогда, что я наблюдаю все окружающее откуда-то извне, из бесконечного далека, вне времени, вне пространства, по ту сторону горя и трагедии жизни. В описываемую страшную ночь это чувство было особенно сильно во мне. То была другая часть моего сна.

Но в то же время меня смущало явное противоречие такой ясности духа с ужасными картинами, которые я видел там, где витала молниеносная смерть, – на расстоянии двух миль от меня. На газовом заводе кипела работа, и все электрические лампы были зажжены. Я остановился около болтающей группы людей.

– Что нового на поле? – спросил я.

Двое мужчин и одна женщина стояли у ворот.

– Что? – отозвался один из мужчин, обернувшись ко мне.

– Я спрашиваю, что нового на поле? – повторил я.

– А разве вы не оттуда? – в один голос спросили мужчины.

– Люди, кажется, совсем помешались из-за этого поля, – заметила женщина. – Что там собственно произошло?

– Разве вы ничего не слыхали о марсианах? – спросил я. – Про людей с планеты Марс?

– Более чем достаточно, – сказала женщина. – Спасибо!

И все трое засмеялись.

Я чувствовал себя сконфуженным. Я попытался рассказать им то, что видел, и не мог. Они все время смеялись над моей бессвязной речью.

– Вы еще услышите об этом, – сказал я и пошел домой.

Жена же немало испугалась, увидев мое осунувшееся лицо.

Я прошел в столовую, сел и выпил немного вина. Когда пришел в себя, я смог рассказать ей то, что видел. Обед, успевший полностью остыть, во время моего рассказа так и остался нетронутым.

– В одном я могу тебя успокоить, – сказал я, видя ее волнение, возбужденное моим рассказом: – это самые неповоротливые существа, которых я когда-либо видел. Они могут завладеть ямой и убивать всех людей, которые подойдут к ним близко, но вылезть из нее они не смогут… Но какие они ужасные!

– Не говори, милый! – сказала жена, сморщив брови, она положила свою руку на мою.

– Бедный Огилви, – проговорил я. – Подумать только, что, может быть, он лежит там мертвый…

Моя жена, по крайней мере, не нашла мой рассказ неправдоподобным. Но, заметив, как она побледнела, я взял себя в руки и прекратил описывать все увиденные мною ужасы.

– Они могут прийти и сюда, – повторила она несколько раз.

Я заставил ее выпить вина и постарался успокоить.

– Они еле двигаются, – сказал я.

Чтобы ободрить себя и ее, я начал повторять все, что говорил мне Огилви о невозможности длительного пребывания марсиан не Земле. Особенное значение я придавал вопросу о силе притяжения. На поверхности Земли сила притяжения и три раза больше, чем на Марсе. Поэтому марсианин весит на Земле втрое больше, чем на Марсе, тогда как его мускульная сила остается такой же, как была. Таким образом, ему будет не под силу носить свое собственное тело. На самом деле это было общее мнение. И «Таймс» и «Дейли Телеграф», вышедшие на другой день, утверждали то же самое – но обе газеты, как и я, совершенно упустили из виду два фактора, менявшие дело.

Как известно, атмосфера Земли содержит гораздо больше кислорода и гораздо меньше аргона, чем атмосфера Марса. Возбуждающее действие избытка кислорода на марсиан, бесспорно, является противовесом увеличению веса их тела. А во-вторых, все мы проглядели тот факт, что с такими механическими приспособлениями, какими обладали марсиане, они могут, в случае нужды, обойтись и без применения мышечной силы.

Тогда я не принял во внимание этих соображений, и поэтому моя аргументация немного хромала. Подкрепившись пищей и вином, окруженный привычной домашней обстановкой и поддерживаемый сознанием необходимости успокоить жену, я и сам мало-помалу стал спокойнее.

– Они сделали большую глупость, – сказал я, отпивая вино из стакана. – Они опасны только потому, что сами обезумели от страха. Может быть, они не ожидали встретить здесь живых существ. Во всяком случае всегда можно бросить бомбу в яму: она их всех убьет.

Странное возбуждение после пережитых волнений, без сомнения, сильно обострило во мне силу восприимчивости. Я до сих пор необыкновенно живо помню наш обед. Милое, встревоженное лицо жены, выглядывавшее на меня из-под шелкового розового абажура лампы, белая скатерть, уставленная серебряной и хрустальной посудой (в те дни даже писатели-философы позволяли себе такую маленькую роскошь), пурпурно-красное вино в стакане – все это запечатлелось с фотографической точностью в моем мозгу. В конце стола сидел я сам, щелкал орехи, потягивал сигару, сожалел о неосторожности Огилви и осуждал близорукую трусость марсиан.

Так, вероятно, рассуждал, сидя в своем гнезде, какой-нибудь почтенный додо на острове Маврикия, когда туда высадилась горсточка безжалостных матросов в погоне за животной пищей.

– Завтра мы заклюем их до смерти, моя милая! – говорил я.

Я не знал тогда, что это был мой последний обед в культурной обстановке, перед началом целого ряда необычайных и даже ужасных дней.

VIII. В ночь на субботу

Из всех странных и удивительных вещей, которые произошли в эту пятницу, самой странной была для меня несовместимость повседневного хода жизни с первыми признаками начала целого ряда событий, которые должны были перевернуть вверх дном весь социальный строй этой жизни.

Если бы кто-нибудь в пятницу ночью, вооружившись циркулем, провел мысленно круг с радиусом в пять миль вокруг песчаных ям Уокинга, то уверен, что вне этого круга не нашел бы ни одного человека, за исключением лишь родственников Стента, двух или трех велосипедистов да лондонцев, лежавших мертвыми на поле, чьи привычки и чье настроение были нарушены пришельцами с Марса. Многие, конечно, слышали о цилиндре и в свободные часы, может быть, даже беседовали об этом, но несомненно, что это событие не вызвало такой сенсации, какую вызвал бы, например, наш ультиматум Германии.

В Лондоне телеграмма бедняги Гендерсона с описанием снаряда и его постепенного отвинчивания была принята за газетную утку, и редактор вечернего листка запросил по телеграфу Гендерсона о подтверждении. Но так как ответа не получил – Гендерсон к этому времени уже погиб, – то редакция решила не выпускать дополнительного номера с этим известием. Даже в пределах упомянутого воображаемого пятимильного круга большинство людей оставались равнодушными. Отношение женщин и мужчин к моему рассказу о событиях я уже описывал. Люди обедали и ужинали, как всегда; рабочие, закончив день на фабрике, копались у себя в саду, детей укладывали спать в обычный час, молодежь и влюбленные парочки гуляли по улицам, а ученые сидели за своими книгами.

Да, возможно, на улицах было больше оживления, вероятно, в кабаках и трактирах явилась новая тема для разговоров, там и сям появлялись очевидцы последних событий и вызывали своим рассказом крики и испуганные возгласы. Но в общем жизнь продолжала идти своим обычным, повседневным ходом, люди продолжали работать, есть, пить и спать, как раньше – как будто никакой планеты Марс и не существовало. То же самое было на станциях железных дорог в Уокинге, Хорселле и Чобхеме.

На узловом пункте в Уокинге поезда приходили, отходили и передвигались на запасной путь, пассажиры выходили и ждали на вокзале – словом, все шло своим заведенным порядком. Мальчишка-газетчик из города продавал, невзирая на монополию мистера Смитса, листки с последними известиями, и его выкрики «люди с Марса» смешивались со звоном и грохотом багажных тележек и резкими свистками паровозов. В девять часов на станцию прибежали несколько человек с невероятными рассказами о событиях на поле, но их появление так же мало нарушило общий порядок, как появление пьяных. Пассажиры, которые ехали в Лондон и выглядывали в темноту из окон вагона, видели странные, вспыхивающие, то появляющиеся, то снова исчезающие, искорки света со стороны Хорселла, видели красное пламя, с тянувшейся от него к звездам тонкой завесой дыма, и думали, что это горит вереск. Только на повороте, огибающем поле, можно было заметить, что случилось что-то неладное. На границе Уокинга горело с полдюжины дач. Во всех трех деревнях, в домах, обращенных окнами в поле, горел свет – их обитатели не ложились спать до зари.

На Чобхемском и Хорселлском мостах всю ночь толпились любопытные. Люди приходили и уходили, но толпа не убывала. Некоторые смельчаки, как оказалось потом, решили прокрасться в темноте до самой ямы, где сидели марсиане. Эти смельчаки больше не вернулись никогда: световой луч, словно прожектор военного судна, от времени до времени пробегал по полю, а непосредственно за ним следовал и тепловой луч. За исключением этого, широкая равнина казалась пустой и безмолвной, а обуглившиеся трупы пролежали на земле всю ночь и весь следующий день. Только из ямы доносился какой-то шум, словно стук молотков, и стук этот слышали многие.

Таково было положение вещей в пятницу ночью. В центре этих событий находился цилиндр, который торчал, как отравленная стрела в теле нашей старой планеты. Но действие яда еще только начиналось. По полосе безмолвного поля, местами дымившегося, были разбросаны темные неясные фигуры в неестественных позах. Там и сям горели дерево или куст. Кое-где среди живых людей царило волнение, но за пределы этого круга оно еще не распространялось. Во всем же остальном мире жизнь текла по-прежнему. Лихорадка войны, которая должна была заморозить кровь в жилах, иссушить нервы и расстроить мозг, была еще впереди.

Всю ночь стучали марсиане, подготавливая свои машины, и к звездному небу то и дело взвивались столбы зеленовато-белого дыма.

Около одиннадцати часов через Хорселл прошла рота солдат и выстроилась на краю поля, образуя кордон. Позднее через Чобхем прошла вторая рота и оцепила поле с северной стороны. Несколько офицеров из Инкерманских казарм были на поле еще рано утром, а один из них, майор Иден, так в казармы и не вернулся. Командир около полуночи подъезжал к Чобхемскому мосту и подробно расспрашивал собравшуюся там толпу. Без сомнения, военные власти прекрасно понимали серьезность положения.

На следующее утро газеты сообщили, что из Олдершота были отправлены на место происшествия эскадрон гусар, два пулемета и до четырехсот человек Кардиганского полка.

Через несколько секунд после полуночи толпа, стоявшая на дороге из Уокинга в Чертси, видела звезду, которая упала с северо-западной стороны в сосновый лес. Полет ее сопровождался зеленоватым светом, похожим на сверкание молнии.

То был второй цилиндр.

IX. Война начинается

Суббота осталась в моей памяти временем томительного ожидания. Это был жаркий, душный день, отмеченный, как мне передавали, резкими колебаниями барометра. Я спал очень плохо и встал рано. Перед завтраком я вышел в сад и постоял там, прислушиваясь. Но со стороны поля не было заметно никакого движения, и только жаворонок кружился в воздухе.

Наш молочник явился в обыкновенное время.

Услышав стук его тележки, я подошел к калитке, чтобы расспросить его о новостях. Он рассказал, что ночью поле, где мы повстречали марсиан, окружили войсками и что теперь ожидают прибытия пушек. Тут я услышал знакомые успокоительные звуки: к Уокингу подходил поезд.

– Их не хотят убивать, – сказал молочник, – если только удастся обойтись без этого.

Я увидел соседа, работавшего в своем саду. Мы поболтали немного, а потом я пошел завтракать. Утро начиналось как всегда. Мой сосед придерживался мнения, что войскам удастся в течение дня захватить марсиан или их уничтожить.

– Очень жалко, – сказал он, – что марсиане держат себя так недоступно. Было бы интересно услышать, как они живут на других планетах… Мы могли бы узнать это от них.

Он подошел к решетке и протянул мне горсть земляники, так как он был не только страстный садовод, но и щедрый хозяин. Одновременно он рассказал, что влево от Байфлита горит сосновый лес.

– Говорят, – продолжал он, – что упала вторая такая же штука. Но и одной было бы совершенно достаточно! Такое удовольствие будет стоить хорошенькой суммы денег нашим страховым обществам, пока все кончится. – И он засмеялся с видом невозмутимого добродушия. – Лес и теперь еще горит, – продолжал он, указывая рукой на видневшуюся вдали полосу дыма. – Почва долгое время будет горяча под ногами: ее покроет толстый слой тлеющих сосновых игл. – Затем он сделался серьезным и заговорил об Огилви.

После завтрака я отложил свою работу и решил идти на поле. Под железнодорожным мостом я встретил группу солдат – саперов, думается, – в маленьких круглых кепи и грязных расстегнутых красных куртках, выставлявших синие рубахи, в черных брюках и сапогах, которые доходили только до икр. Они сказали, что через мост никого не пропускают, и, действительно, взглянув туда, я увидал, что уже выставлен часовой, солдат Кардиганского полка. Я поговорил с этим солдатом некоторое время и рассказал им о своей встрече с марсианами прошлым вечером. Никто из них не видел марсиан, и они имели о них весьма неясное представление, поэтому засыпали меня вопросами. Оказывается, они не знали, кто распорядился послать войска, но полагали, что дело тут не обошлось без пререканий власть предержащих. Рядовой сапер гораздо развитее простого солдата – они не без знания дела обсуждали условия предстоящей борьбы. Я описал им действие теплового луча, после чего каждый из них стал высказывать свое мнение, как следует повести атаку на марсиан.

– Нужно подкрасться к ним под прикрытием и затем кинуться на них, говорю я, – сказал один.