Текст книги "Сборник фантастики. Золотой фонд"

Автор книги: Артур Конан Дойл

Соавторы: Герберт Джордж Уэллс,Роберт Льюис Стивенсон,Амброз Бирс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

В стороне Чобхема были видны столбы пламени, которые с появлением первых утренних лучей казались окрашенным кроваво-красным светом.

XII. Как были разрушены Уэйбридж и Шеппертон

Как только рассвело, мы отошли от окна, из которого наблюдали за марсианами, и тихонько сошли вниз.

Артиллерист согласился со мной, что нам опасно оставаться в доме. Он предполагал направиться к Лондону, чтобы соединиться там со своей батареей. Я же чувствовал, что должен немедленно вернуться в Лезерхэд, мои страх перед марсианами был так силен, что я твердо решил увезти свою жену в Ньюхейвен и вместе с ней совсем покинуть страну. Я уже тогда предвидел, что вся ближайшая к Лондону местность неизбежно станет полем битвы, вернее целой вереницы опустошительных сражений, прежде чем удастся уничтожить такого врага.

Но на пути в Лезерхэд лежал третий цилиндр, охраняемый трехногими гигантами. Если бы я был один, я бы, пожалуй, рискнул идти напрямик. Но артиллерист удержал меня, заметив: «Хорошей женщине не оказывают услуги тем, что делают ее вдовой!» Я дал себя уговорить, и мы решили идти вместе через лес, к северу до Стрит-Чобхем: там мы должны были расстаться, и я должен был сделать большой крюк через Ипсом, чтобы добраться до Лезерхэда.

Я был готов идти хоть сию же секунду, но мой спутник недаром состоял на действительной военной службе – он знал, как нужно пускаться в такое путешествие. Он заставил меня перерыть весь дом, чтобы найти дорожную фляжку, которую он наполнил водкой, а все карманы мы набили пакетами с сухарями и ломтиками нарезанной говядины. Затем, крадучись, мы вышли из дому и, почти бегом, спустились по скверной дороге, по которой я поднимался накануне. Дома казались брошенными своими обитателями. На улице лежали обуглившиеся трупы трех человек – их поразил тепловой луч. Повсюду валялись предметы домашнего обихода, потерянные во время бегства: часы, туфля, серебряная ложка и т. п. На углу, у почтовой конторы, стояла маленькая повозка, нагруженная сундуками и домашним скарбом, но без лошади и со сломанным колесом. Тут же валялась денежная шкатулка, взломанная, как видно, впопыхах и брошенная в мусор.

Кроме сторожки приюта, которая все еще горела, здесь ни один из домов не пострадал особенно сильно. Тепловой луч, разрушив дымовые трубы, направился дальше. И все же в Мейберри, кроме нас, не было видно ни одной живой души. Большинство жителей деревушки попрятались или искали спасения в бегстве к Старому Уокингу, по той самой дороге, которой мы ехали с женой в Лезерхэд.

Мы спустились по дороге, мимо трупа человека в черном, и вдоль подножья холма вошли в лес. Лесом мы прошли до железной дороги, не встретив ни одной живой души. По ту сторону железной дороги лес теперь представлял собой кучу раздробленного обуглившегося дерева: большая часть сосен повалилась, а от тех, которые стояли, остались лишь унылые серые стволы с темно-коричневыми иглами.

На нашей стороне сгорело только несколько стоявших вблизи деревьев. В одном месте остались следы субботней работы дровосеков: лежали свежесрубленные подчищенные стволы, стояла паровая лесопильная машина, рядом с ней я увидел целую гору стружки и опилок. Невдалеке виднелся временный шалаш для рабочих, покинутый ими. В это утро не было ни малейшего ветра, кругом царила мертвая тишина. Даже птицы не пели, а мы с артиллеристом, продолжая свой путь, говорили шепотом и поминутно оглядывались назад. Раза два мы останавливались и прислушивались.

Через некоторое время, уже подходя к улице, мы услышали стук копыт и увидали в просвете между деревьями трех кавалеристов Восьмого гусарского полка, которые медленно ехали в сторону Уокинга. Мы окликнули их и побежали к ним. Они остановились. То был лейтенант и несколько солдат, везущих какой-то инструмент, вроде теодолита. Артиллерист объяснил мне, что это был гелиограф.

– Вы первые люди, которых я повстречал на улице сегодня утром, – заметил лейтенант. – Что, собственно, случилось?

В его лице и голосе была тревога, а ехавшие за ним солдаты с любопытством смотрели на нас. Артиллерист перескочил через ров и взял под козырек.

– Нашу пушку разорвало вчера вечером, господин лейтенант. Я спрятался. Стараюсь соединиться со своей батареей, господин лейтенант. Я думаю, что если вы пройдете полмили по этой улице, то увидите марсиан.

– А на кого они похожи? – спросил лейтенант.

– Великаны в полном вооружении, господин лейтенант. Сто футов высоты. Ноги и тела из алюминия, с огромной головой под колпаком, господин лейтенант.

– Перестаньте! – закричал лейтенант. – Что за нелепица!

– Вы сами увидите, господин лейтенант. Они носят с собой какой-то ящик, из которого пускают огонь и убивают.

– Вы хотите сказать, пушка?

– Нет, господин лейтенант, – и артиллерист принялся с живостью рассказывать о тепловом луче. Но лейтенант прервал его и взглянул на меня. Я стоял все еще на прежнем месте.

– А вы видели это? – спросил он.

– Все это сущая правда! – подтвердил я.

– Хорошо, – сказал лейтенант. – В таком случае и я должен посмотреть на это. Послушайте, – обратился он к артиллеристу: – мы разделимся, чтобы очистить дома от людей. Вы лучше всего сделаете, если явитесь к бригадному генералу Марвину и доложите ему обо всем, что видели. Он в Уэйбридже. Дорога вам известна?

– Я знаю ее, – сказал я.

Лейтенант повернул лошадь.

– С полмили отсюда, говорите вы? – спросил он.

– Самое большее, – ответил я и указал на лес к югу. Он поблагодарил меня и поехал дальше. Больше мы их не видели.

Немного подальше мы натолкнулись на трех женщин с двумя детьми около коттеджа рабочего. Они раздобыли тачку и складывали на нее какие-то грязные узлы и прочий домашний скарб. Все трое были так поглощены своим делом, что не заговорили с нами, когда мы проходили мимо.

У станции Байфлит лес кончился, и перед нами открылся вид на залитую солнцем деревню. Теперь мы были далеко за пределами действия теплового луча: если бы не тишина и опустевший вид некоторых домов, суета спешной укладки в других домах и кучка солдат, стоявших у моста и пристально глядящих прямо перед собой в сторону Уокинга, то этот день ничем не отличался бы от любого другого воскресного дня.

Несколько телег и фермерских фур со скрипом тащились по дороге к Эддлстону. Вдруг в открытые ворота огороженного луга мы увидели шесть двенадцатифунтовых пушек, расставленных на равном расстоянии друг от друга и обращенных жерлами на Уокинг. Наводчики стояли около пушек, готовые по данному сигналу начать пальбу. Пороховые ящики находились на приличной дистанции, как перед боем.

– Это очень хорошо, – сказал я. – Один заряд они во всяком случае получат.

Артиллерист стоял у ворот изгороди в нерешительности.

– Я пойду дальше, – сказал он.

Дальше у поста, по направлению к Уэйбриджу, стояла группа солдат в белых рабочих блузах и рыла окопы, за ними мы опять увидели пушки.

– Это все равно что лук и стрелы против молний, – заметил артиллерист. – По всему видать, они еще не попробовали огненного луча.

Офицеры, которые не были заняты, стояли и смотрели в лес на юго-запад, а солдаты каждую минуту бросали свою работу и тоже обращали свой взор туда же.

Весь Байфлит был на ногах. Жители поспешно укладывались, и группа гусар, одни пешие, другие конные, все время торопила их. Три или четыре черные казенные фуры, с крестом на белом кружке, какой-то старый омнибус и еще несколько колымаг нагружались вещами. Кругом на улицах толпился народ, и большинство из них, настроенные празднично, оделись в свои лучшие платья. Солдатам стоило большого труда заставить этих людей проникнуться серьезностью положения. Мы видели старика, который сердито спорил с капралом, уговаривавшим его оставить горшки с цветущими орхидеями.

Я остановился и схватил старика за руку.

– Знаете ли вы, что творится там? – сказал я ему, указывая рукой в сторону леса, скрывавшего марсиан.

– А что? – сказал он, оборачиваясь ко мне. – Я только что объяснял капралу, что эти цветы имеют большую цену.

– Там смерть! – крикнул я ему. – Смерть идет! Смерть!

И предоставив ему переваривать то, что я сказал, я поспешил за артиллеристом. У поворота я оглянулся. Солдат оставил старика в покое, и тот стоял около своего сундука и горшков с орхидеями и бессмысленно смотрел куда-то вдаль, поверх деревьев.

В Уэйбридже никто не мог нам сказать, где находится главный штаб. В городе стояла такая суматоха, какой мне еще никогда видеть не доводилось. На каждом шагу запрягались повозки, телеги, самый удивительный подбор экипажей и лошадей! Почетные граждане, мужчины в спортсменских костюмах, нарядные дамы – все были поглощены дорожными сборами. Около них возбужденно суетились дети, в восторге от нового развлечения, разнообразившего их воскресное времяпрепровождение. А над всем этим неумолкаемо и радостно звонил колокол, призывая в церковь, где достойный викарий служил раннюю обедню.

Мы с артиллеристом уселись на краю фонтана и недурно позавтракали захваченной с собой провизией. Военные патрули – здесь были уже не гусары, а белые гренадеры – уговаривали жителей не медлить больше и уезжать или прятаться в погреба, как только начнется стрельба. Переходя железнодорожный мост, мы увидели, что на станции скопилось множество народа и что вся платформа завалена сундуками и всевозможными свертками. Подвоз орудий и войск в Чертси вызвал приостановку в движении пассажирских поездов, и, как мне рассказали намного позже, на вокзале чуть не дрались из-за мест в пущенных после экстренных поездах.

Мы пробыли в Уэйбридже до полудня и через некоторое время подходили к Шеппертонскому шлюзу, где река Уэй сливается с Темзой. По дороге мы немного задержались, помогая двум старушкам уложить в повозку их вещи. Уэй впадает в Темзу тремя рукавами, и в этом месте можно было нанять лодку или воспользоваться паромом, чтобы перебраться через реку. На противоположном берегу раскинулся Шеппертон с гостиницей среди лужайки и с подымающейся над деревьями высокой колокольней церкви.

Здесь мы нашли шумную, возбужденную толпу беглецов. Пока еще среди них не было паники, но все же тут было гораздо больше народа, чем могло поместиться в имевшихся лодках. Подходили все новые пассажиры, изнемогающие под тяжестью своей поклажи. Какая-то супружеская чета тащила домашний скарб на снятой с петель двери. Один из беглецов сказал нам, что хочет попытаться сесть в поезд.

Здесь было много шума и крика, а один неведомый шутник пытался даже острить. Собравшиеся здесь люди представляли себе, по-видимому, что марсиане – это страшные человекоподобные существа, которые могут захватить и разгромить город, но все же, в конце концов, их будет ждать неминуемая гибель. Все поминутно поглядывали за Уэй, в сторону, где тянулись луга Чертси, но там пока было спокойно.

По ту сторону Темзы, кроме места, где причаливали лодки, было тихо, что составляло полный контраст с картиной на берегу Суррея. Пассажиры, переезжавшие туда, спокойно продолжали путь пешком. Паром с людьми пристал только что. Три или четыре солдата стояли перед гостиницей на лужайке и бесцеремонно разглядывали беглецов, острили по их адресу, но помощи своей не предлагали. Гостиница была заперта, так как день был воскресным.

– Что это такое? – закричал перевозчик. – Да замолчи же ты, дура! – прикрикнул человек, стоявший рядом со мною на залаявшую собаку.

Снова повторился странный звук, на этот раз со стороны Чертси: тупой, глухой звук пушечного выстрела. Бой начался. Почти сразу за первыми выстрелами последовали один за другим выстрелы из батарей, расположенных за рекой, справа от нас, но не видимые из-за деревьев. Рядом вскрикнула женщина. Все замерли, ошеломленные внезапным шумом битвы, такой близкой, и все же пока не видимой нами. Ничего не было видно, кроме плоских лугов с равнодушно пасущимися коровами и серебристых ив, тихо дремлющих под горячими лучами солнца.

– Солдаты им покажут, – несколько неуверенно заметила какая-то женщина возле меня. Легкий дымок поднялся над верхушками деревьев.

Вдруг вдали высоко взлетел и повис в воздухе столб дыма. Вслед затем раздался, сотрясая воздух, страшный грохот взрыва, и земля дрогнула под ногами. В нескольких домах вылетели стекла. Мы стояли оглушенные, ничего не понимая.

– Вот они! – закричал человек в синем свитере. – Там! Разве вы не видите? Там!..

С быстротой молнии, один за другим показались вдали у маленьких деревьев один, два, три, четыре марсианина и быстро направились к реке. Они неслись, как птицы, и казались издали маленькими, смешными фигурками. Затем мы увидели пятого, который приближался к ним сбоку. Их металлические тела блестели на солнце, и с каждым шагом, по мере того, как приближались к нам, они все вырастали в размерах. Один из них, который находился дальше всех, вдруг взмахнул в воздухе большим ящиком, и страшный тепловой луч, который я уже видел в пятницу, направился в Чертси и ударил в него.

При виде этих странных, быстроногих и страшных существ стоявшая на берегу толпа застыла в ужасе. Ни возгласов, ни криков! Все было тихо. Затем невнятный гул голосов… топот ног… всплеск воды. Мой ближайший сосед, напуганный до того, что забыл бросить чемодан, который он нес на плече, круто повернулся и чуть не сшиб меня с ног, ударив углом своей ноши. Какая-то женщина толкнула меня и пробежала мимо. Увлекаемый общим порывом, я тоже было повернул, собираясь бежать, но мой страх оказался не так велик, чтобы отнять от меня рассудок. Я помнил о страшном тепловом луче. Скорее в воду! В этом было единственное спасение!

– В воду! – закричал я, но меня никто не слышал.

Я повернул назад, прямо навстречу приближающемуся марсианину, сбежал с песчаного откоса и кинулся в воду! Другие последовали моему примеру. К пристани причалила лодка с людьми, и они высаживались на берег как раз в ту минуту, когда я пробежал мимо них. Река у берега была так мелка, что я прошел футов двадцать по пояс в воде по скользким камням. Вдруг я увидал чуть ли не над своей головой, в каких-нибудь двухстах ярдах перед собой гигантскую фигуру приближавшегося марсианина. Я бросился вперед и нырнул. Всплески воды от бросающихся в реку людей отдавались у меня в ушах, как удары грома. Люди высаживались на берег по обе стороны реки.

Но марсианин так же мало обращал внимание на спасающихся бегством людей, как мы на разбегающихся муравьев, когда нечаянно наступим на муравейник. Когда я задыхаясь высунул голову из воды, колпак марсианина был обращен к батареям, которые все еще стреляли через реку. Он шел и размахивал на ходу ящиком, в котором вырабатывались тепловые лучи. Спустя минуту он был на берегу и в один шаг перешел реку. Коленями двух передних ног он стал на противоположный берег, но в следующий момент снова выпрямился и очутился возле Шеппертона. В тот же миг раздался дружный залп из всех шести пушек, скрытых в кустах на выезде из деревушки. Неожиданная близость выстрелов, частота, с которой они следовали один за другим, заставили сильнее биться мое сердце. Чудовище уже поднимало свою камеру с тепловым лучом, как вдруг ярдах в шести над его колпаком разорвалась граната.

У меня вырвался крик удивления. Я не видел и не думал об остальных четырех марсианах – мое внимание было занято только тем, что происходило около меня. Почти одновременно с первой гранатой разорвались две другие, у самого тела великана. Он повернул свой колпак как раз вовремя, чтобы получить четвертую гранату, но недостаточно быстро, чтобы избежать ее.

Граната попала в средину колпака марсианина. Колпак вспыхнул и разлетелся на двенадцать кусков. Во все стороны полетели осколки блестящего металла и куски окровавленного мяса.

– Попало! – вырвалось у меня.

То был крик скорее торжества, нежели испуга. Обезглавленный колосс зашатался, как пьяный, но не упал. Каким-то чудом он удержал равновесие. Не направляемый более в своих движениях, с открытой камерой, из которой выходил тепловой луч, он понесся на Шеппертон. Живая, сознательная воля сидевшего под колпаком марсианина погибла, его останки развеяло по ветру, и металлический великан представлял теперь собою только сложную машину, которая неслась навстречу гибели. Как слепой, мчался он по прямой линии: налетел на церковь, которая рассыпалась, как от удара тараном, откачнулся, потом зашатался и со страшным грохотом упал в воду и исчез из поля зрения.

Раздался страшный взрыв: струи воды, вперемешку с илом, клубами пара и осколками металла взлетели высоко в воздух. Как только камера с тепловым лучом коснулась воды, вода превратилась в пар. Еще мгновение – и огромная волна, как при сильном прибое, горячая, как кипяток, поднялась и покатилась против течения. Я видел, как бросились к берегу люди, оставшиеся в воде, – их отчаянные крики слабо доносились до меня сквозь шум воды и грохот взрыва, вызванного падением чудовища.

В ту минуту я не чувствовал, как горяча вода, и забыл о необходимости спасать свою жизнь. Я плыл через бушующую воду, оттолкнул в сторону человека, одетого в черное, пока, наконец, не увидал, что творится там, за поворотом реки. Штук шесть брошенных лодок бесцельно носились по бурлившей воде, а дальше внизу, поперек реки, лежал упавший гигант, уже наполовину затонувший.

Густые облака пара подымались из его обломков, и сквозь этот бешено крутящийся пар было видно, точно в тумане, как били по воде гигантские ноги чудовища, подымая пену и кучи ила. Металлические щупальца махали в воздухе словно руки живого существа, и, несмотря на беспомощную бесцельность этих движений, казалось, что раненый зверь отчаянно борется с волнами за свое существование. Масса какой-то красно-бурой жидкости шумной струей вырывалась из машины.

Мое внимание, привлеченное на какое-то время этой картиной, вскоре отвлек вой, напоминавшим звук сирены. Человек, стоявший по колено в воде около бечевника, шепотом окликнул меня и указал рукой назад. Оглянувшись, я увидел остальных четырех марсиан, которые неслись гигантскими шагами к берегу со стороны Чертси. На этот раз пальба шеппертоновских пушек не помогла!

Завидев врага, я моментально нырнул, и, задержав дыхание, насколько это было возможно, испытывая мучительную боль, плыл под водой. Вода вокруг меня бурлила и с каждым мгновением становилась горячее. Когда я на секунду высунул голову, чтобы перевести дыхание, и, откинув упавшие волосы, осмотрелся, то увидел, как над водой подымается крутящийся белый пар, за которым я не мог рассмотреть марсиан. Оглушительный шум продолжался. Наконец передо мной смутно выступили очертания гигантских серых фигур, которые сквозь туман казались еще выше. Они прошли мимо меня, и двое наклонились над бьющимися в воде остатками своего товарища.

Третий и четвертый стояли около них в воде. Один был в двухстах ярдах от меня, другой – ближе к Лилхему. Они держали высоко над головой камеры с тепловым лучом, и свистящие струи лучей расходились оттуда по всем направлениям.

В воздухе стоял гул от оглушительного, поистине ошеломляющего сочетания звуков: бряцания боевых машин марсиан, грохота разрушающихся домов, треска и шипения вспыхивающих изгородей и деревьев, рева и свиста огня. Взлетающие кверху густые клубы черного дыма смешивались с паром, поднимавшимся от реки, а когда тепловой луч пронесся по Уэйбриджу, то каждое его прикосновение отмечалось вспышкой белого пламени, вслед за которым начиналась пляска желтых огненных языков. Ближайшие дома еще стояли невредимыми, ожидая своей участи, и уныло белели в клубах пара, а за ними бушевал огонь.

С минуту я стоял по грудь в почти кипящей воде, не представляя, что мне делать, и не надеясь на какое-либо спасение. Сквозь пар я видел людей, вместе со мною очутившихся в воде. Одни из них пробирались через камыши на берег, точно лягушки, пытающиеся спастись в траве при приближении человека, а другие – в диком отчаянии метались взад и вперед по бечевнику.

Вдруг я заметил, что белые вспышки теплового луча, перескакивая с места на место, приближаются ко мне. От их прикосновения дома рассыпались, извергая пламя, а деревья с ревом превращались в огненные столбы.

Но вот белое пламя запрыгало по бечевнику, слизало бесцельно метавшихся по нем людей и подошло к воде не более как на пятьдесят ярдов расстояния от того места, где я стоял. Оно пронеслось поперек реки к Шеппертону, и вода на его пути вздувалась кипящим, пенящимся пузырем. Я повернул к берегу.

Еще мгновение – и меня накрыло громадной волной температуры, близкой к точке кипения. Я вскрикнул от боли и, полуошпаренный, ослепленный, стал через силу плыть к берегу. Стоило мне ослабеть – и мне бы пришел конец. Беспомощный, беззащитный, я упал, на самом виду у марсиан, на широкую открытую песчаную отмель, которая образует косу при впадении Уэя в Темзу. Я ожидал только смерти…

Смутно припоминаю, как ярдах в двадцати от моей головы на рыхлый песок опустилась нога марсианина и расшвыряла мелкий гравий. С трудом я припоминаю после того долгий промежуток томительного ожидания, а затем увидел, как четыре гигантские фигуры, с останками своего товарища на руках, сперва совсем ясные, а потом постепенно заволакивающиеся пеленой дыма, стали бесконечно медленно, как мне казалось тогда, удаляться по широкому пространству речных лугов. И только постепенно у меня проснулось осознание того, что я каким-то чудом спасся!

XIII. Как я встретился с викарием

Получив неожиданный урок, показавший силу земного оружия, марсиане отступили на свою прежнюю полицию к Хорселлскому полю и, обремененные тяжелой ношей, проглядели много жертв, вроде меня, попадавшихся им на пути. Если бы они бросили своего убитого товарища и двинулись дальше, они бы до самого Лондона не встретили ничего, кроме батарей с двенадцатифунтовыми пушками. Они явились бы в столицу раньше, чем туда успела бы долететь весть об их приближении. Их появление было бы так же внезапно, страшно и разрушительно, как землетрясение, уничтожившее Лиссабон сто лет назад.

Но они не торопились. Цилиндр следовал за цилиндром в межпланетном пространстве, и каждые двадцать четыре часа приносили им подкрепление. А тем временем военные и морские власти, уже полной мерой оценившие могущество врага, работали с неослабевающей энергией. На позиции ежеминутно подъезжали новые пушки, и до наступления сумерек, за каждой рощицей, за каждым рядом пригородных вилл на холмистых склонах Кингстона и Ричмонда, уже скрывалось подстерегающее черное дуло орудий. А по всему пространству выгоревшей, опустошенной местности, тянувшейся, может быть, на двадцать квадратных миль вокруг лагеря марсиан, по выжженным развалинам деревень, под черными дымящимися сводами ветвей, которые всего лишь за день до того были сосновым лесом, пробирались самоотверженные лазутчики с гелиографами, обязанностью которых было предупреждение артиллеристов о приближении марсиан. Но марсиане теперь изведали силу нашей артиллерии: они понимали опасность близости людей – ни один человек, не рискуя жизнью, не мог приблизиться ближе чем на милю, ни к одному из цилиндров.

По-видимому, всю вторую половину дня марсиане были заняты переноской разных вещей из второго и третьего цилиндров – второй лежал под Эддельстоном, а третий – у Пирфорда, – на их первоначальную позицию, в песчаную яму на Хорселлском поле. Недалеко от ям, у почерневшего вереска и развалин домов, один из них стоял на часах, а все остальные, покинув гигантские боевые машины, спустились в яму. Они работали до поздней ночи и с холмов у Мерроу и даже, говорили, из Бенстида и с Ипсомской возвышенности можно было видеть валивший оттуда густой столб зеленоватого дыма.

В то время, когда марсиане позади меня готовились к следующему выступлению, а человечество впереди меня собиралось с силами для предстоящего боя, я с невероятными усилиями и трудом пробирался из дымящегося ада Уэйбриджа в Лондон.

Я заметил вдали брошенную лодку, плывшую вниз по течению. Скинув промокшее платье, я пустился вплавь за этой лодкой, догнал ее и именно так спасся от гибели. В лодке не было весел, но я решил действовать руками, насколько мне позволяли ожоги. Я пробирался с большим трудом вниз по реке к Халлфорду и Уолтону, поминутно оглядываясь назад, как вы легко понимаете. Я выбрал путь по реке потому, что в случае возвращения марсиан на воде было больше шансов спастись.

Горячая вода, образовавшаяся при падении боевой машины марсиан, спускалась по течению вместе с моей лодкой. От нее все время поднимался пар, поэтому в начале пути, на протяжении примерно мили, мне почти не видно было берегов. Один раз я, впрочем, увидел вереницу черных фигур, бежавших по лугу со стороны Уэйбриджа. Халлфорд казался совсем опустевшим, и некоторые из его домов, обращенные к реке, горели. Мне странно было видеть клубы черного дыма и перебегающие струйки пламени под знойным синим небом летнего дня, среди затихшей деревни, покинутой людьми. Я никогда еще не видел пожара без суетящейся толпы. Немного подальше, на берегу, горел и дымился тростник, и полоса огня жадно ползла к сену, убранному в стога.

Долгое время я плыл так, отдаваясь на волю течения, измученный пережитыми ужасами и нравственно, и физически. Потом во мне снова проснулся страх, и я принялся управлять лодкой. Солнце жгло обожженную спину. Но наконец, когда за поворотом реки показался Уолстонский мост, начинавшиеся лихорадка и физическая слабость превозмогли страх. Я причалил к Миддлсекскому берегу и в изнеможении, почти замертво, свалился в высокую траву. Было, должно быть, часа четыре или пять вечера. Я поднялся, прошел с полмили вперед и, не встретив ни души, снова лег в тени изгороди. Смутно помню, что во время этого утомительного перехода я как будто разговаривал сам с собой. Помню еще, что меня мучила жажда и я сожалел, что не напился досыта воды из реки. И любопытно еще то, что я почему-то сердился на жену. Не знаю почему, но мое бессильное желание попасть поскорее в Лезерхэд страшно раздражало меня.

Я уже не могу припомнить, когда появился викарий. Должно быть, я задремал. В памяти запечатлелась лишь его сидящая фигура, с вымазанными сажей рукавами рубашки и с приподнятым кверху гладко выбритым лицом, пристально следившим, как пляшет на небе отблеск пожара. Небо было усеяно мелкими перистыми облачками, чуть розовевшими от заката.

Услыхав шум от моего движения, он быстро взглянул на меня.

– Есть у вас вода? – спросил я, не здороваясь с ним. Он покачал головой.

– Вот уж час, как вы просите воды, – сказал он.

С минуту мы молчали и рассматривали друг друга. Я должен был казаться ему весьма странным: почти голый – на мне не было ничего, кроме мокрых брюк и носков, – с обожженной кожей и с черным от дыма лицом и плечами. У него было невыразительное лицо со слабохарактерным подбородком. Его волосы, почти льняного цвета, спускались волнами на низкий лоб. Бледноголубые, довольно большие глаза тупо смотрели куда-то в пространство. Он говорил отрывисто и не глядел на меня.

– Что все это значит? – сказал он. – Что означает то, что творится кругом?

Я посмотрел на него пристально и не ответил ему. Он вытянул тонкую белую руку и продолжал жалобным тоном:

– Зачем допускают подобные вещи? Чем мы согрешили? Сегодня, по окончании обедни, я вышел погулять по улицам, чтобы немного освежиться, и вдруг – огонь, землетрясение, смерть! Точно Содом и Гоморра! Вся работа уничтожена, вся работа… Кто они, эти марсиане?

– А мы кто? – ответил я, откашлявшись.

Он обхватил руками колени и повернулся ко мне. С полминуты он сидел молча.

– Я бродил по улицам, чтобы освежить голову, – повторил он. – И вдруг… огонь, землетрясение, смерть!..

Он снова замолчал, уткнувшись подбородком в колени. Через некоторое время он опять заговорил, размахнем рукой:

– Вся работа… воскресные школы… Что мы такое сделали? Что сделал Уэйбридж? Все исчезло… Все разрушено! Церковь!.. Три года тому назад мы отстроили ее заново… Разрушена! Сметена с лица земли!.. За что?..

Снова пауза, а потом опять бессвязная речь.

– Дым от этого пожара будет вечно возноситься к небу! – крикнул он.

Глаза его горели, а его длинный, тонкий палец указывал на Уэйбридж.

Я начинал понимать, кто передо мною. Страшная трагедия, разыгравшаяся в Уэйбридже, к которой он оказался причастным – по-видимому, он был беглецом из Уэйбриджа, – привела его на край бездны, и он потерял рассудок.

– Далеко мы от Сенбюри? – спросил я равнодушно.

– Что нам делать? – продолжал он. – Неужели эти существа везде? И земля отдана им во власть?

– Далеко до Сенбюри?

– Еще сегодня утром я служил в церкви.

– С тех пор все изменилось, – сказал я спокойно. – Нужно держать голову высоко. Еще есть надежда!..

– Надежда?

– Да, полная надежда, несмотря на все это разрушение.

Я принялся излагать свой взгляд на наше положение. Сначала он слушал, но, по мере того, как я говорил, выражение интереса в его глазах сменилось прежней тупостью и взгляд его стал блуждать по сторонам.

– Это, должно быть, начало конца, – проговорил он, перебивая меня. – Конец!.. Великий и страшный день суда!.. Когда люди будут умолять утесы и горы, чтобы обрушились и скрыли их от лица сидящего там на престоле!

Я понимал теперь, в чем дело. Я отбросил свою сложную аргументацию и, с усилием поднявшись на ноги, подошел к нему и положил ему руку на плечо.

– Будьте мужчиной, – сказал я. – Страх лишил вас разума. Что это за вера, которая пропадает при первом несчастии? Вспомните только, что делали с человечеством землетрясения, потопы, войны, вулканы! Почему же вы думаете, что бог должен был сделать исключение для Уэйбриджа?.. Он не страховой агент…

Долгое время он сидел в молчании.

– Но как мы можем спастись? – вдруг спросил он. – Они неуязвимы и безжалостны.

– Ни то, ни другое, – отвечал я. – И чем они сильнее, тем осмотрительнее и спокойнее должны быть мы. Не прошло еще и трех часов, как один из них был убит.

– Убит? – повторил он, уставившись на меня. – Как могут быть убиты посланцы бога?

– Я сам это видел, – продолжал я. – Мы имели счастье попасть в самую свалку, и это все!

– Что же означают эти отблески на небе? – неожиданно спросил он.

Я объяснил ему, что это сигнализация гелиографом – так сказать, отпечаток на небе человеческой помощи и стараний.

– Мы сейчас в самом центре боя, – говорил я, – хотя кругом все тихо. Отблески на небе означают надвигающуюся грозу. Там, думаю я, марсиане, а ближе к Лондону, где поднимаются холмы Ричмонда и Кингстона, под прикрытием лесов, возводят земляные укрепления и ставят пушки. Скоро здесь будут марсиане…

Я не успел договорить, как он вскочил и остановил меня жестом.