Текст книги "Научная фантастика. Ренессанс"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

Соавторы: Пол Дж. Макоули,Брюс Стерлинг,Стивен М. Бакстер,Чарльз Шеффилд,Бен Бова,Джеймс Патрик Келли,Ким Робинсон,Дэвид Хартвелл,Кэтрин Крамер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 52 страниц)

Маловероятно. Похоже, тут действовали силы более серьезные, нежели один катализатор. Интересно, сказал ли Мо что-нибудь Якобу обо мне? И о том, что я к нему приеду? Я очень надеялся, что не сказал, – мне совершенно не хотелось оказаться в роли второго, решающего катализатора.

Через час мы уже мчались на запад в сторону Тернпайк. Ярко сияло солнце, в окно врывался свежий ветер – замечательный день для загородной прогулки, да только ехали мы расследовать смерть одного из моих лучших друзей. Я позвонил Корине и сообщил, что заеду днем, если смогу.

– Расскажите мне о своей работе, – попросил я Сару. – О настоящей работе, а не о туфте для научного совета.

– Как вы знаете, очень многие судят о науке по ее техническому оснащению. То есть если исследование делается без применения компьютеров, микроскопов и новейших красителей для ДНК, что это уже не наука, а магия, предрассудки или откровенная чушь. Но наука, по сути своей, есть метод, рациональный способ исследования мира, а все эти железки – вещь вторичная. Разумеется, приборы очень помогают, потому что раскрывают перед нашим сознанием более широкую картину, они подвластны зрению, осязанию и другим органам чувств человека. Но ведь приборы не очень-то нужны, верно?

– То есть сельское хозяйство, селекция растений и животных и прочие манипуляции с природными фактами практикуются людьми уже тысячелетиями и никакого сложного оборудования для этого не требуется?

– Правильно, – согласилась Сара. – Но это очевидный факт и уж конечно не причина для убийства. Однако есть некие люди, которые преобразуют природу не для того, чтобы вывести новые, улучшенные сорта, а чтобы на этом нажиться, приобрести власть и устранить всех, кто станет у них на пути.

– Нечто вроде мафии биологов, – пробормотал я.

– Да, можно и так сказать.

– А есть ли у вас какие-нибудь примеры, улики, кроме вашей теории об аллергене?

– Вы сомневаетесь? Хорошо, вот вам пример. Вы никогда не задумывались над тем, почему у нас, в Штатах, после Второй мировой войны люди стали так грубы друг с другом?

– Что-то не понимаю…

– Об этом немало написано в социологической литературе. В первой половине века имелся некий стандарт цивилизованности, вежливости, межличностных отношений – то, как люди общались на публике, в бизнесе, в семье. А потом устои пошатнулись. И это признают все. Кое-кто винит во всем напряженность атомного противостояния или то, что телевизор все более подменяет школьное образование и становится для детей основным источником информации. Есть и множество иных причин. Но у меня имеется собственная теория.

– Какая же?

– После Второй мировой войны в атомный век вступил весь мир, а не только Америка. И в Англии, и в Западной Европе тоже есть телевидение и автомобили. Но Америку от Европы отличают именно огромные сельскохозяйственные территории, где можно тихо и незаметно выращивать нечто, к чему у большинства людей существует аллергия низкого уровня. И я считаю, что причиной всеобщей раздражительности и утраты самообладания стало нечто, проникшее буквально каждому под кожу, – аллерген, специально созданный для этой цели.

«Боже, теперь я понял, почему ее теорию в штыки принял ученый совет. Пожалуй, стоит ей подыграть. Ведь я на собственном горьком опыте убедился: с безумцами лучше не спорить».

– Что ж, у японцев в конце войны имелись вполне конкретные планы начала биологической войны. Они собирались распространять возбудители смертельных болезней с помощью воздушных шаров.

Сара кивнула:

– Японцы – одна из самых продвинутых наций во всем, что касается сельского хозяйства. Не знаю, замешаны ли здесь и они, но…

Запищал телефон.

Маклахен как-то написал, что в нашем технологическом мире машина есть единственное место, где можно укрыться от назойливого и требовательного телефонного звонка. Но это, разумеется, было написано до эпохи мобильных телефонов.

– Алло? – ответил я.

– Алло? – отозвался мужской голос со странным акцентом, молодой и одновременно низкий. – Мистер Бюхлер, это вы?

– Гм-м… нет. Вы что-то хотите ему передать?

Молчание. Потом:

– Ничего не понимаю. Это машина мистера Бюхлера?

– Правильно, но…

– А где Мо Бюхлер?

– Представьтесь, пожалуйста.

Я услышал странное пощелкивание, потом гудок.

– В этом телефоне есть функция «ответный звонок»? – спросил я себя и Сару, потом отыскал нужную кнопку и нажал ее.

– Добро пожаловать в справочную AT&T, – услышал я бодрый женский голос. – Данный абонент или недоступен, или находится за пределами зоны вызова…

– Это был Эймос, – заключила Сара.

– Тот парень, что звонил? – тупо уточнил я.

Сара кивнула.

– Наверное, он все еще в шоке после смерти отца, – предположил я.

– А я думаю, что он его и убил, – сказала Сара.

Мы углублялись в Пенсильванию, и неестественно яркие краски придорожных рекламных щитов постепенно сменялись разнообразными оттенками зелени, которыми я восхищался всего лишь вчера. Но сегодня краски природы были мне не в радость. Я понял, каково истинное лицо природы. Мы романтизируем ее красоту, но ведь природа и есть источник неурожая, голода, землетрясений, болезней, смертей… И еще оставался открытым вопрос: верна ли теория Сары о том, что некоторые люди помогают темной стороне природы?

Сара рассказала мне об Эймосе. Ему сейчас шестнадцать лет. Он получил лишь начальное школьное образование. Однако, как и подобает потомку эмишей из отколовшейся группы, о существовании которой посторонние и не подозревают, мальчик получил неплохое самостоятельное образование: он освоил искусство биологической алхимии. Эймос стал учеником своего отца.

– Но зачем? Какова причина убийства?

– Эймос не только будущий ученый, но еще и типичный упрямый подросток. У него много подружек, он любит выпить и погонять на машине, как прочие парни из разных группировок эмишей.

– О чем вы говорите?

– «Гроффи», «Эмми» и «Трейлеры» – это лишь три самые крупные группировки. Но есть и другие, поменьше. Конечно, Якобу все это не нравилось. Времяпрепровождение Эймоса было постоянной причиной ссор отца и сына.

– И убийство Якоба?..

– Но ведь Якоб мертв? И я совершенно уверена, что одна из группировок, в которой состоит Эймос, связана с биологической мафией. Той, что убила и Мо.

Остаток пути мы ехали молча. Я так и не смог решить, как относиться к этой женщине и ее идеям.

Наконец мы добрались до проселочной дороги, ведущей к ферме Штольцфуса.

– Думаю, лучше будет оставить машину здесь, а вам идти дальше одному, – посоветовала Сара. – Машины и странные женщины привлекают куда больше внимания эмишей, чем одинокий пеший мужчина.

– Но Мо мне говорил, что Якоб спокойно относится к машинам, и…

– Якоб мертв, – напомнила Сара. – А то, что нравилось ему, и то, что нравится его семье, может весьма сильно различаться.

Я припомнил вчерашнюю враждебность брата Якоба, одного из дядьев Сары.

– Ладно, – согласился я. – Думаю, вы знаете, о чем говорите. Я вернусь минут через тридцать – сорок.

– Хорошо. – Сара пожала мне руку и улыбнулась.

Я брел по проселочной дороге, слабо представляя, что надеюсь отыскать в ее конце.

Несомненно, вовсе не то, что обнаружил.

Запах дыма я ощутил задолго до того, как дошел до дома и амбара. Оба сгорели дотла. Боже! Надеюсь, в этих деревянных строениях никого не было.

– Эй! – крикнул я.

Мой голос эхом разлетелся над пустыми полями. Я огляделся и прислушался. Ни людей, ни домашнего скота. Я бы с радостью услышал даже хриплый лай собаки.

Подойдя к остаткам амбара, я поковырял ногой обугленные доски. Несколько тлеющих угольков подмигнули мне красными глазками. Время приближалось к полудню. По моим прикидкам, все это произошло – и очень быстро – примерно шесть часов назад. Впрочем, я не эксперт по поджогам.

Разогнав рукой едкий дым, от которого першило в горле, я вытащил фонарик с мощной галогенной лампочкой (подарок Дженны) и направил его луч в дым, выползающий из кучи обгорелых досок.

Мой взгляд зацепился за какое-то зеленое – зеленее травы – пятно. Это оказался обгоревший переплет старинной книги. Страницы выгорели полностью. Я сумел разобрать несколько букв старинного шрифта, тисненных золотом, и коснулся предмета кончиком пальца. Он оказался теплым, но не горячим. Я поднял его и осмотрел.

Одна строка сохранила буквы «На», вторая – «банк».

Банк? На… банк? Так что это было? Нечто вроде банковской книги эмишей? Какой-нибудь «Первый пахарский национальный банк»?

Нет, для банковской книги такая обложка не подходит. И слово «банк» начинается со строчной, а не с прописной. Банк, банк… гм-м… погодите-ка, а что мне вчера Мо говорил про банк? Банк… Точно, Бербанк. Дарвин и Бербанк! Лютер Бербанк!

Лютер Бербанк, «Партнер Натуры» – вот как называлась книга, обгоревшие останки которой я сейчас держу в руке.

Много лет назад я взял эту книгу в библиотеке в Аллертоне, и она меня заинтересовала.

Что ж, Мо и Сара оказались правы как минимум в одном – образовательный уровень хотя бы некоторых эмишей был гораздо выше, чем у выпускников средних школ…

– Опять вы!

Я едва не выпрыгнул из туфель и обернулся.

– О, мистер…

Передо мной стоял брат Якоба.

– Исаак Штольцфус, – представился он. – Что вы здесь делаете?

Тон его оказался настолько угрожающим, а глаза настолько гневными, что мне на мгновение показалось, будто он считает меня виновником пожара.

– Исаак… мистер Штольцфус, – пробормотал я. – Я только что приехал. И соболезную вашей утрате. Что здесь произошло?

– Семья моего брата, хвала Господу, сегодня рано утром отправилась к родственникам в Огайо, еще до рассвета. Поэтому никто не пострадал. Я поехал с ними на вокзал в Ланкастер. А когда вернулся два часа спустя, увидел вот это. – И он указал на останки дома и амбара.

– Можно спросить? Вам было известно, чем занимался здесь ваш брат? – рискнул я.

Исаак или не услышал, или сделал вид, будто не расслышал, и продолжил:

– Мы еще можем допустить утрату вещей и даже животных или растений. Но люди – вот истинная ценность в этом мире.

– Да, – согласился я, – однако возвращаясь к тому, что…

– Вам следует связаться с вашей семьей. И убедиться, что она вне опасности.

– С моей семьей?

Исаак кивнул.

– Меня еще ждет работа. – Он показал на поле. – У брата были четыре прекрасные лошади, но я пока не могу их найти. А вам лучше немедленно уехать.

Он повернулся и зашагал прочь.

– Подождите… – начал было я, но понял, что звать бесполезно.

Я посмотрел на обложку книги Бербанка. Сгоревшая ферма, безумные теории Сары, книга… У меня все еще не хватало фактов, чтобы сделать выводы.

Но какого черта Исаак упомянул мою семью?

Дженна сейчас в Европе, и она не член моей семьи – пока. Родители живут в Теанеке, сестра вышла замуж за израильтянина в Бруклине… Какое они могут иметь отношение к случившемуся?

Да никакого! А Исаак имел в виду вовсе не их!

До меня сегодня все доходило медленно. Исаак наверняка перепутал меня с Мо – ведь он впервые увидел нас только вчера.

Он имел в виду семью Мо – Корину и девочек.

Я помчался обратно к машине… Дымный воздух царапал горло всякий раз, когда моя нога отталкивалась от земли.

– Что случилось? – спросила Сара.

Я отмахнулся, прыгнул в машину и набрал номер Корины. Гудок, гудок, гудок. Никто не снимал трубку.

– Да что случилось? – переспросила она.

Я быстро рассказал и, резко развернув машину, помчался по проселку к шоссе.

– Успокойтесь, – сказала Сара. – Сегодня суббота, и Корина могла просто пойти по магазинам, взяв с собой детей.

– На следующий день после того, как умер ее муж?

– Ладно, но это не повод, чтобы попасть в аварию. Мы доедем за десять минут.

Я кивнул, снова набрал номер Корины и услышал в ответ все те же гудки.

– Наверное, пожар вызвали светлячки, – сказала Сара.

– Что?

– Светлячки. Некоторые эмиши держат их дома для освещения.

– Верно, Мо говорил что-то подобное. Но светлячки дают холодный свет, ведь это биолюминесценция, при ней тепло не выделяется.

– А у тех, что я здесь видела, выделяется. Они инфицированы особым видом бактерий – точнее, это симбионты, а не инфекция, – и в результате образуется как свет, так и тепло. Во всяком случае, именно таких светлячков здесь приносят в дома с наступлением зимы. И эти штуковины со светлячками они называют «менделевские лампы». У меня тоже такая была, маленькая. Та самая, которую я вчера разбила.

– Так вы полагаете, что такая лампа вышла из-под контроля и вызвала пожар? – спросил я и внезапно представил, как лежу на кушетке у Сары, а вокруг полыхает огонь.

Сара задумчиво прикусила губу.

– Возможно, все гораздо серьезнее, – предположила она. – Кто-то мог такое подстроить. Или намеренно вывести вид светлячков с заданными свойствами, превратив их в биолюминесцентную и биотермическую бомбу замедленного действия.

– А эти ваши доморощенные биологи-террористы многого добились, – заметил я. – Аллергены, вызывающие раздражительность у миллионов людей. Катализаторы, усиливающие действие других аллергенов и уже убившие минимум двоих. Антикаталитический томатный соус, а теперь и светлячки-пиротехники.

– Не так уж далеко они ушли от совместной эволюции и симбиоза, – возразила Сара. – Ведь в организме каждого из нас живут ацидофильные бактерии, помогающие усваивать пищу. А между нами и этими бактериями куда больше различий, чем между термобактериями и светлячками.

Я еще сильнее надавил на педаль газа и мысленно взмолился о том, чтобы нас не остановил чрезмерно придирчивый инспектор.

– В этом-то и проблема, – продолжала Сара. – Совместная эволюция, симбиоз, селекция и отбор – это одновременно и благословение, и проклятие. Когда все кругом органическое и поддается скрещиванию, то можно добиться замечательных результатов. А заодно вывести светлячков, способных сжечь здание.

Наконец мы подъехали к дому Мо.

– Проклятие!

Дом оказался целым и невредимым, но машины на дорожке не было. А входная дверь была приоткрыта.

– Ждите в машине, – велел я Саре.

Она стала возражать.

– Послушайте, – урезонил ее я. – Возможно, мы имеем дело с убийцами – вы сами об этом говорили. И увязавшись за мной, вы лишь усложните мою задачу, заставляя беспокоиться о вашей безопасности.

– Хорошо, – кивнула она.

Я выбрался из машины.

К сожалению, оружия у меня не было. Если честно, я все равно его с собой не ношу. Не люблю я оружие. Когда поступил на работу в департамент, мне выдали пистолет, и я сразу запер его в столе. Как теперь оказалось, зря.

В дом я вошел чрезвычайно тихо. Я решил, что не стоит объявлять о моем приходе, – если Корина с девочками дома и мое вторжение их напугает, то извиниться я всегда успею.

Я прошел через прихожую, затем через столовую, до которой вчера так и не добрался, а там меня ждал знаменитый обед Корины… Потом кухня, коридор и…

И тут через открытую дверь спальни я заметил рыжие волосы лежащей на полу Лори.

Над ней кто-то склонился.

– Лори! – крикнул я, врываясь в спальню и отшвыривая парня, стоящего на коленях рядом с ней.

– Что за?.. – вякнул было он, но я сгреб его в охапку и швырнул через комнату. Затем стянул с кровати простыню, туго скатал ее и направился к парню, чтобы связать.

– Мистер, я… – пробормотал он, приходя в себя после удара о стену.

– Заткнись и скажи спасибо, что я тебя не пристрелил.

– Но я…

– Я же сказал – заткнись.

Я связал его как можно крепче и подтащил поближе к Лори, чтобы приглядывать за мерзавцем.

– Лори, – негромко позвал я и коснулся ее лица ладонью. Она не отреагировала. Я приподнял ее веко и увидел закатившийся бледно-голубой глаз с расширенным зрачком.

– Что ты с ней сделал, черт тебя подери?! – взревел я. – Где ее мать и сестра?

– Не знаю… то есть не знаю, где они. А с девчонкой я ничего не делал. Но могу ей помочь.

– Лежать! Я вызову «скорую».

– Нет, мистер, пожалуйста, не надо! – заверещал парень. Его голос показался мне знакомым. Эймос Штольцфус! – Она умрет, не доехав до госпиталя, а у меня есть то, что может ее спасти.

– Как ты спас отца?

Парень заплакал:

– Отца я спасти не успел… опоздал. Но как вы узнали, что он?.. А, понял – вы тот самый друг Мо Бюхлера, с которым я утром говорил.

Я не ответил на его слова и направился к двери.

– Пожалуйста! Лори мне тоже дорога. Мы… мы с ней встречаемся…

Я вернулся к парню и рывком приподнял его с пола.

– Да? Неужели? А откуда мне знать, что это не твоих рук дело?

– У меня в кармане лекарство. Вариант на основе томатов. Пожалуйста… Если хотите, я сам выпью половину, а остальное дайте Лори. Только быстрее, у нас очень мало времени.

Я задумался и посмотрел на девушку. Пожалуй, я ничем не рискую, если дам парню выпить половину его так называемого лекарства.

– Ладно. Где оно?

Он показал на левый карман джинсов, и я вытащил оттуда бутылочку, унций на пять или шесть.

– Ты точно хочешь это сделать? – спросил я Эймоса. Меня внезапно охватило нехорошее предчувствие, и мне вовсе не хотелось стать причиной самоубийства деревенского парнишки.

– Мне все равно, дадите вы его мне или нет, – ответил Эймос. – Главное – дайте его Лори, и побыстрее! Пожалуйста!

На работе мне нередко приходится принимать решения, полагаясь на интуицию. Правда, обычно от этих решений не зависит судьба тех, кто мне дорог. Подумав еще несколько секунд, я решился.

Давать парню пробный глоток я не стал, а направился сразу к Лори. Очень не хотелось вливать ей в рот жидкость, пока она без сознания…

– Лекарство легко впитывается через язык, – подсказал Эймос. – И действует быстро.

«Боже, надеюсь, парень прав. Я его голыми руками убью, если Лори это не поможет».

Я постепенно вылил унцию или две ей на язык. Прошло несколько секунд. И еще. Тридцать секунд, сорок…

– Проклятие! Когда это должно подействовать?

Словно услышав мои слова, Лори простонала.

– Лори? – Я похлопал ее по щекам.

– М-м-м… – Она открыла глаза. И улыбнулась! – Фил?

– Да, дорогая. Все в порядке.

– Лори! – окликнул ее Эймос.

Лори встала:

– Эймос? А ты почему здесь? Да еще связанный?

Она посмотрела на него, потом на меня. Как на сумасшедших.

– Неважно. Это долгая история, – ответил я и направился к Эймосу. Я даже улыбнулся ему. – Хорошо, что ты оказался прав, парень.

Он улыбнулся в ответ.

– А где твоя мама и Эмма? – спросил я Лори.

– Поехали в похоронное бюро, – печально ответила Лори. – Договариваться о погребении. Они взяли твою машину. Мама нашла ключи у тебя в сумке.

Она заплакала. Эймос, когда я развязал его, обнял ее, утешая.

– Ты можешь объяснить, что с тобой случилось? Ну, когда мама и сестра уехали? – спросил я Лори.

– Ну… ко мне зашла одна очень любезная дама… она продавала мыло, духи, всякие домашние мелочи… Она назвала компанию, на которую работает, но я о такой никогда не слышала. И она меня спросила, не хочу ли я понюхать новые духи. Они замечательно пахли… удивительная смесь океанской свежести и лилий, а потом… потом вы меня окликнули и я увидела связанного Эймоса… А что случилось? Я упала в обморок?

– Вообще-то… – начал я.

– Гм-м, мистер… гм-м… Фил… – прервал меня Эймос.

– Я доктор д'Амато, но друзья зовут меня Фил, а ты заслужил такое право.

– Спасибо, доктор д'Амато… извините, Фил. По-моему, нам не стоит здесь оставаться. Эти люди…

– О чем ты?

– О том, что мне не нравится свет в этом доме. Они убили моего отца, отравили Лори, и как знать, что еще они могли подложить…

– Ясно, я тебя понял, – проговорил я, вспоминая ферму Штольцфуса. Ферму Эймоса. Угли и пепел.

Я вопросительно взглянул на Лори.

– Я в полном порядке, – сказала она, – Но почему мы должны куда-то уходить?

– Давайте все же выйдем, – решил я.

Мы с Эймосом вывели Лори на улицу. И первое, на что я обратил внимание, – Сара и машина Мо, на которой мы приехали, исчезли.

А второе – обжигающий жар на затылке. Я подтолкнул Лори и Эймоса, перебежал с ними на противоположную сторону улицы и, прищурившись, обернулся к дому.

Из каждого окна вырывались яркие бело-голубые языки пламени, облизывая крышу и стены. Такого оттенка мне еще видеть не доводилось.

Лори испуганно вскрикнула. Эймос прижал ее к себе.

– Светлячки, – пробормотал он.

Дом сгорел дотла за несколько минут.

Мы стояли, онемев и дрожа, очень и очень долго. До меня наконец дошло, что я тяжело дышу. Аллергическая реакция! Сара!

– Наверное, они увезли Сару, – предположил я.

– Сару? – удивился Эймос, прижимая к себе еще всхлипывающую Лори.

– Сару Фишер, – пояснил я.

Лори и Эймос кивнули.

– Она была другом моего отца, – добавила Лори.

– Она моя сестра, – сказал Эймос.

– Что? – Я повернулся к нему.

Лори отпрянула и тоже посмотрела на Эймоса, чье лицо как-то странно и мучительно исказилось от ненависти и жалости одновременно.

– Она покинула наш дом более десяти лет назад, – заговорил Эймос. – Я тогда был еще совсем маленьким. Сказала, что не в силах больше выносить путы нашего ordnung [106]106
  Ordnung (нем.), – порядок.


[Закрыть], мол, это все равно что согласиться быть дебилом до конца жизни. И она ушла из дому, начала учиться. Думаю, она связана с теми, кто убил моего отца и сжег дом Лори.

Я внезапно ощутил во рту вкус вчерашнего винограда – сладость, смешанную с удушающим дымом, – и меня замутило. Я сглотнул и сделал медленный глубокий вдох.

– Послушайте, – сказал я, – мне до сих пор не совсем ясно, что здесь происходит. Я приехал и нашел Лори без сознания, но ведь ты или кто угодно мог ей чего-то подмешать в апельсиновый сок. Дом только что сгорел, но и это может оказаться самым обычным поджогом – облитые бензином тряпки, как у нас в Нью-Йорке. – Правда, такого яростного пожара я еще никогда в жизни не видел.

Лори уставилась на меня, как на сумасшедшего.

– Да это же светлячки, мистер Фил, – сказал Эймос. – Это они начали пожар.

– Но как они могли так быстро поджечь дом?

– Их выводят специально, – пояснил Эймос. – И делают так, чтобы через час, день или неделю после того, как их поместят в лампу, они начали вырабатывать много тепла и вызвали пожар. Это то, что вы, ученые, – добавил он с плохо скрываемым презрением, – называете «генетическим выключателем». Настроенная таким образом менделевская лампа в нужный момент срабатывает и становится менделевской бомбой.

– Менделевской бомбой?

– Он ведь был генетиком? И ставил опыты на растениях гороха? А насекомые ничуть не сложнее – их легко разводить и отбирать.

– Да, Грегор Мендель… Так ты сказал, что твоя сестра Сара в этом замешана?

Он кивнул.

А я вспомнил разбитую лампу на полу ее кухни.

– Слушай, Эймос, извини за прошлое. Но ты можешь представить мне реальные доказательства? Например, тех же светлячков?

Парень задумался.

– Да, я могу отвезти вас в один амбар. Это миль пять отсюда.

Я взглянул на Лори.

– На ферме Лэппа? – спросила она.

Эймос кивнул.

– Все в порядке, – сказала она мне. – Там безопасно.

– Вот и хорошо, – согласился я. Но и машина Мо, и моя машина пропали. – А как мы туда доберемся?

– Я оставил свою коляску у друга. В четверти мили отсюда, – сообщил Эймос.

Цок, цок, цок… Я смотрел на лошадиный круп, и мне качалось, что я не умнее его – если судить по зрелости моих умозаключений. Лошади, пожары, таинственные смерти – все ингредиенты романа Джека Финнея, где действие происходит в девятнадцатом веке. Но сейчас конец двадцатого. И пока мне довелось лишь с унылой обреченностью оказываться на месте очередного ужасного события. Что ж, во всяком случае, мне удаюсь спасти Лори – или позволить Эймосу ее спасти. Но я обязан сделать большее – перестать просто наблюдать и рефлексировать, а перехватить инициативу, взять ее в свои руки. В конце концов, за моей спиной наука двадцатого века! Ладно, пусть она не совершенна, пусть не всемогуща. Зато она вложила в мою голову достаточно знаний, чтобы я мог противопоставить что-то всем этим бомбам и аллергенам, этим менделевским штучкам.

Прежде чем сесть в коляску Эймоса, я смог дозвониться из телефонной будки на углу в похоронное бюро и поговорить с Кориной. Впрочем, я не удивился бы, обнаружив в коляске мобильный (лошадиный?) телефон, так что сами можете судить, насколько мне запудрили мозги все эти «генетические» новости. С другой стороны, почему бы эмишам не изобрести сотовый телефон, встроенный в коляску на конской тяге?..

– Доберемся через пару минут, – пообещал Эймос, оборачиваясь с козел. На мой неискушенный взгляд горожанина, гнедой конь – а Эймос сказал, что это конь, – выглядел красавцем. И вообще, поездка в конной упряжке солнечным осенним днем произвела на меня огромное впечатление, потому что была реальной жизнью, а не развлечением для туристов за пять долларов в час.

– Знаешь, я съел то, что мне предложила твоя сестра, – признался я Эймосу, вспомнив о своих тревогах. – Как думаешь, не могла ли она скормить мне тот самый медленно действующий аллерген?

– Не волнуйтесь, мы дадим вам противоядие, когда приедем к Джону Лэппу. Оно почти универсальное, – успокоил меня Эймос.

– Сара мне что-то говорила о слабых аллергенах, выпущенных на волю после войны. Они, мол, никого не убивают, но делают многих людей раздражительными и вспыльчивыми. Они ведь вполне могли стать причиной множества смертей, если причислить к таковым смертоубийства, ставшие результатами бытовых ссор.

– Вы говорите в точности как мой папа, – заметила Лори.

– Он что, тоже говорил про эти аллергены?

– Нет, он тоже произносил не «убийство», а «смертоубийство».

– А вот и ферма Джона Лэппа, – объявил Эймос.

Несмотря на осень, зелень на лугах оставалась еще сочно-зеленой. Их окружали изгороди, выглядевшие одновременно и старинными, и поразительно ухоженными. Создавалось впечатление, будто мы переместились назад во времени.

– А ты, Эймос, что думаешь об идее сестры насчет аллергенов? – спросил я.

– Не знаю. Это ее область, не моя.

Большой амбар. Внешне такой же, как и сотни других по всей Пенсильвании и Огайо. И что скрывается за стенами каждого из них – поди узнай!

Я снова услышал слова Сары. Почему мы всегда ждем от науки технологической упаковки? Дарвин был великим ученым, а его лабораторией – весь окружающий мир. Мендель заложил основы генетики, выращивая в своем саду горох с белыми и красными цветками. А чем сад принципиально отличается от амбара? Если на то пошло, он еще менее технологичен.

Едва мы вошли, нас окутал свет – более мягкий, чем флуоресцентный, более рассеянный, чем свет ламп накаливания, – возможно, нечто среднее между сепией и звездным светом. Его невозможно точно описать, если не увидишь воочию и не пропустишь его фотоны через сетчатку частичками светлого ветра.

– Светлячки, – прошептал Эймос, хотя я уже все понял. Я видел светлячков прежде, любил их в детстве, рассматривал на иллюстрациях, когда корпел над определителем насекомых Одюбона. Но такого я не встречал никогда.

– Мы используем насекомых для многих целей, не только для освещения, – сказал Эймос, подводя меня и Лори (которую держал за руку) к многоярусным деревянным клеткам, затянутым сеткой.

Я пригляделся и увидел рои насекомых – пчелы или нечто похожее, – каждый в своем отделении за марлевой перегородкой. В нескольких секциях я разглядел и пауков.

– Это наши сети, Фил, – пояснил Эймос. – Сети и паутины нашего информационного шоссе. Конечно, эти насекомые куда медлительнее и не столь многочисленны, как ваши электроны, зато они гораздо разумнее и обладают большей мотивацией, чем неживые частицы, передающие для вас информацию. Да, наши средства связи не могут сравниться по скорости и дальности с передающими телебашнями, телефонными линиями и компьютерами. Но нам это и не нужно. Нам не нужны скорость, повышенное давление и вторжение в личную жизнь, порождаемые электронами. Нам не нужны цифры, шум и хаос в эфире. Потому что наши носители информации выполняют работу, которую мы считаем важной, и выполняют безошибочно.

– И заодно они столь же смертельно опасны, – добавил я. – Во всяком случае, когда дело касается пожаров. Природа наносит ответный удар.

Я снова восхитился мудростью этих людей. И этого парня. Ведь он, хоть я и не был с ним согласен по поводу преимуществ живой связи перед электрической, разбирался в теории коммуникаций не хуже любого специалиста…

– А природа никогда по-настоящему и не отступала, доктор дАмато, – пробасил сзади знакомый голос.

Я обернулся.

– Исаак…

– Прошу прощения, но меня зовут Джон Лэпп. Я притворился братом Якоба, так как не был уверен, что вы не снимаете меня скрытой камерой. Мы с Якобом примерно одного роста и комплекции, вот я и рискнул. Вы уж простите, но не доверяю я вашим техническим штучкам.

Да, лицо и голос точно принадлежали Исааку Штольцфусу, зато речь стала гораздо более повелительной и «городской». Я заметил, как глаза Лори восторженно распахнулись.

– Мистер Лэпп, – пробормотала она, запинаясь, – я очень польщена знакомством с вами. То есть я здесь уже бывала с Эймосом, – она нервно сжала руку парня, – но не надеялась встретиться с вами…

– Что ж, я тоже польщен, юная леди, – пробасил Лэпп, – и приношу вам искренние соболезнования. Я всего раз виделся с вашим отцом – в тот день, когда изображал Исаака, – но знаю со слов Якоба, что он был хорошим человеком.

– Спасибо, – тихо произнесла Лори.

– У меня для тебя кое-что есть, Лори Бюхлер. – Лэпп полез в карман длинного темного плаща и достал нечто напоминающее дамскую сумочку, сплетенную из нитей очень привлекательного мшисто-зеленого цвета. – Это придумал Якоб Штольцфус. Мы ее назвали «лампа-сумочка». Она сделана из особых растительных волокон, окрашенных экстрактом светящегося мха с добавкой вытяжки из люминесцентных грибов. Сумочка светится в темноте и будет светиться несколько месяцев – если погода не окажется слишком сухой. Потом сможешь поменять ее на новую. Отныне, если пойдешь по магазинам после заката, то всегда сможешь увидеть, что лежит у тебя в ридикюле и сколько осталось денег. Судя по тому, что я знаю о дамских сумочках – а у меня три дочки чуть моложе тебя, – это новшество может оказаться весьма полезным.

Лори приняла сумочку и просияла:

– Огромное вам спасибо! Как раз эту штучку папа и собирался мне привезти в тот вечер, – пояснила она мне. – Он думал, что я об этом не знаю. Он хотел взять сумочку на ферме Якоба и сделать мне сюрприз на мой день рождения. Но я-то знала… – Ее голос дрогнул, на глаза навернулись слезы.

Эймос снова обнял Лори, а я погладил ее волосы.

– Будь Мо жив, он захотел бы разобраться во всем до конца, – сказал я Лэппу. – Вы предполагаете, кто мог его убить… и отца Эймоса гоже?

Он уставился на меня:

– Мир меняется у вас на глазах, доктор д'Амато. Огромный лось вышел прогуляться на главную улицу города Брэттлборо, что в Вермонте. А в пригороде Нью-Гэмпшира застрелили медведя весом в четыреста фунтов…

– Нью-Гэмпшир вряд ли можно назвать пригородом, а Мо убил не медведь. Он умер в машине рядом со мной.