Текст книги "Научная фантастика. Ренессанс"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

Соавторы: Пол Дж. Макоули,Брюс Стерлинг,Стивен М. Бакстер,Чарльз Шеффилд,Бен Бова,Джеймс Патрик Келли,Ким Робинсон,Дэвид Хартвелл,Кэтрин Крамер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 52 страниц)

Дэвид Брин
Красный свет

Дэвид Брин (р. в 1950 г.), физик по образованию, дебютировал в 1980 г. романом «Прыжок в солнце» («Sundiver») за год до того, как закончил работу над диссертацией. Его роман «Звездный прилив» («Stardive Rising», 1983) завоевал премии «Хьюго» и «Небьюла». «Война за Возвышение» («Uplift War», 1987) также получила премию «Хьюго». Один из последних романов Брина, «Глина» («Kiln People», 2002), – научно-фантастический детектив, который разворачивается в мире, где люди для повседневных дел научились создавать себе глиняных дублеров. Помимо крупных произведений, Брин пишет рассказы. В частности, выходили такие сборники его малой прозы, как «Река времени» («The River Of Time», 1986) и «Чуждость» («Otherness», 1994). В последние годы Брин активно пытается заинтересовать научной фантастикой юного читателя. Совместно с журналом «Analog» он спонсирует конкурс «Webs of Wonder», призванный поощрять сайты, которые сочетают образовательные цели с качественной научной фантастикой. Брин, оптимист и футурист по воззрениям, в 1998 г. опубликовал книгу «Прозрачное общество. Заставит ли технический прогресс нас выбирать между частной жизнью и свободой?» («The Transparent Society: Will Technology Force Us to Choose Between Privacy and Freedom»). В качестве персонажей своих произведений Брин, как правило, представляет обычных людей, и стиль изложения предпочитает очень простой, лишенный орнаментальных изысков, тем самым продолжая традицию Джона У. Кэмпбелла и Роберта А. Хайнлайна. Выбор персонажей он объясняет так: «Я считаю, что нужно писать об обычных людях, которые оказываются в водовороте героических событий. Терпеть не могу идею „сверхчеловека“, все эти суперменские штучки, которыми прямо-таки кишит научная фантастика. По-моему, никакой супергерой не справится с делом так, как это сможет крепкая команда из двадцати сообразительных и упорных тружеников».

В прозе Брина всегда присутствует элемент научной игры, он любит ставить перед читателем математические, логические и словесные загадки и, возможно, в этом идет по стопам Льюиса Кэрролла. Такие загадки, наряду с особым юмором, ставшим традиционным благодаря Л. Спрэгу де Кампу, Генри Каттнеру и др., являются отличительной чертой твердой научной фантастики и позволяют хитроумно закручивать сюжет.

В рассказе «Красный сеет», впервые опубликованном в журнале «Analog» в 1996 г., межпланетное путешествие становится причиной расширения Вселенной, и следящие за экологическим балансом инопланетяне просят путешественников вести себя прилично. Разумеется, это произведение с подтекстом.

Мы спокойненько направлялись к скоплению Геркулеса, никого не трогая, когда капитан сообщил по интеркому, что нас преследуют.

Я как раз читал лекцию по основам имплозивной геометродинамики: растолковывал устройство звездного двигателя юнцам, которые восемь лет назад по корабельному времени, когда мы взошли на борт «Фултона», были несмышлеными младенцами.

– Древняя научная фантастика, – говорил я, – предлагала множество самых невероятных способов превзойти скорость света. Некоторые способы казались теоретически возможными, особенно после того, как мы научились воздействовать на пространственно-временной континуум, порождая микроскопические сингулярности. К сожалению, практика частенько расплющивает теорию в лепешку: чтобы воздействовать на континуум в требуемых масштабах, необходимо столкнуть между собой две галактики. Посему мы перемещаемся в пространстве в полном соответствии со старым добрым законом Ньютона – каждое действие предполагает противодействие. Правда, нашим предкам и не снился тот способ, каким…

Изложить принципы физической геометрии мне не удалось.

– Судя по всему, нас преследуют, – разнесся по отсекам голос капитана. – Кроме того, неопознанный звездолет требует, чтобы мы сбросили скорость и дали ему возможность приблизиться.

Как выяснилось, нас пытался перехватить корабль сверхминиатюрных размеров. Весил он меньше микрограмма и двигался по направленному лучу от ближайшей звезды. Этот красный луч, отражавшийся на обзорных экранах, содержал в себе сообщение, смысл которого был предельно ясен: заглушить двигатели и приготовиться к встрече.

Попробуйте представить, как все происходило. Два спиральных рукава, между которыми зияет бездонная пучина; звезды вокруг благодаря допплеровскому эффекту превратились в узкий сверкающий обруч с голубым свечением вдоль наружной кромки и с темно-красным вдоль внутренней. «Фултон», похожий на громадного кита рядом с крошечным кусочком планктона… Когда мы уравняли скорости, наш транспорт, битком набитый людьми и прочими обитателями старушки Земли, очутился бок о бок с чем-то вроде зонтика. Этот зонтик отличался изысканным дизайном и, как не замедлило выясниться, обладал даром речи.

– Спасибо, что выполнили нашу просьбу, – услышали мы, когда компьютеры двух кораблей установили между собой контакт. – С вами говорит представитель межгалактического Корпуса Неукоснительных Прагматиков. Сокращенно – КНП.

Никто из нас слыхом не слыхивал о подобной организации. Однако капитан ответил как ни в чем не бывало:

– Неужели? Чем можем быть полезны?

– Вы нас весьма обяжете, если заглушите свой двигатель.

– Что? Чем он вам не нравится?

– Этот двигатель создает последовательность микросингулярностей, которые заимствует из пространственно-временного континуума, он основан на принципе квантовой неопределенности. В процессе заимствования сингулярности возникают и самоуничтожаются, что ведет к искажению континуума и порождает волну, которая и перемещает ваш корабль. Поэтому вас не заботят расходы материи и энергии.

Честно говоря, даже я, человек, съевший на сингулярностях собаку, не смог бы сформулировать точнее.

– Ну и что? – вкрадчиво поинтересовался капитан.

– Таким образом, вы путешествуете от одной звездной системы к другой, причем с высокой относительной скоростью.

– Совершенно верно. Это нас вполне устраивает, вот почему звездный двигатель столь популярен.

– В том-то и дело, – отозвался представитель Прагматиков. – Я преследовал вас с одной-единственной целью: попросить, чтобы вы перестали его использовать.

Ну и дела, доложу я вам!

Агент КНП утверждал, что звездный двигатель по сути своей безнравственен и смертельно опасен.

– Существуют иные возможности, – заявил он. – Можно перемещаться по направленному лучу из исходной точки. Как я. Естественно, в этом случае вам придется покинуть свои тела и путешествовать в качестве компьютерных сущностей. На борту моего корабля около миллиона пассажиров в таком состоянии. Если вы согласны, они с удовольствием потеснятся, чтобы освободить место для вашего экипажа.

– Спасибо, не стоит, – пробормотал капитан. – Нас вполне устраивают наши тела. Вдобавок, предложенный вами способ передвижения, по правде сказать, не внушает оптимизма. Он не слишком удобен.

– Зато экологически и космологически безопасен! Тогда как ваш грубо нарушает природу континуума.

Мы навострили уши. Галактический кодекс разрешает колонизировать планеты только тем, кто заботится об экологии. Это продиктовано не столько соображениями морали, сколько стремлением сохранить места обитания для наших внуков и правнуков.

Последняя фраза агента КНП поставила нас в тупик.

– Что значит «грубо нарушает»? – осведомился я, поняв, что капитану просто нечего сказать. – Мы всего лишь взрываем за кормой небольшие черные дыры и движемся вперед на взрывной волне. С каких это нор вносить нечто в пустоту означает нарушать целостность континуума?

– Подумайте, – посоветовал агент. – Подобным образом вы непрерывно увеличиваете расстояние, отделяющее исходную точку от места назначения.

– Верно, – согласился я. – Но всего-то чуть-чуть. А одновременно мы идем с большим квазиускорением, которое приближает нас к скорости света.

– Вам, безусловно, так удобно, однако как насчет остальных?

– Кто такие эти остальные?

– Все прочие обитатели Вселенной! – заявил агент, в голосе которого прозвучало раздражение. – Продвигаясь к цели, вы увеличиваете расстояние между точками А и Б и затрудняете тем самым дорогу тому, кто, возможно, пойдет следом.

Я расхохотался.

– Вот именно! Возможно!Понадобятся миллионы кораблей – сотни миллионов, – чтобы произошло заметное расширение континуума. Между прочим, Вселенная и так расширяется…

– И отчего это происходит, по-вашему? – перебил агент.

Я на какое-то время утратил дар речи и тупо уставился на экран.

– Что… – Я сглотнул. – Что вы имеете в виду?

КНП осуществлял благородную миссию. Его агенты сновали по галактикам – тем, что видны с Земли, и многим другим, – побуждая близоруких разумных существ вроде нас изменить свои взгляды. Задуматься о будущем. Не портить жизнь грядущим поколениям.

Этим они занимались на протяжении тысячелетий.

– Похоже, к вам не очень-то прислушиваются, верно? – спросил я, кое-как оправившись от изумления.

– К сожалению, да, – мрачно ответил агент. – Вселенная продолжает расширяться. Расстояния между звездами увеличиваются, из-за чего прежние средства передвижения устаревают, а принципы физической геометрии приобретают все большую популярность. Ведь это так удобно! Отказываются в основном древние, умудренные опытом расы. Те, что моложе, как правило, отвергают наши советы.

Я оглядел рубку нашего замечательного корабля, куда набились любопытные – дети, супруги, родственники. Люди в компании с домашними животными, существа из укромного уголка Вселенной, устремившиеся покорять галактики. Судя по словам агента, мы не одиноки в своем стремлении – горячем желании повидать мир, в порыве торговать, колонизировать, покорять. Да просто двигаться!

Выходит, мы – типичные покорители пространств.

– Да, – сочувственно подтвердил я. – Так оно, по всей видимости, обычно и бывает.

Агенты КНП продолжали преследовать наши корабли, взывали к разуму, использовали уговоры и угрозы, убеждая нас остановиться. Однако уговоры не действовали, на голос разума никто не обращал внимания, а угрозы были пустыми, как пространство между звездами.

С тех пор я не раз встречался с агентами КНП. Они поистине вездесущи, весьма настойчивы и крайне редко добиваются успеха. В большинстве случаев их хрупкие, похожие на зонты кораблики попросту не замечают, принимая красный луч на обзорных экранах за очередной выкрутас релятивистского пространства.

Признаться, теперь я смотрю на это немного иначе. Расширение Вселенной, которое мы приписывали Большому Взрыву, в значительной мере вызвано звездными двигателями. Континуум искажается, расстояния увеличиваются, участь грядущих поколений осложняется…

Словом, Вселенная расширяется – каждый год, каждый день, когда кто-либо, озабоченный исключительно собственными нуждами, выходит в космос. В незапамятные времена расстояния были существенно короче и можно было обойтись иными средствами передвижения. Если бы тогда КНП удалось убедить разумных существ… если бы они проявили хотя бы толику здравомыслия… никаких звездных двигателей не было бы и в помине!

С другой стороны, то же самое наверняка скажут про нас в будущем, когда галактики и отдельные звезды отдалятся друг от друга настолько, что станут едва видны, а между ними проляжет созданная нашими стараниями пустота.

Увы! В молодости, когда тебя переполняет желание поскорее увидеть и испробовать все, что можно, с эмоциями справиться нелегко. Вдобавок, все вокруг одержимы той же страстью. Да чего стоят все наши корабли по сравнению с необъятными просторами Вселенной?! И потом, уж если останавливаться, то всем вместе, а не только нам, правильно?

Как ласково мурлычет двигатель! Как здорово мчаться вдоль звездного обруча на предельно возможной скорости!

Сегодня мы почти не смотрим на обзорные экраны и почти не обращаем внимания на этот назойливый красный свет.

Дэвид Нордли
В пещерах Миранды

Дэвид Нордли (р. в 1947 г.) живет в Калифорнии. В свое время он учился на астронома, однако в 1967 г. поступил на службу в американские Военно-Воздушные силы, чтобы избежать призыва во Вьетнам. Главным образом Нордли занимался расчетами для запуска спутников. В этот период он познакомился с физиком и писателем Робертом Л. Форвардом, во многом повлиявшим на его дальнейшую судьбу. В 1989 г. Нордли вышел в отставку в звании майора, а год спустя начал публиковать рассказы. В 2002 г. появился электронный сборник его малой прозы под названием «После викингов. Истории о Марсе будущего» («After the Viking: Stories of a Future Mars»). Произведения Нордли посвящены освоению космоса, а главная их тема, как правило, – драматические аспекты жизни людей в далеком будущем. Нордли считает, что термин «твердая» применительно к научной фантастике следует понимать как «точная» в смысле фактов и описаний. Сам он предпочел бы термин «научный реализм», и, по его мнению, даже если писателю-фантасту приходится изобретать новые законы природы, все же необходимо придерживаться правдоподобия, а не жертвовать им ради эффектности. Нордли утверждает, что фантастам следует ориентироваться на традицию Дж. Оруэлла, Жюля Верна и Артура Кларка, на фантастику-предсказание, которая заставляет читателя думать о том, что может быть. Кроме того, Нордли полагает, что наука в научной фантастике играет такую же роль, как юриспруденция в детективе или история в историческом романе.

«В пещерах Миранды», как и «Олимп» Бена Бовы, – рассказ об освоении космоса. Особенно любопытно в произведении представлено то, как природа чужой планеты заставляет человека менять поведение и влияет на закономерности выживания.

I

К тому времени, когда начинается мой рассказ, мы прошли, проползли, процарапали себе пятьдесят три километра по извилистому пути в недрах Большой Расселины Миранды и находились на глубине семнадцати километров под основной поверхностью. Я начал писать потому, что сильнейшая встряска только что замуровала нас здесь, а у этих записок гораздо больше шансов на выживание, чем у меня; теперь необходимо создать нечто большее, чем просто заметки к статье. Я пишу потому, что верю в человеческое упрямство, проявляющееся даже в самых безнадежных ситуациях, и думаю, что в конце концов спасатели найдут нас. Меня зовут Войчич Бубка, и это мой дневник.

Миранда, спутник Урана, – космический представитель тех вещей, что созданы из несовместимых элементов, подобно второй попытке в браке, законам об этнической интеграции или поэту, пытающемуся писать для научного журнала. Миллиард лет назад какой-то взрыв разрушил ее, и с тех пор отдельные части путешествуют по космосу, держась более или менее вместе. Здесь есть дыры. Расселины. Пустоты, в которые попадают предметы, которым здесь не место, предметы, не принадлежащие к этому мирку.

Как и множество великих открытий, существование расселин было очевидно само по себе. Однако нашему геологу, Нихилу Рэю, пришлось десять лет терпеть насмешки, получать обратно статьи из редакций, развестись с женой, которая не желала жить с посмешищем, и подвергаться публичным унижениям в научно-популярных передачах, прежде чем геологический истеблишмент наконец признал, что исследования сейсмологов на поверхности Миранды подтверждают его теорию.

Нихил всего лишь заметил, что хотя Миранда состоит из тех же пород, что и все остальные планеты системы Урана, но плотность ее выше плотности воды лишь в один и три десятых раза, в то время как другие спутники примерно в два раза плотнее воды. Это могло объясняться тем, что планета образована из небольшого количества горной породы и значительной массы льда. Другое объяснение, на котором терпеливо настаивал Нихил, заключалось в том, что внутри просто мало вещества; что там, под поверхностью, находится совокупность пустот или пузырей.

Итак, согласно извращенной логике, которой мы все подчиняемся, после того как открытия сейсмологов показали, что Миранда состоит из значительного количества пустого пространства, Нихил превратился в знаменитость малой Солнечной системы, обзавелся постоянным креслом в Кориолисе и красивой, нервной, молодой и стройной женой в качестве трофея.

Но боюсь, что к тому времени в душе Нихила также образовалась довольно значительная пустота.

Как и в случае с Мирандой, это не было заметно по его изысканным и в то же время энергичным манерам. Он был высок для бенгальца, и из-за недостатка солнца кожа его имела лишь слабый оттенок бронзы; узкое лицо указывало на арабских или британских предков; похоже, у него были и те и другие. Он двигался быстро, решительно, энергично, что прекрасно сочеталось с манерами терпеливого добряка, приписываемыми, по традиции, аристократам от академической науки. Если он теперь и не доверял людям, обращаясь с ними вежливо, но держа на почтительном расстоянии, если он и питал тайное презрение к человеческому роду, то Кэтрин Рэй, доктор медицины, по-видимому, не заметила этого, когда выходила за него замуж после восстановления его академической репутации.

Думаю, что позднее она обнаружила эту пустоту у него в душе, и часть ее отдалилась от него, тогда как другая, трезвомыслящая часть не нашла никаких объективных причин разрушать брак, позволяющий мелькать в высших академических кругах Солнечной системы. Возможно, из-за этого Кэтрин решила отправиться в двухнедельную экспедицию с человеком, которого, по ее словам, терпеть не могла; о, она могла наговорить вам что угодно. Возможно, в этом крылась причина ее цинизма. Возможно, и нет.

Мы вошли в большую расселину три долгих дня тому назад, перебравшись через огромную гряду; здесь встречались два разных геологических образования, которые удерживались вместе слабой гравитацией Миранды и какими-то еще силами. Под испещренной кратерами, покрытой пылью поверхностью большая расселина представляла собой череду пустот между гребнями, образовавшимися при сжатии; необработанные деревяшки, кое-как слепленные ленивым плотником воскресным вечером. Нихил считает, что сеть эта пронизывает всю планету. Есть другие узлы, другие расселины, другие системы пустот, но эта одна из самых больших.

Ах да, эти огромные пустые пространства. Как поэта меня завораживают контрасты, и для меня есть что-то привлекательное в исследовании пустоты, скрытой под внешней оболочкой, какой бы та ни была.

Я, так сказать, чувствителен к пустоте. Я – явный мятежник в определенно импрессионистском литературном мире, полном мрака и притворства, которому недоступна настоящая поэзия. Здесь поэтам дают понять, что они занимаются чем-то вроде интеллектуальной мастурбации, – и платят им соответственно. Миранда заинтересовала меня как метафора; под пылью и льдом скрывалась эпическая поэма. Там, в самой большой подземной системе пещер, известной человечеству, должны таиться чудеса. В моем воображении мелькали статьи, интервью, телешоу. Все, что от меня требовалось, – попасть туда.

У меня появилась отличная идея, как воплотить свою задумку в жизнь. Ее звали Миранда Лотати. Четыре года назад эта девушка, спелеолог-любитель, дочь главы проекта «Астрография Солнечной системы», изучала под моим руководством литературу в университете Кориолиса. Когда я услышал о загадочных пещерах, открытых Нихилом, мне ничего не стоило возобновить знакомство, и на этот раз нас не сковывали университетские условности. К тому времени она могла похвастаться впечатляющим списком исследованных пещер, гор и прочих труднодоступных мест – благодаря деньгам и связям своего папаши, как я подумал тогда.

В бытность студенткой она казалась мне грубоватой и вспыльчивой. Сочинения ее содержали сухо и немногословно изложенные банальности, никогда не превышали требуемого объема, но в достаточной мере отвечали требованиям, так что честность повелевала мне принимать их.

Теперь, вооруженный сведениями о недавно открытых пещерах Миранды, я решил, что ее имя – это знак судьбы. Я навел справки и не удивился, узнав, что у нее нет мужчины. Итак, я решил стать ее мужчиной и склонить ее к своей цели. К моему небольшому удивлению, это сработало. Сработало до такой степени, что теперь мне было не совсем ясно, кто кого направляет – я ее или она меня.

Рэнди, как я называл ее, была в некотором смысле похожа на черную дыру: туда попадало все, но обратно не появлялось ничего. Вещи и люди каким-то образом переходили на ее орбиту и склонялись перед ее волей без видимых словесных усилий с ее стороны. Она могла целый вечер не произносить ничего, кроме «угу».

– Тебе нравится Бах? У тебя симпатичная квартирка. Тебе удобно? Хочешь еще? Тебе понравилось? Хочешь завтра повторить?

– Угу.

– Скажи, если отправляться в недра Миранды, нужно сделать что-то еще, кроме фотографий, как тебе кажется? В свое время я замолвил кое-кому словечко, так что, возможно, я смогу предложить свои услуги и составить отчет об экспедиции. Как ты думаешь?

– Угу.

Наш договор не выражен словами, и, следовательно, условия ставит она. Выхода нет. Но мы дополняем друг друга. Я стал ее агентом. Я уговорил ее отца финансировать Нихила, уговорил Нихила принять помощь от одного из своих старых врагов. Рэнди организовывала людей и вещи, которые начали стекаться к нам в процессе подготовки к экспедиции.

Рэнди невнятно выражается, но она неглупа. Она обращается со своими хитрыми штуковинами очень деловито. К словам она прибегает для составления списков: «Батареи, рециклизаторы углекислого газа, кирки, робот, тросы, запасные костюмы, сети, вакуумные палатки, медикаменты, мешки для мусора и т. д.».

Все это она получала из грантов, в качестве пожертвований, от друзей по прошлым экспедициям, благодаря своему отцу и удаче. Она немало потрудилась, чтобы упорядочить все это. Иногда я чувствовал, что нахожусь среди этого «и т. д.», где-то между «т.» и «д.», и считал, что мне повезло. Если бы она включила в свой список «Черный ход», нам наверняка удалось бы найти и его.

Сейчас, когда я пишу, она лежит рядом со мной в нашей палатке, измученная тревогой. Я тоже устал.

Мы потратили день, сидя на подобных сосискам поддонах, на которых мы везли оборудование, беседуя и убеждая себя двигаться дальше.

Нихил объяснил, в чем состоит проблема: тезка Рэнди сотрясается, подпрыгивая вверх-вниз на своей несовершенной орбите, которая настолько же непохожа на другие орбиты, как и сама планета – на другие планеты. Напряжения накапливаются внутри планеты веками, они нарастают и в конце концов ломают все вокруг. Мы обнаружили, говорил он, что Миранда продолжает сжиматься из-за постепенного обрушения пещер, происходящего во время этих «землетрясений». Кроме того, из-за низкой гравитации серия землетрясений и следующих за ними слабых толчков может затянуться на годы. Опасность эта будет существовать еще долгое время после того, как мы спасемся отсюда или погибнем.

Нам необходимо было убедиться, что главный вход закрыт. Да, он был закрыт – захлопнут: широкая галерея, по которой мы прошли, прежде чем добраться до этой пещеры, теперь превратилась в шов, в щель. Лишь шрам и различие в цвете камня указывали на то место, где соединились два прежде отдельных слоя клатратов [27]27
  Клатраты – (соединения включения) – вещества, в которых молекулы соединения-«хозяина» образуют пространственный каркас, а молекулы соединения-«гостя» располагаются в полостях каркаса.


[Закрыть].

Сэм втиснул все четыре руки в стену, закрепил их пальцами-крючьями, прижался своим брюхом, набитым замысловатыми потрохами, к новому шву и гудел до тех пор, пока не выдал изображение заваленного прохода.

– Завал тянется вглубь по меньшей мере на километр, – объявил он.

Оптико-волоконный кабель, который мы тянули последние три дня, тоже больше не связывал нас с поверхностью. Сэм выдернул бесполезный провод из своего узла связи и присоединил его к лазерному радару.

– Разрыв находится примерно в пятнадцати километрах отсюда, – сообщил он.

– Как ты узнал? – удивился я.

– Частичное зеркало, – объяснила Рэнди вместо Сэма. – Внутреннее отражение.

«Пятнадцать километров», – задумался я. Не то чтобы мы могли прокопать ход длиной хотя бы в километр, но мы притворялись, что сумеем что-то предпринять. Теперь притворству пришел конец, и мы столкнулись с реальностью.

Я не боялся внезапной смерти, а в космических экспедициях редкие смерти обычно происходят внезапно. К нашему предприятию я относился так: если я добьюсь успеха, то награда будет велика, а если погибну, все уже будет не важно. Я должен был получше обдумать возможность мучительной медленной смерти в каменной могиле.

Затем мы надолго замолчали. Что касается меня, то я перебирал способы безболезненно лишить себя жизни прежде, чем природа сделает это за меня, не заботясь о том, как сильно я страдаю.

Затем тишину нарушил голос Нихила:

– Друзья, мы понимаем, что нам грозит. Если это может послужить каким-то утешением, то мы наблюдали самые сильные колебания с тех нор, как на этой луне были установлены измерительные приборы. По силе они превосходят предыдущие в десять раз. Эта подгонка, – он махнул рукой в сторону щелей в стенках пещеры, – должна была закончиться сотню миллионов лет назад. Боюсь, нам крупно не повезло.

– А может быть, проход снова откроется? – спросила его жена; лицо ее, скрытое прозрачным щитком шлема, было искажено от волнения.

Нихил не заметил иронии в ее тоне и ответил на вопрос, в свою очередь, насмешливо:

– Может быть. Еще через сто миллионов лет. – И он улыбнулся.

Рэнди негромко заговорила:

– Двадцать дней. Катализатор для переработки углекислого газа закончится через двадцать дней. Еды у нас на две недели, если брать обычные порции, то мы сможем растянуть ее на четыре недели, даже больше. У каждого из нас есть запас воды примерно на месяц, в зависимости от того, сколько мы будем пить. Мы всегда сможем раздобыть еще, откалывая лед и пропуская его через аппараты для переработки отходов. Но без катализатора мы не сможем регенерировать воздух.

– И мы не можем перестать дышать, – добавила Кэти.

– Кэти, – вмешался я, – думаю, для поэтов такой ход мысли обычен, так что я задам этот вопрос. Есть ли какой-то способ, так сказать, закончить все это изящно, когда придет наш час? И когда именно он придет?

– Несколько найдется, – пожала она плечами. – Сначала я могу вырубить вас с помощью наркотика. Потом убить.

– Каким образом? – уточнил я.

– Разве это имеет значение?

– Для поэта – да.

Она кивнула и улыбнулась.

– Тогда, Войчич, я воткну вам в сердце крюк, чтобы вы не восстали из мертвых и не обесценили таким образом свои заметки, которые к тому времени будут продаваться за миллионы. – Кэти улыбалась редко, но показывала при этом зубы.

– Дорогая, – начал Нихил, и передатчики в наших шлемах честно воспроизвели его снисходительный тон, – для врача, сидящего у постели больного, твои манеры несколько необычны.

– Дорогой, – пробормотала Кэти, – что ты можешь знать о вещах, имеющих отношение к постели?

Выстрел и ответный выстрел. Возможно, подобные перепалки скрепляли их брак, подобно тому как глюон [28]28
  Глюон – частица-переносчик сильного взаимодействия.


[Закрыть]скрепляет мезон, пока тот не аннигилирует.

Сэм вернулся от «главного входа».

– Мы не можем выбраться этим путем, а спасателям при помощи современного бурового оборудования за двадцать дней до нас не добраться. Предлагаю отправиться ку-да-нибудь еще.

У робота есть преимущество: в подобных ситуациях он сохраняет способность логически мыслить.

– Вот именно. Если мы будем ждать здесь, – сказал Нихил, – Миранда может и отнять у нас возможность медленной смерти, с посторонней помощью или без. Думаю, последуют новые толчки.

– Толчки, обвалы, смерть от удушья, – перечислила Рэнди, – или еще что-нибудь.

Нихил пожал плечами и указал в противоположную сторону пещеры:

– Идем?

– Я последую за тобой хоть в ад, дорогой, – отозвалась Кэти.

Мы с Рэнди обменялись взглядами, означавшими: «Спасибо звездам, что у меня есть ты».

– Карты, какие есть, – начала Рэнди. – Рацион, вахты, руководство и так далее. Решайте сейчас, пока мы в состоянии думать. – И она посмотрела прямо в глаза Нихилу: – Пока нам еще не все равно.

– Очень хорошо, – пожал плечами Нихил. – Сэм немного медлителен при столкновении с неизвестным, Кэти и Войчич мало разбираются в этом деле, так что, может быть, мы с Рэнди поведем отряд по очереди? Я предлагаю не урезывать свои порции за ужином, но в остальное время обходиться минимальным количеством пищи…

– Мой дорогой дурачок, нам нужен белок, чтобы вырабатывать энергию для работы, – перебила его Кэти. – Нам необходимо хорошо завтракать, даже за счет обеда.

– Может быть, найдем компромисс за ланчем, – предложил я.

– Это зависит от пройденного пути, нашего состояния и длительности напряжения.

– С другой стороны, – поправился я, – умеренность во всем…

Когда мы наконец отправились в путь, близилась «ночь» – время сна, и Рэнди все превосходно устроила. Мы шли гуськом за вожаками, которые время от времени менялись. Я тащил один поддон, Кэти – второй, а Сэм замыкал колонну.

Между нашей пещерой и следующей существовал короткий коридор, более узкий, чем все остальные.

– Мне кажется, я вижу признаки эрозии! – воскликнул Нихил, шедший впереди, и в голосе его прозвучало удивление.

– Ветер? – изумился я. – Откуда на Миранде ветер?

– Во время катаклизмов, преобразовавших планету, высвободилось огромное количество газов, причем за короткое время. Газ должен куда-то деваться. Проходя здесь, обратите внимание на полосы.

Да, подойдя ближе, я заметил полосы – словно кто-то обработал стены коридора пескоструйкой. Миранда дышала – когда-то.

– Я думаю, – продолжал Нихил, – что существует равновесие между газом, находящимся в пещерах Миранды, и кольцом газа, окружающим всю систему. Гравитации Миранды вряд ли достаточно, чтобы сжать его в нужной степени. Но совокупность пещер действует как охлаждаемая ловушка и грубый диффузионный барьер… хм… возможно.

– И сколько в этих пещерах газа? – поинтересовался я.

Он покачал головой:

– Находясь здесь, трудно сказать, верно?

Мы шли еще полчаса после того, как наступило время запланированной остановки, пока не обнаружили монолитный участок, на котором можно было не опасаться толчков. Коридор был как раз достаточной ширины, чтобы вместить уложенные вплотную надувные палатки. Мы поужинали в нашей с Рэнди палатке. Ужин был скудным, было тесно, сильно пахло едой. Мы ели молча. Даже Нихил выглядел подавленным. Когда мы надели шлемы и выпустили воздух, чтобы Рэй с женой могли вернуться к себе, я решил, что больше мы вместе есть не будем. Хождения туда-сюда по вакуумным палаткам отнимают слишком много времени и энергии.

Мы снова накачали воздух, и я погрузился в нехитрое наслаждение – наблюдал, как Рэнди снимает одежду и обтирается мокрой губкой в дальнем углу палатки. Она махнула мне, чтобы я отвернулся, пока она пользуется удобствами, и я раскрыл свою электронную записную книжку, надел очки и сосредоточился на дневнике, стараясь как можно вернее преобразовать мелькающие передо мной образы в слова.