Текст книги "Научная фантастика. Ренессанс"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

Соавторы: Пол Дж. Макоули,Брюс Стерлинг,Стивен М. Бакстер,Чарльз Шеффилд,Бен Бова,Джеймс Патрик Келли,Ким Робинсон,Дэвид Хартвелл,Кэтрин Крамер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 52 страниц)

– Трудолюбивые таракашечки.

Чанг Такаини не видел. Гюнтер прошел дальше.

Несколько часов спустя он устало сидел в парке Ногучи, глядя на перепаханную землю, оставшуюся от маленькой рощи. Не пощадили ни единого ростка: с лунной популяцией серебристой березы было покончено. В изгаженном маслом пруду плавал кверху брюхом карп. Берега теперь огородили цепочкой от затронутых. Времени взяться за очистку пока не нашлось, и, куда ни глянь, всюду валялся мусор. Это было грустно. Это напоминало Гюнтеру Землю.

Он знал, что пора встать и идти, но не мог себя заставить. Голова у него поникла, коснулась груди и дернулась вверх. Время шло.

Какое-то движение заставило его обернуться. Мимо мелькнул модный лавандовый скафандр. Женщина, которая тогда направила его в контору управления.

– Привет! – окликнул ее Гюнтер. – Я тогда нашел всех, где вы сказали. Спасибо! А то я уже начинал паниковать.

Лавандовый костюм обернулся к нему. В черном стекле отразилось солнце. После долгой минуты молчания она отозвалась:

– Не стоит благодарности. – И заспешила дальше.

– Я ищу Салли Чанг. Вы ее не знаете? Не видели, где она? Она из затронутых, такая маленькая женщина, яркая, любит цветную одежду, броскую косметику и все такое.

– Боюсь, я не могу помочь. – Лавандовая несла в руках три кислородных баллона. – Хотя вы могли бы поискать на базаре. Там много ярких тканей.

Она нырнула в отверстие туннеля и скрылась в нем.

Гюнтер рассеянно посмотрел ей вслед, покачал головой. Он очень, очень устал.

Базарчик выглядел так, словно над ним пронеслась буря. Навесы сорваны, прилавки опрокинуты, товары разграблены. Под ногами хрустели осколки зеленого и оранжевого стекла. Среди общего разгрома нетронутой торчала стойка с итальянскими шарфами, стоимостью с годовое жалованье. Понять это было невозможно. По всему базару усердно трудились затронутые. Они нагибались и распрямлялись, поднимая обломки, они подметали. Одного колотил человек в скафандре.

Гюнтер моргнул. Неужели это происходит в действительности? Женщина корчилась под ударами, дико вскрикивала, пыталась увернуться. Под одним из поставленных на место навесом, в тени радужного шелка, отдыхали у стойки еще четыре скафандра. Ни один из них и не подумал прийти на помощь женщине.

– Эй! – заорал Гюнтер. Он неожиданно застеснялся, словно его вдруг вытолкнули на середину сцены, не объяснив ни роли, ни сюжета. – Прекратите!

Скафандр повернулся к нему. Одна перчатка продолжала сжимать тонкое предплечье женщины.

– Пошел вон, – проворчал по радио мужской голос.

– Ты что это вытворяешь? Кто ты такой? – Мужчина носил скафандр «Вестингауза», таких среди незатронутых было около дюжины. Но Гюнтер вспомнил бурое выжженное пятно в форме почки на брюшной панели.

– Познер, это ты? Отпусти женщину!

– Какая это женщина, – сказал Познер. – Ты на нее посмотри – она и не человек даже. Она затронутая.

Гюнтер установил шлем на запись.

– Я все записываю, – предупредил он. – Еще один удар – и Екатерина это увидит. Честное слово.

Познер выпустил женщину. Она секунду-другую стояла, как оглушенная, потом голос в ПК снова подчинил ее. Она нагнулась, подняла метлу и вернулась к работе.

Отключив шлем, Гюнтер спросил:

– Ладно. Что она сделала не так?

Познер в негодовании выставил вперед ногу и сурово указал на нее.

– Она обоссала мне ботинок.

Скафандры под навесом с любопытством наблюдали за спором. При этих словах они разразились хохотом.

– Сам виноват, Вилл! – крикнул кто-то из них. – Я же говорил, что надо отводить им больше времени на личную гигиену.

– Подумаешь, малость сырости. Выкипит при первой прогулке в вакуум.

Но Гюнтер не слушал их. Он смотрел на затронутую, избитую Познером, и гадал, почему до сих пор не узнал в ней Аню. Правда, губы у нее поджались, лицо было сведено беспокойной гримасой, как будто заводной ключ у нее в затылке перекрутили на три лишних оборота. И плечи тоже ссутулились. Но все же…

– Мне очень жаль, Аня, – сказал он. – Хиро погиб. Ничего нельзя было сделать.

Она продолжала водить метлой, все забывшая и несчастная.

Он успел на последний подкидыш смены и на нем добрался до Центра. Приятно было вернуться домой. Миико Езуми решила, что внешние фабрики обойдутся без кислорода и избытков воды, и теперь в скальной нише устроили душевую. К ней выстраивалась длинная очередь, на мытье отводилось всего три минуты, и мыла не было, но никто не жаловался. Кое-кто, чтобы пополоскаться подольше, забивался в кабину компаниями по двое, по трое. В очереди на их счет отпускали грубые шуточки.

Гюнтер вымылся, нашел себе чистые шорты и футболку «Главкосмоса» и пошлепал босиком через зал. Он остановился перед дверью общей комнаты, слушая, как за столом обсуждали самых колоритных тронутых, с которыми сегодня пришлось столкнуться.

– А вы видели Мышиного Охотника?

– А Офелию?

– И Папу!

– И тетку-утку!

Все искренне веселились. В комнате расцветало теплое чувство товарищества, которое склонный к сентиментальности отец Гюнтера называл Gemiitlichkeit [52]52
  Die Gemiitlichkeit (нем.) – уют.


[Закрыть]. Гюнтер вошел.

Лиза Нагенда подняла улыбающееся до ушей лицо – и застыла. На скулах у нее шевельнулись желваки.

– А вот и персональный шпик Измайловой.

– Что?

От этого обвинения у Гюнтера перехватило дыхание. Он беспомощно огляделся. Никто не захотел встретиться с ним взглядом. И все молчали.

Лиза от ярости стала серой.

– Ты меня слышишь? Это ведь ты настучал на Кришну, так?

– Что ты несешь? Что за дурь у тебя в голове, если… – Он с трудом справился с собой. Нет смысла отвечать истерикой на истерику. – Тебя не касается, что связывает или не связывает меня с Измайловой. – Он обвел взглядом компанию. – Вы не заслуживаете, чтобы я вам говорил, но Кришна работает над лекарством. Если какие-то мои слова или действия помогли вернуть его в лабораторию, пусть будет так.

Она с надменной улыбочкой спросила:

– А как ты оправдаешься за донос на Познера?

– Я не…

– Все уже слышали! Ты сказал ему, что намерен отправиться прямиком к своей драгоценной Измайловой со своими снимочками на шлем.

– Послушай, Лиза… – начал Такаини.

Она отмахнулась.

– А ты знаешь, что сделал Познер? – Гюнтер погрозил пальцем Лизе. – А? Знаешь? Он избивал женщину! Аню! Он избивал Аню у всех на виду!

– Ну и что? Он ведь один из нас. Не какой-нибудь вонючий, пускающий слюни пустоглазый тронутый зомби!

– Ах ты сука! – Гюнтер в ярости потянулся через стол к Лизе. – Я тебя убью, честное слово!

Он метнулся вперед, и народ шарахнулся от него, началась суматоха. Познер протиснулся к Гюнтеру, встал перед ним, растопырив руки, мужественно выпятив челюсть. Гюнтер кулаком ударил его в лицо. Познер ошеломленно пошатнулся. У Гюнтера заныли костяшки пальцев, но чувствовал он себя на удивление хорошо. Если все вокруг сошли с ума, почему ему нельзя?

– Только попробуй! – выкрикнула Лиза. – Я с самого начала поняла, что ты из этих.

Такаини утащил ее в одну сторону, Гамильтон, обхватив Гюнтера за плечи, оттянула его в другую. Двое друзей удерживали Познера.

– Я тобой по горло сыт! – заорал Гюнтер. – Дешевка, б…!

– Вы слышали? Слышали, как он меня назвал!

Их, вопящих, поспешно вытолкали в противоположные двери.

– Все в порядке, Гюнтер. – Бет запихнула его в первую попавшуюся нишу. Он свернулся у стены и лежал, закрыв глаза и дрожа. – Все уже хорошо.

Но ничего хорошего не было. Гюнтер внезапно понял, что, кроме Екатерины, у него не осталось друзей. Настоящих друзей, близких друзей. Как это вышло? Как будто все вдруг стали оборотнями. Те, кто не потерял разума, все равно были чудовищами.

– Я не понимаю.

Гамильтон вздохнула:

– Чего ты не понимаешь, Уэйл?

– Как люди… как мы все относимся к затронутым. Когда Познер бил Аню, рядом были еще четверо скафандров, и ни один пальцем не пошевелил, чтобы его остановить. Ни один! И я тоже такой, что толку притворяться, что я лучше других! Мне хотелось пройти мимо, как будто я ничего не видел. Что с нами происходит?

Гамильтон пожала плечами. Темные короткие волосы, простое круглое личико.

– Я в детстве ходила в довольно дорогую школу. В каком-то классе они нам устроили один из этих экспериментов, которые якобы обогащают личность. Знаешь? Дают жизненный опыт. Нас разделили на две группы: «заключенные» и «охрана». «Заключенным» не полагалось покидать отведенные им помещения без дозволения «охраны», «охрана» получала более вкусные завтраки… все такое. Очень простые правила. Я была в «охране».

Мы почти сразу начали помыкать «заключенными». Мы их толкали, орали на них, заставляли строиться в шеренги. Самое поразительное, что «заключенные» нам это позволяли. Их было пятеро на одного «охранника». И нам даже не было позволено делать то, что мы делали. Но ни один из них не пожаловался. Никто из них не встал и не сказал: «Нет, вы не смеете этого делать». Они поддерживали игру.

А через месяц эксперимент свернули и провели семинар по его результатам: истоки фашизма и тому подобное. Почитай Ханну Арендт [53]53
  Ханна Арендт (1906–1975) – философ и историк, автор фундаментального труда «Истоки тоталитаризма».


[Закрыть]. Тем все и кончилось. Если не считать, что моя лучшая подруга навсегда перестала со мной разговаривать. Я, понятно, не могу ее винить. После того, что я сделала.

Что я на самом деле поняла? Что люди играют ту роль, которая им досталась. Они делают это, не сознавая, что они это делают. Возьми любое меньшинство, объяви их на особом положении, сделай из них «охрану» – они станут играть «охранников».

– Так что же делать? Как нам вырваться из тех ролей, которые мы играем?

– Если б я знала, Уэйл. Если б я знала!

Екатерина перебралась в нишу на дальнем конце нового туннеля. В этом туннеле не было других помещений, так что ей обеспечили некоторое уединение. Подходя, Гюнтер расслышал через свой трансчип перебиваемый помехами голос:

– …Сообщают об нанесенном ударе. Официальный представитель в Каире запросил… – Передача прервалась.

– Ого! Вы восстановили… – Он осекся. Будь радиосвязь восстановлена, он знал бы. В Центре об этом заговорили бы. А значит, радиосвязь и не была полностью прервана. Просто КУП контролировала прием.

Екатерина посмотрела на него. Лицо было заплаканным, но она уже взяла себя в руки.

– «Швейцарской Орбитальной» больше нет! – прошептала она. – Они забросали их всем, чем только можно, от программных бомб до алмазного щебня. Разнесли верфи в пыль.

Видение множества погибших помешало ему услышать следующую фразу. Он опустился на лежак рядом с ней.

– Но это значит…

– Не осталось кораблей, на которых можно до нас добраться. Да. Если какой-нибудь корабль не находился в это время в пути, мы застряли здесь.

Гюнтер обнял ее. Она как будто озябла и дрожала. Влажная кожа покрылась мурашками.

– Когда ты в последний раз спала? – резко спросил он.

– Я не могу…

– Ты на подключке, да?

– Мне нельзя спать. Пока нельзя. Потом.

– Екатерина, энергия, которую дает тебе подключка, не даровая. Она выкачивается из твоего же тела. Когда ты отдыхаешь, она восстанавливается. Но если ты непрерывно используешь подключку, то можешь довести себя до комы.

– Я не… – Она запнулась и смешалась, в глазах мелькнула неуверенность. – Наверно, ты прав. Мне не мешало бы отдохнуть.

Ожила КУП:

– Штат девять сооружает радиоприемник. Езуми им позволила.

– Дерьмо, – выругалась Екатерина, подскакивая. – Мы можем им помешать?

– Действия против проекта, пользующегося всеобщей популярностью, подорвут ваш кредит доверия, терять который вы не можете себе позволить.

– Ладно. Как свести к минимуму?..

– Екатерина, – напомнил Гюнтер, – ты собиралась поспать.

– Секундочку, малыш. – Она похлопала по лежаку. – Ты приляг здесь и подожди меня. Ты и вздремнуть не успеешь, как я разберусь и вернусь. – Она нежно поцеловала его, чуть задержалась. – Все в порядке?

– Да, конечно. – Он вытянулся и закрыл глаза, всего на секундочку.

Когда он проснулся, пришла пора выходить на вахту. Екатерины не было.

После удара по Владивостоку прошло пять дней. Но за это время все так изменилось, что прошлое вспоминалось как иной мир. «В прошлой жизни я был Гюнтером Уэйлом, – думал он. – Я жил, работал, иногда веселился. Неплохая тогда была жизнь».

Он все еще искал Салли Чанг, хотя надежды оставалось все меньше. Теперь, заговаривая со скафандром, он каждый раз спрашивал, не нужна ли его помощь. Все чаще оказывалось, что не нужна.

Часовня на третьем уровне представляла собой неглубокую чашу, открывающуюся на стену террасы. На дне за оградкой цвели тигровые лилии, между камнями шмыгали бирюзовые ящерки. Внизу дети играли в мяч. Гюнтер стоял наверху, болтая с грустной Риохи Иомато.

Дети отложили мяч и стали танцевать. Гюнтер с улыбкой наблюдал за ними. Они играли в «Лондонский мост». Сверху они казались просто цветными пятнышками, распускающимися и закрывающимися цветами. Потом его улыбка поблекла. Слишком хорошо они танцевали. Ни один не сбился с ритма, не перепутал ногу, не заскучал и не отошел в сторонку. У них были самоуглубленные, стянутые, нечеловеческие лица. Гюнтеру пришлось отвернуться.

– Их контролирует КУП, – сказала Иомато. – Мне на самом деле почти нечего делать. Я просматриваю видео, подбираю им игры и песенки, упражнения, полезные для здоровья. Иногда занимаю их рисованием.

– Господи, как ты это выдерживаешь?

Иомато вздохнула:

– Мой старик был алкоголиком. Ему выпала довольно трудная жизнь, и в какой-то момент он начал пить, чтобы забыть о ней. И знаешь что?

– Это не помогло.

– Точно. Он стал еще несчастнее. И у него стало еще больше причин напиваться. Он был упорным, этого у него не отнимешь. Не из тех, кто отступается от средства, в которое поверил, просто потому, что оно не работает.

Гюнтер промолчал.

– Думаю, воспоминание о нем – единственное, что не дает мне снять шлем и присоединиться к ним.

Корпоративный видеоцентр состоял из ряда кабинетов в дальнем туннеле. Здесь изготавливались сырые заготовки для рекламы и рабочие информационные ролики. Потом они пересылались на Землю для окончательной обработки и шлифовки. Гюнтер переходил из кабинета в кабинет, отключая экраны, которые так и мигали здесь со дня катастрофы. Неприятно было видеть пустыми комнаты, где прежде всегда толпился народ. Столы и терминалы остались в рабочем беспорядке, как будто хозяева просто вышли перекусить и собирались через минуту вернуться. Гюнтер поймал себя на том, что все время оборачивается, чтобы не выпускать из виду свою тень, и вздрагивает от неожиданных звуков. С каждой отключенной машиной тишина становилась еще ощутимее. Здесь было куда более одиноко, чем на поверхности.

Он выключил свет в последнем помещении и вышел в полумрак коридора. Из темноты перед ним выросли два скафандра с логотипами из переплетенных «X» и «А». Гюнтер испуганно отскочил. Скафандры, конечно, были пустыми: среди незатронутых не осталось никого из «Хюндай Аэ-ро». Просто кто-то, прежде чем потерять память, оставил здесь свои скафандры на временное хранение.

Скафандры вцепились в него.

– Эй! – в ужасе вскрикнул Гюнтер, когда они стиснули его за локти и оторвали от пола. Один поймал и сорвал с пояса его ПК. Он не успел опомниться, как его протащили по короткой лестнице и втолкнули в дверной проем.

– Мистер Уэйл.

Он оказался в помещении с высоким потолком, вырубленном в скале, для установки еще не собранных воздухоочистителей. Цепочка подвешенных к потолку рабочих лампочек тускло освещала пространство. В дальнем конце помещения за письменным столом сидел человек в скафандре. По бокам его стояли еще двое, все – с логотипами «Хюндай Аэро». Ни одной приметы, позволявшей опознать людей.

Захватившие его скафандры скрестили руки на груди.

– Что здесь происходит? – спросил Гюнтер. – Кто вы такие?

– Вы – последний человек, которому это следует знать. – Он не мог определить, который из них говорит. Голос, доносился по радио, электронный фильтр делал его бесполым и безличным. – Мистер Уэйл, вы обвиняетесь в преступлениях против своих сограждан. Вы можете что-либо сказать в свою защиту?

– Что? – Гюнтер оглядел собравшихся. Скафандры были совершенно одинаковыми, не отличить друг от друга, и он вдруг испугался того, что могут совершить люди, скрытые броней анонимности. – Слушайте, вы не имеете права. Есть действующая система управления, в нее и жалуйтесь.

– Не все довольны правлением Измайловой, – сказал судья.

– Однако она контролирует КУП, а Бутстрэп не может существовать без затронутых, которых контролирует КУП, – добавил другой.

– Нам просто приходится действовать в обход Измайловой.

Может быть, это сказал судья, может быть, другой скафандр: Гюнтер их не различал.

– Вы желаете выступить в свою защиту?

– А в чем именно меня обвиняют? – в отчаянии заговорил Гюнтер. – Ладно, может, я и сделал что-то не так, признаю это. Но, может, вы просто не понимаете, в каком я положении? Вы об этом подумали?

Молчание.

– Я хочу знать: что вас рассердило. Это из-за Познера? Так я об этом не жалею. И не стану извиняться. Нельзя так обращаться с людьми только оттого, что они больны. Все равно они люди, как все остальные. У них такие же права.

Молчание.

– Но если вы считаете меня каким-то шпионом, что я, мол, бегаю к Ек… к Измайловой стучать на кого-то, так это просто неправда. То есть я с ней разговариваю, этого не отрицаю; но я не какой-нибудь там шпион. У нее и нет никаких шпионов. Они ей не нужны! Она просто пытается не дать всему развалиться, вот и все.

Господи, вы бы знали, как ей досталось! Вы что, не видите, сколько сил она тратит? Она больше всего на свете хотела бы все бросить. Но ей приходится держаться, потому что…

Жуткий электронный визг, ворвавшийся в его приемник, заставил его остановиться. Гюнтер понял, что над ним смеются.

– Кто-нибудь еще желает высказаться?

Один из захвативших Гюнтера выступил вперед.

– Ваша честь, этот человек называет шизиков людьми. Он не замечает, что они не способны выжить без нашей поддержки и указаний. За их благополучное существование приходится платить нашими неустанными трудами. Он сам осудил себя. Я прошу суд избрать наказание, достойное преступления.

Судья обернулся вправо, влево. Двое за его плечами кивнули и отступили назад. Стол стоял в устье будущей вентиляционной шахты. Гюнтер успел сообразить это прежде, чем они появились из темноты, увлекая за собой кого-то, одетого в скафандр «П-5», такой же, как у него самого.

– Мы могли бы убить вас, мистер Уэйл, – проскрипел электронный голос, – но это было бы расточительством. Нам нужны все руки, все головы. Во время бедствия нам необходимо держаться вместе.

«П-5» остался один посреди помещения и стоял неподвижно.

– Смотрите внимательно.

Два «Хюндая» с двух сторон подступили к «П-5». Четыре руки быстро справились с застежками шлема. Они умело откинули крепления и сняли шлем. Это случилось так быстро, что человек в скафандре не успел бы им помешать, даже если бы захотел.

Под шлемом открылось испуганное, непонимающее лицо затронутого.

– Здравый рассудок, мистер Уэйл, это привилегия, а не право. Вы признаны виновным. Однако мы не жестоки. На этот раз вы отделаетесь предупреждением. Но и положение чрезвычайное. При малейшей провинности впредь – например, если вы доложите об этой встрече нашей маленькой генеральше, – мы можем обойтись без формальностей судебного заседания. – Судья выдержал паузу. – Я выражаюсь достаточно ясно?

Гюнтер неохотно кивнул.

– Тогда вы можете удалиться.

На выходе один из скафандров вернул ему его ПК.

Пять человек. Он был уверен, что их не больше того. Может, есть еще один или двое, но это все. Познер наверняка но уши в деле, в этом Гюнтер не сомневался. Остальных легко будет вычислить.

Но он не решился даже попытаться.

Когда кончилась его смена, он застал Екатерину спящей. Она осунулась и казалась больной. Он опустился на колени и легонысо провел ей по щеке тыльной стороной ладони.

Веки у нее вздрогнули и открылись.

– О, привет. Я не хотел тебя будить. Спи дальше, а?

Она улыбнулась.

– Ты чудесный, Гюнтер, но я все равно только прилегла чуточку вздремнуть. Через пятнадцать минут вставать. – Она снова прикрыла глаза. – Ты единственный, кому я еще могу доверять. Мне все лгут, скармливают дезинформацию, молчат обо всем, что мне нужно знать. Только с тобой я могу рассчитывать, что ты мне что-то скажешь.

«У тебя есть враги, – подумал он. – Они прозвали тебя маленькой генеральшей, и им не нравится, как ты ведешь дело. Они еще не готовы выступить против тебя напрямик, но строят планы. И они ни перед чем не остановятся».

Вслух он сказал:

– Спи дальше.

– Они все против меня, – пробормотала она. – Сучьи ублюдки.

Следующий день он потратил, обходя служебные помещения, где собирали новые воздухоочистители. Он обнаружил гнездо затронутого-одиночки, сооруженное из обрывков скафандров, но, проконсультировавшись с КУП, решил, что оно уже несколько дней пустует. Салли Чанг не было и следа.

Если до встречи с судом бродить по запечатанным помещениям было жутковато, то теперь стало много хуже. Враги Екатерины заразили его страхом. Рассудок говорил, что они не станут его подстерегать, что ему не о чем беспокоиться, пока он снова не вызовет их неудовольствия. Но подсознание не слушало голоса рассудка.

Время едва ползло. Когда к концу вахты он наконец вышел на свет дня, в голове было пусто. От долгих часов одиночества он словно выпал из действительности. Поначалу Гюнтер не заметил ничего необычного. Потом радиопередатчик наполнился голосами, вокруг заспешили куда-то люди. Народ радостно гудел. Кто-то даже напевал.

Он остановил первый попавшийся скафандр и спросил:

– Что происходит?

– А ты еще не слышал? Войне конец! Они заключили мир. И к нам идет корабль!

Большую часть долгого перелета к Луне «Женевское озеро» поддерживал режим радиомолчания из страха перед оружием дальнего радиуса действия. Зато как только установился мир, они открыли прямую передачу на Бутстрэп.

Люди Езуми поставили затронутых сшивать огромный хлопковый квадрат, чтобы повесить его на затененной стене кратера. Затем, выключив общий свет, на этот экран дали изображение. Швейцарские космонавты, ухмыляясь во весь рот, приплясывали перед камерой, напялив полотняные костюмы и красные ковбойские шляпы. Они рассказывали о бегстве от самонаводящихся снарядов, перебивали друг друга звучными молодыми голосами.

Перед хлопковым квадратом собрались старшие офицеры. Гюнтер узнал их по скафандрам. Из установленных на места громкоговорителей прогремел голос Екатерины.

– Когда вы прибываете? Мы должны удостовериться, что на посадочной площадке все чисто. Сколько осталось часов?

Светловолосая женщина, подняв вверх пять пальцев, ответила:

– Сорок пять.

– Нет, сорок три!

– Ничего подобного!

– Почти сорок пять!

Голос Екатерины снова ворвался в гомон.

– Что там на «Орбитальной»? Мы слышали, что она уничтожена.

– Да, уничтожена.

– Очень, очень плохо. Уйдет много лет, чтобы…

– Но люди почти все…

– Нам послали шесть предупреждений с орбиты. Почти все спустились на челноках, эвакуировались.

– Хотя многие и погибли. Это какой-то ужас!

Прямо перед офицерами какой-то скафандр управлял горсткой затронутых, собиравших площадку для камеры. Теперь он широко взмахнул рукой, и затронутые отступили. На «Женевском озере» кто-то вскрикнул, несколько человек повернулись к телемонитору. Скафандр развернул камеру, показав им широкий панорамный вид.

Один из космонавтов спросил:

– Что там у вас? Я вижу, что некоторые одеты в скафандры, а остальные без них. Почему?

Екатерина глубоко вздохнула.

– У нас тут тоже кое-какие перемены, – сказала она.

По случаю появления швейцарцев в Центре устроили большой праздник. Расписание часов на сон полетело к черту, и все, кроме маленькой команды, присматривавшей за затронутыми, собрались приветствовать гостей Луны. Те плясали до упаду и пили вакуумно-дистиллированную водку. Все рвались что-то рассказать, обменяться сплетнями, обсудить, долго ли продержится мир.

Гюнтер ушел в разгар веселья. Вид швейцарцев наводил на него, уныние. Слишком они были молоды, бодры и свежи. В их присутствии он чувствовал себя дряхлым циником. Хотелось схватить кого-нибудь за плечи и потрясти, чтобы заставить очнуться.

В унынии он побрел мимо запертых лабораторий. В помещении проекта «Компьютерный вирус» Екатерина с капитаном «Женевского озера» совещались над штабелем упакованных в ящики биопроб. Обе склонились к ПК Екатерины, прислушиваясь к голосу КУП.

– Вы не обдумывали возможность национализации производств? – спрашивала капитан. – Из одной из фабрик мог бы вырасти новый город. А потом кинуть несколько кабелей, и Бутстрэпом можно управлять, не заходя в него.

Гюнтер издалека не расслышал реакции КУП, но обе женщины рассмеялись.

– Ну, – сказала Екатерина, – нам по меньшей мере придется пересмотреть договоры с головными корпорациями. Если действующим остался всего один корабль, сменять людей будет намного сложнее. Физическое присутствие станет ценным товаром. Глупо было бы не воспользоваться этим обстоятельством.

Гюнтер прошел мимо, забираясь глубже в тень. Он бродил без цели и в конце концов увидел впереди свет, услышал голоса. Один принадлежал Кришне, но звучал ровнее и увереннее, чем привык слышать Гюнтер. Из любопытства он остановился в дверях.

Кришна стоял посреди лаборатории. Перед ним, послушно кивая, стояла Бет Гамильтон.

– Да, сэр, – повторяла она. – Да, сэр. Да.

Гюнтер, онемев от изумления, понял, что Кришна отдает ей распоряжения.

Кришна поднял голову.

– Уэйл. Я как раз собирался тебя искать.

– Меня?

– Заходи, не мнись там. – Кришна с улыбкой поманил его к себе, и Гюнтер невольно послушался. Кришна теперь походил на юного бога. Сила духа огнем плясала в его глазах. Странно, до сих пор Гюнтер не замечал, какой он высокий.

– Скажи мне, где Салли Чанг.

– Я не… то есть я не могу… – Он замолчал и сглотнул слюну. – Я думаю, Салли Чанг погибла… – И тут же добавил: – Кришна! Что с тобой?

– Он закончил свою разработку, – объяснила Бет.

– Я целиком переписал свою личность, – сказал Кришна. – Избавился от застенчивости, которая делала меня наполовину калекой, заметил?

Он положил руку на плечо Гюнтеру, и этот жест внушал уверенность, был теплым и успокаивающим.

– Гюнтер, не стану описывать, чего мне стоило наскрести достаточно мессенджеров из остатков старых экспериментов, чтобы испытать их на себе. Но мне удалось. Мы получили средство, которое, помимо прочих возможностей, станет универсальным лекарством для всех жителей Бутстрэпа. Но для этого нужны новые вещества-мессенджеры, а у нас их нет. Теперь объясни, почему ты уверен в смерти Салли Чанг.

– Ну, понимаешь, я четвертый день ее ищу. И КУП тоже искала. Ты все эти дни просидел в своей норе, так что, наверно, знаешь затронутых хуже, чем мы. Они не способны планировать. Совершенно невероятно, что кто-то из них смог бы так долго от нас скрываться. Единственное, что приходит мне в голову, – она каким-то образом выбралась на поверхность прежде, чем ее настигло действие вещества, забралась в машину и велела ей ехать, пока хватит кислорода.

Кришна покачал головой:

– Нет. Это просто не вписывается в характер Салли Чанг. Ни при каких условиях не могу представить, чтобы она покончила с собой. – Он выдвинул ящик: длинные ряды блестящих баллончиков. – Возможно, это поможет. Помнишь, я сказал, что двух баллонов с миметиком не хватает – кроме шизомиметиков.

– Смутно припоминаю.

– У меня не было времени об этом подумать, но разве не странно? Послушай: паранойя – редкое нарушение, зато увлекательное. Оно характеризуется сложной, но внутренне стройной системой ложных представлений. Интеллект параноика отлично функционирует, и распад личности проявляется меньше, чем при шизофрении. Эмоциональные и социальные реакции ближе к норме. Личность способна к концентрации усилий. В общей неразберихе параноик вполне способен скрыться от преследования.

– Ну-ка, давайте разберемся, – предложила Гамильтон. – На Земле начинается война. Чанг получает приказ, ключ к программной бомбе, и отправляется в Бутстрэп с канистрой безумия и маленьким шприцем паранойи.

Нет, не выходит. Все разваливается.

– Как так?

– Паранойя не защитила бы ее от шизофрении. Как бы она обезопасила себя от собственного распылителя?

Гюнтер остолбенел.

– Лавандовый скафандр!

Они поймали Салли Чанг на верхней террасе Бутстрэпа. Верхний уровень был еще не закончен. Со временем – как сулили брошюры корпорации – здесь на берегах прозрачных прудов будут пастись лани, а в ручьях станут резвиться выдры. Но пока не был создан даже почвенный слой, не завезены черви и бактериальные культуры. Здесь был песок, механизмы и несколько жалких отчаянных растеньиц.

Чанг устроила лагерь у истока одного из ручейков, под лампой дневного света. При их появлении она вскочила на ноги, быстро огляделась но сторонам и решилась блефовать до упора.

К стойке, на которой располагался клапан ручья, была приварена табличка с надписью: «Установка аварийного купола». Под ней – небольшая пирамида кислородных баллонов и аллюминиевый герметичный ящик размером с гроб.

– Очень толково, – через трансчип шепнула Гюнтеру Бет. – Она спит в ящике, и всякий, кто на него наткнется, думает, что это просто запасное оборудование.

Лавандовый скафандр взмахнул рукой и игриво приветствовал их:

– Привет, ребята. Чем могу помочь?

Кришна шагнул вперед и взял ее за руки.

– Салли, это я, Кришна.

– Ох, слава богу! – Она обмякла в его руках. – Я так боялась.

– Теперь ты в безопасности.

– Сперва я приняла вас за пришельцев. Я так голодна – не помню, сколько не ела. – Она вцепилась в рукав его скафандра. – Ты ведь знаешь о пришельцах, да?

– Пожалуй, лучше ты введи меня в курс дела.

Они направились к лестнице. Кришна незаметно указал Гюнтеру на рабочий пояс скафандра Салли. На нем висела канистра, похожая на запасную фляжку. Гюнтер протянул руку и сорвал ее с пояса. Мессенджеры у него в руках.

С другой стороны Бет Гамильтон дотянулась до почти неизрасходованных баллонов с паранойей, и они исчезли, как по волшебству.

Салли Чанг ничего не заметила, углубившись в изложение хода своих мыслей.

– …Конечно, они повиновались мне. Но совершенно ничего не соображали. Я беспокоилась, беспокоилась, пока не поняла, что происходит. Волк, попавший в капкан, отгрызает себе лапу, чтобы освободиться. Я стала искать волка. Против какого врага могут быть оправданны столь чрезвычайные меры? Безусловно, не против людей.

– Салли, – прервал ее Кришна. – Я предлагаю тебе обдумать идею, что заговор – за неимением лучшего слова – укоренился глубже, чем ты предполагаешь. Что проблема кроется не в противнике извне, но в наших собственных мозгах. В частности, что пришельцы – это искусственный психомиметик, который ты ввела себе, когда все начиналось.