Текст книги "Научная фантастика. Ренессанс"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

Соавторы: Пол Дж. Макоули,Брюс Стерлинг,Стивен М. Бакстер,Чарльз Шеффилд,Бен Бова,Джеймс Патрик Келли,Ким Робинсон,Дэвид Хартвелл,Кэтрин Крамер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 52 страниц)

Она сказала это, когда мы пропихивали наши вещи в очередную узкую щель между галереями расселины, которую Сэм нашел при помощи своего локатора, так что мы с Рэнди усмехнулись, подумав о невозможности выполнить ее пожелание прямо сейчас. Но в ее словах был смысл. Мы прошли половину пути сквозь Миранду за пять дней из двадцати – значительно быстрее, чем планировали.

Нихил, шедший впереди, воспринял ее слова как шутку и ответил:

– Да, дорогая, мне кажется, это очень хорошая мысль. Может быть, в следующей галерее.

– От вас, людей, было бы гораздо больше толку, если бы вы не нуждались в отдыхе, – заметил Сэм юмористическим тоном, который делал честь создателям его медицинского программного обеспечения.

Однако мне показалось, что этот фальшивый шовинизм робота не понравился Кэти.

– У нас, – возразил я, – в сердце нет ни миллиграмма антиводорода, который поддерживал бы наше существование.

– То, что ты завидуешь моему превосходству, – само по себе прекрасная черта, потому что это говорит о…

– Ах, Шива! – выкрикнул Нихил, возглавлявший колонну.

– Что там? – спросили мы трое почти в один голос.

– Гигантская. Гигантская пещера. Я… вам лучше взглянуть на это самим.

Присоединившись к нему, мы обнаружили, что он находится на уступе, нависающем над очередной пещерой. Сначала она не показалась особенно большой: в свете наших фонарей мы могли разглядеть противоположную сторону – просто еще один хрустальный собор. А затем я взглянул вниз – и увидел звезды. К счастью, после приключения в Пещере Рэнди я научился контролировать свои телодвижения. Я быстро уцепился за ближайший канат.

– Попробуйте выключить фонари, – предложил Нихил, когда мы снова высунулись из-за обрыва.

Звезды исчезли, мы снова включили свет, и они вернулись. Человеческий глаз не приспособлен для того, чтобы различать такие маленькие промежутки времени, так что, возможно, все это было лишь плодом моего воображения. Но все же мне показалось, что «звезды» загорелись вновь сразу после того, как вспыхнули фонари.

– Девяносто километров, – сказал Сэм.

– Девяносто километров? – в бешенстве воскликнул Нихил – спокойствие изменило ему. – Как это возможно? Клатрат не выдержит такого давления.

Рэнди пристегнулась, покопалась в моем багаже и вытащила геологический молоток. Она качнулась над обрывом, на котором мы стояли, пользуясь небольшой силой тяжести, дающей ускорение свободного падения в три с половиной сантиметра в секунду, и в ушах у меня прозвучал резкий звон, возможно донесшийся через ботинки.

– Железо и никель? – спросил Нихил.

– Угу. Думаю, да, – ответила Рэнди. – Там сплошные разломы, отсюда и дальше вниз.

– Может быть, именно из-за этого Миранда впервые раскололась, – предположила Кэти.

– Это чистый домысел, – возразил Нихил. – Друзья, нам нужно идти.

– Я знаю. Возьмем образцы, проанализируем потом, – сказала Рэнди. – Пора идти.

– Через пещеру или вниз? – спросил я.

Вопрос был непростой. По плану мы должны были следовать вдоль главного разлома, который, вероятно, продолжался на другой стороне. Путь вниз представлял собой свободный проход длиной девяносто километров, ведущий к самому центру маленькой планеты. Я вспомнил романы Жюля Верна.

– Нам необходимо выбраться из этих недр меньше чем через две недели, – напомнил нам Нихил. – Мы всегда можем вернуться.

– Центральный газовый резервуар, трубы, это связано, – пробормотала Рэнди.

Поразмыслив минуту, я все понял. Если мы двинемся вниз по этой трубе, то покинем хорду и будем приближаться к центру. Расселина идет вдоль хорды; Сэм установил это при помощи своих измерений. Но поскольку через нее не происходит утечка газов, она вряд ли может вывести нас на поверхность. Нужно найти еще один черный ход.

– О, разумеется, – сказал Нихил. – Все дороги ведут в Рим – и, что также верно, все они ведут прочь от Рима. Утечка газов, ветер из ядра – вот что соединило все эти пещеры и пробило коридоры, в которые мы можем протиснуться. Она хочет сказать, что наш самый верный шанс – это найти другую трубу, а это можно сделать только у ядра, верно?

– Угу, – подтвердила Рэнди.

Никто не произнес ни слова, и могу поклясться, что в тишине я услышал звук падающих капель, а затем – какой-то глухой стук, возможно, это был мой пульс. В любом случае, мертвой тишины верхних пещер как не бывало. Я рискнул еще раз наклониться над обрывом. Что находится там, внизу?

– У нас есть проблема, – вступила в разговор Кэти. – Ядовитый газ. Давление азота составляет почти одну двадцатую бара, а это больше, чем было когда-то на Марсе. Достаточно, чтобы нести с собой опасное количество пахучих соединений – не просто метана, но такой штуки, как циан. Я не знаю, заметил ли еще кто-нибудь из вас, но эта дрянь начинает конденсироваться на нашем снаряжении, и от этого пахнет в палатках. У ядра положение может ухудшиться, и я не знаю подходящего способа избавиться от загрязнения.

– Э, ракеты, – нарушила молчание Рэнди. – Ракеты Сэма. Наши реактивные пистолеты. Попробуем сперва их.

Так мы и сделали. Мы рассчитали, на каком расстоянии от сопел следует стоять и как долго – достаточно долго для того, чтобы весь осадок испарился с наших костюмов и снаряжения, но не настолько долго, чтобы повредить их, – и как часто это следует делать. У Сэма хватило бы топлива на сто двадцать подобных процедур – больше, чем могло понадобиться за оставшееся нам время. Кэти вызвалась быть первой, встала под струю, затем скрылась в палатке и, выйдя, объявила, что пахнет от нее нормально.

Мы решили двигаться к ядру.

Так близко к центру Миранды ускорение свободного падения составляло всего пять сантиметров на секунду в квадрате – примерно в триста раз меньше, чем на Земле. Пять тысячных от земной гравитации. Отпустите какую-нибудь вещь прямо перед собой, отвернитесь и сосчитайте до тысячи одного, затем взгляните на вещь снова: она упадет, может быть, на два пальца. Вы забываете о ней, занимаетесь чем-то другим и оглядываетесь через десять минут. Вещь исчезла. Она пролетела десять километров и движется в три раза быстрее, чем может бежать человек, – со скоростью тридцать метров в секунду. Если она еще не наткнулась на что-нибудь. Низкая гравитация, повторяю вам снова и снова, может быть опасна.

Это в вакууме, но мы были теперь не в вакууме. Даже распределив между собой груз, мы весили меньше десяти ньютонов – почти как литр водки там, в Польше, с тоской подумал я, – и каждый из нас имел площадь поверхности, равную площади небольшого воздушного змея. Нам повезет, если мы сможем падать со скоростью три метра в секунду в начале пути, а у дна мы будем парить, словно снежинки.

Почему-то я вспомнил о бабочках.

– А мы не можем сделать себе крылья? – спросил я.

– И в самом деле, крылья! – Нихил был настроен скептически.

– Крылья! – возбужденно воскликнула Кэти.

– Простыни, скобы для палаток, клейкая лента, канаты. Все сойдет, – предложила Рэнди.

– Мы об этом очень, очень пожалеем, – предупредил Нихил.

Четыре часа спустя мы были готовы и выглядели как существа из кошмара Бэтмена.

Рэнди полетела первой. Она с кажущимся безразличием оттолкнулась от обрыва и начала постепенно дрейфовать вниз. Закусив губу, я не без дрожи прыгнул за ней. За мной со стоическим видом последовал Нихил, следом – притихшая Кэти.

Через десять минут после прыжка я почувствовал, что позади меня образовалась зона пониженного давления и я почти могу планировать – или, по крайней мере, контролировать высоту. Поэкспериментировав, Рэнди обнаружила, что, взмахивая крыльями, словно бабочка, она может продвигаться вперед.

Через полчаса мы установили, что можем лететь со скоростью идущего человека, прилагая примерно столько же усилий. Вскоре мы и в самом деле планировали и научились при желании набирать высоту.

Проплыв в воздухе еще час, мы наткнулись на источник капающих звуков, которые я слышал вчера вечером. На стенках пещеры конденсировалась какая-то жидкость, образуя капли размером с шары для боулинга. Капли со временем отделялись от стены и, пролетев примерно километр, падали в лужу, образовавшуюся в трещине. Этот «водопад» на Миранде выглядел, как в замедленной съемке: здесь были капли и круги на воде, но все было гораздо большего размера и происходило в реальном времени.

– В основном этан, – сообщил нам Сэм.

Робот, более плотный и обтекаемый, чем мы, летел с постоянной скоростью и лавировал, время от времени включая заднюю ракету: он называл это «изредка пукнуть». Если я выберусь из этой переделки, надо будет побеседовать с создателями его программного обеспечения.

– Войчич, идите сюда, посмотрите на это! – окликнула меня Кэти, находившаяся у дальней стены трубы.

Я подгреб к ней, за мной Рэнди и Нихил.

– Хорошо, если это действительно важно, – заметил Нихил, напомнив нам о времени.

Я нуждался в подобном напоминании – меня заворожили капли, падавшие по несколько минут, и пруды, которые, казалось, непрерывно мерцали.

Кэти парила рядом со стеной, сохраняя неподвижность взмахами крыльев каждые три-четыре секунды. Когда мы присоединились к ней, она указала ногой на открытое пространство на стене. Примерно посредине торчал грязный предмет в форме буквы «Т» с дырками на концах перекладины.

– Это скальный крюк. Наверняка он.

Она не упомянула, что крюк был явно не наш.

– Сэм, можешь ты сказать, сколько ему лет?

– Он моложе, чем стена. А стена, похоже, является частью древней поверхности одного из фрагментов Миранды. Видите кратеры?

Теперь я тоже заметил их. Их было несколько – обычные небольшие кратеры, какие покрывают изрезанную трещинами корку любой небольшой планеты. Только между этими кратерами и поверхностью лежали двести километров скалы и клатрата. У меня возникло такое же неприятное чувство потери ориентации, какое посетило когда-то в детстве, когда я лазал по вершинам скал на северном краю Большого Каньона в Колорадо, на Земле, на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, – и обнаружил в скале окаменевшие раковины.

– Крюк, – добавил Сэм, – моложе, чем кристаллы инея, потому что эту площадку вычистили, прежде чем воткнуть его.

И тут у меня в мозгу что-то щелкнуло. Все кристаллы, окружавшие чистую площадку, были почти метр в длину.

– Посмотрите на длину кристаллов вокруг! – воскликнул я, возбужденный своей догадкой. – Кто бы ни очистил это место, он должен был также убрать зародыши кристаллов. Но на самой границе чистой площадки он просто сломал их и оставил основания, на которых кристаллы выросли заново. Так что высота кристаллов на границе раздела поможет нам вычислить, сколько прошло времени.

– Но какова, по вашему мнению, скорость роста кристаллов? – спросил Нихил. – Этого мы не знаем, можно лишь сказать, что сейчас они растут медленно. Мне жаль говорить это, потому что я заинтересован не меньше остальных, но нам пора. Сэм все зарегистрировал. Если мы доберемся до поверхности, эту вещь исследуют другие экспедиции. Если нет – это не имеет значения. Так что, идем?

Не ожидая нашего согласия, Нихил отвернулся и, решительно взмахивая крыльями, направился к центру Миранды.

– Черт бы его побрал, – прошипела Кэти и, подлетев к крюку, вытянула одну руку и ухватилась за инопланетный предмет. Вцепившись в него покрепче обеими руками, она уперлась ногами в стену, из которой он торчал, и потянула. Как и следовало ожидать, крюк не поддался.

– Другие экспедиции. Мы вернемся, – сказала ей Рэнди.

Со вздохом Кэти оставила свои попытки и поплыла вниз, прочь от стены. Мы плыли рядом с ней, пока она не начала работать крыльями. Мы не сделали попытки догнать Нихила, который к этому времени опередил нас на километр.

В воздухе – теперь мы могли пользоваться этим словом – появился какой-то туман. Нихил, сигнал которого по-прежнему отображался на дисплее моего шлема, скрылся из виду. Для Сэма, оснащенного радаром, сонаром, фильтрами, обладающего большим диапазоном зрения, туман не был помехой, и он продолжал порхать от одной стены гигантской вертикальной пещеры к другой, собирая образцы. Потеряв из виду стены, мы собрались в центре. Невероятно, но, несмотря на увеличивающееся давление на стены, туннель расширялся.

– Эта штука смертельна, – заметила Кэти. – Всем следует убедиться, что в костюме поддерживается большее давление, чем снаружи, но не слишком большое, чтобы не возникло утечки; в этой среде кислород может загореться. Если бы подобный туннель существовал на Земле, экологическая служба уничтожила бы его.

Быстро проверив свой костюм, я убедился, что с ним все в порядке, но давление поддерживалось на таком уровне, что я дважды подумал бы, прежде чем пролететь мимо самого жалкого огонька. Наши костюмы были разработаны и созданы для вакуума, а не для защиты от химического оружия; мы и так пользовались ими не совсем по назначению.

– Этой пещере нужно дать имя, – сказала Рэнди. – Угу. Задача для поэта, как мне кажется.

Намек предназначался мне. Но самым лучшим, что я мог предложить, было «Дымоход Нихила». Я хотел увековечить имя первооткрывателя и слегка намекнуть на мрачное настроение, в котором он пребывал. Кэти, по крайней мере, засмеялась.

Смотреть было не на что, и я попросил Сэма показать трехмерную модель пещеры, которую тот любезно отправил на мой дисплей. На прозрачном щитке, закрывающем мое лицо, возникло трехмерное изображение Миранды в разрезе, и казалось, что оно плывет в нескольких метрах от меня. Наша пещера шла почти точно вдоль северного полюса Миранды, и, по-видимому, именно здесь столкнулись два огромных, изогнутых стокилометровых куска камня. Представьте себе две толстые деревянные ложки, сложенные вместе.

Куски эти состояли из твердого материала, подобно железо-никелевым и силикатным астероидам. Существует множество теорий относительно причин появления здесь этой породы; радиоактивность и имеющиеся напряжения вполне могли нагреть даже небольшие небесные тела, и состав их изменился; гравитационный хаос в молодой Солнечной системе должен был вышвырнуть наружу множество астероидов из главного пояса, некоторые могло занести в гравитационную яму Урана. А может быть, некое воздействие, благодаря которому Уран вращается почти «лежа на боку», вырвало из него небольшие куски, образовавшие ядра его лун.

Тело мое двигалось словно на автопилоте, взмахивая крыльями каждые десять секунд, чтобы не отстать от Рэнди, а сам я грезил, представляя себя астрогеологом, так что не заметил, как туман начал рассеиваться. Казалось, что облако тумана разделилось и укрыло обе стены коридора, оставив центр относительно чистым. Затем туман стал реже – и сквозь разрывы я увидел нечто вроде реки, бегущей… рядом? Вверху? Внизу?

– Рэнди, мне кажется, я вижу реку.

– Понятно, Войчич.

– Но как такое может быть? Как она может оставаться на одном месте?..

– Приливы.

– Да, – подтвердил Нихил. – Здесь ширина трубы составляет почти три километра. Одна сторона находится ближе к Урану, чем центр массы Миранды, и вращается вокруг большой планеты с меньшей скоростью. Предметы стремятся упасть внутрь, на эту сторону, словно с апоапсиды – точки, наиболее удаленной от центра вращения Миранды. Противоположная сторона дальше от Урана, движется с большей скоростью. Предметы, находящиеся там, стремятся наружу.

– Масса Миранды сейчас окружает нас, словно гравитационная эквипотенциальная яма, которая уравновешивает саму себя, так что здесь действуют только эти приливно-отливные силы. Они невелики – несколько тысячных от земной гравитации, – но этого достаточно, чтобы для жидкостей возникли «верх» и «низ». В какой-то степени это напоминает поверхность Титана [33]33
  Титан – спутник Сатурна.


[Закрыть], хотя здесь немного теплее и давление неизмеримо ниже.

– А это вода там, внизу? – спросила Кэти.

– Нет, – ответил Сэм. – Температура там всего двести градусов по Кельвину [34]34
  Приблизительно – 73 °C.


[Закрыть], это примерно на семьдесят градусов ниже температуры замерзания воды. Вода здесь была бы твердой, как камень.

На дне – или в конце – Дымохода Нихила мы обнаружили скалу высотой в три километра, имевшую свое собственное микроскопическое гравитационное поле. Согласно вычислениям, центр Миранды находился в ста тридцати метрах под нами. Довольно близко: мы практически ничего не весили. Сэм осветил для нас место, и мы разбили палатки. Очистка костюмов прошла немного нервно, но большая часть ядовитых газов скопилась на противоположной стороне границы приливов, а здесь воздух состоял почти исключительно из чистого холодного сухого азота.

Тем не менее устройство на ночлег затянулось до полуночи, и мы все сразу же улеглись спать.

Это был очень длинный день.

Прошлой ночью Нихил и Кэти забыли, что, хотя они и находятся в вакуумной палатке, палатка стоит теперь не в абсолютном вакууме. Слава богу, большая часть их разговора доносилась в виде приглушенного бормотания, но ранним утром восьмого дня мы услышали примерно следующее:

– …неблагодарная, высокомерная свинья…

– …у тебя выдержки не больше, чем у перегревшегося на солнце шимпанзе…

– …такой холодный и бесчувственный, что…

– …дурацкие развлечения, когда на карту поставлены наши жизни…

Рэнди открыла глаза и взглянула на меня почти в ужасе, затем резко придвинулась ко мне и сжала меня в объятиях. Может показаться странным, что эта стальная женщина, которая могла плевать в лицо самым могучим природным стихиям, содрогалась при ссоре, которая разрушала чужой брак, но раннее детство Рэнди было заполнено родительскими скандалами. Затем последовал развод, и, как я понял, шестилетнему ребенку он показался отвратительным, но никаких подробностей она мне не рассказывала.

Я кашлянул так громко, как только мог, и вскоре сердитые голоса стихли, сменившись далеким ревом порогов этановой реки.

Рэнди пробормотала что-то.

– А?

Неужели она хочет предложить очередную передышку?

– А мы не могли бы пожениться? Мы с тобой?

Она впервые заговорила на эту тему. Я вступил с ней в близкие отношения исключительно с целью организовать эту экспедицию и написать о ней статью и никогда, никогда прежде и намеком не давал ей понять, что имею виды на ее руку и состояние. Я был полностью уверен, что она это отлично знает.

– Э, Рэнди. Послушай, я не думаю, что нам стоит заводить речь об этом. Умирающие с голоду поэты, пытающиеся притворяться журналистами, не подходят к тем кругам, где ты вращаешься. А кроме того, – я кивнул в сторону соседней палатки, – после этого у меня нет настроения для подобных разговоров. Почему…

– Потому что ты так не делаешь, – перебила меня Рэнди. Это было необычно; она никогда не перебивала никого, разве что в экстренных случаях, – она была самым молчаливым человеком из всех, кого я знал.

«Хорошо», – подумал я. Наверное, это в своем роде экстренный случай. Я поцеловал ее в лоб и подавил смешок. Какой странной женой для поэта была бы она! Она сидела, борясь с собой, пытаясь облечь какие-то мысли в слова.

– Почему… Потому что мы занимаемся сексом, работаем вместе, ищем приключений, и об этом не страшно вспомнить, мы не ссоримся.

У моих родителей случались, как это обычно бывает, и ссоры, и разногласия, но они очень редко повышали голос. После громкого спора Рэев у Рэнди, видимо, открылись какие-то старые раны. Я обнял ее и утешил, как мог. Но в конце концов любопытство взяло надо мной верх.

– Твои родители ссорились?

– Папа не ходил на вечеринки. Не любил всей этой толчеи. Не любил маминых друзей. Но у него были деньги. – Рэнди взглянула мне в глаза с выражением одновременно гневным и умоляющим. – Ну вот. Она захотела убить его. Наняла кого-то.

Я никогда не слышал ничего подобного, а ведь любое событие из жизни папы Гейлорда Лотати стало бы крупной сенсацией.

– Что?

– Кто-то из маминых знакомых знал кого-то. Но этот парень оказался растяпой. Легкое ранение в грудь. Частный врач. Частный детектив. Все в тайне. Денежная компенсация. Развод по взаимному согласию. Мне было шесть. Я тогда знала лишь, что папа неделю провел в больнице. А потом мама просто не вернулась из путешествия. Приехал грузовик и увез… увез кое-какие вещи. Один из грузчиков играл со мной в мяч. Приехал другой грузовик, и мы переселились в дом поменьше. И больше не было криков, никогда, и маму я тоже больше не видела. Так что теперь ты знаешь. Когда ты обнимаешь меня, я забываю обо всем этом. Я чувствую себя в безопасности, и я хочу всегда чувствовать себя так.

Что полагается отвечать на это в ледяном углеводородном аду? Я просто нежно качал ее, уставившись в стенку палатки, словно надеясь прочесть там ответ.

– Послушай, я люблю тебя, действительно люблю, – наконец сказал я ей. – Но мне нужно найти свои собственные «потому что». Иначе это будет неравный брак. – Я ухмыльнулся. – Мы должны быть скорее похожи на Плутон и Харон [35]35
  Харон – спутник Плутона, по величине относительно мало (всего в 10 раз) отличается от своей центральной планеты.


[Закрыть], чем на Уран и Миранду.

– А кто из нас будет Плутоном, и кто – Хароном? – шаловливо спросила она, глаза ее сверкали сквозь выступившие слезы, и она обняла меня.

Из черной дыры убежать невозможно, и когда я упал на ее горизонт событий [36]36
  Горизонт событий – воображаемая поверхность черной дыры.


[Закрыть]и мы слились в одно существо, вопрос о том, кто Плутон, а кто – Харон, для всей вселенной уже ничего не значил. Как и то, слышал ли нас кто-нибудь.

Мы вернулись в реальный мир, к поискам запасного выхода, с опозданием; Кэти и Нихил почти закончили укладывать свой груз, когда мы спустили палатку и вышли. Мы все смотрели друг на друга с некоторым смущением. Нихил положил руку на плечо жене.

– Простите. Просто большое напряжение, все уладится. – Он махнул на камни Миранды, окружающие нас. – Ну что, сделаем новый бросок?

– Есть какие-нибудь соображения насчет того, где искать? – спросил я.

– Выход этана? – предположила Рэнди.

«Да, – подумал я, – эти реки должны куда-то течь». Однако я надеялся, что удастся избежать плавания по ним.

Сэм объявил:

– На другой стороне этой сидерофильной конкреции есть большая пещера.

– Этой чего? – вздрогнула Кэти.

– Этой треклятой трехкилометровой железо-никелевой скалы, на которой ты стоишь, – фыркнул Нихил, прежде чем Сэм успел ответить, потом спохватился и неловко добавил: – Дорогая.

Она коротко кивнула.

Рэнди сделала пару пробных шагов по валуну, скорее, как мне показалось, чтобы унять раздражение, чем сомневаясь в словах Сэма.

– Отверстий здесь нет. Лучше проверить края, – предложила она.

Все согласились.

После пятичасовых поисков стало ясно, что единственный выход лежит по течению этановых рек.

– Вы меня простите, но сейчас я жалею, что не настоял на пути вдоль расселины, – сказал Нихил.

Кэти была поблизости, и я похлопал ее по руке. Она пожала плечами.

Нужно было решать, куда идти – направо или налево, и оставалось только бросить жребий. На каждой стороне от границы зоны приливных сил текла своя этановая река, и обе они исчезали в пещерах. Сэм снова и снова прощупывал стены вокруг этановых озер в конце Дымохода Нихила. Оказалось, что внутреннее озеро, расположенное ближе к Урану, впадало в пещеру длиной пять километров на противоположной стороне Скалы Кэти, как мы назвали центральный утес. Другое тянулось на семь километров, прежде чем достичь достаточно большого отверстия, но это отверстие, по-видимому, вело в направлении расселины. На этот раз никто и не подумал спорить с Нихилом.

Теперь, когда вопрос о маршруте был решен, оставалось придумать, как преодолеть его.

– Все просто, – заявила Кэти. – Сэм протянет через реку веревку, затем мы все заберемся в палатку, и он потащит нас.

– К сожалению, я не могу находиться в среде этана такое продолжительное время, – возразил Сэм. – А вам в любом случае понадобится мой источник энергии, чтобы продолжить путешествие.

– Кэти, – спросила Рэнди, – этан, гм, насколько это плохо?

– Нельзя вдыхать его – он сожжет тебе легкие.

– Внутри костюма давление.

– Но кое-что может просочиться сквозь поры в ткани костюма.

Она была права. Если влага и газы с поверхности кожи могут постепенно просачиваться наружу сквозь поры костюма, то этан, скорее всего, может проникнуть внутрь.

Рэнди кивнула.

– А если заблокировать поры в костюме?

Когда я понял, что она предлагает, у меня вырвалось громкое: «Что?» Мы можем носить эти костюмы потому, что они позволяют коже дышать – пот и газы медленно проникают сквозь набухающую пористую ткань. Если этот процесс прекратить, последствия будут очень неприятными, если не смертельными. Но Кэти Рэй, доктора медицины, казалось, это не беспокоило. Видимо, какое-то короткое время подобное можно было вынести.

– Большие молекулы. У тебя есть что-нибудь, Кэти?

– У меня есть пленка для заклеивания ожогов и ссадин, полуинтеллектуальное волокно. Называется «Экзодерм», знаешь такое, Сэм?

– Покрытие «Экзодерм» не пройдет сквозь поры ткани. Но у него есть свои собственные поры, как у костюма, и через некоторое время оно начнет пропускать этан. Несколько тысяч молекул в секунду на квадратный метр.

Рэнди пожала плечами:

– А если заклеить поры костюма, то он не сможет просочиться. Слишком мало, не стоит беспокоиться.

– Я пойду с тобой, – заявил я, удивляясь сам себе.

Рэнди покачала головой:

– Ты попробуешь пробраться через внешний проход, если у меня сейчас ничего не выйдет. Давай сюда эту дрянь, Кэти.

Кэти открыла грузовой поддон и достала баллончик. Я начал распаковывать вакуумную палатку.

– В палатке это будет нелегко сделать, – предупредила Кэти.

Ничего. Ты готова? – спросила Рэнди.

Кэти кивнула и пустила пробную струю ей на руку. Какое то время рука выглядела так, словно ее облепили сахарной ватой, но вата быстро опала и превратилась в плоскую блестящую кляксу. Кэти оторвала кляксу от рукава и осмотрела ее.

– Работает как надо. Теперь тебе следует раздеться.

Рэнди вместо ответа учащенно задышала, и, прежде чем кто-нибудь успел остановить ее, спустила давление в костюме, ловко сняла шлем, распечатала застежки костюма и уже парила перед нами обнаженной.

Кэти, к ее чести, не поддалась потрясению.

– Только выдыхай, не вдыхай, как бы сильно тебе ни хотелось, – велела она Рэнди и начала опрыскивать ей спину, пока Рэнди еще снимала ботинки.

Меньше чем через минуту Рэнди уже была покрыта жирной серой пленкой. Спокойными, точными движениями Рэнди натянула костюм поверх липкой штуки, запечатала его, проверила и надела шлем. На все это ушло менее трех минут. Нихил не мог вымолвить ни слова, я чувствовал себя немногим лучше.

– С тобой все в порядке? – спросил я, хотя ответ был очевиден.

Рэнди пожала плечами.

– Одна десятая атмосферы, нет ветра, влаги, конвекции, воздух немного пощипывает. Кожу стягивает. Ничего – ожоги можно вылечить. Могу задержать дыхание на пять минут.

– Ты… тебе лучше поторопиться, – сказала Кэти, с усилием сохраняя профессиональный тон. – Этан не может проникнуть внутрь, но твоя кожа не дышит.

Рэнди кивнула:

– Катушку троса. Крюк.

Я взял себя в руки и нашел все эти вещи в мешке, где Кэти хранила «Экзодерм». Рэнди пристегнула свободный конец троса к поясу, сняла, дважды проверила застежку и снова пристегнула.

– Дерну три раза, договорились? Жду пять минут, пока вы соберетесь, затем начинаю тянуть. Ясно?

Мы кивнули. Тогда она ухватилась за мой шлем и притянула его к своему.

– Я сделаю это. А если нет, не ставь меня в неудобное положение, хорошо?

Я сжал ее руку при этом непривычном прощании. Рэнди отстегнула крепления на ботинках, схватила реактивный пистолет и, выстрелив, полетела к берегу этанового озера, находившегося в полутора километрах от нас.

Мне пришло в голову: а почему бы не встроить оптиковолоконный шнур в трос и использовать его не только для перетаскивания, лазанья, прыжков, но и для связи? Но наши тросы были самыми обыкновенными, и мы потеряли радиоконтакт с Рэнди вскоре после того, как она бросилась в озеро. Трос продолжал подергиваться, но, напомнил себе я, это потому, что ее тело покачивает течение. Я гадал, был ли когда-то трос привязан к чужому крюку, который мы обнаружили наверху, и долго ли он висел там.

Надеясь на успех, мы приготовились к «подводному» путешествию в этане. Вытащили палатки, герметично упаковали грузовые мешки. Я открыл еще одну катушку троса и привязал ее к блоку, укрепленному на Скале Кэти; просто на всякий случай, если придется возвращаться сюда.

– Думаю, это вряд ли понадобится, – заметил Нихил, – но мы будем благодарны, если трос пригодится. Вы становитесь настоящим профессионалом, мистер Бубка.

– Спасибо.

Я не отрываясь смотрел на катушку, борясь с иррациональным желанием смотать ее.

Кэти подхватила багаж и подтащила его ближе к берегу. Там ориентация гравитационного поля менялась, и женщина теперь стояла под прямым углом ко мне и Нихилу. Она уселась там, глядя на озеро, в котором скрылась Рэнди.

Я стоял и теребил свой блок.

Нихил подошел ко мне.

– Знаете, я не думаю о себе как о бенгальце, – ни с того ни с сего начал он. – Когда мне было десять, моих родителей вышвырнули из Бангладеш. Думаю, дело было в политике, хотя подробностей я так и не понял. Как бы то ни было, я учился в Австралии и Кембридже, а докторскую степень получил в Джовис Толусе [37]37
  Jovis Tholus (Купол Юпитера) – вулкан на Марсе.


[Закрыть].

Я все это знал, но ответил, чтобы поддержать разговор:

– Там придерживаются доктрины Новой Реформации, верно?

– Официально они не поддерживают секты, это государственное учреждение, как вам известно. Совет, может быть, и склоняется к этому, но влияние Реформации неявно. А кроме того, нет реформатской геологии, если вы, конечно, не раскапываете «Лицо на Марсе» [38]38
  «Лицо на Марсе» – странное марсианское образование, напоминающее женское лицо, первый снимок которого был сделан в 1976 г.


[Закрыть]. – Нихил снисходительно махнул рукой. – Так что, как видите, я жил в двух мирах: холодном, дисциплинированном, глубокомысленном британском академическом мире и в эклектичной, шумной, суеверной бенгальской теплице.

Было ясно, какой мир он предпочитал. Но я решил найти щель в его броне.

– Значит, вы последователь Аристотеля?

– Не буду возражать против такого определения, но дело этим не ограничивается.

– Тогда вас привлекает идея золотой середины, избегания крайностей.

– Именно.

– Хорошо, Нихил. Но подумайте, ведь и в пределах рационального мира непредсказуемые вещи могут быть полезны. Предохранительный клапан для требований эволюции. Быстрый способ коммуникации и обмена мыслями. Творчество, искусство. Мотивы для добрых дел, сочувствие, сострадание.

– Возможно. – Он холодно улыбнулся. – Я не робот. Эти вещи… – слово «вещи» он произнес с явным отвращением, – …присущи мне, как и любому другому. Но я стараюсь удержаться от необдуманных поступков, слушать и анализировать шум внутри себя, прежде чем реагировать. И я нравлюсь себе таким.

– А как насчет Кэти?

Не успев произнести эти слова, я уже пожалел о них, но Нихил лишь покачал головой.

– Кэти не знает ничего иного. Я вырос в мире, где жизнь мучительна и ценится дешево, там это обычное явление. Я был в Дум-Думе, я видел страшные вещи… но эти вещи, несмотря ни на что, странным образом привлекали меня. – В его немигающих карих глазах застыло непонятное выражение – возможно, из-за щита взрослых софизмов на меня глядел семилетний мальчик. Но защищает ли этот щит его от нас, или нас от него? Какую ночь провели они с Рэнди?