Текст книги "Перворожденный"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

Соавторы: Стивен М. Бакстер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

19. Пески Марса

Ее разбудил Алексей. Он тряс ее за плечо.

– Вставайте, нам надо ехать.

Она села на постели и протерла глаза.

– А вы говорили, что нам надо подождать вездеход.

– Наши планы изменились. На Марсе не так много транспортных средств, но этой ночью они уже засуетились.

– Кто это «они»?

– Астропол. Космический Совет. Слушайте, Байсеза, у нас еще будет время все это обсудить. Прошу вас, поторопитесь. Прямо сейчас вам надо пошевеливаться.

Она ему поверила. Ему и Майре. И начала пошевеливаться.

К посадочному шлюзу центрального купола подкатил вездеход. Сквозь маленькие окошки он был хорошо виден. Он имел номер: четвертый из шести подобных ему лоуэлльских исследовательских вездеходов. Но он имел также и название, нанесенное на корпус голубыми буквами: «Дискавери». Размером со школьный автобус, покрашенный в ярко-зеленый цвет, весь утыкан антеннами и сенсорными установками. От одного из бортов поднималась «рука» – дистанционный манипулятор внушительных размеров. Вездеход тащил за собой столь же массивный трейлер, соединенный с ним толстой прозрачной трубой, сложенной гармошкой. Обе машины были подняты на огромные, внушительного вида колеса. В трейлере находились продукты, запчасти, система жизнеобеспечения – и, что самое удивительное, маленькая ядерная энергетическая установка.

В вездеходе, способном круглогодично курсировать по Марсу, могла разместиться команда из десяти человек. Байсеза поняла, что не стоит к нему относиться как к простому автобусу: это был космический корабль на колесах.

Снаружи к его корпусу были прикреплены скафандры. Байсеза сказала:

– Чем-то напоминает Ахава, который путешествовал, зацепившись за кита.

Но ни Майра, ни Алексей ничего не слышали о «Моби Дике».

– Но почему эта штука называется «Дискавери»? – спросила Байсеза. – Имеется в виду старый космический «Шаттл»?

– Нет-нет. Имеется в виду первый корабль капитана Скотта, – ответила Паула. – Вы, наверняка, слышали об этом исследователе Антарктики? Мы тоже используем именно этот конкретный вездеход для путешествий к полюсам, южному и северному. Так что название вполне подходящее.

Экспедиции к полюсам всегда были традицией базы Лоуэлла, продолжала рассказывать Паула. По существу, астронавты с «Авроры», оставшиеся перед солнечной бурей, словно потерпевшие кораблекрушение на необитаемом острове, тоже совершали экспедиции к южному полюсу с намерением изучить слои древнего льда и таким образом расшифровать климатическую историю Марса. Оживленная болтовня Паулы заполнила время, пока устанавливались переходные шлюзы между трейлером и куполом. Только Алексей нетерпеливо кусал губы, стремясь как можно быстрее пуститься в путь.

Наконец люки вездехода открылись. Путешественники прошли по шлюзовому тамбуру и вошли в просторный салон. Здесь был предусмотрен даже медицинский центр, укомплектованный роботизированными руками, способными манипулировать целым набором хирургических инструментов.

Паула сказала:

– Мы покроем расстояние почти в четверть окружности планеты, будем двигаться двадцать часов в сутки при оптимальной скорости пятьдесят километров в час.

– Двадцать часов в сутки?

Майра с Байсезой переглянулись. Они уже целые недели провели безвылазно в замкнутом пространстве, запертые сперва в «пауке», потом в «Максвелле». Но космики привыкли к гораздо более долгим заключениям, причем в еще более тесных пространствах.

– Как вы понимаете, вождение будет осуществлять сам «Дискавери». Он уже проделывал этот путь не один раз и теперь знает на нем, наверное, каждый камень и каждое ледяное поле. Дорога должна быть спокойной…

Паула быстро связалась с Дорожным центром, и вездеход успешно отсоединился от шлюзового тамбура купола. Стоило им немного отъехать, как Алексей сел и удовлетворенно вздохнул.

– Наконец-то! – сказал он. – Какое облегчение! Майра тревожно оглянулась назад, на купола Лоуэлла.

– Погоня будет? – спросила она.

Алексей ответил:

– Остальные вездеходы сейчас все на трассах. Население Марса все еще слишком маленькое, слишком скудно экипированное. Вряд ли здесь подходящее место для гонок. Кроме того, вряд ли Астропол и другие агентства имеют на полярных базах свои средства слежения. – Байсеза уже знала, что Астропол – это объединение земных полицейских агентств, подготовленных для внеземных операций. – Конечно, они могут броситься вслед за нами, – продолжал Алексей. – Но для этого должно случиться нечто экстраординарное. Вряд ли они захотят.

Вездеход сделал несколько поворотов и взял курс на север.

Байсеза и Майра сели у окна и смотрели, как меняется марсианский ландшафт. Время было около полудня, и солнце находилось от них к югу. Тень вездехода бежала перед ними.

Купола Лоуэлла скоро исчезли за горизонтом, который казался близким и размытым из-за огромного столба пыли, поднятого вездеходом. Сперва дорога была покрыта металлом, затем стала всего лишь плотно утрамбованной грязью, шрамом, утонувшим в глубокой пыли, а затем, довольно скоро, слабо обозначалась всего лишь колеей среди равнины. Вдалеке от базы не было заметно никаких следов человеческой деятельности – кроме, разве что, странной погодной станции и этой бесконечной ведущей на север грунтовой дороги. Древнее наводнение оставило на всем свой отпечаток: среди равнины возвышались крошечные скальные островки, везде были разбросаны огромные валуны. Но следы эти уже стирались: поверхность скал успела обветриться, а их склоны были покрыты густым слоем пыли.

Однообразие ландшафта утомляло, и Майра скоро присоединилась к Алексею и Пауле, которые занимали время тем, что играли в экзотическую форму покера.

Вездеход мягко скользил по Марсу. Байсеза сидела возле телескопического окна в одиночестве и, не отрываясь, смотрела на пейзаж. Солнце совершало свой путь по небу, и по мере его движения Марс начал оказывать на Байсезу какое-то колдовское действие. Он был слишком похож на Землю, многие детали пейзажа напоминали земные: земля внизу, небо наверху, посередине пыль и рассыпанные повсюду камни. Однако горизонт был слишком близким, солнце слишком маленьким, слишком бледным. Где-то в глубине души Байсезу сверлила мысль: разве мир может быть таким?

И именно в таком состоянии околдованности она увидела арку.

Вездеход так никогда к ней и не приблизился. Она маячила над горизонтом, высокая, невероятно изящная. Байсеза была уверена, что такого громадного сооружения на Земле невозможно было построить, что эта конструкция была сугубо марсианской.

День постепенно угасал. Закат был долгим и необыкновенно красивым: лучи всех спектральных цветов постепенно бледнели и провожали маленькое солнышко за горизонт. Ночь не принесла с собой ничего, кроме разочарования: россыпь звезд на небе была не слишком впечатляющей: очевидно, в воздухе висело слишком много пыли. Байсеза поискала среди звезд Землю, но не нашла: либо она находилась вне поля зрения, либо ее просто невозможно было узнать.

Паула принесла ей ужин: обжигающе горячие макароны с грибами и зелеными бобами и кружку кофе, прикрытую крышкой. Потом стала что-то высматривать на небе, сквозь ветровое стекло.

– На что вы там смотрите? – спросила Байсеза.

– На северный полюс мира, люди часто спрашивают.

– Вы имеете в виду, такие же туристы, как я?

Паула ничуть не смутилась.

– На Марсе нет такой яркой Полярной звезды, как на Земле. Но, посмотрите, вот созвездие Лебедя, видите? Самая яркая его звезда – Денеб, альфа Лебедя. Теперь проведите линию вдоль хребта Лебедя, минуя Денеб, и вы увидите полюс мира приблизительно на полпути между Денебом и следующим ярким созвездием, Цефеем.

– Спасибо, – поблагодарила Байсеза. – Но здесь везде столько пыли, что видимость совсем не так хороша, как можно было бы ожидать.

– Да, климатологи называют Марс музеем пыли, – усмехнулась Паула. – В этом смысле он не похож на Землю. У нас нет дождей, которые бы эту пыль смывали, нет и процессов осаждения, которые бы ее сжимали и превращали в камни. Так что ей остается только висеть в воздухе.

Марс – что-то вроде снежка, подумала Байсеза, а вслух сказала:

– Я видела арку.

– Да-да, – закивала Паула. – Ее воздвигли китайцы. Они ставят подобные монументы везде, где гибнут их соотечественники.

Значит, это сооружение является мемориалом тем сотням китайцев, которые погибли на Марсе в день солнечной бури.

Байсеза рискнула спросить.

– Паула, меня немного удивило, что вы отправились в путь вместе с нами.

– Удивило?

– И то, что вы связаны с секретным бизнесом на марсианском полюсе. Алексей – да, на него это очень похоже…

– Он несколько скрытный, не так ли?

Они обе расхохотались. Байсеза сказала:

– Но вы, кажется… как бы это сказать…

– Конформист? – помогла ей Паула. Дежурная улыбка стюардессы ни на минуту не сходила с ее лица. – Я ничуть не возражаю, если меня видят такой. В сущности, это, может быть, правда.

– Наверно, поэтому вы так хорошо справляетесь со своей работой?

Паула ответила без капли обиды:

– Я просто рождена для этой работы. Моя мать – человек из команды «Авроры», которого все еще очень хорошо помнят и здесь, и на Земле. Ну, после Боба Пакстона, конечно.

– И поэтому с вами с удовольствием общаются?

– Да. Это вроде как увечье. Но почему бы не превратить его в свой плюс?

– Понятно. Но такая причина вряд ли могла заставить вас тащиться вместе с нами на самый полюс. – Байсеза сделала паузу. – Скорей всего, вы восхищаетесь своей матерью, не так ли?

Паула пожала плечами.

– Я никогда ее не видела. Но как можно ею не восхищаться? Боб Пакстон приехал на Марс и вроде как его завоевал, а затем снова вернулся домой. А моя мать любила Марс. Это видно из ее путевых журналов. Боб Пакстон – герой на Земле. А моя мать стала героиней здесь, на Марсе. Наша первая героиня, можно сказать. – Улыбка стюардессы снова засияла на ее лице. – Хотите еще макарон?

В смутной марсианской ночи, в тепле салона, Байсеза заснула прямо в кресле.

Она проснулась от того, что ее трясли за плечо. Пока она спала, кто-то прикрыл ее одеялом.

Майра сидела рядом с ней и глядела в окно, на занимающийся рассвет. Пейзаж за стеклами вездехода несколько изменился: теперь они проезжали сквозь дюны, некоторые были высотой метров в десять. Замерзшие волны, отстоящие друг от друга на километр или два. Во впадинах между ними виднелось что-то вроде изморози.

– Надо же, я проспала целую ночь!

– Как ты себя чувствуешь?

Байсеза пошевелилась.

– Немного скованно. Но, кажется, при такой гравитации можно с успехом выспаться даже на стуле. Надо пойти умыться.

– С мытьем придется подождать. Алексей в который раз бреет голову.

– Кажется, этот пейзаж меня загипнотизировал.

– Что ты говоришь? – Майра была явно взволнована. – Это белая дорожная лихорадка. Или что-то в этом роде.

– Майра? Что случилось? Со мной что-то не так?

– Не так? Господи, мам, посмотри на этот вид! Ничего! А ты сидишь и часами туда смотришь, просто упиваешься этим «ничего».

– Что в этом страшного?

– Ничего, кроме тебя самой. Странное во всем этом – только ты сама. Ты тонешь в этом пейзаже, не можешь оторвать от него глаз.

Байсеза огляделась. Паула спала. Байсеза вдруг осознала, что впервые за все их путешествие они с Майрой остались в одиночестве. Даже на «Максвелле» не было настоящего одиночества, а уж тем более в кабине «паука».

– Нам так и не представилось шанса поговорить, – сказала она.

Майра сделала попытку встать.

– Только не здесь, – сказала она.

Но Байсеза взяла ее за руку.

– Послушай! Какая разница, слушает нас полиция или нет? Прошу тебя, Майра! У меня такое чувство, что я тебя совершенно не знаю!

Майра снова села.

– Может быть, в этом все и дело. Я тоже тебя не знаю. С тех пор как ты вышла из капсулы… наверное, я просто привыкла жить без тебя, мам. Похоже на то, как если бы ты умерла. А когда ты вновь ожила, то стала совсем не такой, какой я тебя помнила. Ты теперь стала похожа на мою сестру, которой сперва не было, а потом она вдруг появилась. В этом есть какой-то смысл?

– Нет. Но, судя по всему, к прыжкам во времени с помощью клиники анабиоза мы еще недостаточно привыкли.

– Так о чем ты хотела поговорить? То есть я хочу сказать, откуда мне следует начать? С тех пор прошло девятнадцать лет, половина моей жизни.

– Обрисуй мне главную линию.

– Хорошо. – Майра поколебалась, потом отвела глаза в сторону. – У тебя есть внучка.

Ее звали Чарли, уменьшительное имя от Шарлотты. Дочь Майры от Юджина Мэнглза. Сейчас ей пятнадцать лет, она родилась через четыре года после того, как Байсеза ушла в клинику анабиоза.

– Господи! Я бабушка! – воскликнула Байсеза.

– Когда мы расстались, Юджин вынудил меня отказаться от дочери в его пользу. И он победил, мам! У него были всесильные покровители. Юджин сейчас влиятелен и знаменит.

Байсеза вставила:

– Но особой гуманностью он никогда не отличался, не так ли?

– Разумеется, мне разрешалось с ней видеться. Но этого было так мало! Я не такая, как ты, мам. Я не хочу неизвестности. Я хочу построить дом, для меня и для Чарли. Я хочу… стабильности. Но ничего подобного у меня не было даже в помине. И, в конце концов, он полностью изолировал меня от дочери. Что было сделать совсем не трудно. Потому что он очень редко бывает на Земле.

Байсеза снова схватила ее за руку: рука Майры была холодной и безжизненной.

– Почему ты не рассказала мне об этом раньше?

– Ну, прежде всего, потому что ты не спрашивала. А вот теперь мы обе на Марсе! И находимся здесь потому, что ты – знаменитая Байсеза Датт. И у тебя есть гораздо более весомые причины для беспокойства, чем потерянная внучка.

– Майра, извини, когда все это закончится…

– О, не смеши меня, мам! С тобой это никогда не закончится! Но все равно я буду тебя поддерживать. Всегда буду. До конца. Да и вообще, забудь обо всем, что ты сейчас слышала. То есть у тебя было право узнать, и ты узнала. – Лицо у Майры было напряженным, рот кривился. В глазах отражался зеленый свет.

То есть как – зеленый?!

Байсеза резко выпрямилась и посмотрела в телескопическое окно.

На небе разгорался рассвет цвета лосося. Усеянный камнями путь змеился по равнине, окрашенной в тоскливый темно-зеленый цвет.

Паула тоже уже встала.

– Дискавери! – приказала она. – Чуть-чуть притормози. – Вездеход существенно замедлил ход, где-то приглушенно скрипнули тормоза.

Байсеза и Майра чувствовали себя не очень уютно: они не знали, что именно слышала Паула из их разговора.

Теперь Байсеза разглядела, что зеленая поверхность равнины была покрыта ковром крошечных растений, каждое не больше человеческого пальца. Все они были похожи на кактусы, покрыты толстой кожей, но эта кожа имела полупрозрачные секции – окошки, как предположила Байсеза, чтобы улавливать солнечный свет, и при этом не потерять ни одной капли влаги. Рядом с ними росли и другие растения. Байсеза заметила маленькие черные сферы – круглые, чтобы не расходовать тепло, черные, чтобы впитывать его как можно лучше в течение дня? Она подумала: а вдруг по ночам они, как хамелеоны, становятся белыми? Чтобы тратить как можно меньше энергии? Но среди растений явно доминировали кактусы.

Майра сказала:

– Кактусы – это то, что изучала Хелена Амфревиль перед самой солнечной бурей. Она изучала жизнь на Марсе.

– Да, – подтвердила Паула. – Кактусы – это самый распространенный многоклеточный организм из всех известных нам на Марсе. В Элладе чаще встречаются глубинные бактериальные колонии и строматолиты. Огромная биомасса. Но окончатые кактусы – просто герои шоу. Этот вид был назван в честь моей матери.

– Каждый окончатый кактус жил здесь с незапамятных времен, – рассказывала Паула.

Когда Солнечная система была совсем молодой, в ней образовались три родственных мира – Венера, Земля и Марс, все теплые, влажные, геологически активные. Трудно было даже сказать, на каком из них быстрее всего зародится жизнь. Марс, разумеется, был первым, кто аккумулировал кислородную атмосферу – это топливо для формирования сложных, многоклеточных живых форм. Это произошло за миллионы лет до Земли. Но потом Марс оказался первым, кто остыл и высох.

– Но для этого потребовалось время, сотни миллионов лет, – продолжала Паула. – За сотни миллионов лет можно многого достичь: на Земле, например, млекопитающие успели занять экологическую нишу, оставшуюся после динозавров, меньше чем за шестьдесят пять миллионов лет. За это время марсиане успели развить стратегии выживания.

Корни кактусов уходили вглубь твердых марсианских пород. Они не нуждались в кислороде, но поддерживали свой стеклянный метаболизм с помощью водорода, освобождающегося благодаря медленным реакциям, в которые вступали скальные породы и замерзшие потоки воды. Так они и их предшественники выживали в течение целых геологических эпох.

– Здесь всегда случались периоды вулканической активности, – продолжала Паула. – Кратеры Тарсиса сгущали атмосферу каждую сотню миллионов лет. Кактусы росли, распространялись, снова впадали в спячку, выживали в виде спор, и так происходило от периода к периоду. А потом случилась солнечная буря, которая вызвала дождь – настоящий водяной дождь. Воздух стал достаточно густым и влажным, чтобы вывести их из состояния анабиоза в течение нескольких лет.

– Как говорят биологи, они чем-то схожи с земными формами жизни, только у них другая форма ДНК, – не переставая, объясняла Паула. – У них другой набор хромосом – шесть, а не четыре, и другая система кодирования. Точно то же самое можно сказать о марсианских белках: они не совсем такие, как наши. Считается, что и набор аминокислот здесь другой, но это еще не доказано. Главное, что у них есть ДНК, РНК и белок, то есть тот же набор строительных материалов и те же ключи к их функционированию, что и на Земле.

Марс был еще молод, в возрасте грандиозной вулканической активности, а реликты безудержного формирования Солнечной системы продолжали сталкиваться между собой и бомбардировать новые миры. Но такие бомбардировки несли с собой и кое-что еще: огромные массы вещества, отскакивая от закругленных поверхностей планет, разлетались в межпланетное пространство. И несли на себе жизнь.

Байсеза еще раз взглянула на терпеливые кактусы.

– Значит, это наши родственники, – сказала она.

– Только более дальние, чем все формы жизни на Земле, – уточнила Паула. – Последняя значительная трансформация биомассы случилась очень давно, когда в каждом мире конечная форма кодировки ДНК не была закреплена. Но это родство достаточно близкое, чтобы быть полезным.

– Полезным? Каким образом?

Паула нажала кнопку на приборном щитке «Дискавери», и на гибком экране все увидели фильм, посвященный тому, как ученые Лоуэлла нашли способы внедрить марсианские гены в земные растения. В результате появились растения, не совсем земные, но и не полностью марсианские. Они могли расти вне герметичных куполов поселений, но в то же время могли использоваться в пищу людьми – и одновременно обогащать атмосферу кислородом. Некоторые биологи считают, что тем самым они закладывают основание для «оземлянивания» Марса, то есть для превращения его во вторую Землю. Некая неформальная группа ученых даже выдвинула слоган: «Все эти миры наши!».

– По существу, – продолжала Паула, – я очень рада, что мы встретили по дороге кактусы. Очень важно, Байсеза, чтобы вы об этом знали.

– Почему?

– Потому что так вы лучше поймете, что было найдено на полюсе.

– Я не могу ждать, – сухо сказала Майра.

– А я не могу больше ждать, когда освободится ванная, – сказала Байсеза. Она решительно встала со своего кресла, отбросив в сторону одеяло. – Алексей? Вы уже закончили?

«Дискавери» продолжал двигаться вперед, километр за километром, молчаливый, упорный, этакий кибернетический стахановец. К середине дня он миновал поросшую кактусами равнину и въехал на скучную волнистую местность.

С каждым днем путешествия солнце все ниже поднималось над горизонтом. В конце концов оно начало просто кружить почти у линии горизонта, так что настоящего дня путешественники почти не видели, вместо него днем над Марсом устанавливалось нечто наподобие сумерек, когда солнце едва подсвечивало сумрачное небо.

Байсеза поняла. Ось Марса была слегка наклонена, так же как ось Земли. Когда на севере была зима, полюс указывал в противоположную сторону от солнца, и, продвигаясь на север, путешественники постепенно попадали в арктическую ночь, которая продолжалась здесь двенадцать месяцев. Характерной особенностью Марса было лишь то, с какой скоростью на нем менялись климатические пояса: казалось, линии широты отскакивали назад с частотой метронома. Такая быстрота помогла Байсезе осознать, что она движется по поверхности совсем небольшого шарика, и вездеход можно было сравнить с муравьем, карабкающимся на апельсин.

Однажды на рассвете они увидели на северном горизонте гряды облаков.

К закату они уже находились под ними. Этот полярный капюшон был весьма плотным, так что сквозь него видны были только самые яркие звезды. Денеб и полюс мира из поля зрения исчезли.

К полудню пошел снег.