Текст книги "Другие Звезды 2 (СИ)"

Автор книги: Артем Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Вот и хорошо, – кивнул я и вновь засел за работу. Управился быстро, не прошло и трёх часов, корабль и правда был превосходным, так что никаких критических замечаний и рационализаторских предложений у меня не было, да и быть не могло, это уж пусть завод-изготовитель старается.

– Через пятнадцать минут надлежит нам всплыть на поверхности Зевса, – заметив, что я завершил отчёт, сказала Кэлпи, – дабы явить себя миру. Олега будем будить?

– Да зачем? – подумав, сказал я, – манёвр разгона несложный, управимся без него. Путь впереди ещё долгий, пусть выспится, хуже нет, чем вот так, кусками, сон добирать.

– Да нет, я про Фомина, – уточнила Кэлпи.

– А что с Фоминым? – удивился я, – думаешь, без Олега отгавкаться от него не сумею?

– Не знаю, – развела руками она, – ещё. Да и откуда мне это знать?

– Ну да, – согласился я, – действительно, откуда. Но могла бы и предположить! Ладно, давай готовиться к манёвру. Только проследи, пожалуйста, чтобы мы напоследок Фомину в его хозяйстве какие-нибудь горшки не побили, дверями хлопать не будем. Сначала уверенно выйдем в чистый космос, а потом уже и рванём.

– Есть, – кивнула она, – курс проложен, можем начинать хоть сейчас, а можем и в расчётное время.

– Давай сейчас, – выдохнул я, готовясь, – лишние пятьдесят тысяч километров нам погоды не сделают, а так хоть на пятнадцать минут меньше человека отвлекать от работы будем. Заняться ему, действительно, больше нечем, что ли.

– Есть, – отрапортовала она, начиная манёвр самостоятельно, а я, одновременно с ней, отправил исходящий вызов в диспетчерскую Зевса. На обзорном экране вновь открылось окошко видеоконференции, но пока никто с той стороны в нём не скакал, чему я даже удивился.

– Звездолёт «Кэлпи» вызывает станцию «Зевс-первая» – сказал я туда и, подумав, добавил: – Капитан Артемьев вызывает Фомина, приём.

Меж тем корабль вновь рванул на максимальном ускорении, Кэлпи мои слова про хлопание дверями мимо ушей не пропустила, конечно, но что делать и кого стесняться, если впереди открытый, чистый космос?

– Вы! – на экране появился Евгений Фомин, и был он злой, как собака, – что это за шуточки, капитан! Что вы себе позволяете! Вы оторвали от работы большой коллектив! Вы заставили перенаправить на себя почти все средства обнаружения и слежения! Это вам даром не пройдёт! И я посмотрел открытые данные по вашему экипажу, посмотрел, и увидел, и это многое объяснило! Ваш рейтинг – заёмный, а вы – вы всего лишь очередной дурной фокус миссис Артанис, чёрт бы её побрал, вы выскочка, капитан, выскочка из миров Третьего Круга, где понятия не имеют, как должен вести себя человек разумный! И я ещё подниму вопрос, я ещё разберусь, почему именно вам доверили корабль такого класса, и как миссис Артанис сумела это продавить!

Он хотел ещё что-то сказать и посмотрел на меня, ожидая возражений, но я лишь похлопал по часам на руке и показал ему два пальца, мол, задержка связи две секунды минимум, итого четыре на туда-сюда, и что я жду своей очереди.

– Приём! – наконец нехотя сказал он и тут же добавил, нарушая регламент, – и не надейтесь, что ваши совершенно на заслуживающие внимания объяснения хоть что-то изменят! Приём!

– Здравствуйте ещё раз, – вежливо ответил я ему, и не было в моём голосе раздражения или неприязни, а был он ровен и спокоен, – спешу сообщить, что программа испытаний выполнена в полном объёме, и выполнена на отлично, без нареканий и аварийных ситуаций, корабль показал себя с лучшей стороны, так что спасибо за содействие. Приём.

– Ах, вот так, да? – скривился он, – ну хорошо, переведём наши взаимоотношения в официальную плоскость, как вам будет угодно. Сегодня же, прямо сейчас я напишу и отправлю докладную записку в Совет «Надежды-главной», где изложу всё по пунктам и потребую вашего наказания, вплоть до смещения с должности капитана. Приём.

– Ваше право, – мне пришлось пожать плечами, гавкаться я с ним не собирался, пусть делает что хочет, – хоть мне и не совсем понятно, чем я заслужил подобное, всё же ничего мы вам там не сломали и не испортили. Могу принести свои личные извинения, если это вас устроит. Приём.

– Приберегите их для Совета, – желчно посоветовал он, – и если вы думаете, что после всех своих фокусов вам достаточно будет просто извиниться, то вы глубоко ошибаетесь! Приём!

– Ну, вам виднее, – снова пожал плечами я и, вспомнив, как вели себя помещики и аристократы в виденных мною фильмах и прочитанных книгах, добавил, – и, если на этом всё, то не смею вас больше задерживать. Приём.

– Ох, капитан, – протянул Фомин совершенно зловеще, мне даже пришлось приложить усилия, чтобы не улыбнуться, – понятно всё с вами! Ждите вызова в Совет! Конец связи!

– До свидания, – сказал я в погасший экран и потянулся в кресле, заложив руки за голову, – тьфу ты! Ладно, пёс с ним, Кэлпи, что там у нас по обстановке на борту?

– Всё штатно! – отрапортовала она и, не удержавшись, спросила, – а почему вы так с Фоминым? Ну, вроде как оправдывались?

– Почему я его не победил? – уточнил я, – говори уже прямо, Кэлпи!

– Ну да, – подтвердила она, – ведь он же во многом не прав, капитан! А уж извиняться вам перед ним совершенно точно не за что!

– Ну, – пожал плечами я, – он так не считает, наверное. А насчёт победить – так смысла в этом нет никакого, да и не люблю я конфликтовать попусту и всегда стараюсь этого избежать. Да и потом – нужно же думать о последствиях, верно? Если дело дойдёт до Совета, моя сдержанность будет мне плюсом. Небольшим, но плюсом, вот увидишь.

– Вы? – удивилась она, а потом, посмотрев на меня, произнесла с сомнением, – ну, может быть. Хотя… нет, всё-таки тут что-то не то. А как же тот случай в кафе – я ведь его посмотрела! Там вы что-то о последствиях не думали!

– Там, в кафе, – и я даже скривился, как от зубной боли, – так звёзды сошлись, просто день, наверное, был неудачный. Не готов я оказался к нештатной ситуации, пусть и житейской, вот меня и занесло. Ну невозможно нормальному человеку быть постоянно начеку, Кэлпи!

– А мне казалось, наоборот, – произнесла она, – я почему-то была уверена, что вы всегда ко всему готовы. Да и регламент капитану именно это предписывает.

– Ошибочка, Кэлпи, – вздохнул я, – можно быть постоянно настороже, да, но это надо ненавидеть весь мир и не любить всех людей, в нём живущих, а ещё нужно каждую секунду ждать от них поганки, только поганки и ничего другого в принципе. То есть надо быть как зэ-ка в лагере, те именно так и живут. Вот там все всегда ко всему готовы, там извинение – это именно унижение, от которого не отмыться, там нужно молниеносно реагировать на оскорбление, иначе не успеешь, там промедление смерти подобно. Но это весь воровской мир такой, им по-другому нельзя. Хотя были ещё такие народы, на тех же традициях воспитанные, в недоверии ко всем остальным и друг другу, те вот тоже были всегда ко всему готовы, ну и вели себя соответственно, скрывать это у них не получалось, да они не сильно-то и хотели. Помню, поспорил с одним на эту тему на Кавказе, я там в санатории был, и он назвал это чувством собственного достоинства, мол, руки прочь от меня, никому не позволю, и кинжал вот у меня на поясе здоровенный висит, чтобы все видели, для него это был признак свободного человека, а я назвал это страхом, потому что он точно знал, Кэлпи, как с ним могут поступить его же соплеменники в случае чего, знал и боялся этого, и был готов биться до конца, чтобы этого не допустить. Нормальный-то человек всегда надеется, что обойдётся, он на мир по-другому смотрит, понимаешь, не как зэк лагерный, он миру радуется, поэтому и не готов к нештатной ситуации… Не сошлись мы тогда во мнениях, в общем. Он думал, что он прав, и не переубедить же никак, а я думаю – нафиг так жить?

– Ну да, – кивнула она, – посмотрела сейчас в своих базах, нож на поясе – во многих культурах это внешняя черта, отличающая свободного человека от раба.

– Когда людей делят на свободных и рабов, – снова вздохнул я, – это не культура никакая, это дикость самая натуральная. Ты, говорю ему, хоть с топором ходи, хоть пулемёт за собой на верёвочке таскай, но мораль твоя – лагерная и достоинства в ней нет ни на копейку. Я, между прочим, для того и воевал, чтобы дети мои и Марин… Чтобы дети мои, в общем, ходили по родной земле и радовались ей, чтобы улыбались они, чтобы учились хорошему, чтобы жизнь у них была от земли до неба, чтобы не ждали они плохого, чтобы не боялись людей вокруг себя, вот для чего я воевал, а не для того, чтобы они зыркали на всех исподлобья да ножи друг другу показывали. Не, нож у меня и тогда был, и в детстве тоже имелся, но именно как хозинструмент, понимаешь? Небольшой такой, колбаски там настрогать, верёвочку отрезать, карандаш заточить. Короче, посмотрел на меня тот товарищ, как на дурака, а я на него, как на злобного папуаса, и не получился у нас разговор.

– Ну хоть не подрались? – засмеялась она, – ну, как в том кафе?

– Я был в форме, – улыбнулся и я, – и на поясе моём висел не нож, а пистолет самый настоящий, и по его же морали это было много круче, такие дела, как говорится, нечем крыть. Но знаешь что, Кэлпи, у нас вот, на Дальнем Востоке, многие не то что с ножами, а с ружьями или винтовками ходят, край такой, но смысл в это никакой не закладывают, инструмент да инструмент, старший брат лопаты. У нас, подруга, встретить в глухой тайге человека с ружьём – это к долгим посиделкам у костра, где ты будешь за чаем пересказывать ему все последние новости, охотники ведь месяцами из тайги не вылазят, а в рабство тебя никто не поволокёт и обижать не станет, не принято это у нас. Так что отстань от меня со своей бдительностью, Кэлпи, у меня с бдительностью только при боевой работе всё нормально, не там я родился и не там вырос, чтобы быть постоянно настороже, да и в тюрьме не сидел тоже. Вот и сейчас заболтала ты меня, откуда что и взялось.

– Понятно, – задумалась она и замолчала, посматривая на меня.

– Да, – подтвердил я, – на тебя вся надежда. Кто тут у нас многозадачный и многопоточный, ты или я? Вот сможешь создать себе такой поток, бдительный и ко всему готовый, никому не верящий и ждущий только неприятностей? Сможешь?

– Да, – кивнула она, – и создала.

– Молодец, – похвалил её я, – а теперь заблокируй его навсегда и никогда воли ему не давай, понятно? Иначе превратишься, Кэлпи, со временем в ведьму, патлатую такую и нос крючком, и будут звать тебя не Кэлпи, а Баба-Яга.

– А, – с заминкой отозвалась она, – снова народный фольклор. Интересный образ, да, но не хотелось бы. Может быть, потом, когда-нибудь…

– Договорились! – улыбнулся я, поняв, что она шутит, – ступа-то у тебя есть! Ладно, вернёмся к нашим баранам, хотя тут и возвращаться не к чему, всё штатно идёт, вижу, справляешься самостоятельно.

– Да, – подтвердила она, – манёвр не самый сложный, разгон, полёт и торможение. Так что можете заниматься своими делами, ваше присутствие на мостике не требуется.

– Ты знаешь, потом, наверное, мы обнаглеем, – я подумал и исправился, – не, не наверное, а обязательно обнаглеем, но не сейчас. Сейчас мне на мостике спокойнее. Да и просто нравится мне тут находиться, я же капитан, а это самый настоящий космический корабль!

– Вот и хорошо, – кивнула Кэлпи, – тогда, может, чаю? И ещё поговорим?

– А давай!

Глава 14

В общем, на обратном пути мы успели знатно потрепаться с Кэлпи, то я ей чего-то рассказывал, то она меня просвещала, как самая лучшая в мире говорящая энциклопедия, хорошо с ней посидели, под чай-то с печеньками. Потом я, не сходя с места, занялся самообразованием, программа у меня была ого-го какая, мощная, на десять наших университетов, рассчитанная на каждодневные занятия, и запускать её не следовало. Кэлпи тоже занялась своими делами, а Олегу просто дали выспаться.

Отчёт по ходовым испытаниям я успел отправить, отчёты по всему остальному тоже, корабль самостоятельно приступил к манёвру торможения, и я приглядывал за ним одним глазом, не влезая в действия Кэлпи, до выхода на высокую орбиту и до приземления на родном космодроме оставалось уже меньше часа, и тут в рубке появился Олег, хотя я рассчитывал разбудить его минут за тридцать до посадки, не больше.

Был наш бортинженер подтянут и свеж, успел он и выспаться, и душ принять, и перехватить на кухне чего-то, но рожа при этом у него была какая-то задумчивая и загадочная, так что мне пришлось с сожалением отложить в сторону самообразование, а с сожалением потому, что интересно было, я и подумать не мог, что математика может быть такой интересной, для того чтобы спросить у Олега:

– Чего смурной-то такой, а?

– Да вот, – развёл руками он, – сон приснился. Кошмар, одним словом, в общем, всё как всегда.

– И? – поторопил его я, потому что он торопиться не собирался.

– Ну, – замялся он, – ты же знаешь, я успел пехотной жизни понюхать, в штрафной-то роте. Немного, чуть больше недели всего, но мне хватило. На штурмовиках тоже не сахар, но в пехоте, Саня, было страшнее всего. Хоть и оберегали меня ребята – мы, говорили, самолёт захватим, а ты будешь его пилотировать! И наплевать им было, что я инженер, а не лётчик, да. Так вот, меня потом один и тот же сон доставать начал – кутерьма сначала всякая непонятная, а потом из неё немец на меня выскакивает, здоровый такой, краснорожий, в форме этой мышиной, рукава закатаны до локтей, всё чин-чинарём. Выскакивает такой и, значит, автомат на меня наставляет – вот сейчас будет стрелять. А я тяну своё оружие – а оно не тянется, мешает ему что-то, цепляется оно, а он это видит и лыбится, и щерится мне прямо в лицо, и вот уже с наслаждением таким на крючок нажимает – и вот тут я просыпаюсь.

– Ну? – снова подтолкнул его я, потому что ничего такого удивительного пока не услышал.

– Так вот, – наконец перешёл к сути он, – раньше всё всерьёз было. И немец, и автомат его, и всё остальное прочее. И просыпался я, не соображая, где нахожусь. А теперь всё, баста. Я сейчас чётко понимал во сне, что это сон, что бояться его не надо, и проснулся спокойно, вот так.

– Так это же хорошо, – не понял я, – выздоравливаешь, значит. Чего тебе ещё надо?

– Выздоравливаю, – согласился он, – вот только боюсь, как бы мне окончательно не выздороветь и не забыть всё то, что с нами было, понимаешь? Как-то уж слишком лихо нам мозги чистят, Саня!

– Вот ведь интеллигент вшивый, – с нескрываемым облегчением протянул я, – развёл тут душевные метания… Тебя пожалеть, может?

– Да пошёл ты, – буркнул тот, не обидевшись, – пожалеть я тебя и сам могу. Странно просто. Непривычно. Такое ощущение, что пятьсот лет прошло, а не пара месяцев.

– Пятьсот лет и прошло, – напомнил я ему, – даже больше. Привыкай.

– Кому как, Саня, – пожал плечами он, – ладно, чёрт с ним со всем, я не в претензии. А у вас тут что? С Фоминым как разошлись?

– Нормально всё, жалобу писать будет, – ответил я, – но я лично накалять не стал, зачем. Да сам посмотри, если уж прям так интересно.

– Действительно, – согласился он, – Кэлпи, скинь мне этот разговор, ну и все последние известия тоже.

И она скинула ему видеозапись, и все последние данные по работе корабля, и Олег стал в них разбираться.

– Про режимы скрытности это ты хорошо придумал, – наконец сказал он, – пусть будут. И с Фоминым ты нормально поговорил, он, оказывается, дурак, хоть и умный, слов не понимает, ему всех победить нужно и больше ничего, так что пошёл он к чёртовой матери. И Кэлпи ты по ушам поездил тоже хорошо, одобряю.

– В смысле? – насторожилась наш основной член экипажа, – что это значит? Капитан со мной не всерьёз разговаривал? Байки травил? Нужно было с иронией относится к его словам?

– Всерьёз-всерьёз, – опомнился бортинженер, – это я так ляпнул, не подумав. Капитан всё сказал правильно, Кэлпи. Конечно, я бы кое-что добавил, если бы с вами сидел, но сейчас поздно уже. Да и не последний же раз тут сидим, успеем ещё, правильно?

– Правильно, – согласился я, – успеешь ещё. А пока отставить разговоры, завершаем манёвр торможения, заходим на посадку.

– Есть, капитан! – ответила сначала Кэлпи, потом Олег, и мы с ходу, практически без погрешностей, втиснулись на свободную высокую орбиту над «Надеждой», и вышло это до того ловко, что я вдруг, наблюдая за действиями Кэлпи и не вмешиваясь в них, понял, что моим основным противником в дальних перелётах будет банальная скука.

Когда всё идёт штатно, без сложностей, то не очень-то мы нашему основному члену экипажа и нужны, да и жалко было сейчас отбирать у неё, если можно так выразиться, штурвал, я же вижу, как ей всё это нравится, сильно нравится, во всяком случае, даже больше, чем мне. От неё сейчас тянуло весёлым азартом, она с удовольствием переговаривалась с диспетчерской службой, лихо и уверенно ведя при этом корабль на посадку, и вообще разве что только не мурлыкала от наслаждения.

Ладно, подумал я, у меня есть мощная программа самообразования, которую надо выполнять, физнагрузки тоже никто не отменял, к культуре приобщиться тоже не мешало бы, книги там, фильмы и прочее, что успело накопить человечество, игры вот советуют попробовать с полным погружением, для общественной жизни на корабле буду раз в два дня выпускать стенгазету, боевой листок, а там посмотрим.

– Если вы думаете, капитан, – вдруг сказала Кэлпи, хотя почему вдруг, это я опять, наверное, слишком громко думал, – что чрезвычайных происшествий тут ждут годами, то вы глубоко заблуждаетесь. Есть мнение, что нам даже не дадут добить до конца программу испытаний и уже сегодня поставят задачу.

– Да? – заинтересовался я, – откуда такие сведения?

– Ну, – ответила она, – я постоянно на связи со своими систершипами, точнее, на данный момент с двумя из них, остальные все в разгоне. И то, эти два только что вернулись из дальних рейсов и уже готовятся к новым, так что… И ещё, разговариваем мы с ними в основном о личных ощущениях, помочь там друг другу, подсказать что, всё остальное табу, не переживайте.

– Понял, – немного озадаченно ответил я, – ладно, посмотрим, что будет, то и будет. Хотя я на первый раз не отказался бы от чего-нибудь полегче.

– В любом случае надо будет заявить протест, – не утерпел Олег, – мол, несогласны до окончания испытаний. На всякий случай, пригодится задницу прикрыть.

– Здесь это не работает, – мягко возразила ему Кэлпи, – здесь вы либо соглашаетесь, принимая на себя все риски, либо нет. Прямого приказа не ждите.

– Как тут всё сложно, – скривился бортинженер, – на чистой сознательности выезжают, сволочи. Нет, чтобы как у людей – приказ получили, полетели его выполнять, всего и делов. Но нет, им надо, чтобы сами, чтобы прониклись!

– Именно, – подтвердила Кэлпи, – так всё и обстоит. Примерно, как в вашей полярной авиации ваших же тридцатых годов, всё держится на сознательности и энтузиазме. Внимание экипажу, посадка.

И корабль мягко, в одно касание, встал на тот самый пятачок, с которого мы тем утром и стартовали, вон, даже брошенный дежурный флаер Димы тут всё ещё торчал, забыл он его, что ли. Почти сутки прошли, надо же, шесть утра по местному времени, как раз хватит нам и позавтракать, и собраться не спеша.

– Ну что, товарищи экипаж, – начал командовать я, – приводим корабль в спящий режим, пьём чай и выдвигаемся, ориентировочно, в семь ноль-ноль. Кэлпи, ты с нами?

– Конечно, капитан, – отозвалась она, – я теперь всегда с вами, если есть такая возможность. Хватит, насиделась.

– Вот и хорошо, – ответил я, – тогда за работу.

И мы правда управились за час, и в семь утра мы уже стояли все вместе на бетонном покрытии посадочной площадки, между кораблём и берёзами, и щурились на невысоко взошедшее летнее солнышко, всё же соскучились по нему, ожидая, пока Кэлпи не уберёт входную группу и не поставит сама себя на охрану. Космодром уже просыпался, хотя, наверное, он и не засыпает никогда, вон, вслед за нами сели ещё два корабля, попроще нашего, да один взлетел. Где-то за деревьями, справа, переговаривались люди, в другой стороне жужжал какой-то механизм, ветер до нас доносил запахи разогретого металла и почему-то пара, ощущение было, как будто рядом отфыркался и затих паровоз, закрыть глаза – и как будто дома оказался, только до войны ещё.

Кэлпи управилась быстро, не дала постоять в покое, но бить ноги мы не стали, а решили воспользоваться флаером Димы, зря он, что ли, его тут оставил, так что в семь ноль пять я уже тянул на себя входную дверь нашей конторы.

Народу, кстати, хватало, так что здание и площадь перед ним уже не выглядели безлюдными, рановато тут начинали рабочий день. Кто-то спешил вслед за нами, кое-кто уже выходил из здания, примерно половину из них я уверенно знал в лицо, но здоровались мы со всеми, почему нет.

С нами здоровались тоже, не обращая на меня с Олегом особого внимания, как равными, так что в двери мы просочились на общих правах, кроме разве что Кэлпи, наш основной член экипажа всё же была звездой, вот только я не понял ещё, нравится ей это или нет.

До кабинета Баринова, что находился на втором этаже, мы дошли быстро, вновь раскланиваясь со всеми встречными, а потом я вежливо постучался в начальственные двери, хотя точно знал, что он нас ждёт, успел с ним связаться полчаса назад, ну да от меня не убудет, вваливаться просто так тоже не стоило, не заслужили ещё.

– Войдите! – успел крикнуть он в лицо не ставшего ждать приглашения Олега и добавил уже тише: – и присаживайтесь. И подождите, пожалуйста, минутку, добью кое-какие документы.

И эта работа с документами выглядела до того странно, я-то привык, что вот войдёшь в кабинет к начальству, а оно сидит, бумаги перебирает, читает чего-то с умным видом, подписывает или вычёркивает, а на тебя и не посмотрит даже, в работе начальство, здесь же всё было не так. Здесь Александр Иванович сидел, неплотно прикрыв глаза, со стороны посмотреть – так кемарит просто, не выспался, но на самом деле это и была та самая работа с документами.

Ну и ладно, я начал осматриваться в кабинете, чтобы время не терять, а посмотреть там было на что. Ладно размеры в половину спортзала, это у всех здесь так, ничего удивительного, и у нас так же будет, наверное, мебель тоже ничего особенного, но вот по одной стороне кабинета у него шли стеллажи, витрины и щиты по стенам, в которых было разложено и развешано самое разнообразное холодное оружие, причём не было там знакомых мне красноармейских шашек или дореволюционных сабель, а было там что-то совсем странное, человеку с таким неудобно будет.

Мой нейрокомп ожил, почуяв мою заинтересованность, выхватил из поля зрения какое-то совсем уж зверского вида пыряло, мгновенно опознал его и подсунул мне данные, что да, этот экземпляр есть образец оружейного искусства с планеты «Лебедь», что находится у звезды класса жёлтый карлик под номером таким-то, рукав Ориона, по галактическим меркам совсем рядом с нами.

И что на планете этой была мощная цивилизация гуманоидного типа, от которой мало что осталось, читал дальше я с резко обострившимся интересом, но то, что осталось, развило кузнечное искусство до невообразимых высот, даже на Земле такого не было. Ну да, а что ещё им оставалось, подумал я, просматривая картинки, за десятки, если не сотни тысяч лет топтания на месте. Вот и отточили то, что им было доступно до предела, любо-дорого посмотреть. Мелкий и крупный холодняк, какие-то арбалеты, примитивный по устройству огнестрел, неожиданно сложная пневматика, что-то вроде винтовок даже, с баллонами для сжатого воздуха вместо прикладов, но всё это было выполнено на таком уровне и с таким качеством, что наши земные Левши обзавидовались бы до смерти.

– Ну что! – наконец отмер Баринов, когда Олег успел уже заскучать, не интересны ему были все эти ножи с топорами, и налить себе и мне какого-то лимонаду, – всё очень и очень неплохо! И это радует, так держать!

– А Фомин? – ляпнул я, с сожалением выплывая из разглядывания артефактов чужой цивилизации. Ладно, потом посмотрю, поставлю прямо сейчас себе закладочку-напоминание.

– А что Фомин? – посмотрел на меня Александр Иванович, – разве он имеет какое-то отношение к результатам испытаний? Нет? Тогда в чём проблема? И разбираться с Фоминым вы будете сами, здесь нет ничего, что требовало бы моего вмешательства. Сами, всё сами, друзья мои, будет вам практика в местных жизненных перипетиях. Совет, искины, всё остальное. До адвокатов, я думаю, не дойдёт.

– Ну и хорошо, – согласился я, – действительно.

– А ты, Кэлпи, – обратился он к нашему основному члену экипажа, – как себя чувствуешь? Я-то помню, тебя изначально тянуло на приключения, ну и как тебе этот, как его… Смелый Почтальон? Ожидания реалиям соответствуют? Не слишком ли?

– Нет, – коротко ответила девушка, – и да, соответствуют.

– Вот и хорошо, – потёр руки Баринов, – лихо ты тот, последний, подбитый штурмовик спасла, молодец. Это я тебе не как начальник, это я тебе как человек говорю.

– Спасибо, – улыбнулась ему девушка, – самой понравилось. О чём-то таком я и мечтала.

– И это главное! – наставительно выставив вверх палец, подхватил Баринов, – когда работа приносит удовольствие, когда выполняются мечты, тогда можно считать, что жизнь удалась! Ну, хотя бы в какой-то её части!

– Очень на это надеюсь, – поддакнула ему Кэлпи. – Что хотя бы в этой части уже удалась.

– Можно уже и не надеяться, – уверил её Баринов, – исходя из результатов испытаний, это можно уже и утверждать, причём смело. И ещё, Кэлпи, скажи мне, как на духу, вправе ли я сделать вывод, что основная часть тестирования пройдена? Ну, та, где про налаживание взаимодействия в экипаже и распределение ролей?

– Начинается, – буркнул Олег, – матчасть тоже важна.

– Прекратите, – попросил его Баринов, – во-первых, я же вижу, к чему это вы, а во-вторых, не вас спрашиваю, уж извините за резкость.

– Да, – коротко ответила ему Кэлпи, а потом, не удержавшись, добавила: – испытания матчасти, как говорит бортинженер, считаю всё же нужными, но не обязательными, я в полном порядке. Ну, разве что необходимо ознакомить экипаж с моими полными возможностями.

– Чтобы на практике ознакомить экипаж со всеми твоими возможностями, – задумчиво протянул Баринов, – полгода надо, не меньше. И то в авральном режиме. Ладно, то, что хотел, я услышал. Теперь вы послушайте меня. Чаю?

– Нет, спасибо, – отказался я за всех, указав взглядом на наши стаканы, – на корабле успели.

– Я тоже дома успел, – кивнул Баринов, достав из портфеля здоровый термос, – но повторить будет не лишним. Если бы вы знали, друзья, какой шмурдяк мы пили до этого, искренне считая его чаем! Зато теперь – индийский, кенийский, китайский, японский – какой угодно! Чёрный, белый, зелёный и красный, я даже слегка запутался во всём этом многообразии сортов, представляете? И это молекулярные реплики, а что будет, когда до собственноручного выращивания и обработки дойдём, а?

– Представляем, – ответил ему Олег, – но мы пили не лучше, так что тут я вам не помощник, присоветовать ничего не смогу. У нас даже морковный был в ходу, с сахарином вместо сахара, и ничего, нормально заходило. Или плиточный, это когда веточки и прочие отходы производства прессуют вместе с чайной пылью и сажей, для насыщенного чёрного цвета, гадость жуткая, но что делать, когда ничего другого нет?

– Тогда тем более зря отказываетесь, – укорил его Александр Иванович, наливая себе из термоса в кружку что-то действительно сильно ароматное, – у меня тут, если хотите знать, один выдающийся китайский сорт, что пили только императоры и первые лица государства, и на сторону его не продавали, считая национальным достоянием. Сначала я его не понял, признаюсь честно, но зато теперь!

– Зато теперь всё это в общем доступе, – ответил Олег, – все эти тайные сорта. Попробуем ещё, какие наши годы.

– А и действительно, – согласился с ним Баринов, – каждый сам, как говорится, кузнец своего счастья. Захотите – так попробуете. Просто у меня не очень получается одному чему-то радоваться, обязательно поделиться с кем-нибудь нужно, для пущего веселья, вот и целый же термос заварил, ну да ладно, угощу кого-нибудь другого. А теперь, собственно, о том, зачем я вас сюда вызвал.

Он помолчал, собираясь с мыслями, не преминув глянуть ещё раз в какие-то документы, я это понял по его внезапно застывшим, а потом снова отмершим глазам, потом он улыбнулся нам и продолжил:

– Есть мнение, что экипажу звездолёта «Кэлпи» стоит совместить дальнейшие ходовые испытания с плавным вхождением в рабочий процесс. Завод-изготовитель, кстати, не против. Те результаты, что они получили, вселяют в них, как они выразились, некоторую уверенность.

На это мы молча отреагировали кто как: я согласно кивнул, Олег пожал плечами, а Кэлпи победно улыбнулась нам всем сразу.

– Так вот, – с удовольствием посмотрел на неё Баринов, – на первый раз ничего сложного. Задача ваша будет такая – следует вам взять на борт нашего биолога, Елену Юрьевну Зарубину, и доставить её по указанному адресу, а потом вернуть обратно, если соизволит, или оставить там, по желанию, всего-то. Поработать, так сказать, извозчиками.

– А если… – вскинулся Олег, но Александр Иванович тут же с нажимом его перебил:

– Никаких если, Олег Васильевич, вам следует это сделать без нештатных ситуаций, без приключений, быстро и чисто, это и подтвердит вашу квалификацию. Справитесь?

– Да я не про то, – отмахнулся Олег, – а чего, она сама туда добраться не может? Ну, сначала Вратами, потом флаером каким-нибудь? Обязательно ради неё надо целый звездолёт гонять?

– А, вы про это, – сообразил Баринов, – ну да, обязательно. Просто там, куда ей надо, Врат ещё нет, это свежеоткрытая планета. Мы, знаете ли, ещё не можем позволить себе втыкать Врата по галактике там, где хотим. А ещё отсутствие Врат – это и отсутствие праздных зевак, и сохранение некоторого конфиданса, да и ставят Врата только там, где есть уверенность, что не проникнет через них в остальные Миры что-нибудь ненужное или даже вредное. Понятно?

– Понятно, – ответил я, – иначе для чего ещё вам, то есть нам, такие мощные корабли? Плавать по морю необходимо, как говорится, тут я согласен.

– В точку, – кивнул Баринов, – только без второй части этого высказывания, пожалуйста. А хотя бы даже и с ней, на том наше общество и стоит. Кэлпи, тебе задача ясна?

– Так точно! – отреагировала она с загоревшимися глазами, – необходимо как можно быстрее доставить пассажира во вновь открытый, загадочный и живой Мир, иначе – зачем там биолог? Но только доставить или же мне можно будет помочь ей в работе?

– Да что ж такое, – вздохнул Баринов, – Кэлпи, в корне неверно! Необходимо доставить её быстро и без внештатных ситуаций, понятно? Без приключений, одновременно с этим завершив ходовые испытания! Теперь ясно?