Текст книги "Другие Звезды 2 (СИ)"

Автор книги: Артем Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Здесь что? – требовательно спросил я у Кэлпи, одновременно открывая у себя в голове план корабля, лучше уж поздно, чем никогда. – И почему закрыто?

– Здесь я, – ответила она, опередив меня, – физически. И это одно из трёх помещений на корабле с высшим уровнем защиты и ограниченным правом доступа. Внесистемный привод, главная энергетическая установка и место моего физического нахождения.

– Ух ты, – поразился я, прикинув в голове объём закрытого отсека, кубов триста будет, не меньше. – А что так много-то? Роботы же ваши обходятся тем, что у них в наросте на плечах помещается, не так разве?

Я уже успел привыкнуть к тому, что вся местная компьютерная машинерия умещается, буквально, на ногте мизинца, а размеры устройств ограничиваются только размерами элементов питания в меньшую сторону да удобством использования в большую. В конце концов, во мне самом было немало электронного, внушительного по функциям и по возможностям, хотя вот по размерам не очень, с этими тремя сотнями кубов не сравнить точно.

– У мобильных платформ в работе используется интеллект, если его только можно так назвать, эмулируемый программно, так что никакого сознания там нет абсолютно, что бы вам при этом не казалось. Добавьте сюда их постоянную связь с серверами, где и принимаются основные решения, мобильные платформы лишь выполняют их. Вот, кстати, оттуда, с этих серверов, с вами могут поговорить и всерьёз, – ответила Кэлпи. – У меня же, у девяти других кораблей моей серии, а также у планетарных и системных искинов другой принцип действия. Моё сознание было инициировано в вычислительной системе огромной мощности, здесь уже идёт эмуляция человеческого мозга аппаратными методами, а не программными. Это понятно?

– Да, – кивнул я и добил, для солидности, подхваченными у Димы словами, – концепция отторжения не вызывает, так что давай, жги дальше.

– Псевдонейронов в моём псевдомозгу ровно триллион, что примерно на порядок больше, чем у вас, – похвалилась Кэлпи, а она именно похвалилась, это я понял, всё-таки хорошо, что она не корчит из себя бездушную машину, а каким-то образом косит под человека, – а число синапсов, то есть нейронных связей, больше вашего уже на пять-шесть порядков, но тут невозможно сказать точно, от человека зависит, хотя использую я их не так эффективно, как вы. Синапсы эти были выращены при моей инициации, причём во множество нейросетей, подобных тем, что существуют в уже развитом человеческом мозгу, но всё это очень сложно, капитан. Вывод же из всего сказанного только один – настоящее машинное сознание очень энергозатратно и требует немало уникального, сложнейшего оборудования, это понятно?

– Здорово, слушай, – ошарашенно протянул я и сумел вытащить из её слов главное для себя, – так ты у нас, выходит, из того же разряда, что и эти, системный да планетарный? Они такие же, как и ты, да?

– Да, – без раздумий убила меня Кэлпи наповал и, не заметив этого, продолжила объяснять дальше: – также большие размеры обусловлены тем, что для моего создания были использованы системы, защищённые от деградации, добавьте сюда тройное дублирование, возможность самодиагностики и саморемонта, независимый источник энергии, независимые средства связи, защиты и воздействия на окружающую среду, системы скрытых возможностей, базы данных и…

– Подожди-подожди, – я поднял руки вверх и попросил пощады, – не спеши! Всё понял и осознал, сам лезть не буду и других не пущу. Только знаешь что, всё же открой дверь на минутку, в первый и единственный раз открой, я с порога посмотрю одним глазком, да и всё на этом.

– Ну, разве что в первый и единственный, – нехотя, спустя несколько секунд раздумий ответила Кэлпи, – но учтите, капитан, что у меня есть средства защиты, да и стремление к самосохранению тоже имеется. Не обижайтесь потом, если что.

– Не буду, – пообещал я, – да и не дойдёт до этого, ты чего, просто посмотрю. Надо, Кэлпи, надо, не знаю зачем, но надо, ты уж мне поверь!

Вместо ответа мощная, защищённая дверь передо мной дёрнулась и, зашипев стравливаемым в общий коридор воздухом от избыточного внутреннего давления, поехала вверх, а не вправо или влево, как все остальные двери на этом корабле.

Ярко вспыхнули потолочные светильники внутри, добавив света, а я, помня про самосохранение и про защитные системы, остался на месте и, не приближаясь к порогу, начал осматривать нашу Кэлпи, что называется, изнутри.

Кое-что я опознал по своим базам данных, нейрокомп помог, вот независимый источник питания на несколько Тераампер-часов, это ж на тыщу лет хватит, не меньше, куда ей столько, вот ещё один, резервный, вот что-то для диагностики и ремонта, вот мощная станция связи, а вот там, сбоку, стояло что-то такое, что я не поверил своим глазам и принялся вытягивать шею, чтобы рассмотреть всё в деталях. Вытянул, рассмотрел, и в результате не нашёл ничего лучше, чем сказать-спросить довольно растерянным голосом:

– Здрасьте… Кэлпи, а кто это?

– Это моя мобильная платформа, – ответила она в лёгком недоумении, – я же вам говорила.

– Говорила, да, – вспомнил я, и начал уточнять, отвернувшись и немного отойдя назад, – а почему она, во-первых, на человека похожа, а во-вторых, почему в голом виде? Что за безудержный декаданс?

Мне сразу же пришли на ум слова Димы о том, что мобильные платформы, то есть роботов, как я привык их называть, делают не похожими на людей даже издалека, это закон, но вот то, что лежало слева от меня, чуть прикрытое стеной отсека, в небольшом прозрачном, что твой хрустальный гроб, коконе, было неотличимо от человека. От бесполого и безликого человека, не имеющего ни волос на теле и голове, ни особых черт или примет, но тем не менее, это был именно человек, да ещё и в голом виде. Хотя больше это смахивало на заготовку, но почему я так решил, я и сам сказать бы не мог.

– Для нас, то есть для искинов кораблей нашей серии, – начала объяснять Кэлпи, – сделано исключение. Смысл его мне не совсем понятен, но наши мобильные платформы имеют полностью человекообразный облик. Что же до вида – а что с ним не так?

– Ну, – замялся я, – поищи у себя в там базах про приличия и прочие буржуазные предрассудки, может, поймёшь, как лучше.

– Поискала, – спустя, наверное, минуту, которую я терпеливо выждал, отвернувшись, ответила она, а затем там, слева, за стеной что-то зашипело, стукнуло, потом на меня чуть дунуло воздухом от чьего-то близкого присутствия и Кэлпи уже совершенно другим, не доносящимся из корабельных динамиков голосом спросила:

– Так лучше?

– Да, – ответил я, посторонившись, потому что Кэлпи решительно вышла из своего отсека, навсегда, наверное, закрыв за собой дверь, и вот мы уже стояли в коридоре друг напротив друга, причём я рассматривал её во все глаза, – намного. Вот сейчас совсем хорошо.

Передо мной стояла отчётливо рыжая, с медно-зелёным оттенком волос красивая девушка, точь-в-точь похожая на свой уже привычный мне аватар, и глаза её тоже отливали изумрудной зеленью, и её старомодное, почти что в пол, платье тоже было зелёным, из-под платья выглядывала украшенная мелкой вышивкой белая рубашечка, всё по ирландскому древнему канону. А ещё, присмотревшись, я понял, что платье это было сшито швами наружу, а не одето шиворот-навыворот, как того требовала легенда, но так даже и лучше, так было если и не красивее, то аккуратнее уж точно.

– Теперь так будешь, да? – уточнил я, – постоянно?

– Да, – ответила она, – на постоянной основе. И для работы лучше, и микроклимат в отсеке восстанавливать лишний раз не придётся.

– А ты вообще как себя ощущаешь? – я заметил, что стиль её разговора немного изменился в этой ипостаси, он стал чуть более живым, что ли, и принялся задавать самые важные для себя сейчас вопросы, чтобы никогда уже больше к ним не возвращаться, – как мне к тебе относиться? У тебя есть сознание или нет? Извини, конечно, но ты машина или кто? Что ты вообще такое?

– Я мыслю, – улыбнулась мне она, – следовательно, я существую. Не так, как вы, капитан, но я существую и осознаю себя. Не знаю, есть ли у меня душа, это вопрос философский, но я – это я, и делайте теперь с этим знанием, что хотите.

– М-да, – я пытался что-то сообразить, что-то сказать, как-то приободрить её, что ли, но пока выходило плохо, пока я просто стоял и хлопал глазами, пытаясь собраться с мыслями, вот кто бы меня самого сейчас приободрил да подсказал, что делать.

– И вообще, – вспышкой молнии пришла мне на ум спасительная фраза, которой, наверное, получится отбрехаться и которую я услышал во время своего одного-единственного визита в Военно-Воздушную Академию РККА, там тогда в аудитории сцепились два профессора, технарь и гуманитарий, и сцепились они именно из-за этой фразы, ехидно брошенной одним в ответ на высокоумные речи второго: – вся ваша философия это просто попытка объяснить одними непонятными словами другие непонятные слова и, следовательно, к настоящему делу отношения не имеет абсолютно, вот что я тебе скажу. Если ты говоришь, что ты живая, пусть и по-другому, не так, как я, мне этого достаточно. Ясно?

– Так точно! – ещё раз ослепительно улыбнувшись мне, ответила Кэлпи, вытянувшись во фрунт, как на параде, – разрешите провести ознакомительную экскурсию дальше, товарищ капитан?

– Разрешаю, – утвердительно кивнул я, – давай, веди, хвастайся.

Мы встали на предусмотрительно увеличившийся в диаметре примерно до двух метров лифтовый пятачок и очутились на третьем этаже, там, где у нас расположились лаборатории.

Кэлпи принялась с гордостью показывать и рассказывать, мой нейрокомп тоже начал мне помогать с опознанием, подсовывая данные об увиденном, и в скором времени я понял, что всё довольно серьёзно. В этих корабельных лабораториях могли по-настоящему работать люди с очень высокой квалификацией, пусть и работа эта будет больше прикладного характера, ничего фундаментального здесь не могло быть по определению, но нам, для наших задач, с головой хватит и этого.

Тут могли, например, с полной отдачей трудиться биологи, микро и обычные, ксено и нормальные, ещё врачи любой специализации, потому что реанимационная капсула высшего уровня тут тоже была, а потом я бросил гадать и просто посмотрел список категорий учёных, что могли пользоваться нашими лабораториями, и увидел там примерно триста наименований, от агрономов до энтомологов, причём большинство из названий было мне неизвестно, я и наук-то таких не знал.

И, хотя лабораториям и кораблю было больше пяти лет, всё это считалось новым, даже новейшим, потому что здесь устаревание оборудования шло очень медленно, не так, как у нас, мало того, всё это будет актуальным ещё довольно долго, и в обозримом будущем менять его не придётся совершенно точно.

А на втором этаже был трюм, как мне снова с гордостью сказала Кэлпи, высшего уровня защиты, который трансформировался как угодно и в котором можно было перевозить практически всё, что только можно придумать, от чистого урана россыпью до апельсинов в бочках, всё доедет в целости и сохранности, потому что есть стазис, то есть остановка времени в локальном пространстве.

Но большая половина трюма была уже занята, кораблю ведь нашему тоже нужно с собой что-то возить, ЗиП даже в будущем никто не отменял, но и оставшегося объёма хватало, кубов двести пятьдесят тут было.

А вот на первом этаже, там, где были ещё два помещения из трёх с высшим уровнем защиты и ограниченным доступом и где находились вне и внутрисистемные приводы и главная энергетическая установка, вот в них я не полез, вспомнил почему-то про Олега, в конце концов, это его епархия, пусть он и лезет.

Кэлпи явно обрадовалась этому моему решению, мы быстро прошвырнулись по остальным закуткам первого этажа, где она мне всё показала и рассказала, а потом мы вышли на лётное поле, чтобы перевести дух.

Солнце «Надежды» светило ярко и мягко, не обжигая при этом, дул прохладный свежий ветерок, корабль наш стоял в кольце высоких берёз и никого рядом не было, слава богу, так что я, остановившись, несколько раз энергично вдохнул и выдохнул, откинув голову вверх, к небу, и пытаясь привести мысли в порядок.

– Что с вами, капитан? – тут же прицепилась заметившая это Кэлпи.

– Ничего, – успокоил её я. – Просто пытаюсь расслабиться. Мне бы сейчас, по идее, пообедать, принять сто грамм да поспать часок-другой, чтобы всё в голове устаканилось, а то слишком много впечатлений для одного дня, как бы не сбрендить.

– На корабле есть реанимационная капсула высшего уровня, – напомнила она мне, – если что…

– Обойдусь, – отмахнулся я, – не кисейная барышня. Так, а чем там Олег с Димой заняты?

– Олег с Дмитрием при моём участии закончили приводить корабль в спящий режим, – отрапортовала она, – и на данный момент я веду для бортинженера и приглашённого специалиста такую же ознакомительную экскурсию, как и для вас, капитан.

– Ах, да, – спохватился я, – ты же у нас в пределах корабля едина во множестве лиц и вездесуща, точно. А долго им ещё?

– Примерно двадцать минут, – прикинула она, – но можно и быстрее. Надо?

– Нет, – отказался я, – пусть всё идёт как идёт, не будем спешить. Давай мы с тобой лучше сядем вон туда, в тенёк на лавочку, подождём их да поговорим. Согласна?

И вот мы уселись на аккуратную лавочку в тени берёз, причём если я откинулся на спинку и устало вытянул ноги перед собой, то Кэлпи села так, как будто аршин проглотила, сложила руки на коленях и выжидательно уставилась на меня, не дыша.

– Э-э-э, – начал я, думая о том, посоветовать ей вести себя естественней или всё же не стоит, – платье у тебя здоровское, прямо как в театре. Но вообще это нормально – так ходить?

– Униформа на корабле есть, – кивнула она, – и экипажу настоятельно предписывается носить её во время работы, сегодняшний день – исключение. И предписывается прежде всего потому, что униформа эта по своим защитным функциям мало чем отличается от скафандра. Но для меня это неактуально, я сама себе скафандр. Или вы про дисциплину?

– Не, – замотал головой я, – вообще не угадала. Но вот смотри – платье у тебя прямо как из рыцарских романов, длинное такое, да ещё и наизнанку сшито. Люди коситься не будут?

– Ах, это, – засмеялась она и я понял, что ей вроде бы смешно, ну или знает она, в каких именно случаях нужно изображать улыбку, – вы просто не привыкли. Никого я своим платьем не удивлю, тут принято и не такое. Лично мне оно нравится, оно часть моей легенды, и я бы не хотела, капитан…

– Да ради бога, – махнул я рукой, прерывая её, потому что из корабля на лётное поле уже выбрались Олег с Димой, – носи что хочешь. Мне оно тоже нравится, а тебе идёт, причём очень.

– Да ладно! – громко, на всё поле, восхищённым голосом перебил нас Олег, он всё сразу понял, – Кэлпи, это ты, что ли?

– Здравствуйте, Олег, – встала она со скамейки, – и здравствуйте, Дмитрий. Рада поприветствовать вас лично.

– А уж как я рад, – немного непонятно ответил ей Дима, – за все пять лет рад. Наконец-то.

– И заметь! – Олег встал рядом с Кэлпи, – ни на сантиметр не выше нас с тобой! Вот это чувство такта!

– Это скорее субординация, – улыбнулась она ему, – ведь мы же одна команда, верно?

– Верно, – встал на ноги и я, – ну что, идём представляться?

Глава 3

Можно было бы, конечно, долететь до нашей новой конторы на флаере Димы, можно было бы воспользоваться и нашим собственным, десантным, на корабле имелся и такой, с расширенными возможностями, предназначенный для работы на планетах с тяжёлыми условиями, но мы решили пройтись пешком.

Во-первых, лишних пять минут ничего не решат, а во-вторых, Кэлпи нужно было именно пройтись. Шла она поначалу чуть неестественно, как-то деревянно, но с каждым шагом походка её становилась всё более уверенной, вот она уже и руками размахивать начала, и лёгкость появилась, от человека не отличить. Да и мне самому такая прогулка напомнила то время, когда нам каждое утро всей эскадрильей нужно было добираться от своих землянок до КП полка, и это не то, что успокоило меня, это скорее настроило меня на нужный лад, рабочий и собранный, всё же привычка – великая вещь.

Мы шли напрямки, по самой настоящей протоптанной кем-то тропинке через берёзовые посадки, иногда пересекая рулёжные дорожки, честное слово, какой-то парк культуры и отдыха, а не космодром.

Я шёл первым, маршрут показывать мне было не надо, он у меня и так был в голове, а потому на ходу я занялся тем, что начал проверять свою связь с кораблём через корабельную же сеть.

И никакой разницы в возможностях я не ощутил, что на борту, что здесь, что на другой стороне планеты, полный доступ был у меня в руках, как и у Олега, причём мои решения были для Кэлпи в большем приоритете. Хотя и не все, конечно, потому что всё то, что было связано с функционированием самого корабля – тут бортинженер был главным, но тут уже, как говорится, кто на что учился.

А я сейчас мог, допустим, вызвать Кэлпи в её корабельной ипостаси и вести над собой, как детский шарик на верёвочке, мог поставить ей какую-нибудь самостоятельную задачу, мог следить за тем, что происходит внутри и снаружи корабля, да много чего мог, и расстояние не было проблемой, была бы только связь.

Так что здесь, на «Надежде», я мог спокойно находиться где угодно, в любой точке планеты, а вот в других местах посмотрим по обстоятельствам, там я буду следовать должностным инструкциям и лишний раз с корабля вылезать не буду, первое время уж точно.

– Пришли, – окликнул меня из-за спины Дима, хотя я и так остановился на изрядного размера площади перед большим зданием с глухим фасадом, стоявшем наособицу от других зданий и ангаров, которые здесь, на этом космодроме, всё же имелись. На площади этой припарковались несколько сиротливо выглядящих флаеров, здоровая была площадь для кучки разноцветных машин, а все эти газоны, лужайки с березками и живые изгороди из аккуратно подстриженных кустов остались позади.

– Видим, – ответил ему Олег и тут же дёрнул меня, – с тебя полтинник, кстати.

– Держи, – я перекинул ему деньги сразу, но мне всё же захотелось узнать, что в этот раз. – А на кой?

– Ну, проставляться же будем, – пожал плечами он, – вечером. Кэлпи тоже хочет присоединиться, так что если с ней, то по полтиннику, а если вдвоём, то семьдесят пять с тебя. Решай, ты же у нас капитан. Он же лейтенант. Или вот, у моряков звание есть – капитан-лейтенант, как раз для тебя!

– А откуда у тебя… – начал я, посмотрев на них, но тут же осёкся, вспомнив, – ах да, корабельная касса…

На счету корабля деньги были, и немалые, причём сама Кэлпи могла весьма вольно обходиться с ними, мало ли, где и за что придётся платить, за стоянку там, за топливо, за обслуживание, за ремонт, представительские расходы, главное, чтобы на это не было моего или Олега прямого запрета. Плюс у неё самой, оказывается, я только сейчас это узнал, посмотрев документы, но лучше уж поздно, чем никогда, был свой собственный личный счёт, и перечислялось туда ненамного меньше нашего.

Ущемлять наш искусственный интеллект в деньгах никто не собирался, хотя для меня это стало новостью, вот уж никогда бы не подумал.

– Ну, – пожал плечами я, посмотрев на Кэлпи, – это дело добровольное, никто тебя не заставляет, тем более что ты сама ведь есть да пить не будешь, правильно? Ты в любом случае основной член экипажа, а это всего лишь дань человеческой традиции, так что…

– Пожалуй, я всё же присоединюсь, – улыбнулась мне она, – причём с удовольствием. Очень мне хочется поучаствовать в делах всей команды, капитан.

– Ну и молодец, – ответил я ей и посмотрел на Олега, – а сто пятьдесят не многовато ли? Это же, – я поискал, с чем сравнить, не нашёл, и тут мне на помощь пришёл Дима:

– Это примерно две студенческие стипендии. Причём усиленные, за отличную учёбу, хватит на месяц и на пожить и на повеселиться. Где-то так. Олег, ты ничего не напутал?

– Ничего себе! – присвистнул я, – а дай-ка ты экипажу отчёт в своих тратах прямо сейчас, товарищ бортинженер!

– Было бы в чём, – усмехнулся он, – ну, смотри: будем делать плов самый настоящий, правильный, по-московски, на небольшую компанию из тридцати человек примерно. А ничего же для этого нет, и я не про продукты, нет казана, нет печки, и, самое главное, нет беседки, где всё это можно провернуть. Садовых столов, стульев, прочей мелочи, вроде вилок и ложек, тоже. Но свой собственный задний двор у нашей новой конторы есть, понимаешь, о чём я? С газоном и деревьями, а больше ничего там нет, прям как по заказу!

– М-да, – покачал головой я, – и ты уверен, что всё успеешь?

– А зачем мне самому всё успевать? – посмотрел он на меня, как на не совсем сообразительного подростка. – Мы же в будущем, Саня! Кэлпи уже всё организовала, разрешение на строительство получено, всё необходимое заказано и летит сюда, беседка будет шикарная, с почти что кирпичной печью и мангалом, обещают в течении двух часов всё сделать. Час на доставку, час на установку, вот так.

– Кто обещает? – не понял я.

– Роботы обещают, Саня, – во все зубы улыбался Олег, уже что-то предвкушая, ну и весело ему сейчас было, прямо до невозможности весело, – то бишь мобильные платформы, а им, я думаю, верить можно, не забухают же они, в самом деле, и не потеряют ничего. Ну и Кэлпи проследит, конечно. Так что оставим мы тут хоть что-нибудь после себя, лишним не будет.

– Да я не про то, – отмахнулся я, – плов – это же долго?

– Это в самый раз, – Олег наставительно поднял палец вверх, – это как раз то, что нам и нужно. Совместно будем готовить, Саня, всем дело найдём, по пути по нескольку стаканчиков пропустим, чем-нибудь лёгким закусим, вот тебе и врастание в коллектив. Совместный труд объединяет, а уж приятный труд тем более.

– Хороший план, – подумав, я решил не выделываться, ведь и в самом деле хорошо Олег придумал, – действенный. Выношу обоим благодарность с занесением в личное дело.

Для меня такой вариант был и в самом деле лучшим. В той жизни многое мне пришлось принять нового и изменить в себе, стоило только лишь вырваться из родной деревни, но кое-что я побороть так до конца и не смог. В том числе и культуру этих самых застолий, будь они неладны. Всё же Дальний Восток не Кавказ, у нас свои правила, попроще, да и те же китайцы были с нами на одной волне, если не сказать хуже, хотя, казалось бы, древняя же цивилизация, поэтому до шестнадцати лет я был уверен, что жрать вонючий самогон или китайский спирт по праздникам как не в себя – это нормально, это в порядке вещей, это и есть самое настоящее, безудержное веселье.

Потом я попал в город и кое-что понял раз и навсегда, а комсомол помог, до сих пор вспоминать стыдно, но и перейти на другую сторону я тоже не сумел. Времени не хватило и практики, наверное. Я резко запретил себе все алкогольные подвиги, потому что выпить у нас в авиации любили, и наплевал на все косые взгляды и обиды, идите к чёрту, а кто не понял, того могу послать и подальше.

Но и на тех долгих и почти трезвых посиделках, что устраивали вернувшиеся из Испании и нахватавшиеся тамошних обычаев лётчики, мне было скучно и хотелось уйти побыстрее. То же самое со мной приключилось и в Цхалтубо, в Грузии, в ведомственном санатории, умом я понимал, что так лучше, но принять эти кавказские пиры не смог, меня ведь к другому приучили за эти несколько лет – быстро поел, быстро выпил, встал, ушёл, всё!

А потому подготовка к празднику вместо самого праздника стала мне нравиться много больше, это я прямо полюбил, всю эту заполошную суету, всё это деятельное предвкушение радости. Так что Олег придумал очень хорошо, в первую очередь для меня хорошо, это он молодец.

Конечно, совершать ещё одну ошибку и пытаться казаться лучше, чем я есть на самом деле, для своих новых коллег тоже не стоит, это мы уже проходили. В армии, как и в тюрьме, ничего не скроешь, выделываться не надо, раскусят быстро. Но там был ещё один способ создать дистанцию, доступный для всех, хоть никто его и не любил, и способ этот назывался – дисциплина.

Я тогда затянул сам себя в такую струнку, что ни вздохнуть, ни охнуть, а комсомол мне в этом помог – смотрите все, вот, мол, какими мы правильными можем быть, как на плакате, честное слово. Сначала было тяжело, потом привык, потом даже перестал замечать, а когда попал в полк, уже и сам не мог разобраться, где я прежний, а где нет.

Конечно, здесь я мгновенно расслабился, как будто в отпуск попал, но нам ведь надо врастать в здешнее общество, надо попытаться сойти за своих, хоть и странных своих, так что включай голову, Саня, включай голову и веди себя естественно. В крайнем случае, на корабле отсидимся.

– Научно-исследовательский отдел! – мы успели подойди к входным дверям, спрятавшимися под нависшей над ними сплошной стеной глухого фасада, больше напоминавшего огромную гранитную плиту. Никаких признаков того, что в этом здании могло находиться, здесь не было, кроме вывески справа от дверей, и вот эту вывеску Олег теперь громко и с выражением читал вслух. – Управление чрезвычайных ситуаций! При Совете Надежды-Главной! Ну надо же! А со стороны посмотреть – прямо цитадель мирового зла, рейхстаг какой-то! Кусты колючей проволокой опутать, пулемёты в подвальные окна воткнуть, чтобы насквозь били – вообще за километр фиг кто подойдёт!

Живые изгороди и газоны тут и впрямь были чистый Версаль, много тут было открытого, ровного, ухоженного пространства, так что предложенный Олегом план обороны был в тему, хотя, думаю, тут и без него чем-то таким озаботились.

– Сначала вводный инструктаж, – предупредил нас Дима уже внутри, в огромном и светлом, но безлюдном холле, – думаю, за час-полтора уложимся. Остальное всё потом.

– Кто бы сомневался, – пробурчал Олег с недовольным, но всё понимающим вздохом, глядя на застывшую у дверей пару охранников, причём это были всё те же псоглавец и рептилоид. – Но вижу, что не побороли вы, товарищи потомки, бюрократию, не побороли. А уж я так надеялся!

Мой нейрокомп мгновенно отозвался на входящий запрос от охранной пары, подтвердив полномочия, у остальных тоже, и на этом всё, наше право находиться здесь признали и вопросов к нам по этому поводу уже не имели. Дмитрий вообще обратил внимания на этих двоих не больше, чем на фикус в кадке дальше по пути, я же с Олегом кивнули караульным и удостоились ответного кивка, а вот Кэлпи чуть задержалась, чтобы обменяться с ними какими-то странными взглядами, потом надо будет невзначай поинтересоваться, в чём там дело. Вдруг заговор?

– Да ладно тебе! – возмутился Дима, не заметив всего этого, – это ты ещё бюрократию настоящую не захватил, видимо! Тебя бы в Китай, в средние века, или в ту же Россию, вот там бы ты побегал! Вот там бы ты подоказывал, что не верблюд, вот там бы ты пыль поглотал!

– Согласен, – чуть подумав, ответил ему Олег, – про Китай не знаю, а вот про царские порядки наслышан. Было такое, не спорю, но мы это, кстати, побороли. Ладно, веди, Вергилий, на этот свой инструктаж. А кто, кстати, инструктировать будет, Анастасия?

– Зачем же? – удивился Дима и ткнул пальцем в Кэлпи, – вот она и будет, уж она-то не пропустит ничего. Да и смысл нам занятых людей от работы отвлекать? Сейчас найдём свободный кабинет, займёмся делом, пробежимся по всем пунктам, ответите на контрольные вопросы, потом зафиксируем это дело у планетарного искина и свободны!

– На втором этаже есть свободные помещения, – вмешалась Кэлпи, – как раз для нас. Предлагаю подняться и приступить, капитан.

– Вперёд, – пожал плечами я, потому что хотел уже всем предложить расположиться в этом холле, вон, сколько тут прекрасных мест, сколько островков с диванами, креслами и столами, и буфет есть, и стойка с напитками, и вообще уютно, и под охраной, – давайте уже поднимемся и приступим.

И Кэлпи уверенно повела нас куда-то вверх, по широкой лестнице на второй этаж, там мы прошли ещё немного по пустынному и тихому коридору, чтобы остановиться у двери в кабинет, неотличимой от десятков других таких же.

– Прошу, – Кэлпи не пошевелилась, но замок щёлкнул и дверь распахнулась настежь, – проходите и рассаживайтесь, в ближайшее время нам предстоит, как говорили в ваше время, ударно поработать.

– Давай без демаскировки, хорошо? – вдруг прицепился к ней Олег хорошо знакомым мне тоном, – и вообще, много вы знаете про наше время!

Я лишь вздохнул на это и прошёл внутрь первым, пусть его. Иногда с моим стрелком, тьфу ты, уже с нашим бортинженером случалось такое, да не иногда, а довольно-таки частенько. Он не переносил, когда всё вокруг было спокойно и окружающие расслаблялись, ему постоянно надо было всех теребить и вообще держать в тонусе. Причём он не успокаивался, когда ему равные по званию предлагали это сделать, и не затыкался, хотя никто ему этого и не предлагал, а взвинчивался ещё больше, пока не ставил всех своих подчинённых на уши, только тогда он мог вздохнуть с облегчением и его отпускало.

И ещё, странное дело, но у такого рубахи-парня, у этого всё понимающего, практически отца родного для своих подчинённых командира, но в подразделении его панибратства не было в принципе, а сержантам-мотористам да прочим оружейникам и в кошмарном сне не могло привидеться ответить ему так, как он вроде бы и предлагал им общаться.

Даже разжалованного, даже в солдатской грязной гимнастерке, они называли его товарищем старшим инженером полка, и лишь старые, заслуженные механики могли позволить себе после хорошо сделанной работы обратиться к нему, как к Олегу Васильевичу.

Сам Олег как-то с невесёлым смехом рассказал мне, в чём дело, да и то не сразу, а лишь после того, как я уже прямо в лоб задал ему этот вопрос и дал понять, что увиливания не потерплю, пусть тогда летает с кем хочет, вот так, то ему пришлось ответить. Не хотел сначала, пытался отделаться короткой сказочкой, а потом его прорвало, и я уже сам был не рад, что напросился.

Так вот, летом сорок второго года, в самое тяжёлое для страны и лично для него, Олега, время, когда гитлеровцы рвались к Волге и на юге творился сущий ад, вот тогда он, Олег, иногда и не помнил даже, когда он ел или спал. Правду говорят, кто в сорок первом или в сорок втором году не воевал, тот настоящей войны не видел.

Разгром, лютый разгром, мрачное отчаяние сверху донизу, страшная неразбериха от постоянных прыжков по родной стране, с аэродрома на аэродром, всё восточнее и восточнее, лётчики гибли пачками, он их уже даже не запоминал, зачем, зачем рвать себе сердце, а ещё не хватало ничего, точнее, не хватало вообще всего, в наличии были только собственные руки, вот тогда оно всё и началось.

Или, наверное, началось всё же чуть позже, уже осенью, когда комполка совал ему, Олегу, в рожу свой ТТ и мрачно обещал, причём так, что ему можно было верить, что он застрелит его и застрелится сам, если только он, Олег, не предоставит ему к утру полную боеготовую эскадрилью. И дело было даже не в приказах сверху, много их было, таких приказов, дело было в том, что некому же было, кроме них некому, разнести утром что-то там такое срочное, то ли вырвавшийся вперёд немецкий танковый клин, то ли свежую вражескую переправу через какую-то нашу родную и потому очень вредную сейчас для фрицев речушку, за которой уже скопились чужие орды в нетерпеливом ожидании ещё одного броска на восток, он, Олег, тогда не запомнил точно, да и какая теперь разница?