Текст книги "Другие Звезды 2 (СИ)"

Автор книги: Артем Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7

Проснулся я в своей каюте за пятнадцать минут до будильника, очень быстро выскочив из сна. Спать не хотелось абсолютно, просто так лежать тоже, какой-нибудь аристократической томной утренней истомы у меня не наблюдалось в принципе, была лишь мгновенная возникшая жажда действий и предвкушение чего-то хорошего.

А потому лёгкое одеяло полетело вбок, к тумбочке, подушка туда же, я вытянулся во весь рост на кровати, потянулся изо всех сил и одним энергичным рывком вскочил на ноги, чтобы задать темп всему этому новому дню.

– Доброе утро, капитан, – раздался из корабельных динамиков голос Кэлпи, – как спалось? И хочу напомнить, что завтрак будет по расписанию, то есть ждём вас через сорок пять минут в кают-компании.

– Спасибо, – отозвался я, – и тебе доброе утро. И ещё – ты только не обижайся, но я сейчас наш канал связи с твоей стороны отключу, а со своей оставлю.

– Какие обиды, капитан, – засмеялась она, – некоторые ваши тайны мне и даром не нужны, секретничайте смело.

– Вот и ладушки, – я хлопнул в ладони и ткнул в интерфейсе нейрокомпа иконку приватности. Теперь я корабль ощущал, а вот он меня – нет, что и требовалось для создания атмосферы пущего уюта в санузле.

Вообще вчера вечером, по дороге домой, мы успели разобраться с настройками конфиденциальности в нашей команде, потому что-то, что было – это же ни в какие ворота не лезло. Вообще я человек довольно закрытый, а потому не люблю, когда мне лезут в душу, тем более, когда её читают, как открытую книгу.

Вчера мы это дело благополучно прошляпили, просто день был такой, суматошный и богатый на события, вот Кэлпи и выхватила моих с Олегом воспоминаний по полной, да и потом я больше смотрел и слушал, чем думал и реагировал, вот и пропустили. Ну, мы-то точно, а вот насчёт Анастасии не уверен.

Вообще такое единение душ – случай довольно редкий, и редкий он по одной простой причине – мало кто из людей, да вообще никто, если быть точным, хотел бы открыть себя кому-то другому настежь, без остатка, до самого дна, пусть даже этот другой – искусственный, и ему правда надо. Для личностного роста надо, для нарабатывания индивидуальности, там куча аргументов, и все они вроде бы веские. Да и ладно если бы просто он, этот искусственный, посмотрел на мир твоими глазами, это можно пережить, но ведь так не получается, потому что есть встроенные ограничения, есть целая прописанная процедура.

Кэлпи нам рассказала по пути домой, что они, эти искусственные, в момент такого единения начинают мощную работу по анализу, по разбору ситуации, они соотносят её со своими базами данных, со вложенными в них сценариями поведения, со всей мировой литературой, в общем, они в этот момент пытаются разобраться, что такое хорошо и что такое плохо на твоём конкретном примере, как говорится, в режиме реального времени.

И чёрт бы с ним, точнее с ней, Кэлпи я уже доверял полностью и воспринимал её как свою в доску, но ведь она же поделилась кое-чем из пережитого с другими искинами, потому что оно, это пережитое, было признано ценным, а в таких случаях твоё личное мнение никого не интересует – поработай, как говорится, на благо общества хоть так.

А потому я поступил следующим образом: оставил полное единение для аварийных ситуаций и прочих форс-мажоров, тем более что по регламенту так и предписывалось делать. Для несения же вахты и вообще нахождения в космосе или просто на корабле оставил лишь некоторые сильные эмоции и оформленные в слова мысли с желаниями, дав возможность смотреть на всё моими глазами, плюс оставил ещё полный доступ к своему нейрокомпу.

А вот для обычной жизни эмоциональное состояние и мысли убрал почти полностью, оставив только нейрокомп, поговорить друг с другом мы сможем и через него. Олег, правда, раскрылся побольше, ну да ведь он бортинженер, ему по должности положено.

И потому сейчас я смог спокойно поплескаться в личном душе, вот она, роскошь в чистом виде, смог выйти из него голым, никого не стесняясь, чтобы обсохнуть полностью уже на свежем воздухе и нормально одеться, ведь сегодня мне нужно было предстать перед экипажем при полном параде.

Заправив постельное, я открыл двери встроенного одежного шкафа и переложил на кровать свою униформу, что, как говорила Кэлпи, лишь немногим отличалась по своим защитным свойствам от скафандра. Ну, это она хватила, конечно, вещи это всё же несравнимые в принципе.

Трусы, носки и пара белья, подозрительно напомнившие мне обычные тельняшку с кальсонами, разве что на тельняшке синих полосок не было, пришлись впору и облапили тело, как вторая кожа. Мало ли, что они мне напомнили, это было последнее слово науки и техники, и всё для моего комфорта. В таком и замёрзнуть не замёрзнешь, и вспотеть не вспотеешь, и от небольших перегрузок оно тебя убережёт, компенсирует кровоток, если вдруг такое случится, и от взрывной компрессии-декомпрессии тоже, вообще функций на этом белье висело множество, от экранирующих в обе стороны до диагностических.

Паутинная ткань миллиметра два толщиной, из самой настоящей, без дураков, паутины, пронизанная дополнительными защитными сетками из других волокон, бельё это не весило практически ничего и было настолько удобным, что почти не ощущалось на теле. Да, были ещё встроенные сенсоры и датчики, всё это там было, конечно, вот только разве что собственных мозгов не имелось, мой нейрокомп справлялся.

А вот с форменным кителем, брюками и ботинками дело обстояло куда как сложнее, ведь там, кроме обилия всякого защитного и автономного, там ещё были встроенные гравикомпенсаторы, позволяющие непродолжительное время выдерживать многие и многие «же» аварийных перегрузок и ударных воздействий.

Вообще здоровский был костюм, хоть и не скафандр, правда что. От по-настоящему жёсткого излучения он, конечно, не убережёт, от мощного перегрева тоже, зато от охлаждения до космических температур очень даже, да и автономность на уровне, вшитые батареи позволяют.

Я быстро натянул на себя всё, и костюм ужался по моей фигуре, потом я включил аварийный режим для пробы и почувствовал, как ботинки, штаны и китель соединились в единое герметичное целое, на кистях рук выросли перчатки, а голову окружил какой-то несолидно выглядящий пузырь, чем-то похожий на мыльный.

Но, хоть он и выглядел несолидно, зато мог выдержать сотни атмосфер внешнего давления, можно и по ледяным планетам гулять, насколько батарей хватит, и в открытый космос выйти. Мощный мундир, чего уж там, но ведь он ещё, вдобавок ко всему, и смотрелся симпатично.

Я невольно покрутился перед зеркалом, убрав с головы защитный пузырь, и понял, что именно так и должен выглядеть настоящий космический волк будущего. Строго, солидно, и вместе с тем очень стильно, мне понравилось, разве что форменного головного убора в комплекте не шло, но это было понятно, с этим я смирился, хоть и вздохнул с сожалением. В самом деле, случись что, тут же выскакивает защитный пузырь, сбивает тебе фуражку или пилотку на лицо, вот и вертись потом, как хочешь.

Затем я с удовольствием убрал в шкаф старую одежду, вот, уже и личными вещами обрастать начал, нацепил на правую руку старые часы, мне почему-то было удобнее в сложных ситуациях искать циферблат именно на правой руке, быстрее получалось и, окинув чисто прибранную каюту на прощанье взглядом, вышел в коридор, завтракать.

В кают-компании уже гремели посудой, оттуда тянуло чем-то вкусным, но знакомым, со вчера знакомым, ещё там тихо переговаривались бортинженер с Кэлпи, ладно, понятно всё.

– Доедать будем, – подтвердил мои сомнения Олег, увидев меня на пороге и поздоровавшись просто кивком головы, – вчерашнее. Чего ты морщишься, смотри – стазис же в грузовом отсеке! Каким вчера положили, таким сегодня и достали, свежее, даже подогревать не надо!

– Да я и не морщусь, – удивился я таким заявлениям, – с чего ты взял? Интересно просто стало. А то я вдруг понял, что вообще не знаю, кто у нас за это дело отвечает, кто меню составляет, кто пищевые картриджи заказывает и вообще… Думал, подойду к кухонному аппарату, закажу чего-нибудь, да и всё на этом. А у вас тут целый пир.

– Если не понял, то напрягись, – посоветовал мне Олег, – и догадайся, кто тут и чего. Ладно, садись давай, готово всё уже.

– Я отвечаю, – Кэлпи, к моему удивлению, уселась вместе с нами, а перед ней стоял одинокий стакан с каким-то сложно заваренным чаем, но немного совсем, чисто для запаха, – у меня теоретическая база больше. Правильное питание – это ко мне. Получаю данные с ваших нейрокомпов, обрабатываю, и на их основе создаю здоровое, сбалансированное меню, интересно даже.

– Ну, – улыбнулся я ей, – всё, камень с души упал, можешь не сомневаться. Единственное, у нас привычка есть дурная, с голодных времён, доедать всё, что перед нами поставили, ты это учитывай тоже.

– В целях экономии? – тут же встала она с места, чтобы убрать, по её мнению, что-то лишнее, оно Олег не отдал, вцепившись в тарелку с вроде бы совсем свежим, как будто его только что делали, салатом.

– Не совсем, – покачал головой я, наблюдая за ними, – там сложнее всё, так с разбега и не объяснить.

– Да отдай ты! – Олег наконец прожевал кусок мяса и отвоевал тарелку, – вцепилась же! Ты, Кэлпи, между мной и моей пайкой не вставай никогда, договорились? А ты, Саня, не морочь ей голову, понял? И вообще, на Востоке, например, так принято было, сразу много разных плошек с едой на любой вкус одновременно, вот и я так же хочу.

– Договорились, – кивнула она, усевшись на место, – и понятно. Я успела сейчас посмотреть отношение людей вашего времени к еде. Могу сказать, оно очень сильно отличается от нынешних традиций, но совсем не отличается от того, как обстояло дело сразу после импакта. Буду учитывать.

– Вот вообще не удивительно, – и Олег начал наконец спокойно есть, – а удивительно то, как потомки с голода не крякнули, или от тоски не повесились, на водорослёвой-то диете, вот уж чудо из чудес. Ладно, как тебе чай?

– Очень вкусный и сложный аромат, – принюхалась она к своему стакану, – спасибо большое. И приятного аппетита.

– И тебе, – пожелал ей я и принялся за еду. Вообще мы привыкли к тому, что за едой разговаривать не следует, а следует быстро есть, потому что поговорить можно и потом, за чаем, чай упустить в случае чего не так обидно, да и допить его можно быстро.

На столе стояло всё вчерашнее, только тёплое ещё, как будто и не прошла целая ночь, так что я уже знал, что тут мне нравится, поэтому быстро накидался рисом с мясом и морковкой, двух минут не прошло, потом доел не сильно острый салат, для пущей свежести, и откинулся на спинку стула, ухватив стакан с чаем.

– Мне вот что непонятно, – признался я, посмотрев на Кэлпи, – мне цель сегодняшнего полёта не совсем ясна. Можешь просветить?

Нет, так-то всё в программе испытательного полёта выглядело логично, предписывалось нам добраться на максимальной скорости до местного газового гиганта, который в этой звёздной системе без лишних изысков назвали Зевсом, повертеться в его радиационных поясах и метеоритных кольцах, попрыгать от одного его спутника к другому, а их там было чуть меньше сотни, потом нырнуть в его атмосферу поглубже да и провести там восемь часов минимум, а лучше ещё больше, но по возможности, причём на это указывалось особо.

И вот этот минимум и эта оговорка про возможности почему-то меня удивили, так-то и ежу было понятно, что корабль способен на многое, ничего невыполнимого для корабля в этой программе нет, он годами может в такой атмосфере болтаться, разве что экипаж с ума сойдёт, а больше никаких трудностей я там не видел.

– Могу, капитан, – Кэлпи выпрямилась на стуле и сложила руки перед собой, как прилежная ученица, – и просвещаю. Сегодняшнее испытание, капитан, оно не только для меня, как для корабля, оно скорее для меня, как личности, да и для вас тоже – будем исследовать феномен отрыва.

– Ага, – про феномен отрыва я уже знал, успели просветить. Оказывается, на заре космической эры зафиксировали интересный факт: когда люди попадали за пределы земной атмосферы, то у них у всех мозги вставали немного набекрень, если только можно так назвать мягкое изменённое состояние сознания. Сначала на это не обратили особого внимания, ну ошалел самую малость человек, так ведь и понятно с чего, что тут удивительного, но потом, когда стали летать чуть дальше земной орбиты, к Луне вот хотя бы, это проявилось сильнее, и от этого уже нельзя было просто так отмахнуться.

И оказалось, что на орбите-то ещё ладно, терпимо, да и привыкнуть можно, потом даже нравиться начинает, а вот уже дальше, когда Земля в иллюминаторе уменьшается с каждым часом пройденного пути, дело принимало серьёзный оборот. Люди начинали нервничать, впадать или в беспричинную тоску, это у большинства так, или в безудержную эйфорию, это у абсолютного меньшинства, но сохранять рассудок в ясности становилось довольно трудно. В общем, дурели человеки, и дурели серьёзно, это если говорить простыми словами.

Ситуацию спасло то, что первые астронавты были солью ВВС и ВМС, все они были опытными, тренированными, дисциплинированными, обладающими железной волей людьми, осознанно пошедшими на смертельный риск, а потому они сумели взять себя в руки и со всем справиться. Хотя тут не угадаешь, вот единственный затесавшийся среди них штатский, учёный-геолог, вот он выхватил эйфорию, он же не затыкался весь полёт, до того ему всё нравилось и до того ему хотелось поделиться этим с другими. Не знаю уж, как сумели перенести это его товарищи, но сумели же, честь им и хвала, видно, и правда были они очень дисциплинированы и тренированы, даже завидно.

Так что проблема была, но всё же в нашем случае её можно было не опасаться, как по мне.

– Есть мнение, – и я пожал плечами, – что вы тут на воду дуете. Лично я корабль воспринимаю, – и тут мне пришлось развести руками и даже посмотреть вверх, – как свой родной дом. Да я планету знаю хуже, чем этот корабль! Да я себе доверяю меньше, чем этому кораблю! Да я на этом корабле хоть куда, хоть в другую галактику! Это же не те лоханки, на которых к Луне летали, в тех у меня ещё на земле паника бы приключилась!

– Спасибо, – улыбнулась мне Кэлпи, – но дело не лично в вас, капитан, и не в Олеге, в вас-то сомнений нет, да и все методики по человеческим экипажам давным-давно отработаны. Дело во мне и в нас, как в единой команде. Смотрите, я же не зря сказала про радиационные пояса у Зевса, они там настолько сильны, что обычная электроника не проработает и часа, а нам ещё придётся спуститься в его атмосферу, то есть вся связь с внешним миром исчезнет и надеяться придётся только на себя. Нет, спасательные станции на орбите Зевса висят и будут за нами следить, но всё же…

– А-а-а, – протянул Олег, – понял-понял! То есть ты у нас, красавица, до этого ещё никогда в такое не попадала? А чтобы вообще одна-одна, пока даже и речи не было?

– Именно, – кивнул ему Кэлпи, – даже в спящем режиме я всегда была на связи и осознавала себя частью чего-то большего. А все эти имитации и эмуляции самостоятельных полётов – меня-то ведь они обмануть не могут. Так что сегодня у меня будет очень трудный день, сегодня мне предстоит проверить себя в экстремальной ситуации.

– Чертовщина какая-то, – меня даже передёрнуло, – такое серьёзное дело, и такое лёгкое отношение… Идите, летите, и смотрите сами, потом расскажете, как и чего. Не, у нас в тридцатые годы примерно то же самое было, особенно в полярной авиации, там вообще чёрте что творилось, но ведь сейчас не тридцатые годы!

– Много лет назад, капитан, – Кэлпи вновь принялась нас просвещать, – общество встало перед развилкой. Тогда люди принялись осваивать свои звёздные системы, в этом была огромная необходимость, от этого зависело выживание, но в результате очень сильно возросла аварийность. Стали решать, что делать, какой принять выбор: или сильно ограничить освоение, зарегулировав его до предела, но тем самым понизить эффективность в разы, если не на порядки, или же принять осознанный риск частью рабочего процесса, вознаграждая, конечно, за этот риск до предела.

– Сильно же вас припекло, – присвистнул Олег, – если уж прямо так вопрос ставили.

– Сильно, – кивнула Кэлпи, повернувшись к нему, – выживание всей оставшейся цивилизации – это не шутки. Но приняли, как вы можете догадаться, второй вариант, и это необратимо изменило общество. Ну же, вам ведь вчера Анастасия всё это рассказала, вот и соотносите существующий порядок со своими действиями, привыкайте и поменьше удивляйтесь.

– Понятненько, – вздохнул Олег и вдруг, приняв картинную позу, начал декламировать загробным голосом, как плохой актёр в плохом театре: – Плавать по морю – необходимо! Жить – не так уж необходимо!

– Именно! – обрадовалась Кэлпи, – именно! Не в бровь, а в глаз! Древний Рим достиг своего могущества именно на этом постулате, и у них тоже многое было завязано на личный авторитет каждого конкретного человека, так что вам есть с чем сравнить!

– Ладно, – я что-то для себя понял, но спешить с выводами не стал, а посмотрел на часы, – ровно семь, время отправляться в плавание, дорогие аргонавты.

– Вот вообще не угадал, Саня, – тут же прицепился ко мне Олег, – аргонавты – это сильно раньше было.

– Да наплевать, – я встал из-за стола и перешёл на командный тон, показывая, что шутки кончились, – цели определены, задачи поставлены, за работу, товарищи!

Глава 8

Мы быстро прибрались в кают-компании, причём Олег безжалостно выкинул в утилизатор недоеденное, я даже удивился, нормальное же, даже не в стазис его, а в простой холодильник поставь – и ещё два дня есть можно будет, но спорить не стал. Сам приготовил – сам выкинул, имеет право, в конце-то концов, есть у нас сегодня дела и поважнее.

Так что я появился на мостике первым, и первым же уселся в своё капитанское кресло, подключившись к кораблю напрямую через свой нейрокомп и сняв для Кэлпи кое-какие ограничения в нашем с ней канале связи. Почему кое-какие – так ведь испытательный полёт это всё же не аварийный режим, хватит и этого, а затаённые мысли мои и не сильно выраженные эмоции читать ей не стоит, потому что лучше не будет, а вот хуже может стать запросто.

– Доклад о готовности, – я даже не стал ждать, когда Кэлпи займёт кресло второго пилота слева от меня, я ещё вчера сумел понять, что эта рыжеволосая девушка в зелёном платье, сшитом наизнанку, что она, конечно, умница, красавица и вообще своя в доску, но она всего лишь проекция, всего лишь тень, всего лишь аватар той самой, настоящей Кэлпи, которая физически находится двумя этажами ниже и которая, собственно говоря, и есть весь этот корабль.

Доклад был подан мне мгновенно, и я ошеломлённо присвистнул от осознания того, какая прорва работы была проведена за то время, что мы пили чай и трепались в кают-компании. Ладно техническое состояние корабля, это епархия Олега, туда я сильно не лезу, тем более что там всё в порядке, но ведь она же успела провернуть все предполётные процедуры со всеми нужными инстанциями и в результате чего разрешение на вылет было уже у меня на руках.

Вообще вся эта система, когда любая штатная единица постоянно была на связи и в сети, определяя себя и своё состояние для остальных ежесекундно, мне очень понравилась. Не нужно было ни перед кем специально отчитываться, например, Баринов знал, что мы сейчас делаем и не лез с вопросами и наставлениями, ему нужен был только результат, все остальные желающие, вроде Анастасии, тоже, мало того, эта система работала и в обратную сторону, показывая нам всю картину целиком.

И от этого возникало странное ощущение свободы, но не свободы одиночки, как у охотника во враждебном зимнем лесу, а свободы в обществе равных, когда ты можешь действовать так, как считаешь нужным для дела, не опасаясь окриков сверху, хотя и отвечать за всё тебе придётся тоже самостоятельно. Здоровское ощущение, если честно.

Я ещё раз просмотрел полётное задание и вдруг понял, что Кэлпи хочет мне что-то сказать, но чего-то мнётся, чего-то стесняется, удивительно даже. И поглядывает слева как-то странно, и на уровне нейрокомпа что-то такое чувствуется тоже.

– Замечания, пожелания, – пришёл я ей на помощь, – претензии или просьбы с предложениями у экипажа есть?

– Есть! – Олег в ответ на такое лишь отмахнулся, он был занят, а вот Кэлпи обрадовалась, – есть! Предлагаю выйти на низкую орбиту и на ней задержаться, а вместо обзорного экрана вырастить настоящий иллюминатор и посмотреть на планету глазами, вживую.

– Можно, – ответил я, – а зачем? Основание какое? Просто из любопытства? И прямо иллюминатор надо?

Нет, мне и самому очень хотелось так сделать, но я опасался, что это сочтут ребячеством, мол, есть полётное задание – вот и выполняйте его, а болтаться без дела в ближнем космосе и без вас есть кому.

– Знаете, капитан, – и Кэлпи развернулась ко мне вместе с креслом, – в первый полёт у меня не получилось осознанно посмотреть, да и у вас тоже. Между тем давным-давно установлено, что наблюдение за родной планетой с низкой орбиты меняет личность, особенно в первый раз, причём в лучшую сторону. Появляется чувство причастности ко всей вселенной, к красоте этого мира, и за счёт этого повышается мобилизация внутренних ресурсов вместе со стрессоустойчивостью и ещё много чего хорошего происходит. Вчера я что-то такое почувствовала, но мне не хватило, очень быстро было всё, в вот сегодня… В общем, если есть возможность повысить свои шансы перед испытанием – было бы глупо их упускать. Да и потом, ну разве же вам самим не интересно?

– Ты знаешь, мне тоже вчера не хватило, – признался я ей, – так что выращивай иллюминатор и будем смотреть, вот сколько тебе надо, столько и будем смотреть. Олег, ты как?

– Я только за, – ответил он, – да и красиво же, чёрт побери. А уж когда под это дело научную базу подводят, то совсем хорошо получается, так что почему бы и нет.

– Решено! – кивнул я и отдал Кэлпи команду, – давай, отращивай себе иллюминаторы, причём чем больше, тем лучше.

И обзорный рабочий экран, что занимал всю стену перед нами, тут же утянулся вправо и влево, на его месте выросло огромное окно со стеклом в мою ногу толщиной, хотя никакое это было не стекло, а уж какой вид на космодром нам открылся – и не передать.

Вниз градусов на тридцать, вверх на шестьдесят, ходовую рубку тут же залило солнцем, а по бокам окно уходило далеко влево и вправо, загибаясь по внешним обводам корабля, так что сбоку набок были все сто восемьдесят, не меньше. Примерно так в наше время и представляли себе космолёты будущего, чтобы и иллюминатор огромный был, через который надо было смотреть, куда рулишь, и кресла перед ним адмиральские, способные проглотить человека целиком, разве что обилия рычагов, стрелочных циферблатов и мигающих лампочек не было, ну да оно и к лучшему.

– Доложить о готовности к полёту, – я видел, что и у Кэлпи, и у Олега, да и у меня самого всё было готово, на обзорном навигационном экране, что я вырастил перед собой сам, нам были открыты несколько свободных коридоров для старта, иконки и алерты дополненной реальности, проецируемые на мою сетчатку, тоже говорили о том, что всё в порядке, мой нейрокомп начал работать в плотной связке с вычислительными мощностями Кэлпи, а она уже смотрела моими глазами, резко усилился радиообмен, космос перестал быть пустым, открыв для меня все свои дороги и вектора движения – и я понял, что можно взлетать.

– К полёту готов, – доложился Олег справа, ему вторила Кэлпи и слева, голосом, и через нейрокомп, по корабельной сети, так что я принял доклады и почувствовал, как кресла тут же обтянули нас ремнями безопасности, а под мои руки, в районе кистей, поднялись и уткнулись в ладони две полусферы управления, что могли заменить собою здесь всё.

Теперь я снова чувствовал себя не пилотом корабля, наоборот, это корабль стал частью моего тела, моей души, я снова позволил ему целиком ощущать мои желания и намерения, мне снова не нужно было втыкать в приборы, как не нужно никому ощупывать себя и следить за своими руками и ногами при ходьбе, и вот тут я понял, что режим полной функциональности достигнут, можно приступать.

– Взлёт, – скомандовал я, решив поднять корабль как можно плавнее и аккуратнее, орбита орбитой, но почему бы не полюбоваться облаками и океаном, почему бы не рассмотреть столицу и весь архипелаг, если есть такая возможность, вот, я даже и наклоню его немного иллюминатором вниз, гравикомпенсаторы позволяют нам летать хоть вверх ногами – сила тяжести и её направление на борту не меняются абсолютно, вне зависимости от вектора движения.

И вот уже я сам смотрел во все глаза на уходящую вниз планету, причём я воспринимал её почему-то как свою родную Землю, только другую, из будущего, а корабль, влившись в общее движение на низкой орбите, потихоньку поднимался всё выше и выше, и мне почему-то казалось, что вот так, в настоящем, прозрачном иллюминаторе, «Надежда» выглядит много лучше, много красивее и загадочнее, чем вчера, через проекцию на обзорном экране, это была уже какая-то магия, планета была настолько прекрасна и восхитительна, что у меня перехватило дыхание.

Не знаю уж, поменялась ли в этот момент моя личность и в какую сторону, как обещала Кэлпи, но то, что я испытал сейчас, было похоже на тот февральский день тридцать шестого года, когда я впервые поднялся в воздух на открытом двухместном биплане У-2 с аэропорта Дзёмги.

Был лютый мороз, на мне была глухая кротовая маска, защищавшая лицо, и наледь на лётных очках, и комбинезон с унтами и меховыми перчатками, и глухой шлем, и парашют под задницей, и вообще из всего этого наружу торчали лишь две моих ноздри, но это не помешало мне принять и ощутить полёт всем телом, и чуть не задохнуться от восторга, вот тогда я, наверное, действительно изменился как личность, потому что в воздух поднялся один Саня, а приземлился уже другой, что-то понявший и решивший для себя окончательно.

Инструктор, помню, тогда летал со мной много больше обычного, он промёрз насквозь, это был не первый его полёт в этот день, он успел устать и проголодаться, время шло к ранним сумеркам, но, оглядываясь на меня, застывшего в задней кабине, он сумел что-то понять и рассмотреть в моих глазах, а потому не спешил на посадку.

Он тогда вдоволь повозил меня и по коробочке над взлётной полосой, и над Амуром, ведя машину ниже крутых сопок правого берега, чуть ли не задевая законцовками крыльев верхушки деревьев, и над городом, и за солнцем, и от него, он даже повиражил чуть-чуть, совсем немного, чтобы мне плохо с непривычки не стало, но он сумел родить в тот день нового фанатика неба, а уже на земле, умело отгавкиваясь от взбешённого распорядителя полётов, лишь очень довольно хлопнул меня по плечу, не дожидаясь никаких ответных слов, они ему были не нужны, да и доволен-то он был не мной, а тем, что он сумел со мной сделать.

Вот и я сейчас хотел отдать этот ни разу не забытый мною в работе с новичками долг, я хотел помочь Кэлпи, я хотел показать ей, как это прекрасно, пусть даже она – самый мощный звездолёт будущего, а я – всего лишь пилот деревянных этажерок прошлого, чудом попавшего на её капитанский мостик, но у меня получалось, и я это почувствовал, потому что мы были на одной волне, тьфу ты, точнее, в одной корабельной сети.

Мне самому уже не нужна была «Надежда» в иллюминаторе, хватило и вчерашнего, и того, что случилось со мной почти восемь лет назад по моему личному времени, я уже всё решил для себя окончательно и бесповоротно, но нужно было помочь Кэлпи проникнуться, и она проникалась, да что там Кэлпи, вон Олега тоже пробрало неслабо, даже рот открыл.

Я аккуратно, не привлекая внимания этих двоих, вёл корабль своими силами кормой к солнцу, задом наперёд по направлению к траектории движения, сместившись к северному полюсу, и вот мы увидели в иллюминаторе долгий в полярных широтах закат, там ещё и сияние красочное нарисовалось, как по заказу, а потом, развернув корабль, мы встретили быстрый, мгновенный рассвет, а Кэлпи всё никак не отмирала, она лишь считывала моё состояние, положившись на меня полностью, да зачарованно смотрела вниз и вперёд. И глазами своей мобильной платформы смотрела, и моими собственными, и сенсорами, локаторами и датчиками корабля, всем смотрела, чем только могла.

Наверное, как и вчера, у неё в этот момент что-то там росло в мозгу, какие-то связи, только нужные и правильные, да и не у неё одной, у Олега вон тоже, по ходу. Для закрепления результата я повёл корабль к югу, к экватору, чтобы ещё одной ночью полюбоваться на огни какого-то островного города, да на вспышки молний рядом с ним, что били и вверх и вниз, расцвечивая собой плотные, густые облака, потому что там, чуть южнее, над архипелагом бушевала мощная гроза.

– Спасибо, – наконец, когда я намеревался встречать ещё один рассвет, негромко сказала мне Кэлпи, – спасибо, капитан. Я поняла, я всё-всё поняла. И сейчас, и тогда, в феврале тридцать шестого, вместе в вами.

– А… – только и смог сказать я, поняв, что она поймала это моё воспоминание, – чтоб тебя! Да как так-то, я же не включал полное слияние!

– Не включали, – подтвердила Кэлпи, – просто вы подсознательно и очень сильно хотели поделиться со мной этим своим воспоминанием, и у вас получилось. Так что или привыкайте к этому или учитесь контролировать себя, все методики есть в вашей личной учебной библиотеке, на вашем же нейрокомпе, точно знаю, сама их туда положила.

– Придётся, – вздохнул я, – сам виноват, значит. Но ты же понимаешь, Кэлпи, что есть в моих воспоминаниях и такие, которыми не хотелось бы делиться ни с кем? Вот зачем ты хватаешь от меня всё подряд? Я тебе сейчас признаюсь, как на духу, есть в моей душе парочка таких воспоминаний, которые я хотел бы забыть, очень плохих, очень стыдных, не нужны они мне, а если ты в них окунёшься, то и тебе хуже будет, и я уже не смогу, наверное, на одном корабле рядом с тобой находиться, вот прям не смогу, и всё тут! Что тогда?

– Да какое там парочка! – поддержал меня Олег, – у меня, к примеру, много больше! А ведь есть ещё и интимные! Тебе что, очень интересно будет посмотреть, как я в первый раз на бабу залезал, что ли?

– Принято, – кивнула нам нимало не смутившаяся Кэлпи, – и понятно, что вы не совсем ещё освоили протоколы внутренней связи. Эта проблема давным-давно решена, у меня стоит фильтр, отсекающий подобное в самом начале, без погружения, так что можете быть спокойны. Ну, разве что вы сами не захотите чем-нибудь таким поделиться…

– Вряд ли, – облегчённо выдохнул я, – фильтр, значит. Это хорошо. Фу-х, даже полегчало… Ладно, проехали. Ну, экипаж, как вам любование планетой, понравилось?