Текст книги "Исповедь палача (СИ)"

Автор книги: Арсений Меркушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Все что оставил после себе Штепке – были жена с ребенком, небольшой домик на Слепнянке (пригород Минска), да сундучок с черновичками и записями, вынесенный на чердак того же дома.

К его кенотафу (кенотаф – могила без тела) на Чижовском кладбище несколько лет приносили цветы, – как обычно: сначала обильно, потом реже, а потом – только раз в году. О маленьком человечке забыли на долгие годы и десятилетия.

А Прометей, в которого так верил Штепке прожил еще около 30 лет. Правда, за это время он умудрился растерять тот божественный огонь, который он украл у Богов Олимпа, обрюзгнуть и пристраститься к зеленому нектару олимпийцев. Прометей – брюзга, Прометей, решивший что „давайте будем просто жить”, Прометей без божественного огня – такой Прометей Богам не был страшен.

Титан забыл, что лишь божественный огонь делал его опасным Богам.

А еще он захотел вернуться на Олимп, – подальше от людей и поближе к Богам и к их зеленому нектару.

Прометей забыл, что он все же не бог, а титан, а еще то, что боги никого не прощают и ничего не забывают.

Все таки мифы не врут, – ибо они по своей сути архетипичны: титан, потерявший божественный огонь был закован в цепи. Ну а за орлом который начал каждый день поклевывать печень титана – дело не стало.

Этот орел принимал разные личины, и действовал по разному. Он мог по тупому давить напрямую, требуя себе дневную порцию живой плоти в виде уступок, раскрытия секретов, сдачи позиций, или обмена невосполнимых ресурсов страны не зеленый нектар долларов, а мог действовать и иначе.

Мало кто знает что, что настоящее имя американского инвестора и финансиста Джордж Сороса – Тивадар Шварц.

Имя Тивадар в переводе с венгерского означает „подарок Бога”, а фамилия Шварц – „черный”.

Дар Темного Бога – так тоже можно было истолковать его первое имя.

И если страна, в которую верил и которой служил покойный Штепке – была Прометеем, то на роль орла-стервятника Джордж Сорос подходил идеально, – на очень хищного и умного орла.

Крики и стоны жертвы не должны были мешать трапезе, а потому рот ей нужно было чем-то занять.

Чем? – Божественный нектар и амброзия, гранты и фонды, гуманитарная помощь или что-либо еще. Одной своей когтистой лапой этот стервятник закрывал рот поверженному титану – подачки в виде грантов и премий вполне себе подходили для такого, а второй – разрывал печень и выклевывал оттуда самые вкусные и лакомые куски.

Купить в то время, чью то кандидатскую, или докторскую диссертацию, техдокументацию к изобретению или ноу-хау, которая лежала в архиве за 100–200 долларов было даже немного расточительно. Часто эмиссары Сороса давали чуть больше, но уже не за штучной товар, а за объемы – коробки, баулы и саквояжи, – не за штуку, и даже не за вес, а за объем.

А дальше по не слишком сложной цепочке полученный материал переправлялся в один из небольших городков США. – В Ленгли…И там, в Научно-технический директорате одного из ведомств ЦРУ полученные баулы разбирались, сортировался и анализировался. – Никоторые папки или кейсы сразу же уходили. нет, не наверх, а скорее вперед и в дело с пометкой „Hot”, что говорило о том, что деньги налогоплательщиков Североамериканских соединенных штатов потрачены не зря.

Чуть реже на папки ставилась пометка „Gelt”, то есть золото.

Но «Hot» и «Gelt», ставились не так уж и часто. Куда как с большей остепеню вероятности на папку могло быть поставлено клеймо „DC” – аббревиатура от слов дохлая корова.

Впрочем, даже один «Hot» или «Gelt» окупал затраты на приобретение пары сотен „дохлых коров”.

Почему же та страна, которую сейчас грабили и добивали, позволяла пылиться в архивах сотням и тысячам успешных работ, дипломов, патентов, диссертаций и патентов?! Косность и неповоротливость режима? – Слишком общий ответ. На самом деле могло быть по-разному.

Гениальные изобретения, открытия, ноу-хау или патенты – они пылились на полках вовсе не потому, что ученые были косными ретроградами, а потому, что то не было средств профинансировать тут и сейчас потенциально перспективную разработку или исследование.

Или это мог быть и саботаж на местах, когда новое изобретение требовало полной реконструкции завода и обновления оборудования. А с точки зрения директора завода, который производил свои шарикоподшипники или еще какие то бурбуляторы на стареньком, давно себя амортизировавшем (то есть окупившем свою стоимость), но еще работоспособном оборудовании, – для такого деятеля смена оборудования была как нож острый. Ведь совсем не факт, что все пойдет хорошо, и линия сразу заработает. Но вот себестоимость продукции подскочит сразу же, а значит и прибыль упадет. А оно ему надо?

А еще это могла быть и забота о трудящихся. Ведь тот же отказ от ночных смен потребовал уже не одного станка, на котором будут работать посменно рабочие Иванов в дневную, и Петров в ночую, а двух станков, на которых днем будут сверлить и резать металл два этих пролетария. А значит, станок Петрова будет изнашиваться в два раза медленнее, и свои 20 тысяч часов он отработает не за 5 лет, а за все 10. А значит, что и обновление станочного парка будет идти в два раза медленнее.

Было еще множество других причин, по которым папки с индексами «Hot», «Gelt» не обратились лет 30 назад в металл станков, химию медицины или просто не стали очередной ступенькой для новых научных прорывов или открытий.

Да, сейчас они были изрядно побиты молью и устарели, но сами идеи, подходы, новаторские предложения могли быть бесценны.

Порою случали и курьезы, когда русскоязычные аналитики встречали свои работы, написанные ими лет 10 или 20 назад.

Очень часто на папку вместо «Hot», «Gelt» или «DK» ставиться клеймо „2h” – сокращенное от „half to half”, что на сленге исследователей значило – ни то, ни се.

Потом „2h” рассматривали повторно, и, как правило, после более внимательного анализа, папка „2h” становилась дохлой коровой, хотя бывали и исключения.

Но иногда специалисты анализировавшие папки «2h» затруднялись с оценкой, – такой неоднозначной была работа, труд или патент.

И тогда на папку ставился знак вопроса «?», и их откладывали на-потом.

За несколько лет работы проекта «Жатва» таких папок со знаком «?» накопилось немало и с этим нужно было что то делать.

Можно было конечно всем присвоить статус «дохлой коровы», но это грозило неприятностями, если подобная халатность вскроется. И потому Иоганн Мюллер, как истинный бюрократ, решил переложить ответственность со своих плеч на экспертов.

Но что делать, если существующая группа экспертов не может дать ответа? – Значит надо ее расширить. Что и было сделано. На короткий срок были привлечено еще несколько высоколобых умников, и работа вновь закипела.

За считанную неделю большинство папок сменило знак вопроса на дохлую корову, еще пара получили статус «Hot», или «Gelt».

Но был еще один кейс. Квалификации имевшихся специалистов не хватало, что бы дать ему грамотную экспертную оценку, и группа была на короткое время расширена – два физика из Принстоновского университета должны были дать заключение по содержимому.

К удивлению Мюллера специалисты не сподобились на вразумительный ответ, а попросили более квалифицированного переводчика, и времени, и помощи других коллег и экспертов.

А еще через несколько дней к знакам «Hot», «Gelt», «DK» и «?” – добавился еще один – больший восклицательный знак, пока что в единственном числе.

Тогда же первый раз и было произнесено имя „Маэстро”.

Интересы исследователя и, скажем так, конечного потребителя – очень различны. Если конечный потребитель довольствуется готовым E=MC2, то для специалиста не менее важно доказательство – почему так, а не иначе.

Но для подлинного человека науки, настоящего ученого, важен не только результат, вернее тропинка – доказательство проложенная в густом лесу поисков, ошибок, ложных допущений и предположений.

Для ученого – этот лес тоже очень важен, – он дает возможность не тратить время и сил там, где коллега уже успел поработать.

У группы, получившей рабочее название „Наследие маэстро” были выводы Штепке, были обоснованные доводы и расчеты, но не было его архива. Но это вовсе не значило, что его не могло быть вообще.

Да, маэстро покинул этот мир несколько десятков лет назад, да, у него были родственники возможно уже несколько раз сменившие место жительства и выбрасывающие ненужный с их точки зрения хлам…

Иоганн Мюллер был бюрократом и чиновником, что вовсе не есть синоним слов дурак и ретроград, как считают многие. А проект «Жатва» давала настолько хорошие результаты, что к мнению его руководителя стоило очень внимательно прислушаться. И его мнение о важности наследия маэстро было услышано и принято к сведению.

Это была обычная операция, не самая сложная, но достаточно деликатная. Агент вовсе не был негром на лыжах и в ушанке, сброшенным на парашюте прямо в центр Минска, а обычным уроженцем Гомеля, правда, уехавшим в США около 10 лет назад. – Местной агентуре столь деликатную операцию решили не доверять.

Молодой оболтус Ваня, приходившийся внуком тому, кого сейчас называли маэстро, был, несомненно, хитрым, ловким и сообразительным парнем двадцати трех лет. Но не очень умным. Такое бывает. Уже пару лет, сразу после окончания ВУЗа, он жил в этом доме – в их родовом гнезде. Мать же, отец и младший брат остались жить в квартире, которую им выделили еще лет десять назад.

Ну а Яков Самуилович, так звали его гостя, оказался вполне приятным в общении человеком. Он не отвечал вопросом на вопрос, не скрывал, что он ищет, и что ему нужно от Вани. А еще предлагал вполне реальные деньги. Такая простота и открытость были вовсе не экспромтом Якова Самуиловича, а результатом тщательной аналитики агента – у кого может быть то, что заказчик назвал наследием маэстро, и как с потенциальным наследником нужно вести дело.

А еще Яков Самуилович был не очень щедр. При бюджете операции в несколько тысяч долларов он предложил Ване за все бумаги деда, какие найдутся, всего пару десятков бумажек с портретом 7-го президента США Эндрю Джексона. Сделал он это вовсе не от скупости, а исходя из жизненного опыта. Большая сумма можете насторожить, внушить недоверие или опасение что или обманут вообще, или по окончании расчетов сделают что то нехорошее. Агент прекрасно понимал особенности мышления этих непуганых идиотов: предложи лаборанту вынести с завода чертеж в обмен за 1000 рублей, и можно быть уверенным, что объект разработки ломает в 1-й отдел писать закладную. Ну а вот если в теплой беседе попросить его за бутылку доброго коньяка и накинуть сверху еще рубликов 25, то с высокой степенью вероятности нужная схема будет вынесена из лаборатории.

Потому и предложил он такую смешную сумму в 400 долларов США за все бумаги „маэстро”, которые найдутся, вполне осознанно.

Даже сто долларов в январе 1992 г. на территории республики Беларусь были серьезными деньгами. За них, например, можно было купить около 2000 литров бензина или 300 бутылок водки.

Человек же имеющий в четыре раза больше американской валюты долларов мог позволить себе гораздо большее. Например, купить нормальную квартиру в пригороде Минска, и даже немного ее обставить.

Для молодого парня возможность сменить бабушкину халупа на свою и нормальную квартиру – была давней мечтой, и предложение, сделанное ему Яковом Самуиловичем было принято с восторгом.

30 серебряников, за которые Иуда продал Христа, на самом деле по ценам начала 1-го века, были солидной суммой. Их как раз хватало, чтобы купить участок земли и дом в городской черте Иерусалима.

Но Ваня учился не на историка, а на медика и цены начал 1-го века новой эры на территории риской Иудеи ему были неинтересны.

Важным было иное – Яков Самуилович вышел на него в очень удачный момент, когда он был тут один, а значит и отчитываться перед родней откуда появились у него эти самые 400 долларов было ненужно, равно как сообщать, что старый сундучок на чердаке с пожелтевшими от времени записями и тетрадями покойного деда – теперь стоит пустой. Тут он смог обхитрить и родителей, и брата со сводной сестрой, и даже Якова Самуиловича.

Да, Ваня был довольно хитрым и изворотливым молодым человеком. Но в поединке ума и хитрости, опыта и изворотливости, победа, как правило, остается за умом и опытом.

Возможно, узнай Ваня, что покупатель имел гораздо больше денег для выкупа архива, он бы разозлиться, решив, что посредник присвоил оставшуюся сумму себе. И был бы неправ. Яков Самуилович был не только умным, но еще и честным человеком. Честным – перед своими работодателями. А потому ни одного лишнего цента себе он не взял.

Ну а тот факт, что молодой человек согласился продать сундучок с бумагами деда сразу, не попытавшись связаться с родственниками, или хотя бы известить их, – многое говорило о его моральном облике и честности. Если он с ходу решил кинуть своих родственников, – так можно ли ему, Якову Самуиловичу, быть уверенным что честны и с ним? – Нет, конечно! Но в принципе это было не так уж и важно.

Когда несколько дней спустя после визита покупателя дедушкиной макулатуры в ворота его дома постучали, Ваня увидел молодую девушку с папкой в руках. Шел дождь, и летнее платье на ней было совсем мокрым и очень удачно облегало ее фигуру, а еще был вечер, и девушка выглядела очень растерянной. И она была очень красива.

Как джентльмен Иван просто не мог не пригласить ее в дом, как радушный хозяин он не мог не предложить ей чаю или чего покрепче, а как молодой мужчина Иван не мог не попробовать пойти дальше, чем это дозволено приличиями…

Клофелин тогда только входил в моду, и случаи передоза были редки, да и люди, которым Яков Самуилович заплатил оставшиеся 2600 вечно зеленых, были профи.

В сущности все переговоры с Иваном Викторовичем Штепке были ему нужны что бы убедиться, что архив существует, не потерян, и не сдан пионЭрами в макулатуру.

А как человек умный, опытный и недоверчивый он прекрасно понимал, что молодой человек, который пытается надуть родственников не может не попытаться надуть и его.

Похитители особо не церемонились – паяльная лампа и плоскогубцы давали вполне вменяемые результаты в короткий срок. Уже примерно через 10 минут с начал дознания, если его можно было так назвать, Иван назвал место, куда перепрятал часть содержимого дедушкиного сундука.

Зачем? – Ну, если нашелся один покупатель, то ведь мог найтись и другой.

Добровольное признание вовсе не вернуло парню свободы. На его вопрос – почему? Ему так же логично ответили, что если он обманул один раз, то может обманывать и сейчас, и что то припрятано еще, где то.

Ивана обнаружили ближе к утру следующего дня на трассе Минск-Гомель. – Он был еще жив, и его удалось откачать, пусть и с трудом. Хотя внутренние органы Ивана Штепке были не повреждены, но люди, нанятые Яковом Самуиловичем, были проинструктированы получить 100-ю % гарантию того, что части архива больше нигде не спрятаны, а с паяльником работать они умели…и постарались отработать гонорар.

Когда от болевого шока у парня упало давление – его посчитали мертвым, и просто выбросили из трейлера, где происходило дознание на дорогу.

Впрочем, это было уже не столь существенно. Гораздо более важным было то, что ученые и специалисты из проекта «Жатва» получили доступ к архиву Штепке.

Третье. Осколок прошлого. Мужчина и женщина. – Примерно за 10 лет до конца света.

Он снова родился. Родился, что бы в который раз прожить свои несколько часов, то, медленно умирая, то, возрождаясь, а потом снова с криком и рычанием сгинуть – до следующего раза.

Это был зверь. Зверь не думающий, не мыслящий, но живущий лишь чувствами, остро переживающий радость своего бытия. Зверь о двух спинах.

Вот уже множество раз на протяжении почти двух месяцев мужчина 35 лет, и женщина лет на 8 старше его забывали в этой комнате свое Я, свою самость и сливались во что-то единое, стонущее и кричащее, становясь на несколько часов как будто единым существом.

Была ли это страсть? Или любовь? Или что-то еще? Любовники и сами себе не могли ответить. Но мужчина и женщина прекрасно понимали, что у них нет не только общего прошлого, но, скорее всего, и будущего – слишком разные они были – и по возрасту, и по должности, и по положению в обществе. Но есть тут и сейчас, и от этого «тут и сейчас» надо было взять по-полной. Они и брали.

Не было ухаживаний, не было объяснений, но что-то заставило его тогда обратить на эту, внешне скромную, неброско одетую женщину свое внимание. В первый раз это случилось еще тогда когда он только просматривал дела сотрудников для предоставления им допусков и перешел к ее про-файлу. А потом, за несколько недель до старта проекта, он впервые заговорил с ней, услышал ее чуть хрипловатый от курения голос, почувствовал запах исходивший от ее волос – едва ощутимый, но такой для него притягательный. В течение последующих месяцев он не раз сталкивался с ней, стараясь при этом держаться ровно, по-рабочему и ничем не выдавать своего желания.

А два месяца назад он постучал в ее номер по абсолютно надуманному поводу…и остался на ночь. Все случилось как то само собой – поданная рука, что бы помочь встать ей с глубокого дивана, неловкая пауза, их взгляд глаза в глаза и почти синхронный шаг навстречу друг другу.

Тогда он ушел под утро, уже зная, что через двенадцать часов снова тихо постучит в дверь ее номера. И ему откроют.

Но мужчина не был дураком, влюбленным прыщавым юношей, или неудачливым любовником, ищущим понимания опытной женщины. С этим у него как раз все было в порядке. Но тут и сейчас они «совпали», как сам мужчина называл эти странные и такие мучительно приятные отношения. Других эпитетов, несмотря на свой большой словарный запас, мужчина подобрать просто не мог.

Ни он, ни она не отваживались назвать их отношения любовью – или сами еще не знали, или знали, но боялись признаться самим себе. Но все-таки это было гораздо большее, чем просто секс или страсть. Ему не хотелось от нее уходить, да и она его не отпускала, часто предлагая остаться до утра.

Когда же у нее наступали дни, он мог просто зайти к ней, что бы провести вдвоем несколько часов, приготовив ей лапшу по-пекински по своему рецепту, или просто болтая ни о чем. Ему было с ней хорошо. Ей тоже.

«п.4.6.Сотрудник Проекта «Темпос» должен воздерживаться от каких либо взаимоотношений с коллегами по работе, кроме деловых и дружеских.

Более тесные отношения между сотрудниками не возбороняются, но признаются не желательными и не одобряются.

П.4.8. В случае, если сотруднику проекта «Темпос» станет известно о фактах установления подобных нежелательных отношений между лицами участвующими в проекте, и скрывающим это, он должен незамедлительно поставить в известность об этом Заместителя руководителя проекта ответственного за подбор персонала и поддержание психологического климата и Руководителя службы безопасности проекта.» – Эти два пункта из должностной инструкции она зачитала ему по-памяти, с деланной монотонностью и едва сдерживая улыбку, на третью или четвертую ночь, когда отдышавшись от часовой скачки, они что-то жевали, переговариваясь и набираясь сил перед новым заездом. И они тогда оба засмеялись – почти как дети. Ведь, если следовать должностной инструкции, то проинформировать «лояльный сотрудник» об их связи должен был их самих. Ну, что бы они знали, что спят вместе. Это было даже забавно.

А проинформировать лояльный сотрудник должен был его – Чжана Мин, временно исполняющего обязанности руководителя службы безопасности. И ее – Маричку Ван Гутен – главного психолога проекта.

Она закурила, и мужчина чуть заметно поморщился – он не любил курящих, и особенно курящих женщин. Маричка это знала, но курила, словно провоцируя его.

Уже шел 3-й месяц их служебного романа, уже прошла первая страсть, но ему все так же хотелось близости с ней. Причем во всех отношениях, а не только в сексе.

– Кажется, у них таки получилось. – Он лежал на спине, заложив руки за спину и глядя в потолок.

Фраза была абсолютно дежурной. В перерывах между сексом они любили поболтать о разном – в основном о работе, обсосать коллег, или о чем то еще – важном и не очень..

Любовники прекрасно знали об успешном проколе, как в «Темпосе» называли свой 20-й или 30-й по счету эксперимент, и что произошедший пуск контура несколько дней назад, наконец-то стал удачным.

Прорыв, прокол, перенос – ЭТО называли по-разному.

В возможность ЭТОГО верили.

На это надеялись и на это давали деньги.

Но успех все равно был неожиданным. Неожиданно быстрым и легким.

Нет! Конечно же, было ясно, что впереди еще титаническая работа и не менее титанические траты. Но все-таки! Все таки это был первый реальный успех – успех, измеряемый всего в несколько наносекунд, но и эти крохотные крупицы времени доказывали, что «Темпос» движется в правильном направлении, а каждый новый шаг будет даваться легче, чем предыдущий.

Они оба не были техническими специалистами, прямо отвечающими за успешность или неуспешность проекта, но изрядная толика бонусов, премий и прочих радостей, теперь должна была пролиться и них, как на лиц причастных к этому успеху.

– Нет, она куснула его за мочку уха. – Получиться у них где то через неделю. или две. Пока не знаю.

– Это как?

– Ну, ты будто не понимаешь, как это бывает. Вроде бы взрослый мальчик. Давай на примере поясню.

– Давай.

– Ну, вот хочешь ты. Ты – это страна А. Так вот хочешь ты, страна А, заключить со мной, со страной Б, договор о беспошлинной торговле. И в результате и твои, и мои юристы, и экономисты несколько месяцев скрупулезно вычитывают договор и собачатся об исключениях, квотах и прочем.

– И?

– Ну а через несколько месяцев президент страны А совершенно случайно, как бы между делом, в ходе дружеского визита, предлагает президенту страны Б, подписать торговый договор.

– Понял. Короче говоря – финишная красная ленточка на соревнованиях должна разрываться в присутствии высоких сторон? Даже если она до этого уже была разорвана.

– Умничка!

– Ты хочешь, что бы я тебе помог?

– Не мне, а нам. Ты ведь меня понимаешь? Решать тебе. Но было бы неплохо узнать, кто будет присутствовать при показательном эксперименте.

– Попробую. Но, ты же понимаешь, только в определенных границах?

– Другого я от тебя и не прошу. – Она улыбнулась и погладила его по груди. – Ты отдохнул?

– Есть немножко.

– Тогда сделай мне хорошо. Ты ведь знаешь как.

Мужчина щелкнул пультом выключателя и прижал женщину к себе. Делать ей хорошо он любил в темноте.

А два дня спустя снова был тихий стук в дверь ее комнаты. И снова тихая и скромная Маричка Ван-Гутен превращалась в женщину-вамп, выпивающая его жизненные соки и энергию. И снова на ее кровати рождался зверь.

Это была суббота, а воскресенье для участников проекта вот уже какой месяц был традиционным входным. И поэтому любовникам было некуда спешить.

Они уснули ближе к полуночи.

А затем наступило прекрасное субботнее утро: их пробуждение окончившееся легким утренним сексом, завтрак с кофе, который он приготовил и отнес к ней в постель, совместное принятие душа, затянувшееся еще минут на 40 и наконец, простое и приятное ничегонеделание.

Чувствовать моменты мужчина любил и лишь ближе часам к 11 решил напомнить ей об их разговоре двухдневной давности.

– По твоей просьбе…

– Да, мой тигр?

– Датой показательного запуска будет 10 или 12 октября, то есть примерно через полторы недели.

– 10-е. Это я уже знаю, но все равно спасибо. Ты знаешь, кто будет со стороны принимающей стороны.

– Их будет восемь человек.

– Почему восемь – обычно ведь семь?

– Восьмой в довесок. О нем отдельно. Запишешь?

– Запомню.

– Главой комиссии будет Линь Бяо – ваш куратор.

– Это нормально. Мы так и предполагали. А остальные семь.

Мужчина начал перечислять, называя имена и должности, а женщина спокойно чуть заметно кивая, шевеля губами и проговаривая имена, словно соглашаясь не с ним, а подтверждая то, о чем догадывалась сама или знала.

Лишь на последнем имени она остановилась и чуть удивленно спросила.

– Кто это? Это имя я слышу впервые. – А затем, сделав паузу, продолжила. – Ты что-то знаешь о нем, чего от него можно ожидать?

– Зовут Ян Гутман. Сам по себе интересный субъект. Входит в группу «Фокус». Кстати, именно он подал интересный аргумент, почему перспективнее с практической точки зрения направить основное финансирования на попытку прокола Темпоса по варианту А.

– Ну, это же очевидно?! Вариант А – мы посылаем объект из нашего настоящего-прошедшего и ловим объект в настоящем-свершающемся. А вариант Б – мы отправляем объект из настоящего-свершающегося в будущее-неопределенное…Любому, кто более менее посвящен в проект и понимает суть, понятно, что с физической точки зрения вероятность не потерять объект при отправке его из настоящего в настоящее на несколько порядков выше, чем… – Договорить женщина не успела.

– Маричка, я ведь не на лекции, и я понимаю, чем занимаются твои коллеги, и что такое причинно-следственная связь. Тот фрукт аргументировал приоритетность вариант А вовсе не математическими расчетами, а всего одним словом.

– Не томи.

– «Alcor» (известная фирма предоставляющая услуги по криозаморозке)

Маричка позволяла себе крепкие словечки, но только во время секса. И мужчина был удивлен, когда его подруга впервые цветасто и смачно что-то сказала на своем родном языке, и это что-то явно не было молитвой, хотя там и упоминалась некая матка-Боска.

Впрочем, ее реакция дала понять мужчине, что объяснения тут излишни. Все таки Маричка была вовсе не оторванной от жизни дамой и сложить 2+2 умела

– Это пошло! – Женщина произнесла это, каким-то странным образом – эмоционально, но без явного осуждения, и с какой-то толикой восхищения.

– Но эффектно и эффективно. Ты должна это признать. Отправить больного раком печени на три года вперед из настоящего – происходящего в будущее – произошедшее, что бы там же его принять. А за эти три года вырастить его собственную – новую печень из нескольких здоровых клеток, и все без риска отторжения. В случае успеха варианта А – этот Alcor, да и другие фирмы тихо и без мук издохнут за один день. Тем более, как я слышал, у них было всего несколько успешных криозаморозок, когда обошлось без последствий.

– Как я поняла, от него стоит ждать неожиданностей?

– Угу. Ты правильно подобрала слова – не неприятностей, а именно что неожиданностей.

– Что ты можешь о нем рассказать? О других я более менее знаю.

Хотя в комнате не было холодно, но Маричка набросила на себя халат. Она хотела услышать побольше и поподробнее и потому не желал отвлекать своего мужчину. И он начал.

– Папа – из наших, бывший дипломат, живет в Тайбее, а мама – еврейка. Давно в разводе. Очень и очень хорошее образование. Работал юристом, а пару лет назад был включен в группу «Фокус». Думаю, что без покровительства кого-то в верхах тут не обошлось.

– И это все?

– Нет, глупенькая, это только начало.

Он сделал паузу, и чуть прикрыл глаза, словно погружаясь в воспоминания и продолжил.

– Он неплохо показал себя в ходе так называемого казуса Рахима Шарипова.

– Я слышала об этом случае, но вполуха, – призналась Маричка.

– А я пробовал найти в нем решение.

– Так все таки с ним?

– Да так же как и со всеми. Просто передай тем, кто тебя просил прозондировать почву, что от него стоит ждать неожиданностей. При чем любых. – Ему очень понравилась реакция женщины. Она не стала отпираться, а лишь лукаво и чуть виновато улыбнулась. Словно соглашаясь с тем, что он сказал, не оправдываясь и соглашаясь.

– Мне всегда нравились умные мужчины. Ты ведь прекрасно понял, что если Зам. Руководителя по психологическому климату спрашивает…, – договорить он ей не дал, запечатав ее рот указательным пальцем, и продолжил вместо нее.

– …вопросы, которые не относятся к ее компетенции, то значит, она хочет с кем поделиться. Ты сделала все правильно. И правильно все поняла. Кто они?

– Гротман и Яблуневская.

– Главный конструктор и его зам? Примерно так я и думал.

– Но почему же ты не поделился датой и списком с ними напрямую?

– Потому что бы делиться такой информацией, нужно создать как нужную атмосферу, так и нужную обстановку. Ну, мне так хочется…Каприз. Тебе бы ведь не понравилось, если бы я делился такой информацией с Магдой Яблуневской напрямую? В соответствующей обстановке?

Ответом ему был сильный удар ее кулачком в грудь и шутливое шипение рассерженной кошки.

Впрочем, через несколько минут в комнате снова погас свет. – Надолго ссориться они не собирались.

Четвертое. Осколок прошлого „Медиум” – Примерно за 5 лет до конца света.

„Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь.” – Несколько тысяч лет назад эту святую банальность произнес царек небольшого царства расположенного где то между Азией и Африкой. И за прошедшее время в принципе ничего не изменилось.

Знание этого человека было страшным и скорбным. И этим знанием владели уже многие, очень многие. Но и они ничего не могли сделать. Правильнее сказать – почти ничего. Но для любого обреченного, приговоренного к смерти узника – слово почти звучит вовсе не набатом неминуемого и страшного, а робким колокольчиком надежды. Ведь почти – оставляет маленький шанс на… на…. Да на что угодно! Приговор может быть пересмотрен, его помилуют или наложат мораторий на высшую меру! Нет!? Ну, тогда или веревка оборвется, палач заболеет или случиться, что ни будь еще! Землетрясение, или наводнение, или война – любая война, пусть даже атомная. Если со всеми, вместе, то вроде бы как и не так страшно..

Люди, которые сидели в комнате тоже знали значение слова почти, и пытались сделать свое знание ЭТОГО из абсолютного по крайне мере в возможное. По сути – они пытались торговаться с судьбой.

Но что делать, если обычные методы, методики и приемы не могут дать нужного и надежного результата? Тогда надо обратиться к необычным. Разве это не очевидно!?

Нет, к ним, к этим самым необычным методам обращались и ранее, но только не по такому поводу и не в таких масштабах.

«Медиум и провидец. Гер Иоганн Шпульке. Гамбург, Фридрихштрассе, 38.» – курсор мышки зацепит про-файл медиума и стремительно вырвет Гера Шпульке проживающего в Гамбурге из базы данных, в которой доселе мирно уживались черные и белые маги, ведьмы, колдуны, колдуны Вуду, закарпатские мольфары, и прочие шарлатаны. Впрочем, и в навозе находят алмазы. А с точки зрения этого самого аналитика Иоганн-Вильгельм Шпульке был если не алмазом в куче навоза из псевдо-предсказателей и штопальщиков прохудившейся ауры, то по крайне мере жемчужиной (конечно, если о жемчужине можно сказать в мужском роде).