Текст книги "Исповедь палача (СИ)"

Автор книги: Арсений Меркушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Они потребовали провести процедуру Зачистки? – Голос толстячка Фа был спокоен, но напряжен.

– Да. Взорвать контур и эвакуировать персонал в течении суток.

– Значит, у нас нет и этого времени. Они испугались и начали рассматривать прыжок во времени уже не как гипотетическую возможность спастись, а как реальную. А значит, дела обстоят куда хуже, чем мы знаем. Они хотят оставить лишь 1 рабочий модуль, а прочие, в том числе и наш взорвать?

– Думаю, вы правы. – Чжан Мин задержал взгляд на том, кого все называли Тэдом, и кивнул, а затем добавил, – начинайте отрабатывать свой билет, Эдвард.

Лысоватый мужчина 50 лет, сидевший с сыном на чемоданах, достал рацию и что-то быстро и тихо произнес.

Словно дожидаясь его команды, снаружи раздался и начал нарастать тяжелый мерный грохот, и даже из их комнаты, стало слышно, как об фасад внешнего периметра объекта начали проламывать тяжелые свинцовые огурцы, посылаемые из крупнокалиберног пулемета.

К этому, за исключением Чжана и Тэда никто не был готов – практически все вздрогнули, а толстячек Фа даже инстинктивно попытался накрыть собою внучку.

А затем началось…Звон разбитого стекла снаружи, удары пуль и коммуникатор Джана, который начала разрываться от сигналов. Не став долго тянуть Начальник СБ включил связь.

– Слушаю, докладывайте

– Нападение, по периметру, работают несколько пулеметов, мы засекли до десятка нападавших.

– Понял. Всем, я повторяю – всем, занять места на внешнем периметре объекта, согласно боевого расписания на случай массированной атаки. Приготовиться к отражению нападения. Магде Яблуневской и Гротману передать – они должны немедленно, я повторяю, немедленно прибыть к контуру и проверить его не предмет намеренных поломок. Юань Шикаю немедленно прибыть в мой кабинет.

Уже выключив коммуникатор он повернувшись к Фа произнес, – Юань мой зам. Скорее всего распоряжение о зачистке было продублировано ему и Гротману. Их надо остановить. – А затем, повернувшись к Тэду добавил, – Ты что, целую армию сюда притащил?

– Там один пулемет и один стрелок. Когда у него кончиться лента, он подождет 3 минуты. Выпустит вторую, и уползет. А у страха глаза велики, – последовал ответ чемоданщика. – Бывший полковник ВСУ и бывший мэр города имеет возможности и связи, но они ограничены словом «бывший».

Теперь остается только ждать. Когда, полминуты спустя тот, кого звали Юань Шикаем врывается в кабинет, он видит сначала своего шефа…а потом, с фатальным опозданием и ствол тайзера, направленный ему в пах. Выстрел – и импульс в 5000 вольт надолго выключает сознание заместителя…

А несколько минут спустя ошарашенные Иоганн Гротман и Магда Яблуневская увидели, как вслед за начальником СБ объекта, Чжаном Ли, в пред-рабочую зону контура вваливается еще с десяток незнакомых людей разного пола и возраста, и самое страшное – с оружием в руках. Бывший полковник ВСУ и бывший мер не самого мелкого из городов ЦУДУР (Центрально Украинская Демократическая Унитарная Республика) Эдуард Тимощук оплачивал свой билет к спасению вполне достойно.

Прошлое. Первые дни конца света или Смрадная неделя.

То, что это никакая не рядовая техногенная катастрофа, а полноценный Армагеддон поняли далеко не все и не сразу. Да, площадь непосредственного бедствия вокруг городка Новато занимала сотни квадратных километров и ее площадь распространялась со скоростью 3–4 километра в час, но ведь это должно когда ни будь закончиться! Не так ли?

Лишь немногие знали горькую правду – ни патрули, ни карантин не поможет, потому, как никто не может взять под контроль ветер, и запретить маленьким прожорливым спорам путешествовать по ветру, прилипая к изоляции проводов, пластику пакетов и бутылок, корпуса техники. И ничего нельзя сделать!

Гибель цивилизации была похожа на разбалансировку турбины, когда мерный шум за секунды превращается в страшны визг, а еще мгновения спустя многотонный ротор летит по машинному залу, кроша все на своем пути, сминая оборудование и людей.

Но кто поможет слепым – если зрячих в городе не осталось? Слова мудреца о том, что цивилизацию от дикости отделяют 24 часа и два приема пищи был немного неправ по отношению к человечеству…Немного. За неделю катастрофа разрушила материальную базу Человечества, всего лишь одновременно выкрутив пару десятков не самых крупных винтиков из гигантской машины именуемой цивилизацией, и отбросив его…А куда собственно она могла его отбросить? В век угля и пара? Для этого необходима паро-угольня инфраструктура, паровозы ходящие на угле, лошади, плуги, домны и шахты, а еще – специалисты в товарных количествах способных во всем этом разобраться. При чем даже не в краткосрочной перспективе, а тут и сейчас. Всего этого не было. Нет! Кое-где были и паровозы, и плуги, и даже лошади, и семена, и пашня, и люди готовые все это засеять. Но эти островки паро-угольной цивилизации были обречены. Нет! У них бы получилось, если бы Смрадная неделя обездвижила не только технику, но и убила бы большую часть населения. Но это, как сказал один хитрый ханец полукровка, была водородная бомба наоборот – 99 % человечества к концу смрадной недели было живо, очень голодно, озлобленно и испуганно. И в значительной степени вооружено. Попытки тысяч разумных людей создать образцово показательные фермы, общины, колхозы или кибуцы предпринятые группами вооруженных и решительных людей разбивались о голод и панику миллиардов…И на местах того, что в теории могло бы стать зерном возрождения цивилизации оставались лишь трупы людей, и кости убитых животных. Впрочем, через несколько месяцев тела убитых тоже перестали рассматриваться как вещь ненужная и зловонная.

Хотя, были и исключения. Человечество и раньше сталкивалось с загадками которые оставляли ими разные виды хворей и зараз.

Почему Черная смерть 14-м веке свирепствовала в одном графстве или герцогства, и словно не замечало соседнего, оставляя его островком жизни посреди моря смерти.

Почему вирус Эболо всегда распространяется вверх по течению реки?

Почему карта стремительного распространения «пластиковой чумы» во время «Смрадной недели напоминала манную кашу с ягодами? В которой роль редких ягод играли небольшие кластеры, где не чувствовался смрад стремительно гниющего пластика, а приборы, машины и связь продолжали работать. Их размер был разным – от нескольких сот квадратных метров, до нескольких десятков километров. И в большинстве случаев счастливчики даже не успевали осознать своего счастья, а если и успевали, то это им мало помогало – их сметал поток испуганных и голодных людей.

Впрочем, если кластер оказывался достаточно большим и густонаселенным, а уважаемые люди имевшие там власть и влияние успевали сложить два плюс два и сделать нужные выводы, то сценарий был как правило один – самая что нина есть жесткая оборона, в которой граница разделяла людей на тысячи осчастливленных улыбкой Фортуны, и миллионы обреченных на голодную смерть. Впрочем, таких кластеров было совсем мало.

Но все равно – человечество потеряло свой базис – высокую ступеньку нефтяной цивилизации и глобальной экономики, на которой сидело, и стремительно катилось вниз, отчаянно пробуя зацепиться хоть за что то. Но численность! Численность все еще многочисленного и вооруженного вида Homo Sapaiens создавала неустранимую деструкцию – невозможно организовать нормальное хозяйство на острове, где до урожая ждать еще полгода, а твои дети умирают уже сегодня.

Нельзя заняться разведением скота, когда семьи пастухов занимаются каннибализмом. А умирающий от холода пахарь не будет бросать семенное зерно в землю.

Тысячелетиями у человека развивалась культура отложенного потребления, вершиной эволюции которой был самый обычный бытовой холодильник. Они то и накрывались первыми. Старые же, дедовские способы сохранения еды, вроде засолки или копчения помимо соли и дров требовали еще самой малости – навыков и времени. А их тоже не было.

С каждым днем прошедшим после смрадной недели инфраструктура приходила в негодность, гибли ценные кадры и специалисты, а численность человечества стремительно сокращалась, приближаясь к тому уровню, который смог бы его прокормить. К уровню примитивного сельского хозяйства.

50 лет от начала Смрадной недели, но все еще прошлое. Где то в жилой зоне Технограда.

Небольшая комнатка, освещаемая настоящей керосинкой. Керосина, правда давно уже нет, но простой этиловый спирт с добавками неплохая ему замена.

Их двое – отец и сын, уже не ребенок, но еще не юноша.

Мальчик спит, а отец пишет. Сегодня он неожиданно для себя понял старую истину – человек не только смертен, но и внезапно смертен. И поэтому решил сегодня, прямо сейчас озаботится наследством для своего мальчика.

Но что можно завещать, если кругом все общее. Умрет он, и сына переселят в другую комнату, или быстро женят, или…Да много всяких или.

Фамилия Румянцевых уважаема, знатна, но малочисленна. И без поддержки через поколение она мало чем будет отличаться от тех, кого приняли в общину, и мало кто вспомнит, что именно они входили в число основателей. И что его дед Петр Григорьевич Румянцев 50 лет назад первым нажал гашетку пулемета, пулеметной чертой разделив людей на уготованных к спасению и обреченных к голодной гибели.

Да, его братец Яща поддержит племянника, случись что. Да, он моложе, но и Яков не бессмертен.

«…Религия и понимание ее в нашей жизни лучшего всего отражает наше отличие от так называемых дикарей или сектантов из «Ордена»

Религиозны ли мы? Нам кажется что нет… По крайне не так, как в первые годы основания, когда слова не утешения, но оправдания были нужны людям что бы просто не сойти с ума. Но может ли рыба оценить мокроту воды?

Некоторые территории сразу же затопило людское море голодных. В некоторых люди успели осознать что происходит, принять меры, но или слишком поздно, или этих мер было недостаточно.

Но они были, а сейчас их нет. А мы есть. Это все что я могу сказать.

И наконец мы. То, что сейчас сектанты из «Ордена» называют Техноградом.

«Техноград» нам кажется вещью естественной, самой в себе, нечто самим собой разумеющимся.

Но были и другие общины, где технику пощадила пластиковая чума, а люди оказались достаточно сообразительными, что бы понять как им повезло, и достаточно решительными, что бы отстоять свое везение от толп голодных.

Нам повезло. Да, территория города попала в зону так называемого пятна.

Да, руководитель ВЧ№ 32 оказался человеком решительным и сообразительным, и понял, что будет, если он не ограничит приток населения, то погибнут все. Но это объяснение рациональное. И все же очень трудно заставить человека начать стрелять в людей только потому, что их дети хотят есть. Обрати внимание, сынок, трудно заставить начать. Дальше – легче.

И все же, мы могли и не устоять, если бы не лютеранский проповедник преподобный Иван Григорьевич Сахно, нашедший слова не утешение, но ободрения тех, кому судьба дала шанс.

Ты считаешь, что слова «Своего брата возлюби!» были постоянным конструктом истинных христиан? Отвечу тебе – нет! Но когда в город с пятитысячным населением прут толпы голодных озверевших людей – пулеметные и артиллерийские расчеты будут очень четки к нужным словам проповедника. И он их нашел, просто переставив слова более старой конструкции. Ты умный мальчик и я верю, что ты быстро сообразишь, как она звучала до катастрофы. Но главное то, что он сумел донести до своей паствы, то есть до нас, так это идею Предопределения. Бог изначально решил, кто спасется и обретет Царствие Небесное, а кто погибнет. И что понять кто уготован к спасению, а кто погибели очень просто: кому уготовано Царствие Небесное – тем Бог помогает еще при жизни, ну а уготованные к погибели души после смерти – те мучаются еще при жизни.

А стоит ли жалеть тех, кто изначально обречен к мучениям и погибели, тех, от кого Бог отвернулся.

Мой отец рассказывал, что такая себе малая религиозная революция произошла буквально за пару недель от начала беды. Все они бывшие православные, католики, иудеи, атеисты вдруг прониклись идеей, что именно их Бог хочет спасти, а потому нет смысла жалеть тех, кто все равно погибнет.

Не думай, что преподобному отцу Ивану пришлось проявлять чудеса полемики и ораторства. Просто он сказал то, что люди сами отчаянно хотели услышать.

Религиозны ли мы сейчас? Спустя 50 лет после Беды. Мне кажется, что еще больше чем тогда, просто не отдаем себе в этом отчета. Верили ли в Рай Адам и Ева до грехопадения? Мой ответ – нет. Они – знали, что Рай есть. Как можно верить в воду или воздух? Они есть, и ты это знаешь

Так и мы, знаем, что живет на несколько порядков лучше дикарей, и раза в два-три лучше сектантов из «Ордена».

Мы живем раю, и знаем, что мы его заслужили…потому что мы его заслужили. А все остальные, что за периметром, живут плохо, потому что этого достойны. Потому что нас Бог приготовил к спасению, а их к гибели.

Поэтому до последнего времени мы и не проявляли особого интереса к жизни этих грешников. Проморгали появление так называемых апостолов. Проигнорировали появление «Ордена» и консолидацию диких…

В отличие от нас, у дикарей, а потом и тех, кто стал паствой «Ордена» не было доказательств богоизбранности. Наоборот были лишь страдание, голод и медленное вымирание. Кто виноват? Что делать? Как спастись?

И появление пророков во главе с преподобным Гутманом и десницей его Эдом около 30 лет назад все резко изменило. «Орден» дал своей пастве логичные объяснения – что произошло, кто виноват и что делать. Они не изобретали велосипед, до всего их паства и сама бы дошла, но зерно, брошенное в нужный момент в подготовленную почву, дало моментальный всход.

Простые слова – существует страдание; существует причина страдания; есть возможность прекращения страдания; и существует путь, ведущий к его прекращению я, если не сей час, то после смерти.

Наше же мировоззрение и мышление, игнорирующее все что происходит за периметром как недостойное внимание, проигнорировало и этот росток.

Зря. Его уже тогда нужно было раздавить в самом зародыше.

Теперь тут уже нужнее не мотыга, а большой топор, и много труда, пота и крови. Надеюсь не нашей….»

Отец пишет, тени от лампы блуждают по стене комнаты, а мальчик спит и сны его красивы, героичны и чувственны.

Пулеметы захлебывались. Пулеметы стрекочут. Патронов много, их еще можно не жалеть. Главное остановить, сбить вал орды прущей на колючую проволоку, не дать им прорваться.

Их много, они голодные и злые, а еще от них отвернулся Господь.

Они хотят забрать их еду, лекарства, машины. И потому их надо убить. И не будет в том греха.

Пулемет часто-часто тявкает короткими злыми очередями: раз-два-три, раз-два-три…Одни фигурки падают, но за их спинами вырастают новые. Отсюда трудно разобрать что них в руках – палка или автомат, или в руках вообще ничего нет, или в них зажат ребенок. Главное не дать им приблизиться…Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три….

Неожиданно откуда то сбоку возникает фигура. Женщина. Девушка. Он не видит ее лица, но по запаху, но по голосу он узнает дочь их соседей – 15 летнюю Настеньку Корф.

Сердце его замирает, а дыхание девочки вдруг обдает его ухо, ее зубки надкусывают мочку, и неожиданно начинает ему шептать в ухо слова из проповеди пастора Иван: Бог хочет что бы уготовленные к спасению выжили, и что бы уготовленные к погибели – погибли. Что бы их дети умерли, а наши выжили….Наши с тобой, Ваня. Наши общие дети. Она продолжает покусывать мочку уха, а руки начинают делать разное… Приятное. Сладкое.

Ивана почему то ни чуть не удивляет что у его пулемета вдруг стовол как то незаметно удлинился раза в два и вместо коротких экономных он как то незаметно для себя вдруг начинает садить длинными расточительными очередями. И ему вдруг становится хорошо и легко – так, как может быть тебе в 13 лет.

Да, у подростка было о неплохое воображение и хорошая память. Проснувшись, он бы очень удивился, если бы узнал, что его сон, если конечно выкинуть из нее появление Настеньки Корф, не сильно противоречить событиям 50-летней давности. Но сейчас мальчик просто спал и видел хороший сон.

Отец продолжал писать, а мальчик просто улыбался. Ему было хорошо. Он был героем.

То же время. Цитадель «Ордена»

– Ма! Ма! Ну не спи же. А что дальше было. – Маленькая девочка тормошила бабушку, а той просто хочется спать. Годы у женщины брали свое.

– Алечка, я ж тебе уже тысячу раз рассказывала. – Голос женщины тих и устал. Но в нем не было, ни резкости, ни раздражения. Только старость, только усталость, а еще любовь к ее единственной и любимой внучке – к Алии.

Были и другие любимые. Были. И муж тоже был. Сначала нелюбимый, а потом…Нет, любимым он так и не стал, но Matka Boska, как же больно тогда сжалось ее сердце, когда его опускали в землю! И дети были, и даже многочисленные внуки…Были.

А остались только эти двое – Алия и Маркус – такие разные, и такие любимые.

– А ты еще раз расскажи. Ну пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста! – Голос девочки был жалобным, просящим, но старушка знала, что Алечка всегда получает то, чего хочет. Такая уж натура была у девочки – не упрямая, но упертая.

– Ну, хорошо, слушай. – Женщина прижала девочку к себе. – Когда началась Смрадная неделя, и Господь наш излили на грешников свой гнев, и…

– Ба! Ты снова как на проповеди рассказываешь. Расскажи как было взаправду.

– Так взаправду все так и было.

– А ты по-другому расскажи, ну не так как не проповеди. Как ты обычно рассказываешь мне… и Маркусу.

Магда задумалась. А как все было взаправду? И сколько этих взаправд было. Есть слова «Проповеди об исходе пророков», и есть история, которую она иногда, с разными вариациями рассказывает девочке, а еще есть ее личная история, та, которая она никому не расскажет. Даже Алечке.

Не расскажет ей, как те, кто потом назвал себя Пророками, тогда, лет тридцать назад ворвались в зал.

Парадокс, но мотор и двигатель всей затеи старик Линь Бяо остался тогда там, рядом с остывающим телом доктора Гротмана. Старик с самого начала не планировал спасаться с группой.

А ее, наоборот – впихнули в самую середину контура. Не из гуманизма, жалости или уважения к ее интеллекту. Просто она задавала координаты, вводила данные, калибровала настройки и лучшей страховкой того, что она все сделала правильно, было взять ее с собой. Старинный обычай корабелов – в первое плавание новая посудина идет со своим мастером. Так надежнее и так спокойнее.

И ведь не передашь внучке словами, как дорого обошелся им переход, как они лежали несколько часов приходя в себя, сплевывая кровавые бульбы.

Да всего этого ей и не надо знать. Она просто просит рассказать ей историю – ту, что слушала не раз и не два. Ну да ладно, слушай внученька бабушкину сказку.

Маленькая комнатка в Обители Веры и две женщины –

Магда Яблуневская знает, что сон у девочки чуток и говорить ей надо еще несколько минут, прежде чем внучка окончательно уснет.

Старые разбитые артритом пальцы нежно гладят волосы ребенка, подстраиваясь в ритм словам, а сами слова уже другие и о совсем другом:

Bog, jedyny w Пресвятой Trójcy, wolą Twoją i po błogościTwojej ufałeś nam dzieci. Błagamy Ciebie o nich, uratuj ich izachowaj.

Эту молитву много лет назад в далеком и уже не существующем городе Кракове маленькая Магда засыпая, слышала от своей мамы. А теперь она читала для своей внучки – поздней и самой любимой.

Настоящее. 20 марта 55 года Эры Пришествия Пророков или 75 лет от начала Смрадной недели. Разговор взрослых мальчиков.

Река. Длинная, извилистая река. Разделяет близкие берега, и соединяет далекие друг от друга Техноград и главную Цитадель Ордена – Обитель Веры.

И есть Седьмая Цитадель – последний из форпостов Ордена, стоящая на крутом повороте водного пути – дальше всех от Обители Веры, и ближе всего к грешникам Технограда.

Можно ли ее обойти? Вполне!

Только вот для пешего понадобится потратить пару лишних дней пути, а то и всю неделю для груженой телеги.

И любое посольство, простые переговорщики или просто дароносцы идущие в сторону Технограда или обратно проходят через нас. А еще тут трудятся не покладая рук Главный Дознаватель Ордена уже как лет 18 находящийся в опале, один из немногих квалифицированных Комментаторов древних текстов, и один из множества Поводырей послушников, а еще единственный и горячее нелюбимый зять Главного Иерарха Ордена Маркуса Доброго. И что интересно, все они как то умещаются во мне одном.

И потому кое кому, кто прибыл из Обители Веры, не стоит следовать дальше, для него – Седьмая Цитадель и есть конечный пункт назначения. И это меня ждет.

– Здравствуйте, отец Домиций.

– И тебе долгих лет, Твое святейшество.

Молодой. Совсем молодой. От силы лет двадцать пять, не больше. И видимо Его Святейшество Маркус-Добрый имеет на него виды. Раз решил ввести его в Круг, и показать ему кое-какие скелеты в нашем шкафу. А вводить – мне.

Молчание повисает в келье. Такое неудобное молчание, оно не к месту. Это нормально. «Проросшее зерно» не может смериться, что ответы на вопросы, пусть не на все, но на многие, ему даст вот этот…Этот… Палач. Ну да не он первый, но вполне возможно, что он последний. Гордыня – страшный грех. Как раз будет повод ее умерить.

Его Святейшеству около 25 лет, и, судя по всему, он трудяга. Слегка скособоченное плечо, воспалившиеся глаза – видать много читает ночами. А раз его ко мне прислали, значит, он заслуживает доверия и откровенности.

– Веруешь ли ты в Отца нашего Небесного и готов ли ты нести беремя, возложенное на Орден, и на тебя, твое Святейшество?

– Верую.

– Врешь!!! Вы все врете на этот вопрос. Верил бы – не прислали. Разве не так?!

– Я верую. Верую, отец Домиций! Но…

– Но что но!? Ты начал сомневаться? Ты давишь свое сомнение, а оно не хочет уходить, не исчезает, и долгими ночами задает тебе каверзные вопросы, гложет Тебя, твое Святейшество. Ты пытаешься его заглушить вымороженным пивом, девками, а когда и то и другое не помогает – работой до умопомрачения. И все без толку? Так?! Ответь Главному дознавателю Ордена, – это правда или нет?!

Говорю еще с минут, прохаживаясь вокруг него, сужая круги, меняя тембр голоса, акценты, нагнетая и сгущая атмосферу, и все ближе и ближе приближаясь к все еще не «заблудшей» овце, пока наконец не хватаю его голову и не заглядываю в глаза.

– Так?!

– Так.

Его святейшество садится на стул. Он бледен, его лицо бледно как мел, но он не рыдает, и не впадает в истерику. Уже плюс для креатуры Маркуса.

– Я начну издалека, Твое святейшество. Твое святейшество Согласно?

– Да.

– Хорошо. Тогда давай так. Твой отец был мужчиной?

– Это проверка?

– Это вопрос. Твой отец – был мужчиной.

– Он был храбр, никто и никогда не смог бы усомниться в его…

– А яйцау него были?

– Б-были.

– А пестик?

– Ну да.

– А у тебя тоже есть.

– Я не понимаю.

– Молодец. Понимал бы – тебя тут не было. Кстати, сколько тебе зим?

– Двадцать одна.

– То есть зим эдак двадцать назад. Твой отец был взрослым мужчиной, а ты становился маленьким мужчиной?

– Да.

– Хорошо. Тогда вопрос. Большой мужчина рассказывал маленькому мужчине про месячные у женщин и про время наиболее благоприятное для зачатия?

– Нет. Что за глупость?! Он учил меня науке читать и понимать прочитаное, учил быть храбрым, заботиться о матери и о сестрах, стрелять из лука, грамоте, письму, он заставил меня читать книги древних, и отдал в школу при Обители, где меня учили их понимать, а еще он….

– Секель.

– Что?!!!!

– Ты знаешь что такое секель, вагина, оргазм, кровяные дня, родовой послед?

– Да.

– И это знание ты получил от своего мудрого и сильного отца?

– Нет. Конечно. Он бы никогда до этого не опустился. Он..

– Не опустился. Хорошее слово – запомни его. Ну а вот я опускаюсь, как ты видишь…Приходится. Твой отец тогда, да и сейчас, мог бы объяснить своему ребенку все сам. Но это было бы неправильно. Такое лучше познавать самому, от равных тебе, потому что это знание будет твоим. Есть вещи которые Его святейшество никогда не сделает, но при этом он будет ждать что это сделают другие. Те – кому положено, или те, кто должен. И это правильно.

Как можно брать женщину, где что у нее находится, и как оно работает – откуда ты это знал до того, как успел ее познать?

– Я…

– Кто объяснил тебе значение этих слов. Вспомни. Вспоминай. Прямо тут и сейчас. Кто посвятил тебя?

– Я понял. Я догадался. Естество подсказало. Не помню, времени прошло очень много.

– Неправильный ответ. Кто тебе рассказал о тайнах женского естества?

– Мой старший брат.

– Сильно старший?

– На три года.

– Вот о чем я и говорил. Черное, низкое знание надо получать не от высших, а от равных. Твой отец был умный человек и это понимал. Вот сегодня ты его и получишь. Его святейшество учил тебя любить наш мать – Церковь как свою единственную любимую и последнюю супругу, как самую последнюю и самую красивую женщину на земле, оберегать ее, заботиться и защищать. Так?

– Да! Как последнюю женщину на земле, – так и говорил.

– Ну а расскажу тебе о ее критических днях, этой самой женщины. От чего у нее может болеть голова. И главное – о том, о чем ты стеснялся или боялся спросить у отца, но не побоялся спросить у брата.

– Я понял Вас, брат Домиций.

– Тогда спрашивай. Спрашивай все, что ты стеснялся спросить, что боялся спросить, и все на что тебе не давали прямого ответа. Сегодня ты можешь спросить все. Сколько у тебя вопросов?

– Всего два.

– То есть больше чем, два, но два – в первую очередь? Спрашивай.

Его святейшество задает вопрос не мешкая, не начиная припоминать длинный список. Сразу видно, что это у него выстрадано, и он жаждет получить ответ.

– Кто они были? Они действительно были пророками? Они действительно были рукой провидения? Они…

– Не продолжай. Я тебя понял. Ты знаешь что это такое?

– Монета.

– Молодец, твое святейшество. Эта сторона называется орел, эта – решка. А эта ребристая боковая поверхность – ребро. Тогда скажи, твое святейшество, если ее подбросить – как она может упасть?

– Это очевидно! Или на ребро, или на решку.

– Ответ правильный, но не верный. В теории – она может упасть еще и на ребро.

– Но это маловероятно. Это практически невозможно. Что бы такое случилось надо кидать монету бессчетное количество раз.

– Правильно, твое Святейшество. И несколько десятков лет назад монета упала на ребро. С первого раза. Из гибнущего прошлого в наше время смогли прорваться люди, которых мы сейчас называем Пророками – несколько мужчин и женщин с детьми. Как их звали?

– Преподобный Гутман с сыном, Преподобный Эд с племянником, Преподобная чета …

– Этого достаточно. Так вот, то, что им удалось создать – это чудо. Только представь себе – десяток человек тогда, и Орден сейчас. Вероятность того, что соберутся именно такие люди, и им удастся то, что они сделали – равна выпадению монеты на ребро. А теперь слушая меня внимательно – я, отец Домиций, дознаватель Ордена, современник тех, кого вы называете апостолами или пророками ЗНАЮ, что они не были таковыми. Это я знаю. Но! – Поднимаю палец – Я знаю и то, что их попадание сюда было практически невозможным, и тем более невозможным было создание такой системы как Орден. А что есть чудо? – Чудо Ты знаешь, что о дате катастрофы люди догадывались?

– Это нам говорили.

– Это неправда. Люди не догадывались, а знали. Но ничего не могли сделать… И мир рухнул. А эти…Это я о тех, кого мы называем апостолами…А эти смогли остановить механизм саморазрушения и оттолкнуться от пропасти. Ничем иным, как Божьим промыслом – я это объяснить не могу. В конце концов, если люди называют себя Апостолами и их считают таковыми, они ведут себя как апостолы, и деяния их действительно достойны деянй апостолов, то кто они как не апостолы?

– А технари?

– А что технари? Все различие между нашим и их укладом в том, что мы прочно стоим на дне каменное пропасти, и начинаем понемногу рубить ступени, что бы выкарабкаться на поверхность, а они не упали, а изо всех сил держаться одной рукой за выступ скалы, где то посередине между дном и поверхностью. Висят они уже очень и очень давно, и у них нет сил, что бы вскарабкаться наверх, и рано или поздно они упадут. И каждый миг, который они получают, что бы задержаться там – дается им все труднее и труднее. Рано или поздно они рухнут. – Делаю паузу, а потом резко задаю вопрос. – На кого бы ты падал?

– На того, кто внизу.

– Правильно. Это убьет того, кто внизу, но зато у тебя появиться шанс не сломать ноги, и воспользоваться теми ступеньками, что вырубил из камня покойник. Что ты из этого понял, твое святейшество?

– Технари наши враги, они в лучшем положении, и могут напасть на нас или причинит нам зло во избежание зла или ущерба для себя. Война неизбежна, и чем слабее будут становится технари, тем выше вероятность большой войны. Но что означает в вашей аллегории пропасть? Я догадываюсь, но…

– Хозяйственный уклад. Способ ведения дел. Уровень технологии. Называй это как хочешь. Основная разница между нами и технарями в том, что твои дети будут шить иголками, а дети технарей – строчить на последних в мире швейных машинках. На зингерах конечно легче, но это путь в никуда. Нельзя построить цивилизацию на невоспроизводимых артефактах.

И помни, что в день, когда у технарей сломается последний трактор, последняя швейная машинка и последний станок, у них все еще будут целы винтовки. И когда они не смогут взять меру хлеба с одной меры поля, они будут вынуждены брать меру хлеба с десяти мер поля…Это неизбежно, как неизбежно и столкновение.

– Тогда, отец Домций, у меня второй вопрос, а вернее сразу два.

– Я же говорил, что их будет больше чем два. Говори.

– Почему мир рухнул.

– Ты хочешь простого ответа?

– Да.

– Тогда отвечу просто. Потому что мир был един и связан. Тогда это называлось глобализацией. Когда у мира остановилось сердце, некому было запустить его снова. Если бы катастрофа началась не единовременно, то у мира был бы шанс. Было бы время для осмысления и наработки опыта. Но его не было.

– Это все?

– Нет. Это только начало. Удар пришелся не по людям. Но людей было слишком много, и знания их были узкими. Глубокими, но узкими.

– Что еще ты хочешь знать, твое преподобие.

– Отказ от техники прошлого, что проповедует «Орден»…Техника прошлого действительно так греховна?

– Какой ответ ты желаешь?

– Единственно возможный – Праведный и честный.

– Я тебе дам целых три праведных и честных ответа.

– Но истина только одна?

– Истина – это то, что отражает действительность. Понимаешь – отражает. У меня есть зеркальце. Вот, возьми! – Протягиваю ему инвентарь своей заготовки. – Что ты в нем видишь?