Текст книги "Исповедь палача (СИ)"

Автор книги: Арсений Меркушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Как бы то ни было, но несколько часов спустя, он был приглашен братом Янеком в поруб, где была заключена старуха. Вопрос был пустячный – соблюсти формальности, и быть свидетелем при так называемой исповеди безумца, и последующем удавлении.

Подробности случившегося поведал мне послушник Альва, хоть и находившийся за дверью, но все видевший через решетку. Полубезумная старуха словно поняв, что наступили последние минуты ее жизни, начала поносить Святую церковь, меня, присутствовавших рядом братьев Домиция и Янека. Брат Домиций был абсолютно спокоен, и не давал словесной грязи из рта этой грешницы замарать себя… Не давал, до тех пор, пока она не упомянула имени только что преставившегося брата Томаша.

После этого, со слов Альвы, брат Домиций впал в каное то тихое бешенство. Он не кричал на Безносую, а неторопливо подошел и начал ее ломать. Ломать в буквальном смысле слова. Брат Янек пытался остановить впавшего в ярость брата. Тепер он в лазарете, и приемник брата Томаша – брат Витус обещает, что удар локтем не нанес вреда большего, чем простое сотрясение мозг, и брат Янек через пару недель полностью оклемается.

Со слов Альвы брат Домиций отойдя от первоначально охватившей его ярости перестав избивать старуху поднял ее и, взяв за голову, начал несильно бить ее затылком и стену, пока не убил совсем. Все это заняло несколько минут, но хватило, что бы бедный Альва начал заикаться, а брат Янек угодил в госпиталь. Что же до брата Домиция, то Вам известно, что это не первый его приступ, и я молю Всеблагого о том, что бы был последним.

Жизнь и судьба брата Домиция, учитывая его появление у нас и статус, не в моей власти, а лично в руках конклава. И если бы не особые обстоятельства, связанные с заговором против нашей Цитадели, я бы просил конклав, о том, что бы брат Домиций, не взирая на все его заслуги, особый статус, знания и опыт, под благовидным предлогом был отозван в Главную цитадель. Для лечения, или перевода на иную работу, или на суд церковного трибунала, который или его оправдает, или перенаправит душу нашего бедного брата на суд Всеблагого. Ибо нет у меня достаточного опыта и знаний, что бы понять в каком состоянии его истинное душевное здоровье – была ли эта вспышка ледяного бешенства (так назвал ее послушник Альва) лишь досадной, но минутной его слабостью и глыба его разума все так же нерушима, или она потихоньку оседает, или уже сейчас стремительно несется вниз, набирая скорость. Этого я не знаю. А потому я не прошу от конклава ничего относительно брата Домиция, но считаю нужным донести свои опасения и тревоги.

Брат Домиций нездоров душевно и потому опасен. Но считаю нужным отметить, что целью братьев Ангелы должны были стать четыре брата нашей Цитадели. Это брат Томаш, как самый умудренный жизнью, брат Игнаций, как наиболее опытный в делах войны и глава нашей стражи, скромный слуга Церкви и глава 7-й Цитадели – брат Иеремия (то есть я), и Главный дознаватель – брат Домиций. И удаление из цитадели брата Домиция возможно сделает новой мишенью тайных злодеев кого-то иного из братьев. Я не могу знать точно, чего хотели братья Ангелы. Но мне кажется, что если они желали, что бы брата Домиция в Цитадели не стало, то мы не должны за них делать их работу. По крайне мере, пока не выясним, кто, и что за всем этим точно стоит.

В конце письма позволю высказать свои скромные предположения – чего добивались убийцы. Совершенно ясно, что смерть любого из нас четырех (меня братьев Домиция, Игнация и Томаша), или даже всех сразу, не смогла бы дать решающего преимущества злодеям, если бы они попытались захватить Цитадель. Ибо у любого из нас есть брат, который подхватит посох из рук павшего за веру. Но смерть любого из нас будет достаточным поводом для привлечения внимания святого конклава к нашей Цитадели, а возможно и не только внимания, но и сил святой Церкви. Что и случилось в действительности, но раньше задуманного злодеями срока.

Это лишь мое допущение, но мне кажется, что трагический случай с гибелью наших братьев был скорее случайностью, срывом некого зловещего замысла против Святой Церкви. И что негодяи, пролившие святую кровь близ 7-й Цитадели – не единственные, но на сегодняшний день единственные кто попался. И возможно вокруг других Цитаделей Ордена, а возможно и рядом с сердцем нашей матери-церкви негодяи готовили, или продолжают готовить некие приготовления, призванные в нужный момент отвлечь внимание отцов-церкви от чего-то главного, заставив нас распылять свои силы и внимание.

Если мое предположение верно, то подвиг брата Томаша с одной стороны несомненно сорвал планы злодеев, ибо от бежавших они узнают, что их планы полностью или частично раскрыты. И это может вынудить их совсем, или на долгий срок, отказаться от злодейских замыслов против Святой Церкви. Или наоборот, подобно вору, застигнутому в хлеву за покражей, не бросится ночную степь, а ринуться с ножом на хозяина.

Я всей душой бы желал что бы технопоклонники(если это они) отказались от своих злых замыслов..

Но тот факт, что они доверили (фактически пожертвовали) две винтовки и почти сотню патронов двум крестьянам говорит о том, что они очень много поставили против Ордена, и скорее сделают шаг вперед, чем отступят назад.

Выводы делать Вам, а я мог лишь поделиться своим виденьем картины. И оно таково – в самом скором будущем нас ждет война с технопоклонниками.

«За 80 лет своего существования власти Технограда совершили только две по настоящему стратегические ошибки.

Первая – это отказ от немедленной экспансии сразу после смрадной недели, и как результат – закукливание поселения внутри себя.

Вторая – недооценка появления так называемых пророков и основанного ими Ордена» (дописано другим почерком и много позже о – «даже одна – это слишком много»)» Из Хроник Технограда.» «Ради чего человек готов рисковать жизнью, терять имущество, время, а возможно жизнь? Ради того, что бы жить лучше – ответ кажущийся однозначным.

Но что делать, если завидовать некому, брать пример не с кого. Если он, этот человек, или группа людей живут лучше всех – лучше всех в радиусе нескольких сот километров. Если он не голодает, а за спасительным периметром по весне мрут от голода. Если он защищен, а те, что снаружи – нет. Если он среди своих, ты часть целого, большой группы общности, а те, что снаружи этого лишены. Нужно ли рисковать, если ты уже живешь лучше всех?

И стоит ли рисковать, если твоя попытка прогрессорства может поставить на кон твое благополучие, благополучие твоей семьи, друзей, твоего еще не родившегося ребенка?

Возможно, стоит просто подождать? Логика понятная, простая, но преступная.» Из Хроник Технограда

Настоящее. «Опала» 20 апреля 55 года Эры Пришествия Пророков

«Если враг захватил Вашу землю, то пусть в вашем колчане будет 10 стрел – 1 для врага, и 9 для трусов»

«стреляйте, стреляйте до последней стрелы, и может именно последняя стрела принесет вам победу»

„Если Бог с нами, тогда против кого мы сражаемся?”

«Как бы не плохи были дела у нас – всегда есть шанс, что у наших врагов они еще хуже»

Из заповедей пророка Эдда.

Три ступеньки и спуск, послушник Мангума…Дверь, ручка справа, тяни на себя…Коридор, двадцать шагов и налево. Послушник Мангума, верь брату своему, верь Ордену… Послушник Мангума, не бойся, и иди вперед…Не бойся, верь брату Ордена. Верь! Верь, тебе говорят! Твою Мать, Мангума, тебя зимой, что ли родили? Сказал же 20 ступенек вниз. Умей считать Мангума, и привыкай верить брату своему. Так, молодец. А теперь вперед, и до конца коридора…там около 40 шагов, и пригни голову пониже, там свод низкий.

Послушнику Мангуме уже целых 14 лет, и он слеп. Слепым он будет еще несколько недель, а потом возможно наступит прозрение. И это нормально – любой, кто хочет стать зерном Ордена должен пройти сложный обряд из нескольких посвящений, где будут не только ритуалы, но еще испытания. И три недели слепоты – это лишь один из его этапов.

Три недели слепоты ничем не хуже трех недель шагистики. И в том, и в другом случае новобранца учат беспрекословно выполнять команды. Разница лишь в том, что слепой брат Мангума выполняет команды пригнуться или сделать 10 шагов и остановиться куда старательней, чем иной новобранец на плацу во время строевой.

Три недели перемещения внутри цитадели и хозяйственных построек, и все – не снимая повязки с глаз. И не просто перемещения. Всегда есть уйма работы, которую может выполнять даже слепой. Каких? Давить виноград ногами, месить тесто для хлеба, доить коров, и много чего еще. И все с молитвой на устах. Вот и сейчас – обувь, и портки сняты, ноги вытерты поводырем, и послушник Мангума приступает к работе во славу Всеблагого и Ордена: полтонны винограда с утра ждут его в каменной ванной, сок из которой будет струйкой падать стекать в бочку из отверстия в днище.

Давить приходится ногами. Пресс может раздавить косточку, и вино будет горчить. А потому – вперед послушник Мангума! Танцуй!

И слепой послушник начинает то, что с натяжкою можно принять за танец.

– Мангума..

– Да, отец.

– Если скучно – можешь читать молитвы. Это помогает скрасить время.

И паренек начинает…

Господи, помилуй, Господи, прости. Помоги мне, Боже, Крест свой донести..

Слепой послушник работает и читает одну из множества молитв Ордена. Я ее знаю – там очень много куплетов, ну а винограда еще больше. И отроку работать и работать.

Он работает, а я отдыхаю. Да, палачам тоже нужен отдых и отпуск, или хотя бы временная смена работы. Так оно и получилось… Ангела дала информацию, полученная информация ушла наверх, а сверху пришел целый ворох приказов, поставивший на уши всех. В том числе и приказ о запрете брату Домицию до особого распоряжения заниматься вопросами Поиска Истины и Дознания – из уважения к его заслугам и во избежание переутомления на рабочем месте.

И что брату Домицию теперь делать? Да то же что и другим старым или увечным братьям – быть руководителем слепого, или, говоря по-старому – поводырем.

Седьмая цитадель, лишь издали кажется чем-то высоким, возвышенным и небесным. Это вообще-то, по сути, город, в котором кипит хозяйственная жизнь. И лишь немногая часть братьев занята служением и сокровенным. Жизнь монаха – это труд. И для незрячего он тоже найдется. Труд с утра и до ночи. Но есть одно большое и жирное но! Брат Ордена никогда не голодает, брат Ордена имеет хорошие шансы умереть своей смертью, и брат Ордена может уйти нести слово Божье неверующим или непосвященным, то есть свалить полубратом в любой свободный Ном по достижению 35 лет. Правда, на моей памяти еще ни один сам не ушел. А первых двух благ обитатели этого мира в массе своей лишены.

– Отец?

– Да, Мангума?

– Разрешите спросить.

– Спрашивай.

– В двух днях пути от цитадели, в двух днях пути на восток, там, где степь начинает заканчиваться, и начинаются пески, где начинается земля …

– Мангума, отрежь себе пол-языка.

– Зачем?

– Болтаешь много. Говори кратко.

– Простите. Я видел как те, кто Обязан Ордену и несколько братьев копали там ямы. И много.

– Опиши… Нет, не братьев, а ямы, которые они копали.

– Ну…полтора локтя в ширину, и два локтя в глубину.

– А! Ясно. Тут все просто. Воды, которая тут выпадает с дождем, в принципе должно хватать. Но она не успевает впитаться в землю и быстро испаряется.

– А ямки этому помешают?

– Конечно. Особенно если в них класть смесь соломы, навоза и листьев. Они будут задерживать воду, и служить удобрением для растений. Уж поверь мне, брат Луциус, тот низенький, что всеми руководил, свое дело знает хорошо, и через пару лет там смогут расти деревья.

– Отец Домиций, я ведь еще не посвящен…

– Ты умный мальчик. Правильно ставишь вопрос. Хочешь узнать, почему тебе, непосвященному, открывают тайну Ордена. Пусть не такую важную, но все-таки тайночку, секретик, нечто такое, чего другие еще не знают?

– Да, – отвечает мальчик. Уже не цветасто, а коротко. И голос его тих и напряжен.

– Судя по тому, как ты затих, ты уже пришел к каким то выводам?

– Да. Орден никому не раскрывает своих тайн. А мне только что открыли секрет Ордена. Небольшой, вы так сказали, но секрет. Я умру?

– Мне нравится твоя сообразительность…Но нет. Орден некому не раскрывает своих тайн просто так. А это?! Это уже не тайна, а фора.

– Что?

– Фора. Слово из старого мира. Скажи, сколько дней пути до общины, где ты родился?

– Десять, или около того.

– И у вас, конечно, есть свободные люди и свободное время, что бы проводить столь интересные опыты с засушливой землей? И еда, что бы кормить этих людей.

– Моя сестра умерла от голода три года назад. Нет, нет и нет – на все ваши вопросы.

– Вот я тебе и ответил, послушник Мангума. Это тот секрет, который нельзя долго хранить. А значит, смысла его хранить, попросту нет. Скажу даже больше – если бы ты сейчас оказался дома и раскрыл секрет своим, когда бы они вырыли…нет, не первую. Пусть будет сотую ямку? И наполнили бы ее соломой и навозом и бросали бы туда для начала, первые пару лет семена клевера, фасоли и гороха, для того что бы почва стала доброй к саженцу? Только не спеши отвечать, топчи виноград, думай, представляй, ставь себя на место твоего отца и дядьев…

Тишина. Я молчу, молчит мальчик. Только хлюп-хдюп-хлюп – опускаются его ноги в квашню из виноградин, и течет красный сок в бочку. Прохлада и покой. И хлюп, хлюп, хлюп.

– Через год, после того как люди Ордена соберут первый добрый урожай зерна с «ямного» поля.

– Молодец Мангума. То есть не ранее чем через 5–6 лет. А за тот срок наши братья еще что-то начнут делать. Например, уже сейчас, чуть далее того, что ты назвал «ямным» полем несколько послушников просто выкладывают посреди полей каменные горки. Небольшие. Буквально с пол-локтя высотой. Представь себе поле – и на 2–3 свечи ходу на удалении в 10 шагов друг от друга идут длинные линии этих каменных горок. Какие есть идеи?

– Они должны задерживать талую воду?

– Правильно… А есть еще поля где есть и то, и другое. И тысяч ямок с навозом, и каменные заборчики, растянувшиеся из края в край….Мангума, твою Мать, ты зимородок недокормленный, где стоишь? Шаг назад, сейчас свалишься!

Мальчик делает два шага от самого низкого края винной купели. И снова начинается – хлюп-хлюп-хлюп.

– Мангума.

– Да, отец.

– Когда ты думаешь – ты морщишь лоб.

– Да, отец.

– Так вот. Так вот, судя по его гладкости, ты уже пришел к определенным выводам. Я тебя слушаю.

– Отец Домиций, мне кажется, что брат Люциус пробует какой из способов окажется самым лучшим для работы на сухих землях. И потом его и выберет.

– Это все?

– Нет. Я понял, что для того, что бы пробовать разные способы, нужно иметь свободных людей для работы, а еще еду, что бы кормить этих людей.

– И?

– Если опыт удастся, то Орден станет еще чуть сильнее и богаче, чем был до этого. То есть что бы стать сильнее нужно быть сильным, а для того что бы быть богаче – нужно быть богатым?

– Вот над этим ты и подумаешь сегодня вечером. А сейчас подойди к краю купели и протяни руки вперед, я тебя перенесу на спине. А то уже добрых полсвечи ты давишь пустой жмых. А у нас еще четыре таких ванночки.

И снова – хлюп-хлюп-хлюп….

– Отец.

– Да, Мангума.

– Орден богат и у него много еды. Люди Ордена отдают вам пятину урожая, а вы умеете его сохранить.

– И?

– Разве не было попыток эту еду просто забрать?

– Хороший вопрос Мангума. Лет двадцать назад, на Седьмую цитадель напали пришлые. Их было довольно мало, но у них было два пулемета. Обычная банда. А может это был разведывательный отряд технопоклонников? Этого уже никто не знает.

– Пуле-что?

– Пулемет. Проклятая вещь прошлого. Пришельцев было мало, но у них были лошади и они хотели еды. Они сумели втянуть в союз с собой людей северо-запада, это около 5 дней пешего хода от Цитадели. Та община называла себе «Скифами». Довольно таки большая была община – почти тысяча человек.

– И что было дальше?

– Ну…если бы пришлых было много и вопрос был бы поставлен или мы, или они, то скорее всего была бы добрая такая драка. Помощь бы к нам, конечно, пришла, но для этого понадобилось бы время. Которого у нас тогда не было.

– Орден поступил по-другому?

– Да. Мы отдали пришельцам все зерно и лошадей, что они просили, оставив себе лишь на прокорм и семенной фонд. И они ушли. Ушли, как ты понимаешь, что бы вернуться через год. Глупо было бы не вернуться туда, где тебе дали все, что ты просил без боя.

– Они вернулись.

– Да, пришли. Но год спустя, без союзников уже они не могли серьезно угрожать Цитадели.

– А как же «Скифы»?

– «Скифы»… Они ведь пасли своих лошадок там, где сейчас находится и твоя община.

– Но я о них никогда не слышал!

– В твоих словах уже есть большая часть ответа.

Хлюп…Хлюп…Хлюп…

– Отец Домиций!

– Да?

– Когда пришли чужаки…ммм…когда они пришли во второй раз, «Скифы» не хотели им помогать или уже не могли?

– Хороший вопрос. Да, уже не могли. Больше их ошибку никто не повторял.

– Их всех?!

– Да, всех. И мужчин, и женщин, и детей. Да, всех и да, мы. И не только мы.

– А кто еще?

– Ты точно хочешь это знать?

Хлюп…Хлюп…Хлюп… Течет сок в бочку и танцует мальчик свой слепой танец.

– Да, отец.

– Об этом многие помнят, но говорят редко. Мы смогли подойти к их селению ночью. Сняли редких часовых, а потом согнали всех в центр. Они не сильно то и сопротивлялись. Наверное, думали, что мы лишь отберем их еду, скот и молодых женщин. С их точки зрения пусть и очень большая беда, но не катастрофа.

– А вы?

– Мы отделили всех их мужчин и увели подальше от стоянки. Затем закидали их копьями и камнями.

– А остальных?

– Основную силу отряда составляли воины Ордена. В основном полубратья. Но было еще порядка 50 человек из разных кланов. Так сказать наши гости.

Хлюп…Хлюп. Хлюп…Молчание. Мальчик начинает догадываться.

– Мангума, тут уже все. Да шага вперед, и протяни руки – я тебе перенесу.

И снова тишины и хлюп…хлюп…хлюп… течет виноградный сок, танцует мальчик.

– Отец, а что было дальше?

– Мы задали гостям вопрос – с нами они или против нас, и предложили доказать верность, если они с нами..

– Как?

– Ты точно хочешь это знать?

– Почему вы это спрашиваете, брат Домиций?

– Подумай хорошо.

– Кто то из моих был там?

– Твой дед.

Молчание. Только ноги послушника, уже чуть медленнее опускаються в квашею из винных ягод. Наконец Мангума решается.

– Я хочу знать.

– Их было около шестистот человек. В основном бабы, дети и старики. Наши друзья предложили им определиться – в какой из общин они хотят жить.

– А потом?

– Набралось с десяток групп по 50–60 человек. Их отводили до заранее выбранного месте и там убивали. За несколько дней все было кончено.

– Что было, когда снова пришли чужаки?

– От них шарахались как от чумных. У них не было союзников, и никто их не прикрывал с тыла.

– А пулеметы?

– А к пулеметам нужны патроны, которых было и тогда не очень уж и много. На третий день осады сзади у них запылала степь, и они должны были уйти. К тому времени они уже успели потерять многих. Отряд полубратьев шел за ними несколько суток, а вслед за ним шли еще несколько групп водносов

– Зачем? Ведь в степи есть колодцы?!

– Затем, что, опережая отряд чужаков на день пути шли люди твоей общины и забивали эти колодцы дохлятиной. На третьи сутки преследования наши напали ночью на лагерь чужаков и всех вырезали. Организовал ту ночную атаку на пулеметы, кстати, отец Савус, тогда еще совсем молодой монах. Ошибку же «Скифов» больше никто не повторял. А теперь помолчи, и подумай над всем, что услышал.

Четыре недели прохлады и покоя, бесед с послушниками, или просто выпас двух наших козочек на пастбище, и, конечно же команд, типа – «Мангума стой! Мангума направо и три шага вперед. Мангума, пригнись. Мангума, прыжок на полтора шага в сторону…».

А через три недели послушник Мангума приносит часть обетов. И после произнесения Символов Веры и Слова Послушания ему разрешают снять повязку с глаз – теперь он считается прозревшим. Теперь он может работать на благо Ордена, и выполнять ту же несложную работу, но уже не требующую поводыря. Что то вроде сбора утренней мочи для выделки кож, работ в огороде, посадки и поливка деревьев или сооружение каменных или глиняных заборов там, где деревья расти не могут. А еще молитвы – молитвы в свободное время, которого у него почти что и нет. Через 10 лет ему будет подчинятся любой из полубратьев, любой из послушников, и даже любой из старейшин. Но тому, кто будет вправе повелевать надо сначала самому научиться подчинению. Мангума Изот Дастрахан подчиняется.

Вижу мальчика снова через месяц на его последнем и главном испытании.

– Послушник Мангума, готов ли ты стать частью Ордена? – Спрашивает его хорек-Савус.

– Да, отец

– Чем ты готов доказать верность Ордену?

– Жизнью Отец.

– Доказывай.

Мангума испуган и растерян. Его об этом не предупреждали. Он стоит лицом к нам на крепостной стене. Взгляд назад, за стену – а там, внизу, на расстоянии в 4 копья, темная поверхность дворика.

Солнце только встает и то, что внизу трудно разглядеть.

Мангума Изот Даст Астрахан, 15 лет от роду, раскидывает руки подобно распятому Христу, смотрит на солнце. Он словно хочет умереть, глядя на встающее солнце.

Его лицо вдруг приобретает спокойное и отстраненное выражение. Затем глубокий выдох и он начинает медленно заваливаться назад.

Соприкосновение с поверхностью, и послушник Мангума для нас умирает, а его тело уходит дальше и дальше в яму, которую прикрывала слегка натянутая грубая мешковина.

А несколько мгновений спустя, в яму, которая мягко приняла тело 15 летнего послушника, по лестнице спускаются два монаха.

Слышим – Жив! Без сознания!

Один вновь появляются из ямы, держа в руках накидку бедного послушника, и оставляя его самого там голым.

Второй задерживается, но лишь затем что бы пару раз треснуть сомлевшего по щекам и сунуть ему под нос «вонючку».

А через минуту, когда становится ясно, что упавший в яму пришел в себя хорек-Саввус продолжает обряд посвящения:

– Где послушник Мангума? – Спрашивает он громко, глядя в пустоту. Стоит он так, что со дна ямы, на фоне восходящего солнца его очень хорошо видно.

– Умер! – Отвечаем мы хором. Нас всего двадцать, но когда нужные слова произносятся дружно, из разных концов дворика, кажется, что Савусу отвечает множество людей.

– Где брат Мангума?

– Родился! – Радостно орут все двадцать глоток.

– Брат Мангума, нагими мы уходим из этого мира и нагими мы в него приходим. Сегодня умер сын крестьянин Мангума Изот Даст Астрахан, и сегодня родился брат Мангума.

Дрожащий и голый парень вылазит из ямы. Подбородок его дрожит, а сам он судорожно озирается. Практически каждый из братьев узнает в нем самого себе, того, каким был 10, 15, а то и 20 лет назад.

На голого парня набрасывают нормальную монашескую рясу и суют в руки чашу с вином Посвящения.

Новорожденный Брат Мангума хлебает из чаши и оседает. Обряд бывает разным, но общая канва одна и та же – смерть послушника и рождение брата.

Наша жизнь сурова и жестока, и не каждый умеет ловить, улавливать и греть свое сердце тем немногим прекрасным и добрым, что есть на свете. Тяжелая ночь дознания, когда тебя оскорбляют, молят, угрожают и снова оскорбляют. И нужно сохранять голову холодной, не забывать, что ты все таки Ищущий истину, а не душегуб или садист. Что может помочь не рехнуться, и не сойти с ума окончательно? Только что то прекрасное и доброе, чем ты наполнил свое сердце, перед тем как зайти в каземат: улыбка пробегающего мимо ребенка, или одинокий красный цветок на ярко-зеленой лужайке, или как сейчас – рождение Брата. Спасибо тебе Брат Мангума. Тебя мне хватит надолго.