355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Арсений Меркушев » Исповедь палача (СИ) » Текст книги (страница 4)
Исповедь палача (СИ)
  • Текст добавлен: 17 января 2022, 16:32

Текст книги "Исповедь палача (СИ)"


Автор книги: Арсений Меркушев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ «ДАТА КОНЦА СВЕТА»

Первое. Осколок прошлого. Ян Гутман.

Мистер Гутман, товарищ Гутман, господин Гутман, кводо Гутман – к нему обращались по-разному. Хотя лично Яну Гутману нравилось обращение – господин Гутман.

И он был по-своему уникальным человеком, этот самый господин Гутман.

Конечно же, он был очень образован. Но мало ли в мире образованных евреев или китайцев?

А еще он был не беден. Но это тем более не делало его уникальным. В мире куда больше богатых людей, чем обычно принято считать.

Его происхождение и гражданство? – Да, вещь, безусловно, забавная и интересная, но вовсе не такая уж и уникальная.

Уникальность Яна Гутмана была в другом. Он умел задавать вопросы.

Говорят, что дурак может столько вопросов задать, что ни один умный не ответит. Но это не относилось к господину Гутману, как к человеку, безусловно, умному.

Еще говорят, что бы задать вопрос – надо знать большую часть ответа. Это тоже, правда. И это так же не относилось к господину Гутману, который простой фразой, вопросом, мог перевернуть дело с ног на голову, и заставить взглянуть на проблему совсем под другим углом.

Китайская республика, то есть в просторечии Тайвань, это небольшое государство. Ну а государств, которые признают его независимость еще меньше: Панама, Гондурас, Парагвай, Гаити, несколько карликовых островных государств, и конечно же, Ватикан!

Сын посла Китайской республики в Ватикане и дочери ортодоксальнейшего иерусалимского раввина должен был непременно родиться в самой лучшей больнице на земле – в Hau Sheng Hospital, расположенной в центральном районе Тайбея, – именно так хотел отец будущего ребенка.

Но говорят, если хочешь рассмешить Богов – поведай им о своих планах. Как это часто бывает с роженицами – все пошло немного не так, как планировалось в начале. Перелет госпоже Гутман дался очень тяжело, и воды отошли еще в воздухе, когда самолет только пролетал над Индийским океаном. Результатом такого, несомненно, радостного, но однозначно преждевременного события, стало появление на свет маленького Яна Гутмана на борту израильского самолета компании Эль Аль в аэропорту Тайбея.

Мама – молодая переводчица из семьи богатого тель-авивского каблана (застройщика), отец – начинающий седеть дипломат, чьи предки последние несколько сот лет жили на территории Кантона – сердца Южного Китая, место знакомства родителей – прием у наместника Святого Петра по случаю официального праздника – Дня всех святых, а место рождения – израильский самолет в аэропорту Тайбея.

Единственного отпрыска мужского пола двух очень не бедных и очень влиятельных семейств любили дедушки и бабушки, и тетушки и даже дядюшки, как в Тайбее, так и в Хайфе

Его родители развелись, когда мальчику было около 10 лет, не ссорясь и не ругаясь, по-доброму, оставаясь друзьями. Просто папа давно уже был переведен на Родину, а мама к тому времени получила повышение в «Техниконе». А, кроме того, что бы быть откровенным, свое слово сказала и природа. Если длительную разлуку 60-летний господин Жао переносил довольно легко, то Соне Гутман, в силу возраста (а ей к тому времени было чуть больше 40) и темперамента – разлука давалась тяжело, а воспитание и нравственные принципы не позволяли опускаться до регулярного и систематического адюльтера.

Главную же проблему составлял вопрос – с кем ребенок будет жить. Родители решили вопрос компромиссом – вплоть до своего совершеннолетия Ян жил по году у то папы, то у мамы, проводя каникулы у другого родителя.

Мальчик был любим в обеих семьях, – бабушки и многочисленные тетушки его баловали. Что, впрочем, не мешало родителям заочно соревноваться друг с другом в педагогическом запале. – Четыре языка, не считая двух родных – иврита и минь (южно-китайского диалекта китайского), Тель-Авивский университет, оконченный под влиянием отца, и Национальный университет Тайваня, к выбору которого, как места получения образования приложила руку мать. – Ян, как послушный и любящий сын не особо сопротивлялся запалу родителей, тем более что учеба давалась ему легко.

Специалист по международному праву, специалист по вопросам экономики, несколько языков, неплохая стажировка, пройденная благодаря протекции папы. Все это дало Яну неплохой старт, с помощью которого он быстро, буквально за несколько лет проскочил пару-тройку ступенек в юридическом департаменте «TSMC» (тайваньская компания, занимающаяся изучением и производством полупроводниковых изделий). И уперся в то, что феминистки называют стеклянным потолком. Оказалось что, таких как он – перспективных, со знание нескольких языков, блестяще образованных – не так уж и мало, и чем ближе к вершине, тем выше конкуренция. И однажды человек как бы замирает на должности, поскольку, чтобы подняться выше не хватает ума, смекалки, опыта, протекции или нет случая себя проявить. Как считал сам Ян Гутман – ему не хватало как раз таки случая. И он его искал.

Возможно, он был прав. Все-таки не зря Марк Твен писал, что, по мнению жителей Рая, лучшим полководцем в мире мог бы быть каменщик Джонс, который просто не смог продемонстрировать свои полководческие таланты, так как не представилось случая.

И Ян Гутман настойчиво искал себя, а вернее – возможность для рывка, подобного олимпийскому прыжку на лыжах с трамплина, но только вперед и вверх, вместо того, что бы тратить годы жизни для плавного непрерывного подъема. И случай представился там, где его не ждали.

Некоторые пляжи Тайваня мало чем уступают прославленным тайским, но они не так известны, и человек, желающий на время, – нет, не исчезнуть, а, скажем так, сделаться менее заметным, – может обратить внимание и на них.

Этому туристу было далеко за 60, и звали его Игорь Семенович Мигу. Появление же этого русского в доме его старого ”ватиканского” коллеги Жао было вполне понятным. – Несколько дней назад Парламент Тувы (регион РФ) избрала Игоря Семеновича на пост Председателя правительства, а Президент утвердил его. Вернее, это парламент послушно проголосовал за того, в сторону кого кивнула Москва…. Как бы то ни было – ритуал смены Власти в одном из регионов России был соблюден, и оставалось лишь подождать три-четыре недели, пока не истечет срок полномочий предыдущего Тувинского столоначальника и пройти процедуру инаугурации.

Неплохой для него конец карьеры – некоторых просто отправляют в отставку, а некоторых, как говорят, «отфутболивают на чердак» – губернатора крупного края могут послать послом к неграм в Зимбабве, а его – опытнейшего, но впавшего в немилость посла России в Ватикане, – сослать в Туву. И отказываться тут нельзя, – тут отказ равнозначен выпадению из системы и отправке в отставку, а значит в небытие.

Ну а как человек осторожный, Игорь Семенович понимал, что даже за пару недель может случиться все что угодно, – и сердечный приступ, и неудачное падение в ванной, и поэтому его решение исчезнуть с политической орбиты страны на этот срок были вполне разумным. Если для него Тува была почетной ссылкой, то для его предшественника – хлебным местом. И не только для него, но и для многих его лизоблюдов. Но, если сам Селиванов был достаточно труслив, что бы даже намекать на то, что смерть Игоря Семеновича, случись она сейчас, будет очень и очень кстати (он ведь имел шансы на своеобразную реинкарнацию и продолжение политической жизни). То вот для многих из его окружения отлучение от кормушки означало смерть, и часто вовсе не в переносном значении этого слова. Мигу знал, что отчаявшийся человек способен на многое, а потому решил на время спрятаться. Хотя и слово то спрятаться было бы тут неправильным. Он хотел скорее стремительно исчезнуть, а потом так же стремительно появиться…и снова пропасть, ломая тем самым возможные замыслы противников.

А потому заглянуть в гости на Формозу к старому другу было и вежливо, и полезно для здоровья, и давало возможность передохнуть перед, наверное, уже, последним в его жизни постом.

За последние годы Чэнь Жао, с которым он когда-то познакомился и сдружился во время их дипломатической службы в Ватикане, сильно сдал. Зато Игорь Семенович, наконец, имел возможность познакомиться и с его сыном.

И молодой человек произвел на него самое благоприятное впечатление: среднего роста и красивой внешности (видимо удачно смешалась кровь родителей), немногословный, с легкой улыбкой, он, тем не менее, проявлял неподдельную заинтересованность собеседником и тем, о чем собеседник говорил. А ведь это очень располагает и притупляет бдительность! И если бы не выучка старого дипломата, то…Нет, трепачом он конечно же не был и говорить больше необходимого не было в его привычке. В то же время, заглядывая в гости едва ли не каждый день к старому другу, и пару раз даже заночевав у него, – Мигу незаметно сдружился с его сыном, и их разговор за день до отлета Игоря Семеновича был более откровенным, чем обычно.

Возможно, тут сказалась лишняя рюмка бренди, которую пожилой человек себе позволил, а возможно «синдром купе», когда хочется поговорить по душам с попутчиком. Как бы то ни было, но будущий глава правительства Тувы начал обрисовывать свое будущее, свой край – безнадежно отсталый и еще более безнадежно дотационный, и что ему все 5 лет придется делать невозможное – пытаться привлечь инвесторов.

– Зачем, – спросил его тогда Ян.

– Как это?! – удивился Игорь Семенович, – Лучше страдать от наличия инвестиций, чем от их отсутствия. Я буду лично гарантировать…

– А кто будет отвечать за ваши слова через 5 лет, когда вы уйдете с поста?

– Ян, ты, что то хочешь сказать? – На „ты” с китайцем он перешел еще неделю назад, но такая фамильярность уже не коробила ни Яна, ни Игоря Семеновича.

– Я бы не стал инвестировать в Туву сейчас. Там холоднее, чем в Африке, население пьет больше, нет культуры труда и уважения к частной собственности, а ваши гарантии – это, по сути, сигнал, что инвестиции надо отбить за 3–4 года, пока не кончился ваш срок.

– Ян, я ведь не вчера родился. Но есть ли у меня другой выбор, кроме как ублажать толстосумов.

Ян Гутман внимательно посмотрел не своего собеседника и ответил, – мне кажется, что решение вашего региона стоит поискать в другой плоскости. – Затем, сделав паузу, добавил, – Вы достаточно хорошо знаете историю своего края? Мне кажется, решение вопроса лежит тут, и я мог бы попробовать его отыскать.

Игорь Семенович уехал следующим утром. Затем у него была инаугурация, торжественные проводы предшественника и стандартная тягомотина, прерываемая редкими вспышками активности, типа забастовки шахтеров „Красной Горки” или феерическим прорывом главного коллектора в столице республики – городе Кызыле.

Это было под Новый Год, когда он снова смог вырваться, и снова, уже скорее по привычке решил отдохнуть на пляжах Тайваня. – Не потому что снова от кого-то прятался, а скорее из-за желания отдохнуть от соотечественников. И, конечно же, для того, что бы навестить друга. А еще, быть может, ему хотелось снова поговорить с его сыном – в меру циничным, и не в меру умным.

Разговор Яна и гостя не мог не коснуться их последней темы, и когда Игорь Семенович полушутя спросил – видит ли Ян Гутман выход его проблем, ответ его очень сильно удивил.

– Выход есть, и он находится тут. – Ответил ему молодой человек, – положив руку на учебник истории.

– Каким образом?

– Сегодня уже поздно, а завтра, если вы желаете, я поделюсь своим видением проблемы.

Ту ночь Игорь Семенович Мигу плохо спал, заинтригованный словами Яна, а когда, наконец, настал вечер и он спокойно, не теряя достоинства, смог снова с ним встретиться и услышать то, что Ян Гутман навал видением, – то от услышанного старый дипломат слегка опешил.

Впрочем, через месяц обдумывания и обсасывания, он таки дал свое принципиальное «Да».

А полгода спустя после этого разговора старый дипломат господин Жао любовался репродукцией знаменитой картины «Пекин 2008» и размышлял о том, как дивно порою ложатся карты. На полотне картины три девушки играли в маджонг – дивную смесь домино и покера. При чем играли на раздевание, и каждая из них символизировала одну из стран востока.

Коротко стриженая Япония проигралась тут в пух и прах, – она была полностью раздета…Но была сосредоточена на игре, пытаясь отыграться.

Девушка, с татуировкой на спине – символизировала Китай. Китай хоть был раздет до пояса, но сохранял юбку и нижнее белье. Но это была явно ее игра, и на ее поле.

Барышня в длинных одеждах олицетворяла США

Ну а лежащая в соблазнительной позе русая красавица Россия, – она одной ногой гладила Америку, а другой помогала Китаю – тайно передавая девушке с драконом на спине лишнюю костяшку.

Но был на этой картине еще один участник. Это была девочка в красном дудоу. Она наблюдает за всем со стороны и видит все, что творят игроки, и все понимает. Но у нее нет ни статуса, ни возможностей вступить в игру, и нет права голоса, а есть лишь возможность перемигиваться с покровительствующей ей «Америкой» и обязанность чистить фрукты для взрослых тетенек. – Ничего не может она тут поделать, что бы присоединиться к игре.

А ведь так хочется поиграть! – Но тетеньки взрослые, они не пустят за стол маленькую соплячку. И что же соплячке делать то? Чистить для них фрукты, перемигиваться с одной и строить гримасы другой? Или попытаться самой влезть в игру?

Тогда, полгода назад господин Чень Жао был удивлен полученным приглашением из Министерства Юстиции, но от встречи не уклонился.

С ним беседовала, конечно же, не маленькая девочка в красном дудоу, а человек его возраста, седой и сухощавый. Но своей глубинной сути это не меняло – маленькая девочка хотела играть вместе с взрослыми тетеньками на равных.

Тогда Господин Жао оценил и подбор собеседника – к нему прислали не молокососа, а человека его возраста и ранга. Ну а то, что дом бывшего дипломата во время посещения его гостем из России был на прослушке – этот факт ничуть его не удивил и не оскорбил: лояльность господина Жао интересам республики была абсолютной, а за своего сына он мог ручаться головой. И, что важно, его собеседник об этом знал.

Удивило другое: план его сына, предложенный русскому, казавшийся ему, да и самому Яну, слегка авантюрным и нереальным, был услышан, проанализирован…и признан перспективным. Девочке с фруктами в красном дудоу отчаянно хотелось за общий стол, и она не упускала получить возможность кинуть два кубика хотя бы одну партию. Единственное что самого господина Жао попросили о небольшой услуге, вернее сразу о двух: представить его собеседника этому русскому, а после того как господин Фа из National Security Bureau (служба разведки Тайваня) пожмет ему русскому, отойти в сторону и не вспоминать более ни о их разговоре, ни и о плане, автором которого являлся его сын. К Яну Гутману эта просьбы так же относилась.

План „Тыва”, разработанный в общих чертах и, что называется, на коленке Яном Гутманом и «отшлифованный» усилиями специалистов из NSB был довольно своеобразен: основные события должны были, подобно иглам акупунктуры, вонзаться далеко и часто в совсем нелогичных, на первый взгляд местах.

Конституционный суд Тайваня видел много разных исков, – и абсурдных, и взвешенных, и глупых, и таких, что сами судьи погружались в раздумье на долгое время. – Этот иск был из разряда абсурдных, но деликатных: некий Жуи Лоу подал иск против правительства Республики. Предмет иска был очень даже патриотичным – отказ в 2011 г. от территориальных претензий на исконно китайские земли – «Танну-Урянхай»…или по-современному – «Тыву». – При чем господин Жуи вовсе не требовал его дезавуировать, а требовал дать ему определение.

Определение и было дано – соглашение достойно сожаления и скорби. Точка. О пересмотре или отмене – речи даже не шло.

План «Тыва» не требовал активного и даже личного участия самого главного бенефициара этого плана, даже когда очередная игла – событие происходили в самой Росси. – Практически одновременно с этим судом в Тайване, в Московский суд был подан иск о признании незаконным включения Тувы в состав СССР в 1944 г., и главное – о признании ее права на самоопределение или смену государства-суверена. В отличие от Тайваня шансов тут не было никаких, но грамотная юридическая поддержка давала возможность затянуть дело, а значит привлечь к нему внимание.

Это были два главных, но не единственных хода, предпринятых в рамках плана «Тыва».

Была и торжественное открытие после реставрации кладбища солдат Циньской империи похороненных недалеко от Кызыла, – естественно, что освещенное в СМИ, и не только в Российских. А несколько мальчиков-тувинцев возлагающих букеты белых хризантем к месту упокоения последних солдат империи (этот термин господин Гутман придумал сам) – производили приятное и скорбно-торжественное впечатление.

Было ли кладбище нестоящим или нет – неизвестно. Но реакция Москвы была такой, какой и предполагал Ян Гутман – жесткой и дурной.

Если мраморные кладбищенские плиты привлекли относительно мало внимания, то снос кладбища был куда как более зрелищным. И ведь был что показать?! – На такую картинку не рассчитывал даже Ян: раннее утро, солнышко, которое первыми своими лучами касалось, словно глядя, могильных плит двух десятков воинов „Восьмизнаменной армии”, мелодия и слова „На сопках Маньчжурии” пущенные для фона… И рык трактора, своим ковшом ровняющего это умиротворяющее великолепие, и некий „дядя Вася” за баранкой этого хтонического урода – алкаш в матроске-алкоголичке, небритый и с бычком в зубах.

Зрелище было настолько мерзким и гнусным, что казалось перегар, и вонь дизеля передаются зрителю через экран монитора. – Видео набрало кучу просмотров, получило резонанс, а чинуша из Первопрестольной отдавший столь нелепое распоряжение срочно лег в больницу с гипертоническим кризом.

Было еще несколько акций, куда менее заметных несведущему зрителю, и остро видимых профессионалами. Таких, как например, открытие культурного центра по изученью китайского языка в городе Ак-Довураке. Помещение, преподаватель и коммуналка – были за счет местных, а вот грант преподавателю и учебные материалы – „спонсорские”: пара сотен учебников и других учебных материалов с маркой „Сделано в Тайване”, учебники истории Китая, написанные в Тайбее, а вовсе не в Пекине, и портреты Сунь Ятсена и Чан Кайши – это увидали все кто должен был увидать.

Порою события в жизни похожи костяшки домино, только их множество, они разного размера, и у всех свой вектор падения.

И в этот раз сразу несколько мелких доминошных костяшек, сложившись в одном месте, для того, что бы столкнуть ту, что покрупнее, а та, в свою очередь – отправила в падение еще более крупную.

Разрабатывая план «Тыва» Ян вовсе не планировал достучаться напрямую до Москвы. – Москве собственного говоря было все равно – с кем и кто там судиться за границей, и какой портрет висит у тувинских грантоедов. – Но не все равно было Китаю, а вернее Китаю материковому, или КНДР. – Перспектива заиметь под боком выкормышей Чан Кайши, пусть и в далекой перспективе, этим товарищам не улыбалась. – Реакция Китая была жесткой – Китай попросил Москву присмотреться к окраинам повнимательнее.

Реакция Москвы, как и предполагал Ян и Мигу была еще более нервной: вдоль границы с Китаем начали строить рокадную шоссейную дорогу, несколько воинских частей поменяли место прописки, ну а мост через Иртыш так и не начал строиться, принеся себя в жертву спокойствия москвичей и бюджету Тувы. – Это была нормальная реакция метрополии на ставшую проблемной провинцию. Принимая план Яна Гутмана – Мигу знал, что это может сработать. Мышление москвичей было довольно просто: провинция должна или приносить деньги или не доставлять беспокойства. Если провинция доставляет беспокойство, то проще всего дать ей денег, отобрав или недодав их тем, кто беспокойства Москве не доставляет.

Операция «Тыва» растянулась на несколько месяцев, и ее результатом стало сразу несколько событий.

Игорь Семенович Мигу таки смог привлечь деньги в край, пусть это и не были вожделенные иностранные инвесторы, а свой родимый бюджет, но сути это не меняло – вложения в край оживили его жизнь и он почти перестал нуждаться в дотациях с центра, ну а сам глава Правительства Тувы был принят Президентом. Приемом старый дипломат оказался вполне доволен – свои люди в Москве потом передали, что по мнению Самого – «такими старыми проверенными кадрами разбрасываться не стоит».

«Девушка с драконом», то есть Китай, тоже вроде де бы выиграла: разведка не сплоховала и вовремя засекла поползновения южных соседей. А простым окриком и дипломатическим давлением китайским дипломатам удалось задавить в самом зародыше попытку заразе с Тайваня пустить метастазы на севере Поднебесной.

Что же до «девочки в красном дудоу», то она позволяла своей оппонентке так думать. В аллегорическом смысле «девушка с драконом» проиграла уже в тот момент, когда вступила в игру с соплячкой в красном балахоне, ибо сам факт признания ее игроком – был равнозначен поражению. С практической же точки зрения NSB Тайваня при минимуме затрат смогла начать акцию, пусть и обреченную изначально на провал, но гарантированно отвлекшую хотя бы часть внимания северного оппонента от другой, более секретной операции.

Но был еще и автор плана «Тува», и он тоже получил свое. Служба Разведки обратила внимание на хитрого полукровку, а острый ум, креативность и способность правильно задать вопрос были отмечены особо. И ему было сделано предложение, отказываться от которого было, конечно же, можно, но делать это разумному человек – не стоило.

Экономика имеет много общего с политикой. В той же политике можно попытаться вырастить злобного боевого хомячка – карманную партию радикалов, которая будет оттягивать на себя голоса твоих конкурентов, и при этом будет если не управляема, то по крайне мере поддаваться влиянию. Но есть одно но: с момента прохода этого «злобного боевого хомячка» в парламента, и тем более набора им на выборах 7–8% голосов – с этого момента все достигнутые договоренности начинают стремительно терять силу, сделанные инвестиции – обесцениваться, а клятвы в верности – забываться.

Один из флагманов экономки республики – компания TSMC (та самая, в которой работал Ян Гутман) была основана, в том числе и при участии государства. За этой общей фразой стояла опека и Бюро разведки. Но TSMC крепла, рос ее оборот, а люди в ее руководстве, которые еще помнили, кто приложил руку к ее становлению, и кому они лично обязаны – постепенно уходили со сцены. Другие же, те, что приходили им на смену, хотя и знали, кто их курирует, но были уже не прочь если не избавиться, то по крайне мере ослабить поводок.

Ну а в руководстве NSB сидели отнюдь не дураки, и понимали все риски и перспективы.

Было два выхода: или смириться с неизбежным, ожидая, что рано или поздно TSMC окончательно сорвется с поводка, или играть на опережение, используя еще имеющиеся рычаги влияния внутри корпорации.

На предложение сделанное ему инспектором Фа Ян Гутман ответил положительно, пусть и не сразу. И вскоре по результатам переаттестации и проведения тестов внутри корпорации в его личном деле, с разрывом в несколько месяцев, появились пара новых строк: – «Лояльность интересам корпорации близка к абсолютной», а позже еще одна – «чрезвычайно высокий уровень креативности. Рекомендовано включить в состав группы „фокус”. – Такая модель продвижения „Умника” (позывной Гутмана) имела для NSB свои преимущества: с одной стороны в руководстве корпорации все еще были свои люди, которые могли внести в про-файл сотрудника такие характеристики, а с другой – сделать это было легко в силу того, что это была правда. Ум и креативность „Умника” и были причинами, в силу которых инспектор Фа стал его куратором, а лояльность Яна Гутмана интересам корпорации так же была выше подозрений, правда в сугубо „конфуцианской” системе измерений, в которой верность верховной власти стоит все-таки выше верности господину.

Оказанное доверие Ян Гутман оправдал буквально через месяц – в решении так называемого «казуса Рахима Шарипова». В результате Корпорация смогла зайти на рынок одной среднеазиатской страны в более лояльном для нее формате, а Ян Гутман подтвердил на практике, что недавние записи в его про-файле не были пустым словом. Специалист умеющий найти красивый и неожиданный выход в самых сложных ситуациях – такую репутацию успешно нарабатывал себе Ян Гутман.

И уже примерно через год, после того как Ян Гутман получил позывной «Умник», его кураторы из разведки гораздо лучше понимали, что твориться внутри корпорации, – если не везде, то по крайне мере в тех направлениях, которые были или проблемными, или прорывными. Ведь именно туда чаще всего направляли группу «Фокус».

В рамках группы «фокус» Яна Гутмана часто привлекали на консилиумы, инспекции или мозговые штурмы, рассчитывая на его очередное озарение. – Там он, как правило, молчал и делал пометку в своем блокнотике, лишь изредка поднимая голову и делая замечание или задавая вопрос, часто сдвигающий дело с мертвой точки.

И когда его попросили принять участие в инспекции и определения потенциальной полезности объекта № 127 – он ничуть не удивился. Обычное – необычное задание, ничего нового.

И тем более что никто не удивился, что именно Ян Гутман, после проведения этой самой инспекции, с точностью до дня смог определить точную дату Конца Света.

Второе. Осколок прошлого. Виктор Штепке или за 80 лет до конца света.

Маленький человек лет 40, в очечках и с вечно выпадающей из нагрудного кармана ручкой о чем-то говорит с трибуны.

Много позже, уже через десятки лет после его смерти, он получит прозвище „Маэстро”. Но это будет потом, а сейчас будущий Маэстро, а пока что просто научный сотрудник Московского физико-технического института Виктор Яковлевич Штепке защищает свою кандидатскую. Он знает, что как минимум 4 белых шара – (белый шар – это голос „За”) у него есть, но за остальные 5 – нужно еще побороться.

И он борется, этот маленький нескладный человечек.

Тут, в Москве, этого бульбаша приняли если не с восторгом, то точно, что с теплотой, – несмотря на свою кажущуюся нескладность, маленький человечек умел не только налаживать новые связи, но и не терять старые, – и школьные, и институтские, и фронтовые. Но новичку все равно нужно доказывать свое место под солнцем Столицы, и он это делает.

На дворе сейчас начало 60-х, а страна, для которой живет и работает маленький человечек – все еще на подъеме, и признаков упадка вроде бы не наблюдается, даже в отдаленной перспективе, а люди все еще в массе своей по-хорошему религиозны.

Да-да, люди в СССР в массе своей все еще верят, – только одни все еще верят в обретении Царства Божьего после смерти, а другие – в построение его при их жизни. Ну, или хотя бы при жизни их детей.

Правда, в той стране критической массы адептов старой религии уже давно нет, да и оставшиеся скорее практикуют христианство, чем верят. В массе своей они крестят детей, потому что так принято, пост для них это скорее уже диета, при котором черная икра или мясо крабов это неплохая замена докторской колбасе, а стиль одежды при входе в храм несравненно важнее того, с чем человек туда пришел. И хотя из верующих они давно превратились в прихожан, для которых вера в Бога заменилась верой в церковь, а Нагорная проповедь давно уступила место ритуалам и внешней атрибутике, среди них все еще встречались исключения.

Впрочем, и адепты теории о постройке Царства Божьего на земле успели пройти примерно такую же трансформацию за пару десятков лет, и все более превращались из коммунистов в членов партии. Впрочем, исключения были и тут.

Таким исключением был и Штепке – он все еще верил в свою страну, причем не на потребительском уровне, а истово и все сердцем – на уровне идеалов. СССР ему все еще казался тем Прометеем, который вот-вот и понесет согревающий божественный огонь истины всем голодным и обездоленным народам мира.

Но Штепке был не только человеком верующим, но и человеком думающим, что редко, не так часто, как того хотелось бы, но все-таки бывает. А потому скромный аспирант вышел на защиту своей кандидатской с темой с „Темпоральный эффект: механизм, особенности, потенциал использования» не где-нибудь, а в ведущем московском вузе. Какие связи и знакомства он подключал, что бы перевестись из Минска в Москву – было неизвестно, но Столица приняла сябра вполне приязненно.

Сама же тема его кандидатской была глубоко фундаментальной, даже чересчур глубоко, а, говоря по-простому – была всерьез и надолго оторвана от жизни, но все же имела большой потенциал. Этому нескладному человечку снова повезло – глава приемной комиссии оказался человеком куда как более умным, чем о нем обычно думали (а дураком его точно что не считали), и потенциал темы оценил. Правда, отметив в заключении, что математические расчеты и выкладки могли бы быть полнее, обладай наука в настоящий момент на несколько порядков большими мощностями вычислительной техники, а ряд допущений будущего кандидата наук, возможно проверить на практике только путем проведения опытов на ускорителе заряженных частиц, с длинной основного кольца не менее 20 000 метров.

Если задаться вопросом – было ли что-то общее у этого худого белоруса с гениальным 20-леним парижским сопляком Эваристом Галуа и австрийским монахом-августинцем Менделем? То можно дать ответ – было! И это общее имело как монета два стороны – аверс и реверс, свой чет и нечет, свое счастье и свою беду.

Если у каждого человека есть свой запас везения, то, наверное, все что у него оставалось, Штепке потратил на защите своей кандидатской.

Возвращаясь ненадолго на свою малую историческую Родину из многомесячного московского сидения маленький человечек имел большие планы, перспективы, он хотел работать дальше, развивать свои идеи и теории, но ему все же не стоило садится в тот самолет.

О гениальном открытии 20-летнего французского математика Эвариста Галуа узнали только через двадцать лет после его гибели на дуэли.

Настоятель бенедектинского монастыря Грегор Иоанн Мендель австрийский биолог открывший законы наследственности был оценен потомками аж через полвека.

Судьба Штепке оказалась в чем-то схожа. Крушение самолета поставило крест на его научной карьере, да и на жизни впрочем, тоже.

Своей школы он создать не успел, и громких публикаций не сделал. Ну а последователи? – Последователи были. Но им тоже хотелось кушать, у них были семьи, которые не могли ждать, пока наука и техника разовьется до такой степени, что сможет подтвердить гениальные, но сугубо теоретические выкладки этого белоруса.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю