Текст книги "Жестокии развод (СИ)"

Автор книги: Ария Тес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Когда звучит звук проигранного боя, Иван немного морщится, потом вздыхает и откидывается на спинку дивана. Я еле держу в себе насмешку, которая сейчас как бы и не к месту. Просто так мое внутреннее эго радуется: его наконец-то выбрали, а не все остальное.

Так ты начинаешь чувствовать себя исключительной, и неважно, сколько ты сделала ради этого мужчины, никакие обстоятельства значения не имеют. Потом, когда начнешь думать, возможно, все поменяется, но этот момент в твоем сердце все равно отпечатается, а в напротив его имени появится пара плюсиков…

Иван молча ждет, пока я начну. Улыбаюсь.

– Ничего особо серьезного, ты мог бы играть дальше…

– Ой, – он отмахивается со смешком, – Не мог, и мы оба это знаем.

Я опускаю глаза. Иван тихо добавляет.

– Не переживай, я тоже так не люблю. Когда разговариваешь, надо смотреть собеседнику в глаза, а не заниматься какой-то хренью на стороне. Это об уважении.

Улыбка снова появляется на моих губах, и я снова смотрю на него. Тихий намек, совсем непохожий на укор – так ловко он попросил меня о равенстве и взаимности.

– Кое-что в школе все-таки случилось.

Иван сразу напрягается, и я спешу его успокоить.

– Нет, ничего такого, ладно? С Олегом все хорошо, и даже больше скажу: он действительно может за себя постоять. И не только за себя.

Теперь он хмурится. Ладно, хватит ходить вокруг да около.

Вздыхаю, усаживаюсь чуть поудобней, подтянув ноги к груди. Так я чувствую себя в больше безопасности…хотя и до этого не чувствовала себя под угрозой. Впервые за очень долгое время, сидя рядом с почти незнакомым мужчиной – мне спокойно…но…Олег так любит его, а мне? Предстоит признать в своей несостоятельности, и это давит.

Спокойно…

Я могу ему доверять. И это чувствуется в каждом нашем контакте…поэтому хоть первые слова и даются мне сложно, зато дальше становится проще и проще. Ваня просто слушает. Его взгляд не позволяет себе упасть до жалости или сочувствия – он будто знает, что так сделает только хуже, поэтому не меняется до самого конца.

– …Артур…у него сложный характер, и я знаю, что где-то в глубине души он хороший мальчик, но…

– Сейчас он это очень глубоко прячет.

– Да. Я не знаю почему, но…

– Не думаю, что ты здесь виновата. Точнее, я уверен, что не виновата. Знаешь? Если хочешь услышать мое мнение, то думаю, ему просто нужно дать чуть больше времени, чтобы разобраться. Он очень сильно злится, а на тебя гораздо проще скинуть все, потому что ты мать. Мать всегда простит и примет, как бы это сейчас ни звучало. Он знает, что имеет право психовать с тобой и топать ножкой тоже только с тобой: ты его всегда примешь.

Иван дарит мне надежду, за которую страшно ухватиться, но что-то внутри все равно хватается…

– Ты так говоришь, будто…

– Сам через это проходил? – Иван издает смешок и откидывается на спинку дивана, смотрит в потолок, – Проходил, конечно. Тоже очень сильно злился в свое время, а досталось маме. Мне за это до конца дней будет стыдно, и когда я разобрался, я каждый день готов был носить ее на руках, лишь бы искупить свой мальчишеский бред.

Он поднимает на меня глаза и слабо улыбается.

– Сейчас он считает себя охренеть каким взрослым, который все в этой жизни понимает лучше, но на самом деле это, разумеется, не так. Я не понимаю, как правильно жить, что о нем-то говорить? Просто я понимаю, что иногда нужно остановиться и подумать, а может быть прислушаться. У него этого пока нет – появится. Просто подожди. Но ты ведь не об этом хотела поговорить, так? Ведь ты это все уже говорила.

Я бережно прячу свою надежду подальше, обнимая ее всей душой. Слова, сказанные сейчас в тихой комнате – важные слова, и с ними гораздо проще двигаться дальше и не чувствовать себя ничтожеством…

– Мне не очень…понравился метод, которым Олег попытался решить конфликт.

На губах Ивана медленно появляется улыбка. Я хмурюсь.

– Что?

– Нравится, как ты говоришь. Так тактично обтекаешь острые углы, никогда не думала заняться политикой?

Цыкаю.

– Я же серьезно.

– Тебе не понравилось, что он полез в драку.

– Да.

– И навалял твоему сыну?

– Дело не в Артуре, господи! Вот так и знала, что ты…

– Тш. Не пыли. Я просто уточнил.

Прищуриваюсь, Иван жмет плечами.

– Мне точно в политику не вариант, я слишком прямолинейный.

Боже.

Вздыхаю и киваю.

– Дело не в том, что он ударил моего сына. Не конкретизируй. Дело в том, что он ударил – это не выход. Олег должен уметь решать конфликтные ситуации языком, а кулаки пускать в дело в самом последнем случае. И то. Лучше бы вообще нет, но…

– Мы мальчишки. Это без вариантов.

– Точно…

Повисает короткая пауза, за которую я, правда, взрываюсь от волнения. Имела ли я право лезть в воспитание чужого сына?…

– Я понимаю, что это не совсем мое дело. Ты его отец и…

Иван громко щелкает языком и закатывает глаза.

– Красивая, брось. Не надо. Ты права.

– Так просто?

– А что? Мой пример разве тому неподтверждение? – Иван садится, уперев локти в колени, – В том, что он полез в драку – есть и моя вина. Олег раньше таким не был…

– Я бы не сказала, что ты в этом виноват.

Тихо спускаю ноги на пол и сажусь рядом. Смотрю на него в попытках поймать взгляд, но на этот раз мне не удается…тогда я говорю.

– Я тебя не пытаюсь обелить. Разве у тебя был другой выбор?

– Вообще-то, да, красивая. Был.

Иван переводит на меня взгляд, и мне кажется, что он делает это, потому что не считает, что имеет право прятаться. Это про смелость. Совершил – отвечай смело. И все такое…

– Я мог проконтролировать себя, схватить Олега и запихнуть его в квартиру, а потом вызвать полицию. Так было бы правильно и безопасно, но у меня не получилось правильно и безопасно. Перекрыло. Я привык решать проблемы так, и на этот раз не рассчитал силу.

– Я тебя не виню. Сомневаюсь, что поступила бы правильно сама, что о тебе говорить?

Иван мягко улыбается.

– Сочувствующая у тебя душа, красивая. Но…

– Хорошо, – перебиваю наскоро, – Ты действительно виноват. Да, наверно, ты мог бы себя проконтролировать, но это совокупность твоих жизненных моментов. Хорошо, что ты все понимаешь.

– Конечно, я все понимаю. Пожалел уже сто раз…

– И это самое важное. Я думаю…что может быть, Олегу полезно это услышать?

– Если честно…я боюсь возвращаться с ним в тот день.

Признание звучит неожиданно…прекрасно. Внутри становится тепло и хорошо, а я окончательно расслабляюсь, потому что так, похоже, действительно выглядит доверие.

Доверие…

Волшебное слово, которое ты думаешь, у тебя есть, но когда действительно его находишь – понимаешь, как сильно заблуждался…

Подпираю голову рукой и улыбаюсь, слегка кивнув.

– Хорошо, я все понимаю. Могу предложить выход?

Иван повторяет за мной.

– А он у тебя есть?

– Только не воспринимай сразу в штыки, хорошо?

– Это не моя история больше, красивая. Говори.

Киваю слегка.

– Я думаю, что мы можем поискать детского психолога.

Иван выгибает брови, но чтобы он не успел ничего сказать лишнего, я наскоро перебиваю.

– Это не значит, что с твоим ребёнком что-то не так, окей? Психолог помогает разобраться в себе, а не ставит на человеке клеймо. Он поможет провести разговор, который вам все равно предстоит провести, и сделает все безопасно. Направит тебя, поможет разобраться Олегу…это…правильное решение, как мне кажется. И это совершенно точно не будет означать, что ты, как родитель, проиграл или не состоялся. Это наоборот будет означать, что ты ответственно подходишь к решению ситуации.

Пару мгновений он молчит, а я даже не подозреваю, как отреагирует, но понимаю одно: нужно время. Нельзя в таком давить, а из кого-то вроде Ивана еще нельзя выбивать согласие: получишь обратный эффект. Поэтому я улыбаюсь, потом стягиваю джойстик со стола и киваю.

– Подумай над моими словами, а пока…давай сыграем? Надеру тебе задницу.

– Охо-хо-хо…какое громкое заявление!

– Давай уже. Или струсил?

Глупо, я знаю. Но так будет лучше. Ивану нужно подумать над тем, что я сказала, а мне нужно немного расслабиться. Все-таки в играх есть свои плюсы – они здорово снимают напряжение…

Мы проводим пару боев. Первый – Иван явно поддается, пока я разбираюсь с управлением. Второй – тоже. А вот начиная с третьего, когда я вхожу в раж, ему уже не так легко со мной сладить. Не знаю, сколько там проходит времени? Мы смеемся, я выигрываю, а потом он слегка пихает меня в плечо и сбивает.

Резко поворачиваюсь и открываю рот.

Иван облизывает губы.

В его глазах горят чертики, во мне – возмущение.

– Ты…ты…меня пихнул! Чтобы я проиграла!

– Я случайно.

– Ага, конечно! – повышаю голос, вызывая в нем смех, – Жухало! Ты – жухало!

– На войне все средства хороши и…

– Ты жухало! Все! Дисквалификация за неспортивное поведение!

– Да ну? И что ты будешь делать?

Так бесит в моменте его выгнутые брови и наглость, что ответ приходит сам.

– Ты лишаешься права управлять главным джойстиком!

Резко подаюсь вперед, чтобы отнять у него этот самый джойстик, но Иван быстрее. Он моментально считывает мой маневр, отводит руку в сторону и поднимает ее над своей головой.

Сволочь!

У меня все преграды снесены. Я вижу цель и не вижу препятствий! Наваливаюсь на него, мы падаем на спинку дивана. Он смеется, да и я тоже, пока тянусь до его руки, но они у него слишком огромные.

Хочу съязвить. Резко поворачиваю голову, но моментально застываю.

Наши лица находятся слишком близко.

А взгляд его слишком проникновенный.

Он больше не смеется, но улыбается. И смотрит-смотрит-смотрит. Так, что у меня все нутро в узел…

Боже…

На меня так никто и никогда не смотрел! Клянусь!

Взгляд сам падает на эти порочные губы. Интересно, какие они на вкус?

Его дыхание сбивается. Тело подо мной напрягается больше, и это тоже очередной жаркий забег очередных моих мурашек…

ПИМ-ПИМ-ПИМ!!!

Момент ломается громкой трелью моего таймера, который я поставила, чтобы не опоздать в школу за Олегом. Этот таймер можно одновременно проклинать и восхвалять, ведь правда в том…что я не знаю, как бы закончился этот миг, если бы нас ничего не отвлекло. А правильно или нет? Думаю, было бы уже неважно…

27. Две недели. Часть 1 Галя

Две недели проносятся так, будто кто-то зажал кнопку быстрой перемотки на пульте. В нашей жизни появляется какая-то стабильность, и самое странное – эта стабильность теплая, веселая и…от нее в душе щекочет.

Я постоянно улыбаюсь.

Олег быстро привык к новой школе. У него не было совершенно никаких проблем, а напротив. На третий день своего обучения он уже рассказывал нам смешные истории про своих новых друзей: про Пашку и Никитку, с которым они, как это когда-то модно было называть, крутили белкам хвосты вместе. Мне еще больше нравилось наблюдать за их с Иваном взаимодействием. Он мягко улыбался, поддерживал, но в нужный момент осаждал. Если истории явно переходили на другой уровень шалости.

Только это было далеко не все, что мне нравилось…

Иван круто сблизился с Артемом. Они нашли много тем для обсуждения, и, как оказалось, у них действительно их было много. Иван совершенно не был похож на Толю, которого мои дети всегда любили и уважали, но никогда не могли вот так сесть и проговорить несколько часов подряд. Он же всегда спешил, большой начальник, и вечно…знаете, что-то строил из себя. Непонятно зачем и почему, правда, но так было. Раньше я совершенно не отдавала себе отчета в том, как он держит на расстоянии «своего позволения» не только меня, но и детей. Как он играет и перед ними, совершенно не допуская определенных, обыденных вещей.

Толя называл это «фамильярностью», и говорил, что так нужно ради сохранения «уважения», но по факту…сейчас я готова сказать, что это было нужно для подкрепления собственного эго.

С Иваном иначе.

Они могут спорить с Артемом часами. Могут даже повышать голос, а через пять минут громко смеяться.

Дружба.

Вот что это такое…дружба. Иван выстраивает отношения по модели «старший товарищ», а Толя «большой начальник». Вот в чем разница между ними…один готов поддержать и быть на равных, а второй требует к себе беспрекословного уважения. Наверно, если бы он мог, то был бы совсем не против, чтобы собственные дети называли его на "Вы".

Тактика Ивана мне кажется лучше. Она органична, и она завораживает.

Мой, обычно тихий и спокойный ребенок, совершенно по-другому раскрывается теперь. Будто бы играет новыми красками, отринув все сдерживающие его стены – и это завораживает…он настоящий притягивает взгляд и заставляет улыбаться.

Артем приобретает уверенность. Думаю, если я скажу, что он находит себя, то не ошибусь.

После того как я отвезла мальчишек в школу, захожу в квартиру и улыбаюсь. Здесь по-привычному чисто. Иван каждый день убирается, пока я отвожу ребят, а потом мы вместе готовим обед, а потом и ужин.

Взгляд цепляется за турникет, который они установили неделю назад. Артем у меня занимается спортом. Хоккеем, если точнее. Олег как-то пошел с ним на тренировку, чтобы посмотреть, и тоже увлекся. Он долго не решался попросить, поэтому за него это сделала мой сын:

– Мам, можно Олег тоже запишется на хоккей?

– Почему ты у меня спрашиваешь, а не у Ивана?

– Так он не против. Осталась только ты…

Конечно, я не нашла причин для отказа, а они сразу же заказали эту палку. Чтобы «держать себя в тонусе». Сколько раз я закатила глаза в тот вечер, когда эта палка, собственно, приехала – не сосчитать. Они сначала втроем ее вешали, а потом устроили целое соревнование: кричали, смеялись, улюлюкали. В тот вечер я мыла посуду, и да. Глаза-то закатывала, но еще больше я улыбалась. В конце концов, у меня даже щеки устали.

Вот так бывает…

Ты внезапно оказываешься в той точке, в которую не ожидал попасть после того, как разрушилась, как тебе казалось, что-то вечное. Я совершенно точно не рассчитывала, что судьба подарит мне семью. Казалось, я сделаю хорошее, доброе дело, а когда все решится – мы разойдемся в разные стороны. Как теперь разойтись, если…

Прикрываю глаза и отталкиваю эти глупости.

Мысли об Иване сродни темной стороне Луны, куда лучше не ступать. Слишком много незнакомых переменных, слишком много вопросов. Я думаю, нас тянет друг к другу. Возможно, мы испытываем чувства. Только.

Только…

Все дело в том, что я знаю, какие чувства испытываю я: мне нравится все, что я в нем вижу, а главное, нравится, как я чувствую себя рядом с этим мужчиной. Во мне снова просыпается забытая, потерянная уверенность в себе, смелость, остроумие, и я словно Артем, сильнее раскрываюсь, срывая все замки, которые повесил на меня мой бывший. Но! Что есть его чувства? На чем они базируются? На обычной благодарности, нехватки женского внимания…или на мне?

Много страшных вопросов преследуют меня, словно тени. Мы почти друг друга не знаем, а он вдруг вытеснил собой любые другие переживания, и это тоже очень странно. Может быть, я сама тянусь не к нему, а к возможности сбежать от боли? Чувствую ли я все это из-за него, или он просто хорошее обезболивающее?

Без понятия.

Вполне вероятно, мы с ним друг для друга способ отпустить непростую ситуацию. Опиум для никого.

Вздыхаю, собираю волосы в хвост и подхожу к раковине, где лежит пара тарелок. Я сегодня справилась быстро: Олег моментально выскочил из машины и понесся в сторону Пашки. Артем тоже не стал задерживаться. Он с самого вечера был нервным и расстроенным – поссорился со своей девочкой. Ее, кстати, зовут Настя. Он обещал меня с ней познакомить, но пока до этого не дошло, а вчера они вообще сильно поцапались. Со мной сын постеснялся обсуждать эту тему, ограничившись только рваным дерганьем плечами, а вот с Иваном поделился…я слышала обрывок их разговора, пока они мыли посуду. Стало ли обидно? Немного, но снова: больше тепло. Иван вот настолько расположил сына к себе, что тот не стесняется открывать перед ним душу. Раньше для этого у него был только Артур…но они с ним не общаются. После той сцены в школе, я больше не слышала имени старшего сына.

Они поссорились.

Это тоже определенная давка на внутренности и еще один нарыв, который периодически пульсирует под кожей и заставляет чувствовать себя дрянью, но…я больше себя не обвиняю. По крайней мере, не так, как обвиняла бы раньше.

Из ванной комнаты вдруг раздается громкий: УХ! И я вздрагиваю, роняя тарелку на дно. Оборачиваюсь, жду, а потом начинаю улыбаться: Иван затягивает одну из песен KISS, и это почти забавно. Поет он, конечно, так что уши вянут, но какая разница? Главное, с душой.

Он такой свободный…

Как бы это ни звучало при данных обстоятельствах, но внутри у него словно нет никаких стопов. Иван на вкус, как свобода, и от этого у меня снова кожа покрывается мурашками.

Перед глазами его глаза.

Губы.

Линия подбородка, ключицы. Его руки…

Жар проходит по нутру, а память «услужливо» подбрасывает картину, как он подтягивался под громкий счет моих мальчишек. Господи! И на кой хрен я вышла посмотреть, что они там делают?! В моем возрасте нельзя смотреть на…такое.

Крупные мышцы. Сильные плечи. Узкая талия.

И огонь в сознании, от которого никуда будто бы не спрячешься.

А я психую! Меня раздражают все те чувства, которые этот мужчина вызывает во мне, ведь я точно знаю, что такое чувствовать – неправильно. Мы почти друг друга не знаем, а я уже…вовсю и наотмашь. Разве так можно?! Даже с Толей я за ручку стала ходить через пару месяцев после знакомства! Близкими мы стали еще через полгода. Я жестко держала себя в руках, и у меня все получалось, а тут…

Полный провал.

Со злости хватаю тарелку, быстро ее смываю, а потом вижу пятнышко на кране и психую еще больше. Вооружившись губкой и пеной от моющего средства, я решаю во что бы то ни стало отмыть это гребаное пятно. Черт, и как же сильно мечтаю НЕ СЛЫШАТЬ его фальшивой песни, от которой у меня нутро искрит…

Сумасшедшая.

Сжимаю кран сильнее. Его песня вопреки всем моим надеждам проникает под кожу. Ее лихорадит, и меня лихорадит.

Пальцы сдавливают кран еще сильнее.

Истерично двигая рукой, сейчас я похожа, наверно, на психопатку, но сознание так жжется, что мне плевать! На! Кого! Я! Похожа!

Ототру это пятно, даже если сдохну! Будто если я его уберу, меня перестанет так колошматить…

На мгновение в голове проносится эта странная мысль, что я с таким же остервенением пытаюсь спрятаться от собственных чувств, а они не проходят. Внутри меня только множатся и растут, потому что он – одни сплошные плюсы для меня, даже если остальные увидят на месте этих плюсов жирные прочерки. Он для меня лучший! А это уже совершенно иной разговор, но…

Я не успеваю развить эту мысль, ведь дальше происходит слишком много сразу. Во-первых, я особенно сильно сжимаю кран. Во-вторых, по ушам проходится не кошачьи песни из ванной комнаты, а железный, противный скрип. Нет, не так. Лязг. В-третьих, через мгновение мне в лицо ударяет фонтан ледяной воды.

Визжу, закрываю глаза, закрываюсь руками. Отступаю. Вся одежда моментально становится мокрой. Футболка противно липнет к коже, которую обжигает. Вода заполняет все вокруг, и у меня от неожиданности и паники перед глазами бьют черные круги.

ТВОЮ МАТЬ!!!

Грохот.

Быстрые шаги.

Бас.

– Что случилось?!

И нелепая я. Все от той же неожиданности поскальзываюсь на мокром полу и уже готовлюсь встретить лицом кафельную плитку, как вдруг ощущаю горячие руки на своих предплечьях. К сожалению, они не смогли окончательно спасти меня от падения, ведь Иван только по голосу похож на кота во время гулек, а по рефлексам он все еще человек. Очень быстрый, конечно, но человек.

Я шлепаюсь на задницу. Повисает тишина.

Иван медленно разгибается.

Фонтан бьет в потолок.

Сгораю со стыда…

– Ау… – шепчу, он молчит.

Злится? Моя истерика свернула кран, Толя бы дико психанул…

Медленно поворачиваюсь, чтобы извиниться и попытаться как-то объяснить, но…застываю. Иван выбежал спасать меня прямо из душа. Куски пены все еще остались на его влажных, больших плечах, но не это самое ужасное. Не то, что я теперь снова буду мучиться от накатывающих, словно жар, снов…

Он выскочил прямо из ванной, чтобы меня спасти, обернув полотенце вокруг бедер наскоро, а теперь…это полотенце валяется на полу. Под моей рукой. А он стоит передо мной…абсолютно голый.

Я смотрю точно туда, куда смотреть не должна.

Прекрати смотреть туда, куда не должна смотреть! Тебя что?! Приклеили?!

Похоже на то…

Кто бы знал, чего мне стоит оторваться…прямо перед моим лицом предел всех больных фантазий, и это…ох, боже, такого даже я себе напридумывать не могла…Понятно теперь откуда он весь из себя такой в себе уверенный и наглый. Все теперь становится ясно…

Пару раз моргаю и медленно поднимаю глаза к его лицу. Иван усмехается, выгнув брови, потом плавно облизывает нижнюю губу. Мне на мгновение кажется, что сейчас он скажет что-нибудь, и я непременно лишусь чувств от наплыва ярких, взрывчатых эмоций, но…нет. Он молчит. Просто присаживается и забирает полотенце, потом выпрямляется и возвращает полотенце на место.

– Перекрою воду, – говорит хрипло, – Крикни, когда перестанет фонтанировать.

Ответить что-то я едва ли смогу, поэтому лишь киваю. Он уходит. Дышать все еще нечем…

***

Он надо мной сжалился, и нашу милую мизансцену мы не обсуждали. Иван перекрыл воду, а потом пришел и занялся краном. Я сбежала в комнату, чтобы переодеться в домашнее платье.

Потом пришлось, конечно же, вернуться…

Кухня утонула не в воде, а в неловкости. В основном, к сожалению, в моей. Иван вел себя обыкновенно, просто сказал, что нужно заказать новый кран. Я кивнула. Он ушел. Тоже слава богу, на самом деле, ведь как бы это по-детски и глупо ни звучало, но говорить с ним сейчас долго было выше моих сил. А он не давил…

Иван не вернулся, позволив мне немного успокоиться. Я принялась за уборку помещения, в основном снова не от воды, а от глупых рефлексий.

Всякое бывает! И да, такое тоже! Хватит вести себя, как дура! Будто бы ты никогда не видела голого мужчину…

Прикрыв глаза и положа руку на сердце, я, конечно, видела, но…сейчас я видела по-другому и то, чего видеть не хотела. При этом страстно желая увидеть…и тут уже плевать, собственно, правильно или нет, но мне сложно избавиться от мурашек и внутренних искр, ведь…такого со мной раньше никогда не было… разве что в первый раз, когда я влюбилась.

Так странно…

Я влюбилась?

Ответ снова не удается нащупать, потому что раздается звонок в домофон.

– Это курьер с краном, – слышу голос Ивана и снова падаю до мурашек.

Мычу себе под нос что-то нечленораздельное, не поворачиваясь к нему лицом.

Он стоит недолго, потом шаги отдаляют его от меня, а мои проклятия только приближаются…

Я не имею права так о нем думать! Я не могу…но думаю…и ничего с этим поделать не могу. Я думаю, ведь впервые в жизни рядом с мужчиной ощущаю себя свободной, живой…такой собой, по которой так сильно скучала…

Снова звучат его шаги, и я снова отодвигаюсь от ощущений, на которые все еще не имею никакого права. Что между нами происходит? Непонятно. И я не хочу знать ответ на этот вопрос – страшно; слишком страшно…

Иван кладет на стол что-то тяжелое, а я убираю волосы с лица и на мгновение застываю. Хватит! Ты должна что-то сказать. Это уже становится просто-напросто ненормальным…

– Прости, что так получилось. Я…эм…хотела оттереть пятно и…

– Не извиняйся, – перебивает меня хрипло.

Я пару раз киваю.

Напряжение на кухне становится еще тяжелее. Пальцы цепляются за тряпку, как за спасительный круг.

Может быть, он снова сжалится надо мной и уйдет? Но Иван стоит и смотрит мне в спину, напрягая душу, как струны, которые натягивают до предела…

Шаг.

Я внутри вздрагиваю.

Еще один.

Еще.

Жар его тела бьет в лопатки, дыхание перебивает. Руки начинают подрагивать. А его ложатся на кухонную тумбу, закрывая меня в капкане.

Шумно выдыхаю. Иван делает последний шаг, и мои лопатки касаются его груди. Чувствую мощное сердцебиение, а потом его дыхание на своих волосах…

Внизу живота резко простреливает. Я хочу дернуться в сторону, нарастить дистанцию, но, похоже, это лишь жалкие оправдания, а не истинные желания…

Не шевелюсь.

Иван медлит всего мгновение, за которое, кажется, проносится вся моя жизнь. А потом резко останавливается. Он становится еще ближе и касается носом волос…

Из груди вырывается непроизвольный, тихий полустон, пальцы сильнее сжимают кухонный гарнитур. Иван шумно выдыхает.

– Успокойся, – звучит его низкий, хриплый голос, который вроде как просит об одном, но добивается другого.

Мир становится ярче. Горячее возбуждение накатывает огненной лавой, которая плавит кости.

Я не помню себя, и совершенно не помню, когда в последний день чувствовала так ярко…

Его руки медленно соскальзывают со столешницы и ложатся мне на бедра. Я снова давлюсь воздухом и вздрагиваю. Юбка собирается ваше, подушечки вонзаются в кожу…

Боже…

Это похоже на выстрел. Дальше – агония. Иван резко поворачивает меня на себя и по-хозяйски укладывает ладонь на щеку, а потом целует. Он вонзается мне в затылок, словно боится, что я попытаюсь отстраниться, и я бы попыталась. Он хорошо меня изучил. Я боюсь всех этих чувств, боюсь нашего сближения еще больше. Мне бы хотелось чего-то поспокойней, когда я оправлюсь от предательства и вообще захочу чего-то хотеть, но он все мои планы в помойку! Я не могу сопротивляться, отвечаю ему с пылом, с жаром, с готовностью.

Так долго представляла себе это…вкус его губ, силу его объятий, огонь, в котором сама захочу сгореть, а в реальности это еще круче! Даже самые смелые мысли и сны не идут ни в какое сравнение с ощущением, которое появляется во мне сейчас.

И это не я вовсе!

А может, я. Просто доселе незнакомая…

Она знает чего хочет. Она этого не боится. Она идет навстречу, она рискует. Иван придавливает меня к столешнице, углубляя поцелуй. Из его груди звучит тихий рык, от которого все тело лихорадит! А потом он резко подхватывает меня на руки и несет к столу.

С него летят чашки, салфетки, подставки. На нем есть только мы…я и он, два человека, которых искрит друг от друга. Почему? сейчас это почти неважно…лишь на мгновение…лишь на одно мгновение в моей голове оживает страх. Я упираюсь ему в грудь ладошкой, отстраняюсь и шепчу.

– Что мы делаем? Так нельзя…

Будто бы сопротивление ради сопротивления. Я обхватываю его бедра ногами насмерть, и ничто не заставит отпустить! А рукой цепляюсь за голые лопатки, оставляя на них следы своих ногтей. Он продолжает меня целовать, хрипло шепчет…

– Почему?

Откидываю голову назад, чтобы дать больше места для ласк. Его губы такие приятные, такие теплые, такие мягкие…

– Мы…это…мы все усложняем…это…не надо этого…

Иван выпрямляется, заглядывает мне в глаза, а потом кивает.

– Тянет к тебе адски. Больше это сдерживать не могу. Я хочу все усложнить, красивая. А ты?

Глупый вопрос.

Какой глупый вопрос…

Он моему сердцу по вкусу, а моей душе, как то самое «пальто», что было идеально вымерено и сшито именно для тебя. Пусть это даже будет обманом! Иллюзией! Но она так приятна на ощупь, и я в ней себя чувствую…собой.

Не могу ничего сказать. Забываю все слова…но тяну его на себя и снова глубоко целую, а через мгновение снова оказываюсь на его руках.

Он несет меня в спальню. Там я перешагну незримый рубеж, после которого ничего уже не будет, как прежде, но об этом сложно сейчас думать. Вообще, думать – сложно, когда ты пульсируешь изнутри обалденно вкусным притяжением…

Я забываю, что мне сорок пять. Я забываю, что я мать и должна быть ответственной и взрослой. Я забываю вообще обо всем! Сейчас есть только то, чего я хочу на самом деле, и он тот, кто может дать мне то, чего я хочу на самом деле. Возможно, потом я пожалею, но когда он укладывает меня на кровать, а я провожу по ровному ряду кубиков пресса – об этом я тоже не думаю…