Текст книги "Жестокии развод (СИ)"
Автор книги: Ария Тес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Ария Тес
Жестокий развод
1.Взрослая жизнь
Галя
Самый мой любимый праздник – это Новый год. Волшебная пора, когда сказка становится явью, осыпаясь золотистыми искорками бенгальских огоньков. Я люблю абсолютно все, что касается этого времени года. Мне нравится наряжать дом, нравится доставать старые игрушки, стряхивать с них пыль, потом украшать елку. Нравится предновогодняя суета, рецепты, готовка, спешка. Но больше всего я люблю ощущение внизу живота, будто бы вот-вот все изменится. Обязательно в лучшую сторону, ведь это волшебное время, где нет места жестокосердию. Это не просто смена зимних месяцев и не просто еще одна перевернутая страница календаря. Это…магия, которая кружит в воздухе и возвращает нас в детство.
Здравствуйте, меня зовут Галина, и мне сорок пять.
Ха!
Я где-то слышала, что в нашей жизни никогда нельзя забывать о своем внутреннем ребенке, будь тебе хоть пятьдесят, хоть семьдесят! Поэтому я не стесняюсь своей любви к самому потрясающему празднику, от одного названия которого сразу становится теплее на душе. Я не стесняюсь, что как только наступает зима, у меня всегда есть запас горячего шоколада и маленьких зефирок. И я не боюсь признаться, что обязательным пунктом моей программы – это Гарри Поттер и Один дома перед камином в нашей гостиной. Я берегу своего внутреннего ребенка, хотя мои домашние этого не понимают. Они неустанно закатывают глаза каждый раз, когда я возвращаюсь домой и притаскиваю то новую посуду для стола, то новые украшения, то подарки в закрытых пакетах. Да, вот так. Моя семья не разделяет моего восторга, а как по мне, они просто не берегут своего внутреннего ребенка.
Муж Толя сильно погряз в бизнесе. Ему по статусу уже не положено удивляться. Иногда даже улыбаться. А иногда мне кажется, что он настолько сросся со своим костюмом, что забыл, что значит просто дышать.
Мои младшие мальчики – Артур и Артем, у которых разница всего в год – погрязли в желании казаться взрослыми. Артуру сейчас почти восемнадцать лет. Он крутой, ходит в спортзал и занимается вольной борьбой. Артем во всем старается подражать старшему брату, как делал всю свою сознательную, да и бессознательную жизнь. Порой мне так хочется одернуть и младшего, и старшего. Схватить их за щеки, встряхнуть и прокричать: куда вы так торопитесь?! Господи! Наслаждайтесь! Детство почти кончилось. Его осталось так мало, а вы торопитесь во взрослую жизнь, где, как вам кажется, гораздо лучше.
Это не всегда так.
Взрослая жизнь – не просто свобода, но и ответственность, а они этого не понимают. Нет ничего хуже детей, которые мнят себя взрослыми – и это факт.
Но я молчу. Они слишком крутые, чтобы слушать мать, а вот отец…отец – другое дело. Я злюсь на него порой так сильно! За то, что потакает. Да и не только за это, но сейчас, наверно, не так важно. Взрослая жизнь – имеет свои подводные камни, и иногда именно она говорит нам закрыть рот и улыбаться…даже когда не хочется улыбаться, а хочется устроить истерику посреди магазина. Топать ногами, биться головой о пол. Например.
Но это так. Лирика, разумеется. Потакая внутреннему ребенку, нужно знать меру. Чтобы не сочли городской сумасшедшей.
Так меня, кстати, называет старшая дочь. Веронике сейчас двадцать три, и для меня она – большая загадка. Мы с ней абсолютно не похожи. В ее возрасте я была уже замужем, и она у меня уже тоже была. В планах. Нет, я понимаю. Времена изменились, теперь все далеко не так, как было в моей юности. Семья, как говорится, подождать может. А карьера? Карьера на первом месте.
Это тоже неплохо. В свое время я от карьеры отказалась. Познакомилась с Толей и влюбилась, как девчонка. Вышла замуж…Ему не нравилось то, чем я занималась. Нет, он был в восторге, но слишком сильно ревновал, поэтому я сделала свой выбор в пользу него и наших отношений. В прошлом я была весьма талантливой пианисткой, и, наверно, с такими вводными очень сложно построить семью? Вокруг много людей, много мужчин. Тогда еще совсем неубедительный мальчишка сложно переносил конкуренцию с более успешными и богатыми соперниками. Я все понимаю. Ради него и его спокойствия, а еще ради ребенка, которого мне так безумно хотелось, я изменила всю свою жизнь. И что? Не жалела никогда о принятом решении. Правда. Я не могу назвать себя амбициозной; я не бизнес-леди и никогда в эти ряды не стремилась. Мне несложно далось выйти замуж и стать за мужа, как и принято. Теперь я играю редко и только для себя, работаю в компании Толи на позиции менеджера, и все хорошо.
Все ровно.
Веронике это не подходит. Она стремится к свету софитов, мечтает стать звездой. Не сцены, правда, а интернета. Ее голубая мечта – миллион подписчиков, медийность и жирные контракты. Чтобы это не значило. Блогер – вот ее цель, а для меня это больше темный лес. Я искренне старалась разобраться, правда. Терять связь с дочерью не хотелось, да и быть «старушкой», когда тебе нет пятидесяти, тоже. Но…Вероника не особо горела желанием мне помогать, а только тюкала, и в конечном счете я просто отстранилась. Убедила себя, что она так выставляет свои личные границы, чтобы больно не было, когда дочь в очередной раз закатит глаза на безобидный вопрос. Так проще. И это взрослая жизнь.
Вздыхаю и чуть хмурю лоб, когда вдруг раздается оглушительный грохот. Резко поворачиваюсь на звук. На кухню вваливается Артур, оборачиваясь назад. Злой, как черт. Очень сильно сейчас напоминает мне моего супруга…
– Ма, да какого черта?! Сложно было убрать свои пакеты с дороги?!
Цыкает.
Мне неприятно. Пренебрежительное отношение ощущается так сильно, будто оно получило физическую оболочку в виде ушата холодной воды.
Отворачиваюсь.
– Ты мог бы и сам убрать, большой уже.
– Ага. Может быть, хватит скупать эти беспонтовые игрушки? Серьезно. Ты решила открыть в нашем доме филиал новогодней ярмарки?
Артур радуется своей остроте, хрюкает от смеха, открывая банку с шипучкой. Я морщусь.
– Тон сбавь, ты наглеешь.
– О боже, – сын снова закатывает глаза и разворачивается на выход, – Не нуди. Я просто пошутил.
Неприятно.
Однажды он назвал меня «душнилой», когда я попросила складывать грязные вещи в корзину, как минимум, и теперь я боюсь лишний раз к нему подходить, потому что это неприятно. Если дети считают тебя душнилой. Для того чтобы понять значение этого слова, кстати, не нужно быть большим знатоком молодежного сленга. Достаточно лишь иметь обширный словарный запас и уметь подобрать синоним. Или хотя бы опереться на корень слова. Согласитесь, несложно.
Артур уходит, а я смотрю на мелко шинкованный лук. Раньше они мне с братом помогали готовить. Им нравилось. Особенно печь печенье: весной мы делали кокосовые, летом песочные, осенью с кусочками шоколада, а зимой – имбирные пряники. У меня было много разных форм, да они до сих пор лежат, просто теперь без дела пылятся в самом дальнем ящике. С момента, когда один мой ребенок решил, что он слишком крутой и взрослый, второй быстро это перенял, а супруг никак не отреагировал.
Работа.
У Толи всегда одно оправдание на все случаи жизни: я работаю и обеспечиваю вам достойный уровень жизни. Вот так. И хоть извернись, но всегда сначала работа, потом дом.
Он слишком втянулся.
Моя мама – петербургская представительница вымирающего класса. Элита. У нее большая, пятикомнатная квартира на Невском проспекте, набитая различными предметами искусства. Меценат, как ей самой нравится говорить о себе. Для нее, конечно, мой брак с представителем совершенно другой касты – трагедия всей жизни. Глупо, наверно, говорить, что с Толей она не ладила никогда и никогда не поладит? Да, глупо. Сложно построить мосты с человеком, который при виде тебя громко заявляет: пролетариат приехал. Потом томно затягивалась длинной сигаретой в мундштуке и отворачивалась к окну. Не закатывала глаза она лишь потому, что это моветон, что не сильно меняло картину.
Мама в Москву не приезжает принципиально. Говорит, душно здесь и доллары у всех в глазах. Ей некомфортно. Я тоже не могу часто ездить из-за занятости, поэтому в основном мы общаемся исключительно по телефону, и однажды я не выдержала. Толя в очередной раз задержался на «очень важных переговорах с немцами», и я вылила ей все свое недовольство, на что услышала в очередной раз крупную затяжку и мудрый совет:
«Деньги затягивают, статус привлекает. Я поэтому и никогда не выйду замуж снова, дорогая. Знаю. Такие мужчины всегда будут ставить собственные амбиции вперед своей жены. Да всякий мужчина в первую очередь эгоист, конечно, но дай им власть? Ох, дорогая. Забудь о совместных ужинах…»
Тогда я поняла, что мама не любит не его «пролетариат». Толя давно не тот мальчишка на поддержанной шестерке. Он успешный и богатый, как она всегда и хотела, а ей все равно против шерсти. Так что да. Я поняла. Ей просто не нравится Толя, и никогда не понравится. Сколько бы мы ни прожили, сколько бы детей ни родили – плевать. Он навсегда останется для нее тем, кто отнял мое блестящее будущее, даже если выбор был только моим и осознанным.
Вот так.
Это тоже, кстати, взрослая жизнь. Все вроде бы просто, но одновременно безумно сложно, а главное – нет. Хоть петлей завяжись, ты никогда не будешь по-настоящему хорошим.
Вздыхаю снова, отправляю лук на сковородку и поджариваю его до золотистого состояния. Сегодня у нас на ужин запеченная курица и картошка.
Это тоже часть взрослой жизни; даже если больно, даже если обидно, сцепи зубы и тарань вперед, как самый мощный танк. Потому что ты уже вырос. Ты за все несешь ответственность сам. Но самое главное даже не это. Есть кое-что похуже в этой дурацкой, взрослой жизни…
Когда ты маленький, ты думаешь, что мир – это справедливое, честное место, где твои интересы стоят чуть ли не во главе угла. Почему нет? Родители окружают тебя заботой и теплотой, они за тебя заступаются, поэтому ты и не боишься ничего вокруг. Знаешь. Тебя защитят, отстоят и пролоббируют, если будет такая необходимость. Твои интересы не просто учтут, на них будут опираться, принимая решение. Когда ты вырастаешь, все играет совершенно другими красками. Никто за тебя не заступится, никто не обопрется, никто тебя не учтет. Ты становишься одним человеком из миллиарда других, чей мир – это его мир; чьи интересы – это его интересы; и чья боль – это последствия соприкосновения этих интересов с чужими.
Вот так.
Здесь нет мамы и папы, которые кивнут и согласятся смотреть вместо интересного сериала, глупый мультик. Или вместо ресторана и бокальчика вина, пойдут с тобой смотреть на елку, до которой имя, по сути своей, нет никакого дела.
Это тотальное одиночество и осознание – есть я, а потом уже ты. Может быть. Если повезет…
2. Красное дерево Галя
Когда я заканчиваю с активной подготовкой нашего ужина, то есть укладываю все ингредиенты в форму, выставляю температуру и завожу таймер, то выхожу из кухни. Пакеты с покупками по-прежнему стоят в прихожей, и я не скрою, что мне бы хотелось увидеть их убранными, но с другой стороны…это вряд ли. Я люблю своих детей, как любая мать любит, при этом прекрасно знаю, что ни Артур, ни Артем мне не помогут. Их так воспитали. Толя никогда не занимается домом, так как считает, что это «не мужские обязанности». Нет, он не козел, конечно. Раньше часто предлагал мне нанять помощницу, но сам помочь? Банально помыть посуду? Это без вариантов. Сыновья взяли с него пример. В этом тоже нет ничего удивительного, разумеется, только порой мне бы так хотелось, чтобы они ставили сначала меня, а потом уже его мнение.
Как говорится? Хоти дальше. Пакеты свалены в кучу, и кроме как «пнуть» к ним никто не прикоснулся.
Тихо вздыхаю, потом беру их, и в этот момент дверь нашего дома открывается. На пороге стоит супруг. Ворот его черного пальто высоко поднят, и на нем остались белые, частые снежинки. Снег идет.
Толя пару мгновений смотрит на меня, нахмурив густые брови, потом издает смешок и кивает.
– Привет, Галя.
Я почему-то сильно смущаюсь. Так забавно, да? Мы прожили вместе почти тридцать лет. «Свадьба красного дерева» – вот как будет звучать наша годовщина в этом году. Символическое название двадцатисемилетнего союза, где красное дерево – это прочный материал, означающий в первую очередь устойчивость и крепкость брака, как следствие, преодоление всех трудностей на пути. Вот так.
А я стесняюсь.
Белены объелась, да? Похоже на то, но в последнее время на меня все чаще стало давить его общество, будто бы я ощущаю в нем дикий подвох. В чем он сказывается, стараюсь не думать. Не знаю почему.
– Привет, Толь, – отвечаю тихо, потом захожу в гардеробную, где оставляю пакеты на небольшом диванчике.
Из прихожей звучит.
– Снова была на ярмарке?
Прикрываю глаза. Вопрос звучит просто и играючи, конечно же, но я слышу в нем упрек.
Тихо. Не реагируй. Это из-за парней, вот и все. Ты обиделась на то, что сказал тебе сын.
– Да.
– Понятно, – Толя хмыкает, потом я слышу, как он вешает пальто на крючок и бросает, – Мне надо кое-что закончить, спущусь минут через пятнадцать.
Я ничего не отвечаю, в основном потому, что не знаю, что сказать. В принципе, Толя и не ждет чего-то. Он делает это не для того, чтобы поставить меня в известность. Скорее, чтобы я не мешала ему или просто по привычке.
Неприятный холод лижет между лопаток. К сожалению, вот так…Я хорошо помню, как раньше у нас все было. Настолько по-другому, что это как сравнивать небо и землю – абсолютно разные плоскости, но с этим приходится смириться. Страсть не может существовать долго, а на смену ей всегда приходит спокойная, тихая гавань.
Откладываю пакеты в сторону. Настроения их разбирать вообще нет, поэтому решаю сделать это попозже, а сама иду в гостиную, откуда доносится веселый смех моих сыновей.
– …Да…это не тачка, брат, а монстр! Идеальная. Плавные линии, скорость, статус! Бабы…
Морщусь. Мне не нравится то, что я слышу, когда они думают, что их не слышит никто.
Вообще, это происходит часто. В смысле не тот факт, что я уши грею, чего стараюсь не делать в принципе, ведь у всех должны быть свои личные границы. Мне часто не нравится то, что я слышу от своих детей.
Они стали…наглыми.
Иногда мне кажется, что именно про таких, как мои дети, снимают все эти ужасающие репортажи. Зажравшиеся мажоры. Так их еще называют, пока перечисляют все то, что они натворили. Вождение в пьяном виде? Потребительское отношение? Еще страшнее…принуждение.
Отвращение и липкое ощущение какой-то гадливости проходится по нутру, но я отметаю все эти ужасные мысли. Нет! Мои мальчики, конечно, не подарок. Разумеется. Они бывают наглыми, часто хамят, ведут себя не всегда так, как я бы хотела, но они не жестокие. Они просто дети! Это просто такой возраст. Своеобразный переход из одной роли – ребенка, – в другую – мужчина. Это все временно.
Я часто себя так успокаиваю. Иногда получается, иногда нет. Сейчас получается, а потом нет…
– …Как только мне восемнадцать стукнет, сразу поедем на Красную площадь. Возьму тебя с собой…
– Супер план!
– А то ж! У меня разве бывает иначе? Сначала хотел запросить красную, но потом решил, что на хер нужна эта красная! Будет черная. Агрессивная такая, понял?
– Круто…
Охренеть.
Артур говорит так, будто это уже решенный вопрос. И он не разменивается. «Запрошу» не звучит, как «пожалуйста», а звучит, как «дай и точка».
Машина…
Я, конечно, понимаю, что запросы у всех разные, и это раньше на восемнадцатилетие тебе дарили, дай бог, какой-нибудь симпатичный, золотой кулончик и денежку, но…неужели настолько время поменялось?! Запросы явно выросли.
– …А сколько она стоит-то сейчас?
– Тринадцать миллионов, что ли…
Чего, блин?! СКОЛЬКО?!
– …Но какая разница? Хотят смирения? Дадут.
ЧЕГО?!
Пару мгновений я стою и совершенно по-глупому втыкаю. Понять пытаюсь. Сообразить и срастить, а когда прихожу в себя, то чувствую какую-то густую…злость. Потому что охренели! Потому что права не имеют! Нет, все-таки они действительно стали теми самыми мажорами, если думают, что могут манипулировать родителями ради «смирения», и получат машину за тринадцать миллионов!
Касаюсь двери, чтобы толкнуть ее и устроить разнос, как вдруг в дверь раздается уверенный, долгий звонок.
Резко оборачиваюсь.
Кто это?
Не скажу, что меня что-то пугает. Проблем в бизнесе у Толи отродясь не было, так что я не шугаюсь собственной тени, не жду, что к нам в дом явятся «плохие люди» и вообще ничего плохого не ожидаю!
Но и хорошего тоже.
Я никого не жду в принципе. Все свои дома. Кто это?…
Подхожу к домофону, нажимаю на кнопку, чтобы включить маленький экранчик, на который выводится изображение с камеры наблюдения, и хмурюсь еще больше. Перед воротами нашего дома стоит почтенного вида женщина, а рядом высокий мужчина, который держит ей зонтик, защищая от снега. Длинная шуба лежит на ее плечах и почти достает до пола, белые волосы убраны в красивую прическу. У нас элитный поселок, конечно, но я ни разу ее не видела…кто это?
Так, ладно. Без паники. Вполне вероятно, что это просто новые соседи? Или люди заблудились? Мне бояться действительно нечего. У нас тут охрана и все дела…да и не выглядит она, как бандитка. Точно не она.
Нажимаю на кнопочку, которая открывает калитку, а сама почему-то нервничаю. Убираю волосы назад, поправляю простенький свитер. Так, ладно! Что за паника? Успокойся.
Отвожу щеколду в сторону, распахиваю дверь. На улицу выходить желания совершенно нет, снег идет сильный, собираясь на дорожке во влажные лужицы.
Слякоть.
А я в мягких, домашних тапочках…
Через мгновение наши гости показываются из-за дома. Мужчина идет чуть позади женщины, которой на вид лет семьдесят, наверно. Она немного сутулится, но при этом выглядит твердой и очень богатой. Экая "Железная леди" во плоти. Даже в свете слабенького, уличного фонаря я замечаю блеск ее драгоценностей: большие серьги с изумрудами и кольцо им в комплект.
Улыбаюсь.
– Здравствуйте, вы, наверно, заблудились?
Незнакомка останавливается у ступенек и чуть прищуривается. Оценивающий взгляд ее глаз проходится по мне, словно наждачка по стене.
Неприятно.
Я безумно хочу укрыться от этого взгляда, а еще больше внезапно мечтаю сбежать, но нет. Нет! Что за дурость?! Откуда этот нерв?! Наверно, просто рядом с такими людьми всегда так. И всегда так! Да! Я часто ловлю себя на мысли, что хочу сбежать от партнеров своего мужа, а это женщина – она сто процентов из того же теста. Это сразу читается. В манере себя держать и смотреть на мир под определенным углом: со стороны рыночных отношений, то есть, без глупых сантиментов.
– Ясно. Анатолий ничего тебе не сказал.
Моментально холод обдает все внутренности, а улыбка превращается в маску. Она все еще горит на моих губах, и перестать бы? Выгляжу я нелепо, и сама это чувствую, но не могу. Просто не могу пошевелиться! У меня в голове сейчас проскакивает сразу миллион возможных развитий этого странного разговора. Вплоть до совсем безумных, где у меня отнимают дом и выгоняют на улицу вместе с мужем и детьми, которые как раз рассчитывают получить машину за тринадцать миллионов. Ха! Зато будут рады хотя бы коробке, в которой мы будем жить…
– Простите? – шепчу, она кивает.
– Значит, буду гонцом с плохими новостями.
Она уверенно поднимается на порог моего дома, проходит мимо, оставляя второго гонца с «плохими новостями» и зонтиком, стоять на улице.
– Ты рот закрой, – хмыкает она, проходя мимо меня, – И дверь. На улице морозно, простудишься.
Что…что?!
Луплю глазами, как идиотка! Пока барыня проходит в мой дом! Сама! Без приглашения или чего-то вразумительного в принципе! Какого черта?!
Резко поворачиваюсь и хмурюсь.
– Кто вы такая?! И какое право имеете заходить вот так…
– Тише, тише, – старушка лениво взмахивает рукой, побрякивая золотыми браслетами на запястье, потом смотрит в сторону кухни, – М. Вкусно пахнет. Хозяйственная, значит, да? Понятно-понятно…
Что…что происходит?!
Смотрю на нее, как на умалишенную, пока она взглядом изучает мой дом! И так это неправильно выглядит, так…нахраписто и нагло! Что внутри меня зреет огромный протест.
– Я не знаю, кто вы, и что здесь происходит… – шагаю ей навстречу, – Но вы должны покинуть мой дом. Сейчас же!
– Ох, дорогая. Это вряд ли… – она одаривает меня странным взглядом, который я не могу разгадать, а потом снимает свою шубу, – Сначала мы все вместе поговорим.
– Да кто вы такая?! Я не приглашала вас раздеться! Я…
– Людмила Прокофьевна?!
Голос мужа заставляет меня почувствовать себя немного уверенней. Я слышу его торопливые шаги и сама спешу поближе. Хочу прижаться, встать за его спину, ведь…нет, происходит что-то странное! И мне совсем не нравится, что они знакомы…
Дурное предчувствие зреет все больше.
– Здравствуй, Толя.
– Что вы…
Мы с мужем встречаемся взглядами. Я своим испуганным луплю в него, он отвечает мне почти таким же. Из-за этого я напрягаюсь еще больше, но знаете, почему «почти»? Чем наши взгляды и наше поведение отличаются? Я слишком хорошо знаю своего мужа, чтобы это не понять.
В его взгляде проскакивает вина. На мгновение, но мне этого достаточно, чтобы почувствовать себя еще гаже и замереть на месте. Внутри будто что-то переворачивается, а в голову лезут дурацкие мысли: не стоит искать в нем защиту. Больше нет. Все изменилось…
– Я устала ждать, Толя, – перебивает она жестким, твердым голосом, – Хватит тянуть кота за яйца. Довольно! Мы все сегодня же решим. Это не обсуждается.
Я сжимаюсь в комок. От ее тона веет льдом и холодом, Толя бросает на меня взгляд, в котором слишком много всего, чтобы я успела разобрать что-то конкретное, кроме…вины? Но это все снова слишком быстро пропадает…буквально через мгновение он превращается в камень, потом хмыкает и кивает.
– Да, возможно, вы правы.
– Возможно? Я точно права, дорогой…
В прихожую выходят мои дети, которые тоже на мгновение замирают, а потом неожиданно расплываются в одинаковых, слишком сладких улыбках.
– Любовь Прокофьевна? – говорит Артур, – Добрый вечер. Не ожидал увидеть вас…здесь.
Сын хоть и старается держаться, быть похожим на своего отца, но у последнего фора в пару десятков лет и большой опыт. У него получается гораздо лучше, ведь во взгляде Артура, который он бросает на меня коротко, я точно читаю вину и сожаления. А еще неудобство. Какое-то колючее, отвратительное неудобство…
Он быстро отводит взгляд обратно на гостью, а Артем и вовсе прячет их в изучении кафельной плитки, и это…это последняя капля.
– Что здесь происходит? – сухо шепчу, напоминая о себе незнакомке.
Она поворачивается. Если честно, в это мгновение мне кажется, что было бы лучше и дальше притворяться частью интерьера. Для меня лучше, разумеется…для меня. Ведь то, что звучит дальше – это…это как получить удар в грудь с ноги. Неожиданно.
– Я пришла сказать, что Анатолий встречается с моей внучкой уже семь месяцев, и мне надоело ждать, когда это все из неприличного, станет уже нормальным.
Вот так.
Красное дерево? Символ прочности союза? Что-то я сомневаюсь…
