Диалоги

Текст добавлен: 10 октября 2016, 05:28

Текст книги "Диалоги"

Автор книги: Аристокл

Жанры:

История

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 140 страниц)

Когда же мы ее схватим, нужно смотреть, нет ли кроме одной еще двух, а может быть, трех идей или какого-то иного их числа, и затем с каждым из этих единств поступать таким же образом до тех пор, пока первоначальное единство не предстанет взору не просто как единое, многое и беспредельное, но как количественно определенное. Идею же беспредельного можно прилагать ко множеству лишь после того, как будет охвачено взором все его число, заключенное между беспредельным и одним;

только тогда каждому единству из всего [ряда] можно дозволить войти в беспредельное и раствориться в нем. Так вот каким образом боги, сказал я, завещали нам исследовать все вещи, изучать их и поучать друг друга; но теперешние мудрецы устанавливают единство как придется – то раньше, то позже, чем следует, и сразу после единства помещают беспредельное;

промежуточное же от них ускользает. Вот какое существует у нас различие между диалектическим и эристическим способами рассуждений.

Протарх.Одну часть твоих слов, Сократ, я, кажется, понимаю, а относительно другой мне следует выслушать еще пояснения.

Сократ.Мои слова, Протарх, ясны на примере букв; поэтому ты и уразумей их на буквах, которым обучался в детстве.

Протарх.Каким образом?

Сократ.Звук [13]13
О неразличении звукаи буквы у античных авторов см.: Кратил, вступит. замечания и прим. 18.

[Закрыть], исходящий из наших уст, один, и в то же время он беспределен по числу у всех и у каждого.

Протарх.Так что же?

Сократ.Однако ни то ни другое еще не делает нас мудрыми: ни то, что мы знаем беспредельность звука, ни то, что мы знаем его единство; лишь знание количества звуков и их качества делает каждого из нас грамотным.

Протарх.Совершенно верно.

Сократ.Но то же самое делает человека сведущим в музыке.

Протарх.Каким образом?

Сократ.Согласно этому искусству, звучание в нем также одно.

Протарх.Как же иначе?

Сократ.Однако же мы признаем два звучания – низкое и высокое и третье – среднее. Не правда ли?

Протарх.Да.

Сократ.Но, зная только это, ты не станешь еще сведущим в музыке; не зная же и этого, ты, так сказать, ничего не будешь в ней смыслить.

Протарх.Разумеется, ничего.

Сократ.Но, друг мой, после того как ты узнаешь, сколько бывает интервалов между высокими и низкими тонами, каковы эти интервалы и где их границы, сколько они образуют систем (предшественники наши, открывшие эти системы, завещали нам, своим потомкам, называть их гармониями и прилагать имена ритма и меры к другим подобным состояниям, присущим движениям тела, если измерять их числами; они повелели нам, далее, рассматривать таким же образом всякое вообще единство и множество), – после того как ты узнаешь все это, ты станешь мудрым,

а когда постигнешь всякое другое единство, рассматривая его таким же способом, то сделаешься сведущим и относительно него. Напротив, беспредельное множество отдельных вещей и [свойств], содержащихся в них, неизбежно делает также беспредельной и бессмысленной твою мысль, лишает ее числа, вследствие чего ты никогда ни в чем не обращаешь внимания ни на какое число [14]14
Сократ говорит о том, что музыкальные интервалы распределяются по законам числа, а не как беспредельное множество.Разная упорядоченность интервалов создает определенные системы, или гармонии – лады (см.: Алкивиад I, прим. 25).

[Закрыть].

Протарх.Мне кажется, Филеб, что Сократ выразил только что сказанное как нельзя лучше.

Филеб.Мне тоже кажется; но как все это относится к нам и к чему клонится эта речь?

Сократ.А ведь справедливо, Протарх, задает нам Филеб этот вопрос!

Протарх.Совершенно справедливо; ответь же ему.

Сократ.Я так и сделаю, еще немного остановившись на только что затронутом. Мы сказали, что воспринявший что-либо единое тотчас же после этого должен обращать свой взор не на природу беспредельного, но на какое-либо число; так точно и наоборот: кто бывает вынужден прежде обращаться к беспредельному, тот немедленно вслед за этим должен смотреть не на единое,

но опять-таки на какие-либо числа, каждое из которых заключает в себе некое множество, дабы в заключение от всего этого прийти к единому. Снова в пояснение к сказанному возьмем буквы.

Протарх.Каким образом?

Сократ.Первоначально некий бог или божественный человек обратил внимание на беспредельность звука. В Египте, как гласит предание, некий Тевт первым подметил, что гласные буквы в беспредельности представляют собою не единство, но множество; что другие буквы – безгласные, но все же причастны некоему звуку и что их также определенное число;

наконец, к третьему виду Тевт причислил те буквы, которые теперь, у нас, называются немыми. После этого он стал разделять все до единой безгласные и немые и поступил таким же образом с гласными и полугласными, пока не установил их число и не дал каждой в отдельности и всем вместе названия «буква» (στοιχεΐον) [15]15
См.: Кратил, прим. 85.

[Закрыть]. Видя, что никто из нас не может научиться ни одной букве, взятой в отдельности, помимо всех остальных, Тевт понял, что между буквами существует единая связь, приводящая все к некоему единству. Эту связь Тевт назвал грамматикой – единой наукой о многих буквах [16]16
О Тевтесм.: Федр, прим. 80; о разделении звуков (букв) и их значении см. также: Кратил 424cd и Теэтет 203b. Классификация Тевта соответствует современным гласным, согласным и плавным (полугласным). О науке грамматикесм.: Софист 253ab.

[Закрыть].

Филеб.Еще яснее, чем раньше, понял я, Протарх, внутреннюю связь рассуждения; но и теперь, как ранее, мне недостает того же самого.

Сократ.Ты недоумеваешь, Филеб, какое отношение имеет это к делу?

Филеб.Да, я и Протарх давно уже этого доискиваемся.

Сократ.Значит, вы ищете, как ты говоришь, то, к чему давно уж пришли.

Филеб.А именно?

Сократ.Не о том ли, что следует предпочесть – разумение или удовольствие, – шла у нас речь с самого начала?

Филеб.Именно об этом.

Сократ.И мы сказали, что то и другое, взятое в отдельности, едино.

Филеб.Совершенно верно.

Сократ.Стало быть, предшествующее рассуждение требует, чтобы мы рассмотрели, каким образом разумение и удовольствие суть единое и многое и каким образом они не сразу оказываются беспредельными, но, прежде чем стать таковыми, каждое из них усваивает себе некое число.

Протарх.Ну, Филеб, нелегкий вопрос поставил перед нами Сократ, обведя нас, уж не знаю каким образом, вокруг пальца. Реши же, кому из нас теперь на него ответить. Пожалуй, будет смешно, если я, всецело приняв на себя ведение беседы, окажусь неспособным ответить и вновь поручу это тебе. Но будет еще гораздо смешнее, думаю я, если мы оба окажемся неспособными дать ответ.

Как же нам поступить? Мне кажется, Сократ спрашивает теперь нас о видах удовольствия – существуют ли они или нет, сколько их и каковы они; то же самое относится и к разумению.

Сократ.Ты говоришь совершенно верно, сын Каллия [17]17
См.: Апология Сократа, прим. 11.

[Закрыть]. Если мы окажемся неспособными установить это относительно всего единого, подобного, тождественного и противоположного, то, как было показано в предшествующем рассуждении, никто из нас никогда ни на что не будет годен.

Протарх.Кажется, Сократ, это действительно так. Правда, для рассудительного человека знать все в совокупности прекрасно; однако вторичное плавание, по-моему, заключается в том, чтобы не оставаться в неведении о себе самом [18]18
Здесь характерные для речи Сократа поговорки. Вторичное плаваниеозначает вторую попытку.

[Закрыть]. Мои теперешние слова клонятся вот к чему. Ты, Сократ, всем нам предложил это собеседование и сам принял в нем участие с той целью, чтобы выяснить, какое из человеческих достояний является наилучшим. И вот когда Филеб сказал, что наилучшее достояние – удовольствие, веселье, радость и прочее в том же роде, ты возразил, что не это наилучшее, но то, о чем мы часто и охотно вспоминаем, правильно полагая необходимым исследовать порознь то, что в памяти лежит рядом.

Ты, по-видимому, утверждаешь, что благо, которое по справедливости должно быть признано более высоким, чем удовольствие, – это ум, знание, понимание, искусство и прочее в том же роде; вот это-то и надлежит приобретать, а не те блага. Так как оба высказанных утверждения возбудили сомнение, то мы в шутку грозили не отпускать тебя домой, прежде чем их обсуждение не придет к удовлетворительному концу.

Ты согласился и предоставил нам себя в распоряжение ради этой цели; мы же говорим, как дети, что правильно данного отнимать нельзя. Оставь же в теперешнем рассуждении этот способ возражений.

Сократ.О каком способе ты говоришь?

Протарх.Ты ставишь нас в затруднительное положение, спрашивая то, на что в настоящее время мы не в состоянии дать тебе удовлетворительный ответ.

Не думать же нам, что конечная цель теперешних рассуждений – поставить нас всех в тупик; поэтому, если мы не в силах выполнить задачу, то выполнить ее должен ты сам: ведь ты же обещал. Итак, если ты можешь и тебе угодно разрешить как-либо иначе наши теперешние сомнения, то поразмысли сам, следует ли различать виды удовольствия и знания или же надо оставить это.

Сократ.Теперь, после твоих слов, мне уже нечего страшиться: выражение «если тебе угодно» устраняет всякий страх. К тому же некое божество как будто снова навело меня на одно воспоминание.

Протарх.Как так? О чем?

Сократ.Помнится мне, как-то давно слышал я во сне или наяву такие речи об удовольствии и разумении: благо не есть ни то ни другое, но нечто третье, отличное от обоих и лучшее, чем они. Так вот, если смысл этого изречения уяснится нам теперь, то удовольствие лишится победы: благо уже не будет тождественно с ним. Не правда ли?

Протарх.Да.

Сократ.Тогда, по-моему, не будет больше нужды разделять виды удовольствия. В дальнейшем это станет еще яснее.

Протарх.Превосходно сказано, так и продолжай.

Сократ.Предварительно согласимся еще относительно нескольких вещей.

Протарх.Каких именно?

Сократ.Удел блага необходимо ли совершенен или же нет?

Протарх.Надо полагать, Сократ, что он – наисовершеннейший.

Сократ.Что же? Довлеет ли себе благо?

Протарх.Как же иначе? В этом его отличие от всего существующего.

Сократ.Значит, полагаю я, совершенно необходимо утверждать, что все познающее охотится за ним, стремится к нему, желая схватить его и завладеть им, и не заботится ни о чем, кроме того, что может быть достигнуто вместе с благом.

Протарх.Против этого возразить нечего.

Сократ.Рассмотрим же и обсудим жизнь в удовольствии и разумную жизнь – каждую порознь.

Протарх.Как это?

Сократ.Пусть жизнь в удовольствии не будет содержать разумения, а разумная жизнь – удовольствия. В самом деле, если удовольствие или разумение – это благо, то они не должны нуждаться решительно ни в чем; если же окажется, что они в чем-либо нуждаются, то они уже не будут для нас подлинным благом.

Протарх.Конечно, не будут.

Сократ.Не попробовать ли нам проверить сказанное на тебе?

Протарх.Пожалуйста.

Сократ.В таком случае отвечай.

Протарх.Спрашивай.

Сократ.Согласился ли бы ты, Протарх, прожить всю жизнь, наслаждаясь величайшими удовольствиями?

Протарх.Отчего же нет?

Сократ.Считал ли бы ты, что тебе нужно еще что-нибудь, если бы ты вполне обладал всем этим?

Протарх.Никоим образом.

Сократ.Посмотри хорошенько, неужели ты не нуждался бы в надлежащей мере разумения, ума, рассудительности и всего сродного с этим?

Протарх.Зачем? Ведь, обладая радостью, я обладал бы всем.

Сократ.Неужели, живя таким образом, ты в течение всей жизни наслаждался бы величайшими удовольствиями?

Протарх.Почему же нет?

Сократ.Однако, не приобретя ни разума, ни памяти, ни знания, ни правильного мнения, ты, будучи лишен всякого разумения, конечно, не знал бы прежде всего, радуешься ты или не радуешься.

Протарх.Несомненно.

Сократ.Не приобретя, таким образом, памяти, ты, конечно, не помнил бы и того, что некогда испытывал радость; у тебя не оставалось бы никакого воспоминания об удовольствии, выпадающем на твою долю в данный момент. Опять-таки, не приобретя правильного мнения, ты, радуясь, не считал бы, что радуешься, а будучи лишен рассудка, не мог бы рассудить, что будешь радоваться и в последующее время. И жил бы ты жизнью не человека, но какого-то моллюска или других морских животных, тела которых заключены в раковины. Так ли это, или же вопреки сказанному мы будем думать иначе?

Протарх.Но как?

Сократ.Неужели нам стоит избрать такую жизнь?

Протарх.Твое рассуждение, Сократ, повергло меня теперь в полное молчание.

Сократ.Не будем все же падать духом, но, обратившись к жизни ума, рассмотрим ее в свою очередь.

Протарх.О какой жизни говоришь ты?

Сократ.Предположи, что кто-либо из нас избрал бы жизнь, в которой обладал бы и умом, и знанием, и полнотой памяти обо всем, но ни в какой степени не был бы причастен ни удовольствию, ни печали и оставался бы совершенно равнодушным ко всему этому.

Протарх.Такая жизнь, Сократ, не кажется мне достойной выбора, да и всякому другому, думается мне, не может показаться такой.

Сократ.А жизнь смешанная, Протарх, состоящая из того и другого?

Протарх.То есть из удовольствия и ума, соединенного с разумением?

Сократ.Именно так. Я имею в виду жизнь такого рода.

Протарх.Всякий, конечно, изберет скорее такую жизнь, чем одну из тех двух; другого выбора и быть не может.

Сократ.Понятно ли нам теперь, что вытекает из этого рассуждения?

Протарх.Вполне: были предложены три жизни, причем из первых двух ни одна не оказывается достаточной и заслуживающей выбора как со стороны людей, так и со стороны животных.

Сократ.Неужели еще не ясно, что по крайней мере из этих двух жизней ни одна не владеет благом? Ведь если бы какая-нибудь из них владела им, она была бы достаточной, совершенной и заслуживающей выбора со стороны всех тех растений и животных, которые способны были бы жить таким образом всегда. Если же кто-нибудь из нас избрал бы иную жизнь, то поневоле поступил бы вопреки природе того, что поистине заслуживает выбора, – по неведению или какой-либо злосчастной необходимости.

Протарх.По-видимому, это так.

Сократ.Мне кажется, из сказанного достаточно ясно, что Филебову богиню [19]19
Т.е. Афродита.

[Закрыть]не следует считать тождественной с благом.

Филеб.Но ведь и ум, о котором ты говоришь, Сократ, не есть благо и заслуживает, надо полагать, тех же самых обвинений.

Сократ.Мой-то, пожалуй, Филеб; однако он, думаю я, не есть истинный и вместе с тем божественный ум, а имеет некоторые иные свойства. Я отнюдь не оспариваю у смешанной жизни первой победной награды в пользу ума;

но нам нужно рассмотреть и обсудить, как следует поступить со второй наградой: быть может, отыскивая причину [благости] этой смешанной жизни, один из вас сочтет ею ум, другой же – удовольствие, и, таким образом, хотя ни то ни другое не есть благо, все же кто-нибудь сможет, пожалуй, принять либо то, либо другое за причину блага. Тут я готов еще ожесточеннее сражаться с Филебом, говоря, что в смешанной жизни – чем бы ни было то, благодаря чему эта жизнь стала достойной выбора и вместе с тем хорошей, – не удовольствие, но ум более сроден благу и более подобен ему.

На этом основании справедливо можно было бы сказать, что удовольствию не принадлежит ни первое, ни даже второе место; оно далеко и от третьего, если только мы должны хоть сколько-нибудь верить теперь моему уму.

Протарх.И действительно, Сократ, мне теперь кажется, что удовольствие падает, как бы пораженное твоими рассуждениями; в самом деле, в борьбе за победные трофеи оно оказывается поверженным [20]20
См. прим. 8.

[Закрыть].

Да и об уме следует, по-видимому, сказать, что он поступил благоразумно, не предъявив притязаний на победную награду, ибо и с ним случилось бы то же самое. Что же касается удовольствия, то, лишенное даже второй награды, оно окажется совсем обесчещенным в глазах своих поклонников, потому что даже им оно перестает казаться прекрасным.

Сократ.Так что же? Не лучше ли оставить удовольствие в покое и не огорчать его, подвергая столь тщательному испытанию и изобличению?

Протарх.Пустое ты говоришь, Сократ.

Сократ.Уже не потому ли, что я сказал нечто несуразное: «огорчать удовольствие»?

Протарх.Не только поэтому, а еще и потому, что никто из нас тебя не отпустит, прежде чем ты не доведешь до конца этого рассуждения.

Сократ.Ой-ой. Протарх! Значит, предстоит еще длинное и, пожалуй, не очень-то легкое рассуждение. Выступающему в защиту присуждения второй награды уму нужен, видно, другой прием; ему, пожалуй, нужно иметь еще и иные стрелы – не те, что применялись в прежних рассуждениях. Впрочем, некоторые стрелы могут оказаться теми же самыми. Разве ты не согласен?

Протарх.Как не согласиться?

Сократ.Попытаемся же осторожно установить исходный пункт этого рассуждения.

Протарх.О каком исходном пункте ты говоришь?

Сократ.Все ныне сущее во Вселенной разделим надвое или лучше, если хочешь, натрое.

Протарх.Объясни, на каком основании?

Сократ.Хорошо. Возьмем некоторые из наших положений.

Протарх.Какие?

Сократ.Выше мы сказали, что бог указывает то на беспредельность существующего, то на предел.

Протарх.Совершенно верно.

Сократ.Итак, допустим, эти два рода, третий же составится из смешения их воедино. Ну, не смешной ли я человек – со всеми этими подразделениями на роды и подсчеты?

Протарх.Что ты хочешь сказать, любезнейший?

Сократ.А то, что, как мне кажется, нужно прибавить еще и четвертый род.

Протарх.Скажи какой.

Сократ.Обрати внимание на причину смешения трех родов и считай ее четвертым родом.

Протарх.Не понадобится ли тебе еще и пятый род, способный производить различение?

Сократ.Быть может; но теперь по крайней мере я об этом не думаю. Если же будет нужно, то, я надеюсь, ты позволишь мне искать и пятый.

Протарх.Почему же не позволить?

Сократ.Сначала мы отделим от четырех три рода. Затем два из них – принимая во внимание, что каждый рассечен и разорван на множество частей, – вновь сведем к единству и попытаемся понять, каким образом оба они – и единство, и множество.

Протарх.Если бы ты выразился яснее, я, может быть, и мог бы следовать за тобой.

Сократ.Прежде всего допущенные мною два рода тождественны с теми, которые были обозначены только что – один как беспредельное, другой как имеющий предел. Я попытаюсь разъяснить, каким образом беспредельное есть в некотором смысле множество, с пределом же мы подождем.

Протарх.Давай подождем.

Сократ.Итак, следи за мной. Хотя то, что я предлагаю тебе разобрать, трудно и спорно, все же ты это разбери. Сначала посмотри, можешь ли ты мыслить какой-либо предел относительно более теплого и более холодного, или же обитающие в этих родах увеличение и уменьшение не позволяют дойти до конца, пока они в них обитают. В самом деле, если бы было найдено окончание, то более теплое и более холодное также пришли бы к концу.

Протарх.Истинная правда.

Сократ.Итак, мы утверждаем, что в более теплом и в более холодном всегда содержится «более» или «менее».

Протарх.Несомненно.

Сократ.Наша речь всегда обнаруживает, следовательно, что более теплое и более холодное не имеют конца; а если они лишены конца, то, несомненно, они беспредельны.

Протарх.В самой сильной степени, Сократ.

Сократ.Ты прекрасно схватил мою мысль, любезный Протарх, и напомнил, что и это «сильно», которое ты сейчас произнес, а равным образом «слабо» должны иметь то же значение, что «больше» и «меньше». Ведь, в чем бы они ни содержались, они не допускают определенного количества, но, всегда внося во все действия «более сильное», чем «слабое», и наоборот, они устанавливают «больше» и «меньше» и уничтожают «сколько». Ибо если бы они, как только что было сказано, не уничтожали количества, но допускали, чтобы оно и все, имеющее определенную меру, водворялось на место большего и меньшего, сильного и слабого, то они сами утрачивали бы занимаемые ими места.

В самом деле, ни более теплое, ни более холодное, принявши определенное количество, не были бы больше таковыми, так как они непрестанно движутся вперед и не остаются на месте, определенное же количество пребывает в покое и не движется дальше. На этом основании и более теплое и его противоположность должны быть беспредельными.

Протарх.По-видимому, это так, Сократ. Но нелегко следить за тем, что ты сказал. Вот если еще и еще раз повторить это, может быть, окажется, что и спрашивающий, и вопрошаемый придут к полному согласию друг с другом.

Сократ.Ты прав; нужно постараться так сделать. Но вот посмотри-ка, не взять ли нам такой признак природы беспредельного, не то, тщательно разбирая все, мы окажемся многословными…

Протарх.О каком признаке говоришь ты?

Сократ.Все, что представляется нам становящимся больше и меньше и принимающим «сильно», «слабо» и «слишком», а также все подобное этому, согласно предшествующему нашему рассуждению, нужно отнести к роду беспредельного как к некоему единству;

ведь, если ты припоминаешь, мы сказали, что, сводя вместе все расчленяемое и рассекаемое, мы должны по возможности обозначать его как некую единую природу.

Протарх.Припоминаю.

Сократ.А то, что не допускает этого, но принимает противоположные свойства, – прежде всего равное и равенство, а вслед за равным – двойное и все, что служит числом для числа или мерой для меры, – мы относим к пределу; кажется, поступая так, мы поступаем правильно. Как ты думаешь?

Протарх.Вполне правильно.

Сократ.Хорошо! Какую же идею заключает в себе третий вид, смешанный из этих двух?

Протарх.Я полагаю, ты скажешь мне это.

Сократ.Скажет бог, если кто-нибудь из богов внемлет моим мольбам.

Протарх.В таком случае молись и исследуй!

Сократ.Исследую, и мне кажется, Протарх, один из богов стал теперь благосклоннее к нам.

Протарх.Что ты разумеешь? Где у тебя доказательство этого?

Сократ.Сейчас разъясню. Ты же следи за моим рассуждением.

Протарх.Говори, пожалуйста.

Сократ.Мы только что произнесли слова: «более теплое» и «более холодное». Не так ли?

Протарх.Да.

Сократ.Прибавь к ним «более сухое» и «более влажное», «более многочисленное» и «менее многочисленное», «более быстрое» и «более медленное», «большее по размерам» и «меньшее» и все то, что мы раньше приводили к единству природы, приемлющей «больше» и «меньше».

Протарх.Ты говоришь о природе беспредельного?

Сократ.Да. Но смешай-ка после этого с ней разновидность предела.

Протарх.Какую разновидность?

Сократ.Ту, что мы только что не сумели свести к единству в соответствии с природой предела, как мы сделали это по отношению к разновидности беспредельного. Но не произойдет ли с ней теперь того же самого? Если мы сведем воедино обе эти [разновидности], то обнаружится и она.

Протарх.Что ты имеешь в виду?

Сократ.Я говорю о разновидностях: «равное», «двойное» и прочих, которые устраняют различие противоположностей и, вложив в них согласие и соразмерность, порождают число.

Протарх.Понимаю. Ты, вероятно, имеешь в виду, что при смешении [21]21
Смешение,или смесь, является в «Филебе» третьим принципом жизненно-эстетических категорий. Это, собственно говоря, «диалектический синтез прерывности и непрерывности, данный как подвижная структура», который соответствует у Платона числу, будучи «расчленением нерасчлененного и непрерывного беспредельного» и превращением «предела из абстрактного принципа в конкретную целостность» (Лосев А. Ф.История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. С. 256). Вполне возможно, что эту смесь можно трактовать как единство материи (беспредельного) и формы (предела).

[Закрыть]этих [разновидностей] получаются некие новые роды.

Сократ.Мне кажется, я здесь прав.

Протарх.Продолжай.

Сократ.Разве в болезнях правильное общение этих [разновидностей] не порождает природу здоровья?

Протарх.Несомненно, порождает.

Сократ.А в высоком и низком тонах, в ускорениях и замедлениях, которые беспредельны, разве не происходит то же самое: одновременно порождается предел и создается наисовершеннейшая музыка?

Протарх.Безусловно.

Сократ.И когда то же самое происходит с холодом и зноем, уничтожается «слишком много» и беспредельное и порождается умеренное и вместе с тем соразмерное.

Протарх.Как же иначе?

Сократ.Разве не из этого, то есть не из смешения беспредельного и заключающего в себе предел, состоят времена года и все, что у нас есть прекрасного?

Протарх.Как же иначе?

Сократ.Я уже не говорю о тысяче других вещей, например о красоте и силе в соединении со здоровьем, а также о многих иных прекраснейших свойствах души. Ведь и наша богиня, прекрасный Филеб, видя невоздержность и всяческую порочность, когда люди переходят предел в удовольствиях и в пресыщении, установила закон и порядок, заключающие в себе предел. Хотя ты и говоришь, что эта богиня [22]22
Подразумевается, очевидно, Афродита-Урания («Небесная»; см.: Пир, прим. 40) с ее умеренностью и стремлением к пределу. Однако есть мнение (Бёри, Шталбаум) о том, что здесь идет речь о гармонии, сочетающей в себе телесное и духовное здоровье.

[Закрыть]приносит терзания, я, напротив, утверждаю, что она приносит спасение. А тебе как, Протарх, кажется?

Протарх.Сказанное тобою, Сократ, и мне очень по сердцу.

Сократ.Итак, я назвал три рода, если ты меня понимаешь.

Протарх.Да, думается мне, понимаю. Одно единство ты, по-видимому, называешь беспредельным, а другое – пределом в существующем. А что ты разумеешь под третьим, я не очень-то улавливаю.

Сократ.Потому, любезнейший, что тебя поразило изобилие этого третьего рода. Правда, и в беспредельном есть много родов, но так как они отмечены признаками увеличения и уменьшения, то беспредельное кажется единым.

Протарх.Правильно.

Сократ.Что же касается предела, то, с одной стороны, он не заключал множества, а с другой – мы не досадовали на то, что он не един по природе.

Протарх.Да и может ли быть иначе?

Сократ.Ни в коем случае. Но, говоря о третьем, я – смотри – имел в виду все то, что первые два рода порождают как единое, именно возникновение к бытию как следствие ограниченных пределом мер.

Протарх.Понял.

Сократ.Выше нами было сказано, что кроме трех родов нужно рассмотреть еще некий четвертый род. Будем же вести это рассмотрение сообща. Не кажется ли тебе необходимым, что все возникающее возникает благодаря некоторой причине? [23]23
Причинасмешения и возникновения, или творящее начало, есть не что иное, как «идейная насыщенность живой структуры», одухотворяющая ее. У Платона это ум, душа, мудрость, т. е. конкретное воплощение того абстрактного принципа, который называется пределом (см.: Лосев А. Ф.Указ. соч. С. 257 сл.).

[Закрыть]

Протарх.Мне кажется, это так. Да и может ли что-нибудь возникнуть без этого?

Сократ.А разве природа творящего отличается от причины чем-либо, кроме названия, и разве не правильно будет творящее и причину считать одним и тем же?

Протарх.Правильно.

Сократ.Между творимым и возникающим мы соответственно только что сказанному тоже не найдем никакого различия, кроме названия. Не так ли?

Протарх.Конечно.

Сократ.Творящее не таково ли всегда по природе, что оно руководит, а творимое, возникая, за ним следует?

Протарх.Совершенно верно.

Сократ.Итак, причина отлична и не тождественна тому, что служит ей при порождении.

Протарх.Разумеется.

Сократ.Далее. Все возникающее и все то, из чего что-либо возникает, составляют три рода?

Протарх.Совершенно верно.

Сократ.То же, что созидает все эти вещи, мы назовем четвертым, причиной, так как стало ясно, что это четвертое в достаточной мере отлично от тех трех.

Протарх.Разумеется, отлично.

Сократ.Раз четыре рода определены, правильно будет перечислить для памяти все их по порядку.

Протарх.Конечно.

Сократ.Первый я называю беспредельным, второй – пределом, третий – сущностью, смешанной и возникающей из этих двух. Если я назову четвертым родом причину смешения и возникновения, я не ошибусь.

Протарх.Конечно, нет.

Сократ.О чем же мы поведем речь далее? Ради чего достигли мы этих результатов? Не ради ли следующего: мы спрашивали, чему принадлежит вторая награда – удовольствию или разумению. Не так ли?

Протарх.Да.

Сократ.Не будет ли весьма уместно теперь, после того как мы разделили таким образом эти роды, решить то, что было для нас сначала сомнительным, а именно: чему принадлежит первая и чему вторая награда?

Протарх.Пожалуй.

Сократ.Хорошо. Победительницей мы признали жизнь, смешанную из удовольствия и разумения. Не так ли?

Протарх.Да.

Сократ.Не видно ли нам теперь, что это за жизнь и какого она рода?

Протарх.Как не видно!

Сократ.Мы назовем ее, думаю я, частью третьего рода, ибо этот род смешан не из каких-нибудь двух вещей, но из всего беспредельного, связанного пределом, так что наша победоносная жизнь правильно оказывается такой частью.

Протарх.Как нельзя более правильно.

Сократ.Что же представляет собою твоя жизнь, Филеб, приятная и несмешанная? К какому из названных родов нам следует отнести ее, чтобы правильно объяснить? Однако прежде ответь мне на следующий вопрос…

Филеб.Какой?

Сократ.Имеют ли предел удовольствия и страдания, или же они относятся к вещам, принимающим «больше» и «меньше»?

Филеб.Да, к вещам, принимающим увеличение, Сократ. Удовольствие не было бы высшим благом, если бы не было по природе своей беспредельным как в отношении многообразия, так и в отношении увеличения;

Сократ.Но ведь и страдание, Филеб, не было бы в таком случае высшим злом. Поэтому оба мы должны считать, что не природа беспредельного, а нечто иное сообщает удовольствиям некую меру блага. Пусть, однако, удовольствие относится у тебя к роду беспредельного. Куда же, к какому вообще из ранее названных [родов] отнести нам, Протарх и Филеб, разумение, знание и ум так, чтобы при этом не впасть в нечестие? Мне кажется, нам грозит немалая опасность, если мы этот вопрос решим неправильно.

Филеб.Ты, Сократ, слишком уж превозносишь своего бога.

Сократ.А ты, друг мой, свою богиню. Однако вернемся к нашему вопросу.

Протарх.А ведь Сократ говорит правильно, Филеб, и нам нужно послушаться его.

Филеб.Разве ты, Протарх, не согласился говорить за меня?

Протарх.Совершенно верно. Однако теперь я несколько недоумеваю и прошу тебя, Сократ, быть для нас толкователем, чтобы мы ни в чем не погрешили против участника, на которого ты делаешь ставку [24]24
Участник– ум, ибо идет своеобразное соревнование между умом и удовольствием, приверженцами которых выступают соответственно Протарх и Филеб.

[Закрыть], и не наговорили бы нелепостей.

Сократ.Послушаемся тебя, Протарх: ты не требуешь ничего трудного. Неужели, однако, шутливо превознося [своего бога], я, как выразился Филеб, смутил тебя вопросом, к какому роду относятся ум и знание?

Протарх.Совсем смутил, Сократ.

Сократ.Между тем ответить на этот вопрос нетрудно. В самом деле, все мудрецы, которые и в самом деле себя превозносят, согласны в том, что ум у нас – царь неба и земли, и, пожалуй, они правы [25]25
См.: Горгий, прим. 18.

[Закрыть]. Однако, если хотите, рассмотрим это более обстоятельно.

Протарх.Говори как тебе угодно; пусть обстоятельность не смущает тебя, Сократ: нам она не наскучит.

Сократ.Прекрасно сказано. Начнем же хотя бы со следующего вопроса…

Протарх.С какого?

Сократ.Скажем ли мы, Протарх, что совокупность вещей и это так называемое целое управляются неразумной и случайной силой как придется или же, напротив, что целым правит, как говорили наши предшественники, ум и некое изумительное, всюду вносящее лад разумение?

Протарх.Какое же может быть сравнение, любезнейший Сократ, между этими двумя утверждениями! То, что ты сейчас говоришь, кажется мне даже нечестивым. Напротив, сказать, что ум устрояет все, достойно зрелища мирового порядка (του κόσμου) – Солнца, Луны, звезд и всего круговращения [небесного свода]; да и сам я не решился бы утверждать и мыслить об этом иначе.

Сократ.Что же, хочешь, и мы присоединимся к общему мнению наших предшественников, что дело обстоит именно так, и не только будем считать, что надо без опаски повторять чужое, но разделим также угрожающую им опасность подвергнуться порицанию со стороны какого-либо искусника [26]26
Искусник– скорее всего софист, не признающий твердо установленного предела и все ставящий под сомнение.

[Закрыть], который стал бы утверждать, что все эти вещи находятся не в таком состоянии, но в беспорядке?

Протарх.Как мне этого не хотеть!

Сократ.В таком случае следи внимательно за дальнейшим нашим рассуждением.

Протарх.Говори, пожалуйста.

Сократ.Что касается природы тел всех живых существ, то в составе их имеются огонь, вода, воздух и… «земля!», как говорят застигнутые бурей мореплаватели.

Протарх.И правильно. Ведь и нас обуревают недоумения в нашем теперешнем рассуждении.

Сократ.Допусти же относительно каждого из заключающихся в нас [родов] следующее.

Протарх.Что именно?

Сократ.Что каждый из них в нас мал, скуден, ни в какой мере нигде не чист, и сила его недостойна его природы. Допустив же это относительно одного заключенного в нас [рода], мысли то же и обо всех прочих. Например, если огонь есть в нас, то он есть и во всем.

Назад к карточке книги "Диалоги"