Текст книги "Диалоги"
Автор книги: Аристокл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 66 (всего у книги 140 страниц)
151
Аристотель.Да, окажется.
Парменид.Не необходимо ли также, чтобы вне единого и другого не было ничего?
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Но существующее должно же всегда где-нибудь находиться [23]23
В «Тимее» (52а-с) Платона есть целое рассуждение о разных видах существующего.Один – свойственный мышлению, никуда не входящий, не рождающийся, вечный, невидимый, не чувствуемый, т. е. подвластный знанию. Второй – тоже относящийся к области мышления, но уже рожденный, доступный чувствам, подвижный, являющийся, исчезающий – подвластный мнению. Третий – пространство, вместившее в себя бесконечность материи, доступное недостоверному суждению, которое убеждает нас на основании чувств (а они тоже недостоверны), что «все существующее должно неизбежно находиться в каком-нибудь месте и занимать какое-нибудь пространство» (52b). Однако, по Платону, идеи не могут вмещаться в материальное пространство, они не постигаются чувствами в отличие от материальных вещей, занимающих какое-то пространство.
[Закрыть].
Аристотель.Да.
Парменид.А разве находящееся в чем-либо не будет находиться в нем, как меньшее в большем? Ведь иначе одно не могло бы содержаться в другом.
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.А так как нет ничего, кроме другого и единого, и они должны в чем-то находиться, то разве не необходимо, чтобы они либо находились друг в друге – другое в едином или единое в другом, либо нигде не находились?
b
Аристотель.Видимо, да.
Парменид.Поскольку, стало быть, единое находится в другом, другое будет больше единого, как окружающее его, а единое, как окружаемое, меньше другого; поскольку же другое находится в едином, единое на том же самом основании будет больше другого, а другое – меньше единого.
Аристотель.Выходит, так.
Парменид.Следовательно, единое и равно, и больше, и меньше самого себя и другого.
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Далее, Коль скоро оно больше, меньше и равно, то в отношении к себе самому и к другому оно будет содержать столько же, больше и меньше мер, – а если мер, то и частей.
c
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Но, содержа столько же, больше и меньше мер, оно, следовательно, и численно будет меньше и больше самого себя и другого, а также равно самому себе и другому тоже численно.
Аристотель.Каким образом?
Парменид.Если единое больше чего-либо, то по сравнению с ним оно будет содержать также больше мер, а сколько мер, столько и частей; точно так же будет обстоять дело, если оно меньше или если равно чему-либо.
Аристотель.Да.
Парменид.Итак, будучи больше и меньше себя и равно себе, оно будет содержать столько же, больше и меньше мер, чем содержится в нем самом; а если мер, то и частей?
d
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Но, содержа столько же частей, сколько их в нем самом, оно количественно будет равно себе, а содержа их больше – будет больше, содержа меньше – меньше себя численно.
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Не будет ли единое точно так же относиться и к другому? Поскольку оно оказывается больше его, оно необходимо должно быть и численно большим, чем оно; поскольку оно меньше – меньшим, а поскольку оно равно другому по величине, оно должно быть равным ему и количественно.
Аристотель.Непременно.
e
Парменид.Таким образом, единое снова, по-видимому, будет численно равно, больше и меньше самого себя и другого.
Аристотель.Да, будет.
Парменид.А не причастно ли единое также времени? Будучи причастным времени, не есть ли и не становится ли оно моложе и старше самого себя и другого, а также не моложе и не старше себя самого и другого?
Аристотель.Каким образом?
Парменид.Если только единое существует, ему, конечно, как-то присуще бытие.
Аристотель.Да.
Парменид.Разве «есть» означает что-либо другое, а не причастность бытия настоящему времени? А «было» разве не означает причастность бытия прошедшему времени, и «будет» – времени будущему?
152
Аристотель.Да, конечно.
Парменид.Итак, если только единое причастно бытию, оно причастно и времени.
Аристотель.Конечно.
Парменид.Следовательно, текущему времени?
Аристотель.Да.
Парменид.Значит, оно всегда становится старше себя самого, Коль скоро идет вперед вместе со временем.
Аристотель.Непременно.
Парменид.А разве ты не помнишь, что старшее становится старше того, что становится моложе?
Аристотель.Помню.
Парменид.Но раз единое становится старше себя, оно должно становиться старше себя как становящегося моложе.
b
Аристотель.Непременно.
Парменид.Получается, что оно становится и моложе и старше себя.
Аристотель.Да.
Парменид.А не старше ли оно, когда совершается его становление в настоящий момент, находящийся между прошедшим и будущим? Ведь, переходя из «прежде» в «потом», оно никак не минует «теперь».
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.Итак, не перестает ли оно становиться старше тогда, когда оказывается в настоящем и больше уже не становится, но есть старше?
c
В самом деле, поскольку единое непрерывно идет вперед, оно никогда не может быть удержано настоящим: ведь уходящее вперед имеет свойство соприкасаться с обоими моментами настоящим и будущим, оставляя настоящее и захватывая будущее и оказываясь таким образом между ними.
Аристотель.Правда.
Парменид.Если же все становящееся необходимо должно пройти через настоящее, то, достигнув его, оно прекращает становление и в это мгновение есть то, чего оно достигло в становлении.
d
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Следовательно, когда единое, становясь старше, достигнет настоящего, оно прекратит становление и в то мгновение будет старше.
Аристотель.Конечно.
Парменид.Но не того ли оно старше, старше чего становилось? И не старше ли самого себя оно становилось?
Аристотель.Да.
Парменид.А старшее старше того, что моложе?
Аристотель.Да.
Парменид.Следовательно, единое и моложе себя в то мгновение, когда, становясь старше, оно достигает настоящего.
Аристотель.Непременно.
e
Парменид.Но настоящее всегда налицо при едином в течение всего его бытия, ибо единое всегда существует в настоящем, когда бы оно ни существовало.
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Следовательно, единое всегда и есть и становится и старше и моложе самого себя.
Аристотель.Выходит, так.
Парменид.Но большее ли или равное себе время оно есть или становится?
Аристотель.Равное.
Парменид.А если оно становится или есть равное время, то оно имеет один и тот же возраст.
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.А что имеет один и тот же возраст, то ни старше, ни моложе.
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.Следовательно, если единое становится и есть равное себе время, то оно не есть и не становится ни моложе, ни старше самого себя [24]24
В «Пармениде» единое естьи становится старше и моложе себя,так как, переходя от «было» к «будет», оно встречается с «теперь», которое, будучи границей между прошлым и будущим, заключает в себе сразу пребывание и становление. У Аристотеля в «Физике» две главы (IV 10-11, 217b 29 – 219а 26) посвящены времени и его движению в связи с категорией «теперь». В них высказывается близкая платоновскому «Пармениду» точка зрения об одновременном нахождении частей времени в прошлом и будущем, причем «одна часть его была и уже не существует, другая – в будущем, и ее еще нет"» отсюда делается вывод: «То, что слагается из несуществующего, не может, как кажется, быть причастным существованию» (218d 2-3). Поэтому если время существует, то его нельзя делить механически на части, но необходимо ввести понятие «теперь», которое всегда иное и иное; «исчезнуть в самом себе ему нельзя, потому что тогда оно есть; исчезнуть „теперь“ в другом „теперь“ немыслимо».
Однако в отличие от диалектики «Парменида», где единое естьи становитсяблагодаря «теперь», Аристотель, признавая в «теперь» наличие предыдущего и последующего, видит в этом только затруднение для определения времени, которое не определяется ни качеством, ни количеством и, «таким образом, не есть движение». Но оно и «не существует без движения», так как, «если бы „теперь“ не было каждый раз другим, а тождественным и единым, времени не было бы» (218b 26-27). «Теперь» измеряет время, поскольку оно предшествует и следует. Оно «всегда в ином и ином времени (в этом и состоит его сущность, как „теперь“)». Аристотель делает вывод, что «если времени не будет, не будет и „теперь“, а если „теперь“ не будет, не будет и времени», т. е. он приходит к тому же выводу, что и Парменид, о «теперь» как источнике бытия и становления времени.
[Закрыть].
Аристотель.По-моему, нет.
Парменид.А другого?
153
Аристотель.Не могу сказать.
Парменид.Но ведь можешь ты сказать, что другие вещи, иные, чем единое, Коль скоро они иные, а не иное, многочисленнее единого, ибо, будучи иным, они были бы одним, а будучи иными, они многочисленнее одного и составляют множество?
Аристотель.Да, составляют.
Парменид.А будучи множеством, они причастны большему числу, чем единица.
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Далее. Что, станем мы утверждать, возникает и возникло прежде: большее числом или меньшее?
Аристотель.Меньшее.
Парменид.Но наименьшее – первое, а оно есть единица. Не правда ли?
Аристотель.Да.
b
Парменид.Итак, из всего, имеющего число, единое возникло первым; но и все другие вещи обладают числом, поскольку они другие, а не другое.
Аристотель.Да, обладают.
Парменид.Возникшее первым, я думаю, возникло раньше, другие же вещи – позже; возникшее же позже моложе возникшего раньше, и таким образом окажется, что другие вещи моложе единого, а единое старше других вещей.
Аристотель.Да, окажется.
Парменид.Ну, а что сказать относительно следующего: могло бы единое возникнуть вопреки своей природе, или это невозможно?
Аристотель.Невозможно.
c
Парменид.Но единое оказалось имеющим части, а если части, то и начало, и конец, и середину.
Аристотель.Да.
Парменид.А не возникает ли как в самом едином, так и в каждой другой вещи прежде всего начало, а после начала и все остальное, вплоть до конца?
Аристотель.А то как же?
Парменид.И мы признаем, что все это остальное – суть части целого и единого и что оно само лишь вместе с концом стало единым и целым?
Аристотель.Признаем.
Парменид.А конец, я полагаю, возникает последним и вместе с ним возникает, согласно своей природе, единое;
d
так что если единое необходимо возникает не вопреки природе, то, возникнув вместе с концом позже другого, оно возникло бы согласно своей природе.
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Итак, единое моложе другого, а другое старше единого.
Аристотель.Для меня это опять-таки очевидно.
Парменид.И вот что: не представляется ли необходимым, чтобы начало или другая какая-либо часть единого или чего-либо другого – если только это часть, а не части – была единым, как часть?
Аристотель.Представляется.
e
Парменид.Но если так, то единое будет возникать одновременно с возникновением и первой и второй [части] и при возникновении других оно не отстанет ни от одной, какая бы к какой ни присоединялась, пока, дойдя до последней, не сделается целым единым, не пропустив в своем возникновении ни средней, ни первой, ни последней, ни какой-либо другой [части].
Аристотель.Верно.
Парменид.Следовательно, единое имеет тот же возраст, что и все другое, так что если единое не нарушает своей природы, то оно должно возникнуть не прежде и не позже другого, но одновременно с ним.
154
И согласно этому рассуждению, единое не может быть ни старше, ни моложе другого и другое ни старше, ни моложе единого, а, согласно прежнему, оно и старше и моложе [другого], равно как другое и старше и моложе единого.
Аристотель.Да, конечно.
Парменид.Вот каково единое и вот как оно возникло. Но что сказать далее о том, как единое становится старше и моложе другого, а другое – старше и моложе единого, и о том, как оно не становится ни моложе, ни старше? Так ли обстоит дело со становлением, как и с бытием, или иначе?
b
Аристотель.Не могу сказать.
Парменид.А я ограничусь следующим: если одно что– нибудь старше другого, то оно может становиться старше лишь настолько, насколько оно отличалось по возрасту уже при возникновении, и равным образом младшее не может становиться еще моложе, потому что равные величины, будучи прибавлены к неравным – времени или чему-либо другому, – всегда оставляют их различающимися настолько, насколько они различались с самого начала.
Аристотель.Как же иначе?
c
Парменид.Итак, одно существующее никогда не может становиться старше или моложе другого существующего, коль скоро по возрасту они всегда различаются одинаково: одно есть и стало старше, другое есть и стало моложе, но они не становятся [таковыми].
Аристотель.Верно.
Парменид.Поэтому единое существующее никогда не становится ни старше, ни моложе другого существующего.
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.Но посмотри, не становятся ли они старше и моложе [друг друга] таким образом?
Аристотель.Каким именно?
Парменид.Таким, каким единое оказалось старше другого и другое старше единого.
Аристотель.Так что же из этого следует?
Парменид.Когда единое старше другого, то оно, надо полагать, просуществовало больше времени, чем другое.
d
Аристотель.Да.
Парменид.Но посмотри-ка еще: если мы станем прибавлять к большему и меньшему времени равное время, то будет ли большее время отличаться от меньшего на равную или на меньшую часть?
Аристотель.На меньшую.
Парменид.Итак, впоследствии единое будет отличаться по возрасту от другого не настолько, насколько оно отличалось сначала, но, получая то же приращение времени, что и другое, оно по возрасту будет постоянно отличаться от другого меньше, чем отличалось прежде. Не правда ли?
Аристотель.Да.
e
Парменид.Итак, то, что различается по возрасту сравнительно с чем-нибудь меньше, чем прежде, не становится ли моложе прежнего по отношению к тому, сравнительно с чем прежде было старше?
Аристотель.Становится.
Парменид.Если же оно становится моложе, то другое не становится ли в свою очередь старше единого, чем было прежде?
Аристотель.Конечно, становится.
Парменид.Итак, то, что возникло позже, становится старше сравнительно с тем, что возникло раньше и есть старше. Однако младшее никогда не есть, а всегда только становится старше старшего, потому что последнее увеличивается в направлении к «моложе», а первое – в направлении к «старше».
155
В свою очередь старшее таким же образом становится моложе младшего, потому что оба они, направляясь к противоположному им, становятся взаимно противоположными: младшее – старше старшего, а старшее – моложе младшего. Но стать таковыми они не могут, потому что если бы они стали, то уже не становились бы, а были бы. На самом же деле они [только] становятся старше и моложе друг друга: единое становится моложе другого, потому что оказалось старшим и возникшим раньше,
b
а другое – старше единого, потому что возникло позднее. На том же основании и другое подобным же образом относится к единому, поскольку оказалось, что оно старше его и возникло раньше.
Аристотель.Да, это представляется так.
Парменид.Значит, поскольку ничто никогда не становится старше или моложе другого и оба всегда отличаются друг от друга на равное число, постольку и единое не становится ни старше, ни моложе другого и другое – единого; поскольку же представляется необходимым, чтобы раньше возникшее отличалось всегда
c
на разную часть от возникшего позже, равно и позднейшее – от более раннего, постольку необходимо также, чтобы другое становилось старше и моложе единого, а единое – другого.
Аристотель.Именно так.
Парменид.В силу всех этих соображений единое, с одной стороны, и есть и становится и старше и моложе себя самого и другого, а с другой – не есть и не становится ни старше, ни моложе себя самого и другого.
Аристотель.Совершенно верно.
d
Парменид.А так как единое причастно времени и [свойству] становиться старше и моложе, то не должно ли оно быть причастным прошедшему, будущему и настоящему, Коль скоро оно причастно времени?
Аристотель.Должно.
Парменид.Итак, единое было, есть и будет; оно становилось, становится и будет становиться.
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Поэтому возможно нечто для него и его и это нечто было, есть и будет.
Аристотель.Конечно.
Парменид.Возможно, значит, его познание, и мнение о нем, и чувственное его восприятие, Коль скоро и мы сами сейчас все это с ним проделываем.
Аристотель.Ты прав.
Парменид.И есть для него имя и слово, и оно именуется и о нем высказывается; и все, что относится к другому, относится и к единому.
e
Аристотель.Все это, безусловно, так.
Парменид.Поведем еще речь о третьем. Если единое таково, каким мы его проследили, то не должно ли оно, будучи, с одной стороны, одним и многим и не будучи, с другой стороны, ни одним, ни многим, а кроме того, будучи причастным времени, быть какое-то время причастным бытию, поскольку оно существует, и какое-то время не быть ему причастным, поскольку оно не существует?
Аристотель.Должно.
Парменид.Но может ли оно, когда причастно бытию, не быть ему причастным, и когда оно не причастно ему, наоборот, быть?
Аристотель.Не может.
Парменид.Следовательно, оно причастно и не причастно [бытию] в разное время; только таким образом оно может быть и не быть причастным одному и тому же.
156
Аристотель.Правильно.
Парменид.Но не есть ли время и тот момент, когда единое приобщается к бытию, и тот, когда отрешается от него? Ведь как будет в состоянии единое то обладать, то не обладать чем-либо, если не будет момента, когда оно либо завладевает им, либо его оставляет?
Аристотель.Никак.
Парменид.А приобщение к бытию ты разве не называешь возникновением?
Аристотель.Называю.
Парменид.А отрешение от бытия не есть ли гибель?
Аристотель.Конечно.
Парменид.Таким образом, оказывается, что единое, приобщаясь к бытию и отрешаясь от него, возникает и гибнет.
Аристотель.Безусловно.
b
Парменид.А так как оно – единое и многое, возникающее и гибнущее, то не гибнет ли многое, когда оно становится единым, и не гибнет ли единое, когда оно становится многим?
Аристотель.Конечно.
Парменид.А поскольку оно становится и единым и многим, не должно ли оно разъединяться и соединяться?
Аристотель.Непременно должно.
Парменид.Далее, когда оно становится неподобным и подобным, не должно ли оно уподобляться и делаться неподобным?
Аристотель.Должно.
Парменид.А когда становится большим, меньшим, равным, не должно ли оно увеличиваться, уменьшаться, уравниваться?
c
Аристотель.Да.
Парменид.А когда оно, находясь в движении, останавливается или из покоя переходит в движение, то, полагаю я, оно не должно пребывать ни в каком времени.
Аристотель.Как это?
Парменид.Прежде покоясь, а затем двигаясь и прежде двигаясь, затем покоясь, оно не будет в состоянии испытывать это, не подвергаясь изменению.
Аристотель.Конечно.
Парменид.Ведь не существует времени, в течение которого что-либо могло бы сразу и не двигаться, и не покоиться.
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.Но оно ведь и не изменяется, не подвергаясь изменению.
Аристотель.Это было бы невероятно.
Парменид.Так когда же оно изменяется? Ведь и не покоясь, и не двигаясь, и не находясь во времени, оно не изменяется.
d
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.В таком случае не странно ли то, в чем оно будет находиться в тот момент, когда оно изменяется?
Аристотель.Что именно?
Парменид.«Вдруг» [25]25
Понятие «вдруг» параллельно понятию «теперь», о котором говорилось выше. В своей основе они тождественны, так как «вдруг» есть точка, от которой происходит изменение в одну и в другую сторону, это граница между покоем и движением, так же как «теперь» – граница между бытием и становлением. Аристотель, так же как и Платон, считает «вдруг», или «внезапно», моментом начала изменения движения: «"Внезапно» – то, что выходит из своего состояния в неощутимое по своей малости время, а всякое изменение но природе есть выхождение из себя» (Физика IV 13, 222b) 15 сл.).
[Закрыть], ибо это «вдруг», видимо, означает нечто такое, начиная с чего происходит изменение в ту или другую сторону. В самом деле, изменение не начинается с покоя, пока это – покой, ни с движения, пока продолжается движение;
e
однако это странное по своей природе «вдруг» лежит между движением и покоем, находясь совершенно вне времени; но в направлении к нему и исходя от него изменяется движущееся, переходя к покою, и покоящееся, переходя к движению.
Аристотель.Кажется, так.
Парменид.И коль скоро единое покоится и движется, оно должно изменяться в ту и в другую сторону, потому что только при этом условии оно может пребывать в обоих состояниях. Изменяясь же, оно изменяется вдруг и, когда изменяется, не может находиться ни в каком времени, и не может, значит, в тот момент ни двигаться, ни покоиться.
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.Но разве не так обстоит дело и при прочих изменениях? Когда что-либо переходит от бытия к гибели или от небытия к возникновению,
157
происходит его становление между некими движением и покоем и оно не имеет в тот момент ни бытия, ни небытия, не возникает и не гибнет.
Аристотель.Выходит, так.
Парменид.По той же причине, когда единое переходит из единого во многое, и из многого в единое, оно не есть ни единое, ни многое, оно не разъединяется и не соединяется; точно так же, переходя из подобного в неподобное и из неподобного в подобное, оно не есть ни подобное, ни неподобное, оно не уподобляется и не становится неподобным; наконец, переходя из малого в великое и равное и наоборот, оно не бывает ни малым, ни великим, ни равным, не увеличивается, не убывает и не уравнивается.
b
Аристотель.Выходит, что нет.
Парменид.Значит, единое испытывает все эти состояния, если оно существует.
Аристотель.Как же иначе? Относительное и абсолютное полагание единого
с выводами для иного
Парменид.Не рассмотреть ли теперь, что испытывает другое, если единое существует?
Аристотель.Да рассмотрим.
Парменид.Будем поэтому рассуждать о том, что должно испытывать другое – не-единое, – если единое существует.
Аристотель.Будем.
Парменид.Итак, поскольку другое есть другое по отношению к единому, оно не есть единое, иначе оно не было бы другим по отношению к единому.
Аристотель.Правильно.
c
Парменид.Однако другое не вовсе лишено единого, но некоторым образом причастно ему.
Аристотель.Каким именно?
Парменид.Другое – не-единое – есть другое, надо полагать, потому, что имеет части, ибо если бы оно не имело частей, то было бы всецело единым.
Аристотель.Правильно.
Парменид.А части, как мы признаем, есть у того, что представляет собою целое.
Аристотель.Да, мы это признаем.
Парменид.Но целое единое должно состоять из многого; части и будут его частями, потому что каждая из частей должна быть частью не многого, но целого.
Аристотель.Как это?
d
Парменид.Если бы что-либо было частью многого, в котором содержалось бы и оно само, то оно, конечно, оказалось бы частью как себя самого – что невозможно, – так и каждого отдельного из другого, если только оно есть часть всего многого. Но не будучи частью чего-нибудь отдельного, оно будет принадлежать другому, за исключением этого отдельного, и, значит, не будет частью каждого отдельного; не будучи же частью каждого, оно не будет частью ни одного отдельного из многого. Если же оно не есть часть ни одного, то невозможно ему быть чем-нибудь – частью или чем-то иным – по отношению к сумме таких отдельных [членов], ни для одного из которых оно не есть нечто.
Аристотель.Очевидно, так.
Парменид.Значит, часть есть часть не многого и не всех [его членов], но некоей одной идеи и некоего единого, которое мы называем целым, ставшим из всех [членов] законченным единым; часть и есть часть такого целого.
e
Аристотель.Именно так.
Парменид.Значит, если другое имеет части, то и оно должно быть причастным целому и единому.
Аристотель.Конечно.
Парменид.Необходимо, значит, чтобы другое – не-единое – было единым законченным целым, имеющим части.
Аристотель.Необходимо.
Парменид.Далее, то же самое относится и к каждой части: части тоже необходимо причастны единому.
158
Ведь если каждая из них есть часть, то тем самым «быть каждым» означает быть отдельным, обособленным от другого и существующим само по себе, Коль скоро это есть «каждое».
Аристотель.Правильно.
Парменид.Но причастное единому причастно ему, очевидно, как нечто отличное от него, потому что в противном случае оно не было бы причастно, но само было бы единым; а ведь ничему, кроме самого единого, невозможно быть единым.
Аристотель.Невозможно.
Парменид.Между тем, и целое, и часть необходимо должны быть причастны единому. В самом деле, первое составит единое целое, части которого будут частями; а каждая из частей будет одной частью целого, часть которого она есть.
Аристотель.Так.
b
Парменид.Но не будет ли то, что причастно единому, причастным ему, как иное в отношении единого?
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.А иное в отношении единого будет, надо полагать, многим, потому что если другое в отношении единого не будет ни одним, ни бульшим, чем один, оно не будет ничем.
Аристотель.Конечно, не будет.
Парменид.А поскольку причастное единому как части и единому как целому многочисленнее единого, то не должно ли то, что приобщается к единому, быть количественно беспредельным?
Аристотель.Каким образом?
Парменид.Посмотрим на дело так: в момент, когда нечто приобщается к единому, оно приобщается к нему не как единое и не как причастное единому, не правда ли?
c
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Но то, в чем нет единого, будет множеством?
Аристотель.Конечно.
Парменид.А что, если мы пожелаем мысленно отделить от этого множества самое меньшее, какое только возможно; это отделенное, поскольку и оно не причастно единому, не окажется ли неизбежно множеством, а не единым?
Аристотель.Да, это неизбежно.
Парменид.Итак, если постоянно рассматривать таким образом иную природу идеи саму по себе, то, сколько бы ни сосредоточивать на ней внимание, она всегда окажется количественно беспредельной [26]26
Проблеме диалектического единства предела и беспредельного будет отведено значительное место в «Филебе». Идея единства этих двух как будто бы столь различных категорий бытия всегда была близка античности. У пифагорейца Филолая «предел и беспредельное – начала» (А 9 Diels). У него читаем: «Природа же при устроении мира образовалась из соединения беспредельного и предела, весь мировой порядок и все вещи в нем [представляют собой соединение беспредельного и предела]»; далее: «Все существующее должно быть или предельным, или беспредельным, или тем и другим вместе» (В 1, 2 Diels).
Архит (А 24 Diels) тоже считает, что новый предел всегда влечет за собой новое беспредельное. Элеец Мелисс (30 В 5, 6 Diels) полагал, что наличие двух сущностей создает «пределы» в их отношениях, а одно сущее может быть «беспредельно», и именно из беспредельности сущего он вывел его единство на основании следующего: «Если бы оно не было единым, то оно граничило бы с другим».
[Закрыть].
Аристотель.Безусловно, так.
d
Парменид.С другой же стороны, части, поскольку каждая из них стала частью, обладают уже пределом как друг по отношению к другу, так и по отношению к целому и целое обладает пределом по отношению к частям.
Аристотель.Несомненно.
Парменид.Итак, другое в отношении единого, как оказывается, таково, что если сочетать его с единым, то в нем возникает нечто иное, что и создает им предел в отношении друг друга, тогда как природа другого сама по себе – беспредельность.
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Таким образом, другое в отношении единого – и как целое, и как части, с одной стороны, беспредельно, а с другой – причастно пределу.
Аристотель.Именно так.
Парменид.А не будут ли [части другого] также подобны и неподобны себе самим и друг другу?
e
Аристотель.Как именно?
Парменид.Поскольку все по природе своей беспредельно, постольку все будет обладать одним и тем же свойством.
Аристотель.Именно так.
Парменид.И поскольку все причастно пределу, постольку все тоже будет обладать одним и тем же свойством.
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Поскольку, таким образом, [другое] обладает свойствами быть ограниченным и быть беспредельным, эти свойства противоположны друг другу.
159
Аристотель.Да.
Парменид.А противоположное в высшей степени неподобно.
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Итак, в соответствии с каждым из этих двух свойств в отдельности [части другого] подобны себе самим и друг другу, а в соответствии с обоими вместе – в высшей степени противоположны и неподобны.
Аристотель.По-видимому.
Парменид.Таким образом, [все] другое будет подобно и неподобно себе самому и друг другу.
АристотельТак.
Парменид.И мы уже без труда найдем, что [части] другого в отношении единого тождественны себе самим и отличны друг от друга, движутся и покоятся и имеют все противоположные свойства, коль скоро обнаружилось, что они обладают упомянутыми свойствами.
b
Аристотель.Ты прав.
Парменид.Однако не пора ли нам оставить это, как дело ясное, и снова рассмотреть, если есть единое, окажется ли другое в отношении единого совсем в ином положении или в таком же самом?
Аристотель.Конечно, это следует рассмотреть.
Парменид.Так поведем рассуждение с самого начала: если есть единое, что должно испытывать другое в отношении единого?
Аристотель.Поведем рассуждение так.
Парменид.Разве единое существует не отдельно от другого н другое не отдельно от единого?
Аристотель.Что же из того?
Парменид.А то, полагаю, что наряду с ними нет ничего иного, что было бы отлично и от единого, и от другого: ведь, когда сказано «единое и другое», этим сказано все.
c
Аристотель.Да, все.
Парменид.Следовательно, нет ничего отличного от них, в чем единое и другое могли бы находиться вместе.
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.Поэтому единое и другое никогда не находятся в одном и том же.
Аристотель.Выходит, что нет.
Парменид.Следовательно, они находятся отдельно (друг от друга]?
Аристотель.Да.
Парменид.И мы утверждаем, что истинно единое не имеет частей.
Аристотель.Как же ему иметь их?
Парменид.Поэтому ни целое единое, ни части его не могли бы находиться в другом, если единое отдельно от другого и не имеет частей.
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Следовательно, другое никоим способом не может быть причастным единому, раз оно не причастно ему ни по частям, ни в целом.
d
Аристотель.Выходит, так.
Парменид.Поэтому другое никоим образом не есть единое и не имеет в себе ничего от единого.
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.Следовательно, другое не есть также многое, потому что если бы оно было многим, то каждое из многого было бы одной частью целого. На самом же деле другое в отношении единого не есть ни единое, ни многое, ни целое, ни части, раз оно никак не причастно единому.
Аристотель.Правильно.
e
Парменид.Поэтому другое и само не есть два или три, и в себе их не содержит, коль скоро оно совсем лишено единого.
Аристотель.Да.
Парменид.Следовательно, другое ни само не есть подобное и неподобное единому, ни в себе подобия и неподобия не содержит: ведь если бы другое было подобно и неподобно либо содержало в себе подобие и неподобие, то, полагаю я, другое в отношении единого содержало бы в себе две взаимно противоположные идеи.
Аристотель.Это очевидно.
Парменид.Но ведь оказалось невозможным, чтобы было причастно двум то, что не причастно даже одному.
Аристотель.Оказалось.
160
Парменид.Стало быть, другое не есть ни подобное, ни неподобное, ни то и другое вместе, потому что, будучи подобным или неподобным, оно было бы причастно одной из двух идей, а будучи тем и другим вместе, причастно двум противоположным идеям, что, как выяснилось, невозможно.
Аристотель.Верно.
Парменид.Следовательно, другое не есть ни тождественное, ни различное, оно не движется и не покоится, не возникает и не гибнет, не есть ни большее, ни меньшее, ни равное и никакого другого из подобных свойств не имеет; ведь если бы другое подлежало чему-либо такому, оно было бы причастно и одному, и двум, и трем, и нечетному, и четному, а между тем ему оказалось невозможным быть этому причастным, поскольку оно совершенно и всецело лишено единого.
b
Аристотель.Сущая правда.
Парменид.Таким образом, если есть единое, то оно в то же время не есть единое ни по отношению к себе самому, ни по отношению к другому.
Аристотель.Совершенно верно. Относительное и абсолютное отрицание единого
с выводами для единого
Парменид.Хорошо. Не следует ли после этого рассмотреть, какие должны быть следствия, если единое не существует.
Аристотель.Следует.
Парменид.В чем, однако, состоит это предположение: «Если единое не существует»? Отличается ли оно от предположения: «Если не-единое не существует»?
Аристотель.Конечно, отличается.
Парменид.Только отличается или же суждения «если не-единое не существует» и «если единое не существует» прямо противоположны друг другу?
c
Аристотель.Прямо противоположны.
Парменид.А если бы кто сказал: «Если великое, малое или что-либо другое в этом роде не существует», то разве не показал бы он, что под несуществующим он в каждом случае разумеет нечто иное?
Аристотель.Конечно.
Парменид.Так и теперь, когда кто-нибудь скажет: «Если единое не существует», – не покажет ли он этим, что под несуществующим он понимает нечто отличное от иного? И мы знаем, что он хочет сказать.
Аристотель.Знаем.
Парменид.Итак, говоря «единое» и присовокупляя к этому либо бытие, либо небытие, он выражает, во-первых, нечто познаваемое, а во-вторых, отличное от иного;
d
ведь то, о чем утверждается, что оно не существует, можно, тем не менее, познать, как и то, что оно отлично от иного, не правда ли?
Аристотель.Безусловно.
Парменид.Поэтому с самого начала следует говорить так: чем должно быть единое, если оно не существует? И вот, оказывается, что ему, прежде всего, должно быть присуще то, что оно познаваемо, иначе мы не могли бы понять слов того, кто сказал бы: «Если единое не существует».
Аристотель.Верно.
Парменид.Далее, от него должно быть отлично иное, ведь иначе и единое нельзя было бы называть отличным от иного.
Аристотель.Конечно.
e
Парменид.Следовательно, кроме познаваемости ему присуще и отличие. Ведь когда кто говорит, что единое отлично от иного, тот говорит не об отличии иного, но об отличии единого.
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Кроме того, несуществующее единое причастно «тому», «некоторому», «этому», «принадлежащим этому», «этим» и всему остальному подобному. В самом деле, если бы оно не было причастно «некоторому» и другим упомянутым [определениям], то не было бы речи ни о едином, ни об отличном от единого, ни о том, что принадлежит ему и от него исходит, ни вообще о чем-либо.
Аристотель.Правильно.
Парменид.Единому, конечно, не может быть присуще бытие. Коль скоро оно не существует, но ничто не мешает ему быть причастным многому, и это даже необходимо.
161
Коль скоро не существует именно это единое, а не какое-либо другое. Правда, если ни единое, ни «это» не будет существовать и речь пойдет о чем-нибудь другом, то мы не вправе произнести ни слова, но если предполагается, что не существует это, а не какое-либо другое единое, то ему необходимо быть причастным и «этому», и многому другому.
