Текст книги "Диалоги"
Автор книги: Аристокл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 65 (всего у книги 140 страниц)
Парменид.Следовательно, единое не причастно времени и не существует ни в каком времени.
Аристотель.Действительно, не существует; по крайней мере, так показывает наше рассуждение.
Парменид.Что же далее? Не представляется ли, что слова «было», «стало», «становилось» означают причастность уже прошедшему времени?
Аристотель.Конечно.
e
Парменид.Далее, слова «будет», «будет становиться», «станет» не указывают ли на причастность времени, которое еще только должно наступить?
Аристотель.Да.
Парменид.А слова «есть», «становится» на причастность настоящему времени?
Аристотель.Именно так.
Парменид.Следовательно, если единое никак не причастно никакому времени, то оно не стало, не становилось и не было прежде, оно не настало, не настает и не есть теперь и, наконец, оно не будет становиться, не станет и не будет впоследствии.
Аристотель.Совершенно верно.
Парменид.Но возможно ли, чтобы нечто было причастно бытию иначе, нежели одним из этих способов?
Аристотель.Невозможно.
Парменид.Следовательно, единое никак не причастно бытию.
Аристотель.Оказывается, нет.
Парменид.И потому единое никаким образом не существует.
Аристотель.Очевидно, нет.
Парменид.Не существует оно, следовательно, и как единое, ибо в таком случае оно было бы уже существующим и причастным бытию. И вот оказывается, единое не существует как единое, да и [вообще] не существует, если доверять такому рассуждению.
Аристотель.Кажется, так.
142
Парменид.А если что не существует, то может ли что-либо принадлежать ему или исходить от него?
Аристотель.Каким же образом?
Парменид.Следовательно, не существует ни имени, ни слова для него, ни знания о нем, ни чувственного его восприятия, ни, мнения.
Аристотель.Очевидно, нет
Парменид.Следовательно, нельзя ни назвать. его, ни высказаться о нем, ни составить себе о нем мнения, ни познать его, и ничто из существующего но может чувственно воспринять его.
Аристотель.Как выясняется, нет.
Парменид.Но возможно ли, чтобы так обстояло дело с единым?
Аристотель.Нет. По крайней мере, мне так кажется.
Парменид.Так не хочешь ли, вернемся снова к первоначальному предположению может быть, таким образом мы придем к чему-либо иному?
b
Аристотель.Конечно, хочу.
Парменид.Итак, утверждаем мы, если единое существует, надо принять следствия, вытекающие для единого, какие бы они ни были?
Аристотель.Да.
Парменид.Следи же за мной с самого начала: если единое существует, может ли оно, существуя, не быть причастным бытию?
Аристотель.Не может.
Парменид.Итак, должно существовать бытие единого, не тождественное с единым, ибо иначе это бытие не было бы бытием единого и единое не было бы причастно ему,
c
но было бы все равно что сказать «единое существует» или «единое едино». Теперь же мы исходим не из предположения «единое едино», но из предположения «единое существует». Не правда ли?
Аристотель.Конечно.
Парменид.Тогда слово «существует» будет означать нечто другое, чем «единое»?
Аристотель.Непременно.
Парменид.Поэтому если кто скажет в итоге, что единое существует, то не будет ли это означать, что единое причастно бытию?
Аристотель.Конечно, будет.
Парменид.Повторим еще вопрос: какие следствия проистекают из предположения: «единое существует»? Обрати внимание, не представляется ли необходимым, чтобы это предположение обозначало единое, которое имеет части?
Аристотель.Как это?
d
Парменид.А вот как: если «существует» говорится о существующем едином, а «единое» – о едином существующем, и если, с другой стороны, бытие и единое не тождественны, но лишь относятся к одному и тому же существующему единому, которое мы допустили, то ведь необходимо, чтобы само существующее единое было целым, а единое и бытие – его частями?
Аристотель.Необходимо.
Парменид.Далее, называть ли нам каждую из этих двух частей только частью, или же каждая часть должна называться частью целого?
Аристотель.Частью целого.
Парменид.И следовательно, то, что едино, одновременно есть целое и имеет части?
Аристотель.Именно так.
e
Парменид.Что же далее? Каждая из этих двух частей существующего единого – именно единое и бытие, может ли оставаться особняком: единое без бытия как своей части, и бытие без единого как своей части?
Аристотель.Нет, не может.
Парменид.Следовательно, каждая из этих двух частей в свою очередь содержит и единое и бытие, и любая часть опять-таки образуется по крайней мере из двух частей; и на том же основании все, чему предстоит стать частью, всегда точно таким же образом будет иметь обе эти части, ибо единое всегда содержит бытие, а бытие – единое, так что оно неизбежно никогда не бывает единым, Коль скоро оно всегда становится двумя [17]17
Мысль о наличии бытияи единогов «существующем едином», а также в каждой из бесконечно делимых частей этого «существующего единого», в отдельном «бытии» и в отдельном «едином» была использована Плотиной как модель для взаимодействия его категорий. В «Эннеадах» (VI 2, 7) он пишет о взаимодействии «сущности» и «жизни», «жизни» и «ума», «движения» и «единого». В каждой отдельной из бесконечно делимых частей обязательно наличествуют, по Плотину, оба их начала – единое и бытие.
[Закрыть].
143
Аристотель.Совершенно верно.
Парменид.Что ж, существующее единое не представляет ли собой, таким образом, бесконечное множество?
Аристотель.Выходит, так.
Парменид.Подойди к вопросу еще и следующим образом.
Аристотель.Каким?
Парменид.Не утверждаем ли мы, что единое причастно бытию, благодаря чему и существует?
Аристотель.Да.
Парменид.И именно поэтому существующее единое оказалось многим.
Аристотель.Так.
Парменид.А что, если мы охватим разумом само единое, которое, как мы утверждаем, причастно бытию, но возьмем его только само по себе, без того, чему, по нашему утверждению, оно причастно, – окажется ли оно единым только или будет также многим?
Аристотель.Единым. По крайней мере, я так думаю.
b
Парменид.Посмотрим. Бытие не должно ли неизбежно быть отличным от него и оно само отличным от бытия, Коль скоро единое не есть бытие, но как единое ему причастно?
Аристотель.Должно.
Парменид.Итак, если бытие и единое различны, то единое отлично от бытия не потому, что оно – единое, равно как и бытие есть что-то иное сравнительно с единым не потому, что оно – бытие, но они различны между собою в силу иного и различного.
Аристотель.Совершенно верно.
Парменид.Поэтому иное не тождественно ни единому, ни бытию.
Аристотель.Как же иначе?
c
Парменид.И вот если мы выберем из них, хочешь – бытие и иное, хочешь – бытие и единое, хочешь – единое и иное, то не будем ли мы брать при каждом выборе два таких [члена], которые правильно называть «оба»?
Аристотель.Как это?
Парменид.Вот как: можно ли сказать «бытие»?
Аристотель.Можно.
Парменид.А можно ли сказать также «единое»?
Аристотель.И это можно.
Парменид.Но не названо ли таким образом каждое из них?
Аристотель.Названо.
Парменид.А когда я скажу «бытие и единое», разве я не назову оба?
Аристотель.Конечно, оба.
Парменид.Следовательно, если я говорю «бытие и иное» или «иное и единое», то я всегда говорю о каждой [паре] «оба». Не правда ли?
Аристотель.Да.
d
Парменид.Но возможно ли, чтобы то, что правильно называется «оба», было бы таковым, а двумя нет?
Аристотель.Невозможно.
Парменид.А когда перед нами два, есть ли какая-либо возможность, чтобы каждое из них не было одним?
Аристотель.Нет, никакой.
Парменид.Но каждая из взятых нами [пар] представляет собою сочетание двух [членов]; следовательно, каждый из них будет одним.
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Если же каждый из них один, то при сложении какой угодно единицы с любым парным сочетанием не становится ли все вместе тремя?
Аристотель.Да.
Парменид.А не есть ли три нечетное число, а два – четное?
Аристотель.Как же иначе?
e
Парменид.Далее, когда есть два, то необходимо ли, чтобы было н дважды, а когда есть три трижды, Коль скоро в двух содержится дважды один, а в трех трижды один?
Аристотель.Необходимо.
Парменид.А когда есть два и дважды, то не необходимо ли, чтобы было и дважды два? И когда есть три и трижды, но необходимо ли также, чтобы было трижды три?
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Далее, когда есть три и дважды, а также два и трижды, то но необходимо ли быть дважды трем и трижды двум?
Аристотель.Безусловно, необходимо.
144
Парменид.Следовательно, могут быть произведения четных чисел на четные, нечетных на нечетные, а также четных на нечетные н нечетных на четные.
Аристотель.Конечно.
Парменид.А если это так, то не думаешь ли ты, что остается какое-либо число, существование которого не необходимо?
Аристотель.Нет, не думаю.
Парменид.Следовательно, если существует одно, то необходимо, чтобы существовало и число.
Аристотель.Необходимо.
Парменид.Но при существовании числа должно быть многое и бесконечная множественность существующего [18]18
О бесконечности числамного трактовали неоплатоники. В частности, у Дамаския (Damascii successoris dubitationes et solutiones de primis principiis in Platonis Parmenidem / Ed. С. Ruelle. Paris, 1889) есть целое рассуждение (§200) о природе числа, которая заключается в соединении и разделении до бесконечности. Эта бесконечность понимается не в смысле чего-то не имеющего конца, но в смысле отсутствия границ для разделения. Поэтому всякое общее делится, присутствуя во множестве конкретных вещей, заключающих в себе как в части это общее. Интересно, что у Дамаския «единое-в-себе», «иное-в-себе» и «бытие-в-себе» непричастны друг другу только мысленно, но в реальном мире одни вещи связаны с другими, и, какова бы ни была одна вещь, она одновременно и другая. Дамаский прямо ссылается на «Парменида» (144а), излагая свои соображения о бесконечности и множественности, причем множественность оказывается у него бесконечной благодаря своей причастности бесконечности, так же как она может быть конечной, будучи причастна конечному. Всякое число, по Дамаскию, ограничено самим собой, но число в простом, чистом виде (απλώς) всегда бесконечно в отличие от конечного множественного. Таким образом, мы находим у Дамаския интересное размышление о диалектике бесконечного и предела, которая, однако, по его мнению, недоступна пониманию человека, так как предел этот установлен божеством.
[Закрыть]. В самом деле, разве число не оказывается бесконечным по количеству и причастным бытию?
Аристотель.Конечно, оказывается.
Парменид.Но ведь если все числа причастны бытию, то ему должна быть причастна и каждая часть числа?
Аристотель.Да.
b
Парменид.Значит, бытие поделено между множеством существующего и не отсутствует ни в одной вещи, ни в самой малой, ни в самой большой? Впрочем, нелепо даже спрашивать об этом, не правда ли? Как, в самом деле, бытие могло бы отделиться от какой-либо существующей вещи?
Аристотель.Да, никак не могло бы.
Парменид.Следовательно, оно раздроблено на самые мелкие, крупные и любые другие возможные части, в высшей степени расчленено, и частей бытия беспредельное множество.
c
Аристотель.Ты прав.
Парменид.Итак, частей бытия больше всего.
Аристотель.Да, больше всего.
Парменид.Что же, есть ли между ними какая-нибудь, которая была бы частью бытия и в то же время не была бы частью?
Аристотель.Как это возможно?
Парменид.Напротив, если она существует, то, полагаю я, пока она существует, ей необходимо быть всегда чем-то одним, а быть ничем невозможно.
Аристотель.Да, это необходимо.
Парменид.Таким образом, единое присутствует в каждой отдельной части бытия, не исключая ни меньшей, ни большей части, ни какой-либо другой.
Аристотель.Да.
d
Парменид.А остается ли единое целым, находясь во многих местах одновременно? Поразмысли над этим!
Аристотель.Размышляю и вижу, что это невозможно.
Парменид.Следовательно, оно расчленено, Коль скоро оно не целое; ведь, не будучи расчлененным, оно никак не может присутствовать одновременно во всех частях бытия.
Аристотель.Это правда.
Парменид.Далее, безусловно необходимо, чтобы делимое количественно соответствовало числу частей.
Аристотель.Необходимо.
Парменид.Следовательно, утверждая недавно, что бытие разделено на наибольшее число частей, мы говорили неправду: ведь, как оказывается, оно разделено на число частей, не большее, чем единое, а на столько же,
e
ибо ни бытие не отделено от единого, ни единое – от бытия, но, будучи двумя, они всегда находятся во всем в равной мере [19]19
Взаимодействие единогои сущего, т. е. бытия,их равенство, их неотделимость друг от друга, их парность толкуются Аристотелем в «Метафизике» (IV 2, 1003b 23-26, 32-34).
[Закрыть].
Аристотель.По-видимому, так именно и есть.
Парменид.Таким образом, само единое, раздробленное бытием, представляет собою огромное и беспредельное множество.
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Следовательно, не только существующее единое есть многое, но и единое само по себе, разделенное бытием, необходимо должно быть многим.
Аристотель.Именно так.
Парменид.Однако так как части суть части целого, то единое должно быть ограничено как целое. В самом деле, разве части не охватываются целым?
145
Аристотель.Безусловно, охватываются.
Парменид.А то, что их охватывает, есть предел.
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Следовательно, существующее единое есть, надо полагать, одновременно и единое, и многое, и целое, и части, и ограниченное, и количественно бесконечное.
Аристотель.Очевидно.
Парменид.А коль скоро оно ограничено, то не имеет ли оно и краев?
Аристотель.Безусловно, имеет.
Парменид.Далее, поскольку оно есть целое, не должно ли оно иметь начала, середины и конца? Разве может что-либо быть целым без этих трех [членов]? И если нечто лишено одного из них, может ли оно остаться целым?
Аристотель.Не может.
Парменид.Выходит, что единое должно обладать и началом, и концом, и серединой.
b
Аристотель.Должно.
Парменид.Но середина находится на равном расстоянии от краев, ибо иначе она не была бы серединой.
Аристотель.Не была бы.
Парменид.А, будучи таким, единое, по-видимому, оказывается причастно и какой-нибудь фигуре, прямолинейной ли, круглой или смешанной.
Аристотель.Да, это верно.
Парменид.Но, обладая такими свойствами, не будет ли оно находиться и в себе самом, и в другом?
Аристотель.Каким образом?
Парменид.Ведь каждая из частей находится в целом и вне целого нет ни одной.
Аристотель.Так.
Парменид.А все части охватываются целым?
Аристотель.Да.
c
Парменид.Но единое – это и есть все его части: не более и не менее как все.
Аристотель.Конечно.
Парменид.Так не составляет ли единое целого?
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Но если все части находятся в целом и если все они составляют единое и само целое и все охватываются целым, то не значит ли это, что единое охватывается единым и, таким образом, единое уже находится в себе самом [20]20
Мысль «Парменида» о едином,находящемся в себе самом,исходит из диалектики целого и части. У Аристотеля в «Физике» тоже обсуждается этот вопрос, когда он пишет о непрерывности и множественности единого (I 2, 185b 11-15).
У Секста Эмпирика в его «Трех книгах Пирроновых положений» (пер. Н. В. Брюлловой-Шаскольской. СПб., 1913) есть глава «О целом и части» (III 14, 98-101). Секст тоже, как и Аристотель, находится в затруднении, так как, с одной стороны, либо целое есть нечто иное, чем его части, либо сами части составляют целое. Если целое – иное, чем части, то оно ничто, так как при уничтожении частей ничего не остается. Если же части составляют целое, то оно не имеет собственного существования и является только пустым именем. Отсюда Секст с присущей ему категоричностью заключает, что целого не существует, но не существует и частей, причем этот вывод он старается подтвердить остроумными софизмами.
[Закрыть]?
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Но с другой стороны, целое не находится в частях – ни во всех, ни в какой-нибудь одной. В самом деле, если оно находится во всех частях, то необходимо должно находиться и в одной,
d
так как, не находясь в какой-либо одной, оно, конечно, не могло бы быть и во всех; ведь если эта часть – одна из всех, а целого в ней нет, то каким же образом оно будет находиться во всех частях?
Аристотель.Этого никак не может быть.
Парменид.Но оно не находится и в некоторых частях: ведь если бы целое находилось в некоторых частях, то большее заключалось бы в меньшем, что невозможно.
Аристотель.Да, невозможно.
Парменид.Но, не находясь ни в большинстве частей, ни в одной из них, ни во всех, не должно ли целое находиться в чем-либо ином или же уж вовсе нигде не находиться?
Аристотель.Должно.
e
Парменид.Но, не находясь нигде, оно было бы ничем, а так как оно – целое и в себе самом не находится, то не должно ли оно быть в другом?
Аристотель.Конечно, должно.
Парменид.Следовательно, поскольку единое – это целое, оно находится в другом, а поскольку оно совокупность всех частей – в самом себе. Таким образом, единое необходимо должно находиться и в себе самом, и в ином.
Аристотель.Да, это необходимо.
Парменид.Но, обладая такими свой должно ли оно и двигаться, и покоиться?
Аристотель.Каким образом?
Парменид.Оно, конечно, покоится, Коль скоро находится в самом себе: ведь, находясь в едином и не выходя из него, оно было бы в том же самом – в самом себе.
146
Аристотель.Так.
Парменид.А что всегда находится в том же самом, то должно всегда покоиться.
Аристотель.Конечно.
Парменид.Далее, то, что всегда находится в ином, не должно ли, наоборот, никогда не быть в том же самом? А никогда не находясь в том же самом, – не покоиться и, не покоясь, – двигаться?
Аристотель.Конечно.
Парменид.Итак, всегда находясь в себе самом и в ином, единое должно всегда и двигаться, и покоиться.
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Потом оно должно быть тождественным самому себе и отличным от самого себя и точно так же тождественным другому и отличным от него, Коль скоро оно обладает вышеуказанными свойствами.
b
Аристотель.Каким образом?
Парменид.Всякая вещь, полагаю, относится ко всякой другой вещи следующим образом: она или тождественна другой, или иная; если же она не тождественна и не иная, то ее отношение к другой вещи может быть либо отношением части к целому, либо отношением целого к части.
Аристотель.Видимо, так.
Парменид.Итак, есть ли единое часть самого себя?
Аристотель.Никоим образом.
Парменид.Значит, если бы единое относилось к себе самому как к части, оно не было бы также целым по отношению к себе, будучи частью.
Аристотель.Да, это невозможно.
Парменид.А не иное ли единое по отношению к единому?
Аристотель.Конечно, нет.
c
Парменид.Следовательно, оно не может быть отлично от самого себя.
Аристотель.Разумеется, нет.
Парменид.Итак, если единое по отношению к себе самому не есть ни иное, ни целое, ни часть, то не должно ли оно быть тождественным с самим собой?
Аристотель.Должно.
Парменид.Как же, однако? То, что находится в ином месте сравнительно с самим собой, пребывающим в себе самом, не должно ли быть иным по отношению к самому себе вследствие этого пребывания в другом месте?
Аристотель.По-моему, должно.
Парменид.Но именно таким оказалось единое, поскольку оно одновременно находится и в себе самом, и в ином.
Аристотель.Да, оказалось.
Парменид.Значит, в силу этого, единое, по-видимому, должно быть иным по отношению к самому себе.
Аристотель.По-видимому.
d
Парменид.Далее, если нечто отлично от чего-либо, то не от отличного ли будет оно отлично?
Аристотель.Безусловно.
Парменид.Итак, есть ли все не-единое иное по отношению к единому и единое – иное по отношению к тому, что не-едино?
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Следовательно, единое должно быть иным по отношению к другому.
Аристотель.Да, должно.
Парменид.Но смотри-ка: само тождественное и иное не противоположны ли друг другу?
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Так может ли тождественное находиться когда-либо в ином или иное в тождественном?
Аристотель.Не может.
Парменид.Но если иное никогда не может находиться в тождественном, то среди существующего нет ничего, в чем находилось бы иное в течение какого бы то ни было времени;
e
ведь если бы оно хоть какое-то время в чем-либо находилось, то в течение этого времени отличное находилось бы в тождественном. Не так ли?
Аристотель.Так.
Парменид.А если иное никогда не находится в тождественном, то оно никогда не может находиться ни в чем из существующего.
Аристотель.Верно.
Парменид.Следовательно, иное не может находиться ни в том, что не-едино, ни в едином.
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.Следовательно, не посредством иного будет отличным единое от того, что не-едино, и то, что не едино, – от единого.
Аристотель.Нет.
Парменид.Равным образом и не посредством себя самих они будут различаться между собою, так как не причастны иному.
Аристотель.Конечно.
147
Парменид.Если же они различны не посредством себя самих и не посредством иного, то не ускользнет ли вовсе их обоюдное различие?
Аристотель.Ускользнет.
Парменид.Но с другой стороны, то, что не-едино, не причастно единому; в противном случае не-единое не было бы не-единым, а каким-то образом было бы единым.
Аристотель.Правда.
Парменид.Но не-единое не будет также и числом, потому что, обладая числом, оно ни в коем случае не было бы не-единым.
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.Что же? Не есть ли не-единое часть единого? Или и в этом случае не-единое было бы причастно единому?
Аристотель.Было бы причастно.
b
Парменид.Следовательно, если вообще это – единое, а то – не-единое, то единое не может быть ни частью не-единого, ни целым в отношении него как части; и, с другой стороны, не-единое тоже не может быть ни частью единого, ни целым в отношении единого как части [21]21
Рассуждения о диалектике единогои иного, т. е. не-единого,части и целого, целого и части, об отношениях различия и тождества иной раз воспринимались в древности как бесплодное упражнение ума, в чем, может быть, повинен сам Платон, у которого Парменид в начале беседы с Аристотелем говорит о «замысловатой игре», готовясь доказать сначала наличие «одного», а затем и его отсутствие. Во всяком случае неоплатоник Дамаский, который базирует свои первые принципы на «Пармениде» Платона, писал: «Парменид подобен играющему. И уже некоторым казалось, что он занимается логикой напоказ» (§320). Однако вся история античной философии говорит нам об обратном, свидетельствуя о постоянном углублении и дифференциации намеченной у Платона именно диалектики единого, а вовсе не о софистических упражнениях.
[Закрыть].
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.Но мы говорили, что вещи, между которыми нет ни отношения части к целому, ни целого к части, ни различия, будут тождественными между собою.
Аристотель.Да, говорили.
Парменид.Но если дело обстоит так, не должны ли мы утверждать, что единое тождественно не-единому?
Аристотель.Должны.
Парменид.Следовательно, выходит, что единое отлично от другого и от себя самого и в то же время тождественно ему и самому себе.
c
Аристотель.Пожалуй, это верный вывод из данного рассуждения.
Парменид.Но не будет ли единое также подобно и неподобно себе самому и другому?
Аристотель.Может быть.
Парменид.По крайней мере, раз оно оказалось иным по отношению к другому, то и другое должно бы быть иным по отношению к нему.
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Но, не правда ли, оно так же отлично от другого, как другое от него, – не более и не менее?
Аристотель.Конечно.
Парменид.Если не более и не менее, то, значит, одинаково.
Аристотель.Да.
Парменид.Итак, поскольку единое испытывает нечто отличное от другого и наоборот, постольку единое по отношению к другому и другое по отношению к единому испытывают одно и то же.
d
Аристотель.Что ты хочешь сказать?
Парменид.Вот что. Не прилагаешь ли ты каждое из имен к какой-либо вещи?
Аристотель.Прилагаю.
Парменид.А одно и то же имя можешь ли ты использовать чаще, чем один раз?
Аристотель.Конечно.
Парменид.Но разве, произнося его один раз, ты обозначаешь им то, к чему оно относится, а произнося его много раз, обозначаешь нечто другое? Или же неизбежно, произносишь ли ты одно и то же имя однажды или многократно, ты всегда обозначаешь им одно и то же?
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Но ведь и слово «иное» есть имя чего-то.
Аристотель.Конечно.
e
Парменид.Следовательно, когда ты его произносишь – однажды или многократно, – то делаешь это не для обозначения чего-либо другого, и не другое ты называешь, а только то, чему оно служит именем.
Аристотель.Безусловно.
Парменид.И вот, когда мы говорим, что другое есть нечто отличное от единого и единое – нечто отличное от другого, то, дважды сказав «отличное», мы тем не менее обозначаем этим словом не другую какую-либо природу, но всегда ту, названием кота слово.
Аристотель.Совершенно верно.
148
Парменид.Итак, в какой мере единое отлично от другого, в такой же мере другое отлично от единого, и что касается присущего им свойства «быть отличными», единое будет обладать не иным каким-либо отличием, а тем же самым, каким обладает другое. А что хоть как-то тождественно, то подобно. Не правда ли?
Аристотель.Да.
Парменид.И вот, в силу того что единое обладает отличием от другого, по этой же самой причине каждое из них подобно каждому, ибо каждое от каждого отлично.
Аристотель.Выходит, так.
Парменид.Но с другой стороны, подобное противоположно неподобному.
Аристотель.Да.
Парменид.Следовательно, и иное противоположно тождественному.
Аристотель.Да.
Парменид.Но обнаружилось также, что единое тождественно с другим.
b
Аристотель.Да, обнаружилось.
Парменид.А ведь это противоположные состояния – быть тождественным с другим и быть отличным от другого.
Аристотель.Совершенно противоположные.
Парменид.Но поскольку они различны, они оказались подобными.
Аристотель.Да.
Парменид.Следовательно, при тождестве они будут неподобными в силу свойства, противоположного свойству уподобления. Ведь подобным их делало иное?
Аристотель.Да.
Парменид.Значит, неподобным их будет делать тождественное, иначе оно не будет противоположно иному.
Аристотель.Видимо.
c
Парменид.Итак, единое будет подобно и неподобно другому: поскольку оно иное – подобно, а поскольку тождественное – неподобно.
Аристотель.Да, как видно, единое имеет и такое истолкование.
Парменид.А также и следующее.
Аристотель.Какое?
Парменид.Поскольку оно обладает свойством тождественности, оно лишено свойства инаковости, а не имея свойства инаковости, оно не может быть неподобным, не будучи же неподобным, оно подобно. Поскольку же оно имеет свойства инаковости, оно – другое, а будучи другим, оно неподобно.
Аристотель.Ты прав.
Парменид.Следовательно, если единое и тождественно с другим, и отлично от него, то в соответствии с обоими свойствами и с каждым из них порознь оно будет подобно и неподобно другому.
d
Аристотель.Совершенно верно.
Парменид.А так как оно оказалось и отличным от себя самого и тождественным себе, то не окажется ли оно точно так же в соответствии с обоими свойствами и с каждым из них порознь подобным и неподобным себе самому?
Аристотель.Непременно.
Парменид.А теперь посмотри, как обстоит дело относительно соприкосновения и несоприкосновения единого с самим собой и с другим.
Аристотель.Я слушаю тебя.
Парменид.Ведь оказалось, что единое находится в себе самом как в целом.
Аристотель.Оказалось.
Парменид.Но не находится ли единое и в другом?
Аристотель.Находится.
e
Парменид.А поскольку оно находится в другом, оно будет соприкасаться с другим, поскольку же находится в себе самом, соприкосновение с другим будет исключено и оно будет касаться лишь самого себя, ибо на холится в себе самом [22]22
Здесь выдвигаются две категории – «существующее вне чего-нибудь» и «соприкосновение», которые выражают диалектику единого и иного. Аристотель («Физика») указывает в чисто описательном виде ряд формально-логических категорий, среди которых находим «вместе», «раздельно», «касание», «промежуточное», «следующее по порядку», «смежное», «непрерывное». См.: V 2, 227b 1-2; 3, 226b 21 – 227а.
[Закрыть].
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Таким образом, единое будет соприкасаться с самим собой и с другим.
Аристотель.Будет.
Парменид.А как обстоит дело относительно следующего: не нужно ли, чтобы все, что должно прийти в соприкосновение с чем-либо, находилось рядом с тем, чего оно должно касаться, занимая смежное с ним место, где, если бы оно там находилось, то с ним бы соприкасалось?
Аристотель.Нужно.
Парменид.И следовательно, если единое должно прийти в соприкосновение с самим собой, то оно должно лежать тут же рядом с самим собой, занимая место, смежное с тем, на котором находится само.
Аристотель.Да, должно.
149
Парменид.Конечно, если бы единое было двумя, оно могло бы это сделать и оказаться в двух местах одновременно, но, пока оно одно, оно этого не сможет.
Аристотель.Безусловно.
Парменид.Значит, одна и та же необходимость запрещает единому и быть двумя, и соприкасаться с самим собою.
Аристотель.Одна и та же.
Парменид.Но оно не будет соприкасаться и с другим.
Аристотель.Почему?
Парменид.Потому что, как мы утверждаем, то, чему надлежит прийти в соприкосновение, должно, оставаясь отдельным, находиться рядом с тем, чего ему надлежит касаться, но ничего третьего между ними быть не должно.
Аристотель.Верно.
Парменид.Итак, если быть соприкосновению, требуется, по меньшей мере, чтобы было налицо два [члена].
Аристотель.Да.
b
Парменид.Если же к двум смежным членам присоединится третий, то их будет три, а соприкосновений два.
Аристотель.Да.
Парменид.Таким образом, всегда, когда присоединяется один [член], прибавляется также одно соприкосновение и выходит, что соприкосновений одним меньше сравнительно с числом членов соединения. Действительно, насколько первые два члена превысили соприкосновения, то есть насколько число их больше сравнительно с числом соприкосновений, точно настолько же каждое последующее их число превышает число всех соприкосновений, так как дальше уже одновременно прибавляется единица к числу членов и одно соприкосновение к соприкосновениям.
c
Аристотель.Правильно.
Парменид.Итак, сколько бы ни было членов, число соприкосновений всегда одним меньше.
Аристотель.Это так.
Парменид.Но если существует только одно, а двух нет, то соприкосновения не может быть.
Аристотель.Как же так?
Парменид.Ведь мы утверждаем, что другое – не-единое – не есть единое и ему не причастно, коль скоро оно другое.
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.Следовательно, числа в другом нет, так как в нем нет единицы.
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Следовательно, другое – и не единица, и не два, и к нему вообще неприменимо имя какого бы то ни было числа.
d
Аристотель.Да, неприменимо.
Парменид.Значит, единое только одно и двух быть не может.
Аристотель.Очевидно, нет.
Парменид.А потому нет и соприкосновения, коль скоро нет двух.
Аристотель.Нет.
Парменид.Следовательно, единое не соприкасается с другим и другое не соприкасается с единым, так как соприкосновения нет.
Аристотель.Конечно.
Парменид.Итак, согласно всему этому единое и соприкасается и не соприкасается с другим и с самим собой.
Аристотель.Выходит, так.
Парменид.Но не будет ли оно также равно и неравно себе самому и другому?
Аристотель.Каким образом?
e
Парменид.Ведь если допустить, что единое больше или меньше другого или, наоборот, другое больше или меньше единого, то – не правда ли – они не будут сколько-нибудь больше или меньше друг друга в силу самих своих сущностей, то есть в силу того, что единое – это единое, а другое – другое в отношении к единому? Но если кроме своей сущности то и другое будет обладать еще и равенством, то они будут равны друг другу; если же другое будет обладать великостью, а единое – малостью или единое будет обладать великостью, а другое – малостью, тогда та из идей, к которой присоединится великость, окажется больше, а к которой присоединится малость – меньше. Не правда ли?
Аристотель.Непременно.
Парменид.Значит, существуют обе эти идеи – великость и малость. Ведь если бы они не существовали, они не могли бы быть противоположны одна другой и пребывать в существующем.
Аристотель.Не могли бы.
150
Парменид.Но если в едином пребывает малость, то она содержится либо в целом, либо в его части.
Аристотель.Непременно.
Парменид.Допустим, что она пребывает в целом. Не будет ли она в таком случае либо равномерно простираться по всему единому, либо охватывать его?
Аристотель.Очевидно, будет.
Парменид.Но, простираясь равномерно по единому, не окажется ли малость равна ему, а охватывая его – больше, чем оно?
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.Выходит, что малость может быть равной чему-либо или больше чего-либо и выступать в качестве великости или равенства, а не в качестве самой себя.
Аристотель.Нет, это невозможно.
b
Парменид.Итак, малость не может находиться в целом едином, разве только в его части.
Аристотель.Да.
Парменид.Однако и не во всей части, иначе роль малости будет та же, что и в отношении к целому, то есть она будет или равна или больше той части, в которой будет находиться.
Аристотель.Да, непременно.
Парменид.Итак, малость никогда не будет находиться ни в чем из существующего, раз она не может пребывать ни в части, ни в целом; и значит, не будет ничего малого, кроме самой малости.
Аристотель.Выходит, что не будет.
Парменид.Следовательно, в едином не будет и великости: ведь тогда окажется бульшим нечто другое, помимо самой великости,
c
а именно то, в чем будет содержаться великость, и вдобавок при отсутствии малости, которую это великое должно превосходить, если оно действительно велико. Но последнее невозможно, так как малость ни в чем не находится.
Аристотель.Верно.
Парменид.Но сама великость больше одной только малости и сама малость меньше одной только великости.
Аристотель.Конечно.
Парменид.Следовательно, другое не больше и не меньше единого, так как оно не содержит ни великости, ни малости; далее, эти последние обладают способ пастью превосходить и быть превосходимыми не по отношению к единому,
d
а лишь по отношению друг к другу; и наконец, единое тоже не может быть ни больше, ни меньше великости и малости, а также другого, так как и оно не содержит в себе ни великости, ни малости.
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Итак, если единое не больше и не меньше другого, то не необходимо ли, чтобы оно его не превышало и им не превышалось?
Аристотель.Необходимо.
Парменид.Но совершенно необходимо, чтобы то, что не превышает и не превышается, было равной меры, а, будучи равной меры, было равным.
Аристотель.Как же иначе?
e
Парменид.Далее, и само единое будет находиться в таком же отношении к самому себе; поскольку оно не содержит ни великости, ни малости, оно не будет превышаться самим собой и не превысит себя, но, будучи равной меры, будет равно самому себе.
Аристотель.Конечно.
Парменид.Следовательно, единое будет равно самому себе и другому.
Аристотель.Очевидно.
Парменид.Далее, находясь в самом себе, единое будет также извне окружать себя и, как окружающее, будет больше себя, а как окружаемое – меньше. Таким образом, единое окажется и больше и меньше самого себя.
