Текст книги "Диалоги"
Автор книги: Аристокл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 61 (всего у книги 140 страниц)
d
человек этот поистине удивителен, и его весьма затруднительно наблюдать; он и в настоящее время очень ловко и хитро укрылся в трудный для исследования вид [искусства].
Теэтет.Кажется, да.
Чужеземец.Но ты сознательно ли соглашаешься с этим, или же тебя, по обыкновению, увлекла к поспешному соглашению некая сила речи?
Теэтет.К чему ты это сказал?
Чужеземец.В действительности, мой друг, мы стоим перед безусловно трудным вопросом. Ведь являться и казаться и вместе с тем не быть, а также говорить что-либо, что не было бы истиной, —
e
все это и в прежнее время вызвало много недоумений, и теперь тоже. В самом деле, каким образом утверждающий, что вполне возможно говорить или думать ложное, высказав это, не впадает в противоречие, постигнуть, дорогой Теэтет, во всех отношениях трудно.
237
Теэтет.Как так?
Чужеземец.Это смелое утверждение: оно предполагало бы существование небытия; ведь в противном случае и самая ложь была бы невозможна. Великий Парменид [19]19
См.: Теэтет, прим. 48.
[Закрыть], мой мальчик, впервые, когда мы еще были детьми, высказал это и до самого конца не переставал свидетельствовать о том же, постоянно говоря прозою или стихами:
Этого нет никогда и нигде, чтоб не-сущее было;
Ты от такого пути испытаний сдержи свою мысль [20]20
«О природе» (В 7 Diels). Бытие Парменида тождественно с мышлением и никогда не может быть небытием, т. е. чем-то непознаваемым. Утверждение Парменида о наличии только бытия было использовано Аристотелем в «Метафизике» (XIV 2, 1089а 1-5, ср. 1088b 26-30).
[Закрыть].
b
Итак, Парменид свидетельствует об этом, и, что важнее всего, само упомянутое утверждение при надлежащем исследовании его раскрыло бы то же. Рассмотрим, следовательно, именно этот вопрос, если ты не возражаешь.
Теэтет.По мне, направляйся куда хочешь, относительно же нашего рассуждения смекни, каким путем его лучше повести, и следуй этим путем сам, да и меня веди им же.
Чужеземец.Да, так именно и нужно поступать. И вот ответь мне: отважимся ли мы произнести «полное небытие»?
Теэтет.Отчего же нет?
Чужеземец.Если бы, таким образом, кто-либо из слушателей не для спора и шутки, но со всей серьезностью должен был ответить, к чему следует относить это выражение – «небытие»,
c
то чту мы подумали бы: в применении к чему и в каких случаях говорящий и сам воспользовался бы этим выражением, и указал бы на него тому, кто спрашивает?
Теэтет.Ты ставишь трудный и, можно сказать, именно для меня почти совершенно неразрешимый вопрос.
Чужеземец.Но по крайней мере, ясно хоть то, что небытие не должно быть отнесено к чему-либо из существующего.
Теэтет.Как же иначе?
Чужеземец.А если, стало быть, не к существующему, то не будет прав тот, кто отнесет небытие к чему-либо.
Теэтет.Как так?
d
Чужеземец.Но ведь для нас, видимо, ясно, что само выражение «что-либо» мы относим постоянно к существующему. Брать его одно, само по себе, как бы голым и отрешенным от существующего, невозможно. Не так ли?
Теэтет.Невозможно.
Чужеземец.Подходя таким образом, согласен ли ты, что, если кто говорит о чем-либо, тот необходимо должен говорить об этом как об одном?
Теэтет.Да.
Чужеземец.Ведь «что-либо», ты скажешь, обозначает одно, «оба» – два и, наконец, «несколько» обозначает множество.
Теэтет.Как же иначе?
e
Чужеземец.Следовательно, говорящий не о чем-либо, как видно, по необходимости и вовсе ничего не говорит.
Теэтет.Это в высшей степени необходимо.
Чужеземец.Не должно ли поэтому допустить и то, что такой человек пусть и ведет речь, однако ничего не высказывает? Более того, кто пытался бы говорить о небытии, того и говорящим назвать нельзя?
Теэтет.В таком случае наше рассуждение стало бы предельно затруднительным.
238
Чужеземец.Не говори так решительно. Имеется, дорогой мой, еще одно затруднение, весьма сильное и существенное. И оно касается самогу исходного начала вопроса.
Теэтет.Что ты имеешь в виду? Скажи, не мешкая.
Чужеземец.Соединимо ли с бытием что-либо другое существующее?
Теэтет.Отчего же нет?
Чужеземец.А сочтем ли мы возможным, чтобы к небытию когда-либо присоединилось что-нибудь из существующего?
Теэтет.Как это?
Чужеземец.Всякое число ведь мы относим к области бытия?
b
Теэтет.Если только вообще что-нибудь следует признать бытием.
Чужеземец.Так нам поэтому не дулжно и пытаться прилагать к небытию числовое множество или единство.
Теэтет.Разумеется, согласно со смыслом нашего рассуждения, эта попытка была бы неправильна.
Чужеземец.Как же кто-либо смог бы произнести устами или вообще охватить мыслью несуществующие вещи или несуществующую вещь без числа?
Теэтет.Ну скажи, как?
Чужеземец.Когда мы говорим «несуществующие вещи», то не пытаемся ли мы прилагать здесь множественное число?
c
Теэтет.Как же иначе?
Чужеземец.Если же мы говорим «несуществующая вещь», то, напротив, не единственное ли это число?
Теэтет.Ясно, что так.
Чужеземец.Однако же мы признаем несправедливой и неправильной попытку прилагать бытие к небытию.
Теэтет.Ты говоришь весьма верно.
Чужеземец.Понимаешь ли ты теперь, что небытие само по себе ни произнести правильно невозможно, ни выразить его, ни мыслить и что оно непостижимо, необъяснимо, невыразимо и лишено смысла?
Теэтет.Конечно.
d
Чужеземец.Значит, я ошибся, когда утверждал недавно, что укажу на величайшее затруднение относительно него? Ведь мы можем указать другое, еще большее.
Теэтет.Какое именно?
Чужеземец.Как же, чудак! Или ты не замечаешь из сказанного, что и того, кто возражает против него, небытие приводит в такое затруднение, что, кто лишь примется его опровергать, бывает вынужден сам себе здесь противоречить?
Теэтет.Как ты говоришь? Скажи яснее.
e
Чужеземец.А по мне вовсе не стоит это яснее исследовать. Ведь, приняв, что небытие не должно быть причастно ни единому, ни многому, я, несмотря на это, все же назвал его «единым», так как говорю «небытие». Смекаешь ли?
Теэтет.Да.
Чужеземец.Далее, несколько раньше я утверждал также, что оно невыразимо, необъяснимо и лишено смысла. Ты следишь за мной?
Теэтет.Слежу. Как же иначе?
239
Чужеземец.Но, пытаясь связать бытие [с небытием], не высказал ли я чего-то противоположного прежнему?
Теэтет.Кажется
Чужеземец.Далее. Связывая бытие с небытием, не говорил ли я о небытии как о едином?
Теэтет.Да.
Чужеземец.Ведь, называя небытие лишенным смысла, необъяснимым и невыразимым, я как бы относил все это к чему-то единому.
Теэтет.Как же иначе?
Чужеземец.А мы утверждаем, что тот, кто пожелал бы правильно выразиться, не должен определять небытие ни как единое, ни как многое и вообще не должен его как-то именовать. Ведь и через наименование оно было бы обозначено как вид единого.
Теэтет.Без сомнения.
b
Чужеземец.Так что же сказать тогда обо мне? Ведь пожалуй, я и прежде и теперь могу оказаться разбитым в моих обличениях небытия. Поэтому, как я уже сказал, не будем в моих словах искать правды о небытии, но давай обратимся к твоим.
Теэтет.Что ты говоришь?
Чужеземец.Ну, постарайся напрячь свои силы как можно полнее и крепче – ты ведь еще юноша – и попытайся, не приобщая ни бытия, ни единства, ни множества к небытию, высказать о нем что-либо правильно.
c
Теэтет.Поистине странно было бы, если бы я захотел попытаться это сделать, видя твою неудачу.
Чужеземец.Ну, если тебе угодно, оставим в покое и тебя и меня. И пока мы не нападем на человека, способного это сделать, до тех пор будем говорить, что софист как нельзя более хитро скрылся в неприступном месте.
Теэтет.Это вполне очевидно.
Чужеземец.Поэтому если мы будем говорить, что он занимается искусством, творящим лишь призрачное, то, придравшись к этому словоупотреблению, он легко обернет наши слова в противоположную сторону,
d
спросив нас, что же мы вообще подразумеваем под отображением (εΐδωλον), называя его самого творцом отображений? Поэтому, Теэтет, надо смотреть, чту ответить дерзкому на этот вопрос.
Теэтет.Ясно, что мы укажем на отображения в воде и зеркале, затем еще на картины и статуи и на все остальное в этом же роде.
e
Чужеземец.Очевидно, Теэтет, софиста ты еще и не видел.
Теэтет.Как так?
Чужеземец.Тебе покажется, что он либо жмурится, либо совсем не имеет глаз.
Теэтет.Почему?
Чужеземец.Когда ты дашь ему такой вот ответ, указывая на изображения в зеркалах и на изваяния, он посмеется над твоими объяснениями, так как ты станешь беседовать с ним как со зрячим,
240
а он притворится, будто не знает ни зеркал, ни воды, ни вообще ничего зримого, и спросит тебя только о том, что следует из объяснений.
Теэтет.Но что же?
Чужеземец.Надо сказать, чту обще всем этим вещам, которые ты считаешь правильным обозначить одним названием, хотя назвал их много, и именуешь их все отображением, как будто они есть нечто одно. Итак, говори и защищайся, ни в чем не уступая этому мужу.
Теэтет.Так что же, чужеземец, можем мы сказать об отображении, кроме того, что оно есть подобие истинного, такого же рода иное?
b
Чужеземец.Считаешь ли ты такого же рода иное истинным, или к чему ты относишь «такого же рода»?
Теэтет.Вовсе не истинным, но лишь ему подобным.
Чужеземец.Не правда ли, истинным ты называешь подлинное бытие?
Теэтет.Так.
Чужеземец.Что же? Неистинное не противоположно ли истинному?
Теэтет.Как же иначе?
Чужеземец.Следовательно, ты подобное не относишь к подлинному бытию, если только называешь его неистинным.
Теэтет.Но ведь вообще-то оно существует.
Чужеземец.Однако не истинно, говоришь ты.
Теэтет.Конечно нет, оно действительно есть только образ.
Чужеземец.Следовательно, то, что мы называем образом, не существуя действительно, все же действительно есть образ?
c
Теэтет.Кажется, небытие с бытием образовали подобного рода сплетение, очень причудливое.
Чужеземец.Как же не причудливое? Видишь, из-за этого сплетения многоголовый [21]21
Намек на мифологическую многоголовую гидру, которую победил Геракл. В «Евтидеме» Платона (297с) Сократ говорит: «Мне далеко до Геракла, но и он не мог сражаться в то же время и против гидры, этой софистки, у которой по причине ее мудрости вместо одной отсеченной словесной головы рождались многие».
[Закрыть]софист принудил нас против воли согласиться, что небытие каким-то образом существует.
Теэтет.Вижу, и очень даже.
Чужеземец.Что же теперь? С помощью какого определения его искусства придем мы в согласие с самими собой?
Теэтет.Почему ты так говоришь и чего ты боишься?
d
Чужеземец.Когда мы утверждаем, что софист обманывает нас призраком и что искусство его обманчиво, не утверждаем ли мы этим, что наша душа из-за его искусства мнит ложное? Или как мы скажем?
Теэтет.Именно так. Что же другое мы можем сказать?
Чужеземец.Далее, ложное мнение – это мнение, противоположное тому, что существует. Не так ли?
Теэтет.Да, противоположное.
Чужеземец.Ты говоришь, следовательно, что ложное мнение – это мнение о несуществующем?
Теэтет.Безусловно.
e
Чужеземец.Представляет ли оно собой мнение о том, что несуществующего нет или что вовсе не существующее все-таки есть?
Теэтет.Несуществующее должно, однако, каким-то образом быть, если только когда-нибудь кто-то хоть в чем-то малом солжет.
Чужеземец.Что же? Не будет ли он также считать, что безусловно существующее вовсе не существует?
Теэтет.Да.
Чужеземец.И это тоже ложь?
Теэтет.И это.
Чужеземец.Следовательно, положение, что существующее не существует или что несуществующее существует, думаю, будет точно так же считаться ложным.
241
Теэтет.Да и может ли оно быть иным?
Чужеземец.Вероятно, не может. Но этого софист не признает. И есть ли какой-нибудь способ толкнуть здравомыслящего человека на такую уступку, раз мы признали [в отношении небытия] то, о чем у нас шла речь раньше? Понимаем ли мы, Теэтет, что говорит софист?
Теэтет.Отчего же и не понять? Он скажет, что, дерзнув заявить, будто есть ложь и в мнениях, и в словах, мы противоречим тому, что недавно высказали.
b
Ведь мы часто вынуждены связывать существующее с несуществующим, хотя недавно установили, что это менее всего возможно.
Чужеземец.Ты правильно вспомнил. Но пора уже принять решение, что же нам делать с софистом? Ты видишь, сколь многочисленны и как легко возникают возражения и затруднения, когда мы разыскиваем его в искусстве обманщиков и шарлатанов.
Теэтет.Да, очень даже вижу.
Чужеземец.Мы разобрали лишь малую часть их, между тем как они, так сказать, бесконечны.
c
Теэтет.Как видно, схватить софиста невозможно, раз все это так.
Чужеземец.Что же? Отступим теперь из трусости?
Теэтет.Я полагаю, что не следует, если мы мало-мальски в силах его как-то поймать.
Чужеземец.Но ты будешь снисходителен и сообразно с только что сказанным удовольствуешься, если мы как-то мало-помалу выпутаемся из столь трудного рассуждения?
Теэтет.Отчего же мне не быть снисходительным?
d
Чужеземец.А больше того прошу тебя о следующем.
Теэтет.О чем?
Чужеземец.Чтобы ты не думал, будто я становлюсь в некотором роде отцеубийцей.
Теэтет.Как так?
Чужеземец.Защищаясь, нам необходимо будет подвергнуть испытанию учение нашего отца Парменида и всеми силами доказать, что небытие в каком-либо отношении существует и, напротив, бытие каким-то образом не существует.
Теэтет.Очевидно, нечто подобное нам и придется отстаивать в рассуждении.
e
Чужеземец.Да, по пословице, это видно и слепому [22]22
Схолиаст к «Софисту» характеризует пословицу как нечто «слишком ясное». О ней упоминает Аристофан (в «Богатстве») и Менандр.
[Закрыть]. Ведь пока это не отвергнуто нами или не принято, едва ли кто окажется в состоянии говорить о лживых словах и мнениях, – будет ли дело идти об отображениях, подражаниях и призраках или же обо всех занимающихся этим искусствах, – не противореча по необходимости самому себе и не становясь таким образом смешным.
Теэтет.Весьма справедливо.
242
Чужеземец.Ради этого-то и придется посягнуть на отцовское учение или же вообще отступиться, если некий страх помешает нам это сделать.
Теэтет.Ничто не должно нас от этого удержать. Чужеземец. Теперь я еще и в-третьих буду просить тебя об одной малости. Теэтет. Ты только скажи.
Чужеземец.Недавно только я говорил, что всегда теряю надежду на опровержение всего этого, вот и теперь случилось то же.
Теэтет.Да, ты говорил.
b
Чужеземец.Боюсь, чтобы из-за сказанного не показаться тебе безумным, после того как я вдруг с ног встану на голову. Однако ради тебя мы все же возьмемся за опровержение учения [Парменида], если только мы его опровергнем.
Теэтет.Так как в моих глазах ты ничего дурного не сделаешь, если приступишь к опровержению и доказательству, то приступай смело.
Чужеземец.Ну ладно! С чего же прежде всего начать столь дерзновенную речь? Кажется мне, мой пальчик, что нам необходимо направиться по следующему пути.
Теэтет.По какому же?
c
Чужеземец.Прежде всего рассмотреть то, что представляется нам теперь очевидным, чтобы не сбиться с пути и не прийти легко к взаимному соглашению так, как будто нам все ясно.
Теэтет.Говори точнее, что ты имеешь в виду.
Чужеземец.Мне кажется, что Парменид, да и всякий другой, кто только когда-либо принимал решение определить, каково существующее количественно и качественно, говорили с нами, не придавая значения своим словам.
Теэтет.Каким образом?
Чужеземец.Каждый из них, представляется мне, рассказывает нам какую-то сказку, будто детям: один, что существующее – тройственно [23]23
Существующее тройственно– видимо, у каких-то ионийских философов. Может быть, речь идет о Ферекиде Сирском, у которого действуют три космогонические силы: Зевс (Дзас), Время (Хронос) и Земля (Хтония) (7 В 1 Diels). Однако в другом фрагменте читаем: «Фалес Милетский и Ферекид Сирский считали воду началом всего, а Ферекид зовет ее Хаосом, вычитавши это, вероятно, у Гесиода, говорящего [Теогония 116]: „Прежде всего зародился Хаос“» (В 1а Diels).
Другие натурфилософы учили о двух изначальных потенциях. У Теофраста читаем (68 А 135 Diels) о «теплом и холодном, которые [некоторыми философами] признаются началами». У Архелая «началом движения было отделение друг от друга теплого и холодного, причем теплое двигалось, холодное же пребывало в покое» (А 4 Diels); из смешения теплого и холодного появились люди и животные. Таким образом, Архелай, как и его учитель Анаксагор, учил о смеси материи (ср.: Федон, прим. 46). Первоэлементами у Феагена Регийского (8, 2 Diels) были влажное и сухое, легкое и тяжелое, теплое и холодное, которые «сражаются между собой». Согласно древней традиции, два первых элемента рождали третий. В орфических фрагментах говорится о двух началах – «воде и гуще (ΰλη)», из которой появилась земля. Затем вода и земля породили «нестареющее Время – Хронос» (1 В 13 Diels). Сочинение «О едином», или «О целом», которое приписывали Пифагору (14 В 19 Diels), свидетельствует о глубоких истоках учения элейцев. У оратора Исократа (см.: Евтидем, прим. 58) находим следующее резюмирующее рассуждение о теориях древних ученых: «Одни утверждали, что есть бесконечное множество сущих [начал], Эмпедокл же находил четыре, и среди них вражду и дружбу, Ион – не больше трех, Алкмеон – только два, Парменид и Мелисс – одно, а Горгий и совсем ни одного» (XV 268 // Isocratis orationes / Ed. Benseier – Blass. Vol. I—II. Lipsiae, 1913—1927).
[Закрыть]и его части то враждуют друг с другом, то становятся дружными,
d
вступают в браки, рождают детей и питают потомков; другой, называя существующее двойственным – влажным и сухим или теплым и холодным, – заставляет жить то и другое вместе и сочетаться браком. Наше элейское племя, начиная с Ксенофана [24]24
КсенофанКолофонский (VI—V вв.), основатель школы элеатов, был известен как критик антропоморфного представления о богах в архаической мифологии и эпосе Гомера и Гесиода. Стремясь очистить и возвысить понимание божества, Ксенофан писал: «Все, что есть у людей бесчестного и позорного, приписали богам Гомер и Гесиод» (В 11 Diels). Ксенофан считал недостойным богов то, что, по мнению людей, «боги рождаются, имеют одежду, голос и телесный образ, как и они» (В 14 Diels). Материя Ксенофана – единое бытие, вечное, неизменное, шаровидной формы, неподвижное, ограниченное, безначальное. По одному из свидетельств, «Ксенофан сомневался относительно всего и принимал только одно положение – что все едино и оно есть бог, конечный, разумный, неизменяемый» (А 35 Diels). Однако это не мешало Ксенофану производить все сущее из земли, хотя вместе с тем у него «мир нерожден, вечен и неуничтожим» (А 37 Diels).
[Закрыть], а то и раньше, говорит в своих речах, будто то, что называется «всем», – едино. Позднее некоторые ионийские и сицилийские Музы [25]25
Под сицилийскими Музамиподразумевается Эмпедокл (см.: Лисид, прим. 24). Под более строгими из Муз(ниже) – Гераклит (см.: Гиппий больший, прим. 21; Алкивиад I, прим. 13).
[Закрыть]сообразили, что всего безопаснее объединить то и другое
e
и заявить, что бытие и множественно и едино и что оно держится враждою и дружбою. «Расходящееся всегда сходится», – говорят более строгие из Муз; более же уступчивые всегда допускали, что всё бывает поочередно то единым и любимым Афродитою,
243
то множественным и враждебным с самим собою вследствие какого-то раздора. Правильно ли кто из них обо всем этом говорит или нет – решить трудно, да и дурно было бы укорять столь славных и древних мужей. Но вот что кажется верным…
Теэтет.Что же?
Чужеземец.А то, что они, свысока взглянув на нас, большинство, слишком нами пренебрегли. Нимало не заботясь, следим ли мы за ходом их рассуждений или же нет, каждый из них упорно твердит свое.
b
Теэтет.Почему ты так говоришь?
Чужеземец.Когда кто-либо из них высказывает положение, что множественное, единое или двойственное есть, возникло или возникает и что, далее, теплое смешивается с холодным, причем предполагаются и некоторые другие разделения и смешения, то, ради богов, Теэтет, понимаешь ли ты всякий раз, что они говорят? Я, когда был помоложе, думал, что понимаю ясно, когда кто-либо говорил о том, чту в настоящее время приводит нас в недоумение, именно о небытии. Теперь же ты видишь, в каком мы находимся по отношению к нему затруднении.
c
Теэтет.Вижу.
Чужеземец.Пожалуй, мы испытываем такое же точно состояние души и по отношению к бытию, хотя утверждаем, что ясно понимаем, когда кто-либо о нем говорит, что же касается небытия (δάτερον), то не понимаем; между тем мы в одинаковом положении по отношению как к тому, так и к другому.
Теэтет.Пожалуй.
Чужеземец.И обо всем прочем, сказанном раньше, нам надо выразиться точно так же.
Теэтет.Конечно.
d
Чужеземец.О многом мы, если будет угодно, поговорим и после, величайшее же и изначальное следует рассмотреть первым.
Теэтет.О чем, однако, ты говоришь? Ясно ведь, ты считаешь, что сначала надо тщательно исследовать бытие: чем оказывается оно у тех, кто берется о нем рассуждать?
Чужеземец.Ты, Теэтет, следуешь за мной прямо по пятам. Я говорю, что метод исследования нам надо принять такой, будто те находятся здесь и мы должны расспросить их следующим образом: «Ну-ка, вы все, кто только утверждает, что теплое и холодное или другое что-нибудь двойственное есть всё, – чту βпроизносите вы о двух [началах бытия],
e
когда говорите, будто существуют они оба вместе и каждое из них в отдельности? Как нам понимать это ваше бытие? Должны ли мы, по-вашему, допустить нечто третье кроме тех двух и считать всё тройственным, а вовсе не двойственным? Ведь если вы назовете одно из двух [начал] бытием, то не сможете сказать, что оба они одинаково существуют, так как в том и другом случае было бы единое [начало], а не двойственное».
Теэтет.Ты говоришь верно.
Чужеземец.«Или вы хотите оба [начала] назвать бытием?»
Теэтет.Может быть.
244
Чужеземец.«Но, друзья, – скажем мы, – так вы весьма ясно назвали бы двойственное единым».
Теэтет.Ты совершенно прав.
Чужеземец.«Так как мы теперь в затруднении, то скажите нам четко, что вы желаете обозначить, когда произносите „бытие“. Ясно ведь, что вы давно это знаете, мы же думали, что знаем, а теперь вот затрудняемся. Поучите сначала нас этому, чтобы мы не воображали, будто постигаем то, что вы говорите, тогда как дело обстоит совершенно наоборот» [26]26
Аристотель в «Метафизике» (VII 1, 1028b 2-7) отмечает извечную сложность вопроса об определении бытия,или сущего, и разные критерии этого определения, качественные или количественные.
[Закрыть].
b
Так говоря и добиваясь этого от них, а также от других, которые утверждают, что всё больше одного, неужели мы, мой мальчик, допустим какую-либо ошибку?
Теэтет.Менее всего.
Чужеземец.Как же? Не дулжно ли у тех, кто считает всё единым, выведать по возможности, что называют они бытием?
Теэтет.Конечно.
Чужеземец.Пусть они ответят на следующее: «Вы утверждаете, что существует только единое?» «Конечно, утверждаем», – скажут они. Не так ли?
Теэтет.Да.
Чужеземец.«Дальше. Называете ли вы что-нибудь бытием?»
Теэтет.Да.
c
Чужеземец.«То же ли самое, что вы называете. единым, пользуясь для одного и того же двумя именами? Или как?»
Теэтет.Что же они ответят после этого, чужеземец?
Чужеземец.Ясно, Теэтет, что для того, кто выдвигает такое предположение, не очень-то легко ответить как на этот, так и на любой другой вопрос.
Теэтет.Как так?
Чужеземец.Допускать два наименования, когда считают, что не существует ничего, кроме единого, конечно, смешно.
Теэтет.Как не смешно!
Чужеземец.Да и вообще согласиться с говорящим, что имя есть что-то, не имело бы смысла.
d
Теэтет.Отчего?
Чужеземец.Кто допускает имя, отличное от вещи, тот говорит, конечно, о двойственном.
Теэтет.Да.
Чужеземец.И действительно, если он принимает имя вещи за то же, что есть она сама, он либо будет вынужден произнести имя ничего, либо если он назовет имя как имя чего-то, то получится только имя имени, а не чего-либо другого.
Теэтет.Так.
Чужеземец.И единое, будучи лишь именем единого, окажется единым лишь по имени.
Теэтет.Это необходимо.
Чужеземец.Что же далее? Отлично ли целое от единого бытия или они признают его тождественным с ним?
e
Теэтет.Как же они не признают, если и теперь признают?
Чужеземец.Если, таким образом, как говорит и Парменид,
если бытие именно таково, то оно имеет середину и края, а обладая этим, оно необходимо должно иметь части. Или не так?
Теэтет.Так.
245
Чужеземец.Ничто, однако, не препятствует, чтобы разделенное на части имело в каждой части свойство единого и чтобы, будучи всем и целым, оно таким образом было единым [28]28
Элейский гость критикует – с диалектических позиций самого Платона – механическое тождество частей и целого. «Единое» обладает уже совсем новыми качествами и не может быть просто «всем», т. е. механической совокупностью отдельных частей.
[Закрыть].
Теэтет.Почему бы и нет?
Чужеземец.Однако ведь невозможно, чтобы само единое обладало этим свойством?
Теэтет.Отчего же?
Чужеземец.Истинно единое, согласно верному определению, должно, конечно, считаться полностью неделимым.
Теэтет.Конечно, должно.
b
Чужеземец.В противном случае, то есть будучи составленным из многих частей, оно не будет соответствовать определению.
Теэтет.Понимаю.
Чужеземец.Будет ли теперь бытие, обладающее, таким образом, свойством единого, единым и целым, или нам вовсе не следует принимать бытие за целое?
Теэтет.Ты предложил трудный выбор.
Чужеземец.Ты говоришь сущую правду. Ведь если бытие обладает свойством быть как-то единым, то оно уже не будет тождественно единому и всё будет больше единого.
Теэтет.Да.
c
Чужеземец.Далее, если бытие есть целое не потому, что получило это свойство от единого, но само по себе, то оказывается, что бытию недостает самого себя.
Теэтет.Истинно так.
Чужеземец.Согласно этому объяснению, бытие, лишаясь самого себя, будет уже небытием.
Теэтет.Так.
Чужеземец.И всё снова становится больше единого, если бытие и целое получили каждое свою собственную природу.
Теэтет.Да.
Чужеземец.Если же целое вообще не существует, то это же самое произойдет и с бытием, и ему предстоит не быть и никогда не стать бытием.
d
Теэтет.Отчего же?
Чужеземец.Возникшее – всегда целое, так что ни о бытии, ни о возникновении нельзя говорить как о чем-либо существующем, если в существующем не признавать целого.
Теэтет.Кажется несомненным, что это так.
Чужеземец.И действительно, никакая величина не должна быть нецелым, так как, сколь велико что-нибудь – каким бы великим или малым оно ни было, – столь великим целым оно по необходимости должно быть.
Теэтет.Совершенно верно.
Чужеземец.И тысяча других вещей, каждая в отдельности, будет вызывать бесконечные затруднения у того, кто говорит, будто бытие либо двойственно, либо только едино.
e
Теэтет.Это обнаруживает то, что и теперь почти уже ясно. Ведь одно влечет за собой другое, неся большую и трудноразрешимую путаницу относительно всего прежде сказанного.
Чужеземец.Мы, однако, не рассмотрели всех тех, кто тщательно исследует бытие и небытие, но довольно и этого. Дальше надо обратить внимание на тех, кто высказывается по-иному, дабы на примере всего увидеть, как ничуть не легче объяснить, что такое бытие, чем сказать, что такое небытие.
246
Теэтет.Значит, надо идти и против этих.
Чужеземец.У них, кажется, происходит нечто вроде борьбы гигантов из-за спора друг с другом о бытии [29]29
Борьбафилософских школ изображается здесь в ироническом духе – как борьба олимпийских богов и титанов в «Теогонии» Гесиода (674—719). Здесь, видимо, противопоставляется наивный сенсуализм (может быть, киников) крайнему идеализму мегарской школы.
[Закрыть].
Теэтет.Как так?
Чужеземец.Одни все совлекают с неба и из области невидимого на землю, как бы обнимая руками дубы и скалы. Ухватившись за все подобное, они утверждают, будто существует только то, что допускает прикосновение и осязание,
b
и признают тела и бытие за одно и то же, всех же тех, кто говорит, будто существует нечто бестелесное, они обливают презрением, более ничего не желая слышать.
Теэтет.Ты назвал ужасных людей; ведь со многими из них случалось встречаться и мне.
Чужеземец.Поэтому-то те, кто с ними вступает в спор, предусмотрительно защищаются как бы сверху, откуда-то из невидимого, решительно настаивая на том, что истинное бытие – это некие умопостигаемые и бестелесные идеи; тела же, о которых говорят первые,
c
и то, чту они называют истиной, они, разлагая в своих рассуждениях на мелкие части, называют не бытием, а чем-то подвижным, становлением. Относительно этого между обеими сторонами, Теэтет, всегда происходит сильнейшая борьба.
Теэтет.Правильно.
Чужеземец.Значит, нам надо потребовать от обеих сторон порознь объяснения, чту они считают бытием.
Теэтет.Как же мы его будем требовать?
Чужеземец.От тех, кто полагает бытие в идеях, легче его получить, так как они более кротки, от тех же,
d
кто насильственно все сводит к телу, – труднее, да, может быть, и почти невозможно. Однако, мне кажется, с ними следует поступать так…
Теэтет.Как?
Чужеземец.Всего бы лучше исправить их делом, если бы только это было возможно; если же так не удастся, то мы сделаем это при помощи рассуждения, предположив у них желание отвечать нам более правильно, чем доселе. То, что признано лучшими людьми, сильнее того, что признано худшими. Впрочем, мы заботимся не о них, но ищем лишь истину.
e
Теэтет.Весьма справедливо.
Чужеземец.Предложи же тем, кто стал лучше, тебе отвечать, и истолковывай то, что ими сказано.
Теэтет.Да будет так.
Чужеземец.Пусть скажут, как они полагают: есть ли вообще какое-либо смертное существо?
Теэтет.Отчего же нет?
Чужеземец.Не признают ли они его одушевленным телом?
Теэтет.Без сомнения.
Чужеземец.И считают душу чем-то существующим?
247
Теэтет.Да.
Чужеземец.Дальше. Не говорят ли они, что одна душа – справедливая, другая – несправедливая, та – разумная, а эта – нет?
Теэтет.Как же иначе?
Чужеземец.И не так ли они считают, что благодаря присутствию справедливости каждая душа становится такой-то, а из-за противоположных качеств – противоположною?
Теэтет.Да, и это они подтверждают.
Чужеземец.Но то, что может присутствовать в чем-либо или отсутствовать, непременно, скажут они, должно быть чем-то.
Теэтет.Они так и говорят.
b
Чужеземец.Когда же справедливость, разумность и любая другая добродетель, а также их противоположности существуют и существует также душа, в которой все это пребывает, то признают ли они что-либо из этого видимым и осязаемым или же все – невидимым?
Теэтет.Пожалуй, здесь нет ничего видимого.
Чужеземец.Что же? Неужели они утверждают, что вещи подобного рода имеют тело?
Теэтет.Здесь они уже не решают все одинаковым образом, но им кажется, что сама душа обладает телом, в отношении же разумности и каждого из того,
c
о чем ты спросил, они не дерзают согласиться, что это вовсе не существует, и настаивать, что все это – телб.
Чужеземец.Нам ясно, Теэтет, что эти мужи исправились. Ведь те из них, которых породила земля [30]30
Опять ироническое сравнение сенсуалистов с мифологическими «спартами», появившимися из земли, из посеянных Кадмом зубов дракона (Аполлодор III 4, 3-5). Те из них, которых породила земля,– афиняне (см.: Менексен, прим. 45).
[Закрыть], ни в чем не выказали бы робости, но всячески настаивали бы, что то, чего они не могут схватить руками, вообще есть ничто.
Теэтет.Пожалуй, они так и думают, как ты говоришь.
Чужеземец.Спросим, однако, их снова: если они пожелают что-либо, хоть самое малое, из существующего признать бестелесным, этого будет достаточно.
d
Ведь они должны будут тогда назвать то, что от природы присуще как вещам бестелесным, так и имеющим тело, и глядя на что они тому и другому приписывают бытие. Быть может, они окажутся в затруднении. Однако, если что-либо подобное случится, смотри, захотят ли они признать и согласиться с выдвинутым нами положением относительно бытия – что оно таково?
Теэтет.Но каково же? Говори, и мы это скоро увидим.
Чужеземец.Я утверждаю теперь, что все, обладающее по своей природе способностью (δύναμιν) либо воздействовать на что-то другое,
e
либо испытывать хоть малейшее воздействие, пусть от чего-то весьма незначительного и только один раз, – все это действительно существует. Я даю такое определение существующего: оно есть не что иное, как способность.
Теэтет.Ввиду того что в настоящее время они не могут сказать ничего лучшего, они принимают это определение.
Чужеземец.Прекрасно. Позже, быть может, и нам и им представится иное. Но для них пусть это останется у нас решенным.
248
Теэтет.Пусть останется.
Чужеземец.Теперь давай обратимся к другим, к друзьям идей; ты же толкуй нам и их ответы.
Теэтет.Пусть будет так.
Чужеземец.Вы говорите о становлении и бытии, как-то их различая. Не так ли?
Теэтет.Да.
Чужеземец.И говорите, что к становлению мы приобщаемся телом с помощью ощущения, душою же с помощью размышления приобщаемся к подлинному бытию, о котором вы утверждаете, что оно всегда само себе тождественно, становление же всякий раз иное.
b
Теэтет.Действительно, мы говорим так.
Чужеземец.Но как нам сказать, о наилучшие из людей, чту в обоих случаях вы называете приобщением? Не то ли, о чем мы упомянули раньше?
Теэтет.Что же?
Чужеземец.Страдание или действие, возникающее вследствие некой силы (εκ δυνάμεως), рождающейся от взаимной встречи вещей. Быть может, Теэтет, ты и не слышишь их ответа на это, я же, пожалуй, благодаря близости с ними слышу.
Теэтет.Какое же, однако, приводят они объяснение?
Чужеземец.Они не сходятся с нами в том, что недавно было сказано людям земли [31]31
Люди земли– то же, что «автохтоны» (см.: Менексен, прим. 45).
[Закрыть]относительно бытия.
c
Теэтет.В чем же именно?
Чужеземец.Мы выставили как достаточное определение существующего то, что нечто обладает способностью страдать или действовать, хотя бы даже и в весьма малом.
Теэтет.Да.
Чужеземец.На это, однако, они возражают, что способность страдать или действовать принадлежит становлению, но с бытием, как они утверждают, не связана способность ни того ни другого.
Теэтет.Разве так они говорят?
Чужеземец.Ну а нам надо на это ответить, что мы должны яснее у них узнать, признают ли они, что душа познает, а бытие познается?
d
Теэтет.Это они действительно говорят.
Чужеземец.Что же? Считаете ли вы, что познавать или быть познаваемым – это действие или страдание или то и другое вместе? Или одно из них – страдание, а другое – действие? Или вообще ни то ни другое не причастно ни одному из двух [состояний]?
Теэтет.Ясно, что ничто из двух ни тому ни другому не причастно, иначе они высказали бы утверждение, противоположное прежнему.
e
Чужеземец.Понимаю. Если познавать значит как-то действовать, то предмету познания, напротив, необходимо страдать. Таким образом, бытие, согласно этому рассуждению, познаваемое познанием, насколько познается, настолько же находится в движении в силу своего страдания, которое, как мы говорим, не могло бы возникнуть у пребывающего в покое.
Теэтет.Справедливо.
Чужеземец.И ради Зевса, дадим ли мы себя легко убедить в том, что движение, жизнь, душа и разум не причастны совершенному бытию и что бытие не живет и не мыслит, но возвышенное и чистое, не имея ума, стоит неподвижно в покое?
249
Теэтет.Мы допустили бы, чужеземец, поистине чудовищное утверждение!
Чужеземец.Но должны ли мы утверждать, что оно обладает умом, жизнью же нет?
Теэтет.Как можно?!
Чужеземец.Но, согласившись в том, что ему присущи и то и другое, станем ли мы утверждать, что они находятся у него в душе?
