Текст книги "Тигры Редфернов (СИ)"

Автор книги: Аргентина Танго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Глава 16

Валентина сидела рядом с Джен и держала ее за руку. Видимо, это как-то препятствовало ведьме спалить весь дом прямо во сне. Хотя Натан не был уверен, что она спит. Он повернулся к Лонгсдейлу. Консультант расположился в кресле на максимальном расстоянии от вдовы. Пес лежал у его ног, не сводя глаз-угольков с кровати. Это была, кстати, кровать Лонгсдейла – он благородно уступил девушке свою спальню.

– По-моему, гад зашел с козырей, – сказал Бреннон. Консультант вопросительно поднял брови.

– Дюжина кровососущих тварей. Не меньше полусотни прОклятых людей, – Бреннон кивнул на ведьму. – Если бы не она, я бы тут уже не стоял. И если бы не она, – помолчав, мрачно закончил он, – по меньшей мере пятьдесят человек сейчас были бы живы.

– Она ведь вас предупреждала, – сказала Валентина.

– Но не о том, что она спалит дотла людей, повинных только в том, что у хозяина нежити руки чешутся.

– Она не могла остановиться.

Бреннон исподлобья уставился на ведьму. Он и Фарлан были обязаны ей жизнью, но... сейчас он впервые по-настоящему осознал, насколько ведьма опасна и как сильно она отличается от него и вообще любого человека. А ведь Редферн предупреждал!

…куда он, черт побери, сам пропал?

– Думаете, хозяин бросил против нас всю свою нежить? – спросил Лонгсдейл. На вдову он смотрел ревниво, без приязни.

– Откуда мне знать? Может, у него уже фабричное производство налажено. Я у вас и спрашиваю: возможно, что сейчас хозяин нежити остался без собственно нежити?

– Не знаю. Нам ничего не известно о том, как он делает из людей нежить. Вероятно, у него в запасе целый батальон вампирок. Хотя, – тут же нахмурился консультант, – такое массированное скопление нежити нетрудно засечь.

– Ладно, – решил Бреннон. – Сомневаюсь, что Редферна мы еще услышим. Поэтому займитесь тем, что собирались сделать: выследите источник проклятия, про который вы мне говорили.

– Вы уверены? – с тревогой спросил Лонгсдейл. – Мы ведь не знаем, на что способен хозяин.

– И с какой целью он вас преследует, – добавила Валентина. – Джен сейчас не сможет вас защитить.

Бреннон отвернулся к окну. Он уже не хотел, чтобы Джен его защищала. Он вообще сомневался, что хочет ее присутствия рядом. После того, что случилось – не лучше ли будет отправить ее домой? В конце концов, Лонгсдейл обязан был присматривать за ней лишь до момента взросления. Теперь она взрослая, настоящая ведьма – и кто знает, какой она очнется…

– Найдите нашего вампирского пастыря, – сказал комиссар. – Давно пора потолковать с ним по душам. Кстати, вы еще не получили ответов на ваши письма в Доргерн?

– Пока нет, – вздохнул Лонгсдейл. – Я написал троим консультантам и еще нескольким людям. Но мало кто из них сидит на месте, возможно, они прочтут письма только через неделю или две.

– Что ж, тогда будем работать с тем, что имеем. Съезжу в больницу, потолкую с Фарланом…

Консультант кашлянул:

– Я немного подчистил его память.

– Чего?!

– В пределах разумного, конечно. Утечка газа, которая вызвала массовую панику…

– И кто вам разрешил? – холодно осведомился Бреннон.

– Мистер Бройд.

– Вот как, – процедил Натан. Он понимал, какие причины вынудили шефа так поступить – но это никак не отменяет того, что Фарлан, выйдя из больницы, отправится хоронить коллег, друзей, родственников. Бреннон взглянул на Джен и отвел глаза. Не только ведьма к этому причастна. Он сам тоже хорош.

"Никто никогда не сможет поймать таких, как хозяин нежити, – сказал ему Редферн тогда, в Бресвейн. – А вы ничего и никому не докажете".

"Ну ладно, – подумал Бреннон. – Ладно же..."

– Если хозяин падали так хочет меня увидеть, – процедил он, – то увидит. Я приду к нему.

– Натан, но это же неразумно! – воскликнула Валентина. Пес встревоженно уставился на него. – Мы же не знаем, чего он от вас хочет! Мы даже не уверены в том, что он действительно хочет вас видеть, а не просто...

– Это не значит, – оборвал ее комиссар, – что я пойду к нему безоружным и неподготовленным.

***

Моряки ушли и унесли трупы. Маргарет оторвала рукав блузки и вытерла пот с лица и шеи Энджела. Он лежал, закрыв глаза и не шевелясь, дышал прерывисто и неглубоко. Наставник был матово-бледным, почти серым, из-за черной щетины его лицо выглядело совсем исхудавшим. Щеки так запали, что казалось, будто заострившеся скулы вот-вот порвут туго натянутую кожу. От него тяжело пахло пОтом, кровью и мясом.

– Энджел, – тихо позвала Маргарет. Он приоткрыл глаза, и девушка коснулась его плеча. – Я сниму вас отсюда. Только найду, куда уложить.

– На пол, – пробормотал он, еле ворочая языком. – Неважно куда, – Энджел судорожно дернул рукой в ремне, и Маргарет прижала ее к лавке, чтобы он не повредил себе еще больше.

– Тише. Не двигайтесь. Я сейчас.

Она пригладила его влажные и слипшиеся волосы, убрала их со лба и взяла светильник. Чаша на высокой ножке оказалась неожиданно легкой. Мисс Шеридан понесла ее, как факел. В амбаре оказалось еще несколько устройств вроде лавки с ремнями, но матросы уволокли с собой все инструменты, которые сошли бы за оружие. В углу девушка обнаружила груду тряпок, ветоши и пустое ведро – видимо, для уборки. Она унесла с собой все: ведро поставила подальше, чтобы меньше пахло, когда они воспользуются им как туалетом; тряпки ровным слоем разложила по полу рядом с лавкой. Маргарет понимала, что не унесет Энджела далеко.

– Готово, – шепнула она ему и взялась за ремень. Застежка оказалась такой тугой, что Маргарет с трудом смогла выпихнуть ремень из пряжки. Энджел несколько раз сжал и разжал кулак и со вторым ремнем попытался ей помочь, хотя рука у него дрожала, так что помощь вышла символической.

– Лежите смирно, – Маргарет перебралась к его ногам – и ее затошнило. На рубашке Энджела остались брызги крови, но брюки были залиты ею почти целиком, к влажной ткани липли кусочки кожи, мяса и осколки кости. Маргарет подобрала тряпку и, сглотнув, протерла зажимы над коленями и у лодыжек Энджела. Они были липкими, скользкими и красными.

– Я сам, – сказал наставник и попробовал сесть. Его тут же дернуло судорогой боли, а лицо так исказилось, что Маргарет поспешила уложить Энджела обратно. Она освободила сперва целую ногу из тугих зажимов, затем перебралась к другой, взглянула на потемневшие доски под ногой Энджела, и вдруг у девушки затряслись руки, глаза заволокло горячей влажной пеленой, от запаха к горлу подкатила рвота.

– Маргарет, – как сквозь вату донеслось до нее, – я сам...

– Сейчас, – сквозь зубы выдавила мисс Шеридан, сглотнула кислую жижу, которая заполнила рот, и вытерла рукавом глаза. Поморгала. Обернула руку тряпкой и стала осторожно подергивать зажим внизу, у лодыжки. Она старалась побыстрее, прислушиваясь к сбивчивому дыханию Энджела. Он по-прежнему не издавал ни единого звука – ни криков, ни стонов. Хотя Маргарет не знала, становится ли легче, если кричать от боли. С зажимом у колена было хуже – при каждом движении Энджел замирал, задерживая дыхание.

– Он что-то повредил вам? – спросила Маргарет.

– Нет, это реакция на восстановление. Пройдет. Не обращайте внимания.

"Если они не сделают с вами еще что-нибудь", – горестно подумала девушка. Она раскрыла зажим и, едва касаясь, провела тряпкой по ноге. Энджел схватил ее руку и просипел:

– Не надо.

Маргарет медленно раскатала брючину поверх запекшейся крови.

– Давайте.

Энджел оперся на плечи девушки, она приподняла пострадавшую правую ногу. Наставник осторожно повернулся, спустил левую с лавки, нащупал пол и встал.

Редферн оказался тяжелым. Он постарался опереться сильней на левую ногу, но Маргарет все равно едва не уронила его, когда он коротким скачком придвинулся к лежаку из тряпок. Девушка помогла Энджелу сесть, потом уложила его, взбила тряпки под его головой повыше, он снова прикрыл глаза – и на этом ее силы вдруг иссякли. Маргарет сгорбилась, закрыла лицо руками и мелко затряслась.

Она наконец ощутила боль под ребрами, которая волнами расходилась по телу при каждом вздохе; боль в руках там, где их сжимал Ляйднер, жжение в ссадине на правой скуле от удара об пол, и такое же, но слабее – на левой, от затрещины. Ее заволакивала пелена тяжелого чувства – мутного, одуряющего, как запах крови, смешанный с запахом пота, влажного дерева и пыли. Одни! Они тут совсем, совершенно одни! Беспомощные без магии и оружия. Абсолютно беззащитные перед человеком, который способен сделать с ними все, что угодно. Все, что Маргарет не могла представить – даже не догадывалась, что кто-то способен делать такое с живыми, чувствующими боль людьми.

Все, что угодно. Боже мой, все, что угодно! Она вдруг так остро ощутила, что там, в полутьме, в полной тишине, таятся какие-то тошнотворные механизмы, и... и... она знала, что не выдержит. Не выдержит такого... такого, как... Маргарет сжала виски. Она не могла представить себе, каково это, и ее разум в ужасе отпрянул от малейшей попытки представить. Но она знала, что ей не хватит ни сил, ни гордости на... на это...

А ведь она – единственное слабое место в броне, которой Энджел защищался от всех этих гадов! Почему она такая никчемная, почему не сильная, почему она... почему так подводит его! Если бы не она, ему бы не приходилось думать еще и о ней, о том, что с ней могут сделать...

На ее колено легла теплая ладонь.

– Маргарет, – позвал Энджел, – девушке не стоит сидеть на холодном. Идите сюда.

Она сдавленно всхлипнула и сжала руку Энджела, отвернувшись от него. Он поцеловал ее пальцы, Маргарет вздрогнула и поперхнулась слезами.

– От меня воняет, да? – мягко спросил наставник.

– Боже! – почти истерично всхлипнула девушка. Да ей плевать! Она забилась к нему под бок, уткнулась лбом ему в шею. Энджел обнял ее и шепнул:

– Не надо плакать. Пожалуйста, не здесь.

Ей тут же захотелось разреветься в голос, а слезы так подкатили к глазам, что она не смогла их удержать. Энджел слабо вздрогнул, когда они капнули ему за воротник, и прижался губами к виску Маргарет. Он поглаживал ее по голове, пока девушка не справилась с собой и не вытерла ладонью щеки.

– Каннибалка, – с улыбкой сказал Энджел. У Маргарет вырвался полусмех-полувсхлип. – Подумать только, кого я пригрел в своем доме!

– Пффр, я же ничего ему не отгрызла.

– Но старались!

– Но не проглотила же! – парировала девушка. Он все еще был очень бледен, и она улеглась совсем с краю, чтобы его не потревожить, но Энджел придвинул ее ближе. Маргарет робко опустила голову ему на грудь. Темные волоски приятно защекотали щеку. Помедлив, мисс Шеридан потрогала пальчиком щетину на подбородке наставника. Колючая!

– Интересно, – шмыгнула носом девушка, – почему он от нас так быстро убежал?

– Испугался, – хмыкнул Энджел. – Его, наверное, не каждый день кусают миловидные девушки.

– При такой куче вампирок вокруг – мог бы и привыкнуть. Наверняка это дядя Натан что-то устроил.

– Ваш дядя даже не знает, что мы здесь. Уверен, он уже полсуток исходит желчью в мой адрес, потому что считает себя обманутым. Подозрительно другое – почему нас оставили вдвоем.

Маргарет сжалась. Этого она боялась сильнее всего – что их разлучат. Если тогда этот гнус Ляйднер снова попробует?..

– Поспите немного, – сказал Энджел. – Вам сильно досталось сегодня.

– Мне? А вам как будто не досталось!

– Изнасилование ничуть не лучше, – ответил Энджел и приглушенно добавил: – А, может, и гораздо хуже.

Он вдруг с такой силой прижал ее к себе, что Маргарет задохнулась, особенно от тяжести его тела, когда он придавил ее к лежанке и прошипел:

– Бегите отсюда, едва сможете!

Его дыхание было таким горячим, что девушка испугалась, не начинается ли у него лихорадка.

– Но... нет, как же...

– Бегите! – яростно прошипел Энджел. – Оставьте меня! Обещайте мне! Обещайте!

"О Боже", – с болью подумала Маргарет. Он хотел избавиться от того, что делало его уязвимым.

– Да, – чуть слышно пискнула она. Хватка Энджела ослабла.

– Простите меня, – шепнул он, – простите меня, родная!

Маргарет охватил жгучий стыд. Даже не за то, о чем она на миг подумала, а за то, что он вынужден был признать перед ней свою слабость. Она уложила его обратно. На скулах Энджела выступили бледные пятна. Однако сейчас он действительно был бессилен ее защитить. Это, наверное, было так унизительно для того, кто привык всегда быть сильным. Но он и сейчас сильнее этих!..

Маргарет потрогала его лоб – горячий! – и вдруг ей подумалось: испытывают ли все остальные женщины к своим мужчинам такую нежность, как она сейчас? Должно быть это чувство таким тяжелым, пронзительным и мучительно-тягучим, словно сердце заливают им до отказа, и оно вот-вот лопнет?

– Вы меня презираете, – с горечью пробормотал Энджел. – Я же вам обещал… и не смог...

Маргарет поцеловала его в лоб и, чуть помедлив, – в складочку над левой бровью, морщинку над переносицей и жилку, бьющуюся на виске. Энджел слабо вздрогнул и недоверчиво на нее покосился.

– Думаете, нас слушают? – спросила мисс Шеридан, массируя свободной рукой его висок и шею.

– Уж конечно.

– Дядя как-то сказал, что когда люди говорят, они проговариваются. Может, нас потому и оставили вместе?

– Ваш дядя – мудрый человек, – насмешливо ответил Энджел, – но господин учитель напрасно надеется, что я немедленно стану описывать вам процесс в деталях ради светской беседы.

Дверь амбара вдруг пронзительно скрипнула, темноту прорезал треугольник солнечного света. И Маргарет, и ее наставник замерли. Проем заполнила могучая, рослая фигура; затем дверь закрылась. Мазандранец, несмотря на рост и вес, двигался бесшумно и практически сгустился из темноты, как дух. Он нес поднос с кувшином, двумя чашками, плошкой риса, ложками и большой лепешкой. Великан что-то сурово произнес на своем наречии, и Энджел сказал:

– Он хочет, чтобы вы взяли поднос.

Маргарет встала, и мазандранец задал какой-то вопрос. Энджел ответил, медленно подбирая слова. Гигант кивнул и протянул девушке поднос. Она взялась за выступающие бортики и вдруг ощутила, как толстый палец мазандранца задвинул под ее ладонь маленькую, холодную колбочку.

– Сафати бидхур, – значимо сообщил великан и так же величаво, неслышно ушел.

– Что это значит? – Маргарет опустилась с подносом рядом с Энджелом.

– "Сафати" значит чистая, бидхур... гммм, я сказал, что вы моя младшая и пока невинная жена.

– Очень мило с вашей стороны. Угощайтесь, – девушка подала ему миску с рисом и ловко просунула ему в ладонь колбочку. Энджел пристально взглянул на Маргарет, и в его глазах вспыхнул огонек.

***

Бреннон вышел из департамента, хмуро взглянул на тучи, которые натянуло к вечеру, и пошел по Роксвилл-стрит. Тяжело было ощущать, что только что лишился куска памяти, пусть и добровольно. Опасаясь, что хозяин нежити еще и мысли умеет читать, комиссар решительно велел Лонгсдейлу убрать из его, комиссарской, памяти все, что было связано с последними распоряжениями. Натан помнил, что он их сделал, но какие и насчет чего? Консультант, правда, клятвенно обещал вернуть все, как было. Но, направляясь к театру, Бреннон даже не знал, зачем туда идет. В кармане у него лежала бумажка с инструкциями.

Натан обернулся на кафе «Раковина». Он даже не заехал домой, потому что ночевал у Лонгсдейла, а до того носился между департаментом, театром, больницей, «Раковиной» и опять-таки домом Лонгсдейла. Уже впору палатку напротив работы поставить... или, в конце концов, переехать в комнаты над кафе. Комиссар немного покраснел. К таким мыслям он относился с опаской и старался их не думать.

– Вы все же уходите, – с мягким укором сказала Валентина в их последний разговор в спальне консультанта. Джен все еще беспробудно спала.

– Да, пора уж, – Натан посмотрел на часы, чтобы увернуться от взгляда вдовы.

– Вы никому не позволяете делать такие вещи вместо вас.

– А почему я должен позволять? Я и сам могу, – он попробовал отшутиться, почувствовал, что не вышло, и попытался ей объяснить: – Валентина, так будет и дальше. Не всегда, рано или поздно меня выставят на пенсию, но я никогда не смогу продавать пирожные, понимаете?

– Да, – помолчав, ответила вдова, – я знаю. Но вас всегда будут ждать.

Валентина вдруг обняла его, опустила голову ему на плечо, и Натану на миг показалось, что она просто женщина, такая же, как и все. Ее мягкие волосы касались его лица; исходящий от них нежный травяной аромат вновь напомнил ему о том, кто она. Но искушение стало слишком сильно, и комиссар, сдавшись, кашлянул:

– Сначала мы закончим со всем этим, а потом... потом решим.

– Вы не станете плохим мужем только потому, что не хотите продавать пирожные, – со смешком ответила миссис ван Аллен. – Да вы и не сможете. У вас нет никакой склонности к продаже пирожных. Вам и пуговицу не по силам продать.

На прощание она его поцеловала. Натан до сих пор чувствовал, что мурашки маршируют по спине целыми батальонами. Он же мужчина, это он должен проявлять настойчивость и делать шаги в этом направлении! К счастью, впереди показался театр, и комиссар с облегчением отрешился от этих мыслей. В конце концов, стоит ли переживать о своих пятидесяти годах, когда разница в возрасте исчисляется столетиями?

Вокруг театра стояло ограждение, сколоченное на скорую руку из досок, тут же бдели семеро полицейских. Бреннон спросил насчет обстановки, но к театру никто не приближался (еще бы! после вчерашнего-то!), и внутри было тихо. Комиссар кивнул, велел назад его не ждать и поднялся по ступенькам.

Следы погрома в фойе были налицо: растертые по полу пятна крови, разбитые зеркала, хрустящие под ногами осколки, перевернутые и сломанные банкетки, из-под изодранной тафты лезла набивка. Люстры были сорваны и разбиты. Все выглядело бы как последствия массовой драки, если бы не длинные полосы от когтей там и сям. Вампирки ухитрились расцарапать даже мраморный пол.

Комиссар достал листок с инструкциями. Почерк был его собственный, и это оказалось весьма неприятно: читать написанное им самим письмо, о котором он ничего не помнит. Тем не менее, инструкции были ясны, и Натан приступил к делу.

Он извлек из кармана две склянки, открыл одну и выплеснул ее содержимое на самое целое зеркало. Зелье растеклось, затягивая поверхность темно-синей пленкой. Когда она застыла, Бреннон вскрыл колбу с чем-то дымчато-клубящимся внутри и прижал ее к зеркалу. Дымчатость поползла из колбы в стекло, расползалась внутри тонкой шевелящейся паутиной, но когда Натан потрогал зеркало, то не нащупал ничего, кроме бархатистой гладкости. Дымка ползала внутри, словно ощупывала края зеркала, искала путь наружу; а потом поверхность начала светлеть.

Сперва были лишь слабые очертания, но спустя несколько секунд в зеркале отразилась каюта корабля. Правда, до Бреннона не сразу дошло, что это каюта – от кучи мазадранских безделушек, мебели, ковров, подушек и покрывал у него зарябило в глазах. Он даже не сразу нашел в гуще этой роскоши бритого налысо человека в белых мазандранских одеждах. Тот полулежал на софе, читая книгу, но вздрогнул, поднял голову и уставился прямо на комиссара.

– Здрассь, – мрачно сказал Бреннон.

Бритый тип всполошился, как курица, взвился с подушек, что-то завопил на языке, который комиссар давно не слышал, но было поздно: Натан уверенно шагнул вперед, прямо в зеркало, обдавшее его колючим холодом. Поверхность была стеклянной и жидкой одновременно, так что он прошел сквозь нее, как сквозь студень, и ступил на пушистый ковер. Бритый тип отпрыгнул от комиссара за спинку софы, выставив перед собой разрисованную рыжими узорами руку. Натан узнал менди.

– Не рады встрече? – осведомился он. Дверь распахнулась, и весь проем заполнил собой такой здоровенный детина, какого комиссар в жизни не видел. Огромный, на полторы головы выше самого Бреннона, бронзово-смуглый, с черной кудрявой бородищей кустом.

Комиссар едва успел схватиться за револьвер, как вдруг прямо с рук бритого потекли оранжевые узоры. Зрелище было до того гнусным, что Натан едва не плюнул под ноги колдуну по деревенской привычке. Оранжевые щупальца добрались до комиссара и с шипением отдернулись.

Бреннон выхватил из кобуры оружие, и тут ему в шею что-то впилось. Он выдернул черную длинную иголку, но в руку вмиг вонзилась еще одна. Великан снова поднес к губам трубку, а Натан, вспомнив, с чем имеет дело, выстрелил. Но яд уже начал действовать – руку от тяжести револьвера повело, пуля разнесла фарфоровую вазу, а пол под ногами поплыл. Комиссар бросился на бритого гада. Тот увернулся, Бреннон ухватился за спинку софы и замотал головой, пытаясь разогнать туман в глазах. Каюта закачалась перед ним, колени подогнулись, и комиссар осел на пол. Последнее, что он различил – массивная бородатая фигура, склоняющаяся над ним.