Текст книги "Русалки-оборотни"
Автор книги: Антонина Клименкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
Феликс поднял голову – словно из-под земли у него на пути возникла белая фигура в ночной сорочке. Ведьма – та самая, что вчера носилась на помеле, чуть раньше дала жене «ирода» бутыль зелья, а сейчас грозила тонким пальчиком.
– Я… Не ради праздного любопытства, – коротко ответил Феликс.
– Ну разумеется. Это твоя святая обязанность: все разузнать, всех расспросить и сделать выводы. Ну и как? Что надумали?
– Простите?
– Когда будем строить?
– Что строить?
– Вам лучше знать. Часовню, церковь. А может, собор? Ведь вы за этим здесь?
– Да… Но я не знаю, это не от меня зависит.
Услышав это, ведьма надула губы.
– Мое дело – собрать сведения, Серафим Степанович отошлет отчет в епархию, – отчего-то пытался оправдаться Феликс. – Не мне решать, быть здесь часовне или…
– Ясно, – кивнула она, – Вот ты и стараешься, выведываешь. Вот досада, я тебя отвлекаю, а ты ведь торопишься к своему деду доложить о бесовских обрядах. Чтоб по утречку дедушка призвал провинившихся к покаянию.
– Вовсе нет, – ответил Феликс, стараясь не слишком разглядывать полуночное видение, закутанное поверх почти прозрачной сорочки в узорчатую шаль с кистями до пят, овеянное облаком струящихся, сияющих, будто лунный ореол, невесомых локонов. – Я не сомневаюсь, что все эти женщины не злоумышляют ничего дурного против своих мужей.
– Ну как же нет? – засмеялась ведьма. Она тоже не спускала с Феликса глаз, даже обошла вокруг, чтоб рассмотреть получше. – Они их радости лишить хотят. Не навсегда, правда, пока только на время, чтоб в страду было кому в полях и огородах работать. Сам посуди, в такую пору на горькую время тратить никак нельзя.
– Понимаю, – кивнул Феликс.
– Вот и умница, – улыбнулась ведьма и собралась дальше идти своей дорогой, но тропка узкая – он удержал ее за тонкое запястье:
– Постойте! Должно быть, вам лучше всех известно, что происходит в деревне…
– Мне? – Соболиные брови удивленно взлетели. – Ах нет, вовсе нет, есть и поболе сведущие.
– Но что-то вы знаете? О русалках?..
– Ты все еще веришь в сказки? – перебила, смеясь, она. – В домовых-леших? А такой большой!
– И вам не кажется, что со всеми этими странностями нужно разобраться?
– Коли кажется, креститься надо, – освободив руку, заявила ведьма, – А то, чему быть, того не миновать. Слыхал такую мудрость? Уж ежели захочет девчонка в русалки податься, то и к печке привязывать бесполезно. А коль кому на роду написано по крышам лазить – того никакие запоры не удержат.
И кивнула куда-то в сторону. Феликс обернулся: на знакомой крыше, обнимая резного конька, опять восседал лунатик, бесстрашный в своем беспамятстве.
– Как же… – заикнулся Феликс, но собеседницы уже рядом не было, она исчезла, точно растворилась в синей темноте.
Глава 11
Склонялась ива над рекой,
На ней русалки отдыхали
И в воду камешки бросали…
Так был утоплен водяной.
Как и договаривались, лунатик на ночь дверь запер. Но это не помешало ему вылезти из дома через окно. Подойдя к настежь распахнутым ставням, Феликс услышал доносящийся изнутри дружный храп семейства. Честно натрудившись от зари до зари, родные и не подозревали, им и во сне не могло присниться, что кому-то из домочадцев взбредет в голову погулять при свете месяца.
Меж тем сомнамбула проделал все то же самое, что и обычно: взобрался на крышу, оседлал конька, «покатался» на нем несколько минут, потом затих, посапывая и причмокивая во сне.
Феликс решил на этот раз не лазить по деревьям. Похоже, каждую ночь повторяется одно и то же. Вряд ли стоит особенно беспокоиться – привычный маршрут лунатик проходит буквально с закрытыми глазами. Другое дело, если б его тянуло побродить по округе, вот тогда б он кого только не встретил…
Феликс огляделся: блуждающие огоньки по-прежнему перемигивались среди деревьев. Над рекой, из дымохода невидимой отсюда баньки, поднимался столб седого дыма. На пригорке перед лесной опушкой мелькнул тонкий силуэт. Даже за столь короткий миг Феликс угадал знакомую порывистую походку, змеей струящуюся до пят косу… Ну вот, теперь и у Глафиры появились неотложные ночные дела.
Еще раз взглянув наверх, Феликс решил, что с лунатиком на крыше родного дома и без присмотра ничего плохого не случится – каждую ночь все-таки тренируется.
– Ага, попался!! Ох и напугали же вы меня! А я уж думала, за мной волки крадутся. Ну-ка, признавайтесь, сделайте одолжение, зачем за мной следили? Хотя ладно, можете не говорить. Знаю я вас, все мужики одинаковые. Сейчас будете бубнить, как мой дед, мол, девушкам в одиночку по лесу гулять не полагается, опасно, видите ли. Тем более в ночную пору, волки съедят, медведи загрызут, ежики затопчут… Ах, дайте же руку! Чего вы все спотыкаетесь, ровная тропинка-то! Идите за мной.
– И куда мы идем?
– К озеру. Люблю, понимаете ли, ясными ночами любоваться на дорожку лунного света.
– А река для этих целей не подходит?
– Нет, никак не подходит. Не такая там дорожка, неправильная.
И вот сквозь деревья впереди заблестело холодными бликами озеро. Но Глафира почему-то не вышла на берег и Феликса тоже не пустила, предпочтя остаться в густой тени зарослей.
– Еще не пришли, – заявила она, свернув на тропинку, что вела извилистым путем по бровке вдоль песчаного приплеска. Феликс с некоторой опаской поглядывал на неподвижно лежащие на поверхности воды, почти у них под ногами, круглые глянцевые листья кувшинок и плотный покров ряски, между которыми редкими пятнами проглядывала чернота.
– Глафира, а здесь глубоко? – поинтересовался Феликс.
– Как-то раз палкой мерили, – сообщила беззаботная девица, – до дна не достали. Я еще удочку утопила – за кончик держала, так руку по плечо в воду засунула. Ну она и выскользнула. Жалко, хорошая была, ровная, длинная. Дед еще говорит, здесь берег какой-то особенный, подмыло его подводными ключами. Теперь вот это все, – она с силой топнула по тропинке, – похоже на гриб лисичку. Вроде как тут шляпка, а внизу тоненькая ножка. Так что тут прыгать не надо. Ну чего встали? Пошли, а то опоздаем.
Феликс представил себе огромный земляной гриб лисичку, по волнистую шляпку скрытый в воде, и понял, что лучше поразмыслить о чем-то другом. Спросил о брате кузнеца.
– Конечно, его все знают. Они с Егором близнецы, только не похожи совсем. Разве что рыжие оба. Он, говорят, в город на заработки подался. Уж год где-то пропадает. А зачем он вам?
– Так просто, интересно.
Они уже прошли значительное расстояние. Оглянувшись назад, Феликс увидел то место, где они вышли к воде, чуть не на другой стороне озера. Ну может, и не на другой, но далековато.
Тропинка вильнула и взобралась по пригорку наверх. Берег разделился на два яруса – они пошли по верху крутого склона, а внизу у воды тянулась узкая полоса песка, редко поросшая пучками травы.
Сосны высоко над головой протягивали пушистые ветви. Сладко пахло смолистой хвоей и грибами. Лисичками, усмехнулся про себя Феликс.
Из глубины леса, из чащи послышался странный звук – сперва едва уловимо, но с каждой минутой все отчетливей, будто приближался.
– Слышишь? – шепотом спросил Феликс. – Что это? Как будто плачет кто-то.
– Птица, – отмахнулась Глафира. – Или волки воют.
– Непохоже. Волки так не всхлипывают.
– А, тогда это утопленница.
– Какая утопленница?
– Да бабы Нюры внучка! Я же рассказывала. Странно, вообще-то она воет там подальше, в березовой роще. Эк ее, совсем разрыдалась, бедная. Сейчас икать станет. Не вздумайте только, Феликс Тимофеевич, на голос идти! Она же тоже русалкой стала – защекочет и в омут утащит! Они все такие, с ними можно только издалека…
– Выходит, мы к русалкам идем? – догадался он.
– А вам будто не интересно? Али испугались?
– А ты сама-то не боишься?
– Они не страшные! Песни попоют, венков наплетут, вокруг костра попрыгают – и обратно с рассветом в свой омут уберутся. Главное, самой спрятаться хорошенько, чтоб им на глаза не попасться. А девчонки они веселые…
– Тсс!.. – Феликс остановил ее, взял за руку. – Кажется, не одни мы собрались к русалкам в гости, – шепнул он, кивнув на тропинку внизу.
Крепко обняв накренившуюся к воде ольху, Глафира заглянула вниз, свесившись и изо всех сил вытянув шею. И вправду, теперь и она услышала мягкий перестук копыт по влажному песку и приглушенные голоса. Двое мужчин негромко переговаривались, и каждое слово ясно звучало в тишине над озером. А вскоре показались и сами всадники.
– Я их знаю, – сказала Глафира, поспешно отступая за кустарник. – Они с усадьбы барона Бреннхольца, это недалеко отсюда. Один, который покоренастей, ихний сынок – гимназист. А второй, стало быть, его приятель – иностранец. Полине Кондратьевне их управляющий про него рассказывал, говорил, забавный такой.
Всадники ехали шагом, явно никуда не торопясь, их прекрасно можно было рассмотреть еще до того, как они поравнялись с притаившейся парочкой.
Наследник Бреннхольцев даже на коне казался низкорослым и коренастым, однако в плечах был широк и на вид для гимназиста малость староват. Наверное, родители долго не решались отдать чадо учиться, а потом и сам он не спешил гнаться за знаниями.
Приятель его держался в седле с ленивой грацией опытного наездника, с горделивой осанкой не помещика, но аристократа. Его белокурые локоны, схваченные сзади черной бархатной лентой (шляпу он держал в руке и отмахивался ею от назойливых комаров), при лунном свете отливали чистым серебром.
Младший Бреннхольц все порывался пуститься галопом, уговаривал спутника поторопиться, но тот отмахивался от него шляпой, смешно коверкал слова:
– Саго amico
, куда вам все торопиться? Такой чудный ночь – ах, проклятый москито!
Ci sono miriadi di zanzare qui!
Зачем спешить? Нужно наслаждаться чистый зефир, парфюм… тьфу, аромат флоры…
– Винченце, слово чести, ты не пожалеешь! – горячился, подпрыгивал на стременах гимназист. – Ну пожалуйста, поехали! Такого чуда ты больше нигде не увидишь.
– Хорошо-хорошо! Мы уже ехать, если ты не заметить, – миролюбиво отозвался тот. Перегнувшись с лошади, дотянулся и сорвал с откоса какую-то неприметную травку. – Артур, ты не понимать меня, – добавил он, разглядывая находку. – Я интересоваться наука, любить мой гербарий, я хочу собирать растений, траву. Я не заниматься суеверия и мифология. Я не верю в сказки про нимфы, наяды…
– Это не сказки! – возразил Артур Бреннхольц. – И ты скоро в том самолично убедишься.
– Нет, ё impossible
, на свете не есть никакие русалки, – упорствовал иностранец, меж делом выискав следующее растеньице. Оторвав листочек, помял его в пальцах, понюхал, попробовал на вкус. Поморщился, плюнул, с досадой отшвырнул в кусты. – Готов поспорить, что если ты, мой друг, кого-то и видеть, то это наверняка забавляться местный деревенский девушки.
– Премного благодарен, но пари держать с тобой ни за какие коврижки не буду! – хохотнул баронет. – Тебе черт ворожит. Будто я давеча не видел, как ты с папашей на петушиных боях двадцать раз кряду об заклад бился да не продул ни однажды. Но ты все равно не прав – никакие это не крестьянки. Где этим дояркам взять такую волшебную красоту, неземную легкость, такую… такую…
– Bene, ты меня все-таки интриговать, – согласился наконец тот, – Muovetevi, ё tardi!
Если у вас тут все такой крестьянский девушки, как ты говоришь, то зачем же драгоценный время терять!
Обрадованный, Бреннхольц-младший пришпорил лошадь и понесся вперед. А друг его даже к поводьям не прикоснулся. Покачиваясь в седле, потянулся и зевнул. Не подозревая, что за ним наблюдают.
В прозрачной тьме, где синева неба сливалась с синевой озера, а звезды мерцали и сверху, и снизу, едва можно было разглядеть, что дальше берег делал крутой изгиб, образовывая уютную, защищенную от посторонних глаз заводь. Там, на широком песчаном пляже, под сенью раскидистых дубов и высоких елей, мерцал красноватый огонек костра, вокруг которого то появлялись, то исчезали в темноте белесые призрачные тени.
– А, вон они где, твои кикиморы, – протянул итальянец, нагнав друга.
Баронет уже спешился и, держа лошадь под уздцы, терял остатки терпения.
– Ну хорошо, se vi piace
. Давай подъехать и посмотреть. Но если они есть уж очень страшный, я лучше возвращаться на вилла и репетировать всю ночь на ваш неправильный поперечный арфа новый романс для удовольствия ваш маман. Если вы не забыть, у нее через завтра есть именинство.
– Именины. Ну, во-первых, это вовсе не неправильная арфа, а очень даже правильные гусли. А во-вторых, зачем тебе вдруг вся ночь понадобилась? В прошлый раз и получаса оказалось предостаточно, чтоб наизусть выучить песню про «удалого разбойника» – все пятьдесят куплетов с припевом. Марфушка-кухарка до сих пор от удивления только охает.
– Ничего. Пускай лучше другой фольклор вспоминать, – усмехнулся Винченце. – Я собираться крайне удивлять всех на свой родной страна, когда возвращаться.
Друзья пошли своей дорогой, а Глафира меж тем, без лишних слов потянув Феликса за рукав, одним ей известным путем добралась до дальнего конца заводи, где берег земляным козырьком возвышался над пляжем и примыкающим к нему лужком. Там их ждала прекрасная смотровая площадка.
– Милости прошу! – поклонилась Глаша и юркнула под зеленую арку из склоненной рябины. Отсюда и впрямь открывался великолепный обзор, нужно было лишь чуть раздвинуть ветви. Зато они же совершенно скрывали наблюдателя со стороны озера.
Глафира смотрела на происходящее внизу затаив дыхание, – видимо, в совершеннейшей убежденности, что с минуты на минуту русалки обнаружат безрассудных приятелей, поймают и, защекотав до смерти, утащат в подводное царство, где будут миловаться с пленниками до второго пришествия на перине из тины, под илистым одеялом. Но все случилось не совсем так, как она ожидала. Отнюдь.
Русалки, не подозревая за собой слежки, беспечно резвились вокруг костра, играли в салочки, будто самые обычные девчонки. Длинные волосы их были вольно распущены, на головах красовались пышные венки из трав и цветов, коротенькие белые сарафаны, надетые на голое тело, едва прикрывали колени.
– И часто ты за ними подсматриваешь? – шепотом спросил Феликс, кивнув на веселую компанию. Глаша опустила глаза:
– Да не то чтобы… Они ведь сюда не каждый день приходят. А у меня когда охоты нет, когда недосуг, когда от дедушки не уйдешь.
– Понятно, – кивнул Феликс. Ну да, будет она дедушку слушаться, как же.
От темнеющих стволов отделилась высокая фигура и неторопливо, будто на прогулке, направилась в сторону костра, языками пламени дразнящего ночную мглу. Завидев пришельца, русалки – а Феликс насчитал их семь: четырех полненьких, двух небольшого роста и одну высокую, стройную, – отпрянули назад, к самой воде, точно готовые немедленно броситься в озеро. От испуга они все словно лишились голоса, лишь беззвучно раскрывали рты, взирая на непрошеного визитера, в то время как их товарка, высокая белокурая дева с поступью и горделивой осанкой королевы, водившая в игре, осталась с завязанными платком глазами. Ни о чем не догадываясь, русалка, вытянув перед собой руки, смеясь и поддразнивая разбежавшихся подруг, услышала шорох шагов и бросилась вперед.
– Поймала-поймала! – радостно вскрикнула она.
Ладони ее наткнулись на грудь, плечи, мало похожие на девичьи.
– Девчонки, чего это вы… – начала было дева, но, сорвав с глаз платок, замерла в изумлении. Рука ее лежала на лацкане куртки, подняв голову, она с мгновение изучала «пойманного». После, отступив назад, ласково улыбнулась: – Исполать тебе, добрый молодец! Я уж решила, подруженьки мои шутку надо мной шутить вздумал и, чучело с огорода приволокли. Ан нет, ты это… Как зовут тебя? Откуда путь держишь? Дела пытаешь аль от дела лытаешь?
– Buona notte
, синьорина! – по-гусарски щелкнув каблуками, легко поклонился итальянец. – Разрешите представиться, Винченце ди Ронанни, маркиз, к вашим услугам. Имею честь гостить в недалекий усадьба, у барон фон Бреннхольц.
Сзади прошел шепоток, русалки заулыбались и уже без страха, заинтересованно (а большинство и вполне благосклонно) разглядывали маркиза. Теперь они и в толк не могли взять, чем их так испугал столь приличного вида и даже, можно сказать, симпатичный кавалер.
– А позвольте спросить, – продолжала русалка. Она, легко ступая, обошла пришельца кругом и, оглядев со всех сторон, осталась увиденным вполне довольна. – Отчего вы здесь в столь поздний час? Неужто собрались на охоту, стрелять бедных зайчиков, уточек? Но где же ружье?
– Я не любить охотиться, – повел плечом Винченце. Он тоже не спускал с белокурой девы глаз, и в ответ улыбка его сияла не менее лучезарно. – Я здесь потому, что мой друг обещал мне показать настоящее чудо.
– Ну и как, увидели? – поинтересовалась русалка, уже заранее догадываясь, каким будет ответ.
– О да, вполне, – кивнул маркиз. – Secondo me lui ha ragione
,– истинное чудо.
– Но где же ваш друг?
– А, он, должно быть, в кустах, – оглянувшись, сказал Винченце.
Повинуясь мановению руки своей белокурой госпожи, русалки с визгом и хохотом кинулись к темным зарослям.
– Девчонки, он нас боится! – веселились русалки.
– И правильно делает! Сейчас как защекочем!
– Ага, идет коза рогатая!..
– Да стой ты! Погоди!
– Ой, какой молоденький, какой хорошенький!
– Какой вкусненький студентик!..
Совсем стушевавшийся было от девчачьих шуточек, баронет приосанился – от того, что его, гимназиста-второгодника, за студента приняли. И даже больше – ущипнул первую попавшуюся наяду за мягкое место. Та взвизгнула:
– Ах, шалун!.. Девчонки, пошли его топить! Немедленно!
И они действительно увлекли его к воде, затолкали как есть в одежде в озеро и принялись самозабвенно и чрезвычайно шумно плескаться.
Белокурая ж дева, не обращая внимания на разрезвившихся подружек, отвела своего гостя за руку к костру, усадила на удобное толстое бревнышко рядом с собой. Не сводя с него сияющих, уже совершенно влюбленных глаз, принялась с нетерпением расспрашивать:
– Так откуда вы, синьор, из каких земель к нам пожаловали?
– Из Италии.
– Ах, как интересно! Бессмертный город Рим, овеянное славой великих побед прошлое… – выдохнула русалка, приложив руку к томно вздымающейся груди, точно стараясь умерить забившееся сердце.
Глаза гостя скользнули вниз, наткнувшись на пышные округлости под тонким муслином, чуть прищурились. Но немедля взгляд вернулся к широко распахнутым сверкающим очам красавицы русалки.
– Вообще-то я родиться и жить в Венеция, – добавил маркиз.
– Ах, расскажите, пожалуйста! – взмолилась русалка и даже в ладони захлопала. – Я так мечтала туда попасть! Это, должно быть, просто сказочное место!..
– О да, – улыбнулся Винченце. – И для русалок там полное приволье. Хорошо, как вы пожелать. Но позвольте узнать ваш имя, прекрасный синьорина?
– Ах, простите, – зарделась, потупившись, девица. – Меня зовут… – беспокойный взгляд ее наткнулся на белоснежный цветок, свесившийся из венка надо лбом. – Меня зовут Лилия.
– Лилия? Che bel fiore!
– кивнул маркиз. – Знаете, синьорина, если б русалки могли путешествовать, лучше Венеции во всем свете найти невозможно. Вместо улиц там широкий каналы, по который чинно плавать такой длинный-длинный лодки, гондолы. Ими управлять сильный юноши в красивый костюмы. Когда в лодки садиться плыть влюбленный пара, гондольер обязательно петь им старинный итальянский баллады…
Мало знакомый с грамматикой, не по-русски коверкая слова, незваный ночной гость так повел свой рассказ, что не только белокурая дева заслушалась, подперев ладошкой фарфоровую щеку, но и все остальные оставили свои водные забавы. Усевшись поближе к огню, подбросив в костер хвороста, жадно ловя каждое слово итальянского маркиза, русалки принялись отжимать мокрые волосы. Артур, с которого вода стекала ручьями, сломал пару веток и, воткнув их в песок, повесил сушиться куртку, от которой вскоре повалил пар. Остальное, не менее промокшее, при дамах снять постеснялся.
Через некоторое время изъяны в речи итальянца никто уже не замечал. Никто не смел перебивать, встревать с вопросами. Русалки сидели обнявшись, мечтательно глядя в небо, на постепенно бледнеющие звезды. Безумно далекая, незнакомая Венеция сейчас стала им столь же родной, как ненавязчивое пение сверчков в траве…
– Ух, мне б туда, – поежившись от ночной прохлады, вздохнула одна из русалок. – Уж я б там поплавала, в этих канавах.
– Каналах, дура! – пихнула ее в бок подружка.
– Потрясающе… – окончательно сомлела старшая наяда, – Спасибо вам, синьор! Я как будто сама только что вернулась из вояжа. Ах, эти яркие краски маскарадов! Так и стоят перед глазами те дворцы…
– А раз с дороги, то первым делом надо бы чего-нибудь перекусить! – заявила пухленькая русалочка, перебив госпожу.
– Верно говоришь! – поддержали ее остальные.
Компания заметно оживилась, и, будто по волшебству, в ближайших зарослях тростника обнаружились крынка с молоком и пара пышных ржаных караваев, завернутых в полотенце.
Кувшин, как на заправской пирушке, пошел по кругу, хлеб ломали ломтями, так что только корочка хрустела.
– Угощайтесь, гости дорогие, – потчевала толстушка. – Молочко свежее, парное, сама своими ручками на закате надоила.
– Корову от стада увели, – быстро пояснила другая, – в чащу заманили да подоили. Пускай пастухи в другой раз лучше за скотиной смотрят.
– А карафай, мофно скафать, чуть не из печки свистнула, – в свою очередь с набитым ртом похвалилась худенькая девица. – Гляжу, хозяйка хлеб печься поставила, а сама к соседке болтать убежала. Ну я и заглянула к ней. Вон еще тепленький, не остыл…
– Позвольте, у вас усы из сливочек, – проворковала белокурая дева и уголком платка – того, с которым водила в салках, а после теребила в руках, – нежно коснулась губ маркиза.
– Grazie, синьорина, – ответил тот и, перехватив ее руку, поцеловал в запястье, ощутив пряный цветочный аромат. Русалка захихикала, смущенно стрельнула глазками и зарделась, будто маков цвет. – Разрешите, – Винченце забрал платок и, приняв таинственный вид фокусника, накрыл тканью сжатую в кулак правую руку. Поводил ладонью левой поверху, будто совершая волшебные пассы, приговаривая:
– …Бужоле-каберне-шардоне-амаретто! – и быстро отдернул платок.
Изумленным взорам предстал букетик колокольчиков. Правда, по большей части по ночному времени пронзительно-синие бутоны были плотно свернуты. Но все равно белокурая дева с восхищением приняла презент и с удовольствием уткнулась носом в цветы. Притом совершенно не заметив, что полной грудью вдохнула горький запах полыни, чья веточка коварно притаилась в сердце букета.
– Ух ты!!. Здорово!.. Брависсимо! – взорвалась возгласами тишина.
– Молодец! – даже Артур был готов аплодировать.
– Потрясающе! – сказала старшая русалка. – С такими трюками, синьор, вам можно выступать в цирке.
– Пустяки, – с невозмутимым видом отмахнулся Винченце. – Я уже был выступать, мне не понравилось.
– Почему? – удивленно спросила девица. – Ведь это, должно быть, так увлекательно, служить волшебником…
– Мне было не до фокусов, я тогда был гладиатором.
В глазах большинства наяд отразилось недоумение – видимо, это слово не вызвало в их разуме никаких ассоциаций, кроме цветка гладиолус.
– Кем? Ну ты хватил! – переспросил Артур. – Это ж когда было-то? В библейские времена!
– Синьор шутит? – неуверенно предположила русалка, тиская букетик. – Ну конечно же, эти жестокие развлечения ведь остались в далеком прошлом. А синьор маркиз так молодо выглядит…
– Да, слишком ты молод, братец, для такой работы!
– Хорошо сохранился, – хмыкнул маркиз.
Ему ничего не оставалось, как развести руками и обратить все в шутку.
– Откуда вы быть столь прекрасно осведомлена об древний история? – поинтересовался он у девицы.
Та снова – в который раз за сегодняшнюю ночь – смутилась.
– Мы, русалки, – начала она, тщательно подбирая слова, – существа столь же старые, как это озеро…
– Ого! – развеселился Артур. – Еще нашлись долгожители!
– Многие века, пока оно существует на свете, мы из года в год, пробуждаясь весной и уходя на глубину поздней осенью, пока воды не скует лед, бродим по этим берегам, оставаясь сами невидимыми для людских глаз – кроме немногих дней в году, то есть ночей. Мы многое видим и многое слышим. А долгими зимами, когда воды скованы льдом и, высунувшись из полыньи, рискуешь превратиться в сосульку, мы через донные реки и ключи плаваем друг к другу в гости. По секрету вам скажу, синьор, на самом деле все-все озера, и реки, и даже моря связаны между собой…
– Davvero?
– старательно удивился Винченце.
– Да-да! И благодаря этому, мы, духи вод, можем путешествовать! – воскликнула, все больше воодушевляясь от своих же слов, дева. Остальные слушали ее очень внимательно – кажется, узнав о большом секрете русалок только сейчас.
– То есть, – подвел итог Винченце, – вы хотеть сказать, что однажды сможете отправиться и в Венеция?
– Да? – Такая мысль, похоже, еще не приходила ей в голову. – Ну разумеется! Синьор, я вам обещаю – однажды, зимним вечером или ночью, вы непременно услышите, как вас позовут. И оглянувшись, вы увидите в темной воде девушку…
– Вот будет неожиданность, – пробормотал Винченце, незаметно передернувшись от представившейся картины.
– Возможно, она передаст вам весточку от нас, – задумчиво закончила русалка, – а возможно…
– Ну нет! – остановил ее маркиз. – Уж вас вот я не хотел бы увидеть ночью под мостом в холодной грязной воде! Тем более домой я пока не собираться и надеяться встречаться с вами здесь еще хоть несколько свиданий.
– О да! Мы будем очень рады вашему визиту! – горячо заверила его девица. – Прошу вас, обязательно, непременно приходите! Мы будем ждать. Дорогой Артур! – обернулась она к баронету столь порывисто, что тот даже вздрогнул, – Пожалуйста, пообещайте мне, что, пока синьор Винченце гостит у вас, вы будете заходить к нам на огонек!
– Ну хорошо, – пожал тот плечами.
– И непременно приходите завтра! – уже потребовала русалка. – Я… мы будем очень, очень ждать… – повторила она, почти умоляюще глядя на итальянца.
Близился рассвет, и русалкам, к общему сожалению, пришлось возвращаться, как они выразились – в тину родного омута. До омута же, располагавшегося в неопределенно-дальнем конце озера, девушки отправились не вплавь, как можно было бы предположить, а на уведенной у рыбаков лодке. Стоявшая на корме высокая фигура старшей девы еще долго виднелась белым столбиком в легком синеватом предутреннем тумане.
– Ты проиграл, друг мой, – проводив лодку взглядом, пока та окончательно не скрылась за ширмой молочной дымки, сказал Винченце.
– А? – зевая, переспросил Артур.
– Ты есть проиграть, саго amico, – повторил маркиз. – Ты, помнится, говорить мне, что это не есть люди?
– А, ну… – затруднился с ответом тот.
– Ты раньше видеть, чтоб нимфы плавать на лодках? Есть хлеб? Мерзнуть и делать гусиный пупырышки на кожа от мокрый холодный одежда? И никак не реагировать на ветка полынь – той травы, что все ваши колдуны и ведьмы используют для отпугивания нечистой силы. И от русалок в особенности.
– Ну может, ты и прав… – вынужден был признать Артур. – Наверное, и впрямь деревенские девчонки развлекаются.
– О нет! – покачал головой Винченце. – Для contadina
она слишком хорошо знать история и география. Скорее эта русалка быть барышня из одной окрестный усадьба…
– Не исключено, – без интереса, как-то вяло согласился баронет.
Он уже мечтал побыстрей оказаться дома, в своей постели. Только итальянец не спешил уходить с берега.
– Артур! – окликнул он приятеля. – Здесь где-нибудь поблизости есть действующая церковь? Где-то на берегу?
– Нет, что-то не припомню такой… Тут леса да болота на десяток верст оттуда досюда. Откуда церкви бы взяться?
– Отчего-то потянуло ладаном и свечным воском, – задумчиво отметил Винченце.
И внимательно, даже как-то настороженно всмотрелся в темноту леса.
Нагнав взбиравшегося в седло Артура, Винченце вскочил на лошадь и рысью направился через луг к верхней тропинке – той, по которой прошли Феликс и Глафира.
– Ну давай здесь поедем, – зевая во весь рот, согласился Артур. – Эй, ты только не в ту сторону скачешь! Разверни лошадь-то! А то так до дома и к вечеру не доберемся.
Насмешка приятеля заставила Винченце резко натянуть поводья. Конь недовольно всхрапнул и последовал за вторым всадником, уж скрывшимся среди деревьев.
Но итальянец еще не раз оглянулся назад, словно пытаясь прожечь насквозь темную массу леса взглядом прищуренных глаз.
Обратную дорогу в деревню освещала уже румяная утренняя зорька.
Глафира шла впереди молча, сурово хмуря тонкие брови, крепко о чем-то задумавшись.
Феликс полагал бесполезным размышлять о чем-либо в столь ранний час, но нависшему тучей молчанию не мешал. Просто шагал следом, вдыхая запахи напитанных росой луговых трав.
У звенящего птичьими трелями перелеска Глаша вдруг встала, растерянно заозиралась по сторонам.
– Что случилось? – спросил Феликс, догнав девушку.
– Чего-то не пойму, – проговорила она. – Тут вот у тропки развилка была. А нынче нету…
Феликс тоже огляделся, прошел немного вперед – так и есть, тропинка обрывалась под деревьями и дальше не вела.
– Куда делась? – недоумевала Глаша.
А потом рассерженно топнула ножкой по земле и крикнула, обращаясь к заливающимся свистом и чириканьем деревьям:
– Овечья морда, овечья шерсть! Дедка Леший, а ну верни стежку-дорожку на место!
В изумлении воззрившемуся на нее спутнику невозмутимо пояснила:
– Знаю, звучит глупо. Но зато помогает. Ах, вот и тропка! Пошли, Феликс Тимофеевич, мне буренку давно доить пора, заждалась, поди…
Действительно, утоптанная стежка-дорожка нашлась всего в двух шагах от места, где они стояли, – не заметить было невозможно.
Зажмурившись на миг, потерев переносицу, Феликс тряхнул головой:
– Овечья морда?
Глава 12
Дедка Леший на полянке
Грядку прополол поганок —
Сорняки-боровики
На делянке не с руки.
На следующий день… Хотя нет, в тот же, но попозже, когда уж миновал полдень и в огороде на прополотых грядках хозяек заменили гордо вышагивающие куры и гуси. В этот жаркий час, когда так сладко лениться на веранде, наблюдая за надувающимися от сквозняка складками занавесок на окнах, или на сеновале, выбирая из пучка самую длинную соломинку и жмурясь от подглядывающего сквозь щели в крыше солнца…
В этот час Феликс вновь отправился исследовать окрестности. Спал он нынче немного – хотя вообще полагал, что вряд ли сможет заснуть, обдумывая увиденное. Но как только вспомнил рассказ о Венеции, размеренный голос итальянца – глаза закрылись сами собой. Однако, спустившись к обеду, чувствовал себя бодрым и бог знает почему даже чуть взбудораженным. И почему-то не стал, повременил рассказывать Серафиму Степановичу, где пропадал всю ночь. Тот же, внимательно посмотрев на помощника, в расспросах не настаивал. На всякий случай, правда, напомнил, чтоб в одиночку за нечистой силой гоняться не вздумал, и ежели набредет на что-то серьезное… Феликс, конечно, поспешил заверить наставника в своем благоразумии.
