Текст книги "Русалки-оборотни"
Автор книги: Антонина Клименкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Итак, теперь все было расставлено по своим местам, всему нашлось объяснение. Вечер разоблачений окончился, приглашенные поднялись с мест, смешались с толпой…
– Buon giorno! – услышал Феликс над ухом вкрадчивый голос. – Злодеи оправданы, предатели наказаны – замечательный день, newero?
Обернувшись, увидел перед собой конечно же Винченце. Рыжий шотландский дядюшка тоже был с ним, Феликс поклонился внимательно изучавшему его лорду.
– Ну как здоровье?
– Благодарю, много лучше, – ответил он.
Винченце обрадовался, обернулся к дяде, взволнованно заговорив на итальянском, похлопал Феликса но плечу.
– Прекрати тарахтеть, – отмахнулся от него лорд. – Ты же знаешь, я терпеть не могу эту твою испорченную латынь… Феникс? – обратился Дэкстер к нему. – Весьма наслышан. Я не привык тратить время даром, потому скажу прямо: вы мне интересны. Если вы без подготовки справились с оборотнем один на один…
– Голыми лапами! – подхватил Винченце.
– …Не представляю, на что же вы будете способны, пройдя должное обучение. Короче, я предлагаю вам поступить ко мне на службу. Не отказывайтесь сразу, хорошо подумайте. Я вас не тороплю. – И он вручил Феликсу свою золоченую визитную карточку.
– Поправляйся! – улыбнулся Винченце и поспешил догонять дядюшку.
Феликс посмотрел на блестящую картонку. Она была пустой. Но от тепла его пальцев на блестящем гладком фоне проявилась надпись, замысловатые готические буквы…
Глава 17
Водяной кикиморе
Изменил с русалкою —
Речку взбаламутили,
Бегая со скалкою!
Егор всю ночь не спал – в первый раз в жизни, сколько себя помнил. После разоблачения Глафира с ним разговаривать не хотела, даже не смотрела в его сторону, отворачивалась. Промаявшись до зари, не позавтракав, пришел в кузницу. Но и там легче не стало – не работалось, инструмент в руках не держался. Чуть кувалду на ногу не уронил…
Солнце еще не выползло из-за леса, когда в кузницу заглянул посетитель. Громкий стук сотряс дверь. Чертыхнувшись, Егор поспешил открывать.
На пороге стояли незнакомые парни в богатых, изумрудного бархата ливреях, расшитых серебром. Лица их были красны и сосредоточены, глаза у некоторых выпучены. Всего было четверо парней, и, переведя взгляд ниже, Егор понял, отчего у них такой вид – все вчетвером держали, сгибаясь под тяжестью, старинный чугунный котел, доверху наполненный золотыми монетами.
– Заносите-заносите! Не стойте, болваны!.. – раздалось сзади. Егору делать нечего, посторонился, пропустил странную компанию. Следом вошел итальянец, веткой черешни указал в угол: – Туда поставьте!
Винченце сегодня тоже выглядел хоть на парад: в черной шляпе, белых перчатках, в ботфортах со шпорами, на черном мундире перевязь через плечо из золотых цепочек – на ней длинная шпага с огромным изумрудом на эфесе. Егор не знал, что и сказать.
Поставив котел куда велели, лакеи быстро покинули кузнецу.
– Это мой долг мальчикам, – махнул на золото маркиз. – Я выбрал вас как самого надежного хранителя. Присмотрите, чтоб ребята поделили все поровну. А еще лучше, посторожите пару лет, пока они подрастут. А то, знаете ли, в таком возрасте такие деньги… В общем, я на вас рассчитываю!
Егор мало что понял, но кивнул.
– И еще, – замялся итальянец, доверительно приглушив голос и сунув ветку черешни под мышку. – Мы тут у одной девушки шубку одолжили и не вернули. Ну вы понимаете, о чем я?.. Вот деньги, съездите, пожалуйста, в город, купите ей самую лучшую, – он вложил в ладонь кузнецу толстую пачку. – Рысью она, наверно больше не захочет, так что выбери что-нибудь посимпатичней, из соболя хотя бы.
И, взглянув из-под черных полей ему в глаза, еще вытащил из-за пазухи сафьяновый овальный футляр. Как-то неуверенно, робко даже, что ли, подал Егору.
– А это, – произнес Винченце. – Это тоже ей передашь. Но потом, когда она согласится за тебя выйти… Да нет, вот здесь кнопочка! Видишь?
Щелкнула, отскочив, крышка, Егор обмер, раскрыв рот. На темно-синем муаровом шелке поблескивали бриллианты и крупные, как желуди, голубые сапфиры.
– Колье, серьги и браслет, – пояснил Винченце. – Правда, точно под цвет ее глаз?
Кузнец кивнул, сглотнув, – от такой красоты горло перехватило.
– Перед свадьбой отдашь, – повторил Винченце, задержав печальный взгляд на переливающихся каменьях.
Кивнув на прощанье, прикоснувшись к шляпе, маркиз вышел.
– Но… – шагнул за ним Егор.
Множество вопросов вертелось в голове, мешая друг дружке сорваться с языка.
– Ах да, совсем забыл! – развернулся Винченце, едва не столкнувшись с кузнецом в дверях. – Твой рыжий конь, – он указал веткой через свое плечо, – это ведь твой брат? Я имею в виду, в прямом смысле слова. Что он такого сделал?
– А? – не сразу понял Егор. – Да… Он одному цыгану лошадь не подковал, обозвал его чертом. Тот торговался долго, цену платить не хотел! Ну вот и получилось…
– М-да, бывает, – сказал Винченце. – А какая цена была?
– Шесть всего…
– Вот и зря ты его, значит, от работы берег. Давно б обратно человеком стал, только и нужно было шесть полей вспахать. А сейчас уже избалованный стал, не знаю, захочет ли обратно к людям идти… – Он, прищурив глаза, обернулся на настороженно замершего за плетнем коня.
– А как же быть? Так до смерти будет… – расстроился кузнец.
– Ну можно кое-что попробовать, – и, поманив к себе пальцем, зашептал что-то в самое ухо.
Феликсу не спалось, проворочался до рассвета. Чтоб не потревожить похрапывавшего в той же горнице Серафима Степановича, он неслышно встал, оделся и вышел.
Яркие лучи поднимающегося над горизонтом солнца гнали ночную тень в сырые от росы овраги. Высоко в бирюзовом небе метался, пел жаворонок. Остро пахло мокрой травой и распускающимися цветами. Ежась от свежей прохлады, Феликс прошел по тропинке до самой опушки леса. Обернувшись, посмотрел на спокойную, мерцающую бликами зеркальную гладь реки, на ослепительную корону восхода.
Феликс почему-то ни капли не удивился, когда из-за деревьев, из холодной зеленоватой тени, вышел итальянец.
– Salve!
– сказал Винченце. – Я надеялся, что ты придешь. Я ждал тебя.
– Бон джорно, – улыбнулся Феликс.
Он окинул маркиза взглядом – шпага у бедра, роскошный мундир, черный бархат, как беззвездная зимняя ночь. И в руках свернутый кулечком большой лист лопуха, полный спелой земляники.
– Уезжаю, пришел попрощаться, – объяснил Винченце, предложив Феликсу ягоды. Тот взял горсточку, кивнул:
– Мы тоже сегодня уедем.
– Я знаю. Все-таки не хочешь со мной?
Феликс покачал головой.
– Зря! – сказал Винченце, отправляя в рот еще пару ягод, взглядом проводив низко пролетевшую над лугом стрекозу. – С нами у тебя было бы большое будущее.
– Стать охотником и всю жизнь убивать оборотней?
– Не только. Еще можно следить за порядком в мире, чтоб простые смертные жили в покое и счастье. Останавливать войны, предотвращать революции и катастрофы. Много можно чем заниматься – на пользу Вселенной вообще и своей души в частности.
– Не уверен, что я настолько смогу быть полезен миру.
– Зря, – повторил Винченце. – Я вот тоже сильно сомневался, что получится тебя оживить. Но ведь удалось, правда?
– Я что, теперь бессмертен?
– Вовсе нет. – Феликс вздохнул с облегчением. – Но если хочешь, я открою тебе секрет, и ты будешь жить пусть не вечно, но бесконечно долго, – добавил Винченце, вновь передав ему ягоды.
Феликс подумал, что ослышался:
– Мне? Зачем?
– Просто так, – пожал плечами тот. – Ты мне понравился, дядюшке Джеймсу тоже. Так почему бы нет? Или тебе не интересно?
Феликс промолчал.
– Странно, – продолжал Винченце, усмехнувшись, – но наши оборотни каким-то образом угадали верно. Помнишь, как эта сумасшедшая брюнетка умоляла ее укусить? Она думала, что я вампир. Я, представляешь? Да я их терпеть не могу!.. Но, как ни удивительно, она обратилась по верному адресу. Я действительно смог бы сделать ее бессмертной. Если б захотел. Кстати, Феникс, – засмеялся он, раздавив в пальцах земляничку, – представляешь, я тут недавно подрался с парочкой настоящих вампиров. Так вот, оказалось, что до этого я был почти у них в руках, причем совершенно пьян! Я даже не помню этого. И вот я дрался с ними и думал: что, если они еще тогда меня покусали, то как же мне с ними справиться?! Понимаешь, бессмертный вампир – его ведь ничем не убьешь!.. Но нет, обошлось. Они, видите ли, пьяных кусать не любят, им невкусно.
Винченце обернулся к нему, и Феликс кивнул, натянуто улыбнулся.
– Ты еще молод, – посерьезнев, сказал Винченце. – Ты еще успеешь правильно все оценить, понять, на что ты потратишь вечность. Вот твоему Серафиму Степановичу я бы, например, тайну не открыл. Ему уже некогда думать, смерть к нему слишком близка, и страх, как у всякого живого существа, затмит разум и подчинит все желания. Вот ты – другое дело. – И сдул с крупной ягоды прилипший листик.
Феликс с унынием посмотрел на прозрачные под лучами солнца, словно стеклянные бусы, ягоды.
– А ты, – спросил он, осторожно взвешивая слова, – как давно ты не можешь умереть?
– Очень давно, – сказал Винченце. – Иногда кажется, целую вечность. Но знаешь, я как-то привык. После того как рассорился с пра-пра-правнуком из-за женщины и порвал со своими потомками связь, я перестал тяготиться течением времени. Порой это даже забавно! Влюбляешься в какую-нибудь красавицу, бросаешь ее, когда она начинает подозревать кое-что, а когда возвращаешься – любимая вдруг выходит тебя встречать дряхлой старушкой. Е ridicolo, si?
– Значит, то, что ты сказал тогда, на берегу, что дрался с гладиаторами, это правда? Тебе сотни лет, ты не маркиз и даже, наверное, не итальянец?
– Эх, я слишком молодо выгляжу, – вздохнул Винченце не без тени кокетства. – Хотя многие дают мне еще меньше, чем ты, лет двадцать пять… Друг мой, слышал ли ты о городе Вавилоне? Конечно, слышал, и далеко не лучшие отзывы. В вашей главной книге о моем родном городе предвзятое мнение.
– Родном?
– Угу. Я там родился.
– И…
– Хочешь спросить, до пресловутой башни или после? – улыбнулся Винченце. – После. Я застал лишь грандиозные развалины и даже не очень уверен, была ли стройка на самом деле. Но скоро мы все это узнаем – слышал, археологи скоро собираются в те места на раскопки.
– И конечно, ты родился каким-нибудь наследным принцем? – пошутил Феликс.
– Мой отец был аптекарем, – покачал он головой, – так что страсть к гербариям мне досталась по наследству. Он держал лавку, торговал разными снадобьями. Он был мастером своего дела и неплохо зарабатывал, содержал семью – мать, меня и четырех моих старших сестер. Знаешь, при том что все это было в доисторические времена – если смотреть из сегодняшнего дня, – жилось вполне неплохо. Когда не знаком с каретами на мягких рессорах, поездами на паровой тяге, пружинными диванами и утренними газетами – как-то по ним и не скучаешь…
Когда я подрос, тоже стал помогать отцу в торговле, учиться семейному делу. И должен сказать, очень скоро в городе мне не стало равных в аптекарском мастерстве. Мне очень нравились все эти баночки, снадобья, порошки, благовония. Да, честно говоря, они мне и сейчас нравятся… Потом отец умер, и дело полностью перешло в мои руки.
И однажды на пороге нашей лавки появился странного вида человек. Это и был мой Учитель – алхимик по призванию, странник по натуре. Мою лавку он избрал очередным временным пристанищем.
В ту осень город охватил мор, сестры и мать заразились и стояли на краю могилы. Учитель пообещал спасти их, если я поступлю к нему в ученики. Так что у меня не было выбора…
Учитель был бессмертен. Но вечная жизнь для него была не даром, а проклятием. Кто его проклял, я не знаю, он не распространялся на эту тему. Он и стал алхимиком лишь с одной целью – найти эликсир бессмертия. Золото и пресловутый философский камень были ему безразличны. В поисках эликсира он перебрал всевозможные средства, изобрел разные зелья – среди них получались превосходные яды, которые он продавал особо нуждающимся за достойную цену. Так что человеком он был небедным, хоть богатства ему были не нужны. Он хотел умереть – единственно поэтому он искал эликсир. Изобретя его, он хотел понять сущность бессмертия и создать отраву для самого себя. Обычно он пробовал новые зелья на своих учениках. Немало пришлось перепробовать и мне. И однажды я обрел бессмертие.
Тогда Учитель перерезал мне горло – но рана затянулась, и я не умер. Алхимик очень обрадовался. Немедленно сделал противоядие – намешал, выпил и тут же умер.
Я остался наследником всего его состояния – всех рецептов и тайных знаний. И я владею секретом бессмертия, но состав противоядия, способный меня убить, мне неизвестен. Мой Учитель унес его с собой в могилу.
– Значит, тебя тоже невозможно убить?
– Ну почему же, наверное, существуют способы. Но, признаться, я особенно как-то не стремился это выяснить. В отличие от него, я своим даром жизни не тягощусь. И убивать по его примеру сотню невезучих учеников не собираюсь. Да, я считаю, что мне повезло. Так зачем плевать в лицо осчастливившим меня богам? – заключил он.
Ягоды наконец-то кончились. Скомкав опустевший лопух, Винченце выкинул его в заросли крапивы.
– Куда ты теперь? – спросил Феликс.
– Не слишком далеко, – ответил Винченце, – в столицу. Теперь, когда синьорина Глаша нашла недостающий компонент эликсира, мы все-таки попытаемся остановить назревающий в истории казус… Но ты непосвященный, я не могу тебе рассказать больше, – с лукавой улыбкой оборвал он себя. – И все-таки нет?
– Нет, – мотнут тот головой.
– Ну как знаешь, – сказал Винченце, поправив шляпу, – Non vi dico addio! Я не прощаюсь! Еще увидимся. Ci vediamo!
– Тогда до свиданья, – вздохнул Феликс.
Винченце кивнул и быстрым пружинистым шагом спустился по тропинке на луг. Конец длинной шпаги, раскачиваясь, сбивал пушистые метелки трав.
Феликс и Серафим Степанович уехали. Чуток поплакав, Глаша достала припасенный кувшинчик с отворотным зельем. И выпила – точно как велел Винченце. Спать легла с надеждой на скорое исцеление от сердечных ран.
И точно, зелье подействовало еще до наступления полуночи.
Всю ночь напролет до самого рассвета, с перерывами в полчаса-час, девушка металась белым призраком по двору – от избы до заветного чуланчика за огородом и обратно. Дедушка ворчал на хлопанье двери, нескончаемую беготню вверх-вниз по лестнице. Ачто она могла поделать?..
Зелье сработало. Поутру от любовной тоски и печали не осталось и следа. О высоких чувствах и томлениях Глаша и думать не могла. После зелья во всех отношениях и смыслах она казалась себе опустошенной внутри, точно перевернутый чугунный котелок. На рассвете она без сил упала на постель дедушки (до своей добраться уже не смогла) и забылась здоровым крепким сном.
Укрыв внучку одеялом, Иван Петрович, зевая, побрел доить буренку, которая тоже за ночь не выспалась.
Окончилось лето, прошла осень, следом промелькнула зима.
На Новый год сын кухарки Марфы в усадьбе фон Бреннхольцев получил посылку из Петербурга. В тяжелом ящике оказалась большая, в половину обеденного стола, поваренная книга с изысканными рецептами французской и итальянской кухни. Изучив тексты и картинки, немного потренировавшись, юноша вскоре смог с успехом заменить у печи матушку.
А после восхитительного ужина, один из гостей барона предложил организовать совместное предприятие – открыть ресторацию в самой Москве. Конечно, главным поваром назначили сына кухарки, безмерно счастливого.
По весне в Малые Мухоморы прибыл обоз – с мастерами, резчиками, плотниками, художниками, во главе с важным человеком – архитектором! К изумлению деревенских, мастера сообщили, что какой-то иностранный господин, любитель изящного и старинного, дал денег губернатору и указал на тутошнюю часовенку как на редчайший образец древнего искусства. Вот потому они здесь, потому и собираются отреставрировать сей памятник зодчества. Местные испугались непонятных слов, пожали плечами и решили – раз губернатор прислал, пусть что хотят, то и делают.
К осени часовенка восстала из обломков, точно сказочная птица Феникс из пепла. Золотистая, пахнущая свежим деревом, стружками, еще лучше, чем прежде.
Бывшая русалка, внучка бабы Нюры, осенью вышла замуж, в чем ей неплохо поспособствовало выплаченное фон Бреннхольцами приданое.
Проученный баронет наконец-то всерьез взялся за учебу. А вскоре, поняв, что гусаром быть совсем не так интересно, как свободным, обеспеченным дворянином, стал подыскивать себе хорошее место службы и невесту, завидную по всем параметрам.
Той же осенью, пока от дождей не развезло дороги, кузнец Егор съездил на ярмарку в город – да не в ближний уездный, а в самый губернский! Там, не считая деньги, он выбрал самую роскошную шубу. А на остаток купил еще белое модное платье с оборками, кружевные перчатки и большой китайский веер с пионами. Не забыл и про туфельки – на каблучке, с пряжками.
Конечно, Глафира его простила. Но не соблазненная подарками, а уж давно сжалившись над раскаявшимся другом, измученным ее безразличием, – его даже не обрадовало возвращение брата.
Но свадьбу она согласилась играть лишь через год. Пока что помирившаяся пара наслаждалась гуляниями под луной, чтением стихов (со стороны Глафиры) и внимательным слушанием и тяжкими вздохами (со стороны Егора). Но на святки Глаша потребовала себе новые узорчатые санки для катаний с ледяной горки.
ЭПИЛОГ
То ли правда – то ли нет,
То ли сказка – то ли…
– Бред какой-то, – пробормотал Феликс, зажмурясь и тряхнув головой.
Ему показалось, будто он видел за оградой монастырского сада мелькнувший пушистый хвост.
Чуть ранее, у ворот он заметил большого лохматого пса. Весеннее неяркое солнце блеснуло на золотистой шелковой шерсти. Собака посмотрела на Феликса, наклонив голову набок, и вдруг, сорвавшись с места, скрылась за углом трапезной.
– Не может быть, – сказал Феликс, возвратившись в собор.
Там он помогал братьям с уборкой, очень необходимой после слякоти долгой зимы…
Феликс не мог сказать, как он пережил эту зиму. Что-то смутное тревожило его по ночам, мешало жить, думать. Днем он пытался сосредоточиться на делах, на молитве – но совсем не к месту вдруг перед глазами всплывали летние воспоминания. В привычных стенах монастыря ему сделалось тесно, душно, тошно. Хотелось уйти куда-то, забраться на дерево, пробежать мягкими лапами по колючей, сочной траве… Он закрывал глаза – и уносился вдаль, туда, где можно быть свободным как ветер, летать, перепрыгивая с ветки на ветку. Туда, где кто-нибудь ласково потреплет по плечу, погладит по рыжеватой пятнистой шерсти… Порой ему до ярости хотелось снова стать зверем. В такие минуты братья косились на него с недоумением и… опаской. Пеняли ему на ставший скверным характер. Но он и сам понимал, что сильно изменился. Только загружая себя делами, он мог сколько-нибудь отвлечься, рухнув ночью на постель, забыться сном без тревожащих сновидений…
Нет вещи более унылой, чем витраж в пасмурный день. С помощью высокой лестницы Феликс залез на самую верхотуру, чтоб протереть разноцветные стекла оконного витража, когда в храм вошел Серафим Степанович.
– А, вот ты где! – увидел его старец. – Эк куда забрался. Слезай, сокол-птица! Там пришли, тебя спрашивают.
Феликс замер со шваброй в руках. Опять началось?..
Приводить себя в порядок было некогда, только штаны от паутины отряхнул и растрепавшиеся волосы пригладил.
А в собор уж, громко цокая каблучками по каменным плитам, вошли две девушки – барышня и служанка.
– Вот, мамзель Перинина, тот, о ком вы интересовались, – представил его Серафим Степанович.
– Феликс Тимофеевич? – спросила девушка, с сомнением вглядываясь в раскрасневшееся от прыганья по верхам лицо молодого человека.
Ему же разглядывать стоявшую перед ним барышню не было надобности, он ее сразу узнал – по выбившейся из-под ажурного платка светлой прядке, по звонкому голосу, по сияющим ярче витража глазам.
– Да, это я, – кивнул он.
Серафим Степанович, деликатно кашлянув, отошел на приличное расстояние.
– Я не знаю, помните ли вы меня, – начала было девушка, но Феликс ее перебил:
– Разве я мог забыть?.. То есть я прекрасно помню события прошлого лета, уж очень необычным оно выдалось. И вас, сударыня, я видел не однажды.
– А я не видела вас ни разу, – улыбнулась Перинина. – Я только недавно узнала, что вы для меня сделали. Наташа рассказала, как вы предупредили тогда, чтобы я не приходила на озеро…
– Да я сама понятия не имела, что это за кавалер! – встряла служанка. – Такой конфуз! Я вас и не разглядела в темноте. Так романтично было, прям как в романе!..
– Я хотела бы поблагодарить вас от всей души, – сказала «госпожа русалок», беря Феликса за руку. – Вы спасли мою честь…
– И репутацию, – подсказала Наташа.
– И меня саму. Не знаю, что бы со мной могло случиться, если б не вы.
– Точно-точно! – подтвердила Наташа. – Потом-то всем стало ясно, что за фрукт этот молодой фон Бреннхольц, что он девушек дюжинами похищает, ловелас негодный!
– Не стоит, я сделал ровно то, что должен был, – попытался отбиться от пылких девушек Феликс, высвобождая руку и отступая на шаг назад. – Любой, окажись он на моем месте, поступил бы так же.
– Ах, не любой! Не преуменьшайте свои заслуги, – строго сказала Наташа.
Признаться честно, Феликс попросту сбежал, предоставив посетительниц Серафиму Степановичу. Девушка, которой он любовался издалека, в действительности оказалась не такой, как ему думалось. Нет, она была прекрасна собой, мила – но совсем уже не та, кого он видел на берегу озера. Да только кто в этом виноват – расстояние или прошлогодние сказочные ночи?..
Двумя часами позднее, когда на заднем дворе Феликс выбивал пыль из длинной ковровой дорожки, что по праздникам стелили перед алтарем, он вновь кому-то понадобился.
На сей раз его позвал отец-настоятель. Зайдя к нему в кабинет, Феликс замер у порога – к нему опять пожаловала девушка. Красивая, очень юная, почти девочка. Ее сопровождала старая бабка – нянька или тетушка. Увидев его, девушка заплакала, молча роняя крупные слезы с густых ресниц. Следом зарыдала тетка, всхлипывая, сморкаясь в большой платок.
– Феликс, подойди, пожалуйста, – сказал отец Тимофей.
По серьезному тону стало ясно, что случилось что-то необычное и важное.
– Присядь. – Игумен указал на стул.
– Я постою, – ответил тот.
– Как хочешь, – отмахнулся отец Тимофей. – Тут серьезный вопрос возник. Как бы сказать… Вот сия барышня утверждает, что ты ее брат.
Феликс сел.
– А похож-то как на батюшку покойного! – всхлипнула тетка.
Феликс не мог, не смел поверить в услышанное. Оказалось, сидевшая перед ним девушка – его сестра. А он – сын ее недавно почившего отца, рожденный от замужней любовницы.
– Батюшка нам только перед самой кончиной признался, – рассказывала девушка, глотая слезы. – Он раньше молчал, потому что матушка была жива. А тут и матушка померла, и батюшка за ней…
В общем, она осталась совершенно одна – на всем белом свете. И конечно, разыскать пропавшего родного брата стало для нее первейшей целью.
– Батюшка сказал, они младенчика в монастырь отослали. Только не сказал, в который. Он сказал, в ту ночь буря была, ребенок мог простудиться и помереть. Потому он потом его и не искал, думал, что зря. А младенчика тогда завернули в батюшкин платок с вензелем, он большие любил, как салфетки…
В доказательство, девушка положила на стол сложенную углом тряпицу. На платке были вышиты инициалы «ФТВ». Серафим Степанович, которого чуть ранее игумен отослал из кабинета, подошел и положил рядом точно такой же, с такими же буквами и узором. Взглянув на них, отец Тимофей помрачнел совершенно.
– Ну что ж, это не оставляет сомнений, – пробормотал он, нервно пожевав ус.
– Братец! – всхлипнула, услышав это, девушка и бросилась Феликсу на шею. – Как я тебя долго искала!..
Тут же заголосила тетушка.
Переждав шквал эмоций и тоже высморкавшись, отецнастоятель пригласил всех в трапезную, отобедать.
– Успокоимся, поговорим, поразмыслим, как быть, – предложил он.
Девушка покачала головой:
– Я всю ночь не спала, просто на ногах не стою от переживаний. Мы в селе остановились, у одной милой женщины. А в карете меня друг ждет. Братец, – обратилась она к Феликсу, – ты не проводишь меня до ворот?..
Они вышли за монастырскую стену; повиснув у него на руке, девушка молчала всю дорогу, ни о чем не спрашивала, только счастливо заглядывала снизу вверх ему в глаза. Феликс довел ее до ожидавшего за воротами дорожного экипажа, подсадил, помог взобраться по ступенькам. Обернувшись, новообретенная сестра улыбнулась ему из темной глубины, пожала ладонь холодными пальчиками. У Феликса екнуло сердце от этого прикосновения.
– Ах, я же вас не представила! – спохватилась она вдруг, – Брат, это Викентий Романович Ронов, мой хороший друг. Это он помог мне тебя отыскать.
Феликс повернул голову – в сумерках кареты на него смотрел Винченце. В английском костюме с плотным галстуком под белым воротничком, с коротко подстриженными кудрями, золотистой бородкой клинышком, темной полоской усов над губой, со смеющимися глазами. В ногах у него сидел лохматый пес золотистой масти.
– Очень рад знакомству! – воскликнул Винченце.
Феликс отшатнулся от дверцы. Тот же, легко выпрыгнув из экипажа, крепко пожал ему руку, похлопал по плечу.
Пес радостно выскочил следом, завилял хвостом, облизал Феликсу ладонь, поймав врасплох.
– Пройдемся? – предложил Винченце, кивнув на рощу перед стеной монастыря.
– Что все это значит? – с негодованием спросил Феликс, едва они отошли от кареты. – Маскарад? Игра?
– Нет! Niente affatto!
– замахал на него руками Винченце, – Девица настоящая, и тетушка ее тоже. Несчастная сирота, юная и глупая. Осталась совершенно одна на всем свете, с огромным наследством и безграничным доверием к людям. Тебе ее не жалко?
– Ты решил ее одурачить? – вспыхнул Феликс.
– Что ты говоришь? Как бы я мог?! – оскорбился Винченце, потрепав подбежавшего пса по пушистому загривку. – Я решил ей помочь. Ты не поверишь, но у нее действительно был батюшка, богатый промышленник, а у батюшки любовница, а у любовницы родился ребенок. Проблема лишь в том, что этот ребенок был девочкой, и девочка умерла в первую неделю жизни. Назвали ее, как и тебя, согласно инициалам на пеленках – Фекла Тихоновна Воронцова. Правда, даже окрестить не успели. Но неужели ты будешь придираться из-за подобных мелочей?
Феликс от возмущения не нашелся, что ответить.
– А что пеленки одинаковые, тоже легко объяснимо. Рисунок вензеля взят из двадцатилетней давности модного журнала по рукоделию – если покопаешься в архивах библиотек, найдешь там всю азбуку! Вместе с изящными птичками, цветочками и прочими бабочками, которые тогдашние барышни навышивали сотнями на чем только можно, – продолжал он с поразительно невозмутимым видом. – Наверняка и твоя матушка скопировала завитушку оттуда же, мечтая дать тебе красивое имя.
– Но ведь это неправда!..
– А где доказательства? Ты все-таки говорил со своим аббатом? Он признался?
– Нет, я не смог… Да и не нужно мне этого. Если б что-то было, он бы мне давно рассказал…
– Он тебе ничего не скажет! Они все одинаковые – все годы будут молчать, а у гробовой доски раскаются, станут прощения просить за испорченную жизнь – твою, заметь! И как ты станешь называть такого человека отцом? Монаха, который предал не только тебя – но и твою мать, совратив ее на исповеди, и самого Господа Бога, нарушив данный священный обет! – сказал Винченце, воздев перст к небу.
– Ты утверждаешь…
– Да, именно! – отрезал он. – И поклянусь чем хочешь!
– Не могу поверить, – потерянно отозвался Феликс.
– Истинная правда!.. Определенно, тебе нужно принять сестренку. Во-первых, спасешь девчонку от грязных лап и от собственной ее же глупости. А во-вторых, отомстишь за многолетнее вранье аббату. Ты просто обязан это сделать! Хотел бы я посмотреть на его физиономию, когда ты объявишь о своем уходе в новообретенную семью. Конечно, я понимаю, – продолжал настаивать Винченце, – ты не хочешь покидать монастырь, тебе тут привычно и спокойно. Но как быть с этой девушкой? Ты ее последняя надежда – и ты ее бросишь? Как сделали все ее родные? Тетка ее тоже долго не протянет. Если не ты – то кто, кто же позаботится о ней? Хочешь отречься из-за каких-то непонятных принципов и оставить ее на произвол судьбы? Хорошо, пусть! Но учти, желающих завладеть ее наследством уже больше чем достаточно. Они только и ждут момента, чтоб обвести ее, выдать замуж за какого-нибудь пьяницу – и в конце концов выгнать из собственного же дома на улицу. Ты этого для нее хочешь? Не думай о себе, подумай о девочке! Ты ее единственное спасение, angelo custode
, посланный судьбой…
– Хватит, – сказал Феликс.
– Va bene, si fara come vuoi
,– покорно согласился Винченце.
Они вернулись к экипажу. Впереди бежал пес, то и дело останавливаясь, оглядываясь на них.
Винченце молча пожал Феликсу руку, сел в карету.
Девушка высунулась из дверцы, наклонилась к Феликсу:
– Братец, милый, приходи к нам вечером на чай? Мне так много нужно тебе рассказать!
– Хорошо, – выдавил из себя Феликс.
Девушка счастливо засмеялась, помахала в окошечко рукой. Винченце кивнул ему.
Глядя вслед уезжающему экипажу, Феликс подумал, как же это просто получилось. Решившись, он вдруг почувствовал невероятное облегчение, спокойствие и уверенность. Не для себя и не ради Винченце, правда, он станет для этой девушки братом. Все равно терять ему нечего, а вернуться в эти стены он всегда успеет, впереди еще целая жизнь…
– Ну как я держалась? – спросила девушка. Покачиваясь на мягком сиденье, она разглядывала себя в круглое зеркальце карманной пудреницы.
– Великолепно, – коротко отозвался Винченце, задумчиво почесывая за плюшевым ухом разлегшегося на коленях пса.
Май 2006 – май 2008
Примечания
1
Здесь и далее по тексту источник – из собраний маломухоморского фольклора
()
2
Вот это да! (ит.)
()
3
дружище (ит.).
()
4
Что тебе нужно? (ит.)
()
5
подумать только (ит.).
()
6
«Пират» (1821) – роман Вальтера Скотта, «Ренегат» (1822) – Шарля л'Арленкура, «Удольфские тайны» (1794) и «Итальянец» (1797) – романы Анны Радклиф, «Мельм от Скиталец» (1820) – Ч. Р. Метьюрина, «Вампир» (1819) – новелла Джона Полидори, «Монах» (1795–1796) – М. Г. Льюиса.
()
7
Южноафриканские мангусты с личиками как у лемуров и четырехпалыми лапками. Очень миленькие зверики.
()
8
лягушка-квакушка (ит.).
()
9
дорогой друг (ит.).
()
10
Комаров здесь до черта! (ит.)
()
11
это невозможно (ит.).
()
12
Поспешим же! (ит.).
()
13
если вам угодно (ит.).
()
14
Доброй ночи (ит.).
()
15
По-моему, он прав (ит.).
()
16
Какой красивый цветок! (ит.)
()
17
Неужели? (ит.)
