Текст книги "Русалки-оборотни"
Автор книги: Антонина Клименкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Винченце стер ладонью багровые подтеки с мертвенно-белой кожи, пощупал пальцами жилку на шее, еще раз послушал, не бьется ли сердце, на секунду приложив ухо к холодеющей груди – золотистые локоны скользнули по за стывшему лицу, губам, прядки потемнели, впитав капли крови.
Движения его были четки и быстры, только пальцы чуть подрагивали, выдавая напряжение. Брови сдвинуты, лицо точно окаменело в суровой решимости. Взявшись обеими руками за рукоять, размахнувшись, точным ударом он вонзил тонкое лезвие ровно под сердце. Снова струйкой брызнул алый ручеек. Прильнув губами к ранке у клинка, он вытянул кровь, отвернувшись, быстро сплюнул. Придерживая кинжал, другой рукой достал из внутреннего кармана флакончик – тот самый, из найденного ларца. Выдернув зубами пробку, приставил горлышко к лезвию, чуть повернул клинок – и капля за каплей влил густое, маслянистое зелье в рану. Последнюю капельку, повисшую на стеклянном горлышке, удержал. Очень медленно вытащил кинжал – и капнул на рану сверху.
Вздохнув, Винченце выпрямился, смахнул ладонью пот со лба, небрежно вытер узкий клинок о подобранный с земли кусок шкуры.
Глаша ахнула, сдержав рвущийся с губ крик. Не смея верить, она увидела, что рана от кинжала затянулась, оставив короткий белый шрам. Вокруг нее по коже разлилось золотистое, едва заметное глазу сияние, все рваные борозды, оставленные клыками и когтями оборотня, исчезали, разглаживались… Тело чуть ощутимо дрогнуло, потом сильней. Судорожный, через силу вдох – и к Феликсу вернулась жизнь.
– Живой?! – всхлипнула Глаша.
– Живой, – устало кивнул Винченце. – Только не прикасайся, не трогай его. Не разбуди. После такого он должен проспать еще сутки. А лучше неделю…
– Пойдемте ко мне, – позвала Глаша. – Вам ведь тоже крепко досталось, надо перевязать.
– Не беспокойтесь, синьорина, – отмахнулся Винченце. – Если еще часок подождать, от них и следа не останется, на мне все как на собаке заживает.
Но все-таки позволил себя увести.
Егор-кузнец очень осторожно, под заботливое шипение Глаши, перенес Феликса в деревню, в дом к Марьяне. Увидев их, та не стала терять времени на расспросы, немедля принялась хлопотать, заваривать травы, готовить компрессы и прочее. К ней присоединился разбуженный шумом Серафим Степанович: немного поохав, поругав Глафиру за скрытность, он безропотно поступил к хозяйке в помощники.
Посмотрев на поднявшуюся суету, Винченце только усмехнулся – теперь за Феликса можно было не волноваться, он попал в заботливые руки.
Глаша тоже почувствовала себя здесь лишней и, вздохнув, вновь подставила плечо Винченце.
Вообще-то Винченце сказал правду: с каждой минутой раны беспокоили его все меньше. Но тем не менее он не нашел в себе сил отказать девушке в возможности проявить трогательную заботу. Приобняв ее за талию, послушно отправился с ней.
Они пошли напрямую, по берегу. Винченце щурился на разлившийся на горизонте, над чернеющим лесом, румянец зари. По кустам, по деревьям уж вовсю перепархивали утренние пташки, во дворах на заборах и крышах распевали петухи. Затрубил, разнесся под кристальным сапфировым небом рожок пастуха.
– А здорово вы с револьвером умеете обращаться, – сказал он. – Если б не вы, Феликсу б несдобровать. Оторванные головы я пришивать не умею… Где вы научились стрелять?
– В прошлом году с дедушкой в город ездила, – сказала Глаша, отогнав представившийся от его слов ужас. – Дедушка меня в шапито сводил, и там один циркач в другого стрелял – стоял на руках вниз головой, а пальцем ноги курок нажимал. Я и подумала – если он ногами может, я уж руками как-нибудь…
Она поймала на себе заинтересованный взгляд, какой-то непонятный – то ли насмешливый, то ли ласковый. И когда она взглянула в ответ, Винченце не сразу отвел глаза. Глаша отчего-то смутилась, залилась румянцем краше зорьки.
– Синьор Винченце, – спросила она. – А что же это за зелье вы там… Ну Феликсу… Оно очень редкое, да?
– Очень, – подтвердил Винченце, зевнув, прикрыв рот ладонью. – Из-за него я сюда и приехал. Это был единственный флакон во всем мире, больше нету.
– А почему? Рецепт потерялся?
– Нет, рецепт-то я помню. Просто для него травка нуж на особая, без нее никак. Причем она в составе не основная, не главная, ее совсем крупинку и нужно, чтоб Другие ингредиенты заработали! А она исчезла, пропала.
– Куда исчезла?
– Вообще извелась. Вытоптали, выкосили, повыдергивали, коровы с козами сжевали, – вздохнул Винченце. – Была – и не стало. С вами, людьми, всегда так – чего вы не знаете, того вам и не надо. А раз не надо – так не жаль и уничтожить… Так что провалилась моя миссия.
Глава 15
Зелья отворотного
Наварю я впрок —
Прибывает на зиму
К нам гусарский полк.
Позже, ближе к вечеру, разговор о травах продолжился. Сходив проведать Феликса, но не пустив к нему Глафиру, Винченце заявил, что отправляется в лес за травами. Из них он приготовит еще одно зелье, которое Феликса окончательно поставит на ноги. Изнывающая девушка увязалась за ним с большой корзиной.
Они медленно брели по тропинке, и Винченце в который раз поразился, до чего ж эта прогулка отличается от вчерашней. Сегодня лес был пронизан солнечным светом, воздух звенел птичьими трелями, над цветами на полянках гудели шмели, пчелы. Стройные белоствольные березки выстроились хороводом. Между ними густо зеленели скромные елочки в пушистых малахитовых сарафанах. Небо чистой голубизной светилось лоскутками в просветах над головой.
Глаша бросила корзину и подбежала к весело журчавшему в низинке ручейку, зачерпнув горсть воды, плеснула себе в лицо:
– Ой, жарко сегодня! – засмеялась, и Винченце не мог не улыбнуться в ответ. – Ой, гляньте-ка, сколько тут земляники! – восхитилась она, заметив на полянке за ручьем россыпи алых искр на ковре изумрудных листьев.
Не удержавшись, подоткнула подол и принялась собирать крупные ягоды: наберет в горстку на ладонь – и в рот. Все губы соком измазала…
Полюбовавшись, Винченце тоже опустился на колени. Так они и встретились – посреди полянки, потянувшись за одной ягодой. Засмеявшись, Глаша отдернула руку. Сорвав земляничку, Винченце вложил ей в ладошку.
– Да ну вас, будто ягод мало, – смутилась она, протянула обратно.
Он захватил ее руку в свои ладони и губами взял ягоду, поцеловав липкие от сока, сладко пахнущие пальцы. Глаша покраснела еще больше, опустила черные ресницы.
– Зачем вы так, – пробормотала она едва слышно.
Он порывисто покрыл ее руку поцелуями, прижал к груди, к быстро забившемуся сердцу.
– Ma поп posso…
Я должен сказать вам, Глаша! – заговорил он, не помня себя от этой вдруг нахлынувшей, задурманившей голову сладости. – Я не могу не признаться… Е superiore alle mie forze. Vi amo!
– С первого взгляда, как только увидел вас, я не могу вас позабыть! – продолжал он, не в силах остановить поток чувств. – Я знаю, это звучит странно и глупо, но я боялся вам признаться. Я и сейчас боюсь – боюсь, что вы откажете, не захотите меня понять…
– Как красиво это у вас получается, – сказала Глаша, опустив глаза, но не отнимая руку, – как стихи читаете.
Винченце вдруг понял, что от волнения перешел на итальянский. И заговорил по-русски – не без труда, чуть запинаясь на словах:
– Я сказал, что люблю вас, – повторил он тихо.
Глаша удивленно взмахнула ресницами, подняла на него лучистые, сияющие, как небо, глаза:
– Полноте! Что вы такое говорите!
– Правду, клянусь! – жарко шепнул Винченце. – Я не могу предложить вам свою руку и имя. Но мое сердце будет безраздельно принадлежать вам. Я подарю вам свою преданность, положу весь мир, любые богатства и целую вечность к вашим ногам. Я буду заботиться, оберегать вас до тех пор, пока вы сами не оттолкнете меня, не захотите уйти. Я не могу обещать вам тихую семейную жизнь, уютный дом, спокойную старость и не умру с вами в один день, как пишут в романах. Но со мной вы увидите весь свет, побываете в разных уголках мира, проживете полную жизнь…
– С приключениями? – улыбнулась она.
– Больше, чем можете себе представить, – кивнул он.
Она отвернулась, нерешительно покачала головой:
– Боюсь, я не смогу, – прошептала она. – Не обижайтесь! – обернулась она к нему, и от этих сверкнувших глаз у него внутри все сжалось, сладко заныло. – Вы хороший, Винченце, красивый, ласковый… Любая девчонка или барышня на моем месте не сумела бы вам отказать! Но я… Я не могу, – повторила она, извиняясь, робко взглянула на него. – Как же я уеду, брошу всех тут, дедушку, Василия…
– Василия? – улыбнулся Винченце.
– Угу, – кивнула она.
– А если б не я… если б он позвал вас за собой? – спросил Винченце.
Она поняла, кого он имеет в виду, смутилась еще больше, ответила чуть слышно:
– Не знаю… Наверное, не стала бы и думать. Но ведь он не позовет? – На ресницах задрожали хрустальные капли слез.
Винченце не стал сдерживаться. Привлек ее к себе, прильнул губами к ее пахнущим земляникой губам. Поцелуй длился мгновение – или вечность.
Отстранившись, Глаша, прикрыв глаза, покачала головой:
– Нет, не помогло… Я, наверное, глупая? Что он против вас? Он ведь на меня и не смотрит. Поправится вот и уедет, забудет обо мне. А я буду помнить? Что мне делать? – спросила она, и в голосе прозвенело отчаяние.
– Я помогу вам, – вздохнул, поднявшись с колен, Винченце.
– Как это? – подозрительно отвела протянутую руку Глаша.
– Не беспокойтесь! – засмеялся он на ее сомнения. – Я приготовлю для вас зелье. Но не filtro amoroso
, околдовывать против воли я вас не собираюсь. Наоборот…
– Отворотное? – подсказала с надеждой Глаша.
– Именно. Выпьете – и забудете свою безответную любовь как не бывало, – пообещал Винченце.
– Совсем-совсем?
– Нет, но печали на сердце не останется, – сказал он и снова тяжко вздохнул.
– Ах, не надо! Только не переживайте так! – воскликнула Глаша, бабочкой вспорхнув с земли, подхватив корзину, – Если хотите, давайте вместе этого зелья отворотного напьемся?
– Нет, благодарю. Я предпочитаю в незамутненном виде сохранить, как драгоценности, в своем сердце все чувства, пусть и неразделенные…
– Не унывайте, вас-то я никогда не забуду, обещаю! – перебила, лукаво улыбаясь, Глаша – и показала, точно фокусник, вынув из кармашка передника, медальон на цепочке с миниатюрным портретом.
– Откуда он у вас? – изумился Винченце.
– Ариша утром на берегу озера нашла, – похвасталась девушка. – А я у нее на качели выменяла. Знаете, какие мне Егор красивые качели сделал? Как на картинке! Мы как раз повесить не успели, вот теперь будут у нее в саду висеть…
Для двух зелий они набрали целую корзину разной травы, листьев, цветов. Вернувшись домой, Глаша вывалила все ворохом на стол, разожгла печь, поставила на огонь два горшочка с водой. С первым, предназначенным для Феликса, Винченце разобрался быстро – побросал травы в воду, помешал деревянной ложкой, попробовал и, накрыв крышкой, оставил настояться.
СО вторым, отворотным, Глаше пришлось помогать – побегать на огород за недостающими компонентами, самой размешивать, следить, чтоб не перекипело. В общем Винченце только командовал:
– Еще для отворотного зелья нам понадобится высокая такая трава с розовыми цветочками, названная в честь какого-то Вани.
– Иван-чай?
– Он самый. Еще нужен укроп, кусочек свеклы для красоты…
– Может, кусочек побольше? Красота бы не помешала.
– Пусть будет целая! И добавьте пару морковок.
– Это ж суп выходит?!
– Вовсе нет. Морковь и укроп еще древние греки использовали для разжигания любовной страсти. Мы же используем для обратного… Так, и принесите еще, per favore, пучок арлекина, он у вас в огороде под смородиной растет. Да, пожалуй, и ее захватите, пару листиков для запаха.
– Арлекина? Это еще что за овощ?
– Это не овощ, это пряность. Вы зовете ее, как своего любимого ярмарочного клоуна.
– А, петрушка!
– Non ne faccio alcuna differenza…
Давайте, поживей! Зелью нужна строгая точность компонентов. – Сказав, зачерпнул ложкой, попробовал, причмокнув: – Что-то не сладко получилось. Может, собачьей розы переложил?..
Ага, чуть не забыл плоды гномьего дерева и пыльцу эльфийского жемчуга! Глафира, несите!
– Да где ж я возьму?!
– Не прибедняйтесь, вон на полке, что там стоит?
– Черничное варенье.
– Сгодится, гномы не обидятся, что вареное. А эльфийский жемчуг у вас в красном углу за лампадой засунут.
– Там только ландыши, и то сушеные!
– Ничего, главное, чтоб пыльца осталась. Вы его много трясли? Подойдет… Нет уж! – взвизгнул он, отскочив от печки – и от подсунутого под руку сухостоя. – Мне этого не надо – положите в горшок сами!.. – Ну а теперь, – подвел он наконец-то итог, – теперь это нужно отнести на холод. Пусть настоится три дня и три ночи, а после можно принимать. Процедите через сито и пейте – чашку после ужина и две чашки строго перед сном. С утру от несчастной любви и следа не останется – не то что в сердце, в кончике ногтя. Проверенное средство, всегда безотказно срабатывает.
– А что ж эти три дня – я мучиться должна? – надула губы Глаша.
– Нет, дорогая синьорина, вы будете наслаждаться чистым, хоть и невыразимо грустным чувством, понимая, что больше такого с вами не повторится никогда в жизни. Поэтому, пока предмет ваших страданий будет рядом, дорожите каждым мгновением. А вот когда он уже вас покинет, тогда-то зелье это и облегчит вам горечь расставания. Но только тогда и только как я сказал! Иначе не будет эффекта, – строго добавил он.
Делать нечего, Глаша согласилась дорожить сердечными муками…
– А это что? – спросил он вдруг, взяв со стола последнюю, оставшуюся неиспользованной подвядшую травинку.
– Не знаю, – пожала плечами Глаша. – Видно, вместе с каким-нибудь цветком сорвалась. Сорняк какой-то, выбросьте.
– Выбросить?! – заорал Винченце. – Да ты хоть понимаешь, что это такое?! Это то самое сокровище, из-за которого я здесь убил столько времени! Это та травинка, в поисках которой я облазил в здешних местах все заросли, повстречался со всей крапивой, ободрал все колючки!.. – Бог ты мой! Неужели это она?! – воскликнул Винченце, в восторге потрясая чахлой былинкой.
– Что в ней хорошего, в траве вашей?
– Это и есть недостающий компонент эликсира бессмертия! – заявил маркиз, трепетно заворачивая былинку в кружевной платочек и пряча в нагрудный карман. – Это бесценное растение, невероятно хрупкое. В Европе оно давно перевелось. Я думал, его вовсе не осталось в природе! Человечество возделывает пашни и сады, заботясь о том, что считает для себя полезным, и уничтожая все, в чем не видит практической ценности. И вы никогда не обретете бессмертие, – укорил он Глафиру, – потому что всегда пытаетесь перекроить мир под себя!..
– Правда, что ли? – спросила она с уважением и недоверием.
Глава 16
Леший наш как соловей
Утро все поет —
Спер у ведьмы пять рублей
И в кабак идет!
Зелье и вправду помогло Феликсу быстро поправиться. Через два дня он уже смог подняться с постели. А еще через день Винченце прислал за ними коляску.
На этот вечер Винченце назначил большой simposio. В гостиной у барона фон Бреннхольца собралась разнообразная публика. Присутствовал сам барон, баронесса. Их сын сидел тут же, насупившись, не глядя на фланирующего по зале меж гостей итальянца. Впрочем, Винченце тоже не обращал на бывшего приятеля внимания.
Для господ слуги расставили кресла и стулья, челядь выстроилась у дверей, тихо шушукаясь, жадно прислушиваясь к разговорам. Все это до странности напоминало недавнее театральное представление в честь именин хозяйки, с той лишь разницей, что не пригласили соседей-помещиков, да никто не вырядился в маскарадные костюмы.
Зато присутствовали персоны поважней.
Днем ранее в усадьбу прибыл долгожданный лорд Дэкстер – шотландский дядюшка Винченце. Даже не отряхнув дорожную пыль с одежды, он прямо с порога принялся громогласно отчитывать своего непутевого племянника. Опешившим хозяевам единственно не пришлось краснеть, потому как ругался лорд Дэкстер на незнакомом им английском языке, хоть и с шотландским рычанием. На удивление, Винченце выслушал гневную тираду родственника с совершенной невозмутимостью. А вместо оправданий пригласил пройти в библиотеку, полюбоваться на собранный им гербарий. Поджидавшие под дверью барон с супругой подивились, насколько дядюшка-лорд уважает, оказывается, ботаническую науку. Безмолвная демонстрация сушеных листиков и цветочков мгновенно смирили гнев дяди и привели в полнейшее благодушие. Покинув библиотеку, лорд Дэкстер на робкое обращение хозяйки милостиво согласился не только откушать чаю, но даже задержаться с визитом на пару дней…
Также одним из последних в гостиную вошел отец Тимофей, настоятель родного монастыря Феликса. Игумена сопровождал староста Малых Мухоморов. Увидев дедушку, Глаша бросилась было к нему, но, смутившись важного чернобородого священника, подошла чинно, не бегом.
– Батюшки, как выросла! Невеста! – благожелательно прогудел игумен, благословив поклонившуюся девушку.
Оглянувшись на вновь прибывших, Винченце поспешно переместился в другой конец залы. Усевшись на подлокотник кресла, где сидел лорд Дэкстер, беседовавший с хозяином на ломаном французском, итальянский племянник зашептал ему что-то на ухо, косясь на отца-настоятеля. В ответ дядюшка кивнул и, не прекращая вежливой беседы, тоже взглянул на священника как бы вскользь.
После, в течение вечера, Феликс будет неоднократно ловить на себе подобные оценивающие взгляды этой парочки, как будто сравнивающей его с крестным отцом. Винченце даже, не скрываясь, подмигнул ему, непонятно отчего весело…
Как объяснил игумен – густой бас разнесся по гостиной, – они совершено не предполагали сюда заезжать, направляясь в дальний, расположенный за озером скит. Но проехать мимо не позволила поджидавшая на перекрестке ватага мальчишек.
– Что тут у вас за собрание честного народа? – полюбопытствовал отец Тимофей. – Чудо какое случилось аль явление феноменальное? Неужто леших с русалками поймали? – и, посмеиваясь, пихнул локотком в бок старосту.
– Сама не знаю! – развела руками хозяйка.
И тогда в центр залы вышел заинтриговавший всех Винченце и попросил минутку внимания.
– Уважаемые господа и синьоры, – сказал он, – я созывать сюда вас всех собираться сегодня по важный причина. Как вам, верно, становиться известно, в последние дни возникло большое много разных олухов… То есть, scusi, слухов.
– Да уж! – закивали некоторые. – Чего только народ не придумает. Чепуха, конечно, да все ж на душе неприятно.
– Что ж сразу чепуха? – обиделся староста.
Но Винченце жестом остановил назревающую перебранку:
– Слухи распространяться самые невероятные. Но, как говорится, нет дыма без костра, и породившие их события многим могут показаться куда более фантастическими. Посему я предлагать разом покончить с заблуждениями и расставить все точки по буквам. С вашего позволения, я попрошу Серафима Степановича изложить все обстоятельно и по порядку. Per favore, santo padre!
Винченце вернулся на подлокотник кресла дяди (хотя рядом для него лакей придвинул стул), а вперед вышел Серафим Степанович. Старец поклонился, пригладил ладонью бороду и начал рассказ.
Первые же слова заставили поразиться старосту, а отца игумена довольно хлопнуть по колену и шепнуть старому другу:
– Проиграл ты, братец! Зря об заклад бился.
Это Серафим Степанович объявил, что русалок, из-за которых его с помощником сюда прислали, в природе не существует – что само собой разумеется. Равно как и банды разбойников, якобы напавших и ограбивших монастырского поставщика. А вот это уже стерло ухмылку с лица настоятеля.
– А кто ж его тогда это, по голове дубиной бил? – строго спросил он монаха.
– Сам себе шишек и наставил, – невозмутимо сообщил Серафим Степанович. – Загляделся на девушек, которые компанией в лес по ягоды ходили, на облучке еще подпрыгнул, видно, – да низко отросшую ветвь не заметил. По собственному нерадению с телеги и свалился, бочку с маслом уронил, мешок с мукой порвал. А чтоб за содеянные безобразия не отвечать, придумал небылицу про русалок с разбойниками. И вдобавок еще доверенные продукты присвоил. Вы, ваше высокопреподобие, как вернетесь, велите его допросить построже, он все подтвердит.
– Ну-ну, допрошу, – кивнул отец Тимофей.
Но на том тема русалок себя еще не исчерпала.
– Однако, – продолжал старец, меряя шагами ковер под люстрой, – принимая во внимание свидетельство жителей Малых Мухоморов, мы обнаружили следы еще одной «русалки». Данная якобы утопленница вреда никому не причиняла, но по ночам выдавала свое присутствие душераздирающими рыданиями и причитаниями, что весьма угнетало жителей деревни. Мой помощник выяснил, что данная русалка не кто иная, как пропавшая в прошлом году внучка местной жительницы. А вот, кстати, и они. Подойдите, пожалуйста!
Из толпы слуг к оратору вытолкали бабку Нюру и держащую ее за руку испуганно дрожащую девушку. Феликс вспомнил – именно на них напали оборотни возле лесной хижины.
– Как же ты жила, милая, одна в лесу, целый год? – ахнула сердобольная баронесса.
– Я там в домике… Мне бабушка по ночам покушать приносила… – пролепетала «русалка».
– Нужно сказать, – добавил Серафим Степанович, – что в домик девушка перебралась по весне. До этого она мыкалась в городе, по чужим людям, работала прачкой, посудомойкой. А вот что ее вынудило покинуть бабушку, полагаю, нам сейчас объяснит господин фон Бреннхольц.
– Я? – изумился барон.
– Нет, ваш сын, – успокоил его монах.
Артур покраснел от обращенных на него взглядов, точно помидор, исподлобья глянул на Винченце. Тот едва приметно кивнул, сурово сдвинув брови. Тогда баронет поднялся с места и, словно ученик ненавистному учителю, пробурчал заученные слова:
– Да, я виноват! Прошу прощения, матушка и батюшка, я вел себя как глупый мальчишка.
– Бог мой, о чем это ты? – снова ахнула баронесса.
– Я совратил эту девушку, – продолжал каяться их наследник. – Я пообещал на ней жениться и увез в город. Но там я ее оставил одну, потому что она мне надоела. Без всяких средствк существованию. Я опозорил девушку, я очень виноват.
Барон с супругой переглянулись в полном изумлении. Равно удивленной выглядела и сама «русалка». Она даже была готова признаться, что никогда прежде не была знакома с этим молодым человеком, а обманул, увез в город и кинул там ее совсем другой – красавец гусар, побывавший в здешних местах проездом. Но бабка вовремя дернула ее за руку, и девица стушевалась, потупилась.
– И вот опозоренная, без надежды на прощенье от своего прежнего жениха, не знавшая, куда податься, девушка была вынуждена скрываться в лесу! – подвел итог Серафим Степанович.
– Думаю, это можно как-нибудь уладить, – сказал Генрих Иванович. – Ну не жениться, конечно, ему еще рано думать об этом… – Баронесса пихнула мужа ногой. – Но мы готовы обеспечить девушке достойное приданое, с которым она сможет устроить…
– Ах, так я у тебя не первая такая дура?! – раздался крик.
Все обернулись – в дверях стояла другая девушка. Горничная купца Перинина, Наташа, узнала подругу Глаша.
– Барин, барыня! – воззвала она, кидаясь на колени перед фон Бреннхольцами. – Он ведь мне тоже в любви клялся, жениться предлагал! Уж и день назначил, когда мне с ним бежать надо, чтоб тайно венчаться! В Америку обещался отвезти, говорил, там все люди равные. А у него, ирода, вон какой амур-то… – и зарыдала.
Артур в растерянности обернулся к Винченце, но тот с безразличным видом пожал плечами.
– Батюшка, я ее не… – начал было баронет – но наткнулся на гневный матушкин взгляд и повесил голову: – Ладно, уж виноват так виноват…
Наташа ушла, довольная размером обещанного отступного.
– Но кроме русалок, – продолжал повествовать Серафим Степанович, – на деревню обрушилась другая напасть – блуждающие огоньки!
– Ага, видали! – подтвердили с разных сторон.
– Но мало кто догадывался, что сии огоньки свое происхождение имели не от каких-нибудь беспокойных мертвецов, а от местных же ребятишек.
– Душеньки детские? – всхлипнула одна женщина.
– Души, – улыбнулся монах. – Но вполне себе живые и здоровые.
– Ну а вот эта storia уже целиком на моя совесть! – встал с места Винченце. – Я, знаете ли, очень любить история. И в один летопись вычитывать о кладе, который зарывать тут давным-давно шайка разбойник…
– Так были ж и русалки, и разбойники! – прошептал на ухо настоятелю староста. – Фиг я тебе проспорил!
– …Деревенские ребята любезно соглашаться мне помогать с поиском.
– А что клад?.. – открыл рот барон, но жена его перебила:
– Но почему ж по ночам искали?
– А это потому, что я также очень любить изучать ботанику. Я узнавать о загадочном местном растении папоротник – о том, что он цветет исключительно в темноте. И вот потому-то…
– Понятно! – нетерпеливо перебил Генрих Иванович. – Ну и как оно, нашли-таки?
– Нет, – грустно вздохнул Винченце, – Мне так и не удаваться уличить краткий миг цветения. Я даже бутонов не видел…
– Да я про клад!
– А, клад… – сказал он. – Нашли.
– И что там? – последовал резонный вопрос.
– Ну если вам интересно… – Винченце махнул слугам.
И с минуту все молча ждали, когда принесут клад.
Два молодца-лакея с торжественно-высокомерными физиономиями внесли в залу грязный ветхий сундук и поставили посредине гостиной.
– Любопытно взглянуть, – пробормотал Генрих Иванович и вместе с оживившимся сыном приступил к осмотру.
Глазам присутствующих поочередно предстали истлевшая соболья шуба, прожженный и проеденный кем-то бархатный кафтан, не менее дырявое женское платье давно ушедшей моды – и прочие подобные вещи. На «сокровища» баронесса взирала с явным недовольством – ей было ужасно жаль ковра, на который сыпалась труха, земля и облаками ложилась пыль.
– Я собираться отдавать все это в губернский музей история, если, конечно, он такой имеется, – сказал Винченце.
– Ну отчего же сразу им, – возразил Генрих Иванович, – У нас в земстве тоже ценители древности есть…
К облегчению хозяйки, весь хлам был унесен обратно.
– К сожалению, не все загадки разгадывались столь же невинно, – заметил Серафим Степанович. – Русалки с огоньками были милыми шутками по сравнению с распространившейся в народе молвой о появившихся оборотнях.
Все вновь притихли, внимательно слушая. Но продолжать старец не торопился. Вместо этого попросил раскрыть стеклянные двери на веранду и посмотреть на темнеющий в сумерках сад.
– И что мы там должны увидеть? – с опаской спросила Виолетта Германовна.
– Красноглазое чудище! – пискнула Глаша, ухватившись за руку Феликса.
За кустами она разглядела темную фигуру с пылающими огнем очами.
На сей раз чудовище не спешило скрыться. Наоборот – приблизилось, неуклюже взошло по ступенькам, встало перед порогом посреди веранды.
– Так у него утюг вместо головы! – сказал с интересом наблюдавший игумен.
– Совершенно верно, – подтвердил Серафим Степанович.
Он подошел к замершему монстру с лампой в руке, осветил широкую черную грудь.
– Перед вами знаменитое на всю округу чудище, – объявил он, – созданное специально для розыгрыша. Не слишком удачного, нужно сказать. Голова, сделанная из чугунного утюга, заполнена горящими угольями. Именно они создавали иллюзию инфернального взгляда, особенно эффектного в темноте ночи. Искры от угольев, как вы уже, должно быть, обратили внимание, при движении частенько высыпаются наружу. Некоторые очевидцы, оказавшиеся слишком близко, получили ожоги, следы которых отдаленно походили на укусы. Что, в свою очередь, послужило основанием некоторым особам подозревать появление вампиров, – и он с хитрецой посмотрел на Глафиру.
– И кто придумал такой интересный маскарад? – спросил барон. – И для каких целей?
Вместо ответа старец, привстав на цыпочки, отстегнул с плеч чудища кулиску из прокопченной дочерна толстой кожи. Грудь монстра оказалась пустой – если не считать зажатой между двух железных подпорок головы. С виноватым выражением на конопатом лице.
– Егор Кузьмич? – ахнула Глаша, не поверив своим глазам.
– Я это… Для смеху только думал… – попытался оправдаться кузнец.
Глаша нахмурилась, надула губы. Феликсу все стало ясно – кузнец придумал это чудище, потому что Глафира слишком заинтересовалась расследованием. Он хотел запутать дело и в итоге выставить его, Феликса, дураком, гонявшимся за химерой. М-да, Глаша, похоже, не скоро простит ему эту затею.
– И ведь какая остроумная, замечательная конструкция! – заметил Серафим Степанович.
Приподняв листок кожи, он заглянул внутрь «двойных плеч», крепившихся вместе с головой-утюгом к собственным плечам кузнеца.
– Я тут два коромысла приспособил… – стал было рассказывать кузнец.
Но мрачный вид Глафиры оборвал его на полуслове.
– К сожалению, жителей деревни пугало не только это чудище, – сказал Серафим Степанович.
К поднявшему панику монстру вскоре присоединились чудовища пострашней. Со слов монаха выходило, что одновременно с ним в лесах объявились два волка. Они отличались необычайно большими размерами, вели себя крайне агрессивно и нападали на людей и скот. Эту пару неоднократно видели пастухи и искавшие клад мальчишки. А один раз, пробравшись в сад, волки набросились на женщину, вдову мельника. Со страха она подтвердила, что это был оборотень, и даже назвала кто.
– Самым подозрительным в округе выбрали меня, – усмехнулся Винченце. – И вести я меня странно, и другие иностранец в близости не имелся.
– Совершенно верно, – подтвердил старец. – Запутанные происходящим, жители деревни объявили синьора маркиза вампиром и даже пытались его поймать.
– К счастью, им это не удалось, – заметил Винченце.
Дядюшка-лорд неопределенно хмыкнул в рыжие усы.
– Почему лесничий не доложил? – возмутился Генрих Иванович. – Надо немедленно организовать облаву, изловить этих волков!
– Их уже поймали, – остудил его пыл старец.
История в изложении монаха получалась необычная, но без сверхъестественных событий. Будто бы волки напали на управляющего фон Бреннхольцев, когда тот средь ночи отправился на тайное свидание. Рядом совершенно случайно оказались Винченце, искавший цветок папоротника, и Феликс, выслеживавший чудовище. Втроем им удалось справиться со зверями, но Феликс получил множество ран, а Антипов в схватке лишился жизни. Тела животных попали в воды озера и утонули в омуте.
По жестокому стечению обстоятельств, в это же самое время погибла возлюбленная Антипова, ради честного имени которой он хранил в тайне их взаимную симпатию. Эта особа во время грозы укрылась в часовне, но молния ударила в маковку, и ветхое строение обрушилось, погребя ее под обломками.
Вспомнив ту ужасную ночь, Глафира не удержалась, всхлипнула.
– Значит, они с Яминой любили друг друга? – вздохнула баронесса. – Я догадывалась, все ждала, когда ж они рассекретятся. А ведь могли давно пожениться, детишек завести – года еще позволяли…
