Текст книги "Грани лучшего мира. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Антон Ханыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

   – Не свою, а Комитета. Поверьте, я знаю, как будет лучше для страны.

   "Так вот как я выгляжу, когда рассуждаю о цене науки, – подумал Маной, стараясь смотреть собеседнику прямо в глаза и не обращать внимания на пугающий оскал. – Странное чувство".

   Голубоватый дымок смертельного яда изящными полупрозрачными волнами вернулся во флакон, и пробка, тихо скрипнув, заперла его внутри.

   – Хорошо, думаю, мы договорились.

   Маной Сар и Шеклоз Мим пожали друг другу руки, а из домика реамантов в очередной раз донесся хриплый из-за сорванного голоса крик боли.

   Глава 11

   Илид По-Сода шел по улице небольшого приграничного города Тольда. Дул сильный ветер, но даже сквозь его завывания до слуха диктатора доносились слабые стоны раненых и потрескивание догорающих укреплений гарнизона.

   Это был один из небольших городков, которые стояли на границе Марии и Илии, но большинство населения здесь представляли марийцы. Однако когда к Тольде подошли войска республики, оказалось, что он был покинут жителями, остался только небольшой гарнизон из королевских солдат. Со своих примитивных укреплений они выкрикивали оскорбления в адрес республиканской армии, проклинали ее, а посыльных Илида осыпали стрелами, отказываясь идти на переговоры с изменниками. Теперь большинство защитников мертвы, а остальные попали в плен. Но даже в неволе они продолжали демонстрировать презрение к мятежникам и насмехаться над марийской республикой, от которой сами марийцы бегут из своих городов.

   Но почему?.. Тольда безо всяких территориальных споров принадлежала землям Марии, но почему из нее ушли люди, когда Илид пришел освободить ее от деспотии Бахирона? Вероятно, их угнали отсюда насильно, возможно, даже обратили в рабство.

   Посреди небольшой торговой площади, где еще утром местные торговцы выкладывали на прилавки свои товары, царила разруха. На месте амбара зияло черное пятно копоти, окруженное прогоревшим каркасом из балок, на улице валялись растоптанные овощи, кое-где были видны следы крови.

   Сегодня днем, как только армия Илида прорвала внешнее кольцо укреплений Тольды, диктатор сразу же отдал приказ продвигаться к центру города, чтобы лишить гарнизон возможности объединиться и подготовиться к бою. Впрочем, солдаты королевской армии и не собирались так поступать – они просто не додумались до такого, а более или менее опытного командира у них не имелось. Защитники Тольды были расколоты на две средние по величине группировки и десяток небольших отрядов, никак не связанных между собой. Они стали легкой добычей для армии республики, но не сдавались до последнего. И здесь, на торговой площади, диктатор Марии лично участвовал в уничтожении небольшой группы из гарнизона.

   Молодые парни, скорее всего, подались в армию короля Бахирона, чтобы материально помочь своим родственникам или наоборот – выбраться из своего родного захудалого селения через военную службу. Им несколько раз было предложено сдаться, но они упорно продолжали сражаться, хоть нападающие и превосходили их числом. Не убиты из них лишь те, кто был серьезно ранен и просто не мог больше держать оружие в дрожащих от усталости руках. Но зачем с таким рвением защищать практически пустой городок зная, что хлипкие оборонительные сооружения не уберегут гарнизон Тольды от неминуемого поражения?

   Что-то хрустнуло под ногами Илида По-Сода, он взглянул вниз. Капустный лист. Да, верно, ведь это именно он опрокинул прилавок с капустой, чтобы подойти к группе противника с фланга. Скольких он убил: двоих, троих? Троих, потому что парень с болтающейся на коже рукой и выпущенными кишками обезумел от боли и стал метаться между своими и чужими, пока не напоролся на меч товарища. Бой продолжался недолго. Но для него прошла целая вечность, пока он лежал под ногами соратников и врагов, единственной здоровой рукой придерживая собственные потроха, а скользкие и теплые внутренности не слушались его и постоянно норовили проскочить между пальцев. Илид видел его, этот парень лежал на боку. Его муки могли закончиться быстрее, если бы он перевернулся на спину и захлебнулся кровью. Но рука была отрублена, ноги не слушались, болевой шок предательски парализовал все тело, оставив одну лишь агонию. Сколько времени он пролежал там, ожидая своей смерти, что чувствовал, о чем думал...

   – Старею, – пробормотал Илид. – Размяк совсем. Больше десяти лет не был в настоящем бою.

   Но ведь и это сражение за Тольду сложно назвать боем. Обычная резня, бессмысленные жертвы, бесполезное кровопролитие. И все это из-за клочка земли, который и так принадлежал марийской республике. Какой-то бред.

   Мимо диктатора вели очередную вереницу пленников, и Илид жестом остановил конвоирующих их солдат Марии.

   – Диктатор По-Сода, эта группа была разбита у северо-западной окраины города, где они поджидали нас в засаде, – доложил командир конвоя. – Больше врагов в том районе обнаружено не было, думаю, это последние. Ведем к остальным.

   – Хорошо, – кивнул Илид и подошел к одному из пленных защитников. – Как твое имя?

   Солдат взглянул на вопрошающего единственным глазом. Его правая рука висела плетью, а на теле было множество ссадин и порезов, которые были наспех перевязанны, чтобы пленник не истек кровью.

   – Рент По-Евес, – ответил он.

   – Это марийское имя, – подметил Илид. – Если ты из Марии, то почему остался в королевской армии, а не перешел на нашу сторону?

   – Я давал присягу королю Бахирону Муру, поклялся защищать Алокрию. А вы, мятежники, несете лишь разрушение, хотите уничтожить нашу спокойную жизнь.

   – Мы сражаемся за будущее Марии, республики со свободными и равноправными гражданами. Мы стараемся избегать кровопролития и готовы принять каждого, кто разделяет наши взгляды.

   Раненый защитник хотел было засмеяться, но тяжело закашлялся. Наконец, отдышавшись, он с кривой ухмылкой обвел здоровой рукой пожарища в центре города, окоченевшие трупы, уничтоженные прилавки, полуразрушенные здания, из которых выбивали оставшихся защитников, и своих изувеченных товарищей.

   – Свободные люди? Избегаете кровопролития? – пленник сделал несколько шагов к Илиду, но его оттолкнул древком копья один из конвоиров. – Диктатор По-Сода, не так ли? Посмотри вокруг, диктатор. Зачем ты это сделал?

   – Волей собрания республики я назначен диктатором Марии, и одной из моих обязанностей является защита границ государства, – раздельно произнес Илид, словно отчеканил слова. – Этот город находится на территории республики, но он до сих пор был оккупирован королевской армией Бахирона, поэтому моим долгом было...

   – Ты сам себя слышишь, диктатор? – нагло перебил его раненый солдат. – Государство, границы, оккупация королевской армией... Бред какой-то, и вообще я не об этом спрашивал. Зачем ты это делаешь?

   Илид внимательно посмотрел на одноглазого пленника. "Зачем я с ним разговариваю, он все равно ничего не понимает. Какой-то сопляк из королевской армии вздумал учить меня. Хочет потакать эгоизму монархии – пусть потакает. Но... он же мариец, почему он обернулся против нас?"

   – Я хочу, чтобы моя родина, республика Мария, была свободна и вступила в эру процветания и покоя, – уверенно ответил По-Сода. – Мы не предатели Алокрии, мы – честные сыны Марии. А вы забыли землю, где появились на свет, ее устои и ценности, дав молчаливое согласие Бахирону на собственное унижение...

   – Диктатор, ты совсем глупый?

   Командир конвоя со всей силы ударил пленника в лицо. Парень рухнул на землю, выплевывая обломки зубов и кашляя кровью, его раненная рука неестественно закинулась за спину. Илид жестом остановил своего подчиненного.

   – Что ты имеешь в виду? – спросил он, наклонившись к корчащемуся на земле защитнику Тольды.

   – Мы хорошо жили, – сквозь стоны произнес пленник. – Не богато, но и не голодали. Как и все жители нашего тихого городка. Были тяжелые времена, были спокойные, но мы все жили здесь и были счастливы. Я и мои товарищи – мы не из армии Бахирона, мы обычные ополченцы Тольды, которым законом Алокрии предписано защищать свой дом, когда к нему подходят враги. Нам было очень хорошо в старом спокойном мире! Ты, диктатор По-Сода, несешь с собой одни разрушения, скатываешь Марию в огромный ком лицемерия! Не будет у вас никакой свободы и равноправия, это то, что уже было в Алокрии, пусть не по всей стране, но между родственниками, друзьями и соседями! Ты, диктатор, пришел и разрушаешь нашу спокойную жизнь, насильно подвергая все изменениям! О каком покое ты говоришь, диктатор, он же уже был у нас! Так ответь мне: зачем ты это делаешь?!

   Илид помог подняться пленному ополченцу, у которого из единственного глаза текли слезы.

   – Когда ты это поймешь, – тихо сказал По-Сода. – Приходи ко мне. Не беспокойся, я позабочусь, чтобы ты и твои товарищи, как и все жители Тольды, ни в чем не нуждались и не терпели никаких унижений. Просто прими правду, я был вынужден так поступить ради будущего нашей родины.

   Диктатор отдал приказ конвою, чтобы накормили и оказали помощь всем раненым, и пошел прочь. Ему было над чем подумать.

   – Моя родина – Алокрия... – донеслись до него слова уходящего одноглазого солдата.

   Илид остановился и обернулся. Вереница пленников медленно брела по торговой площади, но конвоиры их не подгоняли, помня данное защитникам Тольды обещание диктатора. Вскоре они скрылись за ушлом одного из полуразрушенных зданий.

   Слова ополченца нельзя было просто проигнорировать.

   – Сколько еще марийцев забыли, что они – марийцы... – задумчиво пробормотал Илид.

   Он остановился и тяжело вздохнул. Если не до кого доносить идеалы республики, то, может быть, это никому и не нужно? Если люди счастливы в старом мире, то зачем строить новый? "Зачем ты это делаешь?", – звучал в голове диктатора голос одноглазого пленника.

   – Действительно, размяк, – диктатор Марии стоял на окраине торговой площади и машинально раскидывал сапогом потоптанные овощи. – Я знаю, что поступаю правильно и только так можно достичь лучшего будущего для республики. Мнение этого парня ничего не меняет. Даже если это мнение разделяют остальные жители приграничных городов, то это не проблема. Истинные марийцы поддержат нас.

   Но еще одна мысль не давала ему покоя. Оказывается, это были ополченцы Тольды, а не армия Бахирона. Значит, солдаты короля до сих пор находятся в Илии, пусть и недалеко от границы с Марией. Мур до сих пор не ввел войска, неужели он действительно позволит республике окончательно отделиться от Алокрии?

   "Скорее всего, это работа Комитета, – размышлял Илид. – Комиты несколько раз обращались ко мне, они хотели убедиться, что я не собираюсь развязывать полноценную гражданскую войну. Возможно, от этого шага они удерживают и Бахирона. К ним стоит прислушиваться, ведь скоро Мария полностью сформирует свою государственную границу, и тогда настанет пора переговоров. Нельзя портить отношения с Комитетом, это очень ценный союзник. Может быть, нам и удастся найти общий язык с Илией..."

   Кажется, людям неплохо жилось под властью короля. Но это только оттого, что они не знали настоящей свободы. Илид По-Сода должен донести до них великие идеи равенства, чтобы каждый смог приобщиться к благополучию республики. На примере Марии он покажет, как способна процветать страна, избавленная от гнета монархии. Жители Илии увидят, что их соседи живут счастливо, и сами пожелают вступить в свободное будущее без короля! Вот зачем Илид делает это. Но Бахирон...

   "Бахирон силен, и он ни за что не отдаст треть Алокрии, страны, которую он считает своей собственностью. Король стремится к абсолютной власти, а тут – мятеж целой провинции. Почему он до сих пор не ввел войска в Марию? Нельзя недооценивать искусность комитов, но вряд ли его удерживает один лишь Комитет. Неужели он..."

   Определенно, Бахирон до сих пор верен старой дружбе с Илидом, он помнил их общие ратные подвиги и часы скорби по павшим товарищам. Король ничего из этого не забыл, и он страдает от предательства своего лучшего друга и соратника. И поэтому, даже имея армию почти в два раза превосходящую по силам мятежных марийцев, он не мог начать наступление, не мог развязать гражданскую войну. В подобном противостоянии не будет победителя, одни лишь проигравшие.

   Это жестокий мир.

   Илид остановился на узкой улочке, где еще недавно шел ожесточенный бой. Напрасный бой. Потрескивали догорающие щепки от баррикады, по домам расползлись черные следы копоти. Алые брызги на стенах и кровавый след чьей-то руки. Диктатор подошел к нему и приложил свою ладонь к отпечатку. Маленький. Этот человек был очень молод. Возможно, он соврал о своем возрасте, чтобы вступить в ополчение и защитить свой дом и семью. А оставил после себя только жуткий безмолвный рисунок.

   – Да нет, я не размяк, – возразил самому себе Илид. – А поумнел.

   Они оба неправы: и Бахирон Мур, и Илид По-Сода. Первый ставил монархию в абсолют, проповедовал старые традиции как единственно верную истину, которой должны следовать люди. Но Алокрия переросла их, прошло много лет, и теперь ей требуются существенные изменения, ее надо растормошить, чтобы на теле прекрасной страны не образовались пролежни. И становление Марии как республики послужит этой благой цели.

   Но и Илид не прав. Методы диктатора балансируют на грани добра и зла, беспредела и справедливости. Насколько благи его намерения и благородна цель, если за них приходится платить такую цену? Даже сейчас, когда республика близка к началу эпохи расцвета, он оставался предателем. Предателем страны и давней дружбы.

   По-Сода сжал измазанную сажей и кровью ладонь в кулак. Решено, нельзя сворачивать на полпути. Он сейчас же направится в ставку командования республиканской армии и даст приказ продвигаться дальше вдоль земель Илии. Настало время восстановить Марию в ее изначальных границах. А затем останется только положиться на Комитет.

   "Комиты – достойнейшие люди, которые любят свою страну, и я уверен, что они видят недостатки правления Бахирона. Они смогут убедить короля пойти на уступки, принять опыт и идеи Марии. Старый друг, ты уже отпустил меня однажды, так прислушайся же к голосу разума еще раз. Благодаря Комитету мы сможем благополучно завершить раздел Алокрии и вместе создать лучший мир с независимыми друг от друга Марией и Илией".

   Пусть это все быстрее закончится.

   Илид По-Сода стремительно зашагал в направлении республиканского лагеря. Осталось всего несколько пограничных городов, и Мария станет самостоятельной целостной страной. Тольда была ошибкой, здешние марийцы уже забыли, кто они есть на самом деле. Но с остальными городами все будет иначе, республиканскую армию встретят как героев и освободителей. Мария вступит в новую эру.

   А когда все закончится, начнутся мирные переговоры благодаря Комитету, в благоразумие и справедливость которых так верил Илид. И самым первым требованием марийцев станет суд. Спектр Церкви Света Карпалок Шол должен быть осужден и казнен за свои преступления.***

   – Да как они посмели...

   С момента исхода Светоносных монахов прошло уже много времени, но с таким ударом Карпалоку было тяжело справиться. Он находился на посту Спектра более двадцати лет, и все эти годы ему приходилось наблюдать разложение и упадок Церкви, как она теряла остатки былого влияния, а люди переставали выказывать какое-либо уважение Свету, веруя в него лишь по сложившейся в Алокрии традиции. Но когда Светоносные покинули монастырь, даже фееричный акт веры был забыт, а народ усомнился в святости Церкви. Религия, ставшая почти полоностью формальной, стремительно приближалась к своей гибели.

   – Как они посмели?! – кричал Карпалок, стоя перед зеркалом в своих покоях.

   Спектр ушел в затворничество с момента раскола страны. Несколько раз он пытался завязать разговор с Бахироном об их общем будущем, но король постоянно уходил от темы. Видимо, он оставил идею абсолютного правления Владыки Света, пойдя на поводу у своего мятежного друга. Кто бы мог подумать, что такой властолюбец, как Мур, позволит какому-то марийцу оскорбить себя лицом к лицу, а затем еще и отпустит наглеца, добровольно отдав почти половину страны восточной деревенщине. "Еще и эти проклятые Светоносные вылезли из своей норы, окончательно подорвав доверие к моей Церкви! Какой толк от пустой оболочки религиозного института и инквизиции, способной лишь пытать сектантов в подвалах собора?.."

   – Пустота, немощность, нелепая вера... Больше ничего не получится, верно? – нервно посмеиваясь, спросил Спектр свое отражение. – Впрочем, я и двадцать лет назад знал, что все закончится именно так. Никому в этой стране не нужна Церковь Света, время ее величия давно прошло. Последняя надежда возлагалась на этого спесивца Бахирона, но и он отказался от идеи Владыки Света. Идиот.

   Монахи, которые воплощали собой идеалы Церкви, покинули свой монастырь при Донкаре. Что это может значить? Нет, Карпалок не так безнадежно набожен, чтобы верить в наступающий Конец Света. Ранее он и не задумывался об общине Светоносных, считая их простым приложением к религии – они есть, ну и ладно. Народ всегда с трепетом относился к ним, так почему бы не использовать все мифы, которыми была окутана эта таинственная братия. Ведь Спектр сохранял остатки своего влияния только за счет подобных сказок, внушающих людям священный трепет перед высшими силами. Но монахи просто ушли, моментально втоптав в грязь остаток авторитета алокрийской Церкви. Как можно уважать ее и верить в церковные проповеди, когда от нее сбежали сами воплощения Света?

   – И что ты будешь делать, Карпалок?

   Этот вопрос Спектр задавал себе уже не первую неделю. Ежедневно он часами стоял перед зеркалом, спрашивал себя и внимательно вглядывался в свое морщинистое отражение, ожидая ответа. Но лицо изможденного старика молчало и взирало на него глазами, в которых читалось отчаяние и лихорадочный калейдоскоп мыслей.

   – Ничего. Здесь я ничего не буду делать.

   Решение пришло внезапно, старик даже растерялся от неожиданности. Все это время он пытался возродить алокрийскую Церковь, вернуть ей былое величие, влияние и богатство. Но на самом деле надо просто позволить ей окончательно умереть, хватит вытягивать из болота жертву, смирившуюся со своей гибелью.

   Карпалок вышел из своих покоев и подозвал первого встречного послушника.

   – Позови генерала инквизиции Апора По-Трифа, – приказал он и вернулся к себе.

   Идея есть, но до прихода инквизитора надо было придумать, как воплотить ее в жизнь. Поспешил? Нет, самые верные решения приходят первыми, остальное – лишь домыслы и сложные планы, которые порождают все новые проблемы и ошибки.

   Апор не заставил себя долго ждать. Генерал вошел в покои Спектра и молча опустился на одно колено перед ним. Он давно решил для себя безоговорочно следовать приказам Карпалока, запечатав свои сомнения глубоко в душе. Преступны приказы Спектра или нет – перед Светом отвечать только ему. Инквизиция – орудие Церкви, а значит, надо выполнять свой долг, во что бы то ни стало. Апор По-Трифа придерживался мнения, что сомневаться может каждый, а верить – только сильный духом. И поэтому верил Спектру, переступая через свою слабость и колебания.

   Карпалок Шол выглядел ужасно, но он постарался придать своему образу еще более изможденный и страдальческий вид. Опираясь на мебель и стены дрожащими руками, старик двинулся к Апору, глядя сквозь него невидящими глазами. Генерал поднялся с колена и поддержал Спектра, когда то приблизился.

   – Веруешь ли ты в Свет, инквизитор? – слабым голосом спросил глава Церкви.

   – Верую и всецело отдаю себя ему, – без промедления ответил Апор.

   – В эти темные времена я молился и вопрошал Свет, – еле слышно продолжил Карпалок. – И мне был дан ответ. Светоносные монахи предали нашу священную веру, поддавшись мерзкой ереси фасилийцев. Они двинулись на северо-восток, чтобы пересечь Силофские горы и примкнуть к Фасилии, пороча Свет Истинный и Неугасаемый.

   – Что? Зачем? – опешил инквизитор.

   "Это какой-то бред, но... так сказал Спектр".

   – Готов ли ты в очередной раз стать орудием Света и покарать неверных?

   В комнате повисла тишина, и с каждым мгновением она нарастала все сильнее, давя Апору на виски. Чем дольше стояла пауза, тем сильнее он терзался сопротивлением возрастающему сомнению, убеждая себя в истинности слов Спектра.

   – Выступить против Светоносных? – севшим голосом уточнил инквизитор.

   – Стереть их с лица земли, дабы они не омрачали Свет своим существованием.

   – О них ходит много слухов...

   – Это обычные слухи, Апор, которые они распускали, чтобы затем посеять сомнения в светлых сердцах людей своим исходом, – Карпалок закашлялся, впившись костлявыми пальцами в плечи генерала, чтобы не упасть. – Мне был дан ответ, мой верный друг. Нужно созвать великий поход инквизиции, который избавит мир от этой напасти. Поведи за собой всех инквизиторов, сделай это. Я спрашиваю еще раз: готов ли ты стать орудием Света?

   – Но если монахов всего около ста двадцати человек, а их способности преувеличены ложью, то зачем выступать против них всеми силами инквизиции?

   "Кажется, я ухожу от ответа. Снова сомнения? Но ведь так сказал Спектр... Да это же сущий бред! Однако так сказал Спектр..."

   – Не будь столь заносчив, Апор! – глаза старика на мгновение вспыхнули гневом. – Я передаю тебе волю Света и спрашиваю в последний раз: готов ли ты стать его орудием?

   "Ненавижу, ненавижу себя! За эти сомнения, за нелепые домыслы! Почему так тяжело поверить ему, ведь он же Спектр! Я ненавижу..."

   – Приступаю немедленно, – спокойно произнес инквизитор и, не дожидаясь какой-либо реакции Карпалока, вышел из его покоев.

   Спектр остался доволен собой. Пусть Светоносные и инквизиция убивают друг друга, жалкие остатки алокрийской Церкви должны обратиться в прах. А сам Карпалок Шол направится в то место, где его оценят по достоинству...

   Апор По-Трифа не видел торжествующего выражения лица Спектра, он направлялся на встречу со своей судьбой.

   Делай то, что должен. Сомнения – грех, сила в духе и вере. Светоносные монахи стали отступниками алокрийской Церкви Света. Полный абсурд, но такова реальность. В конце концов, почему это не может быть правдой? Король Бахирон Мур, который некогда жестоко расправился со своим родным дядей, мятежным регентом, сам отдал в руки восставшего Илида целую провинцию. Он всю жизнь стремился к абсолютной монархии, а затем воссоздал Комитет, наделив комитов доселе невиданной властью. Так почему Светоносные монахи не могли предать истинную Церковь и переметнуться к фасилийским еретикам? Безумный и лживый мир.

   Решение уже принято, но мысли так просто из головы не выбросить. В своих размышлениях Апор не заметил, как оказался у входа в катакомбы под собором, где располагалась инквизиция. Толкнув тяжелую дверь, он вступил в затхлый полумрак подземелья, освещаемого тусклыми кристаллами, которые некогда были созданы алхимиками из Академии. Здесь проходили допросы и вершился суд Света, после которого еретики безжалостно уничтожались, а невиновные обретали вечный покой, выдержав все испытания, уготованные инквизиторами. Продуманная планировка тоннелей и залов не давала крикам и стонам вырваться на поверхность. Если ты сознался в своей вине во время допроса – умрешь, если ты не сознался – будут пытать до самой смерти, а когда она наступит, ты сможешь слиться со Светом, оставшись верным ему в самый темный час своей жизни. Праведный суд – священный труд инквизитора. Никто из них не сомневался в своих поступках, они верили в вершимое ими правосудие.

   "Все верно, в этом суть алокрийской инквизиции Церкви Света. Мои сомнения – грех", – вынес себе вердикт Апор. Он вошел в первую попавшуюся пыточную и выхватил из жаровни прут. Задрав левый рукав рубахи, он вонзил в свое предплечье раскаленный металл.

   "Грех".

   Раздалось тихое шипение, которое вскоре сменилось свистом и хлопками лопающихся пузырей кипящей кожи. Прут жадно вгрызался в руку, оставляя по краям раны бурлящее месиво из крови и плоти, медленно покрывающееся плотной коричневой коркой, которая трескалась и разбрызгивала желтоватую сукровицу.

   Когда Апор перестал чувствовать левую руку, он выдернул из нее прут и медленно выдохнул. В воздухе повисла почти родная для инквизитора вонь горелой кожи и паленого мяса, но сейчас она означала освобождение. За все время собственной экзекуции По-Трифа не издал ни звука и теперь наконец обрел душевное спокойствие. Он выжег отраву сомнений и доказал себе силу собственной веры. Блаженство.

   – Генерал, могу я забрать инструмент? – раздался низкий голос из темного угла пыточной.

   Каматор Тин, главный дознаватель и второе лицо после Апора По-Трифа в инквизиции алокрийской Церкви. Угрюмый палач, который почти забыл, что такое улыбка. В его обязанности давно уже не входили пытки, да и сам он их терпеть не мог. Но еще больше он ненавидел еретиков, и из-за своего рвения в очищении мира, Каматор лично истязал незадачливых смертепоклонников из катакомб и стоков Донкара. Он собственноручно пытал именно сектантов, но почему – никто не знал. Вероятно, они и стали причиной, по которой он решил посвятить себя Свету. Хотя больше похоже, что инквизиция просто стала оправданием для его мести.

   – Держи.

   Дрожа то ли от боли, то ли от экстаза, Апор передал орудие пытки.

   – Остыл уже, – пробормотал дознаватель, засовывая прут в жаровню.

   Он даже не спросил о том, что сейчас сделал генерал и зачем. Его логика проста – если Апор По-Трифа так поступил, то это необходимо. Кроме того, Каматор был занят своим делом. На стене в углу висел окровавленный доходяга, который что-то бессвязно бормотал и истерично посмеивался.

   – Сектант? – кивнул в его сторону Апор.

   – Да. Для Алокрии настали тяжелые времена, и они это чуют. Вылезают из своих вонючих подземелий. Крысы...

   – И как?

   – Тяжело с ними, – Каматор с хрустом потянулся и достал прут, который успел снова раскалиться. – Устал. Они только радуются боли и восторгаются смертью. Да и кончаются быстро, посмотри на него – кожа да кости. Но сейчас я...

   – Оставь его, у нас есть дело намного важнее.

   Дознаватель остановился и послушно положил инструмент обратно в жаровню.

   – Созывай всех инквизиторов, – приказал Апор. – Мы идем в священный поход. Как только все соберутся, сразу выдвигаемся.

   Каматор кивнул, подошел к парню в углу, прошептал: "Виновен", – и коротким движением свернул ему шею. Вытерев руки, он вернулся к генералу.

   – Куда?

   – Силофские горы. Уничтожать Светоносных монахов, отступников, – коротко ответил По-Трифа, придерживая левую руку, которая навсегда потеряла чувствительность.

   Главный дознаватель снова кивнул и вышел из пыточной камеры, обозначив свое крайнее изумление лишь слегка приподнятой бровью. Лишние вопросы ни к чему. Ведь его логика проста – если Апор По-Трифа так поступает, то это необходимо.

   Глава 12

   Комитет редко собирался в полном составе, в основном все вопросы Шеклоз Мим, ставший негласным главой нейтральной стороны алокрийского конфликта, решал лично с каждым из комитов, в зависимости от того, что требовалось сделать. И подозрения насчет истинных целей главы Тайной канцелярии со временем стали возникать не только у Касироя, который хотя бы был частично посвящен в его планы.

   Пришла пора решительных действий, и поэтому Шеклоз собрал всех комитов и наместника Евы во дворце. Раскрывать карты – это всегда большой риск, особенно в таких опасных играх. Но настал тот момент, когда вслепую использовать своих коллег он больше не мог. Если все получится, то часть инициативы в новом общем деле будет переложена на плечи всех членов Комитета. Шеклоз все же не всесилен.

   – Есть три варианта нашего поражения, – категорически заявил Мим, когда все собрались в приемной наместника. – Первый и наиболее вероятный из них – начинается гражданская война, и король Бахирон Мур одерживает полную победу над республикой.

   – Меня бы это устроило... – пробормотал Ером По-Геори.

   – Неудивительно, ведь вы – уважаемый всеми королевский наместник Евы, – ехидно заметил Шеклоз, сделав особо язвительный акцент на последнем слове. – Если Бахирон победит, то про вашу забытую провинцию никто так и не вспомнит, что вас вполне устраивает. Наживаться за счет нищего населения, тешиться ничтожной властью третьесортного наместника, да?

   Комит колоний Мирей Сил негромко кашлянул в кулак. Высказывание главы Тайной канцелярии было достаточно грубым, хотя он озвучил то, о чем подумали все присутствующие. Ерому оставалось только обиженно буркнуть что-то себе под нос и вжаться в кресло.

   – Как вы понимаете, в случае победы Бахирона нас ожидает участь быть забытыми точно так же, – обратился к комитам Шеклоз. – Рано или поздно, но, скорее всего, именно рано, он вернется к своим идеям абсолютной власти, и никто его уже не остановит. Не будет никакого Комитета, и мы не сможем сделать нашу страну лучше, хоть и способны на это.

   Такой расклад не вызвал особого отклика у комитов. По сути, они и сейчас мало что решали, а властью своей пользовались лишь Шеклоз Мим и Маной Сар. Иными словами, в приемной наместника царила апатия.

   – Второй вариант нашего поражения – начинается гражданская война, и побеждает в ней марийская республика. В лучшем случае мы станем какими-нибудь заштатными представителями чего-нибудь в собрании Градома, то есть никем. В худшем – нас будут судить как подданных короля и, наверное, казнят.

   А вот это сообщение разбавило обстановку вполне здоровым напряжением. Как бы то ни было, все присутствующие еще могли позволить себе остаться без должности, ведь оставались поместья, деньги, связи и прочее, чем можно обеспечить себе и своим семьям спокойную жизнь и даже новую карьеру. Победа марийцев в гражданской войне представлялась с трудом, но если это все-таки произойдет, то комиты будут снесены волной изменений. Насмерть.

   – И каков же третий вариант нашего поражения? – спросил комит финансов Касирой Лот, мелкими глотками попивая местное кислое вино, с которым он не расставался в последнее время.

   – Если гражданская война не начнется вообще.

   В зале повисла тишина. Касирой и Маной молчаливо соглашались с Шеклозом, будучи знакомыми с натурой их негласного лидера. Еромом же овладело дурное предчувствие. Вжавшись в свое кресло, толстяк бегал глазами по лицам присутствующих.