Текст книги "Грани лучшего мира. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Антон Ханыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

   – Не убивай нас, прошу тебя! – сквозь слезы взмолилась она. – Ты прав, он мой отец, и он сделает все, что ты пожелаешь, обещаю!

   Сзади на убийцу кто-то набросился, должно быть, хозяйка спальни, которая притаилась за дверью. Не глядя на напавшую, он легко сбросил с себя хрупкую девушку, которая ударилась об угол кровати и потеряла сознание. Мит вплотную подошел к Мисе.

   – Ты очень красивая, – произнес Ранкир, наклонившись к плачущей в углу юной марийке. – Я давно не видел красоты в лицах людей, замечая лишь злобу и алчность. В конце концов, я и сам стал таким. Скажи мне, Миса, я красив?

   Он снял маску с лица, и девушка взглянула на него заплаканными глазами.

   – Отпустите меня, пожалуйста, – тихо простонала она.

   – Прости, я не могу. Не бойся, сейчас все закончится.

   Точным ударом он вонзил кинжал ей в сердце. На ее лице мелькнул ужас смерти, но он тут же исчез, испарившись вместе с последней каплей жизни. Миса На-Сода так и осталась сидеть с упавшими на лицо волосами в углу комнаты своей фрейлины. Ночная рубашка медленно краснела, под девушкой ширилась лужа крови, подбираясь все ближе к ногам Ранкира. Он стоял и не мог понять, откуда взялись обуявшие его чувства. Он уже давно научился абстрагироваться от своих жертв, думая лишь о своей цели, но сейчас было нечто такое, что не давало ему покоя. При убийстве дочери Илида что-то произошло, Ранкир стоял и напряженно думал, что же именно он упустил. Кажется, все закончилось – в особняке стояла тишина, охрана так и не появилась, значит, подошла подмога из Синдиката. Осталось только выбраться из имения По-Сода и скрыться в ночи, что было совсем не сложно. Но что-то все-таки...

   "Твое последнее убийство. Пора возвращаться, тебя ждет Тира".

   – Пожалуй.

   Ранкир развернулся и направился к выходу, на ходу ощупывая рану на бедре. Точно, скорее всего, он просто потерял слишком много крови, и теперь ему мерещится всякое.

   Внезапно его ногу обхватили тонкие пальцы очнувшейся хозяйки спальни.

   – Убийца...

   "Этот голос... Не может быть". Ранкир застыл, боясь, что наваждение окажется реальностью. Мысли забегали с сумасшедшей скоростью, кровь зашумела в висках, напрочь лишая его способности что-либо видеть и слышать.

   – Тира, – беззвучно произнес он.

   Когда юная марийка окончила женские классы в гимназии, ее отец поспешил устроить ее фрейлиной и умудрился добиться того, чтобы она сопровождала на приемах и балах не кого-то там, а саму Мису На-Сода, дочку комита армии Алокрии. Таким образом, у нее очень скоро появился бы богатый и знатный жених из числа илийцев, перед которыми ради собственного богатства и влияния пресмыкался По-Мирад. Поэтому даже когда назрел раскол страны, он настаивал, чтобы их семья осталась в Донкаре, несмотря на то, что отношение к марийцам в столице испортилось окончательно.

   Тира На-Мирад воспротивилась своей судьбе, пойдя наперекор воле отца, и попросила Илида забрать ее на восток, оставив в семье По-Сода хотя бы на правах прислуги. Илид не хотел, чтобы хоть кто-то из марийцев страдал от несправедливости, неравенства и угнетения личной свободы, поэтому согласился защитить девушку от ее же отца. Будущий диктатор Марии отвез ее в Градом и даже позволил ей остаться фрейлиной своей дочери, хотя в республике подобного понятия даже не существовало.

   – Ранкир, – растерянно прошептала Тира и, зарыдав, сильнее вцепилась в его ногу. – Зачем ты это сделал?!

   Убийца опустился перед ней на колени и осторожно приподнял лежащую девушку. Она испуганно отшатнулась от него, но затем бросилась в его объятья и прижалась к забрызганной кровью груди Ранкира. Он гладил ее по волосам, не веря, что держит в своих руках Тиру, заменившую ему весь мир. Ради нее он проделал весь этот путь, но, так и не дойдя до конца, получил то, о чем мечтал все это время. Они наконец вместе. Юный убийца, путая слова и сбиваясь, невпопад успокаивал ее, рассказывал о своей жизни без нее, бормотал извинения, нежно шептал обещания и слова любви. Тира подняла заплаканные глаза на своего возлюбленного.

   – Ранкир, – тихо сказала она. – Я попросила мастера Илида найти тебя, он пообещал мне помочь. Ты бы смог приехать в Градом, ко мне, и мы бы зажили вместе, свободные от условностей илийского общества. Что ты наделал, Ранкир? Зачем... зачем ты убил ее?

   Тонкий ручеек крови дополз до ноги подрагивающей девушки и дотронулся до нее своим теплым и влажным касанием. Тира посмотрела в угол комнаты, где замерло безжизненное тело дочери диктатора. Слезы с новой силой полились из ее глаз, и она, прикусив губу, плотнее прижалась к Ранкиру.

   – Как ты мог, Ранкир? Это какой-то кошмар, странный сон, этого не может быть...

   – Мы убежим от этого кошмара, спрячемся. Нас никто не найдет, и мы всегда будем вместе, – пробормотал он, приглаживая окровавленной рукой волосы подрагивающей Тиры.

   В коридоре второго этажа послышались осторожные шаги. Человек не крался, скорее всего, он передвигался так по старой привычке. "Люди из Синдиката. Она же свидетель", – мысли завертелись сумасшедшим хороводом в голове Ранкира. Одним рывком он перекинул девушку за шторку кровати, зажав ей рот, чтобы она не вскрикнула от неожиданности.

   – Не шевелись, – шепнул он и отошел в центр комнаты, прихрамывая на раненую ногу.

   В дверном проеме показался силуэт крупного мужчины с очень знакомой Ранкиру походкой.

   – Хорошая работа, парень.

   – Салдай? – удивился неожиданной встрече молодой убийца. – Они послали тебя мне на помощь? Мне показалось, ты обиделся на меня за то, что я собрался покинуть Синдикат...

   – Девочка я, что ли, обижаться-то? – усмехнулся здоровяк. – Не ты первый, не ты и последний. Успею еще побыть наблюдателем у кого-нибудь другого.

   – Подожди, ты ведь следил за мной в Градоме? Почему не связался, зачем держал это в тайне? Это ты привел подмогу, чтобы расправиться с охраной на первом этаже?

   – Эй, помедленней, слишком много вопросов. Возьми вот.

   Салдай протянул ему запечатанный конверт. "Что это? Неужели уже готово свидетельство о дворянстве? И почему мне его вручили здесь...", – запутался Ранкир. Ситуация становилась все более странной, но он как-то машинально распаковал пакет. В нем оказался лишь один лист бумаги, на котором было что-то написано ровным почерком. Пробежав глазами по письму, парень понял, что это заказ на убийство всей семьи Илида, включая самого диктатора, причем данный от имени короля Бахирона Мура.

   Подняв недоумевающий взгляд на Салдая, Ранкир увидел, как здоровяк стремительно бросился к нему, выбрасывая вперед руку с кинжалом. Молодой убийца смотрел на летящую ему в сердце смертоносную сталь, понимая, что раненая нога не даст ему увернуться от удара. Надо лишь податься вперед, чтобы хоть как-то отвлечь своего наблюдателя от кровати, за которой притаилась Тира. Ранкир приготовился сделать шаг, чтобы навалиться на Салдая, но внезапно земля ушла у него из-под ног, и он полетел в сторону, инстинктивно ухватившись за что-то. Все произошло в считанные секунды, ударившись о стену, убийца вернул себе равновесие и взглянул на руку. В зажатом кулаке остался обрывок рукава ночной рубашки Тиры.

   Сердце запнулось и неестественно долго отказывалось продолжать свой бег. Посреди комнаты стоял удивленный Салдай, держа в руке окровавленный кинжал, а Тира медленно падала на пол. Это она оттолкнула Ранкира, а сама попала под удар.

   Мир рухнул в громыхающую адским пламенем бездну безумия, увлекая за собой юного убийцу, сжимающего побледневшими пальцами обрывок ткани, который все еще сохранял тепло девичьего тела. Жестокое время остановилось, заставляя Ранкира бесконечно долго смотреть на свою возлюбленную, прикрывающую алое пятно на своей груди. За прошедшие несколько мгновений он тысячи раз пережил тяжкую утрату, с каждым разом теряя часть изувеченного судьбой рассудка.

   Дикий вопль разорвал замершую пелену бесконечности. Мит бросился вперед с невероятной скоростью, соперничая с самой природой. От нечеловеческого напряжения рана на бедре разошлась, началось обильное кровотечение, а с силой сжатые зубы были готовы раскрошиться. Одним рывком Ранкир оказался возле Салдая, который успел лишь повернуть голову в его сторону. Кинжал куда-то запропастился, но потерявший рассудок убийца даже не подумал об оружии, он ударил кулаком прямо в открытый от удивления рот своего наблюдателя. Раздираемая зубами рука проскочила ротовую полость, вырвав челюсть из гнезда, с жутким хрустом разорвала гортань и устремилась вниз по пищеводу, из-за чего глотка амбала лопнула, обдав Ранкира фонтаном крови. Повторно издав жуткий вопль, он яростно дернулся в сторону, с влажным треском вырвал ключицу и окончательно отломал челюсть, порвав горло Салдая в лоскуты. У обычного человека не могло быть такой силы, но безумие и ненависть смели все границы человеческих возможностей.

   Время понемногу ускорялось, возвращая себе привычный темп. Обмякшее изуродованное тело наблюдателя безвольно повалилось на пол. Спальня стала похожей на бойню – три трупа и реки крови. Быстро слабеющий Ранкир сделал шаг к Тире, неподвижно лежащей в центре комнаты. Его нога подкосилась, и он упал, отчаянно хватаясь за остатки реальности в попытке не потерять сознание. Из последних сил убийца подполз к бездыханному телу своей возлюбленной и нежно убрал локоны волос с ее прекрасного лица.

   Пламя безумия потухло, оставив после себя лишь мрачное пепелище. Миром Ранкира была Тира На-Мирад, и теперь она мертва. Он лежал рядом с ней, опустошенный и одинокий. По-настоящему одинокий.

   Остатки жизни вытекали из раны на бедре. Затхлый воздух не желал выходить из легких. Сердце с ленивым стуком пока еще разгоняло кровь по телу, но уже давно было готово замолчать навсегда. Глаза убийцы невольно закрывались по настоянию нетерпеливой смерти. Впрочем, здесь ему больше нечего делать, его мир уничтожен.

   Пожалуй, можно и умереть.

   Глава 16

   Священный поход инквизиции длился уже четвертую неделю, хотя добраться из Донкара до Силофских гор можно было в три раза быстрее. Но когда алокрийская Церковь объявляла инквизиционный поход, начинали действовать особые законы.

   – Твоя воля слаба, – произнес дознаватель Каматор Тин и замахнулся тяжелым мечом.

   Стоящий перед ним на коленях парень послушно склонил голову, которая мгновение спустя, глухо постукивая о неровные уступы каменистого склона, покатилась с горы, пока не приземлилась в снег, слегка подтаивая его еще теплой кровью. Первый закон священного похода инквизиции – не отставать от всех и ни за что не останавливаться пока солнечный свет озаряет землю. Они шли в полном боевом облачении, и этот молодой инквизитор, не выдержав нагрузки, упал в обморок прямо посреди дня. Он остановился, нарушив правило. Товарищи подхватили его, но лишь затем, чтобы привести жестокий приговор в действие, когда солнце скроется за горизонтом.

   Поддерживая почти насквозь прожженную руку, на которой уже начала развиваться гангрена, Апор По-Трифа стоял под ночным небом Силофских гор и смотрел на экзекуцию. Обезглавленный парень был слаб духом. Таким, как он, не место в священном воинстве. Поход был действительно тяжелым, из пятнадцати сотен инквизиторов до гористых северо-восточных земель Алокрии дошли лишь двенадцать. Остальные были по большей части казнены. Но такова буква закона и воля Света.

   Три недели изнурительного марша. Почти половина всех солдат инквизиции были слишком молоды, чтобы помнить хоть один священный поход, поэтому, когда они выступили из Донкара полные решимости послужить светлому делу, казалось, судьба вела их к подвигам воинов Света из старых баллад и мифов. Уже на второй день пути все устали так, что, как только солнце опустилось за горизонт, инквизиторы, едва остановившись, рухнули на землю и сразу же впали в беспокойный сон, даже не сняв тяжелые доспехи. Утро вместо отдыха подарило ноющие мышцы и больные головы, хотелось есть и спать, потому что ни то, ни другое толком не удавалось сделать в подобном режиме. На третью ночь похода было казнено три десятка человек. Еще через несколько дней инквизиторы старой закалки перехватили почти шестьдесят дезертиров, которые хотели уйти из лагеря под покровом темноты. После этого каждый закат сопровождался новыми казнями изможденных походом солдат, беглецов, паникеров и тех, кто добровольно шел на обезглавливание, чтобы прекратить это мучительно шествие. До Силофских гор добрались лишь обладающие сильным духом, крепким телом и несломимой волей.

   Путь был тяжел, но таков священный поход инквизиции. Равнины предательски подставляли закованных в сталь людей беспощадно палящему солнцу, предгорья заставляли путников идти вверх по склонам и норовили подсунуть им под ноги неустойчивые камни. Но суровее всего оказались Силофские горы, обдающие людей ледяными ветрами и засыпающие снегом, который алокрийцы никогда вблизи не видели, довольствуясь созерцанием седых пиков за крепостью Силоф. Дважды случался обвал, Апору пришлось отдать приказ оставлять не только погибших, но и придавленных товарищей, чтобы не останавливаться. Наполовину заваленные камнями солдаты с перебитыми ногами и сломанными руками были обречены на голодную смерть или становились добычей горных хищников.

   Маршрут похода проходил вдоль границ Марии и Илии, где инквизиторам довелось увидеть пепелища нескольких поместий и разграбленные деревни. Это не было столкновениями королевской и республиканской армий. Скорее всего, отдельные ватаги разбойников окончательно обнаглели от безнаказанности из-за гражданской войны, или таким образом пытались выжить отчаявшиеся крестьяне, до которых никому не было дела. В том числе и инквизиции. "Мирские дела нас не касаются, у нас свой долг перед Светом", – хладнокровно говорил Апор По-Трифа, проходя мимо своих земляков-марийцев, со слезами на глазах просящих помощи у вооруженных людей с символикой Церкви на плащах.

   Приходилось превозмогать усталость и боль, следуя святой цели. Вера давала силы даже самым слабым духом, но свет алокрийской Церкви бросал слишком длинную тень сомнений. Генерал понимал, что его солдаты не принимали такую кошмарную истину, как отступничество Светоносных, но ничего поделать с этим не мог. А они просто следовали за своим командиром, который всецело доверял Спектру. Но даже сейчас, когда По-Трифа выжег из себя яд сомнений, в его голову закрадывались беспокойные мысли. Что же Церковь имела общего со Светом? С тем мистическим Светом, который озарял землю, даровал жизнь, испепелял зло в душах людей? Апор никогда раньше не задумывался об этом. Но ведь никогда раньше и Светоносные монахи не покидали своего монастыря. Нет, глава инквизиции больше не сомневался, он просто хотел понять.

   К ночному лагерю инквизиторов брело трое усталых людей в плащах с вышитыми треугольниками призм Света. Возвращались разведчики. По-Трифа спустился с горного уступа и пошел к ним на встречу. Он был изможден не меньше других и ужасно хотел спать, но боль от раны на руке расползалась по всему его телу, не давая заснуть. Мучительной смертью от гангрены он расплатится за грех. Но сперва надо выполнить свое предназначение и защитить Свет, уничтожив отступников, которые предали истинные идеалы алокрийской Церкви и направились к фасилийским еретикам.

   Пока что направление монахов к границе Алокрии с Фасилией подтверждалось, хотя Светоносные не оставляли после себя практически никаких следов. В деревнях не останавливались, по дороге привалов не делали, кажется, даже ничего не ели. Видимо, слухи об их силе воле и крепости закаленных воздержаниями тел не врали. По сути, о них только слухи и были известны. Ходила молва, что они – человеческие воплощения Света на земле...

   "Ну вот, опять, – разозлившись на себя, подумал Апор. – Они не могут быть воплощением Света, ибо только Церковь является им, а Спектр оглашает его волю. Иначе и быть не может. Сплетни о мистическом ордене Светоносных очевидно преувеличены".

   – Такими темпами к концу пути у нас останется только половина людей, – сказал подошедший Каматор, вырывая Апора из пучины размышлений.

   – Таков закон, – коротко ответил генерал, дав понять, что эта тема закрыта, и указал здоровой рукой на приближающихся к лагерю разведчиков. – Рано возвращаются, еще нет полуночи.

   – Что-то обнаружили?

   – Скоро узнаем.

   С тех пор как инквизиторы прошли крепость Силоф, они не встретили ни одной живой души в заснеженных горах. Изредка попадались заброшенные шахты и лагеря разбойников с окоченевшими трупами. Местами были видны следы сражений с фасилийцами тринадцатилетней давности. Тела незадачливых завоевателей не истлели, они долгие годы мумифицировались под ледяными ветрами и теперь лежали жуткими памятниками печальных событий тех лет.

   – До границы не так уж и далеко, – заметил дознаватель.

   – Понимаю. Надо спешить.

   – А если они успеют пройти в Фасилию?

   Апор не ответил. Да и что тут можно было сказать – долг заставит идти за отступниками до смерти последнего инквизитора, которая не заставит себя долго ждать на враждебной фасилийской территории.

   Изможденные дозорные наконец дошли до генерала и, не спрашивая дозволения, тяжело сели прямо на мерзлую землю. По-Трифа не стал их одергивать, он понимал, что разведчикам досталась самая тяжелая и опасная работа. Едва отдышавшись, один из них стал докладывать обрывистыми фразами:

   – Снежные хижины. Вокруг ходят люди. На небольшом горном плато. Огибая этот пик, на север. Примерно полдня пути.

   – Это Светоносные? – уточнил Апор.

   – Сложно сказать. Никто не знает, как они выглядят. Вроде похожи на монахов, одеты одинаково.

   – Почему они бродят вокруг своих хижин посреди ночи?

   – Не знаю, генерал, – утомленный разведчик был готов упасть в обморок. – Позвольте...

   – Да, иди отдыхать. Вы хорошо потрудились.

   Дозорный уже не мог подняться на ноги, поэтому просто растянулся на земле рядом со своими товарищами, которые уже провалились в беспокойный сон. Апор отошел в сторону и с задумчивым видом сел на камень.

   – Что-то не так? – поинтересовался Каматор.

   – Хижины, – пробормотал генерал. – Они построили хижины.

   – Может быть, просто временный лагерь.

   – До Силофских гор они добрались без единого привала, а здесь, в крайне неудобном для этого месте, решили встать лагерем? Нет, вряд ли он временный.

   – Выходит, Светоносные не собираются идти в Фасилию?

   – Похоже на то, – Апор нахмурился. – Но Спектр же сказал...

   – Нам не сравниться с его мудростью, генерал, – угрюмо пожал плечами дознаватель. – Он оглашает волю Света, простым смертным вряд ли удастся понять священный замысел.

   – Ты веришь в это?

   – В это веришь ты. А я следую за тобой. Как и все эти ребята. Остались только сильнейшие, их воля и вера непоколебимы.

   "Я в это верю. Да, все так, но...", – мелькнула мысль в голове Апора, когда он с удивлением обнаружил, что земля и небо закрутились, меняясь местами. Каматор поймал теряющего сознание командира и отволок его в палатку. Укладывая генерала на одну из расстеленных шкур, он случайно откинул край плаща и увидел коричнево-черную руку. Гангрена уже поглотила плечо и расползлась грязными разводами по груди Апора.

   – Давно уже надо было отрубить ее, – проворчал Каматор Тин. – Теперь поздно. Как ты вообще на ногах держишься...

   Он остался в палатке, сидя возле ворочающегося в жару лихорадки генерала, и молился до самого рассвета. Каматор ни за что не покинет своего командира, ведь он был для него образцом чести и верности своему делу. Таких людей нынче осталось очень мало. Даже нанеся себе смертельное увечье, По-Трифа продолжал исполнять свой долг, отказавшись от какого-либо лечения, чтобы до самой смерти оно напоминало ему о позоре сомнений и победе во внутренней борьбе.

   Незадолго до первых лучей, Апор открыл глаза, поднялся на ноги и приказал сворачивать лагерь. Впервые за много дней он смог поспать, пусть для этого и пришлось потерять сознание от изнеможения. Очень вовремя, ведь уже скоро их путь должен был подойти к концу.

   Солнце только окрасило горные вершины в ярко-красный цвет, а инквизиторы уже упорно двигались в гору, следуя букве священного закона. Как и докладывали разведчики, обогнув гору, они увидели несколько хижин, стоящих на небольшом горном плато к северу. Расстояние до них было невелико, но предстояло взойти по почти отвесному каменистому склону.

   Взбираясь наверх, несколько людей поскользнулись, а под чьей-то ногой шаткий камень выскочил из своего гнезда. Они кубарем скатились на дно ущелья, где и остались лежать в неестественных позах переломанных тел. Тяжелые доспехи, созданные чтобы защищать, предательски тянули людей вниз, почерневшие от обморожения пальцы не могли ухватиться ни за один уступ, а неумолимый ледяной ветер рассекал кожу лица. Жестокие Силофские горы желали, чтобы те, кто потревожил их вековой сон, сгинули в этих заснеженных вершинах.

   Подъем на плато не пережило двадцать четыре человека. Общая численность инквизиторов приближалась к одиннадцати сотням. Но они наконец достигли своей цели, нашли отступников и были готовы обрушить на них остатки своих сил, верша правосудие Света.

   Ошибки быть не могло, это определенно Светоносные. Монахи, опустив голову, босиком прохаживались между небольшими снежными холмиками, в которых были вырыты норы. Кажется, у них не было вообще ничего, кроме деревянных чашек и роб из тонкой ткани.

   Апор приказал своим людям окружить поселение, а сам с небольшим отрядом двинулся в центр. Оголив оружие, пятьдесят инквизиторов осторожно шли между хижинами и монахами, которые не обращали никакого внимания на пришельцев. Ситуация от этого становилась только страннее и напряженнее.

   Из очередного снежного холмика, пригнувшись, вышел старец и приблизился к По-Трифа. Несмотря на то, что выглядел он точно так же, как все остальные Светоносные, что-то его сильно выделяло. Очевидно, перед инквизиторами предстал сам настоятель монастыря. Будучи первым, кто обратил внимание на инквизиторов, он внимательно их оглядел светло-серыми глазами.

   – Нет, не вас. Мы ждем не вас, – мягко произнес старец, старательно подбирая слова, словно ему не приходилось разговаривать уже очень много лет.

   Настоятель развернулся и неспешно пошел к своей хижине.

   – Стой! – окликнул его генерал, но реакции не последовало.

   К нему подошел Каматор, внимательно следящий за странным стариком, и сказал:

   – Это все слишком подозрительно. Чем быстрее начнем экзекуцию, тем лучше.

   – Не спеши, – проворчал Апор. – Приговор еще не зачитан. Какими бы они опасными отступниками ни были, по закону им надо огласить волю Света.

   Приказав стоять и быть наготове, он пошел к снежному холмику настоятеля. Пригнувшись, он пробрался через импровизированную дверь и оказался внутри тесной норы с отверстием вверху, через которое в хижину проникал яркий небесный свет. Сидящий посередине старец снова не обратил на гостя никакого внимания, он умиротворено засыпал снег в деревянную чашку. Когда он закончил, снег, будто получив разрешение, моментально растаял, а вскоре закипела и вода.

   Апор решил не задумываться над загадочным поведением снега и сел напротив настоятеля. Приговор следовало зачитывать стоя, но низкий свод не позволял этого сделать. Инквизитор положил на колени свою искалеченную руку, чтобы она не висела плетью, и уже хотел начать перечисление преступлений монахов против веры, но старик неожиданно поднял на него светло-серые глаза и произнес:

   – Не нужно, Апор. Это не наша судьба и не твоя.

   Сбитому с толку генералу понадобилось некоторое время, чтобы попытаться понять услышанное. "Откуда он знает мое имя? А слова о судьбе – неужели он какой-то пророк? И еще этот кипящий снег в чашке... Что нам вообще известно о Светоносных?", – беспорядочно бегали мысли в его голове.

   – Мы знаем многое. То, на что ниспадает истинный Свет, – невозмутимо ответил настоятель на незаданный вслух вопрос.

   Апор опустил взгляд на свою изуродованную конечность. Сомнения – грех.

   – Как твое имя, настоятель?

   – Я настоятель, это так. Но имен мы не носим, носим лишь Свет, за что и прозваны Светоносными.

   В его речи до сих пор чувствовался след нескольких десятков лет безмолвия, который вынуждал старательно вспоминать и подбирать правильные слова.

   – Хорошо. Вы, называемые Светоносными монахами, объявлены алокрийской Церковью Света отступниками, – взяв себя в руки, продекламировал инквизитор. – Вы знаете, что занимаете особое место в нашей священной религии и глазах правоверных людей, но своим предательским исходом, бегством к фасилийским еретикам, иными словами, отступничеством подорвали веру в Свет и нашу святую Церковь! Поэтому...

   – Так мы подорвали веру в Свет или в Церковь? – все так же невозмутимо поинтересовался старец.

   Генерала словно окатило ледяной водой. Этот вопрос... Старик словно вытащил его из запретных глубин памяти инквизитора.

   – Не знаю, как ты это делаешь, еретик, – прорычал Апор, хватаясь за меч. – Но ты не сможешь посеять сомнения в моей душе!

   – Ты так правду называешь?

   Интонация, с которой говорил настоятель Светоносных, удивительным образом отрезвила взбешенного генерала. Он убрал клинок в ножны. В конце концов, одиннадцать сотен вооруженных инквизиторов всегда успеют перерезать сто двадцать полуголых монахов.

   – Что тебе известно? – после недолгого молчания спросил Апор.

   – Лишь то, что освещает истинный Свет.

   – Это я уже слышал. Рассказывай, что ты знаешь об алокрийской Церкви. Если тебе нечего сказать, то я прикажу привести смертный приговор в действие.

   – Ты не прикажешь, и мы не умрем от ваших рук. Не наша это судьба и не твоя.

   Если бы не умиротворенная аура, который был окружен сероглазый старец, то инквизитор давно бы уже изрубил его. Он был взбешен, но ярость не могла вырваться наружу, она словно пряталась от небесного света, льющегося из отверстия в своде снежной норы.

   – Нам было видение, – продолжил настоятель, старательно выговаривая полузабытые слова. – Нам суждено встать на защиту мирных людей, в чьих душах еще не померк истинный Свет. Исход предрешен, но мы можем хотя бы попытаться что-то изменить. Светлый оплот мы возведем здесь из наших тел и веры.

   – Вы собираетесь защищать алокрийцев? От кого?

   – Не только их. Сложно объяснить тебе. Чтобы все в итоге вышло так, как должно быть, надо нам здесь находиться. Нам не было до этого дела раньше, но настало время. И мы ждем, пока тень доберется досюда, чтобы дать отпор ей и развеять мрак.

   – Я не понимаю тебя, старик, – Апор поморщился от боли в груди.

   Гангрена, отравляющая плоть инквизитора, скоро доберется до жизненно важных органов, а он сидит в какой-то норе и беседует с безумным стариком. Генерал взглянул на настоятеля, почувствовав, что тот и на этот раз угадал его мысли. И даже более того.

   – Рана, которую нанес ты себе, не выжгла сомнений, – произнес монах. – Она есть лишь отрицание правды. Но истинный Свет не померк в тебе после этого. Ты ошибался, ложная борьба сломила тебя, но поражение, символ которого ты носишь на своей руке, лишь доказывает, что ты следовал правде всегда, хоть и приходилось тебе противостоять ей.

   – Снова не понимаю, – еле слышно сказал инквизитор, его накрыла волна спокойствия, граничащая с апатией.

   – Погрузи руку в Свет.

   Слабо осознавая, что он делает, Апор с некоторым усилием приподнялся и подполз на коленях к центру хижины, куда ниспадал столб лучей света. Откинув плащ, он достал изувеченную конечность и осторожно протянул ее к этому удивительному небесному водопаду. Если бы генерал взглянул на землю, то увидел бы, что его рука совсем не отбрасывает тени. Но его глаза были прикованы к тонким струйкам дыма, которые поднимались от жуткой коричнево-черной гангрены.

   – Это не рана плоти, – объяснил настоятель. – Лишь пораженная душа, сокрытая мраком. Борясь с сомнениями, ты поразил себя в правду. Но Свет прогонит тьму.

   Кожа инквизитора светлела, он с удивлением обнаружил, что стал чувствовать мягкие прикосновения теплых лучей. Апор уже и забыл то чувство, когда по венам рук растекается кровь, пульс показался чем-то чуждым. Приложив немало усилий, генерал сумел пошевелить пальцами. Ужасная рана медленно таяла в потоках света.

   – Что это такое? – изумился По-Трифа.

   – Твое увечье – лишь след лицемерия и лжи Спектра. Истинный Свет прогнал эту тень, – старец слегка подался вперед, и впервые невозмутимость на его лице сменилась чем-то похожим на улыбку. – Ты мне так и не ответил, Апор. Во что же мы подорвали веру: в Свет или в Церковь?

   – Ты хочешь сказать, что Спектр ставит свои амбиции и интересы превыше служения нашей священной вере? Что алокрийская Церковь давно уже действует от своего собственного лица, забыв, как звучит голос Света? Что всю свою жизнь я посвятил всего лишь очередной организации, верхушка которой озабочена собственным обогащением и властью?

   – Я этого не говорил, – ответил настоятель уже с настоящей улыбкой. – Просто ты и так это знаешь. Именно от этой правды ты и пытался избавиться, выжигая сомнения из души.

   – Но ведь мастер Карпалок Шол так много сделал для Церкви...

   – Вот именно. Для Церкви, в которой давно уже не осталось ни единого лучика того истинного Света, некогда ставшего основой нашей священной веры.

   И ведь настоятель говорил чистую правду, даже если не принимать во внимание его мистическую осведомленность обо всем на земле. Но Апор и сам знал правду о Церкви, только постоянно врал себе и заставлял себя быть верным Спектру. Генерал прикрыл лицо руками.

   – Я столько всего натворил...

   – Свет простил тебя, он излечил твою глубокую душевную рану и истерзанную плоть, осветил твой разум. Возможно, все те преступные приказы, которые ты выполнил, все убийства, казни и пытки – все это должно было привести тебя сюда. Таков был твой путь, чтобы узреть правду.

   Инквизитор посмотрел на улыбающегося сероглазого старца. Неужели он проделал такой долгий путь, преследуя монахов, чтобы получить откровение? Столько смертей и страданий, лжи и боли. Позади остались искалеченные трупы инквизиторов и их обезглавленные товарищи, которые виноваты лишь в беспрекословном следовании тому, что считали правдой.

   – Ты столько всего знаешь, тебе были ниспосланы видения будущего, – произнес Апор, поднимая глаза на настоятеля. – Ты упоминал, что сражение с вами – не наша судьба. Так какова же она? Зачем мы здесь?