Текст книги "Грани лучшего мира. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Антон Ханыгин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]
– Просто продолжай объяснять...
– Как скучно. Ладно. Видишь ли, живым человека делает не кровь, текущая по венам, не воздух, наполняющий легкие, и даже не движение. Точнее не только это. Главное – желание жить, привязанность духа к телу, тела к жизни, жизни к духу... Я понятно выражаюсь? Хорошо. Но с тобой произошел редкий случай – твоя жизнь утратила то, что связывало тебя с ней. Ох, как сложно объяснять это человеку...
– Тира, – едва слышно произнес Ранкир.
– Верно, – Нгахнаре шел немного поодаль, но его голос звучал прямо внутри убийцы, заставляя его содрогаться при каждом слове. – Ты не дышишь? Дыши, тебе ничто не мешает, это простые сокращения мышц. Сердце не бьется? Один точный удар – оно снова заработает. Кровь и воздух обеспечивают лишь жизнедеятельность, а желание жить – жизнь. Грубо говоря...
Усердно напрягая диафрагму и мышцы живота, убийца попробовал вдохнуть. У него получилось, но он тут же пожалел о содеянном – спазм скрутил расправившиеся легкие, и жуткий кашель чуть не заставил его выплюнуть их по частям. Пока он бился в судорогах на земле, сердце решилось на подлый поступок – захлебываясь, оно начало перекачивать кровь в теле Ранкира. С каждым его ударом возрастало давление, которое сковывало мозг, заставляло съеживаться внутренности и сжимало огненной перчаткой глаза, а непрекращающийся кашель усиливал этот эффект. Еще немного и тело убийцы было бы перемолото изнутри самим собой.
– Прекрасно, ты оживил свое тело. Полегчало? – насмешливо произнес Нгахнаре. – Уж лучше бы ты оставался трупом.
Прошло много времени, прежде чем Мит, хрипя и судорожно дергаясь, смог подняться на ноги.
– Ты разрушил связи существования собственной сущности, – не обращая внимания на состояние собеседника, продолжил владыка. – Поэтому ты ни жив и ни мертв. В этом кроется ответ на другой вопрос – почему ты меня слышишь. Даже мои самые верные слуги, получившие лично от меня особый дар, неспособны расслышать мои слова. Живым это просто не дано – они либо сходят с ума, либо умирают. А с мертвыми беседовать нет смысла – с полной утратой жизни исчезает и разум. Естественно, я не мог упустить шанс и не поговорить с тобой. Редко кто умирает, оставаясь при этом живым. Уж я-то знаю.
– Хорошо, – прохрипел Ранкир. – Допустим, что это не мой предсмертный бред. Но что дальше? Сомневаюсь, что смерть воплощенная просто хотел поговорить.
За глухим капюшоном мантии безумного цвета убийца не мог разглядеть лица владыки, но тот определенно улыбнулся.
– Я предлагаю тебе сделку, – произнес Нгахнаре, и его слова опять вызвали острую боль в оживающем теле убийцы.
– Сделку? – простонал Мит.
– Да, сделку. Видишь ли, воистину потеряв желание жить, ты не можешь вернуться к жизни. Но и умереть тебе пока не суждено, ты будешь вечно идти по пути Умирающего. Поэтому я предлагаю тебе отомстить тем, кто довел тебя до такого состояния, кто лишил тебя смысла существования, убив твою возлюбленную. Я дам тебе силу уничтожить Синдикат, ты получишь истинное безумие Нгахнаре!
– И это вернет меня к жизни?
– Да. У тебя появится новая цель, которая восстановит утерянную связь, – багровый и черный цвета на мантии владыки начали жаднее пожирать друг друга. – Смерть будет следовать за тобой, пока ты не истребишь всех своих врагов!
– В чем твоя выгода от этой сделки?
Слова Ранкира едва прорезались через нарастающий вокруг гул. Стены пути Умирающего тряслись, каменная кладка была готова развалиться. Возможно, это происходило, потому что убийца действительно почувствовал, что хочет отомстить. Он виноват в смерти Тиры, но только лишь одним единственным неверным шагом. Во всем остальном вина Синдиката. Ему надо найти и убить босса, того человека в дорогой одежде, который, отдавая заказ на устранение жены и дочери диктатора Илида, заранее знал, что Мит будет убит руками его же товарищей, дабы какой-то извращенный замысел был осуществлен до конца.
– С моим даром ты пожнешь для меня обильный урожай, я это чувствую, – слова Нгахнаре терзали разум и тело возвращающегося к жизни Ранкира, но он все еще понимал их. – Однако это не главное. Раз ты слышишь, то услышь: "Южный ветер веет пустой смертью". Найди в Донкаре Мертвую Руку, передай ему мои слова.
Камни по отдельности вылетали из стен и свободно парили в воздухе, содрогаясь от нарастающего грохота. Из постоянно расширяющихся трещин лился яркий свет, который пробивался даже сквозь закрытые веки, заставляя глаза гореть изнутри.
– Южный ветер веет пустой смертью. Скажи так Мертвой Руке, – повторил владыка. – Тебя ожидает сюрприз...
Последние слова потонули в ужасном шуме, насквозь пронзившем голову иглами острой боли. Дорога разверзлась под Ранкиром, убийцу кидало из стороны в сторону и разрывало пополам, он падал вверх и тут же взлетал вниз в безумном вращении неправильного пространства, при котором конечности были готовы оторваться от тела. Наконец некая жестокая сила смяла его внутрь самого себя и швырнула в бездну жизни.
"И долго ты намерен еще валяться? Тут кое-что происходит".
Голос Тиурана заставил убийцу открыть глаза, слипшиеся от крови. Ранкир помнил это место – здесь погибла Тира На-Мирад. Ее труп был тут, рядом с ним, но сейчас он лежал на полу спальни фрейлины в полном одиночестве. Только засохшие пятна крови напоминали об ужасных ночных событиях в особняке По-Сода.
– Что... происходит, – прохрипел Мит, с огромным усилием ворочая сухим языком. – Где... она?
Преодолевая боль, он смог приподняться на руках и отползти к стене, чтобы осмотреться и понять, что здесь произошло, пока он был мертв. Конечно, если он действительно был мертв и шел по пути Умирающего, а не бредил в предсмертной агонии, барахтаясь в луже своей и чужой крови. Хотя такой бред не смог бы воспроизвести даже столь безумный и измученный разум, несчастным обладателем коего стал юный убийца.
Спальня пустовала. Ранкир смотрел на место, где раньше точно было тело Тиры, но сейчас туда падали только робкие лучи утреннего солнца, пробивающиеся сквозь глухие шторы на окне. В коридоре послышались тяжелые шаги двух людей и шум, словно они тащили что-то большое.
– У-у, здоровый какой, зараза, – прокряхтел первый голос.
– Ага, – согласился второй. – Вовремя стража подоспела, иначе бы эти убийцы спокойно скрылись. Хотя я не хотел бы встретиться вот с этим типом.
– Да не, это они с виду только грозные. Я бы лучше с ними побился, а не растаскивал трупы.
– И то верно. Как вспомню тела госпожи На-Сода и ее дочки, сердце кровью обливается. Что за звери...
– Да уж. Хоть я и невысокого мнения о Бахироне, честно говоря, не ожидал, что он так подло поступит.
Голоса удалялись, и Ранкир больше не мог расслышать их беседу. Выходит, "подмога" из Синдиката перебита подоспевшей городской стражей. Наверное, убийцы задержались, ожидая, когда вернется со второго этажа Салдай Рик, который к тому моменту уже лежал с разорванным горлом. Скорее всего, кому-то удалось сбежать и за ними снарядили погоню. А припозднившимся стражам, разговор которых услышал убийца, досталась грязная работа – выносить трупы из имения диктатора. И до самого Ранкира у них руки пока еще не дошли.
Сомнительное начало новой жизни. Сейчас вернутся солдаты и либо добьют его, либо арестуют, чтобы допрашивать, пытать и, в конце концов, казнить. Раненый убийца, только что вернувшийся с того света, будет для них легкой добычей и ступенькой к повышению по службе.
"Раненый?"
Стараясь не обращать внимания на скрежет костей и гудение натянутых мышц, Ранкир развернулся так, чтобы осмотреть рассеченное бедро. К его удивлению, под отвердевшей от засохшей крови штаниной он обнаружил только уродливый шрам. Рядом присел Тиуран Доп и тоже начал задумчиво разглядывать грубый рубец на ноге друга.
"Наверное, ты так долго бродил по пути Умирающего, что у тебя успела затянуться рана".
– Но здесь-то прошло всего несколько часов, – каждое слово раздирало иссохшее горло Ранкира. – И вообще, когда ты успел стать знатоком в вопросах смерти, рыжий?
"Долго рассказывать... Постой. Слышишь?"
Из коридора второго этажа доносились шаги и тяжелая отдышка двух мужчин.
– Погоди, Моро, давай передохнем, – взмолился один из них, остановившись в двух шагах от дверного проема.
– Пожалуй, надо, – пропыхтел второй.
Повисла тишина, нарушаемая только сопением и редким кашлем стражников.
– Знаешь, – прозвучал голос первого. – Вообще-то, я думаю, что все как-то странно...
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, убийцы зачем-то притащили на задание письмо с заказом. И еще там написано, что в особняке надо убить и Илида, хотя даже в Илии все знают, что диктатор сейчас в лагере на границе, – рассудительно произнес первый. – Ладно, не обращай внимания. К лагерю республиканской армии уже направился гонец, который прихватил с собой то письмецо. Пусть По-Сода сам решает, как поступить, все-таки именно он пострадал.
– Пострадал не только диктатор, – проворчал второй. – Король покусился на собрание республики, ведь в отсутствии Илида семью По-Сода представляла его жена, главенствуя от имени их старой семьи в Градоме. Ее убийство – это не только нож в спину нашего командующего, но и плевок в лицо собрания. Мне кажется, Мария такого не простит.
– Война ведь начнется...
– Начнется.
Звук шлепка по плечу, оповестил Ранкира о завершении перерыва. Два стражника боком ввалились в спальню фрейлины и замерли, изумленно глядя на прислонившегося к стене убийцу.
– Живой? – спросил первый.
– Живой, – подтвердил его напарник.
– Непорядок.
Они грозно двинулись в сторону беспомощного Ранкира, на ходу вытаскивая из ножен короткие мечи.
– Небось, этот ублюдок и прикончил невинных девочек, – прорычал один из них, замахиваясь мечом.
Отрешенно наблюдая за медленно опускающимся на его голову клинком, Ранкир приготовился к смерти, расслабив свое измученное тело. Он сжал кулаки и неожиданно обнаружил, что до сих пор держит в руке забрызганный кровью обрывок рукава девичьей ночной рубашки. С протяжным скрипом время остановилось.
Прикончил невинных девочек? Это неправда. Он ведь убил только Мису, но не Тиру. Однако он виноват в ее смерти. И теперь она мертва, убита Синдикатом. Ее больше нет. Но он же обещал, обещал, что они будут вместе!
Внутри Ранкира что-то лопнуло. Кроваво-красная пелена застилала взор, все тело дрожало от переполняющей его силы, которая заставляла стонать напряженные до предела мышцы. Череда событий яркими образами вспыхивала в его памяти, испепеляя рассудок загнанного в угол Мита. Убийство, предательство, кровь, утрата, боль, смерть...
Месть.
Ярость, вскипающая внутри убийцы, вытесняла из него все человеческое, погребая чувства и мысли, поглощала остатки прерванной жизни. Его тело задымилось, сжигаемое изнутри пламенем гнева. Черный дым растворил одежду, обратил в пепел плоть и кости, разливаясь по комнате завитками тлена. Дар смерти воплощенной. Безумие Нгахнаре.
В спальне, заполненной черным туманом, Ранкир был везде. Он видел, как меч стражника разрубил воздух в том месте, где только что сидел убийца. Мгновение – и дым собрался в человеческую фигуру за спинами растерянных солдат. Они обвинили его в убийстве Тиры.
– Как вы посмели, твари...
Ладони Ранкира снова обратились в черные клубы дыма, и он, не задумываясь о своих действиях, вонзил их в грудь одного из стражников. Ни сожаления, ни сострадания, ни жалости. В кровавом исступлении он вырывал ребра несчастного одно за другим с ужасающей скоростью, которой не мог обладать ни один человек. С хрустом обломав последнюю кость в грудине, он принялся голыми руками терзать внутренности солдата, который лишь стоял и завороженно смотрел, как разлетаются по сторонам его органы.
Решив, что с него достаточно, Ранкир переключился на второго стражника, бегущего к выходу. Но время было не на стороне беглеца. С нечеловеческим усилием убийца рванул вперед, рискуя разорвать себе напряженные мышцы.
– Ты не уйдешь...
Загадочный туман опередил солдата. Ранкир, просочившись сквозь него, вышел из черных клубов дыма в дверном проеме, отрезав единственный путь к отступлению. Одним толчком он опрокинул стражника и, растворившись на мгновение в воздухе, оказался у головы лежащего человека. С ужасающей силой он начал топтать его лицо. Солдат перестал дергаться уже после второго удара, но Ранкир не останавливался и продолжал перемалывать свои сапогом его лицевые кости.
– Я... не убивал... Тиру... я... не убивал!
Издав дикий вопль, он со всей силы пнул жалкие остатки головы бедолаги. Череп не выдержал удара и с треском разлетелся на несколько осколков, обдав все вокруг брызгами крови, сгустками непонятной липкой жидкости и кусочками мозга.
Убийца с диким рыком озирался по сторонам в поисках новых жертв, чтобы выплеснуть на них свою ярость. Его тело то обращалось в черный дым, то снова становилось человеческим. Ужасный дар смерти, безумие Нгахнаре, уже почти уничтожил остатки разума, превратив Мита в кровожадное чудовище, но внезапно его взгляд упал на странный предмет, смутно напоминающий о чем-то важном. Прихрамывая на одну ногу, Ранкир подошел поближе и наклонился, чтобы разглядеть светлое пятно на полу.
Небольшой лоскут. Обрывок, вернувший память о том дне, когда он потерял ее навсегда. Кажется, кусочек ткани до сих пор источал тепло тела Тиры.
– Тира...
Ранкир повторял это имя, даже впав в исступление, но лишь теперь вспомнил о ней. С потерей рассудка он уже смирился, но память о возлюбленной для него дороже жизни. Тира На-Мирад заменила Миту весь мир, и этот небольшой обрывок рукава ночной рубашки – его последний осколок.
– Я не забуду, – прохрипел убийца и окровавленными руками прижал к себе лоскут ткани. – Отомщу.
В этот момент в комнату фрейлины вбежало несколько человек. Похоже, что стражники, которые выносили трупы с первого этажа, прибежали на шум. Не задумываясь, они выхватили оружие и бросились на Ранкира. Но кроваво-красный прилив уже подхватил убийцу и понес прямиком в бездну безумия Нгахнаре...
Спустя пару часов одинокий путник покинул Градом через западные городские ворота. Сонливый часовой не обратил на него внимания – до пожилого стражника еще не дошли вести об ужасном преступлении в имении диктатора По-Сода. Поэтому он с усмешкой посмотрел на бормочущего себе под нос странника, проводил его скучающим взглядом и, опершись на короткое копье, задремал. В конце концов, ему здесь торчать еще целый день...
"Ты слишком сильно разошелся! К чему столько ненужных смертей?"
– Таков дар владыки, я не очень хорошо себя контролирую, когда пробуждается эта сила.
"Перестань его называть владыкой, он не твой хозяин... Ладно хоть ты отмыться и переодеться додумался".
– Я же не дурак, чтобы разгуливать по городу, словно на меня вылили бочку крови.
"Раз такой предусмотрительный, то мог бы и еды прихватить перед дорогой. Мы так от голода загнемся!"
– Потерпи, Тиуран. Сейчас нам надо уйти подальше от Градома, а там где-нибудь отдохнем и поедим.
"Если бы ты взял кошелек у одного из трупов или хотя бы свой забрал у этих стражников-мародеров, то мы бы наняли повозку".
Ранкир остановился и задумчиво посмотрел на свою ногу. После того как он вернулся к жизни, на месте раны остался лишь уродливый шрам, но почему-то появилась хромота.
– М-да, об этом я не подумал...
"Пошли уже, балбес, не возвращаться же".
– Верно.
Путь обещал быть долгим, но Ранкир во что бы то ни стало доберется до Донкара и начнет убивать ублюдков из Синдиката одного за другим, пока не доберется до босса, того человека в дорогой одежде. Послание для Черной Руки? Что ж, это ему по пути.
Одинокий путник сильнее закутался в легкий плащ, поправил полоску светлой ткани, повязанную на запястье, и, слегка прихрамывая, двинулся на запад.
Глава 20
Четырнадцать командиров республиканской армии стояли в палатке Илида и шумно переговаривались между собой, обсуждая только что отданный приказ о сворачивании лагеря. Совещание в ставке диктатора приняло вид неформальной беседы. По-Сода поочередно говорил то с одним из них, то с другим, давал личные распоряжения, подводил итоги, принимал промежуточные отчеты и прошения. Новость об окончании похода всех обрадовала, но сразу же стали появляться проблемы, решение которых нельзя откладывать.
Многие солдаты большую часть своей жизни прожили в Илии, погнавшись за хорошей жизнью в богатую столицу Алокрии, и поэтому по возвращении в Марию у них не было ни жилья, ни средств к существованию. Эта ситуация временно отошла на второй план благодаря походу ради объединения республики, но вот жизнь в лагере подошла к концу, и вопрос людей, которым некуда податься, встал особо остро. Сейчас они воодушевлены победой, верны идеям свободы и всеобщего равенства, уверены, что командиры и собрание республики легко найдут их место в жизни Марии и обеспечат всем необходимым. Однако из-за столь серьезных изменений республика сейчас, скорее всего, едва могла свести концы с концами. Но нельзя обманывать верящих ей обездоленных солдат – чем выше ожидания, тем глубже пропасть разочарования. Страшно предположить, что может произойти если их отчаяние начнет разрастаться внутри неокрепшей Марии.
Но, несмотря на все трудности, с этого момента республика считалась цельной и независимой страной. Ее территория несколько меньше границ бывшей провинции, но это временно. Уже очень скоро соседние города, а затем страны и весь мир, увидят торжество республиканских идей в Марии и осознают их величие. Короли и вожди падут, деньги не будут управлять людьми, заслуги и почет перестанут определяться лишь знатностью рода. Богач и бедняк, знать и простолюдин, старик и ребенок, мужчина и женщина – все будут равны и свободны, каждый внесет свой вклад в создание лучшего мира, и мир вознаградит его. Так разве небольшие проблемы могут остановить Марию на пути к великой цели?
Илид присел на свой раскладной стул, посмотрел на радостные лица командиров республиканских армий и улыбнулся своим мыслям. Победа в не начавшейся войне – под таким названием это событие войдет в хроники. Король Бахирон Мур так и не ввел войска в Марию, Комитет изо всех сил старался примирить друзей-врагов, по обеим сторонам границы истреблялись банды разбойников. Кажется, жизнь налаживалась. Весьма вероятно, что между республикой и Алокрией дружественные отношения установятся намного быстрее, чем кто-либо мог ожидать. Что ж, времена меняются.
Двадцать восемь лет назад только что коронованный мальчишка жестоко расправился со своим родным дядей-регентом, а сейчас он же добровольно отдал треть страны старому другу, которого остальные две трети королевства считают предателем. Мудрый правитель или безвольный глупец? Идет ли он на поводу дружеских чувств или осознал правоту республиканских идей? Остался ли он верен традициям, жаждет ли абсолютной монархии или готов двигаться дальше в свободное будущее лучшего мира? Так просто на эти вопросы и не ответить.
– Диктатор По-Сода, что прикажете делать с пленными из захваченного города? – вопрос командира Миро По-Кара вырвал Илида из размышлений.
– Можешь больше не называть меня диктатором. Как вернемся в Градом, собрание снимет с меня диктаторские полномочия, – не сразу ответил он. – Этот приграничный городок сейчас не захвачен и никогда не был таким. Пусть его и населяют марийцы, но он остается под управлением алокрийской короны. Во всяком случае, до тех пор, пока его жители сами не пожелают приобщиться к нашему общему делу и стать частью республики.
– Прикажете освободить их?
– Да, освободи, пусть возвращаются в свои дома, – сказал Илид, и командующий с коротким поклоном вышел из палатки.
Миро По-Кара – молодой мариец не из старой семьи, но уже опытный солдат и хороший военачальник. Он командовал королевской гвардией, когда Илид еще был комитом армии при Бахироне. Несмотря на условный характер и искусственный престиж подразделения, предназначенного по сути лишь для того, чтобы незнатные и бедные выходцы из Марии перешагнули через презрение, выказываемое им илийцами, и смогли обеспечить себе и своим семьям достойное существование, Миро хорошо проявил себя в подавлении нескольких небольших бунтов и разгонах крупных банд разбойников, угрожавших пригороду Донкара. Его имя стало залогом доблести будущей гвардии, куда командующим его назначил лично король по рекомендации Илида По-Сода.
Постепенно палатка диктатора опустела, а сам он ходил по ней кругами, разгоняя кровь по телу. Голова трещала по швам от навалившихся стратегических решений сворачивания лагеря, перераспределения поставок продовольствия, размещения гарнизонов, маршрутов отхода республиканской армии и многого другого. Вопросы и предложения сыпались со всех сторон, Илиду пришлось применить весь свой командирский талант, чтобы вернуть возбужденным военачальникам какое-то подобие дисциплины. Те из них, кто никогда не воевал, радовались победе, а те, кому довелось быть участниками настоящих боев, – что войны не было. Диктатор не слишком одергивал их, марийцы наконец получили долгожданный повод для радости. В конце концов, им всем предстоит еще очень много трудиться, чтобы сделать из Марии по-настоящему свободную страну.
Щурясь от яркого света солнца, Илид вышел из палатки, чтобы голова немного прояснилась на свежем воздухе. Солдаты деловито бегали из одного края лагеря в другой, разбирали палатки, грузили вещи в обозы, передавали послания для своих семей через тех, кто первыми выдвинутся в путь домой. Вокруг царила веселая суматоха, за которой стало практически невозможно разглядеть армию. А раз нет армии, не нужен и главнокомандующий.
Со стороны Силофских гор дул прохладный ветерок, и Илид решил подняться выше на холм, чтобы полнее насладиться приятной свежестью. Сверху открывался чудесный вид на лагерь и небольшой приграничный городок, залитый солнечным светом. По его улицам уже бродили люди, которые еще недавно были пленниками республики. Кто-то уже начал разбирать полуразрушенные баррикады, одни мужики осматривали свои дома и прикидывали затраты на ремонт, другие раскидывали обгоревшие балки и бревна на пожарищах. Их жены и дети, которые не пожелали уйти из города и оставить защитников противостоять республиканцам в полном одиночестве, обнимали мужей и отцов, вернувшихся из плена, и плакали слезами радости. Илиду даже стало немного стыдно, что он посмел вторгнуться в эту идиллию с оружием в руках. Но опасность для них миновала, скоро жизнь пойдет своим чередом, и они снова смогут спокойно жить в своих домах.
Свой дом. За время службы комитом армии при короле Илид истосковался по родной Марии, по имению в Градоме. Потому тот особняк в Донкаре он особо не обустраивал и не обживал – все равно не заменит родового гнезда старой семьи По-Сода в марийской столице. И только он вернулся домой, как тут же был вынужден уйти в поход ради объединения республики и подавления волнений в глубинке бывшей провинции. Но теперь все будет иначе, он вернется навсегда.
"Что-то я совсем размяк, – с легкой улыбкой подумал Илид. – Стар стал для войн, да и отвык от них уже. Кажется, пора начать спокойную жизнь, посвятить себя семье и делу республики. Да и Миса подрастает, скоро замуж собираться будет. Небось уже все обсудили с матерью, а мне не говорят, хитрые женщины. Глядишь, дедушкой стану и даже не замечу... Да, точно размяк".
Тихо смеясь над собственными мыслями, По-Сода стоял на холме и любовался пейзажем. Природа северо-западных окраин Марии могла поразить своей красотой даже самого прихотливого эстета. На севере возвышались пики Силофских гор с нависшими над ними черными тучами, сквозь которые пробивались ослепительные лучи солнца, играющие на вечных снегах. К западу раскинулись илийские леса, раскрашенные в буйные зеленые и печальные болотные цвета. На юге по-хозяйски разлеглись холмы лесостепи, как будто сошедшие с картинок детской книжки со сказками. А на востоке почти до самого горизонта простирались марийские степи, сплошь покрытые заплатками золотистых полей с аккуратными швами дорог, по одной из которых к лагерю республиканской армии поспешно скакали два всадника...
Два всадника. Беззаботное расположение духа осторожно сжалось и спряталось глубоко внутри Илида, напряженно вглядывающегося в приближающиеся силуэты людей на конях. Распоряжения собрания республики, вести из Градома? Нет, вряд ли. Внутри диктатора нарастало странное тревожное чувство, один из всадников показался ему смутно знакомым. Точно, это был Наторд, который только этим утром покинул лагерь с письмом для Мони На-Сода. Что же заставило его так скоро вернуться, и кто скачет рядом с ним?
Быстрым шагом Илид вернулся в свою палатку, на ходу отдав указание привести к нему гонца и его спутника. Сидя на раскладном стуле, он нетерпеливо стучал костяшками пальцев по столешнице. Наконец полог палатки откинулся, и внутрь прошли два человека в запыленных одеждах.
Диктатор не ошибся, одним из них был молодой мариец Наторд. По-Сода вопросительно посмотрел на своего солдата, который не знал, куда себя деть, и нервно мял побледневшими пальцами письмо с двумя особыми восковыми печатями, проставленными лично Илидом полдня назад. Второй человек тоже оказался гонцом, он держал в трясущихся руках два конверта и неуверенно топтался на месте, пытаясь что-то сказать.
Раздраженный их поведением Илид вскочил из-за стола, подошел к незнакомому гонцу и выхватил письма. Вскрытый конверт упал на пол, ломкая бумага зашелестела в руках главнокомандующего. Посыльные не видели лица диктатора, который стоял к ним спиной и читал. Ни они, ни солдат, который привел их, не нарушали тишину, и даже шум сворачивающегося лагеря оставался где-то снаружи, не рискуя проникнуть сквозь плотную ткань палатки По-Сода и помешать его чтению.
Раздался звук рвущейся бумаги – Илид вскрыл второй пакет. Снова воцарилась абсолютная тишина, изредка прерываемая лишь робким шелестом письма. Ужасная тишина. Наторд чувствовал, что даже сердце не желает биться, чтобы не нарушать ее. Безмолвная бездна затягивала в пустоту саму жизнь. Не такой должна быть реакция Илида на ужасные новости. Почему он ничего не говорит, почему ничего не делает?
Закончив читать, диктатор некоторое время стоял, глядя сквозь ровные строки на дорогой бумаге, а затем повернулся к гонцам. Они вздрогнули, увидев лицо внезапно постаревшего главнокомандующего. Ни гнева, ни страха, ни удивления, ни печали. Пожалуй, лишь немного разочарования. И густая, вязкая, объемная пустота в глазах.
– Письмо, – сказал Илид.
Наторд вложил в протянутую диктатором руку конверт с двумя печатями. Он знал, что в нем находится послание жене По-Сода и его прошение собранию республики о снятии полномочий диктатора. Поэтому его не сильно удивило, что мгновение спустя клочки порванного письма, медленно кружась в воздухе, упали на пол. Илид останется на своем посту.
– Созвать военный совет, – приказал главнокомандующий республиканской армии. – Немедленно.
Солдат и посыльные тут же бросились выполнять приказ и, покинув палатку, оставили Илида в полном одиночестве. Он устало присел на землю и еще раз взглянул на два послания, зажатые в руке. В одном из них король Бахирон Мур приказывал своим убийцам расправиться с семьей По-Сода в Градоме. В другом собрание республики докладывало обо всем, что им известно об ужасном происшествии. Там же в конце стоит короткая приписка: "Поступайте, как считаете нужным, диктатор".
А как нужно поступать, когда король приказывает убить семью своего старого друга? Илид не знал ответа на этот вопрос. Он бы с радостью отдался чувствам, позволил бы эмоциям решать за него. Но не было ни чувств, ни эмоций. Мони и Миса мертвы, верная жена и прекрасная дочка навсегда покинули его. Горе утраты так велико, что стареющий диктатор не был способен почувствовать его. Он думал о том, как хотел вернуться в родное имение в Градоме, но лишь сейчас осознал очевидную истину – он хотел быть со своей семьей. Особняк в Илии, поместье в Марии, да хоть лачуга в Еве – где были жена и дочь, там и находился его дом. По-Сода отлично понимал свое горе, но не мог почувствовать его. Возможно, это к лучшему. Даже половина столь сильного чувства свела бы с ума Илида, оставшегося в полном одиночестве в этом жестоком мире.
– Позвольте?
В палатку осторожно входили командиры республиканской армии. Они уже были введены в курс дела посыльными, и от былой радости не осталось и следа. Вид сидящего на полу диктатора сбивал их с толку, у некоторых возникли опасения, что главнокомандующий обезумел от своей потери. Но Илид уверенно поднялся на ноги и прошел к своему столу. Сомнения марийских военачальников развеялись, но пугающее спокойствие По-Сода вводило их в замешательство. Никто не решался прервать затянувшееся молчание.
– Поступайте, как считаете нужным, – Илид громко прочитал последнюю строчку письма от собрания республики и окинул пустым взглядом своих подчиненных. – Вы, конечно, уже знаете о случившемся.
– Мы сожалеем о вашей утрате... – начал говорить Миро По-Кара.
– Не стоит, – диктатор жестом остановил его. – Не стоит говорить обо мне. Мони На-Сода была членом марийского собрания и представителем старых семей Градома на время моего отсутствия. Удар был нанесен республике, и мы не можем оставить это безнаказанным. Я, Илид По-Сода, наделенный полномочиями диктатора республики Марии, в одностороннем порядке объявляю войну королю Алокрии Бахирону Муру.
Это не правда. Он говорил от лица республики, но слова принадлежали только ему, как и желание отомстить. Несоответствия в королевском письме убийцам, странные обстоятельства его обнаружения, масса загадочных мелочей и нестыковок – Илид просто не обратил внимания ни на что из этого. В своей непрочувствованной печали и засевшей глубоко внутри злобе, он нашел для себя виновника несчастья. Видимо, здравый смысл все-таки пошатнулся, и опустошенный По-Сода сам себя убедил в предательском поступке бывшего друга и соратника. Мрачный поток возмездия искал свое русло и нашел его в том, что Илид знал лучше всего – война.
– Мне кажется, что сперва надо все тщательно обдумать и... – рассудительно заметил один из командиров.
– Все уже решено, – оборвал его диктатор. – Собрание республики наделило меня этим правом. Воспротивившиеся моим приказам будут объявлены дезертирами и казнены на месте.