Текст книги "Грани лучшего мира. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Антон Ханыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

   – Да что о нем рассказать, никто ничего толком и не знает про него, даже имя, – пожала плечами юная сектантка. – Он называет себя Мертвым Взором, носит повязку на глазах, но видно, что из-под нее торчит что-то такое как у тебя на руке – странная темная кожа, морщинки. Наверное, потому что он старый. Но ты-то не старый! И Мелкая не хочет быть старой, старые люди – некрасивые! Такая серая кожа, что прямо фу! А почему у тебя на руке кожа, как у старого-старого?

   – Не отвлекайся, расскажи мне еще о нашем лидере.

   Тормуна моргала глазами и задумчиво мычала, словно что-то вспоминая, и наконец с победоносным видом кивнула Ачеку.

   – Придумала! – закричала она. – Я просто не буду стареть и тогда никогда не стану старой!

   "Она безнадежна".

   – Расскажи мне о Мертвом Взоре, – терпеливо повторил мариец, подавляя растущее раздражение.

   – Не знаю я ничего. Он... он добрый.

   Сложно сказать, что произошло в безумной головке смертепоклонницы, но в тот момент она сильно изменилась. Став очень серьезной и грустной, она брела рядом с Ачеком, понуро опустив голову, и молчала. Последнее удивило марийца сильнее всего. Внезапно он увидел совсем другую Тормуну Ану, но не знал чем объяснить такую радикальную перемену в ее образе.

   – Я думал, что доброта не слишком высоко ценится у таких людей, как мы, – осторожно сказал он.

   – Верно, – ответила она, не поднимая головы. – У таких, как ты. А он был с самого начала добр ко мне. Старикан видит больше, чем могут разглядеть простые смертные. Он-то и разглядел во мне нечто, но для остальных я оставалась обузой. Хилая Мелкая, слабая Мелкая, бесполезная Мелкая... Они говорили, что больше толку будет, если меня принесут в жертву владыке, но старикашка не позволил им этого сделать.

   – И ты так рвалась убить меня, чтобы оправдать его ожидания?

   – Не знаю, может быть. Тебе-то какое дело?

   Действительно, Ачека не должны касаться межличностные отношения в секте смертепоклонников. В конце концов, они все преступники, и как только закончится миссия с саботажем, от них надо будет избавиться, раскрыв месторасположение их главного капища. Но ему почему-то неприятно было смотреть на грустную Тормуну, которая до этого момента так фонтанировала безудержной радостью, хоть и с отчетливым следом безумия. Странное чувство, юный агент Тайной канцелярии с таким раньше не сталкивался.

   – Так, значит... Ты давно состоишь в секте? – он попытался увести разговор немного в сторону, чтобы отвлечь Ану от обуявших ее тяжелых мыслей.

   – Дай подумать, – протянула она, задумчиво постукивая лезвием кинжала по подбородку. – Лет сорок семь или восемьдесят... три. Восемьдесят три, да.

   – Восемьдесят три? – переспросил Ачек, внимательно посмотрев на щуплую девочку, которая шла рядом с ним. – А ты умеешь считать?

   – Конечно! – возмутилась Тормуна, демонстративно отвернувшись от него. – До двенадцати. Старикан научил. Сказал, что этого хватит, чтобы сосчитать свои конечности, а больше от цифр никакого толку и нет. Мелкая согласна.

   – Зачем тогда сказала "восемьдесят три"?

   – А это много?

   – Достаточно. В Алокрии мало людей доживает до такого возраста, обычно люди умирают намного раньше.

   – Тогда не знаю, я, сколько себя помню, все время была здесь. Слепой старикашка – мое самое раннее воспоминание. И единственное светлое пятно в моей жизни. Он мне семью заменил, во всяком случае, мне нравится так думать. Я подслушивала разговоры людей из города, прячась за канализационными решетками, следила за ними и так много узнала. Кажется, старикан мог бы быть моим дедушкой, пусть и непутевым. Но... Издевательства других слуг владыки, постоянная угроза быть принесенной в жертву, голод, темнота и страх. Вот моя жизнь. И даже "восемьдесят три", если это действительно много, покажется лишь одним днем по сравнению с этим кошмаром.

   Ее речь сильно изменилась, Тормуна стала старше и намного несчастнее. По-Тоно заметил, что она замедлила шаг и была готова расплакаться, бросившись бежать подальше отсюда, от секты, от владыки, от самой себя. Неудивительно, что Ана сошла с ума от такой жизни.

   – А ты уверена, что твое место здесь? Ты еще молода, можешь начать все сначала.

   – Не могу бросить старика. Он меня приютил, вырастил. Опекун из него никудышный, но хоть какой-то. Не хочется обманывать его ожидания, ты прав. Поэтому и хотела тебя убить, доказать, что я не пустое место. Я умею убивать, я прекрасно убиваю, но... все мои прежние жертвы владыке были неказистыми, а ты вроде должен был подойти...

   – И сколько тебе самой лет? – поинтересовался мариец, стараясь увести девочку подальше от мрачных мыслей. С каких-то пор для него стало важно, чтобы она не грустила.

   – Наверное, побольше двенадцати, а то я бы запомнила, – Тормуна начала маршировать, широко размахивая кинжалом, а затем кокетливо – где только научилась? – взглянула на Ачека. – А сколько ты бы мне дал?

   Хрупкая, не очень здоровая, с тонкими, коротко остриженными волосами, собранными в несколько небольших пучков, она выглядела лет на четырнадцать. Но если учесть голодание с раннего детства, отсутствие свежего воздуха и солнечного света, то можно допустить, что она уже несколько лет не растет, оставаясь в теле подростка.

   – Может быть, семнадцать, – предположил мариец.

   – О, отлично! Красиво звучит! – ее глаза загорелись, а на лице появилась широкая улыбка. – Слышишь, принцесса, нам семнадцать лет! Десять, одиннадцать, двенадцать, семнадцать! Семнадцатилетняя Мелкая – это вам не что-то там! Ну, пусть выкусят, да, пусть выкусят! Я им выкушу! Выкушу как... как кусают зубами всякие вещи! Мелкая остроумна! Острая и умная, да...

   Ачек с облегчением вздохнул. Ему стало намного спокойнее, когда Тормуна впала в привычное радостное безумие, разбрасываясь направо и налево бессмысленными фразами и выкриками. Вскоре она снова начала виться вокруг него и приплясывать, рассказывая о приключениях принцессы На-Резки, о противных сектантах, которые не признают знатную марийку в облике кинжала, о разноцветных ленточках на ее рукоятке, которые Ана старательно собирала несколько лет, чтобы украсить свою единственную подругу. Мариец шел рядом с легкой улыбкой и слушал ее щебетание, забыв на некоторое время про свою руку и миссию.

   Стены катакомб источали мистический свет, который не могли объяснить даже алхимики из Академии, но впереди замаячили красные отблески факелов. Двое путников приближались к главному убежищу смертепоклонников. Ачек моментально посерьезнел и попросил Тормуну быть потише, ведь неизвестно, как на него отреагируют остальные сектанты. Если подумать, то Ана при их первой встрече сразу же захотела его прикончить во славу владыки. Весьма вероятно, что подобное рвение захочет выказать еще десяток-другой последователей Нгахнаре, желающих угодить смерти воплощенной.

   Осторожно ступая по влажному каменному полу расширяющегося коридора, Ачек и Тормуна вошли в огромный зал, освещенный десятками факелов, которые, играя с тенями, окрасили все вокруг в багрово-черные тона. Зловещая атмосфера и спертый воздух не давали расслабиться ни на мгновение. Царство владыки внушало священный трепет и отвращение одновременно.

   Из-за расставленных вдоль стен зала столов настороженно вставали сектанты, выходя навстречу Мелкой и ее подозрительному спутнику. На лицах смертепоклонников отчетливо читались неприязнь и недоверие. Если бы не Ана и не инициационные одеяния, то По-Тоно был бы уже мертв.

   – Эй, ну-ка разбежались все! – деловито отдала распоряжение Тормуна. – Повылезали тут! Быстро-быстро! Сейчас принцесса На-Резка вас на место поставит, ничтожества!

   – Замолчи, Мелкая, – пренебрежительно отмахнулся от нее один из сектантов. – Кого это ты притащила в святилище Нгахнаре?

   – Новенький, – обиженно буркнула в ответ Ана.

   – Почему он один? Где те, кто следил за ним на пути Умирающего?

   При таком освещении Ачек не мог отыскать в толпе смертепоклонников тех пятерых, кого он видел на собственном обряде посвящения, даже если бы очень сильно захотел. К тому же их лица были скрыты глухими капюшонами. К счастью, они сами узнали его, и опасность снова миновала. Наверное.

   – Это правда, он наш неофит, я шел за ним, – просипел знакомый старческий голос. – Но странно, что он остался жив...

   – Дайте посмотреть, – из толпы выбрался сектант-коротышка и стал внимательно разглядывать Ачека. – Да, действительно он. Когда мы его видели в последний раз, вчера, он валялся закутанный в эти тряпки и истекал кровью. Я немного переборщил и вонзил церемониальный нож слишком глубоко, к концу обряда он уже одной ногой в могиле был.

   – И почему вы его там бросили? – поинтересовался кто-то с задних рядов.

   Низкорослый начал мяться и бормотать несвязную чепуху. Наверное, они своим уходом как-то нарушили порядок посвящения. Ему на выручку пришел старик с сиплым голосом:

   – Путь Умирающего заканчивается либо посвящением, либо смертью идущего. Этот парень прошел его, но он был уже наполовину мертв. Когда он перестал дышать, мы собрались оттащить его к ближайшему живому алтарю, но он внезапно захрипел и задергался. Чтобы не нарушать правила обряда, мы решили оставить его там и подождать спокойно здесь – слишком уж долго он умирал. А сегодня просто забрали бы труп. Разве мы как-то неправильно поступили?

   "Значит, это происходило вчера, – подумал Ачек и еще раз прощупал под инициационным одеянием грубый рубец шрама на груди. – Такая рана затянулась за ночь? Не может быть. Надо срочно поговорить с их лидером, может быть, он сможет мне что-то объяснить..."

   – Неправильно, – ответил первый спрашивающий. – Вы должны были находиться рядом с Умирающим до самого конца. Или начала. Кто еще с вами там был? Я должен все рассказать Мертвому Взору. А потом мы решим судьбу этого несчастного.

   – Кроме меня и Варима, на вчерашнем посвящении были Карпит и Пирк, – пробормотал коротышка.

   – А пятый? – вырвался вопрос у Ачека, хотя ему дали знать, что его жизнь висит на волоске.

   – Пятый? – одновременно удивились сиплый и низкорослый сектанты.

   – Да. Он подходил ко мне и, кажется, сказал что-то очень важное. Я бы хотел поговорить и с ним.

   – Там были только мы вчетвером и ты, – раздраженно возразил старик.

   – Вовсе не так.

   Последние слова мягко растеклись по своду мрачного святилища смерти, а сказавший это человек неторопливо вышел из тени и двинулся прямо через почтительно расступающуюся толпу сектантов. Плотная повязка на глазах совсем не мешала ему идти уверенно, даже складывалось впечатление, что он внимательно разглядывает неофита. Мертвый Взор подошел вплотную к Ачеку и откинул в сторону полу одеяния Умирающего, демонстрируя всем смертепоклонникам иссушенную руку марийца.

   – Наш владыка Нгахнаре почтил его своим присутствием и оставил этот знак! – торжественно объявил слепец.

   Недоверие и неприязнь на лицах сектантов моментально растворились, все они с огромным уважением поклонились Ачеку. А он стоял и изумленно озирался, подмечая, как сильно изменилось отношение к нему за какое-то жалкое мгновение.

   Но если слепой старик сказал правду, то количество вопросов без ответов увеличивалось в несколько раз. Однако как все же велика преданность всех этих людей Нгахнаре – только что они были готовы убить неофита всего лишь за небольшие неточности при посвящении, а теперь искренне выказывают ему почет, даже не подумав сомневаться в словах Мертвого Взора о знаке багрово-черного владыки на руке.

   – Ух ты, я знала, я знала! – заверещала Тормуна в восторге. – А кто его привел? Тормуна Ана его привела, вот кто! Я! Ну, видите теперь? Кто еще приводил сюда отмеченных Нгахнаре? Никто! А Тормуна Ана привела!

   – Успокойся, девочка, – сказал Взор и она послушно замолчала, хотя было видно, что едва сдерживала себя.

   Стрик сдернул с лица повязку и уставился на Ачека черными провалами глазниц. Темный мрак, таящийся в глубине зловещего взгляда, мог запросто убить человека. Мариец почувствовал, как его внутренности то сжимаются в комок, то растягиваются и выворачиваются прямо в теле от того, что Мертвый Взор смотрел на него.

   – Хорошо, – произнес слепец, и мучительные ощущения отпустили По-Тоно. – Я увидел тебя и знаю, зачем ты здесь. Но веришь ли ты тому, кто послал тебя?

   Отпираться не было смысла, старик буквально видел людей насквозь. Агент Тайной канцелярии Алокрии с меткой смерти воплощенной. Все стало слишком запутанно, оставалось лишь подчиниться судьбе. Делай что должно – и будь, что будет.

   – Да, – ответил Ачек, склонив голову. – Я верю мастеру Шеклозу, верю, что он и Комитет смогут остановить гражданскую войну ценой малой крови. Им просто нужно чуть больше времени. И я здесь для того, чтобы дать им это время.

   Сектанты недоуменно переглядывались и, тихо перешептываясь между собой, спрашивали о значении слов меченого владыкой новичка, но, кажется, только По-Тоно и Взор понимали друг друга.

   – А веришь ли ты владыке Нгахнаре, что еще раз даровал тебе жизнь, дабы ты совершил великие деяния во имя смерти воплощенной? – тихо, но твердо спросил слепец.

   Машинально пощупав шрам на груди, Ачек взглянул на свою руку. Как бы это ни было невероятно, как бы ни противоречило природе, но он действительно умер и повстречал смерть воплощенную. В этом невозможно сомневаться, но ему не хотелось иметь ничего общего с кровожадными смертепоклонниками, этими фанатичными маньяками и убийцами. Однако в Тайной канцелярии его научили объективно оценивать ситуацию и находить правду. Шеклозу Миму плевать на новичка. Хоть он был силен и подавал надежды, его легко заменить, а значит можно использовать в самоубийственном задании. Это правда. Нгахнаре даровал ему новую жизнь и свое благословление – это тоже правда.

   – Я верю багрово-черному владыке, – согласился со стариком Ачек. – Но если ты знаешь, кто я такой, то, наверное, убьешь меня?

   – Это было бы кощунством – перечить замыслу Нгахнаре, – ухмыльнулся старик, ни на миг не отводя черные провалы глазниц от марийца. – Он не для того привел тебя сюда. И это хорошо, что ты веришь ему. Но чтобы избавить тебя от сомнений в выборе судьбы...

   – Я больше не могу, это так скучно! – взмолилась Тормуна, нетерпеливо топая ногами. – У нас теперь есть этот паренек с засушенной культяпкой, давайте же сделаем какую-нибудь очень-очень грандиозную-грандиозную штуку ради владыки! Мы с принцессой для этого его привели, а не чтобы развлекать тебя беседой, старикашка!

   – Успокойся, девочка, – Взор ласково погладил ее по голове и как ни в чем не бывало продолжил: – Чтобы ты избавился от сомнений, я должен огорчить тебя. Я вижу – Шеклоз врет, ты следуешь лжи. Я не могу разглядеть, в чем она заключается, но ему нужен совсем не мир в Алокрии, а только лишь смерть.

   – Так это же хорошо для владыки, – неуверенно заметил Ачек.

   – Нет, это приведет к пустой смерти, Нгахнаре не пожнет ее. Когда-нибудь, ты поймешь, что я имею в виду.

   По-Тоно все еще сомневался. Но думал он не о пустой смерти, ему было не до метафизических рассуждений, а о Шеклозе, главе Тайной канцелярии. Мариец давно подозревал, что комит вел какую-то свою игру, не посвящая в нее даже самых приближенных. Ачек служил в Тайной канцелярии совсем недолго, но он успел оценить масштаб власти секретной службы, и было очевидно, что при желании мастер Мим мог остановить раскол Алокрии одним коротким приказом. Но он почему-то не делал этого. Загадочность фигуры Шеклоза некоторое время не давала покоя молодому агенту, но вскоре он предпочел не думать об этом и сосредоточился на выполнении простых и понятных приказов. Ни решений, ни ответственности, только хорошо выполненная работа.

   Но комит действительно был окружен ореолом тайн и лжи. Как долго Ачек следовал за ним, насколько справедливо и правильно то, что он совершил по долгу службы? Да и кому он служил, в конце концов? Жизнь была так проста, когда от него требовалось только неукоснительное выполнение приказов. Как же сложно думать и принимать решения...

   – Значит, ты предлагаешь мне забыть свою прежнюю жизнь и долг как лживый сон и присоединиться к смертепоклонникам? – спросил По-Тоно, надеясь получить хоть какую-то опору в выборе пути.

   Если бы Взор приказал ему стать сектантом – он бы сразу согласился. Никакой ответственности, никаких вопросов, обычная служба багрово-черному владыке. Его требование хотя бы простое и понятное каждому – пожинать смерть во славу Нгахнаре. Ни политических дрязг, ни денег, ни лицемерия власть имущих.

   Но слепой старик молчал.

   – Я должен стать смертепоклонником? Отвечай же! – потребовал Ачек, срываясь на крик. – Ты видишь больше других, скажи мне, что я должен делать! Стать одним из кровожадных фанатиков? Убивать всех налево и направо? Потрошить жителей города для живых алтарей? Что я должен делать?!

   Тормуна Ана испуганно прижалась к старику, глядя на разбушевавшегося марийца. Ачек заметил, как она смотрела на него, и ему стало очень стыдно за свой срыв перед этой щупленькой девочкой.

   – Извини, – пробормотал он, обращаясь к ней, и устало сел на каменную кладку пола катакомб.

   – Да ладно. И... Спасибо? Пожалуйста? Будь здоров? – она и понятия не имела, как следует реагировать на извинения – прежде никто не просил у нее прощения.

   Мертвый Взор мягко отстранил от себя девочку и подошел к Ачеку. По-старчески натужно кряхтя, он присел рядом с ним и обвел рукой сектантов, до сих пор стоящих в почтительных позах:

   – Кровожадные фанатики? Убийцы, живодеры, потрошители? Такими ты нас видишь? Нет, посмотри внимательнее. Все мы – несчастные люди. Не плохие сами по себе, нас такими сделала жизнь. Она изуродовала, раздавила, унизила, обманула, разочаровала каждого из присутствующих здесь людей.

   Подрагивающей рукой слепец указывал то на одного человека, то на другого и рассказывал. Сироты, над которыми надругались на улицах, разорившиеся честные труженики, перешедшие дорогу богатеям, наивные девушки, которыми попользовались их возлюбленные и затем вышвырнули их как испорченные вещи, брошенные и униженные своими же детьми пожилые родители. Жертвы насилия и лжи, которыми преисполнен весь наш жестокий мир. Здесь ли, в катакомбах, творится кошмар? Нет, ужас царит повсюду, а тут собрались те, кто смог оставить обманчивую жизнь позади себя и отважился взглянуть в глаза смерти. Так они узрели истину.

   – Багрово-черный владыка Нгахнаре, воплощение смерти, дал нам цель и смысл жизни, – подытожил Мертвый Взор. – Лишь смерть неизменна в этом шатком мире. Только она истинна и абсолютна, конечный факт существования всего живого. Мы приняли ее на пути Умирающего и служим Нгахнаре, преклоняясь перед его безумием, которое намного разумнее того, что обычные люди называют здравым рассудком.

   "Я так долго следовал обману, что стал считать его своей жизнью... – мысли тяжело перекатывались в голове Ачека. – И всегда догадывался о лжи, окружающей меня, но зарывался в учебу и работу. Не только мир обманывал меня, но и я сам". Не отводя глаз, он смотрел на свою омертвевшую руку. Вот знак правды. Но до чего же сложно принимать решения...

   – Меня владыка избрал, чтобы я смотрел и искал. Такова его метка на мне. Тебя же он выбрал, чтобы ты действовал, – произнес слепой старик. – Поведешь ли ты этих людей за собой, Мертвая Рука, исполнишь свое предназначение?

   – А они последуют за мной?

   – Сомневаешься в их вере и преданности владыке? – ухмыльнулся Взор. – На тебе знак Нгахнаре, поборник истины, и те, кто знает правду жизни, никогда не посмеют перечить твоей воле. Они последуют за тобой, как следовали все это время за мной. Убедись же.

   С трудом встав на ноги, старик указал пальцем на одного из сектантов:

   – Ты. Убей себя во имя владыки.

   Смертепоклонник опустился на колени, неторопливо взялся за голову и резким движением свернул себе шею. Короткий звук влажного хруста разнесся под сводами святилища смерти.

   – Ты, – Взор указал на следующего.

   С рычанием сектант выхватил кинжал и дрожащей рукой начал резать себе горло. Его лицо захлестнула боль, но он упрямо продолжал казнить себя, пока яростный рык не сменился хриплым бульканьем, вырывающимся вместе с пузырями крови одновременно изо рта и зияющего разреза на шее.

   – Видал, а? – Тормуна толкнула локтем пораженного Ачека. – Старик такие штучки проворачивает, не моргнув и глазом! А? А? Мелкая пошутила! Оценил шутку? У него же нет глаз, он не может моргать! Ха-ха!

   – Хватит, – мариец вскочил на ноги и перехватил руку Мертвого Взора. – Я убедился.

   "Они так верят в правоту своего дела и величие багрово-черного владыки. Их фанатизм достоин восхищения, – с какой-то завистью подумал По-Тоно, разглядывая склонившиеся в безмолвном почтении фигуры смертепоклонников. – Но это не слепая вера, они служат Нгахнаре ради торжества единственно истинного в жизни – смерти".

   – Тогда приступим, – торжественно произнес слепец и обратился к толпе сектантов, широко раскинув руки, из-за чего полы мантии взметнулись вверх как два крыла цвета запекшейся крови. – Время Смотреть прошло, настала пора Действовать! В глазах больше нет нужды, ступайте туда, куда вам укажет Мертвая Рука!

   Возглас фанатичного рвения раскатом грома прокатился по коридорам подземелья. Должно быть, сам Донкар содрогнулся от воинственного клича, который не сулил ничего доброго всему живому.

   Мертвый Взор неспешно повернулся к Ачеку. Марийцу показалось, что если бы у старика были глаза, то на них бы выступили слезы радости, схожие со слезами отца, провожающего своих детей в счастливое будущее.

   – Я нашел тебя и мне пора уходить, – сказал слепец и, тяжело ступая, подошел к преемнику. – Коснись меня, Мертвая Рука нашего владыки.

   Не совсем осознавая, что он делает, Ачек осторожно дотронулся до протянутой ладони Взора. Старческая кожа почернела и начала сползать с быстро разлагающейся плоти. Еще живой человек на глазах обращался в пыль.

   – Старикан... – пробормотала Тормуна, глядя, как распадался единственный человек, который был добр к ней в этом жестоком мире. – Нет! Мерзкий старикашка, ты не посмеешь бросить меня вот так!

   Она бросилась к нему на грудь и горько зарыдала. Слезы, дети печали, которую эта девочка так усердно прятала под своим безумием. На ее руках медленно оседал прах того, кого она считала своей семьей. Почти лишенный плоти старик, погладил плачущую Ану по голове единственной оставшейся рукой.

   – Успокойся, девочка, – прохрипел Взор. – Он позаботится о тебе. Я это вижу...

   Как только последние слова сорвались с его губ, бывший лидер смертепоклонников рассыпался, подняв облако пыли к высокому своду катакомб. Тормуна не могла поверить, что он исчез. Она сидела на полу и обнимала воздух, а ее по-детски крупные слезы орошали прах старика.

   Ачек подошел и мягко обнял ее за плечи, предусмотрительно замотав свою руку обрывками инициациационных одеяний. Девочка не сдерживала себя, она спрятала свое лицо на груди марийца и громко рыдала. Ее слезы обжигали его, странное мягкое чувство сильно сжимало сердце. Было приятно, но так больно.

   – Достойная жертва преемника, – донеслись неуверенные слова с задних рядов сектантов.

   – Достойная жертва, – подхватило еще несколько голосов.

   – Достойная жертва! Достойная жертва!

   Все смертепоклонники скандировали древнюю формулу, данную им самим владыкой. Они приняли нового лидера и готовы последовать туда, куда укажет Мертвая Рука. Ачек смотрел на вдохновленные лица, прижимая к себе Тормуну Ану, которую тоже захлестнула волна священного торжества, и теперь она не сводила восхищенного взгляда с юного предводителя сектантов. Со своей новой семьи.

   Он всегда следовал приказам, выполнял задания. За ними не было цели, он просто обманывал себя, считая это смыслом своей жизни. Так было проще. Но все изменилось, Ачек По-Тоно умер и осознал истину. Служение багрово-черному владыке Нгахнаре, смерти воплощенной, единственной правде жизни.

   "Этого мне и не хватало. Вот она – цель моей жизни".

   Глава 19

   Какая странная улица. Темно-синие стены домов освещались бледным призрачным светом светлячков, замерших в густом воздухе. Не встречались прохожие, не видно дверей, некуда свернуть. Только узкие окна как-то разбавляли однообразие мрачной улицы, но за ними ничего не видно, в них не было отражений, а тусклый свет тонул в темном холоде стекла цвета вороньего крыла.

   – Ко мне нечасто заходят такие необычные гости, Ранкир Мит. Приятно побеседовать с человеком, который способен расслышать меня.

   Справа – бесконечная стена, идущая из ниоткуда в никуда, слева – ее сестра-близнец. Даже если бы двое одиноких путников взглянули вверх, то тоже увидели бы ровную кладку камней вместо ночного неба. Именно ночного – Ранкир чувствовал, что сейчас ночь. Необычайно тихая и темная ночь.

   – Я был бы несказанно рад, если бы ты проявил хотя бы каплю уважения и ответил мне, – бархатным голосом произнес спутник убийцы. – Общение для меня – роскошь.

   Мостовая словно жила своей жизнью. Дорога неохотно подставлялась под шаги и, кажется, вздыхала, заставляя грубые камни мелко подрагивать. Складывалось ощущение, что в один момент ей надоест, что об нее вытирают ноги редкие в этих краях пешеходы, и она разверзнется, чтобы сбросить людей в черную бездну неизвестности.

   – И ты ничего не хочешь спросить у меня?

   – Нет, – коротко ответил Ранкир.

   Он просто брел по загадочной улице, ему не было интересно ни где он находился, ни что за странный тип увязался за ним, ни то, куда вел его этот путь. Обрывок рукава ночной рубашки Тиры в кулаке, картины ее смерти в черном стекле узких окон. Память жестоко подсовывала подробности гибели его возлюбленной, иссушая и без того измученный разум убийцы. Странный ландшафт не удивлял его – наверное, именно так должен выглядеть мир без нее.

   – Тогда спрошу я, – таинственный спутник Мита все никак от него не отставал. – Ты знаешь, кто я?

   Ранкир покосился на незнакомца. Лица не видно, оно скрыто капюшоном мантии странного цвета. Как будто багровый и черный спорили между собой, кто из них достоин находиться на поверхности ткани.

   – Нет.

   – Хорошо, я сам отвечу, – спутник произнес это таким голосом, что Ранкиру показалось, будто его осыпали мягкой могильной землей. – Некогда меня звали Нгахнаре, ныне же я – смерть воплощенная, великий жнец. А для своих верных слуг – багрово-черный владыка.

   – Понятно. Значит, смерть, – убийца вновь покосился на него. – Говоришь по-алокрийски, да еще так бойко, выглядишь почти как обычный человек. Не ожидал.

   – Нет, не смерть, – поправил Нгахнаре. – Воплощение смерти. Смерть – лишь событие, итог жизни. И я пожинаю то, что от нее остается. Я не знаю, что ты сейчас видишь перед собой и что слышишь, мой облик как и облик этой дороги рисует тебе твое воображение, чтобы защитить рассудок. Слабый человеческий разум не способен воспринять истину.

   Багрово-черный владыка повернулся к Миту и взглянул на него с нескрываемой высокомерной снисходительностью, которая читалась даже сквозь глухой капюшон, и закончил фразу:

   – Впрочем, хоть ты меня и слышишь сейчас, все равно ведь ничего не понимаешь.

   – Даже не пытаюсь. Но, похоже, я умер. Так?

   Фигура в мантии прошла вперед Ранкира и встала на мостовой напротив него. Убийца продолжал идти, мимо проплывали однообразные темно-синие стены, но он ни на шаг не приблизился к своему собеседнику, стоящему неподвижно на ненадежных камнях разумной дороги.

   – Кажется, мне удалось заинтересовать тебя. Странно, что на это понадобилось столько времени. Это в твоем-то положении...

   Под бархатом голоса владыки даже стальные нервы начинали звенеть от ужаса. Мит дрогнул и внезапно обнаружил, что его сердце не билось, а воздух не наполнял легкие. Значит, все-таки умер. Все верно, ведь он потерял слишком много крови, и теперь его тело лежит рядом с... рядом с мертвой Тирой. "Это я виноват, – тревожная мысль не давала покоя Ранкиру. – Я виноват в твоей смерти".

   С каждым шагом по дороге в мистической ночи он заново переживал ее гибель. Сколько времени уже длится его путь? Час, день, год? Может быть, он всегда был здесь? Какая глупость. Но он видел смерть Тиры, с каждым разом все отчетливее и подробнее. Повторяющиеся вспышки памяти выжигали рассудок убийцы, рвали его на мелкие кусочки. Жестокая судьба – найти ее, чтобы тут же потерять навсегда. И он умирает вместе с ней, раз за разом, раз за разом...

   Убийца сильнее сжал кулак с лоскутом ткани и с тенью удивления почувствовал напряжение в мышцах руки. К тому же рассеченное бедро упрямо продолжало болеть, а рваная рана лениво кровоточила, заставляя Ранкира чувствовать липкую теплоту жизни, стекающую по его ноге на зыбкую мостовую. Разве мертвецы способны чувствовать?

   – Ты не мертв, – развеял его сомнения Нгахнаре и тут же запутал снова: – Но и не жив.

   – Тогда забери мою жизнь и оставь меня в покое.

   – Ты решил отступить?

   "Ты решил отступить?", – эхом отозвался Тиуран Доп.

   – От чего? – спросил Ранкир, сам не осознавая, к кому именно обращается. – От чего отступать, если все уже потеряно? Она мертва, Тира мертва!

   – А ты? – голос воплощения смерти мягко протискивался в разум убийцы холодными щупальцами.

   Призрачные светлячки медленно померкли, погрузив темную улицу в кромешный мрак. В черной глади окон показались отражения людей. Они бесцельно брели по мостовой, которая подгоняла поток призраков своими волнами камней. Бестелесные духи проходили друг сквозь друга и слепо смотрели вперед остекленевшим взглядом, выражающим лишь страдания и боль последнего мгновения их жизни.

   – Да что здесь творится?! – взорвался Ранкир, поддавшись кроваво-красной пелене безумия, застилающей его глаза. – Где я? Что тебе от меня надо? Я умер или нет? Отвечай же!

   – Вот ты и начал задавать вопросы, – Нгахнаре указал на ближайшее отражение в окне. – Посмотри на них. Они мертвы. Разве у тебя есть что-то общее с ними?

   – Не знаю. Не похоже, – ярость медленно отступала, но ситуация, противоречащая здравому смыслу, мешала собраться с мыслями. – Я не дышу, мое сердце не бьется. Но я могу чувствовать и думать, мое тело, если это оно, слушается меня. Ты сказал, что я ни жив, ни мертв. Я не знаю ответов, но... готов выслушать тебя.

   – Хорошо, с этого, пожалуй, и начнем, – багрово-черный владыка взмахнул рукой, и призрачные светлячки озарили неприветливые стены бледным светом, а два оставшихся в одиночестве путника снова пошли вперед. – Я так хотел подольше с тобой побеседовать... Ну да ладно. Эта дорога – настоящий путь Умирающего. Он не имеет ничего общего с тем, что проходят мои слуги в мире живых, если ты знаешь, о чем я говорю. И сейчас тебе приходится балансировать на тонкой грани между жизнью и смертью. Ты не задумывался, что отличает живого человека от мертвого?