Текст книги "Портал (СИ)"
Автор книги: Антон Вахонин
Жанр:
Рассказ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
– Исполнитель желаний!
Несколько секунд ничего не происходило. Человек успел даже разочаровано поджать губы, но затем его мимика кардинально изменилась брови удивленно поползли вверх. В центре разрушенной рубки появилось небольшое фиолетовое свечение, которое, минуту спустя, переросло в мерцание и оформилось вдруг в голографическое изображение небольшого роста человечка, опрятно одетого, гладко выбритого и лысоватого. Изображение печально посмотрело на астронавта.
– Разрешите представиться. Я, экспериментальная модель Компании под кодовым названием «Исполнитель желаний».
Голограмма, не торопясь, достала платок из бокового кармана и обстоятельно высморкалась. Николай улыбнулся. «Исполнитель» грустно вздохнул и продолжил:
– С прискорбием могу отметить, что факт обращения к данной услуге Компании означает, что ваши дела обстоят не лучшим образом.
– Господи! – Савицкий скривился. – Давай ближе к делу!
Голограмма, молча и так же печально, как и раньше, пропустила реплику пилота мимо ушей и продолжила:
– Поэтому Компания, проявляя неусыпную заботу о своих сотрудниках, разработала революционную технологию, позволяющую способствовать выходу работников Компании из нестандартных ситуаций!
– «С прискорбием», «неусыпную», – пробормотал Николай, – интересно, какой идиот составлял эту программу?
Он подошел к пилотскому креслу и сел в него, нервно сцепив пальцы рук на животе, ожидая, что же еще изречет болтливая иллюзия. Иллюзия не заставила себя долго ждать.
– Компания предупреждает Вас. В связи с тем, что модель является экспериментальной, может быть исполнено только одно Ваше желание. Поэтому прошу Вас сосредоточиться, проанализировать и обдумать сложившиеся обстоятельства, сформулировать, внятно и четко изложить, в устной форме, желание, а затем подтвердить его фразой «прошу исполнить».
Когда Савицкий задумчиво начал теребить пальцами подбородок, «исполнитель» виновато опустил глазки и как-то не внятно пробормотал:
– Оплата услуги «исполнителя желаний» производится по факту исполнения заказанного желания, индексируясь и соизмеряясь со спецификой и сложностью заказа.
Человек чуть не задохнулся от возмущения.
– Что? Какая, к черту, оплата?
– Индексируемая и соизмеряемая со спецификой и сложностью заказа.
Голографический человек, так же как и раньше виновато, покосился теперь куда-то назад.
– Ладно. – Раздраженно проворчал Николай. – Теперь дай мне подумать.
– Конечно. Когда будете готовы, позовите меня.
Голограмма растаяла, а пилот взъерошил волосы руками и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Через несколько минут он обречено посмотрел на свои нервно подрагивающие руки.
– А что тут думать? Убираться мне нужно с этой планеты! «Протос» никуда не денется. Координаты системы есть. Маяки установлены. Так, – Савицкий потер пальцами переносицу, – обдумать, сформулировать, изложить, подтвердить.
Человек задумался на некоторое время, а затем крикнул:
– Исполнитель желаний!
Голограмма появилась в те же сроки и с той же последовательностью, что и раньше.
– Разрешите представиться...
Николай замахал руками.
– Эй! Прекрати! – Он выставил ладони вперед. – Это я, только что с тобой разговаривал!
Человечек смущенно кашлянул.
– Вы приняли решение и готовы сформулировать желание?
Пилот кивнул, а голограмма выжидающе застыла.
– Я, пилот первого класса Компании, Николай Иванович Савицкий, прошу, как можно быстрее, доставить меня, с места вынужденной аварийной посадки, на планету Земля.
Пилот быстро, по памяти дал координаты места отправления и точки прибытия и, задорно улыбаясь, закончил:
– Со всеми полагающимися, по такому случаю, почестями!
Он медленно развел руки в стороны.
– Прошу исполнить.
Голографический человек склонил голову.
– Будет исполнено.
Вся рубка постепенно наполнилась фиолетовым свечением и замерцала. Предметы начали менять свои очертания. Савицкий нервно подобрался, но в следующее мгновение просто исчез.
В это время, в подземной лаборатории Компании, на Малом Оймяконе, в научно-исследовательском отделе, сработала сирена, предупреждающая о начале эксперимента. В бронированном боксе, отделенном от зала прибытия высокопрочным стеклом, не молодой уже, начавший лысеть техник волнуясь, стряхнул не существующие пылинки с рукава своего белоснежного халата и выжидающе обернулся ко второму человеку, стоящему позади него. Мужчина, в строгом, черном костюме кивнул и, скрестив на груди руки, повернул свое скуластое лицо в сторону зала прибытия, невозмутимо вглядываясь бесцветными, холодными глазами в то место, где, по словам обслуживающего портал персонала, через двадцать шесть секунд должен был появиться подопытный пилот первого класса Савицкий. Техник навис над монитором компьютера, вводя последние команды готовности. Из динамиков, в углах стен, монотонный, без половых признаков голос начал отсчет. На цифре два зал прибытия замерцал фиолетовым светом, а оба человека в бункере управления выжидающе застыли. Свечение постепенно становилось все более ослепительным, но на счете ноль оно пропало, а на полу зала возникло из ничего тело Николая. Точнее...
Техник, с отвисшей челюстью и перекошенным от ужаса лицом, попятился назад, чуть не врезавшись в невозмутимого человека позади себя. Они оба, расширенными от страха глазами, разглядывали то, что появилось за стеклом. И тут в комнату ворвался не человеческий крик, усиленный динамиками. Техник несколько раз икнул, зажмурил глаза и тут его вырвало прямо на аккуратно разложенные посреди стола бумаги, забрызгав попутно, полупереваренным обедом, монитор компьютера.
А на полу зала, в это время извивалось, уже слабо подвывая, нечто, что еще недавно являлось Николаем Ивановичем Савицким.
Существо с трудом повернуло огромную, покрытую шишковатыми наростами, бесформенную голову и минуту, длившуюся целую вечность, буравило всеми четырьмя глазками фигуру скуластого человека в черном. Затем оно как-то умудрилось достать двумя щупальцами пистолет из кобуры и выстрелить, несколько раз, в него. Стекло выдержало. Существо взвыло и, направив дуло себе в голову, спустило курок еще раз. Техник отполз к дальней стене и по-собачьи поскуливал. Скуластый еще пол минуты с брезгливым интересом разглядывал бесформенную, мертвую тушу на полу зала прибытия, выдавая свое волнение только подрагиванием вздувшейся вены на виске. Затем он порывисто развернулся и вышел из бункера.
После всех необходимых формальностей Компания окончательно выполнила обязательства перед своим пилотом по программе «исполнитель желаний». Тело, в закрытом гробу, было доставлено в родной город Николая и захоронено, со всеми полагающимися по такому случаю почестями, на главном кладбище. Рота космических стрелков, десятью залпами в воздух, отдала дань мужеству и храбрости межзвездного разведчика Николая Ивановича Савицкого.
КОЛОБОКС.
На вас никогда не сваливалась куча неприятностей? Мне просто интересно. Конечно это не здоровый интерес, но актуальный. Не беспокойтесь, не для меня, а для Ивана Николаевича Свистюлькина.
Так вот все началось для этого индивидуума с того, что он появился на свет. Это уже было трагедией. Дальше было хуже. Он стал «подающим надежды». Сначала в школе, а затем в проф. тех. училище. А знаете, как это сложно подавать надежды?
И Свистюлькин не выдержал перенапряжения. Высококлассным маляром-штукатуром он так и не стал, но зато, к тридцати годам своей серой и никчемной жизни, начал спиваться. До этого он еще успел жениться. У него появились две симпатичные дочурки. Он был счастлив и собирался воспитывать детей, ни смотря, ни на что. Но его жена так не считала. После того, как они разошлись, Свистюлькин всегда смеялся, когда слышал о том, что наиболее сложно стыковка происходит в космосе.
Далее наш герой, потеряв, таким образом, детей, решил утопиться, одним приятным майским вечером. И воплотил этот замысел, купив себе пол литрушечку. Теперь до пропасти был один шаг. Сделать его помогло Свистюлькину начальство его «родной» кооперативной стройки. Свистюлькина уволили за пьянство и систематические прогулы. После этого Иван Николаевич заперся в своей квартирке, расположенной в типажной «хрущебе» на тихой Московской улочке, и запил по настоящему. Не сдавая стеклотару и временами впадая в беспамятство. Не известно, сколько бы это безобразие продолжалось, если бы к нашему герою не пожаловали гости, точнее сначала гость.
Свистюлькин, сидя на загаженном окурками паласе, размазывал пьяные слезы по щекам и вслух ругал свою жизнь, цены на водку, правительство, а так же каких-то фольклорных персонажей из древнерусского эпоса, когда вдруг заметил, что он в комнате не один. В двух шагах от него стоял и внимательно разглядывал Свистюлькина человек, в экстравагантном костюме кирпичного цвета. Незваный гость задумчиво покивал не пропорционально большой желтоватой, с огромной залысиной, головой и неожиданно нарушил статичность, загустевшей в воздухе удивленной тишины:
– Здравствуйте!
Свистюлькин не ответил на приветствие и более того повел себя как-то странно. Он отпихнул ногой от себя, не допитую бутылку. Зачем-то перекрестился. Попытался встать. Приоткрыл несколько раз рот, а затем, видимо окончательно протрезвев, надрывно закричал:
– Помогите!
Не знаю, на что уж он рассчитывал, но в ответ на свой призыв жертва зеленого змия услышала из-за гипсокартонной перегородки, которую многие еще, по врожденной наивности, называют стеной, буквально следующее:
– Не мешай детям спать, сволочь!
То ли подействовала просьба соседей, то ли спокойный и совсем не злой взгляд гостя, подействовал на Свистюлькина, но он как-то сразу присмирел, взял немного себя в руки и, иногда запинаясь, даже спросил:
– Вы кто?
Странный человек склонил немного огромную голову в жесте приветствия и незамедлительно ответил:
– Я, бывший работник социальной помощи, Колобокс. И поверьте, вреда вам не желаю.
– Тот самый? – Вспомнив свое детство и прочитанные в нем сказки, довольно бестактно поинтересовался хозяин дома.
– Я не совсем понимаю... – Смутился Колобокс.
– Ну, как же, – хихикнул Свистюлькин, – «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел».
Колобокс тяжело вздохнул.
– Все-таки всплыла эта история. – С грустным видом проговорил социальный работник. – А что мне было делать? Оставаться в этом захолустье? Вообще это были милые старички. Да, скажите любезный, какой сейчас век?
Свистюлькин зачем-то посмотрел на настенный календарь.
– Двадцатый, – уверенно произнес он.
– О! – Произнес беглец от бабушки и дедушки. – Это плохо! Это очень плохо!
– Почему плохо? – Испугано прошептал Свистюлькин. Но Колобокс, в это время, уже разглядывал какой-то аппарат у себя на левой руке, очень похожий на часы. Там мигала крохотная красная лампочка.
– Погоня, мой друг! Погоня! – Вдруг снизошел до ответа гость.
– Какая погоня? – Оживился Свистюлькин.
– Да, опять эта полиция времени! Ловили бы лучше настоящих преступников, например таких, как те старички.
– Это от которых вы сбежали?
– Не сбежал, а ушел.
– А они преступники?
– Конечно. Может, слышали... Кстати, как вас зовут?
– Иван Николаевич.
– Так вот, Иван Николаевич, может, слышали, как эти «божьи одуванчики» ограбили океанские глубины Мортрана-2?
– Какого Мортрана?
– Второго.
– Что-то не припомню.
– Ну, как же! Они еще понаплели с три короба про «золотую рыбку», пытались все свалить на местную морскую мафию.
– А! – Воскликнул Свистюлькин. – Как же, слышал! Так это они... – Осенило Свистюлькина.
– Ну, а кто же?
– Но они же, вроде бы, все потеряли. – Обнаружил глубокие познания народного эпоса Свистюлькин.
– Правильно. Я им и помог.
Колобокс улыбнулся.
– Ну ладно, мне пора. Приятно было поболтать.
Гость схватил в руки, какой-то небольшой, потрепанный саквояж, стоявший доселе не замеченный Свистюлькиным, у ног визитера и их контуры быстро начали размываться. Затем раздался щелчок и Колобокс материализовался опять, только теперь в разодранной и прожженной, в нескольких местах, одежде, от которой сильно пахло озоном.
– Поганцы! Барьеры ставят. – Пробурчал, отряхиваясь Колобокс и исчез опять.
"Может быть насовсем. " – С надеждой подумал Свистюлькин.
Но тут по мебели пробежала рябь. Свистюлькин осторожно отполз подальше. А в комнате возникли контуры трех человек. А когда они появились окончательно, «может и не люди» – подумал Свистюлькин. Все трое были на одно лицо и в одинаковой небесно-голубой форме.
– Гражданин Свистюлькин, Иван Николаевич? – Спросил один из близнецов.
– Да. – Безразлично кивнул человек.
– Полиция времени. – Представился тот же клон.
Свистюлькин кивнул с таким видом, как будто только тем и занимался всю жизнь, что встречал заблудившихся, нашкодивших Колобков и полицию времени, гоняющуюся за старичками и сказочными персонажами.
Один из полисменов приоткрыл, было, рот, но Иван Николаевич опередил его, ткнув пальцем в ту точку пространства, в которой исчез преступник.
– Туда.
– Что туда? – Не поняли служители закона.
– Колобокс побежал туда, – терпеливо разъяснил Свистюлькин.
– Спасибо! Вы очень помогли следствию, – полицейские кивнули и исчезли.
Иван Николаевич Свистюлькин еще немного посидел на полу. Потом поднялся и с сосредоточенным видом направился к зеркалу в прихожей. Включив свет, он долго разглядывал свой язык, дергал веки и трогал рукой лоб. После всех этих манипуляций наш герой сразу поплелся к телефону.
– Алло! «Скорая»? – Трагично проговорил он в трубку.
– Да, «скорая». Что у вас?
– У меня, только что, был Колобокс. И за ним гнались. Вот я и думаю, сообщить в милицию, или они сами разберутся? И еще у меня жар. – Уже торопливо добавил Свистюлькин.
На том конце провода секунды три просто молчали, а потом Иван Николаевич услышал все, что о нем думают, в, довольно резкой и не лицеприятной форме. Заканчивалась тирада довольно тривиально:
– Пить надо меньше! А еще раз позвонишь, мы сами все сообщим милиции.
Свистюлькин осторожно положил трубку и, испугавшись, больше никуда звонить не стал. Он немного постоял посреди комнаты, вспоминая своих недавних визитеров и вдруг встрепенулся, стукнув себя по лбу ладошкой. Просто ему подумалось о том, что хоть и старички, но они явно будут не довольны тем, что их так обвели вокруг пальца, как это живописал Колобокс.
Гордо улыбаясь от осознания своей сообразительности, Свистюлькин приблизился к эпицентру необычных появлений, необычных людей и, скрестив ноги, удобно расположился на полу. Подперев голову кулаками, Иван Николаевич решил терпеливо ждать гостей.
«ПУПОК» И БОГОРОДИЦА.
«Пупок», шаркающей, старческой походкой, хотя на самом деле ему было чуть больше сорока, плелся через привокзальную площадь. Кстати, пупком его прозвали за то, что на его впалом животе всегда, в любое время дня и ночи, оборванная, грязная рубашка не была застегнута. Пуговиц там не было, а рубаха считалась у него в единственном числе. Так вот, в этой прорехе, удивляя белый свет, торчал, какой-то уродливый, в своем удивительном переплетении, пупок.
И вот «Пупок», подойдя, наконец, к угловому, обшарпанному пятиэтажному дому в конце площади, свернул за него, оказавшись прямо напротив бетонной стены три на полтора метра, возле которой примостились мусорные баки. Человек на ходу прислушался и его лицо, коричневато-грязного цвета, растянулось в щербатой улыбке, обнажая, изъеденные гнилью, остатки зубов. За стенкой слышалась возня, сдавленный мат и чавканье. Он заглянул за стену и, убедившись, что это свои, вокзаловские, ввалился туда весь. Несколько человек, двое мужчин и одна женщина, напряженно замерли. Конечно, называть людьми, а тем более делить их по половым признакам, было бы большой ошибкой. От гомосапиенс у них осталась только человекоподобность и то относительная, и зачатки разумной речи.
– Я это... – Прошамкал «Пупок».
– Че? – Как-то вызывающе спросил невысокого роста, глазастый человечек, одетый в обноски мышиного цвета, скорее всего, имея в виду – «что он хотел сказать и, что ему здесь нужно?»
– Я пожрать...
– Пошел на хер! – Тут же посоветовал второй, такой же грязный и оборванный, как и все остальные, с наколкой на левой руке трехглавого собора и надписью на пальцах «Вася».
– Моя ботва, – обиженно прошамкал «Пупок». – Ваши два пузыря.
– Не пукнешь? Два пузыря! – Поинтересовался Вася.
– Да, бля! – Подтвердил глазастый.
– Суки! – Прокомментировал «Пупок» и уже развернувшись, довольно громко, сообщил, что имел всю компанию в сексуальном отношении, а так же их родителей, в очень извращенной форме.
Ни на кого это смелое заявление особого впечатления не произвело. Только женщина, с лицом и фигурой алкоголички, неопределенного возраста, хрипло крикнула:
– У него правда ботва есть! Подлой буду!
С боку, спрятанное в рубашку, у «Пупка», что-то топорщилось. Все это заметили.
– Э, кореш, подваливай! Ща пузыри организуем. – Вася расплылся в добрейшей улыбке. – А тебе, сволочь, глазик выколю, будешь пиз-ть! – Пообещал он глазастому коротышке.
– Ты че! Ты че? – Забеспокоился тот.
– Ни че, вали к тете Любе. Скажи, за пузыри я завтра котлы подгоню, дорогие.
– Ага. – И глазастый, не заставляя себя долго упрашивать, скрылся за бетонной стеной.
– Где надыбал? – Поинтересовался Вася у, уже пристроившего свою грязную задницу на травке, «Пупка».
– Богородица подарила. – Улыбнулся «Пупок».
Вася нахмурился, пытаясь сообразить, подкалывают его или нет.
– Грузчики в универсаме заныкали, а я этих мудаков пас, – пояснил «Пупок».
– А.., -явно удовлетворился таким ответом Вася.
– А Богородицу я все-таки видал и точно она подарочек сделала, – не унимался «Пупок».
– Видал, не е-ал, покажь, че надыбал.
«Пупок» выложил две палки копченой колбасы, вызвав бурный восторг всей компании.
– О, – взревел Вася, – дает сука! А, Клав?
Клава, улыбаясь уже нянчила одну палку в руках. Вася приложил вторую к паху и потряс ею.
– Не твой размерчик, а Клав?
Женщина довольная, хихикнула и кокетливо попыталась ударить Васю колбасой по голове. Тот ловко перехватил продукт, отломил половину и принялся пожирать его. Клава последовала его примеру, кинув оставшуюся колбасу между ними всеми, по середке.
– А ты че не хаваешь? – Поинтересовался у «Пупка» Вася, заметив, что тот не ест.
– Да я это, с водярой.
– Где ж эта падла кривоногая?! – Разозлился на секунду Вася, имея в виду коротышку, но тут же опять вгрызся в колбасу.
– Ща будет, – успокоила его Клава, – а какая она Богородица?
– Ну, когда я ее увидал, прошлой ночью, она стаяла такая вся...
– Раком? – Заржал Вася.
– Да заткни ты пасть, козел! Пусть балакает. – Обиделась Клава.
– Ладно, ладно, – усмехнулся Вася.
И тут из-за стены вынырнул коротышка из карманов рваных брюк, которого топорщилось две бутылки дешевой, «Русской» водки. Компания опять радостно взревела, забыв сразу о Богородице. Вася движением фокусника извлек откуда-то грязный, граненый стакан.
– Наливай по первой, бля!
Коротышка сорвал крышку зубами и отмерил на глаз пятьдесят грамм. Первым выпил Вася по неписаному праву хозяина спиртного, вторым «Пупок», как хозяин закуски, а уж затем остальные. Тут же, без перерыва налили по второй. После того как бутылка опустела «Пупок» устало прилег.
– Она в белом была?
Пьяная Клава становилась навязчивой.
– Кто? – Не понял «Пупок»
– Богородица.
– Нет, – задумчиво протянул «Пупок», – не то что бы в белом. Она какая-то сияющая была, что ли. И сказала потом, что придет еще сегодня.
«Пупок» мечтательно прикрыл глаза.
– Пиз-ун!
Вася соловыми, бездумными глазками уперся в «Пупка». Коротышка угодливо подхихикнул.
– Че, не веришь? – Приподнялся на локте «Пупок».
– Я говорю пиз-ть меньше надо, бля! – Обозлился Вася.
– Ах ты тварь!
«Пупок» начал подниматься, но Вася среагировал быстрее. Пустая бутылка, которая валялась под рукой, опустилась старику на голову. Тот сразу обмяк, как тряпичная кукла и упал лицом в землю. Клава вскрикнула.
– Молчи, сука! – Процедил Вася и приложил голову к груди противника. – Дышит он, дышит, бля буду! Весь праздник испортил! Пошли отсюда.
Мужчины уже были на ногах. Вася поднял женщину и толкнул в сторону площади. Затем, нагнувшись, рассовал остатки пиршества по карманам, и вся компания поковыляла в сторону вокзала.
Через некоторое время двое ребят, лет десяти, игравшие около дома, наткнулись на посиневшего человека, о чем сообщили родителям. Те, в свою очередь, сигнализировали куда следует, большей частью пытаясь оградить своих отпрысков от такого зрелища. Когда, на следующий день, жильцы дома номер десять по Привокзальной улице основательно загрузили телефонную линию ближайшего к ним отделения милиции, в их дворе появился старенький Уазик, грязно-желтого цвета с синей полосой. Стирая резину шин, с залихватским визгом тормозов, он резко остановился у мусорных баков. Двое мужчин в форме не торопливо вышли из кабины.
– Пованивает, – прокомментировал толстяк, лет сорока, весь потный от июльской жары.
– Ага, – подтвердил его напарник, подтянутый, усатый мужчина помоложе.
Они обошли бетонную стену и, зажав носы, остановились.
– Давно лежит, наверное, – покачал сокрушенно головой толстяк.
– Так ведь, Михалыч, вчера уже звонили, – откликнулся усатый, – ну что, пойду, морг обрадую.
Михалыч вдруг приподнял руку.
– Э, стой. Видишь на башке кровь?
– Ну и что?
– А то, что сейчас в известность оперов ставить надо и начальству докладывать, а думаешь, оно нас за эту «бытовуху» по головке погладит, да и нам рапорты потом строчить в такую жару, бля.
Он оглянулся вокруг. В вечерних сумерках хоть и был, конечно, слышен гул голосов и машин, но никто явно их не разглядывал.
– Давай, Серега, за ноги его.
– Точно! – Быстро сообразил напарник.
Вдвоем, держа тяжелое тело, милиционеры обогнули бетонную стенку и кинули свою ношу в ближайший мусорный бак.
– Видал Михалыч, а трупец-то лыбится.
Толстяк усмехнулся.
– Отлыбился уже, – и он захлопнул тяжелую крышку контейнера, которая прищемила вытянутую руку мертвеца в запястье. Толстяк присмотрелся. В кулаке у «Пупка» была зажата маленькая, пожелтевшая и грязная иконка, на которой была изображена женщина с печальными глазами и младенцем на руках.
– Эй, Михалыч, ты чего?
Толстяк молча развернулся и медленно пошел к машине. Усатый сплюнул себе под ноги, пожал плечами и двинулся следом. Дверцы машины хлопнули минуту спустя и Уазик, скрипнув рессорами и обдав клубами выхлопных газов мусорные баки, рванул прочь.
ПРОГУЛКИ ПО ВОДЕ.
По железнодорожному мосту через Оку прогрохотала одна пригородная электричка, следом за ней другая, в обратном направлении. А с бетонной дороги, внизу, на проселочную, съехал «Джип Чероки», а может и «Джип Гранд Чероки», в общем, что-то чертовски «черокистое». Машина, сверкая черным никелем и хромом, бесшумно преодолела ухабистую колею и остановилась среди нескольких других четверо колесных собратьев, нещадно раскалившихся на июньском солнце. Несколько владельцев «Нив», «ВАЗов» и «Москвичей», пропекающих спины и бока вместе со своими домочадцами или друзьями на импровизированном «диком» пляже, подняли головы. Они оценивающее оглядели «Джип» и деланно равнодушно уткнулись, кто в газеты, кто в беллетристику, кто в карты. Четверо ребятишек, создавая необычайный шум, плескались в воде, не обращая внимания ни на что.
Двери машины открылись и на горячий песок пляжа, со стороны водителя, ступила нога Митькина Александра Ивановича, на этом коренастом, лысеющем мужчине были, в данный момент, только шорты синюшного цвета, схваченные на огромном животе тесемкой и толстенная золотая цепь с крестом на бычьей шее. Со стороны пассажира, кряхтя и ойкая, выбралась Митькина Зинаида Петровна. Женщина необъятной комплекции, одетая уже в полосатый купальник. К тому же, с ног до головы, увешанная изделиями из серебра и золота, которые всегда так дороги наивному женскому сердцу.
Супруги прошествовали почти к самой воде. Постелили покрывало и грузно разместили на нем свои седалища. Оба сразу инфантильно уставились на водную гладь. Минут десять спустя Александр Иванович начал нервно ерзать на месте и, наконец, не выдержав затянувшейся паузы, спросил:
– Зусик, может я пойду, искупнусь?
Зинаида Петровна скосила на мужа свои карие глазки, почти полностью заплывшие жиром и негодующе крякнула.
– Лелик, в тебе нет ни какого стержня гигиены! Неужели ты хочешь купаться в этом?
Митькин посмотрел на воду и не заметил в ней ничего предосудительного, если не считать нескольких детей. На его открытом, обветренном лице было написано, что «стержень гигиены» в нем отсутствует напрочь. Александр Иванович промычал, что-то не вразумительное.
– Что? – Не расслышала его благоверная. – Тебе мало нашего бассейна, так ты притащил меня сюда, в это плебейство!
Она истерично взвизгнула. Митькин испугано огляделся и погладил жену по руке.
– Ты ляг, дорогая, позагорай. Тебе вредно волноваться.
Зинаида Петровна, успокоившись, легла на спину и уже примирительно проворковала:
– Ты же понимаешь, Лелик, я волнуюсь за тебя. Тут грязно. А вдруг еще и машину угонят.
Митькин, аккуратно, похлопал жену по жирной ляжке.
– Зюсик, ты отдыхай, а я покараулю.
Александр Иванович тяжело вздохнул, оперся подбородком на кулак и впился злобным взглядом в мокрых и веселых ребятишек, бегающих по кромке воды.
Ребятишки еще немного побегали, плюхнулись несколько раз в воду, вызвав очередной приступ зависти у Митькина, и веселой гурьбой скрылись за поросшим кустами мыском, в десяти шагах от отдыхающих. Несколько человек приподнялись на локтях, заинтересовавшись тем, куда подевались их отпрыски. «Отпрыски» появились почти сразу, ведя за руки невысокого, болезненно-худого бородатого гражданина, из одежды на котором почему-то была только набедренная повязка. Человек остановился и искрящимися, веселыми глазами оглядел собрание. Он откинул со лба длинные, каштановые волосы и чихнул. Дети заулюлюкали и начали дергать человека за руки, бессвязно, но громко что-то требуя. Гражданин заулыбался еще шире и поднял палец, прося тишины. Дети замолкли, а несколько человек даже сели, забыв про свой, равномерно распределяющийся, загар. Человек заговорил сильно, уверено, но с каким-то, еле уловимым, акцентом:
– Я приветствую всех, собравшихся здесь, уважаемых и честных граждан!
Митькин вдруг, от неожиданно подкравшегося к нему страшного звука в виде шипения, чуть не подскочил. Но, покрутив головой, удовлетворенно вздохнул. Просто рядом шипела его жена, злобно гипнотизирующим взглядом уставившись на длинноволосого нарушителя порядка. Человек, как ни в чем не бывало, продолжил:
– На вашей земле я проездом, но, увидев как много людей страдает и мучается здесь, я решил помочь им. Царствие Небесное уже грядет! И каждый добрый человек должен помочь его скорейшему пришествию. Я прошу не за себя, а за бедных и обездоленных.
Помогите им и вам воздастся по делам вашим! И чтобы не быть голословным я явлю несколько чудес.
Человек поклонился, как хороший антерпринер. Глаза жены Митькина от негодования, почти вылезли из орбит. Шипение прекратилось, но рот все еще конвульсивно дергался. Александр Иванович сочувственно поглядел на супругу, но интерес к необычному человеку возобладал.
В это время длинноволосый бородач, насвистывая какой-то веселый мотивчик, шагнул в водную гладь. Но, что удивило всех необычайно, ноги человека не погрузились в донный ил. Обе они, как и их владелец, остались на поверхности. И опять же, казалось человеку было этого мало. Он решил совсем сбить всех с толку и перепутать все школьные познания о земном тяготении. Человек пошел дальше, так же как и раньше, не погружаясь в воду. Двое ребят, повзрослее, поплыли было за бородачом, но течение вынудило повернуть их обратно. Взрослые на берегу, приоткрыв рты, пожирали глазами феномен. Только товарищ в панамке сказал довольно громко – «Тьфу! Уже второй раз за день людям голову морочит».
Человек прогулялся до середины реки. Постоял там. Побрызгал на себя, из ладошки водой и, расхлябанной походкой, поплелся назад. Выйдя на берег, он почесал затылок и широко улыбаясь, направился прямо к супругам Митькиным.
– Я вижу, вы человек верующий, – бородач ткнул пальцем в золотой крест, гипертрофированных размеров, на груди Александра Ивановича, – подайте на благо убогих и обездоленных, что сможете.
Митькин был на столько заворожен происходящим, что, наверное, и подал бы что-нибудь, если бы вовремя не вмешалась его супруга. Она вскочила на ноги и, дико вращая глазами, несколько раз... икнула. Видя, что разговор ни как не завязывается, бородач ободряюще улыбнулся. Зинаида Петровна зашипела уже наподобие парового котла, когда там бывает более тысячи атмосфер, и выдернула из-под супруга покрывало, заставив того подняться на ноги. Женщина, не говоря ни слова, схватила Митькина за руку и потащила к машине. Александр Иванович, потупив глаза, успел только сказать «простите» и вместе со своей половиной быстро погрузился в автомобиль. Секунду спустя машина бесшумно снялась с места и, обдав всех клубами пыли, скрылась за ближайшим холмом.
Бородач, как и раньше, только пожал плечами и направился к следующей группе отдыхающих.
Через пол часа, в отделении милиции Љ86 поселка Вясники, Эдуард Васильевич Эльзман, дородный, гладковыбритый гражданин, сверкая на солнце капитанскими звездочками, задумчиво вертел перед собой заявление Митькиной З.П., подписанное ею и ее мужем, о вопиющем нарушении спокойствия на «диком», при окском пляже. Гонять машину по такому пустяковому делу ему не хотелось, так как в поселке случались происшествия, и посерьезней этого. Например, пьянство и связанные с ним дебоши. Но Митькин был персоной известной, а так же персоной общающейся с поселковыми руководителями. Как богатый торговец он пользовался большой благосклонностью у последних.
Эльзман тяжело вздохнул и снял трубку внутреннего телефона.
Милицейский «Уазик», кашляющий и фыркающий дешевым бензином, появился на пляже только через час, как было написано в протоколе «по причине спустившего колеса». Машина остановилась, и оттуда выбрались соловые, с раскрасневшимися лицами, сержант Добровольский и младший сержант Успенский. Конечно, никакое колесо у них не спускало, а лица были красными по причине победоносной борьбы с жарой в пивном баре «Не горюй», на котельной улице. Картину завершало отсутствие фуражек и расстегнутые кителя.








