Текст книги "Братья Стругацкие"

Автор книги: Ант Скаландис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 53 страниц)

У АНа всё намного сложнее и тянется, как мы знаем, уже давно. Во-первых, если вдуматься, без собирающихся съехать Нины Евгеньевны и Лёшки не так уж и тесно будет в их профессорской трехкомнатной. Всё строго по старой еврейской притче, когда раввин посоветовал взять в дом всю скотину, а потом выгнать. Правда, родственники реально съедут несколько позже, но освобождение от них уже витает в воздухе. Во-вторых, Аркадий с Леной прижились уже, пригрелись, а для АНа всегда характерна была тоска по насиженному месту и страшная лень во всем, что связано с бытом. В-третьих, дурацкая надежда тлеет: а вдруг дадут жилплощадь нахаляву от издательства или от Союза писателей. В-четвертых, зачем девочек от школы отрывать – пусть уж доучатся. В общем, покупка квартиры так и отложится у него ещё на добрых девять лет, когда всё это станет уже существенно дороже.

А в 1963-м, под лето, они ограничиваются тем, что делают ремонт в квартире и покупают новую мебель. Борис приехал и ахнул – до того все преобразилось.

А перед самым его приездом, 27 и 28 мая, АН успел побывать в Харькове, командированный опять издательством «МГ» вместе с Днепровым и Громовой. Впечатление от встреч с тамошними любителями фантастики у всех троих самое положительное. Фантастов в те годы в любом городе страны помнили, знали и ждали. Это – по-настоящему здорово. Это было могучим стимулом к работе.

И ещё событие (есть даже точная дата – 25 апреля): тесть и тёща едут выбирать дачу на лето. Нет, не покупать (хотя опять же могли бы) – просто снять на лето. Но снимут не на один сезон, а на долгие годы, и главное, где снимут: в деревне Дунино под Звенигородом, в двух шагах от дома Михаила Михайловича Пришвина (там сейчас музей). Что ещё более существенно, их соседями станут Тимур Аркадьевич Гайдар и Ариадна Павловна Бажова – ещё одна замечательная литературная семья. Удивительно, что АН познакомится с ними лишь через двадцать лет, зато маленькая Маша Стругацкая и маленький Егор Гайдар подружатся прямо тогда. История их отношений – в общем, не тема для нашей книги, а вот почему АН так редко бывал на даче, мы объясним. В 1963-м он вообще не выберется туда ни разу: слишком много работы в Москве и в Ленинграде, даже летом, а отдыхать он предпочитает на Юге или в Прибалтике: там комаров нет, а море есть. Вот запись в дневнике от 25 июня 1964 года:

«Я сейчас с Крыской в Москве, а остальные на даче в Дунино, у Загорска. Хорошие там места, но не люблю село».

Да, он настолько не любит это село, что даже название города путает.

Вообще, в 1963-м отдыхают они все на широкую ногу. Борис едет летом с женой и с друзьями в Крым почти на месяц и ведёт там, как пишет Ада в письме, «растительный образ жизни». Родителей с Андрюшкой отправляют туда же, но в другое место. И Александра Ивановна оставляет город даже два раза, потому как жаркое выдаётся лето. Аркадий сам с семьей едет под Ригу на остров Булли – чудесное курортное местечко на Балтике, – где тоже набирается здоровья – ест много местной рыбы и прекрасных латышских молочных продуктов, жарится на солнышке, купается. Это – июль, а Лену с её подругой Валей и с дочками ещё в июне отправляет в Хосту, а уж в августе – дача. Стругацкие умели по-настоящему отдыхать в то славное время самой продуктивной своей работы, они понимали или подсознательно чувствовали, что при таких интенсивных интеллектуальных нагрузках, какие они на себя брали, необходимо время от времени «отрешаться от всего земного», отключать мозги, расслабляться полностью. С годами им будет всё труднее и труднее делать это по разным причинам. Но тогда регулярный летний отдых, даже перемежающийся с работой невероятно повышал эффективность творчества. Дарил новые силы, новые впечатления, новые идеи. Так, например, остров Булли подарил им замысел «Хищных вещей века».

А лето и в стране было примечательным.

Объявили о завершении строительства нефтепровода «Дружба» – крупнейшего в мире сооружения такого рода, протянувшегося от Сибири до Восточной Европы.

В июне побывала в космосе первая в истории женщина – Валентина Терешкова.

На Московском международном кинофестивале Федерико Феллини получил гран-при за свой фильм «Восемь с половиной»…

Теперь непосредственно о работе. АН продолжает вкалывать в «Детгизе» – в январе – феврале редактирует опостылевшие книги Чижевского и Пальмана. Закончить – и уйти! Дома упорно, практически для себя пишет «Кракена», читает Лене по вечерам. Ей нравится. Отслеживает прохождение «Далёкой Радуги» (выйдет она только в сентябре). Делает любопытную запись 17 февраля:

«Никаких рецензий, конечно, не было (очевидно, речь о недавно вышедшей „Попытке…“. – А.С.). Надоело всё это, рецензии, по слухам, надо организовывать, Ну, это уж дудки! Таким дерьмом заниматься мы не будем».

Гордое заявление. Но пройдёт всего лишь год-другой, и они станут этим заниматься. А куда денешься? Прав был опостылевший Ильич: жить в обществе и быть свободным от общества нельзя.

В конце февраля – начале марта – опять осточертевшие военные сборы. Планов громадьё, а времени совершенно нет.

В начале апреля АН наконец-то уволится из «Детгиза», а в середине (12 – 16-го числа) он уже в Ленинграде, где БН окончательно откажется от «Кракена», даже переписанного с первого лица на третье. Зато они составят подробный план «Седьмого неба» и переименуют его в «Наблюдателя».

А примерно через месяц БН получит очень любопытное письмо от брата:

«Вчера ездил под Москву в Кудиново, выступал там, в школе, где преподает мой приятель Женя Вайсброт, наш поклонник и великий любитель фантастики вообще. Вот любопытная и поучительная ситуация. Чего может добиться один маленький невзрачный учитель астрономии, черчения и труда, горняк по профессии, рыжий и лысый, и невероятно веснушчатый, если он любит ребят, влюблен в фантастику и преклоняется перед наукой. Из ста пятидесяти школьников – сто любителей фантастики, членов Клуба любителей Фантастики, девчонок и мальчишек от шестого до одиннадцатого класса, выпускают свой журнал, строят всевозможные модели. И это при завуче, который фантастику ненавидит и считает вредной, и при всех прочих преподавателях – тупых и отягощённых бытом животных. В этом Женьке возник передо мной некий прообраз нашего учителя Тенина. Правда, знаний у него значительно меньше, и из жизненного опыта у него в основном преследования по пункту 5 и несколько дней завала в руднике, после которого он не может работать под землей. И в жизни я не видел ещё таких взаимоотношений между взрослым и ребятами».

Евгений Павлович Вайсброт станет очень известным переводчиком с польского, многие вещи Станислава Лема мы прочтём именно с его помощью. А клубы любителей фантастики лет через десять будут называться уже привычной аббревиатурой КЛФ, обретут статус массового явления и привлекут серьёзное внимание ЦК ВЛКСМ и КГБ.

Впрочем, ЦК комсомола, или, как его пренебрежительно называли, Цекамол, особое внимание к фантастике проявил уже тогда. В конце апреля АН сообщает маме:

«ЦК ВЛКСМ собирается устроить встречу своего секретаря по пропаганде с московскими фантастами. Состоится это, видимо, в середине мая. Мы сейчас заняты подготовкой к этой встрече. Возможно, это многое для нас решит в смысле полной литературной легализации нашего жанра. Мы должны убедить товарищей из ЦК, что фантастика как средство пропаганды коммунистической идеологии не уступает, а часто превосходит все иные методы и средства. Задача архиответственнейшая, поэтому мы провели уже несколько встреч между собой, чтобы выработать общие положения своего доклада (общего) и наших индивидуальных сообщений по тематике».

Какая трогательная наивность! По прошествии этого «эпохального» мероприятия АН не напишет ни слова. Зато БН кое-что запомнил, и весьма ярко:

«Я там тоже был, воспоминания смутные и неприятные: мы, фантасты, старые и молодые, сидим в ампирном зальце и ждем. Распахивается огромная дверь, все (в едином порыве) встают, стремительно входит, в сопровождении двух молодых штурмфюреров, тощий, страшный (жуткие отеки под глазами) Лен Карпинский (тогдашний секретарь), и с ходу, без всякого вступления, резко, неприязненно, начинается накачка – как именно надлежит нам, фантастам, исполнять решения партии и правительства и почему наша критика капитализма недостаточно наступательна. Фантасты блеяли в ответ что-то покорно-просительное насчёт журнала и нехватки издательств, благодарили за неопределённые обещания. Никаких деталей и эмоций не помню, кроме ощущения стыда и неловкости за себя и за всех. Много лет спустя мне сказали, что Карпинский был из прогрессивных и „левых“ (как их тогда называли), и я, помнится, подумал: ну-ну».

К этой цитате необходимо сделать две поправки. В мае 1963-го Карпинский был уже не секретарем ЦК ВЛКСМ, а членом редколлегии «Правды», то есть входил в номенклатуру «большого» ЦК. И, конечно, он не был на тот момент «прогрессивным и левым», был он нормальным работником идеологического фронта, прославлявшим всё, что положено, и давившим всё, что приказано. А вот после… В 1967-м Лен Вячеславович неосторожно высказался о цензуре и был уволен из «Правды»; потом, уже будучи в «Известиях», – ещё неосторожнее о «ресталинизации», в 1975-м он вообще вылетел из партии и по существу оказался диссидентом и безработным. В перестройку стал одним из её «прорабов», в августе 1991-го сменил Егора Яковлева на посту главреда «Московских новостей» и потом до самой смерти (в 1995-м) разделял в целом взгляды Явлинского. В общем-то, ничего удивительного для умного и талантливого человека, взлетевшего на волне XX съезда.

Вот какое время было – даже комсомольские боссы вырастали в будущих вольнодумцев!

В том же письме от 12 мая, где АН пишет про Вайсброта, мы найдём ещё одно примечательное дополнение:

«…ПНвС пиши. Подумаешь, скучно ему. Я вот диапозитив пишу, вот где скука (сценарий по рассказу „Частные предположения“ для студии „Диафильм“. – А.С.). Пиши, пусть будет трижды скучно, нужен скелет и затравка. И мы положим-таки на стол редакции нечто немалых размеров. Напишем отличную повесть. Ещё шаг вперед. Кстати, я пока время от времени думаю про магов. Всё лезут в голову мелочи: вошёл, не отбрасывая тени, начальник отдела кадров. Или Кощей Бессмертный работает, швейцаром, а яйцо с его жизнью хранится в сейфе у нач. секретного делопроизводства. Магов мы напишем обязательно. Нужно только подчитать по философии современной науки».

Ещё летом прошлого года Наташа Свенцицкая разыграла БНа с новой книгой якобы Хемингуэя «Понедельник начинается в субботу», которую якобы выкинули в Доме книги на Невском, а в середине апреля, когда АН был в Ленинграде, выходит, они и утвердили это окончательное название для повести про магов.

Ну а в июне им стало не до магов. В пустой квартире в Москве (все разъехались отдыхать) АН и БН трудились с невероятной скоростью и доделали черновик «ТББ». Вот как они рассказывают об этом маме в уникальном письме, написанном и подписанном обоими сразу (писем они всегда писали много, но чтобы вдвоём – не знаю другого случая):

«У нас всё хорошо. Жмём вовсю, стараемся закончить черновик к нашему приезду к тебе. Написано уже 57 страниц, работа идёт на редкость успешно, делаем по восемь (!) страниц в день, темпы невиданные, ведь раньше нам никогда не удавалось дать больше пяти-шести. И работать интересно, потому что описывается по сути дела некоторое время из современной истории, только замаскированное под средневековье. А ты сама понимаешь, писать про своё время, да ещё давать его черты в преувеличенном, концентрированном виде – это очень интересное дело. Отсюда, по-моему, и такая успешность.

Арк сердечно благодарит тебя за апельсинчик, и Боб тоже, и оба сына твоих тебя крепко целуют и обнимают, и скоро опять будут с тобой. Не обижайся, что мало пишем, ведь писать, собственно, не о чем, время проходит за столом, и мы редко-редко ходим обедать в город, а так всё больше дома, голубцы, сардельки, яйца, кефир и прочее такое, в основном колбаска. Нынче вот приехала Катерина Евгеньевна с Ильей Михайловичем – у него трёхдневная конференция – так вот сегодня и щец с чесночком вдоволь похлебаем для разнообразия».

А в июле, пока они будут на заслуженном отдыхе, повесть уйдёт на читку друзьям.

«9.08 – „Трудно быть богом“ читали уже многие, общее впечатление у всех хорошее, некоторые говорят даже, что это самое лучшее у нас. Куда отдать – пока не знаю, ну ничего, с этим можно пока не спешить. В Детгиз, как это было задумано сперваначалу, не пойдёт, слишком там много „взрослого“. Вероятно, пойдёт в „Знание“ или в „Молодую гвардию“. Посмотрим».

Вдохновлённый естественным похуданием после отпуска, АН начнёт планомерно бороться с лишним весом. Он ежедневно взвешивается и соблюдает «жокейскую диету»: ни супов, ни каши, немного мяса, овощи, арбуз, коньяк. Хватило его ненадолго:

«17.08 (суббота) – вес 92.0 (а 14 августа были 91.1. – А.С.) – Вчера зарубил блинчиков с вареньем. Письмо от Бориса. Жму „Пионовый фонарь“. <…> Завтра к И. А. Ефремову».

Некогда худеть – работать надо. И вот – в продолжение темы:

«26.08 (маме) – Гоню вовсю перевод для Гослитиздата. Со временем я малость просчитался, вот и приходится сейчас делать по шесть страниц в день, чтобы поспеть к сроку и выиграть дни для свидания с Борькой. А перевод – это очень утомительно, потому что принципов художественного перевода с дальневосточных языков не создано, вот и приходится быть в некотором роде пионером в этой области. Предвижу, что, как всякого пионера, будут меня поругивать или даже бить, но линию свою держу твердо: читатель должен читать как по-русски, а ощущать как японец. А текст-то старый, пушкинских времён, тогда японцы ещё понятия о европейской литературе не имели, да он ещё вдобавок исторический, автор описывает времена отдалённые, да всякий обиход тогдашний, да буддизм, о котором никто в Союзе представления не имеет, да мало ли всякого там. Вот и кряхчу! Однако же думаю поспеть к сроку. Из двухсот страниц восемьдесят уже сделано. Сегодня вот только что добил восемьдесят вторую».

Меньше, чем через месяц, 20 сентября он сдаст рукопись в «Гослит», а второй экземпляр Витя Санович отнесёт Вере Николаевне Марковой. АН уедет в Ленинград «добивать» «ТББ» и будет с трепетом ждать её мнения.

Одновременно возникнет идея выпустить новую повесть в «МГ» под одной обложкой с «Радугой», а не с «Попыткой». Так и будет сделано в итоге.

2 октября закончен чистовик «ТББ», АН возвращается в Москву и подаёт сразу две заявки в издательство: на «Понедельник…» и – что примечательно – на «Хищные вещи века». Замысел, родившийся в Прибалтике, к тому времени обсуждён и проработан.

И вот, наконец, 18 октября Вера Николаевна написала отзыв на «Пионовый фонарь», в котором буквально поздравила покойного автора Санъютэя Энтё со вторым рождением на русском языке. Перевод явно удался.

И тут невольно хочется забежать на год вперёд и привести текст одного письма, точнее даже поздравительной открытки, полученной Марковой к октябрьским праздникам:

«Дорогая Вера Николаевна! Всю эту осень я сильно хворал и только теперь могу откликнуться на Ваше милое сентябрьское письмо. У меня был злейший грипп, от которого да уберегут Вас японские боги.

Только теперь прочитал „Пионовый фонарь“. Читал его с увлечением, не мог оторваться. Аркадий Стругацкий действительно мастер: от его русизмов роман не пахнет ни Рязанью, ни Костромой, а остаётся насквозь японским. Ваша школа. <…>

Корней Чуковский».

Такая похвала дорогого стоила.

А в октябре 1963-го – ещё одно примечательное событие: его попросят написать для журнала «В мире книг» рецензию на «Лезвие бритвы» Ефремова. За свою жизнь АН написал сотни рецензий – и как редактор, и (позднее) как старший товарищ молодых или просто менее опытных авторов. Но тут был случай особый, ответственный. Конечно, он ездил к Ивану Антоновичу, советовался и в итоге нашел нужную форму.

А у БНа тоже приятное событие: с октября он договаривается о работе на полставки (начальство очень неохотно на это шло), а к тому же в середине ноября ему с Адой, наконец, дают номер в гостинице-общежитии в Пулкове, и больше не надо «таскаться дважды в сутки в чёртову даль».

БН комментирует сегодня:

«Мы тогда жили у мамы и каждый день, естественно, мотались в ГАО и обратно. Довольно утомительно. А номер в гостинице ни в какую не разрешал наш местный Модест Матвеевич Камноедов (зампохоз Илья Матвеевич Гашков). Он почему-то нас (меня?) невзлюбил и отказывался подписывать мои заявления-просьбы о гостинице. Он говорил: чего там, у них же в городе две комнаты – проживут. Его убеждали, что одна комната – 6-метровая с окном в стену, не комната, а кладовка, – так он СПЕЦИАЛЬНО поехал в наше домоуправление выяснить правду, и ему сказали, что комнатка микроскопическая, жить в ней практически невозможно – преувеличили, конечно, но зато он смягчился».

Сразу хочется добавить, что не только Модест Матвеевич, а очень многие персонажи «Понедельника» имели своих прототипов. Например, Федор Симеонович списан с Ивана Антоновича Ефремова, а Янус Полуэктович сильно смахивал на тогдашнего директора Пулковской обсерватории Александра Александровича Михайлова. Правда, Кристобаль Хозевич – это почти чистая выдумка, а вот профессор Выбегалло являл собою гибрид академика Лысенко и одного известного писателя, имени которого БН просил не упоминать.

16 ноября у Ариадны Громовой АН встречается в очередной раз с Рафой Нудельманом. Записывает в дневнике:

«Отличный парень. Умница каких мало. Люблю его».

Рафаил – переводчик с польского и английского, критик и литературовед, приехавший в Москву ещё в 1960-м, отметил АБС безошибочно и сразу с первых книжек – как очень талантливых, очень раскрепощенных, очень витальных авторов, пышущих новизной и свободой. И Аркадия выделил при первой же встрече – по чисто человеческой, даже портретной яркости, не только литературной. С Борисом познакомился позже, тот – сразу ясно, – умный и тонкий, но интраверт, шёл только на серьёзные разговоры. Аркадий, наоборот – экстраверт, распахнутый настежь в любой компании, с готовой улыбкой в углах губ, но вызвать его на серьёзный разговор было нелегко, он предпочитал отшучиваться, а всё главное хранил в себе.

Глядя из дня сегодняшнего, Нудельман утверждает буквально следующее:

«Аркадий с Борисом были просто самые лучшие. Сказать по секрету, они в советской фантастике были единственные, о ком можно говорить всерьёз. Само направление существовало лишь постольку, поскольку были Стругацкие; если б их не было, фантастика – при всех своих тогдашних амбициях и свободолюбии – превратилась бы во второсортную литературу, из которой можно было выуживать некие теоретические схемы, но не произведения».

Тем временем «ТББ» лежит одновременно в двух толстых журналах – «Москве» и «Знамени». И там и там редакторам нравится, но все боятся. Чего? Трудно сказать. Ну, не привыкли наши солидные журналы печатать фантастику!

АН обрабатывает черновик БНа – «Суету вокруг дивана», первую часть «Понедельника» и очень рвётся в Ленинград, но всякие домашние неурядицы не пускают его. Уехать доводится только 20 ноября, а примерно через неделю он собирается в Одессу по приглашению на встречу киноработников.

К сожалению, сегодня трудно установить точно, ездил ли он туда, никаких записей не осталось. Скорее нет, чем да, так как в июле 1965-го он будет писать брату из Одессы, восхищаясь этим городом, как впервые туда приехавший. А может быть, просто Одесса зимой, сырая, ветреная, промозглая, и Одесса летом – это два разных города?

Зато известно доподлинно (из дневника), что 26 декабря АН вернулся домой из Ленинграда, где они полностью доделали «Суету вокруг дивана» и тогда же написали три рассказа: «К вопросу о циклотации», «Первые люди на первом плоту» и «Бедные злые люди».

Едва ли у АБС было время интересоваться ещё и политикой в те дни, и всё же…

22 ноября убили Джона Кеннеди. Это была одна из самых загадочных смертей двадцатого века, ну и, конечно, она знаменовала собой очередной шаг к углублению пропасти между СССР и Западом. А значит, и очередное «похолодание» внутри страны.

Январь 1964-го они проводят порознь, в томительном ожидании 29-го – дня предполагаемого принятия в СП.

АН переводит «Тоталоскоп» Абэ Кобо, вроде для «знаньевского» альманаха НФ, но тут же в дневнике впервые упоминает и готовящуюся в «МГ» «Библиотеку мировой фантастики и приключений. XX век». Да, называться она будет по-другому, но это те самые красно-белые двадцать пять томов, задуманные Белой Клюевой.

18 января звонила АНу Ариадна Громова и восхищалась «Суетой…», чуть раньше с не меньшим восторгом звонил составитель «Фантастики-64» в «МГ» Гера Смирнов и умолял никуда больше повесть не отдавать. Так положительные эмоции, переполнявшие эту книгу, начали выплескиваться в мир ещё задолго до публикации.

Первую половину февраля АН в Ленинграде (вернулся 15-го). Строго по плану начаты «Хищные вещи века» («ХВВ»).

24 февраля в ЦДЛ проходит творческое обсуждение фантастики и приключений за 1963 год. Докладывал Ляпунов, председательствовал Тушкан. «Очень грустно», – отмечает АН в дневнике и тем же числом пишет о конфликте с Днепровым. Так бывает всегда: ухудшается общая обстановка, и кому-то не хватает порядочности, а у кого-то не выдерживают нервы. Действительно грустно.

Но работают АБС по-прежнему с невероятной интенсивностью. Уже в марте снова встречаются в Ленинграде и заканчивают к 30-му черновик «ХВВ». 31-го АН дома, Лена проглатывает рукопись в тот же день, видать, понравилось очень, но скептически замечает, что уж больно похоже на Лема. АН резонно парирует, мол, «всякая вещь о безнадёжности попыток спасти общество будет тогда лемовидной». «М.б., выход Жилина в том, что он начнёт постепенно, по частям бить мир вещей? – вопрошает он сам себя. И тут же сомнение. – Не знаю». Любопытно продолжение этой записи:

«Сегодня бросил курить. Ещё в поезде. В половине 1-го ночи будет 24 часа, как я не курю. И право, уже лучше себя чувствую. Как-то бодрее и моложе, что ли…»

Даже курить некогда – слишком много работы. А в «МГ» пришла верстка «Далёкой Радуги» и «Трудно быть богом». Приятно было видеть эти вещи уже набранными. Книжка вышла в июле. И тогда же – в «Худлите» – Санъютэй Энтё, «Пионовый фонарь».

А в мае опять в Ленинграде, у мамы (хотя именно тогда произошёл переезд БНа на новую квартиру на улице Победы) был закончен черновик «Понедельника», то есть написаны вторая и третья часть под рабочими названиями «Ночь перед Рождеством» и «О времени и о себе». БН в июне берёт в прокате автомобиль (раз уж на свой денег не хватило) и едет с друзьями по Прибалтике. АН всё лето в Москве, переводит «Четвёртый ледниковый период» Абэ, работа не сложнее «Тоталоскопа», но объём большой. 24 августа он заканчивает перевод и сдаёт в «МГ». А заодно и рассказ Айзека Азимова «Как им было весело» для сборника «Современная зарубежная фантастика». Работы вообще очень много: статьи, переводы, предисловия, выступления на публике (это уже тоже работа), рецензии…

Это – отдельная тема. Рецензии теперь не только для «Детской литературы», «Молодой гвардии» и «Знания». Именно летом 1964-го возникла новая редакция фантастики – в издательстве «Мир», до этого выпускавшем исключительно научно-популярную переводную литературу. С 1965 года начали выходить в свет сборники и отдельные произведения зарубежных фантастов. И сразу понадобились переводчики, рецензенты, редакторы, составители – в общем, всевозможные специалисты в этой области литературы. АН оказался просто находкой для «Мира» – на все руки мастер – от свободного владения английским до умения детально анализировать любой фантастический текст. А редакция в районе метро «Щербаковская» стала ещё одним почти клубным местом, где встречаются фантасты.

Позднее АН (даже вдвоём с братом) подготовит серьёзные переводы для «Мира», но начать-то пришлось с рецензий. И сразу некий казус. Заведующий редакцией Евгений Артурович Дэвис выдал ему целую стопку английских и американских книг, на которые требовалось написать отрицательные рецензии. Ну, может быть, одну-две отобрать для порядка, больше-то всё равно в план включить не могли. Для таких рецензий не обязательно читать книги целиком, в лучшем случае можно пролистать по диагонали. Но Аркадий ухитрился прочесть все и на каждую написать положительную рецензию. Он и в обсуждении молодых на семинарах у Клюевой славился тем, что в каждом авторе умел найти что-то хорошее. Но здесь было особенно интересно, ведь он с конца 1950-х увлекался фантастикой на английском, а теперь за это ещё и деньги платили!

Но какой же странный человек – этот Дэвис! Фантастику он не любил и даже побаивался её. А его главным страхом было – не оправдать доверие начальства. Как бывший военный прокурор, как зав. редакцией, как секретарь парткома издательства, он отвечал за всё и непрерывно боялся: что его подставят, что пропустят в печать идеологическую диверсию, что напишут в предисловии не то и не так… Аркадию он скорее доверял, но эти восторженные рекомендации вместо аргументированного отказа!.. Повторялась история с романом «Экипаж „Меконга“». Так что и лучшим выпускам зарубежной фантастики, самым знаменитым сборникам 60-х обязаны мы до известной степени АНу. Ну и редакторам, конечно, в первую очередь – подруге и однокашнице Белы Клюевой по аспирантуре Елене Вансловой, которая в НФ тоже поначалу не разбиралась, но потом связала с ней свою судьбу на долгие годы, не только в «Мире», но и в «Знании».

А ещё (не по фантастике, по научпопу) работала там Тамара Шилейко – жена Алексея Вольдемаровича, того самого выдающегося технаря. Вот уж воистину мир тесен! С Алексеем АН познакомился ещё лет за пять до этого, когда начал посещать всевозможные писательские сборища. И вот тогда же не слишком близкие друзья Шилейко по просьбе Ахматовой стали частенько затаскивать его в ЦДЛ. Анна Андреевна надеялась на случайную встречу с пасынком, а он-то совсем не стремился к этому, наоборот – недолюбливал Ахматову и чисто по-человечески – из солидарности с матерью, и (что удивительно!) как поэта – ни в грош не ставил. Они так и не повидались, зато Алексей познакомился со Стругацким и до последних дней не жалел об этом.

Осенью 1964-го свой первый сезон открывает Театр на Таганке. До этого уже восемнадцать лет он был просто Театром драмы и комедии, очень средненьким, практически второсортным. Потом туда пришел Юрий Любимов и практически сразу Владимир Высоцкий. Театр Любимова (позже его нередко станут называть и театром Высоцкого) за один сезон станет самым знаменитым, самым скандальным, самым выдающимся в Советском Союзе. Оттепель закончилась, а этот бунтарский театр возник как один из главных противовесов наступающей серости и хамству.

А оттепель и в самом деле завершилась.

14 октября произошёл переворот, в результате которого Хрущёва отстранили от власти и, взяв огромную советскую империю за дышло, со скрипом и натугой развернули её в обратную сторону. Это было движение в гору, повозка не катилась сама, её надо было тянуть, и Система тянула, обливаясь потом и напрягая конечности до хруста в суставах. Но уже было ясно: возврат начался.

Как раз в это время АН, БН и Саша Копылов этаким мальчишником отдыхали в Алупке. Купаться было уже холодновато, а загорать – в самый раз. И настроение было отличным. Отставка Хрущёва подпортила его, но лишь слегка: новость встретили с тревожной иронией: «Чтой-то теперь будет! Поворотят они курс али нет? Брежнев, конечно, фигура временная, калиф на час, это ясно, а вот кто там, на самом деле, у них главный?..» И всё в таком же духе. Общее мнение состояло в том, что курс не переменится, но было, было на душе неспокойно. Что-то неприятное надвигалось.

Вот только не хочется заканчивать на этой ноте. А год и не закончился на том политическом кульбите советской власти. АБС продолжали плодотворно трудиться. В ноябре они съедутся в Ленинграде. На праздники приедет даже Лена, которая с середины июня работает в редакции у Жемайтиса вместо ушедшей в декрет совсем молоденькой девочки Сони Митрохиной, и ей надо возвращаться. Братья же будут добивать «ХВВ» и успешно добьют черновик. И будут обсуждать всякие замыслы, народившиеся ещё летом. В дневнике у АНа был такой перечень 25 июня:

«В перспективе, видимо, будем иметь „Паразитов“ – это о ворах разума (идея эта будет окончательно похоронена в процессе работы над „Улиткой на склоне“. – А.С.), „Записки здравомыслящего“ (вот вам и первое упоминание „Второго нашествия марсиан“. – А.С.) и „Кракена“. И конечно, „Службу на Пандоре“ в СИБе с Полем Гнедых во главе.» (вот он зародыш легендарной «Улитки на склоне»! А СИБ – это служба индивидуальной безопасности, как мы узнаем из первого варианта будущей повести. – А.С.)

Елена Гавриловна Ванслова вспоминает, как в конце 1964 года они вместе с АНом были в каком-то вузе и по широкой лестнице им навстречу буквально лавиной валила молодёжь – весёлая, радостная, неуправляемая, чуть с ног не сшибли.

– Вы кто такие? – спросила Лена как-то очень нелепо от растерянности.

А ребята вмиг нашлись. У них был заготовлен ответ:

– Кто мы? Да мы же НТР!

И это была правда. Они катились вперёд, как научно-техническая революция, которую уже не остановить. И самый высокий, красивый и спортивный среди них запел популярную тогда песенку, которую все подхватили:

 
Нам электричество сделать всё сумеет,
Нам электричество тьму и мрак рассеет,
Нам электричество наделает делов,
нажал на кнопку
– чик-чирик! —
и человек готов!
 

Это было очень в духе «Понедельника…». Аркадий смотрел на них и добродушно улыбался.