Текст книги "Один плюс три(СИ)"

Автор книги: Аноним Malakla

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Глава 8.

Лейтенант с сержантом сидели в купе начкара. Веня крутил в руках кружку с остывшим чаем и обдумывал ситуацию, в которую они попались.

'Фантастика, какая-то. Чёрт, чёрт, чёрт. Ну почему такая невезуха и прямо в мою первую поездку. Куда нас занесло? Чем мы так кого-то разозлили? И как выпутываться? Казаки эти. Откуда они взялись на наши головы? Их же здесь с полк наберётся. Сдаться, или застрелиться с горя. Молодой же я ещё или как? Всё плохое приходит слишком рано, а хорошее запаздывает, блин'. Но это у лейтенанта только в мыслях было. Большого дискомфорта он не ощущал. Веня с четырнадцати лет был человеком самостоятельным. Занятия боксом и любовь к лошадям способствовали быть независимым, решительным и обстоятельным.

Рублёв, в отличие от лейтенанта, думал совсем иначе.

'По ходу "дембель" наступит не через четыре месяца, а прямо сейчас! Кайф! Надо как-то уговорить летёху, и можно сваливать на все четыре стороны. С кентами, я не пропаду, лишь бы только Веня не выпендривался. А то начнёт строить из себя героя. Пусть они с "духом" геройствуют, а у меня хата с краю'. Рублёв душевного раздрая не имел. Парень был из простой, рабочей семьи.

Веня в это время встал и открыл оружейный сейф, достал из него короткоствол.

'Ну, вот накаркал, счас тебя, Лёха, в герои станут записывать. Мама, роди меня обратно!' Но Веня, посмотрев на короткоствольные ПП, свой ПП поставил на место, сейф закрыл.

– Что, сержант, испугался? Я, скажем так, с казаками воевать не собираюсь.

– Почему? – Рублёв удивился.

– Так это же лучшие бойцы этой земли! Степан Разин, Пугачев, Ермак – победитель Кучума. В войне 1812 года отличились...

– Ага! А гражданскую войну продули. Первая Конная их, как тузик грелку порвала...

– А у "белых" бардак в тылу был, свобод у капиталистов стало много, а порядка нормального не было! – фраза у Чеснокова вышла с огоньком, непонятным для сержанта.

– Лейтенант, а не боишься, что я тебя особисту сдам? – после быстрого обдумывания, произнёс Рублёв. – За 'любовь' к белым...

– А ты, Лёха, не боишься, что я люлей тебе счас добавлю? И где ты здесь Чебанько увидал, а? Он среди зэков, аль в вокзале хоронится, ась?

– Ну, вот и поговорили. Вечером будем смотреть радио, – Рублёв потух, понимая, что сказал глупость про особиста.

К вокзалу подъехала машина. Посигналила. 'Служащие' ВВ прильнули к мутному стеклу.

– Это что? Автозак? – Чесноков тоже брякнул глупость.

– Тащ лейтенант, я эту машину видал! Она через площадь проезжала, помните?

– Ага, была, пошли, Лёша! ПП они всё же взяли, и выбрались на перрон.

Веня посмотрел на крестящегося человека, стоявшего у автомобиля-вездехода. Человек не торопился. И в машине ещё кто-то находился. Через тёмные стекла вездехода только силуэты проглядывались...

– А товарищ-то робеет, – произнес сержант. – Но кобуру оставил в машине. Подождём, твою маму... Веня фыркнул. Фраза сержанта продолжилась: – ... подождём, твою мать.

И оба стали смотреть, как к ним, не торопясь, подходил какой-то зрелый мужчина. Выше среднего роста, темноволосый, в летнем батнике, светлых брюках и летних туфлях. На груди видна золотая толстая золотая цепь, на левой руке золотые часы, и холёный, как "буржуй".

'Советский или не советский? Шмотки импортные. Интересно, поможет?' – ворочались мысли в голове у Вени...

Зелёные глаза подошедшего "буржуя" с иронией смотрели в глаза Вени. С иронией, но были они родные, что ли...

– Салют, бойцы. Я – Борн Роман Михайлович, – Веня и Рублёв назвали себя. – Итак, бойцы, слушайте дислокацию. Мы попали в 1912-й год. Молчите? Продолжаю. Вы, как ежик из тумана, только без стакана, появились, и давай садить из 'спецсредств'. Зачем? В мирный уклад жизни, да в сапогах. В общем, так парни, у меня в машине сидит главный тут менеджер, и просит не борзеть с 'калашами'. А второй за главным, собирает бригаду снайперов. Дают время подумать...

– Скажите, товарищ Борн, – перебил дядю-переговорщика, ничего непонимающий лейтенант, – Вы – советский служащий? И, и я ничего не понял, что вы сказали. Извините.

– Слово 'клёво' знаешь? – Веня кивнул. – А менеджер – это начальник. Большой тутошний начальник сидит у меня в машине, и вас боится. Жизнь-то тут мирная. Прямо сказать курорт Пицунда. Оно вам надо, бучу тут устраивать? Да, а второй начальник, военный руководитель собирает снайперов с винтовками Мосина. И это есть – не клёво, для ваших организмов молодых. Вот. А я работник российской почты, с этого дня бывший. Подался в вольные домовладельцы.

Иронии в глазах добавилось, но Вене показалось, что, когда Борн говорил о снайперах, то ирония была наигранной.

'Даже если их сразу не застрелят, то потом просто затопчут! Конями!' Рублёв от слов переговорщика совсем сник.

– Что и наши укороты не помогут? – спросил, и показал Борну, висящий сзади на ремне, ПП.

– Я думал у вас 'эй-кей-фоти-севн', – с удивление произнёс Борн. – Лейтенант, и давно в Советской Армии израильские пистолеты-пулемёты "Узи"?

– Какие "узи"? Это – ПП 68. Их производят на Грязевском оружейном заводе, калибр 9-мм. Конструктор Галкин Максим Александрович, – Борн хмыкнул. – Им вооружаются ВДВ, спецназ и...

– ... Внутренние войска, – Борн это так уверенно сказал, что Чесноков с Рублёвым удивлённо переглянулись, – А в вагоне зэки? Человек сто впихнули?

– Да. Нет, всего тринадцать...

– И направляют их на суховскую зону. Я прав?

– А откуда вы знаете?

– Так я ж местный!

– Какой местный? Тут везде "белоказаки", а колония лет десять, как существует. А не сто лет!

– "Белоказаки" говоришь. Ну, я вам сейчас, хе-хе, "красного" приведу – легенду Советской Армии. И Борн помахал рукой в сторону машины.

– А как к вам обращаться? – спросил сержант. Не понял Рублёв ироничности Борна. А лейтенант заметил, что ирония в глазах Борна прямо заплескалась.

– Ммм, сегодня меня называли: товарищ, господин, хозяин, пан, рыцарь и просто Борн. А вот и легенда!..

Веня, раскрыв рот, смотрел на подходящего вместе с казачьим офицером, Маршала Советского Союза Будённого Семёна Михайловича, молодого и в гражданской одежде.

– Ребята – Будённый!..

На перрон высыпали остальные вэвэшники. Вояки обступили смущённого Будённого, и чуть ли не брали у него автограф. Рублёв, сноровисто, что-то вталкивал землякам и восхищался. Холодов, угрюмо смотрел на царского офицера. Казачий офицер пытался сохранить на лице значимость. Борн, вытащив какую-то коробочку водил ей по толпе.

Лейтенант, улыбался, тормошил свои мысли на предмет нелогичности, чтобы сделать вывод: 'Я в царской армии служить не буду. А парни тут не пропадут. Хех, курорт Пицунда, понимаешь!'

– Ну, что, бойцы, сдаёмся? – проговорил Борн, коробочка смотрела прямо на Веню.

– Да. И мы требуем к себе, это, – Веня замолчал, ибо в мыслях был на воображаемом пляже. Лейтенант, сказав 'да', колебался. Долг офицера и пляж ещё боролись.

– Сдача почётная, и без ущемлений прав и свобод для бывших солдат ВВ. Я прав, атаман? – констатировал Борн и довольно посмотрел на атамана.

– Угу. Подтверждаю.

А дальше для Вени было всё, как в тумане. Состав отогнали в тупик, Борн слил в канистру 20-ть литров бензина марки А-90, забрал себе один ПП-68, он же "Узи"; с шестью магазинами в подсумках.

'А Борн – хомяк. Тащит всё что плохо лежит', – подумал Рублёв. И совсем не расстроился когда узнал, что дядя взял себе ПП Рублёва. Подъехали телеги, на них по списку Вени, посадили притухших зэка, чтобы отвезти их в местную кутузку. На две телеги посадили вэвэшников и машинистов, в сопровождении машины Борна, в которой сидел и Веня, дембелей довезли до их нового дома. Дом был на два хозяина, новый; когда подвезли раскладные кровати с матрасами и постельным бельём, стало совсем хорошо.

Соседи принесли покушать, атаман заплатил, и ещё десять рублей дал Вене. Веня, молча, взял деньги, Рублёв поблагодарил. Борн повёз атамана к себе ужинать. Предложил и Вене и Буденному, но они отказались.

– Ну, ты, заходи, если что. Пока, лейтенант.

– До свидания...

Веня вернулся. На новую многохолостяцкую квартиру. Поужинали, разместились по кроватям, бывшие вояки пофантазировали, что их ждёт впереди. Потом все помылись в душе холодной водой и завалились почивать.

Только Веня не ложился, бродил по двору, и около калитки нарвался на неприятный разговор с белогвардейским есаулом. Есаул по фамилии Ястребов, тыкал в лицо Вене пачкой денег, и пьяно бранился. Если бы не висящие на руках Ястребова местные красотки, не известно бы, чем этот разговор завершился. Красотки-жалмерки утянули есаула прочь от скандала, а Веня пошёл спать.

'Жаль, родителей больше не увижу'. На глаза набежали слёзы, их Веня мужественно отогнал.

– И где тут логика? – спрашивало почти заснувшего лейтенанта его мышление. Но Веня перевернулся на другой бок и заснул сном здорового молодого мужчины...

Глава 9.

Я загнал джип во двор. Как обрадовался Николаич, что привёз атамана на ужин, обрадовано потёр руки, можно было расслабиться, и смотришь, знакомство поближе завести со здешней «вертикалью власти».

– Слушай, Борн, а он наш сосед. Я ему рукой махал. Это таки надо спрыснуть! – шепнул на ухо Борисов.

Кивнул согласием. Борисов успел переодеться в спортивный костюм Ардальона и выглядел богато. Он, сам, поставил под виноградником у флигеля пластиковый стол и три стула. Эльза принёсла запечатанную бутылку коньяка "Martell XO" и закуску, из пакета "астраханской дивы".

– Прихватизировали, – закреплял понравившееся слово Николаевич.

Сели за "мужской" стол, атаман опять перекрестился, и стали кушать ароматный напиток. Себе позволил только грамм пятьдесят, а вот Борисов и атаман после двух рюмок, стали пить коньяк стаканами.

– Ты, Борн, не жадничай, такой момент, понимаешь...

Я не понял, какой момент, выпить или познакомится. Разговорились. Я поведал атаману, что тоже служил в Советской Армии.

– И как, удачно? – поинтересовался Шатров.

– Удачно, – ответил, – полтора года ваксил гуталином асфальт, чтоб блестяще-чёрным был. И осенью листья зелёной краской красил. Наш генерал, понимаешь, любил весну, понимаешь. Гы-гы, от атамана.

– Борн, я смотрю, ты жалеешь, что служил?

– Как бы ни так. Два года в портянках, зато – век воспоминаний. Да, и интересно было.

А Борисов в СА не был. Не довелось ему армейского дурдома испытать.

И важный гость стал свои вопросы задавать. Главным ответчиком был Николаич. Я отмалчивался, а немного погодя, когда затронули нашу технику, показал возможности мобильного телефона, атаман выпал в осадок, и после всё, что мы ему говорили, принимал без "критического анализа". Следом в осадок выпал Борисов, когда узнал, что мы попали на часть Донской земли и вместе с нами на территории Ясной очутились разные люди и объекты: из 1968, 1972, 2014 годов.

– Как? – только и сказал Николаич. Нашёл знатоков, как же.

– На всё воля божья, – от атамана. – А, как мы ещё можем объяснить такое. 'Если бы они ещё знали мою "эпопею"...

Пауза. И неунывающий Борисов стал рассказывать разные анекдоты. Я рассказал несколько анекдотов про Штирлица. Гы-гы.

'Кто о чём болит', – подумал коряво. Борисов принёс ещё две бутылки. Вышла перезагрузка стаканов. Пришла Зося, взглянуть, что я наснимал на вокзале. Посмотрела видеоряд, хмыкнула, отказалась от настойки и поменяла у нас тарелки. Солнце, к сему времени село, включили переноску. И под эту переноску, Шатров полез смотреть наши машины.

– Автомобили, все ваши? – спросил.

– То почтовая машина. А это Борна и Зоси, – не мигнув глазом, соврал Николаич, и без перехода: – возьмешь меня к себе личным шофёром?

– Та ну на. Я что – император? – отчеканил Шатров, и тоже без перехода, – а не хило живут работники почты.

– Где то я уже такое слышал, – медленно произнёс Николаич. – Атаман, если что прикроешь?

– Ато.

Мы вернулись к столу. Пару минут на короткий тост и заедание.

– Атаман, ты оружием болеешь? – уже коряво спросил Николаич. Шатров кивнул. И Борисов, радый, что нашёл такого болеющего соседа, подарил Шатрову "Иж-71". – Только, понимаешь, Рома, патронов к нему маловато.

– Сделаем.

Собственно говоря, приметил, что тёзка перешёл с почти правильного литературного русского языка, на какой то "суржик" из смеси русского, украинского и нашего современного. Я это озвучил. Шатров засмущался, а Николаич, хлопнул атамана по плечу.

– Наш человек! – сделал вывод. – Борн, включи, плиз, музыку.

– Соорудим.

Включил записанные на мобильник хиты а ля 80-е. Хиты Борна совпадали с моими хитами там. 'Нормально. Косяков по музыке не будет'.

И вечеринка покатилась дальше. Пол-одиннадцатого вечера Борисов с атаманом, обнявшись, уже спивалы что-то а ля София Ротару, на олбанском языке. Мне было скучно, раут нужно было прикрывать.

Клацнул замок калитки, лёгкие шаги, и в свет переноски вступил мальчик лет так шести-восьми, поцарапанный где только можно и нельзя. Прижмурился на яркий свет, снял кепочку и произнёс:

– Здрасти. Папенька, маменька за тобой послала.

– Ага. Кстати познакомьтесь. Э.Мой наследник. Э. Роман Романыч. Э. Проказник, конечно, – краткие фразы от Шатрова-старшего, – Но...

Повисла пауза; атаман не договорил фразу. Пришлось заполнять паузу мне:

– Привет, тёзка, – протянул Ромке руку, казачок руку пожал и стал с любопытством разглядывать всё, что попадалось ему на глаза.

Синие глазёнки блестели таким любопытством, что пришлось, провести экскурсию, тем более что у Борисова и Шатрова-старшего начинался процесс прощания с обязательными стременной, закурганной, естественно-долгий процесс. Ромка закидал меня вопросами, как мы тут оказались, а потом, возле гаража, вдруг насупился.

– Э, парень, ты чего это смурным стал?

– Тут, у меня велосипед лежал в лопухах. И пропал. Папаня всыплет, – шмыгнул носом Шатров-младший.

– Да некрасиво получилось. Сим-салабим-абракадабра, велосипед появись. И из гаража вывел детский велосипед. Ромка, засветился от такого фарта. Эльза, увидав мальчика, посюсюкав, вынесла в пакете всяких вкусностей, вручила Ромке, а мне дала пакет с гостинцами для жены и дочки атамана.

Дошли до калитки домуса атамана. Света в окошках соседей не наблюдалось. Бла-бла-бла...

– ... Катенька, они же такие, как мы, – захваливал нас атаман, – А техника – о-о!

Красивая жена Шатрова, смущалась, отказывалась от гостинцев, пыталась увести мужа поскорее домой, загоняла домой и припоздавшего со сном Ромку, и сама пошла за ответными гостинцами. Принесла творог, сметану в кринке, шмат сала и корзинку с перепелиными яйцами. Борисов охнул, когда заглянул в корзинку.

– Атаман, давай дружить семьями! – напросился. – Будет, сёдня, Борисов Казановой!..

– Ха-ха, давай, Николаич! – согласился Шатров. Очень дружелюбно распрощались.

'Есть контакт!' – подумалось. Борисова Эльза отвела спать. Затем вернулась.

– Зосю и Лиэль я поместила в спальню около столовой, – сообщила, – если вы, Роман Михайлович, не против? 'Надо же впервые за день по имени – отчеству'.

– Добро. Спокойной ночи, Эльза Густавовна.

– Спокойной ночи.

Эльза ушла во флигель. 'А про 'Узи' – то мы забыли!' И ПП с подсумками положил в обувницу.

Обмылся в летнем душе, надел красный халат, посмотрел на затянутое тучами ночное небо и пошёл в кабинет знакомиться с "утёкшей в небытие" действительностью Борисова и лялек. На книжных полках нашёл много классики, справочники по фармацевтике, медицинские энциклопедии. Открыл один фолиант, вчитался: 'Первый из нового поколения, clozapine (клозапин) – единственное лекарственное средство, которое показало свою эффективность там, где другие нейролептики оказались бессильны'.

'От шизофрении! Мда! Клозапин, ты наш клозапин, эффективный, ты наш. Хм, а почему Новочеркаск не отзывается? Столица всёж. Может Шатров разберётся, на днях'.

Уселся в кресло. На компьютерном столе лежала стопка книг и документов семейства Борнов. Люльки расстарались, шмон провели. Взял листок с перечислением вещей. Посмеялся. Последними в списке значились – трусы. 'Трусы Борна, боксёры – много', было написано убористым почерком...

Полистал книжки. Монументально-исторического материала не нашёл. Но верхушек знаний нахватался. История ЕК с моей совпадала до 1949 года. После смерти – 23 августа 1949 – Сталина, в СССР руководили Берия (1949 – 1960), Шелепин (1960 – 1965), какие-то Кучерук (1965 – 1990) и Чаброгов (1990 – 1995). 17 мая 1995 года студенты московских вузов начали политическую забастовку, к ним присоединились рабочие ЗИЛа, других заводов, жители Москвы. И понеслось. Бастовали все в СССР. Войска перешли на сторону "широкой вольницы". "Черёмуховая революция", как её стали называть, была успешной. Гражданской войны избежали, но убитые были. Во главе государства встал Иван Иванович Ручкин, директор ЗИЛа – Завод имени Ручкина сейчас – который обладая, видимо сильным характером, провёл "точечные" реформы. Как вам, рубль ЕК, с 1 января 1997 года стал равен одной зелёной денежке США. Союзные республики вошли после референдума 18 октября 1995 года в новое государство – Евразийскую Конфедерацию, с предоставлением широчайших прав и свобод. КПСС была оптимизирована в СПЕК – Соцпартию Евразийской Конфедерации. 'Вступил в партию – СПЁКся'. Остались СЭВ и Варшавский договор, а в 2007 году к ЕК присоединились Финляндия, Болгария и Республика Корея. В Западной Европе и США кризис, а ЕК широко шагает к развитому социализму. 'Китайский путь развития? – заподозрил, – Афгана и Чеченских войн нет, в экономике расцвет. Дела... Хочу в Советский Союз!' Информации о культуре просто пролистал. Последним в кипе бумаг был географический атлас, не пропитый Борном-географом...

И страница физической карты Европейской части ЕК вызвала у меня огромадный интерес. По северу, в районе Мурманск – Архангельск – Воркута были высокие горы, с чудьненьким названием – Задвинутые. Посидел, подумал и пришёл к выводам, что и климат здесь будет значительно мягче, и растительность гуще, и исторические события, в общем-то, совпадают. Только с большущим плюсом для трудящихся.

Пролистал документы Борна. Первым попался военный билет. Борн, как и я, отслужил в СА, и был старшиной запаса РТВ ПВО. То есть вахмистром, на старый лад. Дальше – дембельский альбом. Фото одинокого Борна, в майке, и татушка 'Люберцы. 1994– 1996 гг.' на правом бицепсе. Полез смотреть. Татушка выглядела выцветшей. В семейном альбоме посмотрел на семейство Борнов; на последней странице, на меня смотрела Лолита – эмо. Цыкнул зубом на такую вот её моду – фентези. Закрыл альбом. Включил комп Борна. "Самсунг" был забит играми – "стрелялками", фото, видеоприколами, музыкой ЕК. У Матильды – папка с документами по фармацевтике, папок Лолиты в ПК не было. Кликнул по значку "Scene", скорее всего аналогу "Опере". Интернет, ау, ку-ку, интернет – накрылся. Повздыхал. Включил "Тошиба" Ардальона. Ноут затребовал пароль. Нащёлкал – "1965" – ноутбук засветился рабочим столом. Порадовался удаче. Ноутбук Ардальона был реально делового человека; никаких излишеств, заставка "родная". Подключил первый внешний жёсткий диск. Тебифлешка – оказалась забита до отказа фильмами, мультиками, музыкой, играми типа "Русские рулетка и рыбалка"; во второй та же картина. Но...

– 'Опаньки, фильмы Тинто Брасса, папка "Любительское видео", игры для взрослых. Хо-хо. Прячем в скрытые файлы! Выключаем "Тошиба". А теперь бы нам технологию изготовления АК-47 в домашних условиях и золото-бриллианты'. Поднялся с кресла и перепрятал 'Узи'. Получилось и комично и практично. Ибо ПП положил на полку с трусами, красными шёлковыми. И нащупал там ларец с 'брюликами' Матильды. Ку.

Осмотрел уютный кабинет и пару раз смачно зевнул. "Ролекс" показывал 00 – 55. Разложил диван в зале, постелил шёлковую чёрную простынь, и пошёл рассмотреть в зеркало своё новое тело.

Итак, мне досталось тело под девяносто килограмм веса, 180-182 см роста. Нигде не болит, не скрипит, гибкое, в меру загорелое, но мышление тормозит. И IQ близко к семидесяти баллам.

– 'Вот, уж этот учёный Вильгельм Штерн из 1912 года. Ай-ай, профессор' – сказал вслух. И в койку. Заснул моментально.

Глава 10.

Утром проснулся рано. Примерно в два часа ночи припёрлись ляльки, сказали: 'Нам там страшно! У соседей и собаки не гавкают'. И улеглись по бокам, без разрешения и это самое. Под утро сложили на меня свои ноги-руки с двух сторон. Еле выбрался из под их конечностей, с отёкшими своими. Желчный и злой выбрался.

'Добро берёт количеством, а зло качеством. Вчера, тебя, Михалыч, впихнули насильно в тело какого-то Борна; с утра пораньше оттоптали телу все "ласты". Непорядок!' Покосился на ляжки спящих ляль, надел халат и выглянул в окно. По улице местные гнали коров, активно разглядывая "дом джинна".

На улице – пастораль, мысли стали прояснятся. 'Начнём летнюю неделю добра!'

На кухне вскипятил чайник, в чашку с кофе добавил сахар и молоко, пошёл встречать восход местного солнышка. Прошёл к палисаднику.

Светило поднималось неспешно – монументально. Воздух был свежий: степной с примесью морского бриза.

'Лепота! Потому мы и радуемся, попадая в природу, потому что тут мы приходим в себя. Не забывайте своих корней, клоны сынка моего Буратино'.

Кофе прекрасно вписалось в меня вместе с сигаретой. Станица медленно просыпалась. Кукареку, гав-гав, мяу, бее и буквы русского языка составляли главный "ландшафтный дизайн" утренних звуков Ясной. Лирика моих мыслей стала сменяться незамысловатой философией.

'Всё действительное в Ясной разумно, всё разумное действительно. А веления светил – Луны не видел – для нас темны. – Ладно, будем искать смысл жизни в зависимости от её качества. И ещё, сегодня нужно постараться обойтись без голого энтузиазма'.

Напротив, у атамана, Катерина Васильевна занесла, что-то в курень. 'Молочка понесла своему атаманушке?' Сосед атамана запрягал в телегу лошадь. Походил по палисаднику, рассматривая соседские дома.

'Странно' – поудивлялся. Ибо домики были в греческом стиле. Черепица, толстые стены, наличники покрашены в синий колер; богатые на цветы палисадники.

И с начала нашего квартала послышался конский топот. Неосёдланный конь с юношей-казачком без головного убора застыл у двора атамана.

'Интересно, что ему от атамана надо?' С любопытством наблюдал за выходом Шатрова к гонцу. Потом за выездом атамана, махнувшего мне рукой. Гонец поскакал, видимо, к правлению с ЦУ атамана.

'А может что-то случилось? И что за спешка?'

В непонятках вернулся в дом. Бриться не стал. 'Буду со щетиной, а то тут все усато-бородатые'. В кладовке нашёл три комплекта полевой формы австрийской армии и военные ботинки фирмы Beltes. Однако! В один комплект переоделся. Из зала в свою спальню прошагали сони.

– Доброе утро, хозяин. Воевать собираемся? 'Язва всё-таки Зося'.

Вернулся в мужеску половину дома. 'Ночные ластотоптатели' диван сложили. Опоясался ремнём с кобурой и пошёл на кухню покрасоваться и позавтракать заодно вместе с Зосей и Лиэль. Завтрак приготовила Зося: яичница, бутерброды, сыр, апельсиновый сок и кофе. Мисс щеголяли в коротеньких розовых халатиках, умытые, невыспавшиеся и капризные; пахло от них вкусно, по-домашнему.

– Амазонки – это одичавшие домашние хозяйки, – озвучил увиденное.

– Фи, Борн, это пошло, – ответ Зоси. 'Видно не выспались девушки'. И в столовую влетел Борисов с шалыми глазами.

– Борн, там "белые"! – заполошно сообщил. Побежали к забору, Борисов утренних капризуль из дома не пустил: – Срамоту прикройте, мля!

По асфальту, взаправду, двигался конный, сабель в семьдесят, отряд, при трёх повозках с пулемётами "Максим".

– Ты глянь, сплошь офицерьё. Откуда эта шайка-лейка нарисовалась, а?

Мимо нас двигались удивлённые, загорелые, обвешанные оружием молодые люди с офицерскими погонами на плечах. Все датые.

– Откуда – откуда, от верблюда! – отозвался. – У приятеля спроси...

От головы отряда, оглянувшись, отделился атаман и прорысил к нам.

– Доброго ранку, господа, 'Ты смотри, как огурчик, атаман! Как будто и не пил вчера!' – восхитился я.

– Доброе утро! Атаман, а эти откуда? – вопросил Николаич. А атаман изумлённо уставился на мою униформу.

– Э, из августа 1920 года, полуэскадрон есаула Ястребова, 1-й Кубанской казачьей дивизии генерала Бабиева. Шли на Брюховецкую, а попали к нам! И не верят, черти, моему офицерскому слову! Я покосился на Борисова. Тот увидел моё ехидное лицо, почесался, и:

– Не, Рома, я тоже поеду. Переоденусь только. Это же надо и им так к нам попасть, – сложно ответствовал Борисов...

– Роман, тебе бы довооружится, – заметил мне Шатров, – Твоя помощь нужна. Нацепил на себя берцы, бронежилет, подсумки, американскую каску, солнцезащитные очки, в руки взял "Узи". Шатров всё моё милитари великолепие ощупал, поцыкивая зубом.

Завели "Ниссан", опустили стёкла и поехали догонять отряд Ястребова. В машине произошёл удивительный разговор, шедевр непоняток:

– Эти чертяки ещё вчера вечером в станице очутились. Пьяные до изумления. Ну, Евсиков мне и удружил. А потом скажет, что забыл, блин.

– А у тебя с Евсиковым, что, проблемы?

– Агхи-пгоблемы, Даю слово джедая, – возвестил нам войсковой старшина. 'Ого!' Я и машину медленнее повёл.

– Ну, ты выдал, мля! – оторопел Борисов.

– У вас толковали: "Нет человека, и нет проблемы"? От нас – кивание. – Золотые слова. Кто это сказал? Питерские?

– Не, один усатый кавказский дядька.

– А, знаю. Сталин, генсек ВКП (б). Ох. Ну и выверты у местной инфосферы! – мы ахнули. – Это, что я отчубучил?

– Ты, дядя Пушкин, – 'почти литературно' отреагировал Борисов.

От атамана – много американских слов. "Фа-фа-фа", в переводе. Поглядывая на вопящего атамана, мараковал, что слушаю выпускника средней школы успешно списавшего на ЕГЭ. Ученика начала 21 века. Мысль здравая, одинокая, и благополучно мною забытая.

– Атаман, ну ты выдал, мля! Борн, паркуйся у поребрика!..

У РДК уже собралась большая толпа, в которой успешно растворились офицеры Ястребова. Жители станицы, человек триста, в праздничной, яркой у женщин, одеждах, разбившись по кучкам, оживлённо делились впечатлениями.

– Это, что я последний об отряде узнал? Ну, кумушки! – пыхнул атаман и вылез из машины...

– Господа офицеры, становись в две шеренги! Офицеры построились. Станичники жадно стали ждать представление. Их взгляды и офицеров и машину обжигали.

Шатров толкнул приветственную речь, потом местный батюшка, потом воинский начальник Евсиков. Офицеры были всем этим прилично ошарашены, а мы мирно сидели в "Ниссане", дожидаясь конца длинного "партсобрания", как выразился Борисов.

– Смотри, Борн, а в РДК кто-то есть! Вон личико видишь? – воскликнул Николаич. И, правда, на втором этаже, там, где находился танцзал, виднелось женское лицо.

– Это что ещё одна проблема? – только и успел сказать.

Меня вытащили на всеобщее обозрение, атаман решил сразу поставить все точки над "и" в споре с Ястребовым. Есаул, похожий на актёра Сергея Стрельникова (Чапай), спор сразу проиграл; офицеры, покинув строй, взяли нас в плотное кольцо. Посыпалось столько вопросов, что не успевал отвечать. Меня вертели, щупали материал БЖ и униформы, смотрели "Узи", пистолет, джип. Вели себя совсем как дети. 'Хороши детки, Первая Мировая, потом Гражданская война, наверное, воюют это самое. И глаза. Какие они жёсткие'. Шатров, снисходительно улыбаясь, стоял на порожках РДК. К нему протиснулся конный гонец и, свесившись с седла, что-то прошептал на ухо. Снисходительность у атамана сразу испарилась, лицо пошло пятнами, стало удивлённо-озадаченное. Офицеры сразу сообразили, что ещё что-то случилось. И меня турзучить перестали. Атаман, надолго задумался, смешно жуя нижнюю губу, потом, спешил нарочного, с седла выдал свежую новость дня:

– Господа-станичники, – голос у атамана набрался силы, – прошу тишины. Тишина наступила мгновенно. 'Да Шатров – оратор!'

– Господа, как только что мне сообщили – на станцию Каменская, прибыл поезд с Его Императорским Величеством Николаем II. С семьёй, Свитой и кордебалетом Мариинского театра, – произнёс с патетикой в голосе. Что тут началось! В воздух полетели фуражки. Офицеры – многие на коленях – запели "Боже, царя, храни". Крики "уря" станичников. Оргия верноподданнических чувств, ей богу. Я чуть не оглох. Атаман еле-еле успокоил всех. Потом станичное начальство повело обустраивать воинство есаула в казарму, стоящую напротив ДК.

А мы, самостоятельно, пошли решать проблему с новым персонажем, увиденным в окне танцзала. Ага, сами, Шатров возник сразу, как только нам открыли дверь. Встречала нас Аэлита Панкова, двадцатитрехлетняя руководительница кружка аэробики, которая из 2 декабря 2015 года попала на ...

– ... карнавал, правда, мальчики?

– Ага, самбо белого мотылька! Плюс Николай II с семейкой а, тебе, Аэлита, в кордебалет надо.

Панкова довольно спокойно восприняла весть о том, что её занесло в 1912 год. 'Или склад характера авантюрный, или перенос с сюрпризом для всех. Или для меня'. Фигурка, конечно, точёная, темно-синие топик и шорты сидят идеально. И карие глазки блестят так липуче, что так и хочется посоветовать: Аэлита, не приставай! Вечером разберёмся. Сочная сексуальность Аэлиты так взбудоражила Шатрова, что он забыл осмотреть ДК, и передал ей домик с сайдингом. Пришлось её везти к этому дому, три минуты пешком, она даже не переоделась. Домик Аэлите понравился, и она его обошла, таская нас за собой, паровозиком. Взгляды Борисова и Шатрова, так и прилипли к шортикам Аэлиты с надписью "Touch me", я их еле оторвал от этого дела. Атаман успокоился лишь тогда, когда у Аэлиты был недельный запас продуктов от соседей. Оплатил атаман.

– А теперь, э, Аэлита, прошу извинить, э, служба-с, – расшаркивался минут пять атаман. Смотреть на это было презанятно. Аэлита-то глазки всем нам строила.

Поехали в правление округа. Там атаман, целый час, рулил округом. А мы с Борисовым бродили по 'посольскому кварталу'. Почему так? Просто кому-то из старого начальства пришла в голову здравая мысль поселить всех чиновников Сальского округа, в том числе и семейных, в дома, похожие на ДОСы Советской Армии. Получился целый квартал городских двухэтажных домов, с огородами и палисадниками. Был даже небольшой базарчик. Поблизости находился и большой лабаз купца Парамонова.

Когда вернулись с экскурсии, Шатров принимал в своём кабинете двух курьеров с известиями об утренней находке людей и техники.

– Господин атаман, какие-то азиатские купцы с верблюдáми и поклажей! – от первого. Второму, казаку Тихону Молчунову, атаман приказал подождать. Не любил атаман засиживаться по кабинетам.

– Обождёт. И тихоня, и молчун. Будет жеж, больше знаками изъяснятся, чем словами. Пытка его расспрашивать, господа! – рассуждал, когда ехали к купцам, Шатров.