Текст книги "Один плюс три(СИ)"

Автор книги: Аноним Malakla

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Шарп так и думал, закрыв глаза. Была у него такая привычка. 'Надо помочь. И больше узнать об этой местной мистике в краю вечной весны'. Затем задумался, как он это будет делать. Ветераны сидели и перешептывались. 'Шепчутся правильно'. Открыл глаза и осмотрел своих старогвардейцев. На их лицах было начеркано – надо помочь.

– Значит так, я поеду с Бекхэмом договариваться с казаками. Ты, капитан, с Кэри останешься. Проведёшь конкурс претендентов на четыреста винтовок. Оборонительные сооружения начинай воздвигать. Это ты лучше меня умеешь, а я привезу пулемёты. Капрал, готовь джип, через час выезжаем.

– Так вы согласны помочь? – удивился консул. От англичан он такого совершенно не ожидал. – За ваше содействие сердечное спасибо от всего нашего народа, – уже благодарил. – Возьмёте с собой Харламовых? Старший, вроде тоже казак.

"Вроде тоже казак" оказался уроженцем станицы Каменской, бывшим сотником, крепким ещё мужчиной. Шарп с капралом переоделись в камуфляж, положили в джип гурские припасы, посадили Харламовых и forwards.

Глава 27.

– Точно, Борн, сдаются! Оружие вверх стволами на плечо повесили!..

Прибежала Стелла.

– Счас вы обхохочетесь. Они из береговой охраны, из Южного Вьетнама. Они меня бананом угостили, – мы фыркнули. – Фу, пошляки. Я им сейчас рэп включу. Вместо гимна. У береговой службы США, кстати, девиз: "Всегда готов", – просветила нас Стелла.

– Стелла, ты сарафанчик-то надень.

– What for? А может я – эксбиционистка.

– Би? Тогда, больная, раздевайтесь. Ха-ха.

Подошли вояки. Топтались и рассматривали всё кругом себя. Сняли каски, мы стали хохотать, хотя на душе кошки скребли коготками.

– Я капитан катера...

– Джим Керри, – сразу от пяти человек.

Обескураженный Джим, меняя ежесекундно, выражение лица, потыкал пальцем, то в Микру, то в нашу одежду, и потерялся...

– Это русские. А что, они с нас ржут? – шептались в толпе джи-ай. – Арни, не рожай! Керри, счас разберётся. Этот, комик?

– Парни, – вмешалась Стелла, – вон едет машина полковника.

Джи-ай построились. Вылез важный Шатров.

– Мда, – это он усмотрел вторую татушку Стеллы – бабочка прячется в трусики – чмокнул ей ручку, нам кивнул. А Стелла усмотрела кольцо женатого полковника и разочаровалась.

Атаман прошёлся вдоль короткой шеренги джи-ай, и стал на английском вести "допрос". Умора. Американцы тянулись в струнку, орали, с двойным "сэр", ответ и ели глазами чужое начальство и пистолет Кольта в открытой кобуре. Шатров в вопросах дошёл до непосредственного начальства катера "555".

– Сэр, командир группы катеров лейтенант Клинтон, сэр.

– Вау! А Билли наверно с Моникой? – брякнул атаман.

– Откуда вы узнали, сэр? – спросил Кэрри.

Тут Шатров стал так ржать, что Борисов прокомментировал:

– Переопылился, как пить дать! Борн, это ты ему про импичмент рассказал? И стал ржать сам.

Кончился "допрос" занимательно. Сначала Керри, рассмотрев звёздочки Никиты, попросил у него разрешения искупаться. Американские дембеля беззаботно побросали оружие на песок, разделись и побежали купаться. А потом двое – Рэмбо и Терминатор-сенатор – вернулись, и притащили, брыкающее и матерящее по-русски, тело.

– Мы там пленного захватили. Он, кажется русский, сэр!..

Тело развязали и сняли мешок с головы. Перед нами стоял, в весёленьком камуфляже, Максим Галкин, лютый.

– Что за маски-шоу? Арни? Сильвестр Фрэнкович? Вы куда? Вот это съездил в Таиланд! Где я? У меня ж скоро ёлки! Бенефис 2006-го! А где Аня? Где моя жена?

Атамана опять накрыло.

– Максим, а вас устроят гастроли в Ростове-на-Дону? – вперёд выступила Стелла. Галкин несмело кивнул. – Максим пойдёмте, искупаемся, я вам всё-всё расскажу...

Взгляд Галкина упёрся в бюст Стеллы. И они пошли купаться. А Шатров веселился.

– Полковник, хватит ржать, Родина в опасности!

– Макс, ты белены объелся, тыкаешь мне, – обиделся атаман, а на соборе тревожно загудели колокола. – Сполох! Ё-ё-ё!..

Отдыхающие бросились с расспросами к атаману. Собралось человек триста. Атаман залез на свою "Чайку", почесался, и выступил с краткой речью:

– Братья и сёстры! На нас с востока идёт немалая орда, чтобы полонить наш край. Необходимо нам собраться и разбить наглого агрессора. Все как один на фронт. Наше дело правое. Враг будет разбит! Военнообязанных прошу пройти на призывные пункты.

Пляж стал пустеть, встревоженный атаман стал самолично складывать в багажник "Чайки" снаряжение и оружие джи-ай. Оружие было необычным: четыре советских ППС и пистолет Макарова.

– Атаман, я катер на таможню запишу?

– Счас. Я возьму. По Салу буду браконьеров гонять, фля.

– Борн, у тебя и так таможня на хозрасчёте, куда тебе ещё катер?

– А он и "ЗИЛ" с пулемётом к таможне приписал.

– Борн, ты – Плюшкин...

Залезли в машины. Недоумённые джи-ай – к атаману, остальные в Микру. Американцев завезли к Рублёву.

– Ох! Рэмбо и Терминатор, Маска и универсальный солдат! – очень удивился Рублёв. Потом на его офисе появилась странная для местных вывеска: 'Советско-американская строительная фирма "Американ бойз энд Рублёв"'. Казаки читали – абыр.

В Микре, Стелла уселась на колени к Борисову, а болтала с Галкиным. Дома, встревоженная Эльза это дело просекла, тут же приревновала Борисова, и окружила Галкина такой материнской заботой, что взволновался уже Николаич.

– Я в Ростов не поеду. Я там, а она здесь. Шуры-муры за моей спиной!..

– Весело тут у вас, – Шатров завёз ППС и ПМ для Никиты. – Кому ревнуем, Николаич?

– Девочки, сидеть дома мы не будем. Мы поедем на войну, медсёстрами! – Эльзу пробило на патриотизм. Борисов зло сплюнул и промолчал.

Лёгкий ужин, и пошли в дом. Там отдал Максу две веб камеры, ноутбук и смартфоны. Макс обозвал меня Плюшкиным. Парни вышли.

В рюкзак сложил мыльно-рыльные принадлежности, бельё, второй камуфляж, банки с тушёнкой, всякую мелочёвку. Эльза принесла большую коробку с медикаментами. И мне вручили отчёт по бухгалтерии.

'Вот это, Эльза, и молодчина. 60% – это мои деньги, да плюс честнейший адвокат. Да-а-а! И где она его откопала?'

Уже на улице, Никиту довооружили; Николаич отдал свой бронежилет, я – каску и Глок. Борисову оставил "узи".

– Добро, Роман Михалыч.

Посидели на дорожку, и поехали в Ростов на Фиате. Я вёл машину, парни сидели сзади, шарили по ноутбуку. Потом сзади послышался задавленный смех.

– Что вы там ржёте? – спросил; пауза, а потом на весь салон: Ох, Борн, да, ещё, ещё, а, о, о, а! Я оторопел, от громкого звука.

– Урок французского языка номер 7, дама сверху. Интересно, ты уроки учишь! Га-га-га.

– Учитесь по моим урокам, сынки! Га-га-га...

После Егорлыцкой меня просветили, рассказав, что в Ростове участились драки и дебоши, и появилась банда с автоматическим оружием. Банда делов там наделала. Пришлось Никите бросать его спецназовцев на патрулирование улиц и охрану важных объектов. И когда переезжали мост через Новый Дон, Никита пожаловался, что Зворыкин не вовремя разболелся. Достал коробку с медикаментами.

– На, посмотри, может, что поможет.

– Вот вы все и Плюшкины!..

Доехали до здания градоначальника, председателя Совета управляющих. Здание охраняли бойцы батальона Никиты.

– Борн, Макс, давайте зайдём к Зворыкину, подлечим дядю председателя.

Зашли, Никита сделал два укола и подал таблетку диклофенака.

– Спасибо, Никита. Вы так и заходите, при оружии, там такие бараны сидят. Чёртова нога, – Зворыкин выглядел бледно.

Макс остался у генерала, а мы поднялись на второй этаж в залу заседаний. С полсотни генералов и старших офицеров сидело за столиками по четыре-пять человек. 'У, мозговой штурм, сначала в группах, а потом подведение итогов. Толково'. Но большинство было в вицмундирах.

'Э, а генералы не оценили-то удобства униформы от Зоси'.

Двухминутная пауза. Я и Никита, с ПП, были такими неестественными для этих павлинов, гостями, хоть езжай домой. В гробовой тишине, присели к крайнему столу. За ним сидел одинокий полковник, которому месяц назад, целился в колено.

– Свечин Михаил Андреевич, – представил мне полковника Никита. Полковник кивнул.

– Стильно выглядите, господа. По-военному. А у нас тут такое болото, реально плохо, господа, – высказался Свечин. – Мы с этими можем так лохануться, мама не горюй. Я хоть и кирасир, но вольнодумец, парни. Нужно, что-то реально крутое замутить.

– А они, что предлагают?

– Человек десять, поддерживают генерала Куропаткина с его стратегической обороной. Человек десять за наступление. Этими верховодит генерал Ренненкампф. А остальные болтаются между ними. Болото, господа. Вот, опять начали мусолить повод к войне. И чего её мусолить. Обозначить границу пограничными столбами, кто пересёк, получи в рыло. Господин подполковник, а это что такое?

Никита кратко описал бронежилет. Любомир разложил перед нами снимки из космоса. Я стал разглядывать фотоснимки. Три снимка, вечерних, представляли лагерь неприятеля, возведённых по древнеримскому эталону. На более подробных снимках была видна марширующая пехота, конница и артиллерия. Видимо бронзовые пушки тянули здоровенные быки. Воины неизвестного неприятеля были в разноцветной форме, больше европейского фасона, а вот их лица, стали для меня загадкой. Очень похожи они были друг на друга. Как из одного инкубатора вывелись. 'И чего они вверх смотрели?' – ещё подумалось.

– Смотри, Борн, у их главного лицо выходит всегда смазанным. Вертлявая личность, с шилом в одном месте, – Никита подал мне укрупнённые фото.

Появился Макс и стал возиться у интерактивной доской с ноутбуком. Зашли главный жандарм Муравьёв и высокий мужчина с очень тяжёлым взглядом.

– Начальник Макса, профессор Новых Григорий Ефимович, – кивнул Никита на "Распутина".

'Интересное общество собралось'. Далее стал рассматривать снимки и полностью в это дело погрузился...

– А что нам скажут "вояки" из будущего? – опять этот князь Георгий. И опять по-французски.

– Будем бить! – это я тоже по-французски. Уроки Жаннет не прошли даром. Князь спрятался за спиной генерала Скалона.

– Самоуверенностью попахивает, майор. И махровым всезнайством, – со злостью произнес Куропаткин.

И я завёлся. Посидел пару секунд, подумал, и пошагал с надменным лицом рядом с князем Гэ-Гэ к доске. Пошептался с Максом, и взял указку. Тот план, что пришёл мне в голову, был, конечно же, сырой, и попахивал не махровым всезнайством, а волюнтаризмом. А самоуверенным я был. Окинул взором генералов. Перешёптываются, но слушать меня собрались.

– Вуаля, господа. Перед вами снимки лагеря неприятеля. Как видите, лагерь всегда строится по завершению марша, одним и тем же манером.

Три картинки сомкнулись в одну.

– Шувалов, выдели нам, пожалуйста, шатёр военноначальника, – пошла картинка огромного шатра. – Этот шатёр можно разбомбить, ибо мишень знатная. У чехословаков есть бомбардировщик? Есть. Спутник нам покажет и поможет узнать, когда там соберутся все их шишки, в смысле, командиры. Убираем бомбами начальников и бьём эту толпу, без сближения, расстреливая издали. Казаков нужно переодеть в камуфляж...

– Это вздор и ахинея, майор!

'И так три раза. Только базара нам не хватало', – прошептал мой внутренний голос, а я с интересом уставился на надсаживающегося генерала Скалона.

– Почему? – спросил Макс.

– Мы, так воевать не можем и не будем! – вторил Скалону генерал Куропаткин.

– Почему? – это Никита присоединился, а генералы заэкали.

– Генерал Куропаткин, отступать, как вы в Маньчжурии, мы не будем. Нужно вывести войска и ударить по врагу в штыки! – внёс свою лепту генерал Ренненкампф.

– А потом строить с женским колхозом капитализм с человеческим лицом?

– Э, что вы сказали, господин майор?

– Глаза вам, генерал Ренненкампф, казачки выцарапывают за пустую гибель казаков, – пришёл мне на помощь Свечин.

Поднялся шум, гвалт. Все выкрики сводились к одному, это всё неправильно, нужно по-другому. Ор стоял минут пять. Потом пошли уточняющие вопросы.

– Майор, вы хотите из казаков пехоту сотворить?

– Я сказал, что казаков нужно переодеть в камуфляж. И использовать как драгунские части...

– Что даёт ваш камуфляж, майор?

– Как будто не знаете. Скрытность. И смазанность силуэта солдата при перемещении.

– И вы хотите сказать, что один летательный аппарат, может уничтожить этот шатёр?

– Один летательный аппарат у нас в 1945-м уничтожил японский город Хиросиму, а потом город Нагасаки.

На доске появилось изображение ядерного взрыва. Наступила тишина. Генералы с открытыми ртами смотрели на "работу" Б29 "Суперкрепость". Опять хай, опять князь ГГ захотел меня вызвать на дуэль. Я отмахнулся и уселся на стул.

– Майор Борн, продолжайте, – в дверях стоял Зворыкин, бледный, но даже без трости. – Ротмистр Горюнов-Горячев, десять суток ареста. Гауптвахта за вашу мутоту, князь. Ещё раз такое повторится, будете бывшим ротмистром. Полковник Свечин, вам предупреждение. Последнее китайское.

'Что мне говорить?' – подумал...

– Господа, прибыли делегация чехословацких военных и новых, господа, союзников, – зашедший адъютант Зворыкина, оглядел всех весёлыми глазами, а мне, почему-то подмигнул. Зворыкин кивнул, мол, заводи союзников есаул. А меня отвлёк Макс.

– Борн, я тут их посчитал. Их тысяч сто пятьдесят будет. Ещё тысяч тридцать вот на этот город повернули. Макс подал интереснейший снимок. – А взрыва над Хиросимой у нас, Борн, не было, – озадачил меня Макс...

– Спорим господа, эти двойники Борна, его план поддержат, – в тишине раздался голос Свечина.

'Какие ещё двойники Борна? – поднял голову. – Батюшки, не может быть!'

В дверях, рядом с двумя чехословацкими генералами, стояли два военных с моим лицом. Один в форме лётчика чешских ВВС. Другой – во французском камуфляже. Послышались смешки. Русские повыскакивали со своих мест. Я, приофигевший, пошёл знакомиться.

– Майор Вацлав Цисарж. Вацлав, в НАТОвском берете, имел весёлые глаза. Как у меня.

– Майор Александр Шарп. А Алекс, в берете английских десантников, обладал усиками.

– Майор Роман Борн. Пожал руки двойникам.

– Природа как постаралась, они ж стопроцентные тройняшки, – произнёс профессор Новых. – Да плюс князь Рустам, курдский правитель...

Потом час длилось совещание. Основным докладчиком был Шарп, из тихих, но настырных. Ещё присутствовали офицеры, лейтенанты и капитаны, из нашего времени. Их собрал Зворыкин. А генералы Свиты сидели, молча, копили обиды. Мой план был принят, дополнен, и стал реализовываться.

После совещания спустился вниз и подарил Шарпу снайперскую винтовку Драгунова, а лётчику Цисаржу – МР 38. Вацлав отблагодарил чилийским пистолет-пулемётом SAF, а Алекс вытащил из джипа бочонок коньяка. Потом поехали в ресторацию Косты Эстерикса. Поехали целой толпой. Туда ещё подъехал генерал-майор Муравьёв. Генеральское звание обмывать, за увлечение астрологией ему его присвоили. Обмыли. Охохоички...

Утром проснулся от того, что кто-то шлёпал меня по щёкам. Открыл один глаз...

– Ты хто? Любомакс? – ляпнул. Лицо будившего двоилось.

– Любомир я, вставайте господин военный советник, труба зовёт. Сигнальная...

– Счас. Трубы у меня могут только гореть. Злыдень, такой сон снился. Опаньки! – на другой половине кровати спала Аэлита. Этого момента не помнил, да и многих других тоже.

Кое-как собрался и поехал в офис "М-фона", куда "пригласил" генерал Муравьёв.

– Давайте, майор, побудем астрологами, – озадачил главный жандармополицай. – Макс решил повернуть спутник, посмотрим близлежащий космос.

'Нашёл астролога', – подумал. Повернули, посмотрели. Вокруг было пусто. Ни Луны, ни звёзд, ни тебе комет с метеорами.

– Астрология, господин генерал, тут приказала долго жить. 'И слава богине'.

– Да уж. Едемте, военный советник, заниматься земными делами. Тяжкими.

Не знаю, что там делал Муравьёв, я лично укатил вместе с Лиэль и Стеллой в Каменскую, подальше от начальства.

Глава 28.

Командир Первой Повстанческой дивизии Григорий Мелехов чихвостил командира Громковской сотни:

– Базар тут у тебя али ярмарка? Что это такое? С удобствами устроились, бабы в окопах портки застирывают. Этак красные Дон перейдут, а вы и не услышите, на бабах то, страдая...

Буцк, по глазам ударило чернотой, землянку тряхнуло. Тело наполнилось лёгкостью, и прочно стало на ноги. Темнота в глазах исчезла.

В душе Мелехова всё ворохнулось, но даже намёка на страх не было. С верха блиндажа посыпались песок и труха. Стряхнул трухлятину. И глаза подъесаула натолкнулись на недоумевающие глаза сотника, что бы остановиться на его фигуре в целом. На сотнике были – чистая защитная форма, новенькие погоны и блестящие хромовые сапоги с носами вега.

– Кто тебя так одел? – спокойно спросил.

– А тебя?

Мелехов не обращая внимания на "тыканье" посмотрел на себя. Такая же форма и сапоги, на плечах погоны подъесаула.

'Эка! Дольче Габбана, понимаешь! А ещё меня – отгаббанят?' – подумалось. А сотник обвёл глазами землянку, побледнел лицом и бросился за дерюгу, отделяющую дальний угол. Дерюжка оборвалась, и комдив-1 повстанцев рассмотрел там две походные кровати, заправленные по-солдатски синими одеялами. В изголовьях лежали подушки с белейшими наволочками. Бледный сотник обернулся. Лицо растерянное, по-детски округлённый рот и в глазах слёзы.

– Ты кого потерял? – к спокойствию комдива добавилось слабое пристрастие.

– Бабу свою, мать её за ногу! – вякнул сотник.

– Раззява, найдётся. Развёл бабью ярмарку, понимаешь, с белыми наволочками...

Мелехову чужие бабы были неинтересны, куда интересней было рассматривать свои руки, а потом и лицо в круглое зеркало в бронзовой оправе. Ладони были чистые, здоровые с подстриженными аккуратно ногтями. И лицо, помолодевшее, загорелое, чисто выбритое, без мешков и синевы под глазами. На задворках сознания пронеслась непонятная фраза: "омоложение полковника прошло успешно". Прислушался.

– Н-да. А что стрельбы не слышно, сотник?

– Н-не знаю я, – сотник скисал на глазах.

'И пошто я такой спокойный?'. Пригладил волосы. В дверь землянки постучали. Зашли ординарец Мелехова – Прохор Зыков и Митрий Коршунов.

– Григорий Пантелеевич, ты тута? Выйди-ка на-час, тут такое, в общем должон сам посмотреть, – прошептал Прохор; он топтался на пороге землянки с ошалевшими глазами и растерянным лицом.

– А вы откуда взялись? Прохор, ты ж должён в Вёшках обретаться...

– Да, а меня вот сюда занесло, с Митрием. И не спрашивай как, – еле выдавил из себя Прохор.

Подъесаул, недоумевая на Прохора, вышел из землянки в три наката, глядя под ноги. Окоп как метлой подмели. 'Н-да. Чисто стало. И когда успели? '

– Ты, Григорий Пантелеев, по сторонам-то глянь! Та, хоть влево,– уже смелее предложил ординарец.

Мелехов посмотрел налево. Траншея змеилась и терялась в тумане. Прошёл до указанной Прохором амбразуры, посмотрел прямо, и обмер. Увидел шлюзовой канал саженей сорока; по нему шлёпает паровой катер, да под царским российским флагом, и тянет за собой две баржи, доверху заполненные рудой.

'Канал, царский флаг, руда? Откеля это'? – вопросил у себя. А на противоположном берегу степь с разнотравьем до горизонта, с небольшими рощицами. 'И Дикое поле'.

– А где красные? – над плечом Мелехова повис сотник. Спросил и охнул. – Хока красных... заела, – после паузы произнёс. Его глаза недоуменно разглядывали то катер с баржами, то пустой берег.

– Господа офицеры, а теперя гляньте одесную. Плиз, – фраза Коршунова прозвучала вежливо, но с большой иронией.

– Ох! – и Мелехов прилип к биноклю, поданному Прохором.

Справа, в саженях трёхстах, обретался однопролётный мост. Перед мостом, на их стороне, комдив рассмотрел двухэтажное кирпичное здание с вывеской: "Северо-восточная таможня Донского края". Рядом, аккуратно, стояли казарма, конюшня, "Караван-сарай" и хозпостройки. Солнце освещало все это великолепие... отменно. А тут ещё, под боком, Митрий Коршунов изрек:

– Опаньки, челы кары за мытню ныкают, а на шифере движуха пошла. Прикинь, командир, они волыны инсталлируют. Вау, сам-три! Ты смотри-и-и... и не по фен-Шую. А чё он в 'Цейс' вылупился?

Прохор с сотником хмыкнули непониманием. В отличие от простых прочих, Мелехов понял, что сказал бывший дружок. Ибо перед мостом автомобили и, правда, сдавали назад за здание таможни, а на крыше сновала обслуга к трём станковым пулемётам. И какой-то офицер в полевой русской форме с защитными погонами, с крыши, рассматривал их позицию в бинокль. "Гляделки" продолжались недолго. Офицер скомандовал, и появился шест с привязанным к его концу, белым куском ткани. Шестом помахали, офицер помахал тоже.

'Типа, не стреляйте. Свои мы'. И набежали гомонящие казаки сотни, с вопросами. Сотник приказал им заткнуться и посмотрел выжидательно на Мелехова. 'Надо итти'.

– Пойду на переговоры. Вроде там наши, – нервы подъесаула поднапряглись.

– Зачем итти, могим ехать, я одвуконь сюда заявился, Григорий Пантелеевич, – Прохор указал на двух коней наверху землянки. Комдив разглядел только головы.

– Ты, что в первую попавшуюся землянку ткнулся? – Прохор живо кивнул. – Поехали. Сотник, остаёшься. Не дури, оружие казаки пущай уберут, там три пулемёта. Но и не зевайте... Ну, сам понимаешь...

– Добре, Григорий Пантелеевич, – сотник был предельно кислый.

Казаки разбежались по землянкам. Прохор подвёл трёхаршинного шестилетка. И с богом... Шагом с Прохором доехали до моста. Здание таможни бастионного типа увеличилось в объёме.

'Гастробайторы по найму ладили, или боженька давеча испёк'? – гадал комдив. Подъехали до упора к зданию и с коней сошли на непонятную землю. 'Ну, покажись, честной народ' – приглашал Мелехов хозяев бастиона, разминая ноги.

Им на встречу вышло четверо: молодой офицер с биноклем, двое в одинаковой чудной пятнистой форме мужчин, лет под сорок, и темнокожий мужик в зеленоватой рубашке с короткими рукавами. Более тёмные прямые брюки и коричневые туфли дополняли облик выходца из Африки. Молодой офицер козырнул:

– Майор Гаранжа, офицер по особым поручениям Генерального штаба Донского края.

– Подъесаул Мелехов, командир Первой повстанческой дивизии. Старший урядник Зыков.

– Ого, целый комдив! Рад знакомству. А это майор Тарапунька, начальник таможни, – Гаранжа кивнул на африканца.

– Рад знакомству. Григорий Пантелеевич?

– Да?!.. У Мелехова и Прохора и рты открылись, аТарапунька улыбнулся всеми тридцатью двумя зубами и промолчал.

– А это наши чехословацкие союзники, – продолжил Гаранжа, – подплуковник Ян Свобода и капитан Петер Новак. Чехословаки козырнули. – Они из Новой Праги, из 1928-го года сюда пожаловали.

– Не поняли? – удивились казаки. 'И их, боженька, давеча испёк'? – влез дуплет догадки комдиву.

– Я думаю, господин комдив, вам бы надо обратиться к есаулу Ястребову, он тут недалеко, в станице Каменской, казачью бригаду будет разворачивать.

– Не понял. Какая Каменская? Что за сказки сказываете? Мы ж под Вёшками пребывали.

– Вот карта, сами посмотрите...

– Разыгрываете? – от карты у Мелехова разболелась голова.

– Нет, у нас такие точно карты, – вмешался Ян Свобода. – Господин майор правду говорит. Давайте пройдём к машинам...

Отправились за таможню, смотреть карты чехословацких офицеров. Посмотрели. Мелехову в голову ничего не являлось. Зыков истуканом застыл рядом. Таможенный начальник в это время достал какую-то коробочку и навёл её на Мелехова:

– Скажите сыр, снимаю. Щёлк, – какой сыр, комдив схватился за шашку. – Григорий Пантелеевич, я вас сфотографировал! И показал на экранчике снимок "сурового витязя" с ординарцем. Цветной снимок.

– Прохор, ты, что нибудь понимаешь? – мешанина мыслей в голове. – А то у меня камыш зашумел...

– В сказку мы попали, – Прохор от повторного щелчка фотокамеры проснулся.

– Хороша сказка, да небось, с войнушками!..

Махнул в сторону стоящих автомобилей. А нагайку так сжал, что побелели костяшки пальцев. В одном, открытом, сидели четверо в пятнистой форме и спокойно поглядывали по сторонам. Около четырёх грузовых крутилось ещё человек двадцать, с коханьем оружия...

– Нет, только собираемся воевать. Сюда идёт войско неприятеля, довольно многочисленное, но уступающего нам по оружию. Неделя по времени у нас есть, – совсем спокойно ответил майор.

– Да-а-а. Это хорошо, что неделя...

Мелехов остыл. Развернулся, дошагал обратно до своих коней и махнул рукой. И к мосту потянулись, поспешая, казаки Громковской сотни. Любопытные и под пулемёты. Первым бегом прибежал сотник. С женой.

– Сотник тебя... – Мелехов не договорил. Ему навстречу шёл, родной брат Пётр. – Здорово, братушка.

Старшего брата заключил в объятия, и даже не удивился его появлению. И новенькому обмундированию старшего Мелехова.

– Чуй, Гриша, а у тебя в голове не было слов – "омоложение прошло успешно"? – старший брат смотрел со спокойной ухмылкой.

– Водились, Пётр Пантелеевич, – ответил. Спокойствие брата и ему передалось. – Вот тебе и сказка!..

Стали подходить казаки из его дивизии. Прямо волнами они на таможню накатывали. И они стали спрашивать, как их сюда всех занесло. Мелехов, как мог, отвечал. Казаки зачесали затылки. Но большинству предстоящий недельный отдых пришёлся по нраву. Поглядывая на брата, решился ехать в Каменскую.

– Так, сколько тут до Каменской будеть? – спросил у, "ишь ты", майора.

– Десять вёрст от нас будет. Езжайте, мы за этой "бригадой" присмотрим. Накормим и попадалово у них сытным получится.

– Пётр, покомандуй, я к голове нонешнему заскачу. Поспрашай тута ишшо. Бывай.

С ним поехали Прохор и Коршунов на коньке местных пограничников. Митрий уже изъяснялся нормально, но редко. Ехали, почти молча версты две, рассматривая окрестности. Слева была весенняя цветущая степь, а справа начались аккуратно распаханные поля в коробках лесопосадок.

– Ты глянь-ко, Митрий, как складно распахано, – Прохор не выдержал трёхминутной молчанки.

– Ага. Полный гламур!..

Коршунов с игнорированием смотрящий на всё и всех, при виде ладных полей оживился. Свернули с асфальта. Глянули на пронёсшуюся по дороге пятнистую машину, спешились, и, оставив коней пастись в щедрой лесопосадке, ступили на поле. Прохор опустился на корточки и разрыл землю руками.

– Глянько, пашеничка посажана. Эх, полюшко-поле...

Григорий, покусывая травинку, сорванной по ходу, молча слушая начавшийся разговор между Митрием и Прохором, пришёл к выводу, что непонятное пока можно опустить, а, если что, с земляками он тут не пропадёт. В толпе подошедших казаков он рассмотрел и своих хуторян-земляков: Христоню, Якова Подкову, братьев Шамилей, Аникушку. Даже Степана Астахова увидал. Да плюс повстанцы с других станиц и хуторов. 'Это нормально'. Затем все вышли к дороге.

Послышался шум мотора. В сторону Каменской ехала легковая машина, необычная. Машина остановилась. Из неё, блеснув загорелыми ляжками, выбралась девушка в светлом платье до колен и туфельках, под цвет глаз. Синих.

– Товарищи, а куда эта дорога ведёт? – спросила, закрываясь ладонью от солнца.

– Товарищей выискиваешь? А мы тебя щас плетей, креативных! – Коршунов сердито скалясь, потянулся за нагайкой.

– Митрий, прекрати! – одёрнул дружка Мелехов. – Зачем девушку смущаешь. Тут тебе не садо-мазо...

Девушка нагайки карателя не испугалась. Уперев руки в бока, незнакомка высказала, куда бы она засунула эту плётку Митьки, и какие были бы результаты. Потом ещё прошлась по "семейке" Коршунова. Да таким ядрёным матом. Казаки смутились, а Коршунов со всего маха уселся на землю и стал рвать с такой злостью траву и раскидывать её, что все поневоле разулыбались.

– Ой, а вы на актёра Петра Глебова похожи, что играл Григория Мелехова в "Тихом Доне"! Тут кино снимают? – девушка стояла уже рядом с Мелеховым.

'Ага. Как в 2014'. – Я не Глебов, я – Григорий Мелехов. А дорога ведёт в Каменскую.

– Мелехов? Какую Каменскую? Тут Сальск должен быть.

Дальше последовал разговор "немого с глухим".

– Куда мы, дядя Вася, попали? – девушка надула капризно губки. Степенный шофёр потускнел:

– Регина, давай назад в конезавод вернёмся.

– Ага, Марсов, меня съест, что зря съездила. Скажет, напрасно бензин спалили.

– А ты его матом, Марсова этого, – Прохор бесхитростно подсказал.

– А у кого я мату научилась? У директора Марсова и училась... И любопытная девака уговорила Григория и Прохора поехать "в вашу Каменскую" на их "Ниве". – А этот хам пусть тут сидит, коней ваших охраняет.

Сели в машину, раз, и показалась Каменская. Пассажиры в "Ниве" с удивлением рассматривали станицу, похожую на перевалочный военный пункт.

– Ты смотри половина в давнёшней форме, а половина в немецком камуфляже, – комментировал дядя Вася увиденных вояк. – Это ж, какой тут год?

– 1912-й. Вон на афише написано.

Изумлённые, поехали искать есаула Ястребова. Возле станичного правления, куда ехали по подсказкам Прохора, увидели интересный грузовик.

– "ЗИЛ" переделали в броневик. А откуда на нём взялись американские пулемёты? – недоумевал Василий Васильевич Васечкин, шофёр директора Марсова, служивший в 1961-63 годах, в ГДР.

Для казаков 'ЗИЛ' был простой железякой. Только большой. И занимательной. "Нива" остановилась рядом с грузовиком, пассажиры выбрались на асфальт. Прохор стал тут же его щупать, прицыкивая.

– Товарищ военный, а где можно найти есаула Ястребова? – девушка обратилась с вопросом к офицеру в защитной мешковатой форме.

– Мое почтение, сеньорита Лиэль. Что уже не узнаёшь? – справился военный.

– Я не Лиэль, я Регина. Регина Дубовицкая, ветеринар конезавода N 159 имени Кирова.

– Вот мне везёт на этих "красных", – изрёк военный. – Я есаул Ястребов. А это Григорий Мелехов и Прохор Зыков. Я прав?

'И этот меня знает'.

– Ох, уж этот, Борн, язви его в корень, дал почитать "Тихий Дон" с картинками, – тут же подивил всех Ястребов.

Последовала еще раз немая сцена. Зыков с Васечкиным, отколовшись от коллектива, разглядывали кабину ЗИЛа. Прохор куце присвистывал.

'А Вася-то не Шумахер' – подумал комдив. Подумал, удивился и стал спокойным.

– О, а вот и сам милорд Борн припёрся, – воскликнул есаул. Подъехал легковой автомобиль серо-зелёного цвета. Из него, под шум громкой музыки, выбрался плечистый дядя в чёрных очках, чёрной майке-фуфайке с короткими рукавами, защитного, оливкового цвета брюках, и в высоких серо-зелёных ботинках. – Вот, так всегда: с понтами, с музыкой, бухой и с бабами. Опаньки, сэр Борн, у меня, что в глазах троится? Раз-Лиэль, два-Лиэль и три-Лиэль.

– Салют. Где, ты, Ястребов, третью Лиэль видишь? – изрёк дядя. И от дяди трепало многоаршинным перегаром.

– Вуаля! – Ястребов поручкался с Борном и указал на Регину, которая ходила вокруг броневика.

– Ляльки, вашему полку прибыло. Вы теперь – тройняшки, – провозгласил дядька.

Регина, увидев двух девушек одетых, как Борн, и с её лицом, даже глаза протёрла от изумления.

– Я – Лиэль, – отрекомендовалась правая.