Текст книги "Строптивая женщина"

Автор книги: Аннемари Шоэнли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Доктор Бенда не переносит честолюбивых женщин. Я думаю, что на этой должности он предпочтет видеть мужчину.

Давид рассмеялся. И сообщил, что придерживается противоположного мнения. Ему известно из надежных источников… Он запнулся на мгновение, и Марлена поняла, что этот источник зовут Каролой Винтерборн. Одним словом, он знает, что эту должность предполагается передать женщине. Хотя бы потому, что она сможет сама печатать на машинке всю корреспонденцию, а мужчина будет передавать все это машинистке.

– Если бы я получила это место, то непременно настояла бы на оборудовании отдела электронными текстовыми системами. – Эта идея только что пришла ей в голову. Она уже давно интересовалась проблемой обработки данных и искренне переживала, что фирма Винтерборна так отстала в этом вопросе.

Давид внимательно слушал ее.

– Вы достаточно компетентны в этом вопросе?

– Еще нет, но скоро буду. Летом, после того как окончу коммерческую школу, поступлю на курсы по электронной обработке данных, – ответила она. Это решение пришло к ней только что.

Давид был удивлен:

– Вы по вечерам ходите в школу?

Она кивнула, с радостью заметив, что пробудила в нем интерес.

Он посмотрел на часы:

– Вы не согласились бы со мной пообедать? Я, откровенно говоря, тоже полагаю, что следовало бы модернизировать многие подразделения в издательстве. Кроме того, мне будет любопытно поговорить с женщиной, которая целый день проводит на работе, по вечерам ходит в школу…

– И воспитывает ребенка, – подхватила Марлена, улыбаясь.

– Как же вы все успеваете?

– Просто я умею все правильно организовать.

– Да, конечно, особенно если рядом понимающий супруг…

– У меня нет супруга.

– О-о… Тогда, конечно, ваша нагрузка намного больше.

Давид бросил на нее быстрый взгляд, но сделал это незаметно. Остаток пути они шли молча, но Марлена отчетливо поняла, что по воле случая ее жизнь снова подходит к неожиданному повороту.

Она получила это место. Ее зарплата выросла на триста марок. Бюро находилось на втором этаже, и она делила кабинет с замужней сотрудницей, приходившей только на полдня, чтобы помочь с письмами. Ее звали Габи Шиллер, ей было тридцать лет, и она мечтала забеременеть.

В первый день на новом месте Марлена приготовила закуску, позаботилась о шампанском и апельсиновом соке и пригласила в свое бюро сотрудников на маленький фуршет. Она была твердо настроена поднять престиж своей должности и многое перестроить и этим маленьким приемом хотела дать понять, что собирается кое-что изменить. Марлена пригласила Давида Эриксона и Георга Винтерборна. Оба пришли, что безмерно удивило доктора Бенду, поскольку он знал, что Георг Винтерборн обычно отказывается от приглашений такого рода.

– Я вспоминаю о нашем первом разговоре, – сказал господин Винтерборн Марлене и добавил еще кое-что, оставшееся непонятным для остальных присутствующих. – Ну как, вид со второго этажа нравится вам больше?

– Конечно. Но все же самый лучший вид открывается с пятого. – Марлена подала ему бокал шампанского. Он усмехнулся и отошел к Давиду, однако Марлена видела, что он продолжает наблюдать за ней. Она оставалась спокойной и предупредительной, заботилась, чтобы у гостей были полные бокалы, раздавала бутерброды и прислушивалась к разговору, который вели Винтерборн и Давид. Речь шла о новой рекламной стратегии, о проблемах финансирования – и о Кароле.

– Она зайдет за нами сюда, – сказал Георг Винтерборн, и Марлена со сжавшимся от огорчения сердцем отметила, как сразу просветлело лицо Давида. Ее радость по поводу удавшегося приема испарилась. Карола незримо присутствует здесь, хотя ее и нет!

И в этот момент Карола вошла в комнату. Все головы повернулись к ней. Она ослепительно улыбнулась и подняла руку в знак приветствия.

Карола была выше Марлены. Прекрасно сложенная, со светлыми волосами и красивым, идеально правильным лицом. Ее красота была настолько безукоризненной, что казалось, девушка сошла с обложки модного журнала, улыбаясь жемчужно-белыми зубами. Ее поступь, движения, изысканная речь – все говорило о том, что ей не может доставаться в жизни ничего, кроме любви, одобрения и поощрения.

Неожиданно для себя Марлена оказалась в тени удачливой соперницы. Теперь она понимала, почему Давид Эриксон воспринимал любую другую женщину как существо среднего рода. Рядом с Каролой все остальные женщины теряли привлекательность. Они были представлены друг другу. Пожатие Каролы оказалось крепким. «Жаль, – подумала Марлена. – Было бы лучше, если б у этого небесного создания оказался хоть один изъян. Например, вялое рукопожатие, которое выдавало бы неустойчивость психики или нерешительность». Буквально на один миг заглянув в глаза друг другу, обе сразу оценили шансы и силу друг друга. Это было особенно странно, поскольку до сих пор они ни разу не сталкивались. Карола Винтерборн только что закончила учебу за границей и должна была приступить к работе в производственном отделе, чтобы потом окончательно перейти в администрацию и войти в совет директоров.

Марлена предложила ей бокал шампанского, но Карола с сожалением покачала головой:

– Простите, но… У нас с доктором Эриксоном скоро важные переговоры. – Она взяла Давида под руку, и настроение Марлены вновь упало до нуля.

Когда Давид и Георг Винтерборн подошли к ней попрощаться, Марлена особенно сердечно улыбнулась владельцу фирмы:

– Я так рада, что вы нашли время зайти.

– А я рад, что вы у нас работаете. Знаешь… – Он повернулся к дочери. – Мы еще услышим о фрау Штритмайстер.

– Шуберт, – поправила Марлена. – После развода я снова взяла девичью фамилию.

Карола кивнула, не понимая, почему ее отец поднимает столько шума вокруг такого пустого места, как эта Марлена Штритмайстер… Шуберт… или как там ее. Их взгляды снова скрестились. У Марлены вдруг появилось предчувствие, что эту женщину нельзя недооценивать и что с ней справиться будет куда труднее, чем с ее отцом.

В тот вечер заболела Андреа. Она горела в жару и жаловалась на боль в горле.

Марлена позвонила Морицу, чтобы предупредить его, что сегодня пропустит занятия в школе и побудет с дочерью. Потом она позвонила матери и попросила ее побыть завтра с девочкой. В трубке был слышен разгневанный голос отца, который до сих пор не простил ей развод. Но, когда речь шла о любимой внучке, Тилли становилась непривычно решительной и твердой.

– Конечно, я приду, Ленни, можешь на меня рассчитывать.

Марлена вздохнула с облегчением. До сих пор ей удавалось внушать Андреа чувство, что они связаны крепчайшей нитью и что, несмотря на все профессиональные планы, дочь остается самым главным в ее жизни.

Андреа исполнилось восемь лет. Она с удовольствием посещала группу продленного дня и училась отлично. Андреа очень гордилась матерью, которая так же, как и она сама, ходила в школу и корпела над уроками. Всю домашнюю работу Марлена откладывала на те выходные, когда Андреа бывала у отца, или на поздний вечер, когда девочка уже спала. Конечно, это была суровая жизнь, и иногда на следующее утро Марлена чувствовала себя совершенно выжатой. Но тогда она говорила себе, что все ее трудности временные, а усталость будет сторицей вознаграждена. Летом она сдаст выпускные экзамены и тем самым завершит среднее образование, а если потом будет посещать семинары и другие экономические курсы, то совершенно сгладит отсутствие высшего образования – если отсутствие университетского диплома вообще может считаться недостатком.

На следующее утро дождь лил как из ведра. «Дворники» на ветровом стекле ее машины, старенького «фольксвагена», без устали разгоняли грязные струи. Сегодня с утра она три раза переодевалась, никак не решаясь на чем-нибудь остановиться, потому что ей был назначен прием у Давида Эриксона по проблемам работы с разъездными сотрудниками. Если она не поспешит, то вполне может опоздать.

Внезапно, когда она стояла у светофора, к машине подскочил молодой парень. Он держал папку над головой, но все равно его лицо было мокрым от дождя. Юноша взволнованно постучал в стекло. Марлена опустила окно.

– Вы случайно не поедете мимо университета?

Марлена кивнула.

– Ради Бога, спасите жизнь бедному студенту! В восемь часов я должен писать экзаменационную работу. А сейчас уже без четверти. В метро остановили движение, потому что один уставший от жизни придурок улегся на рельсы.

– Садитесь. – Марлена распахнула дверцу.

Он упал на сиденье и облегченно выдохнул:

– Вы просто ангел! – И провел рукой по мокрым волосам.

Марлена протянула ему бумажные салфетки:

– Вытритесь.

Парень благодарно улыбнулся. Он был высокий, гибкий, со свежим симпатичным лицом, каштановыми волосами, которые сейчас, после дождя, казались почти черными, и светло-серыми глазами. Он был одет в джинсы и потертую кожаную куртку.

– Где вы учитесь?

– На юридическом.

Марлена замолчала и перестроилась в правый ряд. Она заметила, как он нервно поглядывает на часы.

– Мы успеваем, – сказала она ободряюще.

Без двух минут восемь она притормозила возле университета. Студент выскочил из машины, побежал к дверям, обернулся и вновь вернулся к машине.

– Вы не согласились бы выпить со мной пива сегодня вечером?

– У меня нет времени.

– Тогда, может, в другой раз?

– Вам надо бы поспешить, а то опоздаете.

Он достал записную книжку из кармана пиджака, нацарапал там несколько цифр и протянул ей.

– Мой телефон, – сказал он и побежал ко входу, вновь держа папку над головой.

Марлена смотрела ему вслед. Студент, да к тому же не из богатых, если не имеет собственную машину. Она включила первую скорость и выехала со стоянки. Листок упал под сиденье, но ей это было безразлично. Видит Бог, у нее есть другие заботы, кроме пива в прокуренной пивной и разглагольствований будущего адвоката.

2

В глубине души Марлена понимала, что все это время обманывала себя. Она вовсе не была той эмансипированной, бесстрашной женщиной, которая хватает жизнь, как быка за рога, и валит на землю. Ночами, когда она лежала в постели, пытаясь уснуть, и вспоминала прошедший день, а потом строила планы на завтрашний, ее сердце билось так сильно, что ей казалось, будто она заболевает. Но врач, у которого она проконсультировалась, ласково потрепал ее по руке и сказал, что у нее все в порядке, только пусть она будет поосторожнее.

Поосторожнее? В каком смысле? Меньше работать, больше отдыхать? А деньги на квартиру, продукты и одежду будет давать ей он? Поменьше учиться? Чтобы потом кусать себе локти, получая за нелегкую работу жалкое вознаграждение? Меньше заботиться об Андреа, когда она и так борется с собственной совестью, задерживаясь на работе? Сама же она вертелась, как белка в колесе, как будто пронзительный свисток в ее мозгу беспощадно гнал ее вперед. Какая уж там осторожность! Встать, принять душ, разбудить Андреа, приготовить завтрак, прибрать квартиру, проводить Андреа, ехать на работу. Долгий, долгий день в издательстве. Потом вечер – тут возможны варианты. Магазины, готовка, уборка, уроки, игра с дочерью, телевизор, укладывание Андреа в постель. Или после ужина – торопливый поцелуй с матерью, Иоганной или Морицем, пришедшими посидеть с Андреа, и поездка в коммерческую школу. В выходные чистить, варить, мыть, гладить, шить, учиться, заниматься с Андреа, посещать родителей и все время говорить, что сама захотела этого и сама ДОЛЖНАэто делать. Чтобы только доказать себе и другим, что МОЖЕТэто сделать.

А кто эти «другие»? Бернхард, который завел себе подружку, чтобы та содержала в порядке его дом? Отец? Ее братья? Ей пришло в голову, что это были исключительно мужчины, и именно им она пыталась доказать свою силу и независимость.

Вот такие мысли одолевали Марлену. Но она обрывала себя, смутно догадываясь, что пока не готова додумать их до конца. Например, как жить одной? Или: как обходится здоровая молодая женщина без мужчины? Как обстоят дела с женской карьерой?

О да, ей было нелегко найти свое место в жизни. Усталая, нервная, задерганная… В такие минуты Марлена была готова выставить на рынок невест свою хорошенькую мордашку и ладную фигурку. Берите, покупайте меня, освободите от жизненных тягот и непосильных забот… Сомнение прочно поселилось в ее душе. Иногда к нему добавлялась злоба – как сейчас, в кабинете у врача, ласково советующего ей поберечь себя. Он выписал ей витамины и укрепляющие средства. А почему бы не прописать ей неделю отдыха на Сейшельских островах? Или выигрыш в лотерею? Или ночь с Давидом Эриксоном? Хотя ночь с Давидом может окончательно привести ее в состояние комы.

Она пришла в офис на час позже обычного и застала Габи Шиллер за маникюром. Марлена бросила на нее яростный взгляд.

– Ну, что сказал врач? – поинтересовалась Габи.

– Сказал, что мне нельзя волноваться, – ядовито ответила Марлена.

Габи продолжала полировать ногти.

Марлена пыталась подавить гнев. Сдержанным голосом она попросила ее проявлять чуть больше усердия в работе, иначе им никогда не справиться со всеми делами. В конце концов заниматься маникюром на работе просто неприлично.

Габи с видимым раздражением убрала маникюрный набор и нехотя принялась за работу. Подчеркнуто медленно она вставила лист бумаги в машинку и начала печатать.

В Марлене все клокотало. Что это глупая гусыня о себе возомнила? Со скучающим видом она отсиживает свои часы, дожидаясь, пока ее вялый супруг в конце концов оплодотворит ее! И еще смеет издеваться над женщинами, которые увлеченно и много работают, пытаясь подняться вверх по служебной лестнице!

А может, Габи Шиллер в чем-то права? Дои окружающих, пока они доятся! Пользуйся ими ради своего блага – вот ее жизненная философия.

Мысли Марлены все больше запутывались.

После обеда ей на стол положили пригласительный билет. Давид Эриксон и Карола Винтерборн просят ее посетить маленький фуршет в шестнадцать часов в фойе. Вскоре состоится их свадьба, и они хотели бы разделить свое счастье с сотрудниками. Марлена решила не омрачать это счастье отказом.

Марлена слишком сильно накрасилась и слишком много выпила. Когда Карола и Давид подошли поздороваться с ней, Марлена покачнулась, и кусочек рыбы с бутерброда упал, задев шикарное платье Каролы «от кутюр».

Марлена, с едва сдержанным смешком, произнесла:

– Ах, простите, мне так жаль!

Она с таким усердием чокалась и пила за здоровье Георга Винтерборна, что, отступив назад, наступила на ногу доктору Бенде.

Удивительно, что это малоприятное происшествие положило начало их странной дружбе. Потому что Бенда, находясь под действием шампанского, пригласил ее на ужин. И Марлена, все глубже проваливаясь в омут отчаяния при виде обаятельной улыбки и стройной фигуры Давида, приняла это приглашение. Она попросила Морица присмотреть вечером за Андреа и передать дочери, что мама вернется попозже.

– В виде исключения, Мориц, и на этот раз по чисто эгоистическим причинам. Я прошу тебя.

Он пожал плечами:

– Ты находишь удачной идею провести вечер с этим типом?

Марлене не хотелось объяснять Морицу, что за долгое-долгое время Бенда был единственным мужчиной, пригласившим ее куда-то, если не считать классного руководителя Андреа, раз в месяц вызывавшего ее на родительские собрания. Ах да, еще этот опаздывающий студент, который наверняка провалил свой экзамен и чей телефонный номер так и валяется в ее машине! Итак, факт есть факт: она, Марлена Шуберт, двадцати семи лет, 90–60 – 90, не имеет успеха у мужчин. Ее сторонятся, как будто она зачумленная. И, возможно, чума покажется просто насморком по сравнению с другими ее недостатками: разведенная женщина с ребенком, бедная, честолюбивая, строптивая да еще сторонница женского равноправия.

Она с вызовом уставилась на Морица.

Он вздохнул:

– Хорошо, хорошо! Только не слишком увлекайся.

Марлена растроганно обняла его и надо же – в тот самый момент, когда Давид Эриксон обернулся к ней. Ну и пусть! Может быть, на него произведет впечатление тот факт, что Мориц, который в принципе предпочитает мужчин, так сердечно обращается с ней. Это говорило если не о ее женских, то, по крайней мере, человеческих достоинствах, поскольку в фирме Винтерборна к Морицу относились с симпатией.

Вечер прошел отвратительно. Доктор Бенда отвел ее в ресторан в центре города. Сам он с видимым удовольствием ел венский шницель и яблочный струдель и, не замечая крошек, нависших на усах, рассказывал ей, как глубоко он несчастен. Его жена не понимает его. Его взрослые замужние дочери тоже далеки от него. Внучка его просто не переносит. Женщины его используют, обманывают и унижают. От стакана к стакану Бенда становился все сентиментальней.

Его голова опустилась на плечо Марлены, она чувствовала его кислое дыхание. Мужчина, резюмировал Бенда заплетающимся языком, работает для жены и детей, оставаясь сам абсолютно скромным и непритязательным. И какова же благодарность? Жена, которая благодаря ему никогда палец о палец не ударила, дерзит и насмехается, дочери просто выжимают из него деньги, внучка строит гримасы, завидев его. Естественно, что он стремится к женщине, обладающей добрым сердцем и интеллектом, – если такая женщина вообще существует.

При этих словах он передвинул руку с плеч Марлены на ее грудь. Видимо, с его мужской потенцией, несмотря на унылую речь, все было в порядке, потому что его губы вплотную приблизились к ее уху, и он стал дуть в него, как будто это был тест на алкоголь дорожного инспектора. Наверняка его мама, которая уж точно не входила в число эксплуатирующих его женщин, рассказывала сыну, что женская сексуальность, если она все же есть, запрятана в ушной раковине.

Конечно, Марлена понимала, что ни к чему заводить себе врага в лице Бенды. Она готова разделить его представления о бедных порабощенных мужчинах.

Марлена мило улыбнулась ему, мягко отодвинула его голову и сказала, что наверняка не все женщины такие уж глупые вымогательницы, что он видный мужчина, в самом расцвете, имеет достаточно шансов начать новую жизнь, а ей, к сожалению, уже пора домой.

Ее игра на его сентиментальных эмоциях и откровенные комплименты его мужественной внешности оживили Бенду чрезвычайно. Он заказал еще вина, схватил ее руку, прижал к своему бедру и заявил, что безмерно восхищается Марленой и готов предложить ей свою бескорыстную дружбу.

Марлена поблагодарила его за доверие, но сказала, что, как он, возможно, уже успел заметить, она женщина с принципами. Никогда она не сможет себе позволить никаких других отношений с начальником, кроме служебных. Даже несмотря на то, что находит его весьма импозантным и даже обольстительным.

Он тотчас все понял. Поскольку в профессиональном плане они сейчас непосредственно связаны, заявил он, он будет думать о том, как прекрасно все могло бы между ними быть. Бенда снова положил руку на ее плечо, а потом на грудь, и снова она печально и самоотверженно переложила эту любознательную ладонь на стол.

В такси он ее поцеловал. Марлена была так поражена этим обстоятельством, что на секунду предоставила ему свободу действий. Но тут же опомнилась и заявила, что это был единственный раз, когда она настолько потеряла голову, что позволила себе забыться. Ах, как тяжело ей это дается, горько вздохнула она, погладила его по пылающей щеке и выскочила из такси, едва увидела вдали свой дом.

На лестнице ей стало плохо. Открыв дверь трясущимися руками, она ворвалась в квартиру, промчалась мимо застывшего Морица в туалет и наклонилась над унитазом. Ее вырвало. Мориц заварил ромашковый чай, дал ей аспирин и уложил в постель.

– Ну, и зачем ты все это устроила?

– Потому что я несчастна, – сквозь рыдания призналась Марлена.

– Ты просто пьяна.

– Нет, я несчастна.

– У тебя нет к этому никаких причин.

– Никто меня не любит.

– Все тебя любят. Андреа, Иоганна, я…

Под это перечисление Марлена зарыдала еще горше.

Мориц хлопнул себя по лбу:

– Ну вот, теперь до меня дошло. Ты мечтаешь о сказочном принце.

Она высморкалась в носовой платок.

– А я-то всегда думал, что ты эмансипированная дама.

– А при чем здесь это? – Эмансипированные женщины знают, что никаких сказочных принцев не бывает.

– Они просто делают вид, что знают это.

– Ты хочешь сказать, что эмансипированных женщин на самом деле не существует?

Марлена закрыла глаза:

– А ты разве не мечтаешь о сказочном принце?

Если она не постеснялась под воздействием шампанского отправиться куда-то с малознакомым и малоприятным ей мужчиной, значит, дело плохо. Однажды, забирая Андреа от родителей, она даже решила поговорить об этом с матерью. Но Тилли Шуберт, глядя на все с весьма практической стороны, заявила, что без мужчины жизнь гораздо легче. Марлена и так очень занята, зачем ей вешать себе на шею лишнюю обузу?

– Но в конце концов должна же я подумать о своих физиологических потребностях?

Тут Тилли смутилась. Герои ее любовных романчиков безостановочно припадали к мужской груди, целовали с закрытыми глазами мужские губы, но дальнейшее было скрыто за пресловутым многоточием. Не лишенная фантазии, романтичная Тилли представляла себе в такие моменты сильную и нежную мужскую руку, дрожащую от волнения и восторга, и ласковые слова, которые ее собственный супруг ни разу не решился произнести, из страха поступиться мужской гордостью. Тилли удовлетворялась видениями. Реальные подробности любовной жизни ее не интересовали. В ее собственной жизненной книге за волнующим многоточием скрывалась одна и та же из года в год повторяющаяся процедура: герой задирал на героине ночную рубашку, получал свое удовлетворение, не произнося при этом ни слова, испускал довольный стон и отворачивался, уже почти уснув, к стене. Кому это нужно?

– Но ты ведь разведенная женщина, тебе надо думать о своей репутации, – робко сказала она дочери.

Марлена хмыкнула:

– Ах, мама, мама! Давно прошли те времена, когда менять мужчин считалось зазорным. Теперь скорее наоборот.

– Но у тебя ведь есть Андреа. И хорошая должность…

– А оргазм? – брякнула, разозлившись, Марлена. – В конце концов, каждая женщина должна хотя бы раз в неделю… – Но, заметив, как болезненно реагирует мать на этот разговор, умолкла.

Тилли вздохнула с облегчением. Оргазм! Марлене бы ее заботы! Она находилась в ссоре со своим сыном Гейнцем, который переехал к подружке и заезжал домой лишь сменить белье.

– А ты запакуй белье снова и отдай ему, – посоветовала Марлена. – Он вполне в состоянии сам засунуть его в стиральную машину своей подружки.

– Конечно, в состоянии. Но она отказывается гладить.

– Браво!

– Но, Ленни, он все же мужчина.

Только теперь до Марлены дошло, в чем причина ссоры матери с братом. Дело не в том, что она не хотела гладить рубашки сына, а в том, что он связался с женщиной, демонстрирующей здравое отношение к жизни.

– А с какой стати она должна гладить его рубашки?

– Так положено.

– А что он для нее делает?

– Всю тяжелую работу.

– Какую именно? Тащит бутылки с пивом от кухни до комнаты?

– Вбивает гвозди, когда надо, электричество чинит. И с машиной…

– Гвоздь в стенку может вбить любая девчонка. Колесо сменить в автомобиле? Дай Бог, если это требуется раз в год.

– Но она не собирается гладить его вещи, даже если они поженятся.

– Неужели наконец появится поколение умных женщин?

Тилли разгневалась. С Марленой абсолютно нельзя нормально разговаривать. Она будто все время ищет повода для спора.

– Ты становишься такой нетерпимой, Марлена! Так ты никогда не найдешь мужчины для своего… оргазма.

– Знаешь, в чем дело, мама? Ты просто сама считаешь справедливым, что тебя используют. Вместо того, чтобы возмущаться своим эгоистом-сыном, ты злишься на его подружку. Что может измениться в этом мире, если злейший враг женщины – она сама?

Она услышала, как отец открывает входную дверь. Мать сжалась. Она торопливо сложила кофейные чашки в раковину и позвала Андреа, игравшую в гостиной.

Бруно Шуберт просунул голову в кухню:

– Что с ужином?

– Да, Бруно, сейчас! – с готовностью, поспешно ответила Тилли.

– Да, мой господин, – прошипела Марлена, скрестила руки на груди и отвесила глубокий поклон.

Следующие выходные Андреа провела у отца. Он забирал ее обычно ровно в десять утра в субботу и привозил обратно в семь вечера в воскресенье. Ни в субботу, ни в воскресенье он не говорил Марлене ни слова. Его ненависть к ней росла, казалось, от недели к неделе, хотя Марлене было совершенно непонятно почему. Из рассказов Андреа она знала, что его новая девушка представляла собой идеал женщины, как он его себе рисовал. Она работала машинисткой в архитектурном бюро, была аккуратной, старательной, экономной, любила дом и выглядела очень ухоженной. Она вместе с Ульрикой варила джем, вязала пуловеры, покорно мирилась с походами Бернхарда в пивную и использовала эти вечера, чтобы переделать всю работу по дому. Откуда же его ненависть к Марлене, если получился такой удачный обмен?

– Ты унизила его, да к тому же и сама не пропала в одиночестве, – объяснила Иоганна.

– Пока еще не пропала. – Марлена таинственно улыбнулась. Потому что недавно нашла под ковриком автомобиля некий телефонный номер и, находясь в состоянии сексуальной неудовлетворенности, решила позвонить легкомысленному студенту.

Сначала он никак не мог вспомнить, кто она такая. Но потом вдруг Марлена услышала изумленный возглас:

– О, так вы мой ангел-спаситель!

Он пригласил ее в пивную в Швабинге, где подавали пильзенское пиво. Внезапно ей снова показалась абсурдной мысль о встрече с каким-то незнакомым парнем только потому, что она чувствует себя одинокой. О чем она будет разговаривать с этим юношей? Конечно, они могли бы разобрать по косточкам подробности Марлениного развода – ну уж нет, лучше нет, иначе он станет подозревать, что она относится к той категории разведенных женщин, которые до гробовой доски не могут отделаться от мыслей о своем первом супруге. Боже мой! Да помнит ли она вообще, как он выглядит? А вдруг в пивной она перепутает и заговорит с кем-нибудь другим? То-то будет потеха для окружающих!

Но Марлена сразу узнала его. Он стоял у стойки и разговаривал с хозяином. Он был одет все в ту же потертую кожаную куртку, но теперь, когда его волосы были сухими, он показался ей более симпатичным. Он носил очки, чего она совершенно не помнила, – а может, в автомобиле он был без очков? – и оказался не таким мускулистыми, каким она его запомнила.

– Привет! – Она пыталась вести себя непринужденно и легкомысленно.

Марлена заказала себе пива и объяснила, что, убирая машину, нашла листок с номером его телефона. Тут уж она просто не смогла устоять. Кроме того, она очень любопытный человек и ей интересно, как прошел тогда его экзамен. Минуту он молча смотрел на нее. Потом улыбнулся:

– Не нужно объясняться. Не кори себя за то, что отыскала меня. Ты не первая.

Она ужасно рассердилась. Что этот клоун себе позволяет? Но, не выдержав, рассмеялась против своей воли.

– Я все время подбираю с тротуара чокнутых студентов, чтобы при случае пригласить их на завтрак.

Они сидели за маленьким столом. Марлена рассказывала о своей работе, о вечерней школе и упомянула, что разведена. Об Андреа она ничего не сказала.

А он объяснил, что как раз сейчас оказался в глубоком кризисе. Его подружка покинула его: она познакомилась с богатым типом и перебралась вместе с ним во Флориду. Тогда он занялся любовью с ее сестрой. Это продолжалось три дня. Она его измотала. Он совершенно обессилел. Но с ней у него тоже кончено, она просто дура набитая. Единственное, что его в данный момент интересует, – это его борьба за мир и разоружение.

Марлена молча слушала его разглагольствования. Никлас Шнайдер был на год младше ее, но казался ей совсем мальчишкой.

Никлас нравился ей. Он говорил с такой страстью, каштановые пряди падали ему на лоб. Глаза блестели.

– Нужно что-то делать, девочка, понимаешь? Семь тысяч единиц атомного оружия уже сейчас размещены на территории нашей страны, и это еще не конец…

Он настойчиво агитировал ее включиться в движение за мир.

Марлена слушала его не перебивая. Только когда он заказал третью порцию пива, она заговорила об Андреа и объяснила, что не имеет возможности даже малую толику своего времени жертвовать чему-либо, кроме профессии и ребенка.

– Ты не хотел бы прийти к нам в субботу? Я приготовлю что-нибудь вкусненькое. Можешь привести с собой подружку, – добавила она лицемерно.

Никлас улыбнулся, а потом совершенно неожиданно вдруг смутился:

– Хорошо. Я приду. Только один.

Они посмотрели друг другу в глаза. Боже мой! С кем она связывается? Студент, да еще такой горячий, что три дня не вылезал из кровати с женщиной! Раздающий политические листовки, участвующий в демонстрациях. Что она делает?

– Хочешь еще пива? А может быть, колы?

– Граппы, – сказала она. – Двойной. И за мой счет.