Текст книги "Строптивая женщина"
Автор книги: Аннемари Шоэнли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
3
Марлена сидела за письменным столом Бернхарда и с печалью, смешанной с ужасом, смотрела на траурную фотографию, на которой Евгений Штритмайстер казался каким-то манекеном: словно на самом деле он никогда и не жил, словно его изготовили специально для этого фото, с мертвыми глазами и толстыми щеками.
Марлена спрятала лицо в ладони. Ей вдруг пришло в голову, что сегодня она потеряла единственного человека из семьи Бернхарда, который уважал и ценил ее. Какая-то абсурдная мысль! В конце концов, овдовела не она, а ее свекровь.
Она выдвинула ящик стола и положила фотографию вместе с газетными вырезками в шкатулку для денег. Оттуда вдруг выпала карточка, которую она никогда раньше не видела. «Номер родительского сейфа» – было написано на ней. Марлена взяла карточку в руки. Она даже не знала, что у родителей Бернхарда есть сейф. Она осторожно положила карточку обратно и поставила шкатулку на место. Потом пошла в комнату Андреа и принялась убираться. Дочка сегодня вечером пошла к подружке и останется там на ночь; Бернхард пригласил в ресторан каких-то важных клиентов, а сама Марлена собиралась наконец навестить Иоганну. Ей так нужен был сейчас деловитый тон подруги, ее юмор и оптимизм. После смерти свекра обстановка в доме сделалась невыносимой. При каждой возможности Бернхард припоминал ей, что она бросила его одного в ночь смерти отца. Он обращался с ней как с прокаженной, и Марлена подозревала, что за этим кроются и козни ее свекрови.
Ульрика Штритмайстер почти не говорила с Марленой, но когда удостаивала ее несколькими словами, то подпускала в них так много злых шпилек, что Марлена прекрасно понимала: свекровь сожалеет, что ее сын женился на Марлене. Она сожалеет, что ее невестка не стала для сына послушной, кроткой женой – это тем более забавно, думала Марлена, что сама-то Ульрика никогда никому не подчинялась. Она со сдержанным достоинством восприняла смерть мужа и сразу же позаботилась о том, чтобы передать управление фирмой в руки Бернхарда. Во время похорон она беспомощно вцепилась в руку сына и ни на секунду не отпускала его от себя. У него наверняка рука опухла, с неприязнью думала Марлена, шедшая сзади них. Часто она с грустью вспоминала, с каким интересом и тактом выслушивал ее свекор.
– Это выглядело так, словно Ульрика избрала Бернхарда на место умершего мужа, – говорила Марлена за ужином Иоганне, сидя напротив нее за столом. – Она постоянно звонит нам, Бернхард ездит к ней во время обеденного перерыва и забегает после работы, чтобы проверить, все ли у нее в порядке.
– Ты ревнуешь?
– Нет. Я просто не могу отделаться от ощущения, что в результате всего этого мое собственное положение только ухудшается. О своих учебных планах я даже заикнуться не могу, ибо, как недвусмысленно дала мне понять Ульрика в унисон с сыночком: траур – не время для капризов и женских вывертов. Я, по-моему, вообще исключена из их жизни, и Андреа тоже. Поскольку у Бернхарда теперь так много забот на фирме и у матери, он девочку почти не видит.
– Нытье и жалобы вряд ли тебе помогут.
– Я все же рассчитывала на какое-то сочувствие, – сказала Марлена обиженно.
– Достаточно того, что ты сама себе так жутко сострадаешь. Если ты действительно хочешь что-то изменить в этой ситуации, тогда иди и меняй.
– Но как? Со школой получится, только если Бернхард меня поддержит. Как же я смогу оставлять Андреа вечерами одну?..
– Тогда закончи курсы машинописи и дай объявление, что ищешь место секретарши или телефонистки. Ты будешь отсутствовать только днем, когда Андреа в саду. Да и денег немного заработаешь – своих собственных. Может быть, твой строгий «прерыватель» постепенно привыкнет к мысли, что ты деловая женщина, когда поймет, насколько это серьезно. А школа от тебя не убежит.
Марлена с сомнением взглянула на Иоганну:
– Даже не знаю…
Иоганна пошла в комнату и достала портативную пишущую машинку и учебник по машинописи.
– На, забирай. Для тренировки. – Она ободряюще улыбнулась Марлене. – А где все-таки ты была той ночью, когда умер свекор?
Марлена сдержала улыбку:
– На прощальном вечере выпускников курсов английского.
– А потом?
– Мы выпили пива в другой пивной.
– Мы?
– Тебе надо бы было стать прокуроршей.
– Еще не поздно, может, и стану. Итак? Был там какой-нибудь парень с курсов?
Марлена кивнула.
– Ну говори уж, не томи! Порадуй мой слух!
– Он студент. Немного чокнутый. Но в постели оказался неплох. – Марлена покраснела.
– Просто невероятно! Ай да Марлена! И что теперь? Вы встречаетесь?
– Нет. Он не настолько ненормальный. Кроме того, это опасно для меня. У меня осложнения после длительного приема таблеток. Мне придется отказаться от них на следующие полгода.
– Да, второй ребенок был бы катастрофой. Тут ты права. А как ты улаживаешь эти дела с Бернхардом? Надеюсь, не вашим успешно испытанным способом?
– О! – Марлена иронически скривила губы. – Я все еще наказана.
– Ты хочешь сказать, что он сейчас не выполняет своих супружеских обязанностей?
– Точно! – Марлена прыснула. – Ты не можешь мне объяснить, почему мужчины считают суровым наказанием для жены отказ спать с ней?
Иоганна несколько секунд смотрела на нее со странным выражением на лице. Потом заявила, что за этим скрывается очередной вид глупого, чисто мужского заблуждения. Видимо, Бернхард полагает, что, лишая ее секса, он заставит Марлену отказаться от мыслей о свободе.
– Ей-богу, не вижу никакой логики. Ведь чем самостоятельней и свободней я буду, тем интересней станут наши отношения.
Иоганна ухмыльнулась:
– Это результат его воспитания. Неудивительно, что твои первые шаги к самостоятельности лишают его уверенности в себе.
– Но почему?
Иоганна неопределенно пожала плечами:
– Я плохо разбираюсь в мужской психологии. Но я полагаю, что мужчины на работе боятся проиграть в конкуренции с коллегами-женщинами, а в постели боятся сравнения.
– А твой уважаемый босс? Как он относится к этим вопросам?
Иоганна улыбнулась:
– Я его любовница. Следовательно, самостоятельность и независимость суждений – мои неотъемлемые качества.
– Бред какой-то! Выходит, если бы он развелся и женился на тебе…
– …тогда бы мне пришлось, во-первых, сразу бросить работу, а во-вторых, превратиться в образцово-показательную супругу.
– Захотят – включат, захотят – выключат. Как электроприбор. А ты вообще-то его любишь?
Иоганна закурила.
– Он мне нравится. Всегда питала слабость к бесцеремонным мужчинам.
– Надеюсь, он не использует эту слабость против тебя.
Иоганна молчала. Ее лицо с кроваво-красными губами производило впечатление белой, гладкой поверхности, на которой так много всего могло произойти, так много… Марлена накрыла своей ладонью руку Иоганны. Ей показалось, что она ощущает ток энергии, которой они обменивались, которая связывала и поддерживала их.
– Мы сделаем это, – произнесла она, хотя и сама не смогла бы объяснить точно, что они вдвоем могут сделать.
Марлена очнулась от забытья и поморщилась от боли, в висках будто стучали молотки. Она выпрямилась и провела рукой по лбу. Опустив глаза, увидела засохшую кровь на кожаной куртке и на обнаженной груди. Господи, что произошло?
Она вошла в кухню, открыла холодную воду, намочила платок и приложила его ко лбу. Внезапно обрывки происшедшего всплыли в ее памяти. Она побежала в детскую. Постель Андреа была нетронута. Марлена вспомнила, что девочка проводит выходные у ее родителей. «Ударься я посильнее, могла бы больше никогда ее не увидеть», – неожиданно подумала она.
Она оглянулась. Где Бернхард? Снова обрывки воспоминаний… Да, конечно! После очередной ссоры он, совершенно пьяный, столкнул ее с лестницы, она упала и ударилась лбом о металлический стержень. Рыдая, она добралась до гостиной и, плюхнувшись на стул, услышала, как он с силой хлопнул входной дверью. Потом Марлена допила из его бокала коньяк и, едва сделав глоток, почувствовала, что ее начинает мутить, а комната превращается в узкий туннель, да так быстро, что ей показалось: ее душа покидает тело и находится там, где ее больше ничего не волнует.
Она вернулась в кухню и поставила воду для кофе. Вместе с воспоминаниями вернулся гнев. А все эта отвратительная вечеринка у Дитера, делового партнера Бернхарда! С этого все и началось. Бернхард попросил ее надеть черный кожаный костюм, тем самым впервые за несколько недель проявив к ней некоторый интерес. Если можно назвать интересом то, что он расстегнул две верхние пуговицы на ее жакете. При этом он заявил, что не будет никакого греха, если гости полюбуются кусочком ее груди. Марлена с трудом удержала вопрос, вертящийся у нее на языке: выходит, время траура по его отцу миновало? «Ах, – с иронией подумала она, – как я благодарна за то, что мне разрешено вновь считать себя членом общества! Членом женского рода, разумеется. Так сказать, мясом, а не интеллектом».
Гости Дитера наглядно доказывали, что положение дел именно таково. Женщины сидели в гостиной и говорили о модах, магазинах и косметических салонах. Об автомобилях, земельных участках и картинах, которые предполагают приобрести их мужья. Болтали о детях. О том, какие школы они посещают: языковые, музыкальные, математические… Беседовали и о детских болезнях, о врожденных способностях, о беременностях.
Марлена не могла больше слушать этот птичий щебет, встала и перешла в столовую, где стояли мужчины с бокалами в руках. Они обсуждали результаты последних футбольных матчей, говорили о компьютерном звуковом управлении. Эта система позволила, к примеру, достичь стереоэффекта при показе порнофильмов благодаря управляемым открывающимся и закрывающимся отверстиям в стенах и потолке кинозала.
– Они собираются даже соорудить специальные кресла, ритмически покачивающиеся при некоторых сценах. Что вы об этом думаете? С ума сойти, да? – сказал Дитер.
– Это то же, что с женскими движениями. – Бернхард рассмеялся. – Я ничего против них не имею, только они должны быть достаточно ритмичными, да, мое сокровище? – Он хлопнул жену пониже спины. Марлена молча отошла в сторону.
Хозяин дома поинтересовался, как она поживает, и Марлена ответила, что окончила курсы машинописи и теперь ищет место.
Сразу же в их разговор включился Бернхард:
– У тебя нет никакой необходимости работать. – Он снова улыбнулся, на этот раз сердито.
– Необходимость есть, – сказала Марлена.
Все засмеялись и спросили, слышал ли это Бернхард. У его жены есть необходимость. Мужчины игриво подмигивали ему.
Бернхард хмыкнул.
Марлена нашла, что его ухмылка не соответствует вялой сексуальной активности.
– Я всегда готов прийти на помощь своей супруге, – заявил Бернхард.
– Не надорвись. – Марлена взяла бокал шампанского со стола и отошла к черноволосому молодому человеку в рубашке с рюшами, который темными меланхоличными глазами напоминал романтичного трубадура. Он молчал во время пикировки и улыбался не с таким тупым самомнением, как остальные мужчины.
– Салют! – Она чокнулась с ним.
К сожалению, как оказалось, его молчание было вызвано следствием языковых трудностей. Его лексикон состоял всего лишь из нескольких фраз. Он сказал:
– Ты классная баба. – И во время заключительного танца так крепко прижал ее к себе, словно собирался прямо на глазах у всех продемонстрировать человеческое спаривание. А потом так же по-хозяйски, как до него Бернхард, расположил свою ладонь на ее заднице и прошептал: – Давай выйдем?
Когда Марлена собралась в туалет, он отправился за ней. В коридоре он прижал ее к стене и попытался поцеловать. Она увернулась от его объятий.
– Не ломайся! – Когда Марлена гневно взглянула на него, удивился: – Чего ты сопротивляешься? Сама так себя ведешь…
Надо же! Он даже смог выговорить еще пару фраз!
– И как же я себя веду?
Он указал на ее полурасстегнутый жакет.
Марлена презрительно улыбнулась:
– Я же не спускаю с тебя брюки на том основании, что у тебя расстегнуто несколько пуговиц на рубашке и я вижу твою волосатую грудь.
Она ушла в кухню, оставив его застывшим с открытым ртом, взяла несколько ломтиков семги на тарелке, бутылку шампанского и расположилась на балконе. Стояла мягкая, теплая летняя ночь. Небо было усыпано крупными звездами. Длинные темные тени словно вырастали из стен и напоминали в испуге протянутые руки. Марлена отправила ломтик семги в рот и подумала: ей двадцать четыре года, и ее теперешнее состояние можно описать несколькими словами: ей откровенно связали руки. Она замужем, у нее ребенок, и ничего уже нельзя изменить. Точка. Так она воспитана, так и проживет свою жизнь. И Андреа действительно будет несчастна, если она разведется с Бернхардом.
Она вдруг стала жевать медленней. А это действительно так? Андреа будет несчастна? Разве Бернхард занимается с дочкой? Может быть, он будет посвящать ей больше времени, став приходящим папой, когда раз в две недели ему придется заботиться о ней в выходные? А кроме того – что должна ощущать девочка, родители которой беспрерывно ссорятся?
Марлена положила в рот последний ломтик рыбы и отпила глоток шампанского прямо из бутылки. Слово «развод» вдруг потеряло свой пугающий смысл. И потом… Разве развод действительно единственная альтернатива? Ей пришла на память ее мать, и автоматически при мысли о матери рядом темной тенью возникла крупная фигура отца. Она видела, как отец уходит на работу, как возвращается домой, как сидит за столом, и его тяжелые, усталые руки неловко держат нож и вилку. Уставший и душой, и телом, он имеет право на свободный, спокойный вечер, право на то, чтобы за ним поухаживали. А его жена? Где же ее права? Марлена отпила еще глоток шампанского, и аргументы с контраргументами окончательно смешались в ее голове.
По дороге домой она снова повздорила с Бернхардом. Входя в дом, они все еще спорили. Бернхард схватил бутылку коньяка и до краев наполнил бокал. Он упрекал ее в том, что она всем демонстрировала свое тело, приставала к этому идиоту с волосатой, как у обезьяны, грудью, словно уличная девка. Марлена возразила, что все было как раз наоборот и что этот тип едва не ударил ее. Но Бернхард ответил: этим и должно было кончиться, раз ты так вела себя. Марлена гневно напомнила ему о двух расстегнутых им пуговицах на ее жакете.
– Не в этом причина, – горячился Бернхард, – а в твоем вызывающем поведении!
– Ах, так! Значит, ты принадлежишь к тем мужчинам, которые уверяют, что изнасилованные женщины сами виноваты в случившемся?
Бернхард заорал, что именно так он и думает и что, если ведешь себя как шлюха, будь готова к тому, что с тобой соответственно и поступят. Он схватил ее за лацканы жакета и рванул так, что пуговицы посыпались на пол.
Марлена не могла поверить, что все это происходит именно с ней. Она испугалась, но одновременно и почувствовала облегчение. Если он способен на насилие, значит, у нее есть полное право уйти.
Он уставился на ее полуобнаженную грудь. Его гнев сразу улетучился.
– Марлена! – плаксиво протянул он. – Я не знаю, что с тобой в последнее время происходит. Ты такая странная! Я ничего не понимаю.
Бернхард просунул руки под ее груди и покачал их в руках, как мясник, раздумывающий, сколько они весят и сколько можно на них заработать. Марлена резко отвела его руки и пошла в коридор, к лестнице. Бернхард последовал за ней.
– Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю! – угрожающе закричал он.
Марлена не остановилась. Одним прыжком Бернхард догнал ее и грубо схватил за волосы. Марлена рванулась из его рук.
– Если я говорю – стой, ты должна стоять! – Крик его был полон ярости.
Марлена схватилась за перила и изумленно смотрела на мужа. Он что, совсем сошел с ума?!
– Ты уйдешь, только когда я разрешу!
Она поднялась еще на ступеньку, неотрывно глядя в его глаза.
Бернхард стоял неподвижно, не спуская с Марлены тяжелого взгляда.
Она ступила на следующую ступеньку.
Тогда он размахнулся и изо всей силы ударил ее в лицо. Марлена опрокинулась назад, скатилась по ступенькам и больно стукнулась головой о металлический стержень.
Марлена взглянула на часы. Уже около полудня. Она приняла душ, заклеила пластырем лоб и выпила аспирин. Потом достала из кладовки два чемодана и начала складывать в них белье и одежду. Она услышала, что Бернхард вернулся, только когда он уже открывал дверь спальни. Он тупо уставился на чемоданы, потом перевел недоуменный взгляд на ее лицо.
– Пожалуйста, не делай этого, – сказал он.
Он подошел к кровати, склонился над чемоданом и начал выкладывать вещи. Его руки дрожали.
При виде его дрожащих рук, бледного лица и кругов под глазами Марлену вдруг охватило раскаяние. Что она наделала? Как превратила самоуверенного, гордого Бернхарда в этого бледного, страдающего человека, на которого жалко смотреть? Он беспомощно стоял у шкафа с ее трусиками в руках, не в состоянии сообразить, на какую полку их забросить – Бернхард никогда не имел дела с бельем. Марлена обессиленно упала на кровать и разрыдалась.
Он обнял ее за плечи:
– Я так испугался, что ты бросишь меня.
Марлена уткнулась ему в плечо:
– Я не собираюсь тебя бросать.
Говоря это, она ощутила всю неискренность своих слов и безмерную тоску…
Марлена слишком устала и, как ей казалось, сдалась безо всякого сопротивления. Она намеренно избегала серьезного, искреннего разговора. Разве беседовать друг с другом не значит говорить и слушать? Но кто бы ее выслушал? Отказавшись от своих устремлений, Марлена словно отбросила все сложности. Эта мысль убаюкивала ее, как мягкая подушка. Никаких забот. Никаких споров. Никаких проблем. Удобная, красивая жизнь. Может, ей вступить в теннисный клуб?
Она шила занавески и готовила тесто по новым рецептам. Она посадила во дворике елочку и так любовно и умело ухаживала за ней, что соседи засыпали ее вопросами, как это ей удается. Она покупала женские журналы и штудировала кулинарные рецепты к приближающемуся Рождеству. Она вместе с Андреа пекла печенье и клеила елочные игрушки.
Бернхард был счастлив. Он вознаграждал ее приглашениями в ресторан, приносил ей цветы и беспрерывно повторял, как он счастлив, что кризис в их семейной жизни преодолен.
Но удивительно: когда он вечерами приходил домой и бросал полный гордости взгляд на заботливо накрытый стол, когда потом, после бокала вина, рассказывал о фирме и прошедшем дне, она не испытывала радости. Какое-то раздражение, если не бессильная ярость, так сжигало ее изнутри, что вино казалось кислым и желудок сводило судорогами.
Долгое время она не могла понять, в чем дело. Потом вдруг до нее дошло, что она просто ревнует. Ревнует к профессиональной жизни Бернхарда. Пару раз, когда он жаловался на какие-то деловые недоразумения или споры, она давала ему советы, как поступить.
Будучи вновь уверен в ее лояльности, он с подчеркнутой признательностью воспринимал их. Он похваливал ее как ребенка и трогательно уверял, что она наконец приблизилась к тому идеалу женщины, о котором он всегда мечтал: которая словом и делом на стороне мужа и всегда помогает ему. При этом Марлена начинала ощущать себя какой-то третьей рукой или ногой Бернхарда, и ничем больше. Сама ситуация казалась смехотворной, а влажные от умиления глаза Бернхарда пугали ее куда больше, чем прежний гневный огонь, горевший в них.
– Я только считаю, что муж и жена должны дополнять друг друга, – неуверенно продолжил Бернхард, взяв ее за руку.
– Можно ли дополнить такое совершенство, как мужчина?
Бернхард неопределенно улыбнулся:
– Настоящая жена умеет незаметно делать многое, что способно поддержать ее мужа. Это я имею в виду под дополнением.
– Но это не дополнение, это помощь. И почему она должна делать это тайком? Чтобы не закрыть собой фигуру мужа?
– Хорошо, хорошо! Пусть это будет помощь.
– А кто помогает жене?
– Муж. Тем, что охраняет и обеспечивает ее.
Марлена невольно улыбнулась:
– Охраняет? От кого? От диких зверей? Я думаю, по твоему представлению семья функционирует, только когда каждый из них что-то утаивает: он – свою слабость, она – свою силу.
– Ну и что? Что в этом плохого?
– Ужасно то, что женщина поддерживает мужчину, не смея рассчитывать на ответную поддержку с его стороны.
– Разве ты не чувствуешь поддержки с моей стороны? – спросил Бернхард рассерженно.
Марлена молчала.
– Этот дом, шкафы, полные одежды, наше положение в обществе и уровень жизни… Это все не поддержка?
– Это зависимость. Ты мне тысячекратно можешь повторять, что в твоих успехах на работе есть доля и моего труда, но я этого не ощущаю.
Бернхард со снисходительной улыбкой покачал головой.
– Знаю, знаю, теперь ты будешь утверждать, что для тебя важно иметь уравновешенную, улыбающуюся супругу, с нетерпением ждущую мужа к ужину. Но на самом деле ты хочешь моей зависимости. Я уж не говорю о том, как это удобно – перекладывать все скучные домашние проблемы на чужие плечи.
В его глазах появилось хитроватое выражение:
– Так ты чувствуешь себя недостаточно загруженной?
Снова Марлена ощутила дурноту, подкатывающую от желудка к горлу. Она прекрасно понимала, что Бернхард имеет в виду. Второго ребенка.
В Сочельник она пригласила своих родителей, братьев и свекровь. Чтобы успеть украсить елку, убрать и все подготовить, она отослала Бернхарда и Андреа к Ульрике Штритмайстер на целый день. Марлена положила рядом с каждым прибором нашпигованные гвоздикой мандарины, приготовила пунш и занялась елкой. Проходя мимо зеркала, она мельком взглянула в него сквозь опущенные ресницы и увидела свое разгоряченное лицо и растрепанные волосы. Она не узнала себя. На мгновение ей показалось, что это мать смотрит на нее из зеркала. Марлена испуганно остановилась. Утром она не надела лифчик под блузку, на груди и обнаженной шее собрались капельки пота, спортивные брюки вытянулись на коленках, тапочки все были в пятнах. Она была безобразна. Бесцветна. Безликая женщина средних лет.
В этот момент в дверь позвонили. На площадке стоял с иголочки одетый мужчина лет сорока. У него было худощавое породистое лицо и совершенно лысая голова.
Мужчина приветливо улыбался:
– Я живу за несколько домов отсюда. Вчера мне по ошибке принесли посылку, предназначавшуюся для вас.
Марлена торопливо убрала с лица волосы, пригласила его войти и предложила рождественское печенье.
Он осмотрелся:
– У вас так красиво!
– Вы находите? – Она с сомнением оглядела свою гостиную.
Он усмехнулся:
– Может быть, только эта мебель чересчур строга… для такой юной хозяйки.
Он охотно разговорился, сказал ей, что живет один, работает в издательстве и часто видит ее в саду, когда она подстригает газон или играет с дочкой. В последнее время она так часто бывает грустна, что он подумал, будто у нее что-то случилось. Сказав это, сосед заметно смутился.
Она была изумлена подобной откровенностью и не знала, о чем еще можно было бы говорить с этим человеком.
– Простите, что отнял у вас время. – Гость встал. – Спасибо за угощение.
Марлене не хотелось, чтобы сосед уходил. Не зная почему, она вдруг ощутила симпатию к нему. Словно его присутствие и внимание были ей жизненно необходимы. Марлена предложила ему бокал вина. Он без возражений опустился на диван.
Она на секунду заглянула в ванную, заколола волосы и надела нарядную блузку. Заскочила на кухню, открыла бутылку вина и взяла бокалы.
– С Рождеством!
Марлена объяснила, что ведет замкнутый образ жизни и толком не знает никого из соседей. А потом без всякого перехода, к собственному удивлению, вдруг принялась говорить о своих проблемах, о скуке и однообразии своей жизни.
Он с пониманием слушал ее.
– Это очень сложная область, – серьезно сказал он.
Он хорошо понимает особенности взаимоотношений мужа и жены, поскольку сам гомосексуалист, а возможно, гомосексуальному мужчине легче понять женщину.
– Вы не согласились бы пообедать у меня на будущей неделе? Я неплохо готовлю. – Сосед улыбался, ожидая ее ответа.
Она приняла его приглашение и на прощание завернула ему большой кусок рождественского пирога.
– Рада была познакомиться с вами.
Он покраснел и спустился по ступенькам крыльца.
– Извините, а как вас зовут?
Он смущенно обернулся:
– Боже мой… Разве я не представился?! Мориц. Меня зовут Мориц Кайзер.
Марлена сидела со своим бокалом за кухонным столом и прислушивалась к разговору в гостиной. Раздача подарков закончилась. Андреа забавляла своими рассказами братьев Марлены, а Тилли и Бруно Шуберты беседовали с Бернхардом и его матерью.
– Она не такая, как другие женщины, и терпеть не может домашние дела, – с сожалением констатировал Бернхард.
– Просто она еще очень молода и наивна, – объяснила ее мать.
Бруно Шуберт утверждал, что она просто нуждается в сильной руке. Тилли робко возразила, что главное в браке – это любовь, а все остальное приложится.
Слово «любовь», как заблудившаяся птичка, залетело в кухню к Марлене. Она облизала ложку и вдруг в оконном стекле увидела свое искаженное лицо. Марлена приподняла уголки губ и скорчила гримасу. Ну вот. Теперь она точно похожа на слабоумную! Может, она и вправду дурочка? Глупенькая Марлена Штритмайстер, сидящая в кухне своего пятикомнатного дома и упивающаяся пуншем. О, Господи! Как могут они обсуждать ее, будто Марлены здесь нет? Как будто она непослушный, капризный ребенок, о котором с осуждением говорят мудрые взрослые!
Она открыла застекленную дверцу в проеме между кухней и столовой.
– Вы все еще очень удивитесь, – произнесла вдруг она.
Четыре головы испуганно повернулись к ней.
– Вы очень даже удивитесь!
Она рывком захлопнула дверцу. Грохот раздался такой, словно выстрелили из ружья.
Снаружи дом Морица Кайзера был как две капли воды похож на ее собственный. Но обстановка – насколько она могла рассмотреть – тут же пробудила в ней желание поменяться квартирами. На начищенном полу лежали светлые ковры, современные книжные полки были умело скомбинированы со стильной мебелью, в столовой стояло пианино, окно между кухней и столовой было заделано.
Они обедали в кухне. Мориц рассказал ей, что ему сорок один год и что этот дом он унаследовал от родителей. Он работает составителем текстов в рекламном издательстве, которое издает также городские карты и брошюры для коммунальных служб, а теперь собирается значительно расширяться.
– Вы, наверное, удивляетесь, почему я все это так подробно вам рассказываю?
Марлена улыбнулась:
– И почему же вы мне все это так подробно рассказываете?
– Потому что знаю, что наша секретарша собирается увольняться. Завтра объявление о приглашении на работу новой сотрудницы будет опубликовано в нескольких газетах.
Марлена взглянула на него с изумлением.
– Мне показалось, что это может вам подойти, – сказал он, разливая вино в бокалы.
– Я не очень представляю себе обязанностей секретарши, – растерялась Марлена.
– Вы сидите в приемной, отвечаете на телефонные звонки, обслуживаете факс, встречаете посетителей и направляете их в нужные отделы. Вы должны хорошо знать английский, быть симпатичной и уметь безукоризненно общаться с людьми.
Марлена вдруг заволновалась:
– И вы могли бы помочь мне получить это место?
Мориц с сомнением пожал плечами:
– Увы! Наш босс, Георг Винтерборн – человек весьма независимый, на него никто не может влиять. Я просто хочу обратить ваше внимание на эти газетные объявления. Кроме этого, я могу дать вам исчерпывающую информацию о нашей работе. Возможно, вам это поможет.
– Почему же вы все это для меня делаете?
– Потому что считаю: это ваш шанс.
Марлена печально вздохнула:
– Увы, ваше мнение противоречит мнению моего мужа.
Мориц поднялся и подошел к окну. Потом повернулся к Марлене:
– Знаете… в жизни каждого человека наступает такой момент, когда нужно четко знать, чего ты хочешь. У меня было такое, когда я познакомился с моим другом как раз тогда, когда он устал за долгие годы скрывать свою непохожесть на других. Нам пришлось скрепя сердце со многим мириться. Однако под конец все как-то устоялось, и сплетники среди соседей и на фирме успокоились.
– Мне очень хочется начать работать, но в то же время я опасаюсь своих амбиций. Я не буду довольна, пока не достигну положения, которое бы меня целиком и полностью устраивало. Я захочу окончить наконец школу, сделать карьеру… Но это было бы концом моего брака.
– Разве честолюбие относится к человеческим слабостям?
– В глазах моей семьи это абсолютно не женское качество.
– Вы могли бы нанять домработницу на несколько часов в день.
– Бернхард упадет в обморок. В конце концов, времена старых добрых домработниц давно миновали… А чтобы у него под боком была строптивая жена… А в придачу еще и домработница. – Марлена хмыкнула.
Мориц подошел к холодильнику и достал десерт.
– Итак, что ты мне посоветуешь? – спросила Марлена, неожиданно для самой себя перейдя с соседом на «ты».
Он протянул ей шоколадный крем:
– Почему ты вышла за него замуж?
– Мне было восемнадцать, и я была беременна. Я мечтала сбежать из дома. И мне казалось, что я люблю его. Но на деле получилось так, что я лишь сменила одну клетку на другую.
– Тогда самое время вырваться сейчас на свободу, – подбодрил ее Мориц.
То самое объявление она прочитала на следующий день за завтраком: «Издательский дом Винтерборна ищет молодую секретаршу со знанием машинописи и хорошим английским».
Марлена отложила газету. Ее сердце забилось быстрее. Да. Она сделает это, пусть Бернхард хоть треснет. Она придирчиво посмотрела на мужа. Он пил кофе, не отрывая взгляда от спортивной страницы. Взгляд Марлены остановился на Андреа. Ее семья. Она сама – часть этой семьи. Один дом, один стол и три человека. И они могли бы оставаться семьей, даже если бы что-то в их жизни изменилось – только помогая друг другу и относясь друг к другу с уважением.
Она уже открыла рот, чтобы рассказать Бернхарду об объявлении, но тут же подумала, что если она расскажет о своих намерениях мужу, то он пустит в ход тяжелые орудия и будет всячески противодействовать ей.
– Какие у тебя планы на сегодня? – полюбопытствовал он.
Ее лицо вспыхнуло:
– Надеюсь, я сделаю сегодня нечто особенное.
– Мне нравится, когда ты такая, – улыбнулся ей Бернхард.
Она лучезарно улыбнулась в ответ:
– Я и сама себе нравлюсь. Даже очень.
