Текст книги "Строптивая женщина"
Автор книги: Аннемари Шоэнли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
– Верю вам на слово.
Марлена молчала, не понимая, куда она клонит.
Внезапно Карола произнесла:
– Господин Бехштайн жалуется на вас.
– Вам?! – Марлена была возмущена. У Бехштайна был тот же начальник, что и у нее – Питер Рот. Отдел контроля в любом случае был не тем местом, где он мог изливать свои жалобы. Да и что там, собственно, за претензии?
– Конечно, вначале он рассказал обо всем господину Роту. Но поскольку тот на несколько дней уехал, то перед отъездом попросил меня разобраться с этим.
Интересно, он просил ее об этом до или после секса?
– О чем идет речь? – сухо спросила Марлена.
– О деньгах, как всегда. – Карола улыбнулась. – Господин Бехштайн не согласен со сметой, которую вы заложили.
– Почему же тогда он не обратился сначала ко мне?
Карола пожала плечами.
Марлена холодно продолжала:
– Я скажу вам, почему он не сделал этого. Потому что его претензии – всего лишь предлог. Ему известно, что господин Рот удовлетворен моей работой. Это уже давно раздражает Бехштайна. Он прослышал о предстоящих изменениях в структуре фирмы, о том, что между коммерческой дирекцией и управлением подразделениями вводится новая служба на правах отдела. А он с удовольствием стал бы начальником этого отдела.
– Вы тоже?
– Конечно. Но не думаю, что у меня есть шанс.
– Почему же? У вас такие хорошие отношения с… коммерческой дирекцией.
Марлена ответила ледяным тоном:
– Я уверена, что все, чего я достигла, я достигла только благодаря своим усилиям. А ваш отец – ведь именно его вы имеете в виду – судит о людях с чисто деловых позиций, независимо от того, симпатичен ему человек или нет. Или вы думаете иначе?
Карола промолчала. Потом повторила вопрос:
– Так почему вы считаете, что у вас нет шансов?
– Потому что вы, фрау Эриксон, против. А вы не только руководящий работник этой фирмы, но и дочь владельца и коммерческого директора.
Марлена сложила бумаги.
– Передайте, пожалуйста, господину Бехштайну, что ему придется считаться с коллегиальными правилами. Даже несмотря на то, что я женщина, и он думает, что с женщинами можно обходиться не так щепетильно, как со своими сотрудниками мужского пола.
– Честно сказать, я считаю это своего рода манией преследования.
– Возможно, на вашем месте я думала бы так же, – холодно ответила Марлена и вышла.
Она кипела от возмущения. Спустившись в столовую, Марлена взяла себе чашку кофе и задумалась. Чего добивается этот приспособленец? Конечно, у него больше шансов стать начальником отдела, после того как Манфред Рафф, руководитель отдела обслуживания клиентов и третий человек в иерархии издательства, добровольно отказался от дальнейшей карьеры. Редкий человек! У него трое детей, и он не захотел оставлять жену наедине со всеми домашними хлопотами. Поэтому ему нужен нормированный рабочий день, чего нельзя себе позволить на должности начальника отдела. Оставались Бехштайн и она – если не будет решено пригласить начальника со стороны. Марлена решила составить сравнительные характеристики.
Бехштайн: женат, самого подходящего возраста, имеет лишь одного ребенка, диплом по экономике, убежденный конформист, пол мужской (!). Сплошные плюсы.
Она: замужем, в детородном возрасте, уже имеет одного ребенка, не имеет экономического диплома, слывет спорщицей, пол женский (!). Сплошные минусы.
Она взяла вторую чашку кофе. Если Бехштайн станет начальником отдела, он автоматически вновь превратится в ее начальника. Она чуть не подавилась кофе. О нет! Только не этот индюк надутый! Этот самовлюбленный подхалим! Этот гнусный шовинист!
С другой стороны, что ей остается? Ее рост возможен лишь в этой фирме. Захоти она перейти в подобное предприятие, она безнадежно застряла бы в тени молодых, полных сил, теоретически подкованных выпускников высшей школы, которые рыщут по конторам в поисках подходящей гавани.
Итак, оставаться и терпеть Бехштайна? Или оставаться и бороться? Если да, то каким оружием?
6
За следующие три месяца Никлас перестроил наконец чердак и перебрался со своим письменным столом, книгами и аквариумом под крышу. Он все чаще приносил документы домой, объясняя это тем, что невозможно выполнить всю эту работу в служебное время. Он целыми вечерами сидел, закопавшись в бумаги, и раздражался, когда Марлена приглашала гостей или звала его в кино. В выходные после обеда он исчезал в своей комнате тихо и осторожно, словно медсестра, боящаяся лишний раз побеспокоить раздражительного больного. Тогда Марлена могла греметь посудой, хлопать дверьми – все это не имело никакого действия. Он делал вид, что ничего не слышит. А на ее бесконечные претензии: «Ты совершенно перестал помогать мне», – у него был заготовлен нахмуренный лоб или резкий ответ.
Однажды он еще добавил:
– Черт побери, у тебя ведь есть Андреа! Две женщины вполне в состоянии справиться с домашним хозяйством.
Марлена изумленно посмотрела на него и язвительно ответила:
– Если бы раньше кто-нибудь стал утверждать, что ты заговоришь, как мой отец, я бы не поверила!
Споры на эту тему стали привычными. Оба они знали, чем это вызвано. Марлена чувствовала, что с каждым днем все больше разочаровывается в Никласе. Никлас недвусмысленно доказывал своим сегодняшним поведением, что его прежняя либеральность лишь скрывала вполне традиционные взгляды на положение женщины в семье.
Марлену особенно злил не тот факт, что люди меняются, а то, что эти изменения, похоже, и были сутью Никласа. Она ничего не имела против карьеры в фирме, но почему, служа там, Никлас счел необходимым предать забвению все то, что было так дорого ему в юности?!
Но говорить с Никласом обо всем этом, будоражить его гражданскую совесть, взывать к принципам было бессмысленно. Для него существовало только черное и белое. Большая политика интересовала его теперь постольку-поскольку, а клерков, которые борются в магистрате за установку телефонной будки на вокзале или за перенос велосипедной стоянки от ратуши, он просто презирает.
– Те, кто обзывает других клерками и обывателями, сами скорее всего ими и являются, – заявила Марлена после очередной бесплодной дискуссии.
Никлас взорвался. Нет, это она, Марлена, обывательница, а не он! Это она морочит ему голову мебелью, уборкой, стиркой, садом – всем этим буржуазным барахлом, с унизительностью домашнего хозяйства и заботой о собственности.
– Ага! – закричала она. – Так будь же последовательным: ходи в контору в неглаженых брюках, сажай гостей за пыльный стол и оставляй траву гнить под палой листвой!
Он кричал в ответ, что брюки можно отдавать в чистку, а гостей приглашать в кафе. О работе в саду, за недостаточностью аргументов, он промолчал – истинный адвокат! К сожалению, сад не выбросишь куда-нибудь на помойку, чтобы избавиться от проблем с ним, а садовника они с Никласом не могли себе позволить. Хотя и Марлена, и Никлас зарабатывали неплохо, чертов дом перемалывал их деньги как ненасытный молох. Кроме того, им приходилось пользоваться двумя машинами. Недешевое удовольствие, но что делать, если ближайшая станция в восьми километрах от дома. Оба автомобиля терзали экологическую совесть Никласа, лежа на ней тяжелым грузом. Когда же Марлена предложила ему отказаться от своей машины, он встревоженно спросил, понимает ли она, насколько ответственная у него должность. Как же он сможет работать без автомобиля?
– Так твой шикарный «вольво» необходим тебе для поиска истины и торжества законности?
Уничтожающий взгляд в ее сторону.
– О'кей! Если нам все же необходимы два автомобиля и если дом стоит так дорого, тогда нам не по карману все вещи отдавать в химчистку и приглашать в ресторан гостей.
– Не надо устраивать пышные застолья. Сыры, немного копченостей, легкое вино… Боже мой, Марлена! Не будь же всегда такой прямолинейной! Импровизируй!
Марлена не смогла ответить – от обиды у нее перехватило дыхание. Когда у них в последний раз были гости, Никлас явился за десять минут до их прихода – доктор Ленер опять устроил свои пресловутые вечерние посиделки – и стал жаловаться, что не смог купить овощной соус к итальянской запеканке, что в городе не оказалось ни овечьего сыра, ни паштета, ни оливковой пасты. И вино он тоже забыл приготовить.
Когда способность говорить вернулась к Марлене, она тихо сказала:
– Ты лицемерный идиот. – И повторила это при Андреа, которая посмотрела на нее полными упрека глазами и сочувственно погладила Никласа по руке.
Когда Марлена незадолго до Рождества сказала, что на работе ей предстоит сумасшедшая неделя, ее тон был почти просительным. Несколько раз ей придется вернуться домой поздно, и поэтому она рассчитывает на помощь Никласа.
Он пожал плечами:
– Никакой трагедии. Мы и без тебя справимся, правда, солнышко мое? – Он чмокнул Андреа в макушку.
– Я сделаю пиццу! – восторженно объявила Андреа, а Никлас поинтересовался, что же такое приключилось в издательстве.
Марлена объяснила, что Георг Винтерборн уже давно планирует взять большой кредит, чтобы дальше расширять фирму. Есть уже и потенциальный кредитор – один банкир. Но, прежде чем делать доклад правлению банка, он хотел бы получить исчерпывающую информацию по всем подразделениям издательства, включая отдел сбыта. Для этого на следующей неделе он два дня проведет у них в фирме. В первый день Питер Рот в общих чертах познакомит гостя с положением дел, вечером состоится обед в ресторане, а на второй день каждый руководитель подразделения должен будет провести презентацию своего отдела и подробно рассказать о своей работе. Естественно, к этому визиту надо готовиться довольно серьезно, дел еще предстоит много, поэтому она в совершенном цейтноте. Кроме того, скоро день рождения Тилли, и, если Марлена не будет у нее, мать обидится.
Приехав на работу, она узнала от секретарши, что срочно вызвана вместе с Бехштайном к Давиду Эриксону.
– Он сказал, зачем?
– Нет. Но он был очень сердит, я едва узнала его голос.
Марлена зашла в кабинет Бехштайна:
– Вы знаете, что он от вас хочет?
Бехштайн сказал, что не знает, однако, собираясь выйти из кабинета, прихватил с собой лежащую на столе папку. Следовательно, он к чему-то подготовился?
Давид Эриксон пригласил его и Марлену в небольшой кабинет для переговоров. Усевшись напротив него, Марлена увидела, каким усталым и измученным выглядит Давид, хотя и старается скрыть это. При всем своем дружелюбии он был очень закрытым человеком. В нем было что-то непонятное, необычайно привлекавшее и волновавшее Марлену, и она часто представляла себя, как чудесно было бы остаться с ним наедине, выслушать его, утешить – нежно, любовно, без всякого намека на секс. По крайней мере, сначала без всякого намека – ведь она так и не рассталась со своей робкой влюбленностью в него и смущенным восхищением. В фирме упорно поговаривали, что жена бессовестно обманывает его. Действительно, Карола не отказывала себе ни в каких удовольствиях. А ее склонности, если верить молве, были особого свойства. От одного сотрудника Давида Марлена знала, что брак Каролы давно в состоянии кризиса и что Давид только потому позволяет все это, что слишком привязан к фирме, зависит от нее и очень хорошо относится к своему тестю. При этом никто не слышал, чтобы он заводил какие-нибудь интрижки на стороне. Он вел себя безукоризненно. Иногда Давид казался Марлене скучным в своей абсолютной безупречности. А может быть, он принадлежал к тому типу мужчин, которые лечат свои унижения в пикантных заведениях за определенную плату?
Но сейчас он действительно был крайне разозлен. Он сухо объяснил суть дела. До него дошли сведения, что рекламные агенты дважды продают одно и то же рекламное поле, несмотря на то, что всегда существует опасность лишиться своей доли прибыли, если обман раскроется. Есть множество серьезных клиентов – например, банки, – которые из-за подобных накладок угрожают издательству, что в будущем прервут с ним договор.
Марлена удивленно посмотрела на Давида:
– Я знаю об этом еще с того времени, когда работала в подразделении господина Бехштайна. Но теперь я не занимаюсь претензиями клиентов.
– Господин Бехштайн придерживается мнения, что ваши курсы для внештатных сотрудников отчасти тоже повинны в этом. Он уверяет, что на занятиях вы не уделяете никакого внимания этим вопросам, да и вообще из ваших семинаров практические проблемы почти полностью исключены.
Марлена повернулась к Бехштайну,
– Как вам пришла в голову подобная глупость?
Но он проигнорировал ее вопрос, молча открыл свою папку и протянул ее Давиду.
– Вот, пожалуйста. Я принес с собой конспект лекций и названия изучаемых дисциплин. Ни одной строки, относящейся к этим нарушениям. Хотя я уже не раз говорил уважаемой коллеге, что на это нужно обратить особое внимание.
– Вы ни разу не говорили мне об этом! – рассерженно сказала Марлена. – Вы только ищете повод подчеркнуть, что считаете мою работу в учебном центре бессмысленной.
Давид между тем пролистывал содержание лекций.
– Но вы действительно не упоминаете об этом в лекциях.
– Нет, я обязательно делаю это. Всем преподавателям дано указание обращать особое внимание на требование полной честности в отношениях с клиентами. Но здесь, в конспектах, это действительно не отражено. Практические же случаи рассматриваются на семинарах и проигрываются во время занятий.
– Что-то я не заметил, чтобы квалификация моих разъездных сотрудников повысилась со времени основания вашего учебного центра, – язвительно произнес Бехштайн.
Марлена в ответ возразила с иронией, что это скорее проблема руководства. И его квалификации как руководителя.
Давид Эриксон встал:
– Я настоятельно прошу вас обоих изменить эту нетерпимую ситуацию.
Марлена и Бехштайн поднялись одновременно. Бехштайн сделал шаг в сторону, пропуская ее вперед.
– После вас. – Марлена смерила Бехштайна ледяным взглядом. – Есть люди, которых я предпочитаю не оставлять за своей спиной.
Он ответил ей свирепым взглядом.
Марлена обернулась и сказала Давиду:
– На следующей неделе состоится очередной семинар для работников внешней службы. Я приглашаю вас поучаствовать в нем. Иногда бывает нелишним увидеть все своими глазами и составить собственное мнение.
Она вышла за Бехштайном. Ох, как же она ненавидела этого придурка! Пусть только попробует допустить хоть малейший промах! Она не упустит возможности воспользоваться его ошибкой.
Тилли Шуберт очень обрадовалась, когда пришла Марлена с большим букетом цветов.
– Извини, что я так поздно.
Тилли с Иоганной выпили уже полбутылки шампанского и в унисон перемывали косточки известным личностям.
Марлена подумала, как странно порой поворачивается жизнь. Кто бы мог подумать, что между Тилли и Иоганной завяжется такая тесная дружба! Они с полуслова понимали друг друга, и Иоганна даже выхлопотала для Тилли место в регистратуре того страхового общества, где она работала. Обе частенько ужинали вместе, ходили в кино, и даже в женский центр, который основала Иоганна, она таскала с собой Тилли.
– Мне и во сне не могло присниться, что ты вдруг станешь феминисткой, – сказала Марлена.
Тилли ответила, смущенно заморгав:
– Представь себе, в этом центре даже проходят дискуссии о женском оргазме.
Марлена засмеялась:
– Раньше при этом слове ты впадала в панику и кипела от возмущения.
– От зависти. Когда ни разу этого не испытывала…
– А теперь?
– Теперь я, по крайней мере, знаю, почему не испытывала.
– И все это ты поняла в женском центре?
– Ну да!
– И это что-нибудь меняет в вашей жизни?
– По крайней мере, я разобралась теперь во многих вещах.
Иногда Марлена пыталась понять, не наигранная ли бодрость у матери. Как так случилось, что она так резко изменилась за столь короткое время? Она прожила с Бруно вместе всю жизнь, родила от него детей. И ничего не осталось?
– Чувства тоже расходуются, как и деньги, – тихо ответила Тилли, когда Марлена спросила ее об этом. – Люди или теснее прикипают друг к другу, или с каждым годом становятся все более чужими.
– Почему же тогда вы все еще не развелись с отцом?
– Из-за него. Он думает, что чем дольше продлится такое положение, тем больше шансов, что я вернусь.
– И?..
– Нет! – твердо сказала Тилли.
За едой Марлена рассказала о своем конфликте с Бехштайном и о жуткой перспективе заиметь его в скором времени в роли начальника.
– Эй, эй! А где же твой боевой дух? – спросила Иоганна.
– В борьбе против этого подхалима у меня нет никаких шансов.
– И как выглядит это ничтожество?
– Как будто спрыгнул с рекламы «Менеджер-журнала». Роговые очки и булавки для галстуков. Ни одного грамма жира, белоснежные зубы, свежий загар круглый год.
– Задави его во время презентации, которую вы будете проводить для своих банкиров.
– Невозможно. Бехштайн уже несколько недель не занимается ничем другим, кроме подготовки к этому событию. Ведь даже Георг Винтерборн будет там присутствовать, чтобы услышать нас.
– Но все же попробуй.
– А как? Превратиться в мужчину?
Дискуссия закончилась тем, что они размечтались о глобальном мировом перевороте, поменявшем бы местами мужчин и женщин. Герда Бехштайна нужно превратить в «работающего домохозяина». Есть же работающие домохозяйки, почему не может быть «домохозяин»?
А Никлас как «работающий домохозяин» всеми мыслимыми способами должен тогда баловать Марлену, чтобы она все свое внимание могла сосредоточить на собственной карьере.
– Бехштайн во время своего доклада в исключительно женской аудитории должен будет все время чувствовать на себе критические взгляды, оценивающие его телосложение, чтобы выяснить, не вызвано ли его стремление к профессиональному росту какими-нибудь специфическими мужскими недостатками. И выслушать всякие мерзкие замечания, типа «Конечно, с такой задницей у парня нет никаких шансов» или «У него там наверняка ничего и в микроскоп не разглядишь».
Вдохновленные такой многообещающей картиной будущего, женщины со смехом открыли третью бутылку шампанского.
Когда Марлена вернулась домой, на полу в гостиной, рядом с телевизором, лежал противень с остатками пиццы. Рядом валялась пустая пластиковая бутылка из-под лимонада. Морская свинка Тони шуршала под софой. Марлена была слишком разбитой, чтобы что-то делать. Она разделась, приняла душ и легла. Никлас спал рядом с открытым ртом.
– Эй, – прошептала Марлена все еще под впечатлением портрета «работающего домохозяина», – ты приготовишь утром завтрак?
Никлас что-то буркнул и повернулся к ней спиной.
– Яйцо всмятку не помешало бы.
Никлас опять что-то пробурчал.
– Да и мою обувь неплохо было бы…
Никлас захрапел.
Марлена вздохнула и подумала о Тони, которая сидела под софой и грызла ковер. Она думала о куче неглаженого белья, о пустой кладовке, о совершенно запущенном саде. Храп Никласа, заливистый и вибрирующий, достиг высших степеней виртуозности, наглядно демонстрируя ей всю тщетность былой романтики. Выпитое шампанское настроило ее на сентиментальный лад, и она, изнемогая от жалости к себе, горько вздохнула и вдруг разрыдалась. Итак, для женщин нет никакого выхода? Или она снова не за того вышла замуж?
– Яйца всмятку! – сердито сказала она и пнула Никласа ногой, однако тот даже не проснулся.
Незаметно для себя Марлена задремала и увидела во сне бушующие волны, черные как чернила. Надувная лодка плывет по этому чернильному морю с резиновыми берегами. Лодка наконец подплывает к берегу, но там обрыв, она обрушивается вниз и вновь оказывается в черной воде. Лодка крутится на месте, попадает в водоворот – и так целую вечность, снова и снова.
Марлена проснулась под утро вся в холодном поту.
И вот в таком настроении, с тяжелой головой сидела она в конференц-зале. Овальный массивный стол, за окном – серое, затянутое облаками небо, на его фоне – фасады домов, телевизионные антенны, дым над крышами. Георг Винтерборн представил всем солидного банкира: Вальтер Леонард. Он был маленький, худой, с седым, тщательно уложенным венчиком волос. Он любезно всем улыбался, а с Марленой был подчеркнуто вежлив.
Питер Рот стоял у проектора. Секретарша принесла кофе, и Марлена вспомнила тот день, когда она сидела в кабинете Георга Винтерборна и просила взять ее на работу секретаршей на приеме. Когда же это было? Почти семь лет назад?
Потом – обход всех подразделений, коктейль в кабинете Питера Рота. Даже Георг выпил, хотя не выносил алкоголь. Потом голос Андреа в телефонной трубке. Она, рыдая, говорила: «Тони в кушетке, она застряла в пружинах, не может выбраться, она задохнется, мамочка, приезжай прямо сейчас!» Но она не может, никак не может. Она позвонила на работу Никласу, но у того нет времени: он ждет звонка от доктора Ленера, или от президента химического концерна, или от бундесканцлера. Все равно.
– Андреа и сама сможет… – говорил он, а Марлена с раздражением думала: «Ах ты, засранец!»
Потом такси, поджидавшие их во внутреннем дворе, лица сотрудников в окнах, ужин в «Вальтерштубене»… Господи, если бы мама сейчас меня видела! И как хорошо, что она все-таки надела этот черный костюм, она в нем такая серьезная. Это Никлас выискал его, может, он все-таки не засранец. Но сердца у него нет, иначе он все же приехал бы домой и утешил Андреа. Марлена с трудом удерживала улыбку на лице, и, когда подали свиное филе, она снова подумала о морской свинке Тони, которая застряла в пружинах дивана. Она пошла к телефону и позвонила Андреа. Та как раз сооружала гробик для Тони.
В ночном клубе много народу, в баре – мужчины. И множество прекрасных женщин, одних или со спутниками. Одна из них очень красивая и очень одинокая – Иоганна.
Когда Марлена заметила Иоганну, сидящую на высоком табурете у стойки, в платье, от которого захватывало дух, у нее бешено заколотилось сердце. Что она здесь делает? Неужели попала сюда случайно? Их глаза встретились, однако лицо Иоганны осталось неподвижным, ее взгляд переместился на очки в роговой оправе и голливудскую улыбку Бехштайна. Она улыбнулась ему, и он застыл как вкопанный. А Иоганна снова вернулась к своему аперитиву. Аперитив перед главным блюдом. Но каким?
Марлена, как в трансе, следила за беседой. Она заметила, как Бехштайн занервничал и то и дело взволнованно поглядывал на стойку. Марлене казалось, что она кожей ощущает то воздействие, которое оказывала на него Иоганна.
Марлена танцевала с Георгом Винтерборном. Питер Рот беседовал с Вальтером Леонардом. Бехштайн решительно подошел к Иоганне и пригласил ее на танец.
– Ну и ну, этого я от него не ожидал, от нашего безупречного Бехштайна, – заметил Георг Винтерборн.
– Может быть, он не такой уж безупречный?
Георг рассмеялся:
– Не слишком ли вы строги к нему? В конце концов, он всего лишь танцует с этой дамой.
Если бы ты знал Иоганну…
– Пойдемте… После всего этого шампанского хочется выпить старого доброго шнапса. – Винтерборн пошел к бару, Марлена последовала за ним. Ей тоже хотелось шнапса, по пятнадцать марок за рюмку. Потому что на другом конце стойки смеялась Иоганна с Бехштайном. Она уже доверчиво положила руку на его плечо, ее ярко накрашенные губы призывно блестели, казалось, все лицо занимали эти сочные, яркие губы, которые лишали рассудка и не таких растяп, как Бехштайн.
– Вы давно знакомы с господином Леонардом? – спросила Марлена, чтобы отвлечься от впечатляющего зрелища.
– Он был другом моей жены.
– И каковы наши шансы?
– Неплохие. Хотя, конечно, это зависит не от одного господина Леонарда.
– А сколько ему лет? Шестьдесят пять? Семьдесят?
Георг пожал плечами.
Марлена выпила второй шнапс; потому что теперь Иоганна водрузила свою вторую руку на второе плечо Бехштайна.
– Он совсем не похож на банкира. Скорее на добропорядочного дедушку. Почему он не живет спокойно и не наслаждается жизнью?
– Он наслаждается ею.
– Занимаясь концентрацией и слиянием фирм? Перекладывая миллионы с одного стола на другой?
– Это власть, а она притягательна.
– Власть и деньги. Для мужчин это всегда самое главное, не правда ли?
Он внимательно посмотрел на нее:
– Не для всех мужчин. Как вы мне рассказывали, ваш муж совсем другой.
Наверное, ей потребуется третья порция шнапса.
– Или нет?
– Не знаю. Он очень изменился.
– Послушайте меня, моя дорогая. Самое страшное в жизни – обманывать себя. Вы совсем не хотите иметь мужа-неудачника. Как бы он выглядел рядом с вами?
Она была почти готова открыть ему свое сердце. Но тут увидела, что Иоганна и Герд Бехштайн покидают бар. Как это Иоганне удалось? Наш честолюбивый Бехштайн! Бросил банкира Леонарда и, как сексуально озабоченный подросток, побежал за незнакомой женщиной!
Георг Винтерборн сказал:
– Если он завтра утром, наглаженный и безукоризненно одетый, не будет на месте, ему придется нелегко. Давайте вернемся к остальным.
Марлена кивнула. В ее голове вертелась одна мысль: что задумала Иоганна?
На следующий день она надела шелковое платье, а из украшений – только изящную золотую цепочку. Она раньше обычного появилась за своим письменным столом, после того как на рассвете похоронила вместе с Андреа бедную Тони в саду под смородиновым кустом. Им пришлось поработать мотыгой, чтобы раскопать мерзлую землю, но в конце концов могилка была готова. Марлена бережно положила в ямку цветную картонную коробочку и засыпала ее землей.
– Не печалься, – сказала она Андреа.
– Я хотела подарить ей на Рождество целый пучок петрушки.
– Если существует рай для морских свинок, то она сейчас там, на грядке петрушки. И вспоминает нас.
Андреа улыбнулась, но глаза у нее были мокрыми.
– Я люблю тебя, мамочка…
Разве может в такой день что-то сорваться?
Зазвонил телефон. Секретарша растерянно сообщила, что звонит госпожа Бехштайн.
Марлена попросила связать госпожу с ней. Растерянная Сусанна Бехштайн сообщила, что ее муж не вернулся вчера домой, что она бесконечно волнуется, но предполагает, что господин Бехштайн, вероятно, всю ночь был с этим богачом-банкиром. Все знают, что эти типы интересуются только бардаками и секс-шопами. Поэтому она хочет спросить, не получал ли ее супруг задание сопровождать этого банкира куда он пожелает.
Марлена напряженно размышляла. Потом сказала, что, видимо, это соответствует истине, потому что господин Леонард до сих пор не появился на работе.
– Но я обязательно сразу же наведу справки.
Она позвонила Иоганне в бюро.
– Что ты сделала с Бехштайном?
Иоганна хмыкнула:
– Он, как оказалось, просто безутешный страдалец.
– Где же он?
– И, конечно, не любит свою жену.
– Где же он?
– Он захотел, чтобы я задрапировалась в простыню вместо нижней юбки, а сам ползал вокруг меня на коленях.
– Иоганна!
– Да-да… Он снял номер в «Шератоне».
– Бехштайн?
– Он вел себя, как Онассис. Шампанское и голая баба, – так приблизительно представлял себе счастье его обывательский умишко. Шампанское он смог себе позволить, голую бабу – нет. Когда я его покинула, он лежал поперек кровати и храпел, как заржавленная труба.
– Почему ты это сделала?
– Потому что это доставило мне удовольствие. И потому что ты моя подруга.
– Но он до сих пор не появился.
– Тогда он не встанет тебе сегодня поперек дороги. – Иоганна! Это непорядочно и аморально.
– Ну и что?
– В каком он номере?
– Тебе придется все равно оставить эту идею. Когда я уходила, он был совершенно зеленого цвета.
– Какой номер?
– Прекрати, Марлена! Теперь ты пойдешь на это представление и спасешь ситуацию, взяв на себя доклад Бехштайна. Ты представишь свой отдел, поняла? Ты ведь его хорошо знаешь. Так давай же! Не упусти свой шанс!
– Номер комнаты!
Иоганна застонала:
– Комната 611. И ради этого я выслушивала его безутешные разглагольствования?!
– Я не просила тебя об этом. – Марлена положила трубку, но в тот же момент телефон зазвонил вновь.
– Винтерборн. Что там с Бехштайном?
– Его еще нет.
– Его жена звонила мне. Говорит, будто вы ее уверили, что ее обожаемый супруг сопровождает господина Леонарда.
– А что я ей могла сказать?
– И что же теперь?
– Может быть, мне навести справки?
– Но где?
– О… у меня есть одна идея…
Марлена позвонила в отель «Шератон», но ей сказали, что номер 611 не отвечает. Тогда она быстро заказала такси, поехала в отель и, уже поднимаясь в лифте, решала, как ей быть дальше. Что, если он не откроет? А вдруг у него, не привыкшего к алкоголю, случился инфаркт? Или алкогольное отравление? Вдруг захлебнулся своей рвотой? И как она сможет объяснить свое появление здесь.
Она постучала в дверь номера. Оттуда не донеслось ни единого звука. Марлена постучала сильнее. Когда мимо прошла горничная, она сунула ей несколько марок в карман и попросила разбудить гостя из номера 611 и напомнить ему о докладе в издательском доме Винтерборна. Она ждала у двери, пока Бехштайн с распухшим лицом и воспаленными глазами не возник в коридоре.
– Боже мой! Что происходит?
Она вошла в номер. Две пустые бутылки из-под шампанского, бокалы, полная пепельница. Костюм Бехштайна помят, рубашка расстегнута до пояса. Должно пройти время, прежде чем он полностью овладеет собой и справится со своим поражением. А может, ему хватит и пары часов? Защитные механизмы, вытесняющие подобные воспоминания, у мужчин очень сильны, а у удачливых менеджеров они, возможно, даже входят в программу обучения, и их специально тренируют.
– В таком виде вы не можете появиться в фирме. И дома тоже.
Он изменился в лице и исчез в ванной комнате. Марлена услышала, как его рвет.
Она взглянула на часы. Оставался час.
Марлена позвонила портье и попросила принести бритву. Потом постучалась в дверь ванной комнаты и спросила Бехштайна, какой у него размер рубашки. Сунула горничной еще одну банкноту и послала ее в киоск на первом этаже. Потом попросила немедленно отгладить его костюм.
Через полчаса Марлена с Бехштайном уже сидели в такси, и за пять минут до начала презентации они со своими папками уже входили в конференц-зал.
Георг Винтерборн бросил на Марлену вопросительный взгляд. Марлена успокаивающе улыбнулась в ответ. Она заметила, с каким искренним уважением провожали ее эти глаза, и его восхищение подействовало на нее, как возбуждающее средство, как рюмка шнапса перед обедом. Она с достоинством кивнула всем присутствующим и заняла свое место.
Бехштайн все еще был бледен. Он отбарабанил свой доклад так, словно несся по русским горкам: то слишком быстро, то слишком медленно, теряя смысл и бесконечно извиняясь. Но его состояние не бросилось в глаза Вальтеру Леонарду. После доклада Бехштайна всех пригласили на а-ля фуршет. При взгляде на бокалы Бехштайн изменился в лице.
Марлена, Винтерборн и Бехштайн стояли у окна.
Бехштайн сказал:
– Даже не знаю, как такое могло случиться… Эта женщина… – он беспомощно пожал плечами. – Должно быть, потаскушка какая-нибудь…
– Уверяю вас, вы ошибаетесь. Я тоже вчера заметил эту женщину, – холодно ответил Винтерборн.
