Текст книги "Волчица лунного князя (СИ)"
Автор книги: Анна Замосковная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)
Глава 26
– Нет! – Голос Ариана эхом отдаётся под сводами. – Я запрещаю именем князя.
Оглядываюсь: Ариан не выглядит испуганным или даже встревоженным, поэтому резкий запрет кажется странным. Подозрительным.
Дракон, судя по вскинутым бровям, тоже удивлён. Удивление сменяется непонятным выражением лица. Щурясь, дракон меня оглядывает. Разводит руками:
– Прости, дорогая, с моей стороны было бы глупо нарушать прямой запрет именем князя.
– А дипломатическая неприкосновенность? – любопытствую я.
Если Ариан считает, что дракону не стоит расправлять здесь крылья, пусть так и будет, но интересно ведь, почему.
– Лунный князь может, дипломатично не прикасаясь, меня убить, – тон Ярейна шутлив, он улыбается, но в глазах с вертикальными зрачками – мертвящий холод. Один зрачок разворачивается к Ариану. – Хотя полный запрет у нас только на полёт, а по разрешению жриц мы вправе принимать облик сущности.
Ещё интереснее.
– Лунный князь способен убить дракона, даже не дотрагиваясь? – Подгребаю руками и ногами, чтобы не уйти под воду, хотя от пристального взгляда Ярейна хочется сделать именно это. – Или вы в маленького дракона превращаетесь? Размером с волка? И никакой суперчешуи?
Тявкающий смех Ариана обрушивается на нас многократным отголоском эха. Ярейн вздёргивает нос и высокомерно сообщает:
– Мы крупнее оборотней. И сильнее. Но с лунным князем можем справиться только в Солнечном мире.
– Почему?
– Только в противоположном расколотом мире князья становятся достаточно уязвимыми, чтобы можно было их убить.
Он продолжает одним глазом следить за Арианом, мне тоже хочется такое полезное косоглазие. Мельком оглядываюсь: Ариан на нас просто смотрит.
– Что, иначе совсем никак? – До меня вдруг доходит. – То есть князья… они… в принципе несвержимы? Вообще? Абсолютная, непобедимая власть? Получается, они что-то вроде богов?
Змеиная улыбка скользит по губам Ярейна, и понизившийся голос похож на шипение:
– Или рабов своей силы. Княжеские троны, будь то лунный или солнечный, крепче любых цепей.
– Но… почему? – На мгновение забываю держаться на воде и погружаюсь до подбородка. Выныриваю. – Как такое может быть?
Кошусь на Ариана: щурится, но разговору не мешает. Продолжаю гадать:
– Они что, от тронов отойти не могут?
– Могут. Но где бы ни были, они всегда к ним привязаны, всегда должны подчиняться правилам и держать слово, иначе расплата неминуема.
Что-то такое Ариан говорил. Но от подробностей удержался. А судя по лицу Ярейна, немного жуткому из-за развёрнутых в разные стороны глаз, он ждёт от меня вопросов. Неужели надеется любезными разговорами очаровать меня и так завести у оборотней лояльную жрицу?
– Как так? – Надо пользоваться независимым информатором. – Неужели трон что-то понимает? Он как компьютер оценивает и решает?
– Любопытное сравнение. И весьма верное. Это духи, оставленные богами, и они не ведают жалости и не прощают ошибок. Когда князь делает что-то совсем противозаконное, он просто умирает. Но если проступок не столь тяжёл, кара неочевидна, наступает не сразу, она точно медленный яд разъедает судьбу князя: за каждое отступление от заветов богов, за каждое неисполненное обязательство, за каждое нарушенное слово или предательство своего народа. Каждое решение князя должно быть продиктовано законами и благом народа, и за решение на основе личных предпочтений он будет наказан. Разве это не ужасно? – шипит-говорит Ярейн. – Иметь такую власть и не иметь возможности использовать её в личных целях даже в малом? Не иметь возможности принять более симпатичную сторону, подсуживать, обманывать?
Да у меня даже в голове не укладывается, что правитель может быть абсолютно бескорыстен и только служить подданным.
– Это невозможно, – отзываюсь с улыбкой. – Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– О, эти сумеречные представления о власти, – улыбается в ответ Ярэйн, погружает подбородок в воду. – Но наши князья – идеальные поводыри своего народа. Мы боимся их, но и верим в них. И всякий оступившийся, посмевший поставить своё благо выше дарованного ему обязательства вести свой народ, всегда и довольно быстро за это расплачивается.
– И что, нет способа обойти наказание? – всё ещё не верю я.
– Только отсрочить. Пример тому – прежний лунный князь.
От неожиданности резко выдыхаю и ухожу под воду. Выныриваю снова, тяжело дышу. Вода струится по лицу, склеивает ресницы, и несколько мгновений я почти не вижу лица Ярейна. Пустота под ногами начинает уже напрягать, невольно хватаюсь за его плечо – горячее, слишком горячее для человека. Он легко балансирует на поверхности воды.
– А что случилось с прежним князем? – торопливо спрашиваю я.
Взгляд Ариана давит на меня, но никак иначе моё любопытство не осуждается. Возможно, стоило расспросить об этом самого Ариана, но где гарантия, что он ответит?
А вот дракон не прочь поболтать. Он даже не дожидается вопроса, продолжает:
– Жена прежнего лунного князя, когда была ещё свободной волчицей, стала компенсацией в конфликте стай – князь сам определил так по закону. Только когда увидел её, влюбился без памяти, ни на что не посмотрел, забрал себе. Конечно, несостоявшемуся жениху он взамен отдал дочь лунного воина, но княжеское слово было нарушено, и судьба князя сломана, его время побежало быстрее, болезни будто искали его. Княгиня до Чомора дошла, уговорила преподать несколько уроков, хотя он уже пять тысяч лет как отказался раскрывать секреты судьбы смертным. Только все её попытки переплести судьбу мужа лишь отсрочить его смерть. Кара богов, если князь ставит личное над общим, неизбежна и сурова.
Огромных усилий стоит не оглянуться на Ариана, не намекнуть этим жестом дракону, что с нами рядом нынешний лунный князь. А вслед за этим приступом осторожности приходит осознание, что меня Ариан тоже обещал другому: кому-нибудь из тех, кто участвует во всех этапах смотрин. Мурашки зябкой волной растекаются по спине, и плечо Ярейна моим похолодевшим пальцам кажется нестерпимо горячим.
Я всё же оглядываюсь на Ариана: он опускается в позу сфинкса и застывает. Смотрит на меня, не мигая. Опять обращаюсь к Ярейну, и мой голос звучит немного сдавленно:
– Не думала, что всё так серьёзно.
Ярейн в улыбке обнажает острые зубы:
– Именно поэтому ни в Солнечном, ни в Лунном мире не бывает борьбы за центральные престолы.
Престол? Да меня не борьба за престол волнует, меня захлёстывает паникой: как так-то? Неужели Ариан совсем ничего не может сделать? Никак не может ничего изменить?
– И что, у князя нет никаких способов обойти… – подбираю подходящее слово, – собственное решение?
– У князя – нет.
Ну как же так… а если меня убьют, и я не смогу пройти все смотрины и выбрать мужа? Что будет с Арианом?
– А если подданные нарушат его предписание? – торопливо уточняю я. – Если они не исполнят нужное, что тогда?
– Если князь мог помешать, но намеренно этого не сделал – наказание неизбежно. Если князь ничего не мог с этим поделать – на нет и суда нет. – Ярейн усмехается. – Иначе все князья вымерли бы. Да и главам родов невыгодно подставлять князей, ведь если нет достаточно взрослого наследника, княжеская сила выберет носителя из их числа, и тогда у избранника, привыкшего потакать своим пристрастиям и воспитанного на необходимости лжи, настанет слишком мучительная жизнь.
Выдыхаю: значит, лазейки есть.
Дверь в бассейн распахивается, два мужских тела бомбочками падают в воду. Меня окатывает брызгами и волнами. Два довольных сына вождя подплывают ближе.
– Доброго здоровья, жрица, – выдыхают они между гребками, кружат, точно акулы. – Доброго здоровья, быстрокрылый Ярейн.
– Доброго здоровья, Орой и Улай, – величественно отзывается Ярейн.
Один из братьев поворачивается набок. Потоки воды дёргают его мужское достоинство в гнезде тёмных волос. Оглядываюсь: второй брат тоже совсем голый.
– Я накупалась, – мрачно признаюсь я и направляюсь к изогнутому бортику, к сидящему в позе сфинкса Ариану.
Сердце обмирает так сильно, что трудно плыть, трудно дышать. Орой и Улай обсуждают с Ярейном предстоящую охоту, а я до ломоты в груди хочу поговорить с Арианом о судьбе лунных князей, о его судьбе.
Дверь резко открывается.
– Вот вы где! – Сонная и помятая Катя, мельком оглядев бассейн и блеснув серебристым халатиком, прыгает в воду.
Брызги и волны разбегаются в стороны. Довольно резво преодолев разделяющее нас пространство, Катя уцепляется за меня и стонет:
– Вчера я так объелась…
Растерянно заглядываю в её лицо: она – сама беззаботность и каприз.
– Что-нибудь случилось? – мигом серьёзнеет Катя.
– Нет, ничего. – Нестерпимое желание поговорить с Арианом тонет в охватившей меня неуверенности: можно ли ему обсуждать эту ситуацию со мной, ведь это повлияет на смотрины? Не отразилась ли на них близость между нами? Потому что это, как ни крути, отдаляет меня от потенциальных женихов, а ведь Ариан обещал…
– Точно ничего? – Катя наклоняется ближе и обнюхивает меня. – Ты какая-то странная…
– А вы, девушки, в ПМС все странные, – усмехается проплывающий мимо Орой или Улай, а его братец поддерживает:
– Нервные и слишком эмоциональные.
Катя поводит носом и кивает:
– Ну, да, есть такое.
Понятно, что среди оборотней это дело не скроешь, всё равно учуют, и, наверное, поэтому у них нормально подобное открыто обсуждать, а у меня кровь к лицу приливает и становится жарко.
Тут ещё и Ярейн подгребает, явно всё слышавший, и сочувственно кивает:
– Да, оборотни, они такие… откровенные.
– А что такого? – хлопает ресницами Катя. – Это же естественный процесс, а мужчинам лучше знать, когда поберечь шкуру.
Запрокинув голову, Ярейн громко смеётся:
– О да, очень верное замечание.
Волчицы с ПМС… в общем, я, пожалуй, немного сочувствую оборотням.
Вспоминаю, что у женщин цикл обычно выравнивается, и сочувствую даже не немного.
– Кстати, о естественных процессах, – один из братьев ухватывается за бортик. – Не пора ли поесть? Я с трёх часов ночи ни кусочка во рту не держал.
– Орой, ты обжора, – братец плещет на него водой.
Часть брызг должна попасть на морду Ариана, но он отскакивает и недовольно смотрит на разыгравшегося Улая.
– Прости, прости, – тот вскидывает руки и уходит под воду.
А я пристально оглядываю Ороя, пытаясь соотнести имя с ним. Братья достаточно непохожи, чтобы их не путать, но я никак не могу запомнить сами имена. Надеюсь, до конца срока они мне не понадобятся.
Куда я качусь? Судя по тому, что смутно помню с пира, мне можно выбирать любого из этих двоих, а я даже по именам их не отличаю. Чёрного волка Дьаару мне тоже, кстати, предлагали, но тот как-то не горит желанием предстать пред мои не очень светлые очи и завоёвывать сердце.
Собственно, и Орой с Улаем из шкур не лезут, чтобы на меня впечатление произвести. Или у них похмелье после трёхдневного пира?
– Впрочем, неплохо бы и перекусить, – вдруг соглашается Улай. – Жрица, Кати, вас до трапезной проводить?
Оглядываюсь на Ариана. Он едва заметно кивает. Ему себе даже чуть-чуть подсуживать нельзя, никакого мухлежа. Действительно страшная власть.
* * *
Нежелание навредить Ариану даже невольно, – ведь он, теоретически, должен сделать всё возможное, чтобы я рассматривала женихов и их стаи по-настоящему, – я отправляюсь со всей честной компанией перекусить. Неожиданно это уже обед. Я с вежливой улыбкой выслушиваю пояснения Ороя и Улая, что из представленного на столе – пойманная охотниками дичь, а что завоз из Сумеречного мира.
«Они только о еде и думают», – одними губами шепчет Ярейн и подмигивает мне. А мне любопытно, где пропадает его спутница, но спросить повода нет.
Едва мы заканчиваем с обедом, подошедший мрачный Дьаар сообщает, что программой развлечений лично для меня и моей помощницы предусмотрена прогулка по городу.
Точнее, поездка.
На козле.
Охотники стаи, явившиеся следом за Дьааром, клятвенно заверяют Ариана, что ни в городе, ни на высотах вокруг него нет снайперов, зато очень много патрульных, и «мы перед князем жизнью клянёмся, что на этот раз жрица в безопасности».
Судя по выражению морды Ариана, ему не нравится идея прогулки, но… он соглашается. А Катя, театрально жалуясь на усталость после пира, выпрашивает разрешение остаться и ещё поспать.
Город холмов большой, соизмеримый с городом Златомира. А может, мне так кажется из-за тряских путешествий по спиралям и завиткам дорог. Второе впечатление мало чем отличается от первого: слишком непривычно, слишком органический дизайн, и поэтому всё странно.
Да, пожалуй, ощущение ирреальности происходящего – самая мощная эмоция, которую вызывают волнистые стены, ассиметричные окна и двери врезанных в холмы домов.
Мои сопровождающие, в отличие от того же Златомира или Ламонта, совершенно никакие экскурсоводы: Дьаар молчит, как партизан, а Улай с Ороем быстро переключаются с архитектуры и достижений стаи на охоту. Слушаю их вполуха, а мысли всё возвращаются и возвращаются к Ариану. Так в размышлениях и мерной качке на двуколке проходит время до ужина.
На этот раз к трапезе присоединяется Амат с дочерьми. Волчицы так смотрят на Ариана, что сразу понятно: что-то задумали.
Глава 27
Кошусь на сидящего слева Ариана: как всегда собран и строг, разряженных в цветные платья девиц и взглядом не удостаивает, словно их тут нет. Амат щурится на него. Обрамлённое перьями и густыми прядями бронзовое лицо с крючковатым носом само по себе выглядит грозно, и трудно понять, злится шаман-вожак на небрежение лунного воина к красавицам-дочерям или с некоторым уважением относится к рьяному исполнению обязанностей.
Девушки и юноши выставляют на изогнутый волной стол подсвечники с ароматическими свечами, и по небольшому залу плывёт аромат шоколада. Следом за освещением выставляются миски с пирогами и рёбрышками, с ломтями мясных рулетов и приглянувшимися мне с пира тушками перепелов, которых водружают прямо передо мной. Выставляют и мисочки с резко пахнущей перцем жижей, домашние колбаски с золотистой корочкой, и нарезанные овощи с фруктами, кубки и кувшины. Перед тарелкой Ариана опускают плоское блюдо с рульками, на которые он обычно налегал. Возможно, потому налегал, что с ними удобнее в волчьем облике расправляться, чем с рёбрышками или мелкокостными перепелами и курицами.
От ароматов рот наполняется слюной, сглатываю. Глаза разбегаются. Даже не знаю, за что хвататься, ведь только попробовать всего понемногу – уже риск для фигуры.
В зал заходит Ярейн в золотой тоге и его спутница в золотом, точно змеиная шкура облегающем платье.
– Простите за задержку, – высокомерно улыбается Ярейн, но его голос медово-сладкий. – Ваш сад камней очаровал меня и заставил позабыть о времени.
– Благодарите за это Милике, – улыбается Амат, и ближе всего сидящая к нему волчица слегка склоняет голову.
– Мастерица. – Ярейн окидывает взглядом стол, скамейки изогнутые и усаживается рядом с хмурым Дьааром, подпирающим мой правый бок.
А вот дракониха усаживается с другой стороны возле Ороя.
– Угощайтесь, гости дорогие, – широким жестом предлагает Амат.
Орой наполняет бокал драконихи. Дьаар наливает морса мне и, вздохнув, в миску Ариана, заменяющую кубок.
Из-под полуопущенных ресниц наблюдаю за оборотнями: девы, пожирающие Ариана взглядами, почти не дышат.
Чего они удумали? Опоить его? Отравить? Последнее вряд ли, но кто их знает, всё же он оскорбил дочь местного главы отказом.
Ариан распахивает пасть, наклоняется к рулькам. Девушки подаются вперёд, я уже хочу крикнуть: «Стой!»
Только Ариан сам останавливается, захлопывает пасть и носом сталкивает рульки с блюда.
А на блюде какие-то надписи.
– Чудесный ход. – Ярейн расплывается в улыбке и начинает аплодировать.
Сидящая дальше всего от отца девица заливается алым румянцем до самых ушей, две другие краснеют не так сильно, но поджимают губы и раздувают ноздри.
– Дуры, – шепчет справа Дьаар.
Амат строго взглядывает на дочерей, и они склоняют головы. Оглядываю остальных сидящих за столом: дракониха лишь надменно заламывает бровь, а вот Орой с Улаем тоже краснеют.
– И что это значит? – мой голос неожиданно громко звучит в наступившей тишине.
Ярой указывает кубком на блюдо и насмешливо поясняет:
– Тут написано, что это дар от Эскинчи. Так как это мясо, наш милый лунный воин, отведав его, согласился бы на брак с младшей дочерью нашего резволапого хозяина.
– Эскинчи, – рокочет Амат. – В северную деревню.
– Но… – стонет младшая из девиц.
– Прямо сейчас, – чеканит мрачный Амат. Он не смотрит на дочь, только на Ариана.
Эскиничи, всхлипнув, бросается к двери. Тело девушки надламывается, и с полпути она бежит бурой волчицей. Путаясь в платье, толчком открывает дверь. Захлопываясь, створка зажимает подол.
– Прости, воин, – чуть склоняет голову Амат. – Я бы не признал это за предложение. В заключении брака всё должно быть честно.
– Юные романтичные девушки часто делают глупости, – спокойно отзывается Ариан. – А предложение дочери вожака стаи лестно было бы и самому князю, о простом лунном воине и говорить не приходится.
Две оставшиеся романтичные девушки, в числе которых и предложившая шоколадку, гневно сопят в ответ на это заявление. У Дьаара на стиснутых кулаках вены вздуваются, а Орой или Улай шумно фыркает. И только Амат совершенно спокоен, лишь глаза хищно поблёскивают.
Что-то мне кажется, поведение Ариана всё же оскорбительно. Ну, если подумать: даже если уловка организована без ведома Амата, простой воин должен вгрызаться в мясо и радоваться родовитой невесте, а не нос воротить.
И ещё интересно, как Ариан догадался о подлянке?
– Угощайтесь, – вновь широко взмахивает рукой Амат.
А мне вдруг приходит мысль, что предложение можно вырезать прямо на куске мяса – ну так, чтоб наверняка. Поэтому беру хрустящую зажаренную колбаску, осматриваю её и кладу на тарелку Ариана.
Остальные как-то странно на меня смотрят.
– Мм, – усмехается Ярейн. – А воин-то у нас нарасхват, предложение за предложением.
Соображаю… Краснею: в самом деле ведь предложила серьёзные отношения, получается.
– Но ведь нам же приносят мясо девушки, прислуживают на пиру, – возражаю я. – Я просто…
– Незнание законов не освобождает от ответственности, – смеётся Ярейн и отпивает из кубка.
– Я ему наложу, – ворчит Улай и, как и я оглядев кусок мясного рулета, укладывает его на тарелку Ариана.
– А ты ещё попробуй это, – пуще прежнего веселится Ярейн. – А то вдруг там скрытые сюрпризы.
– Ну если так угодно гостю дорогому, – язвительно отзывается Улай, то ли имея ввиду Ярейна, то ли обиженный тем, что Ариан не бросается на предложенный им кусок, и порывисто откусывает от рулета. Сплёвывает и обиженно восклицает: – С шоколадом!
Дьаар хватает колбаску, разламывает её, жадно принюхивается – и отбрасывает, хватается за пирог, ломает его: внутри шоколад.
– Здесь хоть что-нибудь есть можно? – рычит Дьаар на сжавшихся девушек.
– С глаз моих вон, – роняет Амат, и дочери пулей вылетают из зала.
Некоторое время Амат сидит, постукивая когтистыми пальцами по столешнице.
Ярейн самодовольно попивает из кубка. Кажется, только ему и его спутнице сейчас хорошо. И почему-то кажется, он знал о шоколаде в мясе, потому и предложил Улаю отведать.
– Еды несите! – рявкает Амат.
Буквально через две минуты еду на столе полностью сменяют расторопные девушки и юноши. На свой вопрос я и сама додумываю ответ: наверное, по традиции поднесение к столу блюд официантами в принципе не может считаться предложением, иначе это сильно осложнило бы обслуживание на пирах.
Ужин проходит в молчании, только Улай иногда спрашивает, что именно хочет поесть Ариан, да отрывает куски от его еды, проверяя их на несанкционированные ингредиенты. И опять мне кажется, что Ариан согласием на эти демонстративные проверки оскорбляет Амата. Или ставит на место? Или просто понижает его статус перед делегацией драконов? Иначе с чего у Ярейна в глазах столько неподдельного веселья?
Непонимание нюансов изрядно портит аппетит, и я даю зарок изучить все нормы поведения оборотней и стаи… в которую попаду. Снова меня накрывает желание поговорить с Арианом, столь же сильное, как и боязнь этого разговора. И поэтому когда ужин заканчивается и Амат говорит:
– А теперь приглашаю прекрасную жрицу посмотреть состязание по лапте.
Я почти рада передышке. Тем более о лапте я только слышала, но никогда не видела.
* * *
Игра проходит на личном поле вожака, расположенном между тремя холмами-домами. Светильники зажигают так ярко, что почти имитируют день: только луна на небе портит это впечатление.
Внезапно загадочная лапта оказывается похожа на бейсбол. Почти не внезапно оборотни играют голые, потому что пробежки по полю предпочитают делать в зверином облике, и из-за этого команды различаются лишь цветом шарфиков: белые и чёрные. И совершенно ожидаемо азарт игроков и болельщиков заражает и меня, хотя болельщиков всего сорок – семья Амата и приближённые, но они так орут и скачут, так переживают, что хватает на небольшой стадион. Парнишки и девушки разносят между кресел медовуху, жареный арахис, вяленое мясо, мозговые косточки и прочие своеобразные закуски.
К финалу накал страстей достигает такого пика, что зрители требуют игру на бис. И потом снова, а когда игроки выматываются, некоторые болельщики сбрасывают одежду и с воплями вроде «А, ты ничего не понимаешь!» или «Что ты ползаешь, как черепаха!» отнимают шарфики и включаются в состязание. Заменённые таким образом игроки падают на сидения зрителей и, грызя многочисленные закуски, сами поддерживают сменщиков:
– Лапами шевели!
– Беги!
– Двигай, а то хвост сломаю!
И всё в таком духе. И хотя медовухи я отведала всего два кубка, не хуже прочих ору и скачу, болея за всех сразу. В какой-то момент мне предлагают попробовать сыграть. На адреналине я готова согласиться, но Ариан рыкает чуть, и голова проясняется: ну в самом деле, какая лапта с оборотнями?
На финальный пир Ариан меня тоже не пускает, и судя по тому, что идут туда одни мужчины, мне там и впрямь не место.
Пошатываясь, отправляюсь следом за Арианом в дом. Волнистые стены волнуются больше обычного, потолок перекатывается, точно живой, а внутри у меня всё трепещет: то ли от восторга болельщицы, то ли от волнения перед уединением с Арианом. Меня чуть ли током не прошибает от всего многообразия чувств и переживаний. Хочется петь. И кричать. Обнять Ариана. И бежать от него.
Поднявшись на задние лапы, он толкает дверь в наши комнаты. Принюхивается, а я, привалившись к косяку, разглядываю его серую шкуру.
Хорош, чертяка, даже так хорош.
– Проходи, – разрешает Ариан.
Качнувшись, вплываю в сумрак небольшой гостиной и закрываю дверь. Сама задвигаю засов. Опираюсь на створку ладонями.
Хмель медленно, но неумолимо, покидает разгорячённую кровь.
И мне опять страшно спрашивать. Но надо.
– Ариан, – выдыхаю я. – Ариан, ты…
Сильные руки разворачивают меня. Обнажённый Ариан придавливает к двери, зажимает ладонью рот и прижимается лбом ко лбу.
– Не спрашивай, – почти шепчет он, обжигает дыханием и своим телом в кромешной беззвучной темноте. – Князь обязан отдавать жриц в стаи, потому что земле князя не нужна сила жриц, а стаям – нужна. Это не закон, но обязанность. С тобой… с тобой я хожу по грани, Тамара. Не вынуждай переступать её ещё больше. Я… не могу пройти этот путь с тобой. Ни просить, ни приказать не могу. Я должен, просто обязан сделать всё возможное, чтобы ты выбрала себе стаю. Не мою.
Сердце ухает куда-то в бездну. Ладонь соскальзывает с губ, но пальцы ещё касаются их почти невесомо.
– …а я не делаю ничего… – выдыхает Ариан и отступает.
Я будто одна остаюсь в темноте. Сердце бешено стучит. Но сквозь накативший страх ощущаю, что не одна, ощущаю, как Ариан передвигается по комнате.
Щёлкает выключатель, и гостиную заливает сияние светодиодов.
– Умывайся и ложись спать. – Ариан проходит в спальню и укладывается на шкуру у моей кровати.
«Я должен, просто обязан сделать всё возможное, чтобы ты выбрала себе стаю. Не мою. А я не делаю ничего», – стучит в висках. Да он не просто ничего не делает, он делает так, чтобы я другую стаю не выбрала! Закрыв глаза, я обхватываю себя дрожащими руками. Страшно.
* * *
Ноги вязнут во мху, я иду бесконечно долго, но ни конца, ни края нет дороге, освещённой луной. Чёрные деревья тянутся пальцами-ветками. Трещит, стонет лес. А оглянусь – нет пути назад, всё непролазным буреломом затягивается, стоит ногу от земли оторвать. И я продолжаю торопливо идти вперёд, туда, куда тянет меня ночной лес да манит громадная неземная луна.
Впереди сотней глаз вспыхивают зелёные светлячки, поднимаются волной с влажного мха, окружают меня, вытягиваются лентой вдоль лесной дороги, точно сигнальные огни на взлётной полосе. И, подхватив подол расшитого шёлком сарафана, я бегу вперёд, и тёмные волосы мечутся, бьют по плечам и лицу, извиваются так неестественно, точно я сквозь воду двигаюсь… воздух и впрямь густой, как вода, и светлячки всё чаще пульсируют, приглашая следовать по дороге, а за спиной страшно трещит бурелом.
Ветки сзади дёргают подол. Трясётся земля. Луна вспыхивает ярче, обливая дорогу текучим, словно ртуть, серебром. И я бегу. Бегу следом за стайкой взмывших светляков к прорехе в стенах чёрных деревьев, к двум фигурам, что стоят там впереди, полупрозрачные от падающего на них сияния: человек и гигантский зверь. Ариан и Чомор в облике кота. И у Ариана в руках корзинка.
– Сметанка, – мурлычет Чомор.
Ртуть серебра с моей тропы заливает траву на их лужайке, тянется к ним, стоящим вполоборота ко мне, не замечающим.
– Ариан! – кричу я, но мой крик разбивается на зеркальные осколки, острыми гранями вспыхивает в свете луны и утопает в текущем по земле серебре.
Я уже почти на лужайке. Но текучее серебро наполняется жёлтым светом, разгорается золотым пламенем. Рёвом огня наполняется лес, с криком летят в небо птицы. Пламя обжигающей стеной встаёт между мной и лужайкой, между мной и Арианом, всё так же тихо беседующим с Чомором, отдающим ему корзину со сметаной. И даже сквозь пламя я вижу чёрную гниль, ползущую по пальцам Ариана, иссушающую его руку, щупальцем спрута захлёстывающую ему шею. А следом за этим тленом к нему по дорожке из серебра проносится огненная волна, накрывает.
Ужас ослепляет и оглушает. Бросаюсь в пламя, оно охватывает меня, обжигает нестерпимой болью. Чомор оборачивается. В лунном свете ярко вспыхивает зеленью вертикальный зрачок. Пламя, точно живой зверь, пожирает меня, отрывает плоть жгучими клыками.
– Берегись огня, – доносится мурлыкающий голос Чомора.
Боль испепеляет меня до самого сердца, и я выгибаюсь, жадно хватаю губами воздух, дышу, дышу, не в силах поверить, что тело ещё живо, что выжженное до пепла сердце бьётся заполошно, толкает кровь по стынущим конечностям.
Сильная рука придавливает меня к кровати.
– Тихо, тихо, – шепчет на ухо Ариан. – Это просто сон.
Мы в темноте. Нечем дышать. Вцепляюсь в руку Ариана, прижимаюсь губами к его запястью – только бы услышать биение сердца. Как вспышка: так же я прижималась к запястью брата в последние дни его жизни, когда каждый вдох мог стать последним, когда дыхание его стало почти неощутимым…
– Тамара, это просто сон, – твёрже повторяет Ариан, высвобождает руку и укутывает меня одеялом, скручивает в кокон и прижимает спиной к груди. – Спи, ещё рано вставать.
Кажется, я просто не могу уснуть после такого ужаса. До сих пор кожа горит, и слишком ярко, слишком живо в памяти, как тлен охватывает Ариана, как пламя глотает его в один присест и терзает меня.
– Чомор… – шепчу я.
– Что Чомор? – выдыхает в затылок Ариан, скользит рукой по плечу и снова прижимает.
– Он знает больше, чем говорит.
Ариан отзывается тихим сладким смехом. Шепчет, задевая губами ухо:
– Конечно, хоть и младший, но он бог, и он никогда не позволит смертным сравниться с собой хотя бы в малом. Спи…
Он дует на висок. Перед глазами вспыхивают серебряные искры, и вместо тягучей бессонницы меня накрывает тьма глубокого сна без кошмаров, без проблеска мысли, без Чомора и Ариана.
* * *
Пробуждение наступает резко, без перехода, хотя не могу сказать, что меня будит. Лежу, мерно дыша, перебирая обрывки сна, медленно осознавая себя лежащей на кровати, осязая комнату неведомым прежде чувством: не руками и не глазами, будто самой душой. Кровать, упирающиеся в пол ножки. Ровность пола и изгибы стен. И Ариана: он стоит в халате, подпирая стену, сложив руки на груди, и смотрит на меня. Вспышки сна смешиваются с его образом, страх стискивает сердце и горло ледяными острыми пальцами.
Мог ли Чомор в память о дружбе с матерью Ариана навеять этот сон, чтобы подсказать, кого я должна выбрать сама, кого могу потерять в огне? Мог он наслать сон, чтобы потом я и Велислава не одолевали его просьбами помочь?
Или это просто кошмар из моих переживаний и смутных догадок?
Душно, тяжко от этих мыслей, и я открываю глаза, сажусь на кровати.
В спальне сумрачно. В трёхпалом подсвечнике на полу нервно дрожит язычок последней свечи. Только сейчас понимаю, что пахнет воском.
Оглядываюсь на Ариана: просто стоит, смотрит. Зрачки зеленью отражают тусклый свет, на лице – грустная задумчивость.
– Я всё поняла. – Запускаю пальцы в волосы, приглаживаю растрепавшиеся пряди. – Можешь честно сватать меня всем. Исполняй свой княжеский долг.
– Спасибо.
И вроде правильно поступаю, а на сердце тяжело.
Бессильно падаю на кровать. В вогнутостях потолка вздрагивают тени.
– А что за суета с подкладыванием мяса? – Зеваю и закутываюсь одеялом до подбородка. – Ты же говорил, что лунные воины не пользуются популярностью среди остальных волчиц.
– Тут… своеобразно получается. С одной стороны, я по поведению явно не рядовой воин. Да и слухи такие ходят, что не мог лунный князь рядового воина с тобой послать. А вот родственнику тебя доверить мог. И поведение моё как раз на такой уровень тянет.
– А с другой стороны.
– С другой стороны, – Ариан вздыхает. – Дочери вожака – слишком ценные разменные монеты, чтобы их за первого встречного замуж отдавать, а так как лунный князь всегда вынужден следовать законам, то, соответственно, и настолько ценных соглядатаев в лунном селении никому не надо, достаточно простых прикормышей.
– И ты такое позволяешь?
– Когда как. С третей стороны, дочерям вождя тоже не сладко, их за кого угодно отдать могут, и за старика, и далеко от дома. Вот они и развлекаются, пока могут. Только младшенькая решила, что статусный лунный воин лучше того, что ей отец готовит, она одна мясо как настоящее предложение поднесла, а не мимолётную связь предложила. Поэтому-то Амат и отослал её подальше, а остальных просто отругал за плохо расставленную ловушку.
