Текст книги "Волчица лунного князя (СИ)"

Автор книги: Анна Замосковная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

Глава 22

Выбравшись из-под стула, взъерошенный Ариан упирается лапами на стол и зло разглядывает Ламонта. Тот сжимает мою руку почти до боли.

– Жрица в полной безопасности, воин, – цедит-рычит Ламонт. – Убери лапы со стола. Исчезни.

По коже пробегают мурашки, сердце аж заходится – так неистово стучит. Смотрю то на оскаленные зубы Ариана и его вздыбленный загривок, то на застывшее злое лицо Ламонта. И в такт обезумевшему пульсу в голове бьётся мысль: «Неужели они подерутся? Неужели подерутся из-за меня? Из-за меня – ещё недавно обычной девушки, которую Михаил считал недостаточно привлекательной и ценной, чтобы предложить больше, чем роль любовницы?.. Невероятно!»

У Ариана дёргаются уши. Ламонт на миг отводит взгляд, но тут же вновь гневно уставляется на Ариана, а я… я хочу, чтобы Ариан напал, чтобы показал своё отношение ко мне, порвал соперника – если считает Ламонта таковым, если действительно хочет меня.

Треск кустов и топот отвлекают от кровожадных мыслей. По дорожке к нам мчится белая мокрая грязная волчица, у самого островка обращается в Катю и садится по-собачьи. Тяжело дыша, выдавливает:

– Вы чего меня оставили? Я же просила подождать.

Её раскрасневшееся лицо облеплено мокрыми волосами, грудь часто вздымается, но, несмотря на наготу и грязь, выглядит она совершенно невинно.

– Знаете, как трудно было вас догнать? – капризно жалуется она. – Я несколько раз чуть не теряла след. На воде очень трудно вынюхивать добычу, просто чудо, что запах так долго оставался чётким.

Ариан передёргивает шкурой, становится весь такой отстранённо-пренебрежительный, садится рядом со стулом.

– Ты вовремя, – ласково обращается он к Кате. – Еды полно, а эти двое не справятся.

– Ой, здорово. – Катя кидается к столику и поочерёдно снимает колпаки, выхватывает с блюд куски мяса, овощей, выпечки и закусывает кремовым пирожным. – Мм, вкуснятина.

Значит, она нас выискала по удивительно хорошо сохранившемуся запаху? А с помощью лунного дара не только комаров можно перекидывать, Ариан говорил, что может убрать следы запаха, если пожелает. Может, он и сохранить их способен?

Вместо того чтобы подраться, Ариан просто превращает свидание в фарс. Подло, но эффективно. Наверное, для правителя это привычный способ действия, – не всё же клыками решать, и манипулировать надо уметь, – но меня почему-то бесит неимоверно. Судя по выражению глаз Ламонта, его вмешательство посторонних тоже выводит из себя.

Я злюсь, Ламонт злится, Ариан спокоен, как удав. А Катя знай ест.

– Пироженки просто прелесть! Язык можно проглотить, – радостно сообщает она.

* * *

Следом за Катей является её потрёпанный путешествием по лесу жених. И хотя Ламонт совершенно нетактично отсылает их прочь, настроение безвозвратно испорчено. Ариан спокойно укладывается под стул. Но я знаю: он доволен, и это бесит.

Пообедав, мы в тяжком молчании возвращаемся в город. Иногда бросаю на Ариана взгляды: в выражении морды чувствуется улыбка.

Ещё и ужин приходится провести в волчьей компании: мать Ламонта вернулась из дальнего поселения и пожелала на меня посмотреть. Причём это пожелание исполняет буквально: сверлит взглядом так, что кусок в горло не лезет. И Ариану, похоже, нравится, что мне неуютно. Этакая партизанская война против собственных подданных. Бесит!

И бесит, что раздражение невозможно скрыть от волков: они принюхиваются, переглядываются. Ламонт, выводя меня на подлунную прогулку после ужина, тоже смотрит настороженно, не пытается взять за руку. Даже не видя Ариана, уверена – он доволен таким поворотом. Непроизвольно стискиваю кулаки.

– Что-нибудь случилось? – осторожно интересуется Ламонт и жестом показывает, что надо повернуть вправо.

Вдохнув и выдохнув несколько раз, приглаживаю волосы, тихо признаюсь:

– Устала от всего этого. Кажется, надо выспаться.

Ламонт робко улыбается:

– Да, конечно. Тогда нам сюда. – Теперь он указывает вправо. – Прости мою невнимательность, я ведь знаю, как потрясает новизна другого мира, но всё равно пытаюсь показать тебе как можно больше. А ведь важно не количество, важно качество.

Просовываю руку под его локоть, прижимаюсь, склоняю голову на голое плечо:

– Как хорошо, что ты меня понимаешь.

Поглаживая мои пальцы, Ламонт тихо продолжает:

– Тебе тяжело, но это необходимая жертва, ведь надо узнать семью будущего мужа.

– Надо, – раздражённо выдыхаю я.

– Сейчас это может казаться обременительным, но… так ты быстрее поймёшь, что к чему. И в то же время тебе не стоит слишком бояться наших различий. Ты – дитя Сумеречного мира, и в какую бы стаю ни вошла, там будут ценить твои знания о родине, будут отправлять на сопровождение членов стаи в Сумеречном мире.

Раздражение почти ослепляет, но его слова заставляют задуматься. Хмурясь, уточняю:

– Ты вроде только недавно начал бывать в Сумеречном мире. Ты там учился? Учишься? Работаешь? Собираешься туда ездить?

– Был пару раз, – неохотно признаётся Ламонт. – Я имею о нём представление, обучен наукам, необходимым для работы там, но желания развиваться в этом направлении у меня не было. Пока не встретил тебя.

Сердце сладко замирает от этого признания, и щекам становится тепло. Всё же приятно, когда за тебя сражаются, даже если это не драка, а состязание в духе телешоу.

– Мы собираемся увеличить влияние в Сумеречном мире, тебя и твои знания здесь оценили бы по достоинству. – Он продолжает гладить мои пальцы, и выражение лица в своей задумчивости почти нежно.

– Что-то я не заметила, чтобы меня стремились очаровать и заполучить.

Ламонт странно на меня косится, сжимает пальцы.

– Разница восприятия печальна тем, что все твои порывы для непонимающего могут казаться пустяками, тленом. Ах, Тамара. – Он останавливается и поворачивается ко мне, сжимает мои руки в своих тёплых ладонях, смотрит в глаза. – Тебя пригласили к столу самых важных членов стаи, ни один человек не удостаивался такой чести.

– Зато для жриц это не честь, а норма, – насмешливо поясняет Ариан. – Попробовали бы вы её туда не посадить – вылетели бы из состязания.

Нахмурившись, Ламонт продолжает:

– Жриц выдают замуж за представителей правящего рода, но я не просто из такого рода, я сын вожака.

Ариан фыркает и поясняет:

– А у вас неженатые сейчас только сыновья Свэла, все остальные либо заняты, либо возрастом не вышли.

Прикрыв глаза и явно до скольких-то досчитав ради успокоения, Ламонт продолжает:

– Лабиринт любви для нас священен, мы не водим туда абы кого. То, что я повёз тебя туда – знак моих самых серьёзных намерений.

– Конечно у тебя серьёзные намерения, вы же жрицу заполучить хотите, а это возможно только…

– Да заткнись ты! – развернувшись к Ариану, рявкаю я. Он округляет глаза. – Я хочу, чтобы мне говорили приятные вещи! Хватит всё портить! Мне нравится, когда за мной ухаживают!

Меня трясёт от негодования и обиды. Ламонт хватает мою ладонь, которую я случайно высвободила при повороте, сжимает её.

– Но он лжёт! – Ариан аж подскакивает.

Слёзы застилают глаза, дрожь усиливается. Голос срывается:

– Да знаю я! Знаю, что всё это только потому, что я жрица! – Вырываю руку, стискиваю кулаки. Зажмуриваюсь, пытаясь удержать слёзы. – Всё прекрасно понимаю, не маленькая я! Но я хочу сказки! Хоть немного!

Задыхаюсь от обиды. От жалости к себе. От несправедливости: почему так, почему я? Неужели каждый будет мне лгать?

– Тамара… – Ламонт обнимает меня за плечи.

Вывернувшись из его рук, закрываю лицо ладонями. Слёзы струятся по пальцам, меня продолжает трясти. Просто нечем дышать.

– Оставьте, – бормочу я, задыхаюсь от рвущихся рыданий, – оставьте меня в покое, дайте отдохнуть.

Ламонт снова обнимает меня за плечи, и нет сил его оттолкнуть, хотя невыносимо стыдно за истерику.

– Я отведу тебя в дом, – мягко обещает он. – И принесу что-нибудь сладкое.

Стыдно. Противно от себя самой. Но я так устала быть ценным призом. Зачем Ариан напомнил об этом? Неужели все, даже Вася, лишь притворяются, чтобы заполучить жрицу?

– Возможно, – шепчет Ламонт, – тебе стоит попросить в сопровождение другого воина.

Ариан на это молчит. Конечно, я же не могу ему перечить, он же Лунный князь, всё тут решает, распоряжается жрицами, как своей собственностью! Тоже мне, блюститель законов и морали, защитник и хозяин гарема.

Неуклюже двигаясь в объятиях Ламонта, пытаюсь успокоиться и собраться с мыслями. Но те мысли, что бродят сейчас в голове, только больше расстраивают: во мне прежде всего видят полезное приобретение, и только потом – женщину. Если вообще видят женщину. И от этого не сбежать. И это давит, точно каменная плита. Злит и обижает. И снова давит, и даже платье кажется тяжёлым, сковывающим всю меня, и подол путается в ногах.

Из мрака тоски и отчаяния меня вырывает звон и скулёж. Отрываю лицо от груди Ламонта – сама не заметила, как оказалась под его рукой, в тёплых, но не успокаивающих объятиях.

На дороге перед нами пытается подняться весь в чём-то измазанный волк. В дверях близлежащего дома стоит Катя с огромным деревянным ковшом, который держит, как биту.

– Отстань, – рычит Катя. – По-хорошему прошу.

Судя по измятому виду жениха, его не только облили, но и побили. И если это – по-хорошему, то до по-плохому ему лучше не доводить. Оскалившись, волк делает шаг вперёд и припадает на лапу. Стискивает зубы. Наверное, чтобы не заскулить.

Заметив нас, Катя гордо вскидывает голову: на то, что её прогнали, она страшно обижена.

– Гирдх, шёл бы ты отдохнул, – сочувственно предлагает Ламонт. – Видишь, девушка не в духе.

Жених с ломающим язык именем глухо рычит в ответ. Мотнув головой, дёрнув хвостом, гордо удаляется – насколько это возможно, прихрамывая на одну лапу и покачиваясь.

Сквозь мрачное настроение пробивается мысль: «А я ещё не самый худший вариант для Ламонта. В сравнении с Катей».

* * *

Ламонт изгнан. Катя дуется в своей части дома. Ариан после резкого требования дать мне поспать тихо лежит у стены. А я уснуть не могу. Верчусь в щекотных шкурах. Закрываюсь ими от вездесущего лунного света, но под шкурой душно, я раскутываюсь, и свет вновь бьёт сквозь веки.

Тошнотворные, полные жалости к себе и злости на Ариана мысли не отпускают.

Вздохнув, с ненавистью смотрю на тёмное пятно платья, разложенного на полу. Я сбежала от навязанного брака и такой вот закрытой одежды, чтобы в итоге в другом мире оказаться перед необходимостью выйти замуж по почти религиозному расчёту и носить подобную одежду.

Неужели это моя судьба? В любом месте, в любом мире – так?

Не верю. Не хочу!

Сажусь, прижимаю шкуру к груди. Ариан лишь слегка дёргает ухом. Глаза открыты, но ко мне не поворачивается. И это злит, ведь он испортил мне настроение, вывел из благостной заторможенности, заставил острее ощутить всю ущербность моего положения.

– Ариан, – глухо зову я. Внутри клокочет злость. Пальцы непроизвольно стискивают мягкие шкуры. – Ариан, так продолжаться не может. Ариан, я прошу… Нет, я требую…

– Что? – Он вскидывает голову и смотрит на меня.

– Что ты хочешь, Тамара?

Вопрос на несколько мгновений подавляет мою решимость. Но я дёргаю головой, крепче сжимаю кулаки и начинаю говорить:

– Мне нужно…

Стыд накатывает внезапной волной. Стыд и тревога – непонятная, тяжёлая. Господи, как это всё глупо и невероятно до такой степени, что сама не верю.

Нас окутывает туман, и мы оказываемся на вытоптанном поле. Сияет солнце. Быстро закрываю глаза рукой.

– Это нечестно, – бормочу обиженно, – ты специально нас переместил, чтобы я растерялась.

Ариан отвечает совсем близко:

– Я переместил нас, чтобы никто не услышал. Говори.

Крепче прижимаю к груди шкуры, захваченные из Лунного мира, и, давя всколыхнувшийся страх, борясь со стыдом, начинаю:

– Ариан, ты обещал мне возможность выбрать мужа, так какого… почему ты мне этого не даёшь? – Гнев снова нарастает, заставляет повышать вибрирующий из-за него голос. – Почему ты делаешь всё, чтобы ни один жених не пришёлся мне по душе? Почему не позволяешь меня сосватать?

Ариан молчит. Возможно, ему нужно время, чтобы сформулировать ответ, но у меня нет сил ждать, и я выплёскиваю накопившееся раздражение в слова:

– Я не твоя домашняя собачка, не тобой воспитанная жрица, я человек! Я не привыкла к такому обращению! И я не хочу носить такие уродские платья. Я женщина и хочу одеваться соответственно, хочу выглядеть привлекательно, хочу очаровать своего будущего мужа, а не быть просто носителем полезного дара! Неужели ты этого не понимаешь? Мне нужно не только кружевное бельё, мне нужна косметика, нужна привычная, нормальная одежда, а не страшный балахон. Я хочу, чтобы за мной ухаживали! Чтобы говорили комплименты! И чтобы ты это не портил! – Убираю руку от глаз и отскакиваю: Ариан сидит передо мной в человеческом виде, едва прикрывшись шкурой. Лицо – точно каменная маска. Гнев вновь берёт верх и управление языком. – Ты понимаешь? Ты обещал смотрины, говорил, что данное на троне слово нарушить не вправе, но нарушаешь! Нарушаешь каждый раз! Не даёшь мне присматриваться к мужчинам, узнавать твой мир. Не даёшь выбирать.

На его лице начинают играть желваки, взгляд полон ледяной ярости и лунного света. Губы вздрагивают, обнажая левый клык.

– Ты меня слышишь? Ответь! – ударяю его в плечо.

Он рывком поднимается, хватает меня поперёк талии вместе со шкурами и тащит куда-то.

– Ариан! – Пытаюсь вывернуться, колочу его по бедру, но лишь сбиваю кулак о коленку. – Стой!

– Глупая, глупая женщина. – Он практически швыряет меня об машину, придавливает к заднему крылу, открывает дверцу на заднее сидение.

Воздух из лёгких выбит, силюсь вдохнуть, возмутиться, но не могу даже пискнуть. Ариан вталкивает меня на заднее сидение, ныряет следом и, захлопнув дверь, протискивается меж моих ног и придавливает собой. Прижимает макушкой к двери. Ему тесно. Мы застываем, глядя друг другу в глаза. Ариан тяжело дышит, я тоже, и когда вдыхаю, грудь соприкасается с его грудью.

– Зачем тебе красивое платье? – хрипло спрашивает он.

Зачем? Чувственное очарование нарушено.

– Ты идиот? – распаляюсь я. – Конечно для того, чтобы нравиться мужчинам, я же мужа ищу!

От скрежета его зубов бегут мурашки. Снова стукаю его по плечу:

– И не смей говорить, что всё это фарс и холодный расчёт! Я хочу верить, что могу понравиться и так! Хочу, чтобы за мной ухаживали, чтобы меня добивались! Исполни своё дурацкое обещание, дай всем шанс.

– Зачем тебе этот самообман?

– А что, думаешь, если они по-деловому начнут предлагать мне отношения, будто сделку заключают, это лучше?

– Так ты сможешь выторговать что-нибудь. Все эти охи-вздохи – пустые слова, а деловой контракт можно заставить блюсти, – рычит Ариан у самого моего лица.

Он прав. И это бесит больше всего, просто выжигает изнутри. В жизни иногда проводится такая же деловая сделка, когда внешность, черты характера и родственные связи обмениваются на сожительство или брак, – тут уж как повезёт, – но это смягчено романтикой, а здесь… здесь…

– Чувствую себя живым товаром на аукционе, – шепчу я и, сдерживая слёзы, закрываю глаза.

– Я тебя не продаю. – Ариан скользит губами по моим ресницам, мягко касается скулы, уха. Шепчет: – Это даже близко не так. И мне совсем не хочется, чтобы тебя кто-нибудь обманул…

Ведёт кончиком языка по моим губам, и я поджимаю их. Ариан прикусывает, тянет, принуждая разомкнуть. Но я борюсь, и он целует подбородок, шею, прихватывает кожу над ключицей. Двинулся бы и ниже, но дверь подпирает его, не даёт развернуться. Зато даже сквозь шкуры чувствую, как возбуждает его близость. Жар захлёстывает меня, вынуждает глубоко вдохнуть, и Ариан прижимается к губам. Его язык упруго проскальзывает в рот, и я могла бы его прикусить, даже почти хочу этого…

Прикусываю.

Отпрянув, Ариан вновь склоняется, прижимается клыками к шее, выдыхает:

– Что же ты такая соблазнительная, такая сладкая? И дело не в одежде… – Скользит губами, целуя, к ключицам. – Совсем не в одежде, тебе она не нужна…

Его рука оказывается под шкурами, зацепляет трусики. Они впиваются в кожу, а в следующий миг с треском разрываются. По бедру скользят когти, тянут разделяющую меня и Ариана шкуру прочь…

– Нет. – Хватая край шкуры, упираюсь локтем в спинку сидения.

– Ну ты же мужчину ищешь, разве нет? – рычит Ариан, целуя и кусая шею, мочку уха.

От прикосновения зубов по коже расползаются мурашки. Хочу напомнить, что не мужчину, а мужа, но мешает поцелуй Ариана, – не глубокий, без языка, – его ладонь, пробирающаяся ко мне между ног. Упираюсь ладонями ему в грудь, толкаю. Хватаю зубами его губу, но в последний миг Ариан выдёргивает её из захвата. Смотрит сверху, тяжело дыша, и на скулах разливается румянец.

– Нет. – Закрываю ладонью его рот. – Если хочешь, чтобы я осталась, дай сесть сверху, так я буду уверена, что ты не позволишь себе лишнего.

Вздохнув, Ариан просовывает ладонь мне под поясницу, прижимается к спинке и соскальзывает по ней, вытесняя с сидения. Прежде, чем успеваю свалиться в проход, сильные руки тянут меня на грудь Ариана. Едва успеваю протиснуть колено между его боком и спинкой. Усаживаюсь на его пах… шкура сместилась, и твёрдая плоть оказывается зажата между мной и Арианом. Щёки опаляет жаром. Выпрямляюсь и упираюсь макушкой в потолок.

– Всё, я повержен, – томно рычит Ариан и тянет меня за бёдра, принуждая скользнуть по его горячей плоти.

Внутри полыхает настоящий пожар острого желания, злости, стыда и наслаждения шальным выражением лица Ариана, пылающих глаз. Говорят, возбуждение – лучший инструмент, чтобы добиться от мужчины желаемого.

Соскальзываю на прежнее место. Снова поддаюсь предложению сдвинуться вперёд и снова откатываюсь назад. Склоняюсь, дразня дыханием его приоткрытые губы.

– Хочу красивые платья… – шепчу Ариану в губы, прихватываю осторожно и снова двигаю бёдрами, обещая ему желанное проникновение. – Оочень красивые.

Задыхаюсь от желания, это делает игру почти невыносимой. Как останавливаться-то потом?

– Я подарю тебе очень красивые, – шепчет Ариан, и его руки, гладящие мои бёдра, дрожат, – и очень длинные платья.

От возмущения, но ещё больше от накатившего желания, не могу вымолвить ни слова. А горячие ладони скользят под шкурой выше, добираются до груди. Его ласка почти груба, но всё во мне отзывается на неё. Вырывается предательский стон, и я понимаю, что надо отступить, но не могу отказаться от наслаждения плавиться под этими сильными руками.

– И косметику хочу, – сбивчиво бормочу я, пытаясь выровнять сиплое, в такт давлению его пальцев, дыхание. – И украшения…

Ладони соскальзывают по бокам, по бёдрам, снова возносятся к груди. Меня трясёт, и Ариана тоже, и ласки его почти болезненно торопливы. Никогда бы не подумала, что буду вытворять что-нибудь подобное в машине, не думала, что могу позволить такое мужчине, который не имеет серьёзных намерений, но… но…

Вновь меня сотрясает дрожь нестерпимого желания. И ногти, оказывается, уже впиваются в плечи Ариана. Внизу живота просто горит, от возбуждения почти больно.

И сверху я тоже не пробовала. Опираясь ладонью на грудь Ариана, приподнимаюсь, помогаю ему рукой и снова опускаюсь. Вскрикиваю от накрывшего меня удовольствия. Ариан тянет меня, вжимаясь бёдрами, и я сотрясаюсь в сладких судорогах, задыхаюсь, теряюсь в ослепительных вспышках.

Позволив в полной мере насладиться этими мгновениями, Ариан приподнимается. Придерживая меня, в несколько движений разворачивается, так что теперь он сидит, опираясь на спинку. Одной рукой обнимая, другую запускает мне в волосы, вынуждая запрокинуть голову. Целует шею, подталкивает в затылок, прижимает мои пересохшие губы к своим. И потихоньку раскачивает, призывая двигаться вверх-вниз. И вроде бы попросить его о чём полезном, но каждое движение, каждый поцелуй слишком большое удовольствие, чтобы отвлекаться на слова.

Ухватившись за плечи Ариана, подталкиваемая его сильной рукой, я продолжаю упоительное скольжение на грани просто удовольствия и экстаза…

* * *

Жизнь всегда подбрасывает что-нибудь новенькое, умудряется опрокинуть твои представления о действительности. Но иногда и подтверждает уже известное. Так я теперь точно знаю, что валяться вдвоём на заднем сидении джипа неудобно, даже если ты на горячем широком теле. И быть сверху, оказывается, очень даже приятно и легко. А рассказы о том, что было так здорово, что потом сидеть и ходить никак – не преувеличение ради красного словца.

Но ещё удивительнее: море удовольствия можно получить, можно довериться на все сто процентов, даже вне долгих отношений, почти не зная друг друга. А ведь я считала это невозможным, очередной выдумкой для оправдания распущенности.

И вот я лежу на Ариане, с которым знакома меньше месяца, который ничего мне не обещал, ничего не предлагал, и всё случилось в машине, но, чёрт возьми, это лучший раз в моей жизни!

– Хорошо, – шепчет Ариан и проводит рукой по плечу. – Но надо возвращаться, пока нас не хватились.

– Всегда можно списать отсутствие на спонтанное перемещение, – утыкаюсь ему в шею, скулой ощущаю пульсацию жилки.

Слишком хорошо, слишком хочется ещё полежать в его объятиях.

– И тогда за тобой отправят других жриц.

Эта простая фраза разворачивает передо мной персональную бездну тоски: всё же Ариан стыдится отношений со мной. Нет, конечно, дело может быть в поиске убийцы, в надежде поймать его на смотринах, а смотрины вряд ли продолжатся, если невесту найдут в объятиях мужчины, и всё же обида стискивает сердце ледяными когтями.

– Тамара?.. – Ариан проводит ладонью по моей лопатке, зарывается пальцами в волосы.

– А если я забеременею? – шепчу ему в шею.

– Нет, овуляция уже прошла.

То есть он ещё и безопасного периода дождался, прежде чем ко мне подкатывать?

– Тебя это огорчает? – Ариан перебирает мои волосы.

– Радует. Я помыться хочу. – Приподнимаюсь и нарочито пристально смотрю в окна. – Можешь переместить нас прямо в душ?

Помедлив, Ариан отзывается:

– Да, конечно, – и выпускает меня из тёплых объятий.

* * *

В душе нас никто не застаёт, в спальню мы возвращаемся по Сумеречному миру, сразу засыпаем, а уловить запахи против воли Ариана никто не может, так что утро встречает меня ничего не подозревающим Ламонтом с букетом роз взамен привядших вчерашних.

Мне стыдно за случившееся ночью. Ариан, никак это не прокомментировавший, дарение созерцает с насмешливым превосходством, от самодовольства чуть не лопается, косится на меня по-хозяйски. Ну конечно: ухаживает Ламонт, а все плюшки ему. Нечестно это. Моё обострённое чувство справедливости – и уязвлённая гордость, поднявшая голову, едва отбушевала страсть и отошла истома – взывают к мести.

Разок захотелось развлечься? Развлёкся. Теперь моя очередь.

Ну, князюшка, ну, погоди.