Текст книги "Волчица лунного князя (СИ)"

Автор книги: Анна Замосковная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Глава 19

Мягкие шаги в темноте. Белая шерсть мерцает в тонком серебристом луче. Вспышка звериных глаз – и кровать проминается под тяжестью громадного волка, но прижимается ко мне уже человек.

Горячее дыхание Ариана скользит по плечу, шее, щеке. Тёплая рука тянет за плечо, переворачивая на спину, и сердце срывается в бешеный галоп. Вскипает кровь, разливая по телу сладкое тепло.

Ладонью Ариан упирается над моим плечом, надвигается, прижимает собой, вклиниваясь между обнажённых ног. Оказывается, я уже и без одеяла, и без сорочки лежу. Ловко…

В глазах Ариана вспыхивает лунный свет. Не могу не смотреть в них. Пальцы скользят по моей груди, очерчивают пупок. На мгновение застывают внизу живота и соскальзывают ниже. Вздрагиваю. Жаркая волна заливает меня, жжёт щёки. Ариан улыбается одним уголком губ. Мышцы на его плече перекатываются в такт движениям пальцев. Моё дыхание сбивается. Выгибаюсь, кусая губы, постанывая от растущего напряжения. Задыхаюсь. Стремительное движение бёдер Ариана пронзает меня судорожной волной удовольствия.

Стон срывается с губ, глаза распахиваются: Ариана нет. Лишь темнота комнаты и пронзающие опутанное сорочкой тело отголоски наслаждения. Зажмуриваюсь. Хочется вернуться в сладкий сон, продолжить…

– Надеюсь, тебе снился я, – рычит Ариан над самым ухом.

Взвиваюсь. Сердце бешено колотится. Глаза волка-Ариана пылают серебристым светом. Пятясь, сползаю с кровати. Ариан тянется за мной, скалясь и превращаясь в человека.

– Это абстрактно было, – краснея, бормочу я. – Никого определённого.

Ариан прыгает с кровати. Отскакиваю. Пробегаю несколько шагов – и сильная рука притискивает меня спиной к груди Ариана.

– Куда побежала? – рокочет он на ухо. Скользит клыками по шее. – Ты же моя волчица.

Страшно, но приятно. Возбуждение сна ещё играет в крови, кожа чувствительная, и сквозь сорочку чувствую, как горяч Ариан, как крепки его мышцы.

– Как же сладко ты пахнешь, – шепчет он. Уцепляется зубами за сорочку и резким движением разрывает. Треск обнажающей спину ткани. Мурашки по коже. И сердце – точно гигантский барабан в стеснённой груди. – Не убежишь…

Поцелуи-укусы вдоль позвоночника. Жар дыхания. Сильные руки, освобождающие от ткани. Желание слишком неистовое, чтобы ему сопротивляться. И я застываю. Горю в объятиях Ариана. Наслаждаюсь тем, как он поворачивает и притискивает меня к стене. Глядя в глаза, поднимает мои руки над головой, стискивает запястья одной ладонью. Холод стены – жар тела. Пьянящий контраст. Лёд и пламя. Рык. Сияющие глаза не человека и не зверя, а неземного волшебного существа. И его губы, скользящие по скуле, смыкающиеся с моими губами. Язык и острые зубы. И трепетная нежность поцелуя контрастом к подавляющей силе рук, одна – лишает меня возможности двигаться, другая ласкает грудь, скользит к бедру, охватывает, приподнимая. Я знаю, что сейчас случиться, и хочу этого до безумия. Хочу узнать, делать это у стены так ли приятно, как показывают в фильмах. Всхлипываю, оказавшись на Ариане. Он обхватывает меня и двигается. Это чистый восторг, экстаз. Наш жар согревает даже стену. Стон Ариана, его волосы в моих пальцах, каждый толчок, каждое движение вместе возносят в ослепительную и одуряющую высоту, и там, в этой высоте блаженства меня сотрясает в судорогах страсти, и стон вырывается из груди. Волна за волной оргазма, вышибающие меня из рук Ариана в кровать, под одеяло, в тесный плен сорочки.

Меня ещё слегка потряхивает от этого приснившегося удовольствия, когда наконец возвращается способность воспринимать окружающее нормально: спальня в доме Ариана, сумрачно, сквозь портьеры едва-едва проникает свет. Даже не понять, лунный или просто пасмурно.

Я вся мокрая, разморённая. От истомы мышцы кажутся ватными, но заставляю себя подняться: ещё не хватало, чтобы Ариан унюхал, что мне тут… снилось.

Господи, ну откуда столько всего в моей голове, а?

Злая, красная как рак, я на подгибающихся ногах влетаю в ванную. Включаю свет, он ослепительно вспыхивает на светлом кафеле. Жарко, мне по-прежнему слишком жарко после такого двойного сна.

Встаю под холодный душ. Взвизгиваю. Но холодные тугие струи помогают остудить тело и мысли. Только когда не остаётся и намёка на сладострастное томление, добавляю горячей воды и начинаю мыться.

Когда нас отказалась принять очередная стая, Ариан решил, это даже хорошо, и нам лучше потренировать переход между мирами. «На дереве это бы не помогло, – выруливая на очередную просёлочную дорогу, глухо пояснил Ариан. – В Сумеречном мире ты бы оказалась в воздухе и могла разбиться. Но научить тебя, пожалуй, стоит уже сейчас. Если пообещаешь никуда не сбегать». Пришлось пообещать. И у себя дома Ариан заставил меня перемещаться до предела, после чего я рухнула на колени. В голове звенело, и сил не было настолько, что Ариану пришлось нести меня в спальню. По дороге я отключилась.

По-идее, теперь могу сама перемещаться между мирами. Но на втором этаже проверять такое не стоит: ноги-то не казённые.

Да и не поможет переход в Лунный мир, любой побег, ведь судя по сну, самое страшное у меня внутри – желание получить Ариана, принадлежать главному местному волчище. Которому не подхожу происхождением. И чьи чувства и поступки понять не могу.

Чего он добивается, помимо поимки убийцы и пристраивания некондиционной жрицы?

Чего на самом деле хочет?

Не понимаю.

Может, и сам он этого ещё не осознаёт?

От всех этих мыслей в голове нарастает противная ноющая боль. И я сосредотачиваюсь на необходимости отмыть запах своего желания.

* * *

Ариан поджидает на кухне, тронутой рыжеватыми отблесками заходящего солнца. Значит, в Лунном мире наступает утро. Пока смотрю на окно, Ариан наливает вторую чашку чая и достаёт из холодильника бутерброды с рыбой, перехваченные прозрачной плёнкой.

В доме, кстати, очень чисто. Порядок восстановлен, и от этого как-то неприятно: значит, никакие инстинкты больше не заставляют его трепетно охранять территорию? Всё прошло?

Тоска сжимает сердце так, что трудно дышать. Тряхнув влажными волосами, прохожу к столу и сажусь напротив бутербродов. Ариан прислоняется к тумбе возле плиты и, попивая чай, разглядывает меня. Вздрагивающие ноздри выдают его попытки принюхаться. Но я мылась хорошо, да и у рыбы приятный и достаточно интенсивный запах.

Ем. Даже не давлюсь под изучающим взглядом.

– Ещё одна стая отказалась от смотрин, – ровно сообщает Ариан.

Дожевав и проглотив кусочек, отзываюсь:

– Мало ты их напугал.

Его звонкая усмешка. И волна мурашек по моей коже. Пока смотрю на тарелку, Ариан пускается в обход стола. Наклоняется, вдыхая запах у моего плеча, задевает пряди волос, перемещается за спиной, продолжает идти вдоль стола, пока не оказывается на прежнем месте.

Молчит. И это нервирует.

– Какие планы? – Отпиваю чай, чтобы согреть горло, сдавленное волной непонятных эмоций.

– Отправиться к следующему кандидату.

– Мм. – Пожимаю плечами. – Надеюсь, они не буйные.

– О, эти точно не буйные.

– И надеюсь, кандидат у них достойный. А то как-то плоховато у вас с интересными мужчинами. Так пройдут все смотрины, а выбрать будет не из кого.

Ариан приподнимает брови. Взгляд такой… нечитаемый.

Куда-то не туда разговор идёт. Вздохнув, спрашиваю:

– Есть подвижки с расследованием взрыва?

– Нет, всё глухо.

– А компенсацию хозяйке квартиры выплатят? – гляжу на Ариана исподлобья. – Она так дёшево её сдавала, и такая «награда» за доброту…

– Она так дёшево сдавала не столько из-за доброты, сколько из-за соседки, доводившей всех квартиросъёмщиков до истерики.

– Аа, – тяну я. – Антонина Петровна, наверное, может. Хотя меня она не слишком доставала.

– У неё сын с женой съехали на другой конец города, приходится разрываться на два фронта.

Такая осведомлённость удивляет. Задумчиво глядя на бутерброд – съесть или фигуру поберечь? – интересуюсь:

– Откуда такие сведения?

– Тамара, это был не бытовой взрыв в многоквартирном доме, там всех до десятого колена проверили. И тебя тоже. – Вздыхает. – Но не переживай, обвинений тебе не предъявят.

– Очень на это надеюсь. – Всё же стягиваю с тарелки бутерброд. – А то накроются медным тазом все мои сопровождения будущего дорого мохнатого супруга и родственников в другие страны.

У Ариана дёргается глаз. Невольно улыбаюсь. Оно, конечно, не смешно, но улыбку вызывает. Не прошли у него желания, и мой в высшей степени непристойный, но такой горячий сон ещё имеет возможность осуществиться. Щёки согревает прилившая кровь, вдоль позвоночника скользит жар…

– Думаю, перед поездкой тебе надо помыться ещё раз. – Звонко поставив чашку на столешницу, Ариан покидает кухню.

А приятно его дразнить. Но ведь подобные игры не в моём характере!

Похоже, я меняюсь…

* * *

На этот раз поездка тоже долгая, до глубокой темноты. Но дороги нормальные, так что всё в порядке. Если не считать хронически мрачного Ариана. Такой у него взгляд, так заострились от напряжения скулы, что на месте оборотней я бы разбегалась.

Вскоре мы выезжаем на асфальтированную дорогу. Она прорезает поля, перелески – и обрывается в просторном поле. Будто там дальше невидимый полигон или корабль инопланетян, хотя понятно, что всё объясняется проще: в Лунном мире тут начинается город.

Такие объяснения кажутся теперь простыми – удивительно!

Припарковавшись на обочине, Ариан вновь галантно помогает мне выбраться из высоченного джипа, отводит на дорогу. До её конца – шагов тридцать, не больше. Конусы жёлтого света фар утопают во тьме.

Снова Ариан возвращается к машине, чтобы снять хламиду, выключить фары. Темнота опускается непроглядным пологом. Сквозь трели и стрекот слышен цокот когтей по асфальту. Притрусив ко мне, Ариан касается боком длинного подола «монашеского» платья.

– Ну что, перемещай нас, жрица.

Как-то нервно, хотя во дворе у Ариана переместиться получилось.

– Ты справишься, – снова ободряет он.

Понимаю, что из-за мандража не дышу. Выдыхаю. Снова вдыхаю.

Закрыв глаза, представляю огромную луну, вечно тёмное небо… тут и там, там и тут… Шагаю туда. Трели птиц и насекомых стихают, зато появляются голоса.

Мы стоим на площади, окружённой цилиндрическими белыми домами с крышами-полусферами из соединённых перемычками стёкол. Нет ни одного фонаря, свет только лунный, очень яркий, усиленный белизной стен. Резкие-резкие тени, из-за которых трава на газонах и кусты в садах кажутся чёрными.

Несколько десятков белоснежных волков застывают на середине движения. Вопросительно смотрят на нас, посверкивают глазами. Некоторые продолжают путь, а некоторые так и стоят, разглядывая меня.

На близлежащих улицах нет ни одного оборотня в человеческом виде. Сквозь натянутые в дверных проёмах шторы высовываются морды. Тоже смотрят.

А я смотрю на Ариана. Он в облике серого волка. Велислава права: чёрный эффектнее. Особенно на фоне стольких белоснежных красавцев.

Прохладный ветер налетает на нас, взъерошивает шкуры, дёргает подол и мои волосы. Зябко поведя плечами, обхватываю себя руками.

– Ну что, жрицу кто-нибудь встречать будет? – рычит Ариан. – Или нам можно уходить?

Всё познаётся в сравнении. Стая Златомира казалась чопорной? Это было до знакомства со стаей Свэла. Как правильно охарактеризовала их Катя, они больше похожи на сборище белобрысых ледышек.

Сходство усиливают дома, формой напоминающие жилища эскимосов, только более крупные и со стеклянными крышами. Сейчас мы в одном из таких. Искусственных светильников нет, только холодное сияние луны, разломленное на куски переплётами.

В центре – стол-круг, вместо стульев – шкуры.

Катя сидит слева напротив меня рядом со своим мохнатым женихом и дует губы. Она единственная, кроме меня и моего потенциального жениха, находится в человеческом облике. У нас, двуногих, плоские тарелки, вилки и ножи. Остальные сорок семь гостей званого обеда – белоснежные волки. И серый Ариан возле меня. Он ест рубленое варёное мясо из миски.

Это первый раз, когда Ариан выглядит менее привлекательно, чем жених: на носу волокна мяса, капает слюна. Хруст и причавкивание такое, что об аппетите можно забыть. Впрочем, он ничем не отличается от остальных.

Снова поднимаю взгляд на жениха. Ламонт – один из тех парней, что отбил меня у Тэмира и Златомира. Белокурый, темнобровый, накачанный. Красивый чувственной красотой, но сдержанный, как статуя. У него потрясающий цвет глаз – словно драгоценные изумруды, подсвечиваемые звериными зрачками. Ради меня он принял человеческий облик и надел узкие чёрные кожаные штаны, что сделало его похожим на рок-звезду.

Ещё одно отличие этой стаи от стаи Златомира – отсутствие рекламы. Никаких «наша стая лучшая, самая-самая», но то, с каким царским достоинством держится каждый встреченный представитель стаи, говорит об их высоком о себе мнении лучше всяких слов.

Только вот во время еды они чавкают, как и всякая собака. Хорошо хоть воду не лакают, а всасывают, но и в этом случае звуки те ещё. Даже Катя на каждый слишком громкий звук закатывает глаза. Заметив это, Ламонт улыбается, и в глазах мерцают весёлые искорки. Он мне подмигивает. Ариан прекращает есть. Выпрямляется, мохнатость ревнивая, и облизывается.

Еда на моей тарелке почти не тронута, но мне уже хочется скорее завершить звериный пир. Нет, я понимаю: они показывают себя такими, какие есть, чтобы потом претензий не возникло, но могли бы помягче в свои традиции вводить.

– Вижу, вы закончили, Тома, – мягко произносит Ламонт. – Возможно, предпочтёте прогуляться?

На мгновение все застывают, глядя на него, но тут же продолжают есть.

– И я тоже прогуляюсь, – сообщает Катя.

Её жених с явной неохотой отрывается от миски и басит:

– С превеликим удовольствием.

В том, что Ариан пойдёт с нами, сомнений нет. У чавкающего громадины Свэла возражений не находится, так что мы впятером покидаем круглый стол.

* * *

– Ну и как они тебе? – Ариан, позёвывая, вытягивается на сшитой из заячьих шкур подстилке на полу возле стены.

Мне шкур выделили побольше, но они тоже на полу, серебрятся в лунном свете, падающем сквозь крышу. Стая жутко экономная: ни кроватей, ни диванов. И освещение дополнительное почти нигде не установлено, все предпочитают просто сделать крышу прозрачной. И кажется, никому даже в голову не приходит обеспокоиться тем, что сверху легко заглянуть внутрь. Такое чувство, что находишься под колпаком в лаборатории, а сверху направлен микроскоп.

– Нормальные, – ворчу я, укладывая шкуры поуютнее.

Наверное потому, что любой может заглянуть, Ариан и не пытается перебраться на мои шкуры. Его серая шерсть почти сливается с заячьим мехом, и волчару заметно только по блеску глаз.

– Только и всего? – урчит Ариан.

Застываю, обдумывая его вопрос.

– Ламонт мне понравился.

Он действительно милый. Более живой, чем его семья. Чуткий: спас меня от страшного обеда. Без него я запуталась бы в кривых улочках городка и удивительно похожих домах. Он вывел меня на берег. Река отражала лунный свет так ярко, как никогда не бывает на Земле, словно свет источала сама вода, выплёскивала рябью и волнами.

И смотрел на меня Ламонт с неприкрытым восхищением. Сказал, я создана для Лунного мира, ведь лунное сияние делает меня похожей на фею, подчёркивает совершенство черт лица. И ещё много приятностей, ничуть не испорченных фырканьем Ариана и его попытками вернуть нас в город. Ламонт с потрясающим равнодушием пропускал мимо ушей его недовольство, покатал нас на лодке, показал луга и овечек, белыми облачками бредущих по тёмным душистым травам.

С ненавязчивой предупредительностью Ламонт отправил волчонка с просьбой приготовить нам ужин на вынос. Но вместе с корзинкой еды явилась Катя, и очарование было нарушено её щебетом. Ламонт спокойно выслушал все её шпильки по поводу их общестайной тормознутости и бесчувственности, и даже восхваления стаи Тэмира, в которой за женщинами признавалось больше прав, он выслушивал лишь с лёгкой улыбкой, дико раздражавшей Катю. «Вот все они такие! – Она взмахнула рукой. – Ледышки!» На что Ламонт улыбнулся шире, наклонился к ней и утробно предупредил: «Это только так кажется, малышка. Мы можем быть очень горячими, если задеть за живое». И так оскалился, что она отшатнулась, а он выпрямился и рассмеялся: «Трусишка». Катя хотела швырнуть в него булкой, но не стала. А несколько минут спустя к нам присоединился её запыхавшийся жених, и прогулка утратила последнюю непринуждённость.

Но все эти впечатления трудно сформировать. И «нормальные», пожалуй, самая близкая характеристика к тому, как я их оценила. Потому что стая в целом – не очень из-за их высокомерной холодности, а Ламонт – тёплый, приятный, и он мне тоже понравился, хотя отчуждённой манерой похож на Ариана. Или именно потому, что похож на Ариана? Надо признать, меня просто тянет на мужчин с ноткой холодности в обращении. Но только когда это лишь нотка, и я понимаю их чувства.

Дверь приоткрывается. Заглядывающая Катя смотрит на Ариана, поцокивает языком. Шёпотом тянет:

– Вооин, эээй…

Распластавшийся на шкуре Ариан мерно дышит. То есть я тут потенциального жениха похвалила, а он дрыхнет?

Катя расплывается в улыбке, шире открывает дверь, и в комнату влетает беловатый волк. С него сыплется порошок. Да это же волк другого цвета, просто присыпался чем-то, а в пасти – коробка. Секунда – и передо мной стоит обвалянный в муке Вася с коробкой ожерелья в зубах. Выплёвывает её на руки и восторженно произносит:

– Привет.

Хорошо, что я ещё в платье. Ариан даже ухом не ведёт. Делаю несколько шагов к нему, но Катя мотает головой:

– Не дёргай его, пусть спит.

Изумлённо смотрю на неё, попутно вытаскивая одну из шкур моей ложи.

– Я ему снотворное в молоко подлила, – гордо сообщает Катя.

– Гнева князя не боишься? – Швыряю шкуру в Васю, чтобы прикрылся.

Он роняет коробку, подхватывает её, снова суёт в зубы и пытается обвязать шкуру вокруг бёдер. С него так и сыплется мука. А Катя разъясняет коварный план:

– Молоко было с кухни стаи. Я не виновата, что они так плохо приглядывают за жрицей, что её лунного воина усыпляют, а к ней самой пробираются посторонние.

И взгляд такой хитрый-хитрый. Что-то не завидую я её официальному жениху.

– А я ожерелье достал. – Вася протягивает обслюнявленную коробочку.

Это уже становится традицией, но ожерелье с опалами не роза, его я «ронять» не собираюсь. Осторожно открываю коробку. В лунном свете опалы сияют загадочно и романтично. Вася краснеет. Машет хвостом, и шкура с его бёдер падает.

Теперь уже краснею я.

– Ой, прости. – Вася наклоняется, демонстрируя холмики упругих ягодиц, и выпрямляется, прикрываясь шкурой. – Жаль, не прогуляешься с тобой, у Свэловцев природа вокруг красивая очень. И мясцо они вялят очень и очень отменное. Ну, для звериной формы. Они его обрабатывают, так что шанс подхватить паразитов почти ничтожный.

Полусырое мясцо, паразиты, романтика!

Коробочка с опалами приятно тяготит руки, и я не выдерживаю соблазна, вынимаю за цепочку гроздь мерцающих камней. Сердце обмирает.

– Давай помогу, – шепчет Вася.

Совсем как в прошлый раз я поворачиваюсь, и опять моя шея спрятана за высоким воротником. Поднимаю волосы, чтобы не мешались. Вася возится с застёжкой, прикасается к спине пальцами.

– Да что ты возишься, криворукий. – Катя толкает его в бок. – Давай я.

– Но…

Ещё один тычок в бок, и Вася послушно передаёт кончики цепочки в её руки. Катя защёлкивает замок за секунду.

Я вдыхаю, приноравливаясь к ощущению тяжести на груди. Глажу камни и обвившие их нити металла.

– Ладно, присаживайся и рассказывай. – Первая сажусь на шкуру. – Как ты достал ожерелье?

– Так князь такое устроил, что мы всё дно перерыли, – морщится Вася. – Нашли столько всего, утопленников даже.

Нет, с романтикой у Васи определённо туго: пробраться на чужую территорию, застать девушку почти одну, всю в лунном свете – и болтать о таком.

Он хватает отброшенную на шкуру коробочку и начинает вертеть в руках, открывать и закрывать.

– Ну и отец, конечно, лютовал, – продолжает Вася. – Заставил каждую сваю проверить. А их ведь тысячи! Так что я был занят очень. Да и у Златомира до тебя не добраться, там охрана о-го-го. – Он взлохмачивает волосы. Глаза мерцают, в лунном свете зубы будто светятся. – Да и тут я уж боялся, что не разберусь в этом белом муравейнике, но Кати так удачно удирала от жениха…

– Вы встретились перед тем, как ты нашла нас с Ламонтом? – перевожу взгляд на ухмыляющуюся Катю.

Она кивает. А я вот думаю: она согласилась провести ко мне постороннего. При этом усыпить охранника. А если бы на месте Васи был убийца?

Конечно, Катя не знает о моей проблеме, но предыдущую жрицу убили, а это значит, что я тоже могу быть в опасности. Хочется постучать ей по голове, но как это сделать так, чтобы не выдать нашу с Арианом ловлю убийцы на живца?

– Это Кати придумала меня мукой обсыпать. – Вася выпячивает грудь. Коробочка в его руках жалобно щёлкает и разламывается пополам. – Ой.

У него очаровательно виноватый вид.

– Да ладно. – Снова касаюсь опалов. – Самое ценное ты мне уже отдал.

– Ага. – Вася улыбается во все зубы. – Своё сердце. Так что если надумаешь меня выбрать – просто скажи об этом в день решения.

– День решения? – Продолжаю теребить опалы.

Катя подаётся вперёд, точно отличница-ученица, жаждущая скорее поделиться знаниями:

– По старинной традиции так называли день, когда жрица сообщает, кого из кандидатов выберет в мужья. – Она снова садится прямо. – Я в архивах посмотрела. Жаль, смотрины теперь не проводят, весёлое же дело. Раньше их с размахом праздновали, представители стай друг к другу в гости ездили, внеочередную ярмарку устраивали. Не то что сейчас. – Катя вздыхает.

– Да ладно. – Вася толкает её локтем. – Ты так печалишься, будто это тебя смотрин лишили.

– Ну и лишили. – Катя скрещивает руки на груди и надувает губы. – Просто сосватали и всё. За этого белобрысого зануду. А мне белобрысые не нравятся.

– Ну да, – кивает Вася и взлохмачивает тёмную шевелюру. – Блондины – это вообще не то. Блеклые они какие-то.

– И занудные, – тоже кивает Катя. – Особенно в этой стае.

– В этой стае – да. Мы с ними торгуемся иногда, и это страшно. Так что если понадобится ещё раз на женишка твоего что-нибудь уронить – обращайся. – Вася похлопывает Катю по плечу и переводит взгляд на меня. – А ты, Тамарочка, этих зануд не выбирай. Ты меня выбери.

– Так ты выбыл из состязания, – улыбаюсь я.

– Но ты можешь попробовать. – Вася пожимает плечами и разводит руками. – Это будет твой выбор, лунный князь обещал это с трона, а такое обещание нерушимо.

Тень рядом с его коленом приходит в движение, вытягивается. Резко оборачиваюсь, смотрю вверх: с края стеклянной крыши нас разглядывает тоненькая фигурка. То ли женщина, то ли подросток.

– Беги! – Катя подскакивает, тянет Васю за руку.

Тот медлит несколько мгновений. Наблюдатель соскальзывает с крыши. В следующий миг тихий вой просачивается сквозь стену. Вася обращается бурым с белёсыми проплешинами волком и пулей выскакивает из комнаты. Что-то звонко роняет. Рычит ругательство. Хлопает дверь – дома только днём стоят открытые и со шторами, на ночь здесь всё же запираются.

Катя в один прыжок оказывается под потолком, цепляется за выступ под стеклом и, наклонив голову, высматривает, что там снаружи. А я так и сжимаю в руке самый большой опал.

– И что с ним будет, если поймают? – уточняю я.

Спрыгнув, Катя потуже перетягивает пояс халата и чешет макушку:

– Побьют. Но он запомнил дорогу, думаю, успеет удрать. – Она застывает со странным выражением лица. Сцепляет руки, и выражение сменяется на мечтательное. – Подкупить подругу возлюбленной, пробраться в чужую стаю, усыпить лунного воина… вот это любовь. – С улицы доносится отдалённый вой. Катя обращает ко мне мерцающие глаза. – Как тебе повезло! А давай я помогу вам сбежать? Это будет так романтично.

– Пф, – доносится со шкуры у стены.

Подскочив, Катя уносится в соседнюю комнату. Снова заглядывает, всматривается в Ариана. Ей видна лишь его макушка и мерно вздымающийся бок, а вот мне – открытые мерцающие глаза.

Интересно, много ли он слышал и видел?