Текст книги "Последний владыка"

Автор книги: Анна Варенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Все нормально, парни, просто дайте мне спокойно уйти, и все останутся живы.

– Как благородно с твоей стороны, – чья‑то рука сгребла его за шиворот. Тревер попробовал вырваться, но не тут‑то было – тот, кто схватил его, оказался сильнее, одной его оплеухи хватило, чтобы едва не вышибить из строптивого юнца дух. Тревер повернулся и увидел насмешливое лицо человека, с которым желал бы встретиться в последнюю очередь.

Грегор, «Папаша Грегор», один из самых влиятельных глав бандитских кланов в Алькатване, стоял перед ним собственной персоной. Человек, о котором ходили легенды одна страшнее и ярче другой.

– Ну, так что же мы с тобой будем делать, приятель? – ствол оружия перемещался сверху вниз, словно Грегор придирчиво выбирал место на теле Тревера. – Сегодня ты здорово облажался, точно. Какая незадача – покушаться на мою собственность! Если ты еще не понял – этот турбоплан принадлежит мне. Вот я и думаю, как теперь с тобой поступить.

– Я не знал, – произнес Тревер. – Честно! Я очень сожалею…

– Я тоже. Пожалуй, у тебя есть возможность частично искупить свою вину, если ты покажешь, что способен не только на мелкое воровство. Ребята, – кивнул Грегор застывшим на месте парням, – надерите ему задницу.

Понятно, что дважды повторять приказ ему не пришлось – и Треверу ничего иного не оставалось, как принять вызов. Хотя при иных обстоятельствах он предпочел бы попросту сделать ноги, а не рисковать, сражаясь в одиночку против пятерых. Отчаяние и ярость придали ему сил. Тревер крутился волчком, отбиваясь от противников и быстро оценив, что ни один из них сам по себе с ним сравниться не может. Они только мешали друг другу, пытаясь нападать все разом, и хотя досталось тогда Треверу изрядно, он сумел справиться с ними.

Грегор с интересом следил за ходом сражения.

– Дурак, но отчаянный, смелый и не из слабаков. Хорошо, ты мне подходишь. Будешь работать на меня.

Таких, как Тревер, Грегору служило немало. В их обязанности входили весьма несложные действия – сбор «дани» с должников. И Тревер некоторое время неплохо справлялся с этой работой. Грегор оставлял ему часть собранных «налогов», так что жить можно было вполне сносно. А потом появилась Шаиста, и с тех пор его «работой» стала только она. Ибо, к счастью или несчастью для Тревера, Шаиста оказалась дочерью его босса.

Грегор, державший в страхе половину Алькатвана, превращался в мягкое сентиментальное создание, когда дело касалось его «дорогой девочки», взбалмошной, сексуально озабоченной, и при том исключительно хорошенькой внешне. Едва Шаиста потребовала себе Тревера, его участь можно было считать решенной. Его собственного мнения никто особенно не спрашивал. И так подразумевалось, что взлететь столь высоко, сделавшись зятем самого Папаши Грегора, – редкостная, невероятная удача. Шаиста не удовлетворилась Тревером в качестве бой – френда, ничего подобного! Она пожелала поиграть в серьезную замужнюю даму, так что он и оглянуться не успел, как оказался в роли ее законного супруга.

Первое время, пока их отношения ограничивались неистовыми постельными баталиями, все шло прекрасно. Шаиста оказалась весьма изобретательной особой, страстной и ненасытной, и Тревер ей ничуть не уступал. Ему даже казалось тогда, будто это и есть настоящая любовь. Папаша Грегор приобрел для них очень приличный домик… из трех этажей, напичканный всевозможной техникой, где двери закрывались и открывались, достаточно только щелкнуть пальцами, свет включался и затухал сам собой, а еда появлялась, кажется, реагируя на выделение желудочного сока. Последнее обстоятельство было для Тревера немаловажным – одной из его слабостей являлся поистине фантастический аппетит, поесть он любил, что, по счастью, никак не сказывалось на его фигуре, подтянутой и поджарой, как у молодого волка.

Но если что‑то начинается столь лучезарно, по закону подлости следует ожидать менее радостного продолжения. Жизнь, как известно, похожа на зебру – белая полоса, черная полоса, белая, черная… а потом – задница. Не прошло и полугода, как семейная идиллия обернулась кошмаром. Шаиста ревновала Тревера ко всему, что движется, закатывала ему едва ли не ежедневные истерики, и вообще оказалась редкой стервой, упрямой, как черт. Ее настроение менялось чаще, чем погода, а угодить ей было почти невозможно. Тревер же с детства не выносил, когда им кто‑то пытается руководить и давать указания, тем более на повышенных тонах, спеси и гонора ему самому было не занимать, и закончилось это тем, что он как‑то раз, окончательно выведенный из терпения, слегка встряхнул не в меру разбушевавшуюся супругу. Шаиста было притихла, но на другой же день побежала жаловаться Грегору. Тот вызвал Тревера к себе и устроил ему словесную взбучку, пригрозив всеми возможными и невозможными карами в том случае, если тот еще хоть раз осмелится поднять руку на его дочь.

– Руку?! – поразился Тревер. – Да если бы я ее ударил хоть раз, то от нее бы только мокрое место осталось!

Это было чистой правдой. Но до того, чтобы ударить женщину (даже если она того вполне заслуживает), он никогда бы не стал унижаться. Угрозы Грегора его просто взбесили. Не прошло и двух дней, как Тревер покинул Алькатван без лишних предупреждений. Он резонно счел, что, как говорится, долгие проводы – лишние слезы, причем в данном случае скорее его собственные, чем Шаисты. Дочерей мафиозных боссов безнаказанно не бросают. В качестве компенсации за свое унижение он прихватил с собой кругленькую сумму из личного сейфа Папаши Грегора, которую, правда, довольно быстро и весьма бездарно промотал в венерианских борделях, празднуя свою вновь обретенную свободу.

С тех пор прошло больше двадцати лет. Возможно, какое‑то время поначалу Грегор и пытался его разыскивать, но, скорее всего, быстро плюнул на это безнадежное предприятие, утешив Шаисту покупкой для нее другого мужчины, и забыл о существовании Тревера. А вот забыла ли о нем сама Шаиста – хороший вопрос.

Тревер не испытывал особенных проблем с женщинами. И самонадеянным не был – чтобы полагать, будто его сексуальные подвиги столь неподражаемы, что после разрыва с ним женщине остается только уйти в монастырь и вечно оплакивать невосполнимую утрату. Он легко сходился почти с любой представительницей прекрасного пола и зачастую столь же легко расставался, не раздавая несбыточных обещаний, чтобы не оставалось горького осадка в душе. Пожалуй, так резко он обошелся только с Шаистой, но у Тревера было на то достаточно оснований.

Так или иначе, отчего‑то ведь ее имя всплыло в его памяти спустя столько лет?! И кто‑то назначил ему встречу в тот самый день? В какую ловушку он так беспечно шагнул тогда?

Бесполезно! Стена необъяснимого забвения и не думала поддаваться.

Он встретился с Шаистой или с кем‑то, кого она подослала? И что произошло затем? Чего она хотела или требовала?

Нет, скорее всего, чтобы разобраться со всем этим, придется попросить Фрэнка просканировать его мозг на предмет выявления каких‑то повреждений. Но в некоторой степени Тревер испытал облегчение – если с ним произошло нечто, связанное с Шаистой, едва ли опасность может угрожать кому‑то еще, кроме него самого. Это дело глубоко личное, не касающееся ни Фрэнки, ни Джошуа.

Впрочем, как раз с Джошуа все не так просто, его ведь легко можно перепутать с ним самим. Эта мысль вновь наполнила сердце Тревера тревогой. Парень отсутствует, судя по словам Фрэнка, уже почти двое суток. Черт бы его побрал, где он может шляться, в совершенно незнакомых, непривычных условиях, не имея опыта в одиночку справляться со множеством проблем, которые у него неизбежно возникнут? Ну, был бы он ребенком, еще куда ни шло, всегда найдутся добрые люди, которые придут на помощь несмышленышу. Но Джош – взрослый мужчина и таких эмоций не вызывает. И идти ему некуда… разве что вернуться назад.

Мысли у Тревера путались, перескакивая с одного на другое. Он все больше утверждался в том, что Шаиста имеет прямое отношение к его злоключениям. Грегор, кстати, отличался изощренной, жестокой изобретательностью по отношению к своим жертвам. Вспомнив об этом, Тревер невольно вздрогнул. Желтоватые, звериные глаза Грегора отчетливо встали перед его внутренним взором. И каждое из слов, которые тот цедил сквозь зубы, было полно разъедающего душу яда. «Знаешь, я всегда восхищался древними способами добиваться раскаяния и страха. Например, как тебе нравится идея положить связанного человека нагишом на термитник под палящим солнцем? А мои предки использовали в качестве орудия мести особые ритуальные предметы, священное оружие, передававшееся из поколения в поколение, от отца к сыну, и не знавшее пощады к врагу. Считалось, что оно само находит свою жертву, и стрелы, выпущенные из него, никогда не пролетали мимо цели. Их обычно тоже тщательно сохраняли, извлекая из тел поверженных противников, и очень берегли. Нет, нынешние люди заметно оскудели умом и душой, заменив искусство убивать его жалким подобием. Приближающаяся смерть должна быть осознана, прочувствована жертвой – иначе сама идея наказания теряет свою ценность и прелесть».

Стрелы никогда не пролетали мимо цели… их сохраняли, извлекая из… вот оно! Тревер даже ощутил покалывание в кончиках пальцев. Он в стотысячный, наверное, раз достал наконечник, с новым жадным интересом разглядывая его. Теперь он знал, что следует сделать. Передавалось от отца к сыну… но у Грегора не было сыновей, вообще никаких детей, кроме Шаисты! Значит… Проклятье, где была раньше его голова, как он мог не связать те давние «откровения» Грегора с собою еще там, в лесу?! Теперь он знал, что должен делать. Тревер поспешно поднялся в лабораторию. Для начала произвести анализ этого предмета, применив старый добрый радиоуглеродный метод исследования возраста артефактов. У Тревера от волнения слегка дрожали руки, он собирался немедленно удостовериться в правильности своей догадки.

– Фрэнки, я, кажется… – не оборачиваясь, но услышав, как за его спиной кто‑то вошел в оставшуюся незапертой дверь, начал он.

– Тревер?

Положительно, нынешний день оказался весьма щедр на сюрпризы!

– Джош! Ну, слава Богу, явился, – Тревер протянул ему руку, но Джошуа сделал шаг назад.

– Тихо. Я сейчас уйду, пока Фрэнк не знает, что я был здесь. Мне только надо забрать ампулы, и все. Тревер, еще лучше, если мы уйдем вместе, понимаешь, он пытался убить тебя, а меня заставить говорить всем, будто я – это ты. Не знаю, зачем ему это понадобилось, но какое‑то время я ему подыгрывал… Он говорил, что так надо и будет лучше для всех, а потом понял, что больше не могу продолжать игру по его правилам.

– Джошуа, – как можно спокойнее и мягче произнес Тревер, – все немного не так, как ты думаешь. Во – первых, я жив. Меня действительно пытались убить, но Фрэнки не имеет к этому никакого отношения, я уверен, потому что знаю людей, вернее, конкретного человека, давно ненавидящего меня по очень личным причинам и желавшего мне смерти. Фрэнки – сложный тип, точно. Но он не убийца, пойми, я могу это доказать. Пожалуйста, парень, успокойся. Все хорошо. Не надо его бояться. И если ты опасаешься, что он не простит тебе твою вспышку, то напрасно. Люди часто срываются друг на друга. Ну, перенервничал, бывает. Так ведь? Может быть, Фрэнки тоже в чем‑то виноват. Вы с ним просто поговорите, и недоразумение легко разрешится. Ты мне веришь, Джош? Мы ведь друзья.

– Нет.

– Что? Ты считаешь еще и меня врагом? Но это просто смешно.

– Я считаю, что ты сам заблуждаешься насчет Фрэнка. Это не я, а ты веришь ему больше, чем мне, – голос Джоша сорвался. – Я его ненавижу! Ты ведь не слышал, что он мне говорил…

– Конечно, не слышал, но знаю, чего можно наговорить в момент ссоры. У тебя маловато такого рода опыта. Все мы иногда вываливаем на других массу жутких оскорблений, чаще всего несправедливых, а потом сами жалеем об этом. Я и сам, случалось, делал подобное, причем с теми, кого на самом деле очень любил, – Тревер был готов на все, лишь бы удержать Джошуа и не позволить ему снова сбежать. В то же время он чувствовал, что тот заметно изменился за прошедшие месяцы и воспринимает мир совсем иначе, чем прежде. Тот Джош, которого он знал до своего исчезновения, был, действительно, большим ребенком. Сейчас перед ним стоял мужчина, имевший определенный горький опыт непрощенных обид, разочарований и поражений.

– Тревер, я не хочу с тобой драться, но если ты станешь удерживать меня силой, мне придется это сделать, ты не оставляешь мне другого выхода.

Прежний Джошуа никогда бы такого не сказал. Но тогда он еще не проливал ничьей крови. Тревер вспомнил, как выглядит раздробленная рука Фрэнка, и только тут окончательно поверил, что это совершил именно Джош. Раздавить каблуком кисть поверженного противника… человеку с таким отчаянным, твердым взглядом вполне доступно.

– Силой? Нет. Признаться, я рассчитывал на твою способность внять голосу разума, парень.

– Не говори со мной как с идиотом.

– Я никогда не считал тебя идиотом! – не выдержал Тревер. – Что ты несешь?!

– Дай мне уйти.

– И не подумаю. Сядь сейчас же и послушай, что я тебе скажу…

– Я предупреждал, – произнес Джошуа, и его кулак врезался в живот Тревера с такой стремительной мощью, что тот согнулся пополам, со свистом втягивая воздух, и едва успел увернуться от готового обрушиться на основание черепа локтя противника. Тревер схватил Джоша за ноги, рванув на себя, и оба оказались на полу. До сих пор Тревер был убежден, что превосходит Джошуа в умении сражаться, но, кажется, глубоко заблуждался – двойник был явно сильнее него физически, подвижнее и выносливее. Уж не потому ли, что, черт возьми, моложе на без малого тридцать шесть лет?.. Впрочем, размышлять Треверу сейчас было некогда. Он ушел в глухую защиту, тренированное тело ловко дергалось, блокируя наиболее опасные удары почти без участия сознания. Джош, хрипло дыша, всем телом навалился на него, стараясь добраться до горла и сцепить на нем пальцы, но неожиданно коротко вскрикнул и обмяк, оглушенный подоспевшим Фрэнком.

– Дьявол, – Тревер сбросил его с себя и поднялся, схватившись за край заставленного приборами стола и не обращая внимания на то, что некоторые из них при этом со звоном посыпались на пол. – Фрэнки… ты вовремя подоспел.

– Я так и понял. Тебя же предупреждали, что он опасен! Следовало сразу включить сигнал тревоги, едва ты увидел его здесь, а не валять дурака.

– Я надеялся с ним договориться. Он вошел… и выглядел поначалу почти нормальным, но потом… – Тревер удрученно покачал головой.

Рейнольдс с размаху ударил лежащего на полу Джошуа ногой под ребра.

– Прекрати! – заорал Тревер. – Что ты делаешь?! Ты убьешь его!

– Вряд ли, – Рейнольдс с заметным трудом сдерживал себя, чтобы не продолжать избиение. – Живой он, что ему сделается. Сам проверь.

Тревер приложил два пальца к вене на шее Джошуа, потом приподнял ему веки.

– Вроде ты прав. Он оказался заметно сильнее, чем я предполагал. Как все психи в состоянии аффекта.

– Не совсем, – возразил Фрэнк. – Физические возможности этого образца заметно превышают обычные человеческие. Имей в виду на будущее. Тебе крупно повезло, что он тебя не прикончил.

– Ну, я тоже не из слабаков, – проворчал Тревер.

– Потому и жив до сих пор. Ладно. Введи ему успокоительное, чтобы проспал часов десять.

– Ты же знаешь, что этого нельзя делать, пока он в таком состоянии.

– Ничего с ним не случится. Но как хочешь, можешь сначала перенести его вниз и зафиксировать. Надеюсь, тебя большее не тянет ждать, что он сам по себе станет вести себя как кроткий ягненок?

– Когда он напал на меня, то на ягненка был похож в последнюю очередь.

– Естественно. Искусственно созданные организмы нередко дают неадекватную реакцию, требующую коррекции.

– Да, но… Фрэнки, мы с тобой не созданы искусственно и должны оставаться людьми, верно? Как бы то ни было, я не хочу никакой неоправданной жестокости по отношению к Джошу.

– Тревер, я не нуждаюсь в такого рода предупреждениях. Заканчивай с ним сам, у меня рука повреждена, и вспомни для разнообразия о том, что у нас полно работы. Сумеешь поднять его?

– Справлюсь.

Он опустил Джоша на постель и перевел дух. Нет, Тревер не собирался сейчас возражать Фрэнку и в точности выполнил его указания, проверив прочность широких кожаных ремней, которыми был вынужден притянуть своего двойника к постели. И все‑таки чувствовал он себя при этом весьма скверно, как будто делал что‑то не вполне правильное.

Джошуа открыл глаза и хотел что‑то сказать ему, но Тревер тут лее вонзил иглу в его руку, и сильнейший транквилизатор мгновенно подействовал.

– Что же с тобой творится, парень? – задал Тревер риторический вопрос, вглядываясь в лицо своего отражения. – Какой бес в тебя вселился?

«Физические данные этого образца…» – всплыли в памяти слова Фрэнка. Прежде Рейнольдс никогда так не называл Джоша. Образец? Так можно говорить о подопытном кролике или модели механизма, но не о человеке. Конечно, Фрэнки был по понятным причинам взбешен, однако не могло ли быть и так, что у него вырвались именно те слова, которые он про себя применял по отношению к Джошу, на самом деле, всегда?

В таком случае, в кого из них вселился бес, еще не очень ясно. Впервые недоверие к Фрэнку ощутимо и неприятно царапнуло сердце Тревера, но он постарался тут же прогнать это муторное, тяжелое чувство. В конце концов, как раз напал на него именно Джош, а Фрэнки в очередной раз пришел на помощь, так неужели какое‑то брошенное в сердцах слово способно перевесить вполне конкретное значение реальных действий?!

Хуже всего мысль, потом слово, и лишь после этого… все дайоны это знают. И что, если в таком утверждении, с точки зрения нормального человека, абсурдном, есть своя правда?..

Айцуко сладко потянулась во сне и вдруг вздрогнула всем телом, словно через нее пропустили электрический разряд.

– Джошуа? О, нет…

Ушел. О Великий Шеннеч, она догадывалась куда. Либо к Кангуну за оставшимися ампулами, либо… нет! Не помня себя, Айцуко все же для начала бросилась к брату, но тот лишь подтвердил ее худшие опасения, сказав, что не видел Джошуа с тех пор, как они вдвоем отправились к Чеону. И ампулы по – прежнему были на месте. Значит…

– Да что ты такая бешеная? Он не собака, чтобы ходить за тобой на поводке, – попробовал успокоить ее Кангун. – Подожди, сам объявится.

– Вряд ли, – потерянно отозвалась Айцуко. – Я чувствую, он попал в новую переделку.

– Ты просто свихнулась на этом чужаке! Послушай, какое тебе, по большому счету, до него дело? Если женщина берется кого‑то опекать, ее объятия имеют свойство превращаться в удушающие. Разве он обязан отчитываться перед тобой за каждый шаг? Я‑то ждал тебя, чтобы сказать, как мне повезло – эскизы фресок приняты, меня пригласили работать в храме, это настоящая победа, а ты все портишь своей мрачной физиономией! В кои‑то веки я даже получил немного денег в счет будущей работы…

– Кангун, я страшно рада за тебя! – воскликнула Айцуко. – Никогда в тебе не сомневалась и верила, что тебя заметят и оценят, ты же настоящий, большой талант, и наши родители на небесах сейчас тоже разделяют твою удачу. Мы с тобой непременно отметим ее и сегодня же устроим праздник в твою честь! Но сейчас мне просто необходимо уйти, совсем ненадолго, обещаю, и потом…

В этот момент в дверь постучали, Айцуко бросилась открывать, неистово надеясь на чудо.

– Привет, я так и думал, что застану тебя здесь, – Рэсс вошел и слегка приобнял ее. – Куда ты пропала? Здорово, Кангун, – мужчины обменялись рукопожатиями.

– Я… да тут… – девушка неопределенно пожала плечами. – Работа и все такое…

– В «Ящере» мне сказали, что ты у них больше не служишь.

– Ты был там? Ну да, так получилось. Ищу новое место. И вот Кангуну немного помогаю.

– Немного? Да я без нее как без рук, – подхватил Кангун. – Рэсс, сестрица у меня просто золото.

– Извините, – Айцуко нетерпеливо переступила с ноги на ногу. – Я должна ненадолго уйти.

– Отлично. Пойдем вместе, – настойчиво проговорил Рэсс. – Или это нечто настолько личное, что посторонние тебе не нужны?

– Ты не посторонний. Но…

– Нам надо поговорить, – молодой человек вышел следом за ней. – Айцуко, ты перестала приходить на наши… встречи. Что происходит? И сними защиту, я что, должен орать на весь Олабар?

– Хорошо, поговорим, – сдалась она. – Скажем, я не прихожу, потому что мне там нечего делать. Одна пустая болтовня, детская игра какая‑то. Я уже выросла из этого, Рэсс.

– Неужели? Поэтому вчера ты пришла в «Ящер» с чужаком и ушла оттуда в его же обществе?

– Это не то, что ты думаешь.

– Нет? – Рэсс пристально посмотрел на нее. – Тогда объясни.

– Я не обязана никому ничего объяснять. И прекрати на меня давить.

– Ты забыла о пророчестве и о том, какие дни наступают?

– Этих пророчеств и сроков было уже столько…

– Прежде жрецы ошибались. Теперь – нет. Айдар сказал, что Тот, Кто должен Прийти, уже здесь, в Чаше.

Айцуко вздрогнула.

– Но тогда где же Он и почему я Его не вижу? Или ты? Вообще есть ли хоть один человек, который Его видел? Айдар, например? Извини, но я что‑то сильно в этом сомневаюсь. Вся эта история о Нерожденном… тебе не кажется, что она не больше, чем миф?

– Нет, не кажется. Ведь это твоя вера пошатнулась. А вовсе не моя, – горько вздохнул Рэсс. – В то, что нам никогда не стать такими, как раньше, и не вернуть нашу силу, если…

– Ну конечно. Если не придет какой‑то Нерожденный и не поставит все на свои места, а чужаки с их цивилизацией сбегут из Чаши быстрее собственного визга. Рэсс, ты рассуждаешь, как ребенок. Время не может двигаться назад, и дайонам в обозримом будущем ничего хорошего не светит. Смешно надеяться на Того, кто явится, чтобы…

– Не смей!

Кажется, резкость Айцуко только что оскорбила его лучшие чувства. Но девушка именно этого и добивалась. Обидевшись, Рэсс оставит ее в покое и даст возможность подумать о Джошуа. Все остальное сейчас ее мало волновало.

– Ты же одна из самых сильных среди нас, – он не отступал. – Ты нам очень нужна, Айцуко.

– Для чего? Ты веришь в Нерожденного? Я тебе не мешаю продолжать. Но неужели, чтобы во что‑то верить, надо собираться всем вместе? А по отдельности что, хуже получается? Похоже на групповое помешательство. Один псих – это просто псих. А если сразу много, можно считать себя обществом сверхразумных.

– Все древние сказания дайонов свидетельствуют о том, что Он должен прийти. И ты сейчас предаешь самое святое, самую суть нашей надежды. Айцуко, подумай сама, ведь ты всегда была такой… убежденной.

– Дурой. Экзальтированной дурой, вот кем. Поклонялась выдуманным чудесам и ничего вокруг себя не замечала. Слушала красивые сказки, развесив уши до земли, и от себя еще кое‑что присочиняла. Пойми, я тогда осталась совсем одна, отец и мама погибли, мне было просто необходимо быть… с кем‑то, чтобы не бояться жить дальше. И я искала виноватого… Это так естественно, когда происходит что‑то ужасно несправедливое, пытаться найти какое‑то разумное объяснение. А его нет. У судьбы нет вообще никакой логики.

– А твои стихи? Вспомни! «Одно желание и Слово в моей кочующей судьбе, и не хочу пути иного, не приводящего к Тебе». Ты посвятила их Нерожденному!

– Я посвятила их…

Джошуа. Конечно. Пусть тогда я даже имени его не знала, это не имеет значения. Предчувствию встречи с ним, которая когда‑нибудь случится. Джошуа, живому, теплому, милому, человеку, а не красивому мифу. «Хочешь, я буду сильным за нас обоих?» Она едва не застонала от тоски по нему, от острого желания дотронуться до его руки. Глядя Рэссу в глаза, Айцуко сняла защиту, так, чтобы он смог мгновенно погрузиться в самую глубину ее существа. Ей стало все равно. Пусть он узнает. От этого ничего не изменится.

– Айцуко… но это же… он же чужак!

– Да.

– Жрецы проклянут тебя. Дайонка, которая способна пойти на такое… даже хуже тех, кто вербуется в наемные шпионы и служит иным расам, за деньги продавая свой дар.

– Да. Когда меня объявят Отверженной, Рэсс, ты тоже не подашь мне руки и будешь совершенно прав. Но это сильнее меня, вот и все.

– Будь он проклят, – воскликнул Рэсс. – Он же погубит тебя! Айцуко, ты не должна…

– Ты ничего не понял?

– Понял, – он обреченно опустил голову. – Ну, что ж, тогда…

– Прощай.

Рэсс развернулся и быстро пошел прочь, ни разу не взглянув назад. Еще бы, печально подумала Айцуко. Считалось скверным знаком, даже если тень Отверженной упадет на тебя, а уж стоять с нею рядом и подавно. А ведь этот парень был ее другом. После гибели ее родителей он оказался единственным тогда, кто сумел по – настоящему поддержать Айцуко, словно взял ее душу в ладони, как маленькую замерзшую птицу, и отогрел теплом своего дыхания, придав ее существованию новый глубокий смысл и возвратив желание жить дальше. Он привел ее в «Возвращение», доверившись своей юной подруге без остатка, хотя отлично знал, чем рискует. Он рассказал ей о Великом Шеннече… и о Нерожденном, таинственным мистическим образом связанном с каменным бессмертным гигантом, прародителем дайонов. Рэсс поручился за Айцуко перед жрецами, служителями этих двух божеств, ввел ее в узкий круг Посвященных. И чем же она заплатила ему за все это теперь? Тем, что просто отвернулась от того, что было свято для них обоих, и зашла еще дальше, предпочтя Рэссу не просто другого человека, но – чужака! Айцуко чувствовала себя настоящей предательницей, отступницей. Рэсс меньше всего заслуживал ее оскорблений! Но что же делать, если ее теплые чувства к нему никогда не отличались от тех, что девушка испытывала, например, к Кангуну? Может быть, Рэсс думал иначе, но видят боги, она не раздавала никаких авансов и несбыточных обещаний, словно зная, предчувствуя, что настанет день, и она встретит кого‑то, кто станет для нее средоточием, центром мироздания – и, увы, это будет совсем не Рэсс. Теперь это произошло. Айцуко остро поняла, что о подобных чувствах лишь глупцы могут рассуждать как о чем‑то безоблачном и прекрасном. Любовь – если это так называется – почти всегда требует множества жертв, пораженный ею человек вынужден делать мучительный выбор, отрекаясь от всего остального, что прежде казалось ему важным и значимым, и даже от самого себя, становясь иным.

Она, словно застыв, стояла на пороге дома брата, на том же месте, где рассталась с Рэссом, прижав к побелевшим прыгающим губам костяшки согнутых пальцев.

– Айцуко, ты еще здесь? А где Рэсси? – удивленно спросил Кангун, распахивая дверь.

– Ушел. У него… дела, – выдавила девушка.

– А ты что намерена делать? Бьюсь об заклад, все твои планы вращаются вокруг Джошуа, – Кангун невесело усмехнулся. – Я, как‑никак, знаю тебя неплохо – ты самая упрямая девчонка, какую только видел свет, и если что‑то задумала, свернуть тебя с пути невозможно. Выкладывай, куда собралась, и отправимся вместе. Я не могу сидеть тут, представляя себе, во что ты способна ввязаться. И потом, я кое – чем обязан этому твоему чужаку. Именно его изображение было признано самой удачной из представленных мною работ. Даже не думай возражать, я намерен пойти с тобой.

– Хорошо, – легко согласилась Айцуко, оценив смелость и ценность предложения Кангуна. – Мне нужно попасть в тот самый Центр исследований, где расположились чужаки с Земли.

– Кто ж тебя туда пустит?

– А мы вот что сделаем… – Айцуко быстро и четко объяснила брату свой замысел.

…Тревер первым заметил молодую пару – юношу и девушку. В некоторой растерянности они стояли у дверей Центра, явно не понимая, как сообщить о своем визите. Дайонка пробовала даже стучать. Он улыбнулся и включил громкую связь.

– Кто вы и чего хотите?

– А можно нам сначала войти? – спросила девушка. – Как‑то странно говорить с тем, кого не видишь.

– Подожди, – одернул ее парень. – Мы муж и жена из рода Сондо. Мое имя Кангун, а это Аурелиа. Мы ждем ребенка, и…

– Понял, – прервал его объяснения Тревер. – Правильно сделали, что пришли. Входите, – он пропустил их внутрь и обернулся к Фрэнку. – Там дайоны – боятся произвести на свет совсем не то, что хотелось бы. Я их встречу.

Он подождал, пока лифт доползет до нужного этажа, и шагнул навстречу посетителям. При виде него на лице молодого человека отразилось невероятное изумление. Его спутница тоже на долю секунды опешила, но сумела быстро взять себя в руки, хотя Тревер успел заметить ее реакцию.

– Что вы так на меня смотрите? – спросил он. – У меня, часом, вторая голова не выросла?

– Нет, все в порядке, – отозвалась девушка. – Просто здание снаружи кажется меньше, а здесь столько всего…

– Мне показалось, что причина вашего смятения как раз во мне, а не в количестве помещений, – Тревер пожал плечами. – Впрочем, если все нормально, я этому только рад. Если я правильно понял, вы беспокоитесь по поводу будущего ребенка.

– Да. Обычно это было делом только семьи, – сказал Кангун, – но теперь…

– Теперь, с тех пор, как начался этот ужас, – подхватила «Аурелиа», – я так боюсь, что наше дитя может родиться больным… говорят, вы здесь правда можете как‑то помочь?

– Пытаемся. Да, я не представился. Мое имя Тревер.

– Очень приятно. Что я должна делать?

– Просто пройти со мной. Это не займет много времени. Все, что мне нужно, – капля твоей крови, Аурелиа. Ты даже не успеешь ничего почувствовать.

– Мне плохо, – девушка стремительно побледнела. – Меня тошнит. Где здесь туалет?

– Дальше по коридору. Пойдем, я провожу.

– Я сама дойду, – пролепетала она. – А потом куда?

– Сюда, – Тревер указал на дверь одного из рабочих помещений. – Не волнуйся, я подожду.

«Кангун, – мысленно попыталась Айцуко обратиться к брату, – это не Джошуа, а тот, другой, его двойник. Но ведь Джошуа говорил, что он пропал. Я ничего не понимаю. Ты меня слышишь?»

Брат молчал и явно не воспринимал ее слов. Причем Айцуко знала, что здесь дело не в защите. Она чувствовала себя словно оглохшей и онемевшей. Что‑то чуждое полностью блокировало ее обычную связь с миром. Кангун тоже это ощущал. Здесь можно было объясняться только при помощи речи, иначе не получалось. Установленное Фрэнком поле действовало надежно.

– А я бы не мог пока быть чем‑то полезен? – спросил у Тревера Кангун.

– Мог бы. Следует уточнить ваши данные, мы сейчас этим займемся. Или ты хочешь сохранить анонимность? Такое тоже возможно, я тогда просто обозначу вас номером, и все.

– Нам нечего скрывать, – Кангун понимал, что должен отвлечь чужака и дать возможность Айцуко уйти подальше, хотя ее затея с каждой секундой нравилась ему все меньше и меньше. – Знаешь, дайоны сейчас переживают не лучшие времена, и я не понимаю тех, кто лучше готов умереть, чем просить помощи у чужаков.