Текст книги "Последний владыка"

Автор книги: Анна Варенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

С Тревером все иначе. Джун оказалась в незнакомом ей мире, но рядом с ним ощущала себя настолько надежно защищенной, что не испытывала ни вполне естественной неловкости, ни страха. Она быстро училась, стремительно проделав путь от запуганной дикарки – рабыни до нормальной, вполне современной женщины, свободно оперировавшей со множеством прежде неведомых ей предметов и реалий, которые теперь окружали ее повсюду. Прежняя жизнь казалась ей давним страшным, но почти забытым сном. Даже лица Хьюго она не могла толком вспомнить и стыдилась того, что, таким образом, предала даже самую память о нем. Но что она могла сделать? Теперь у нее был Тревер… С ним словно бы лопнула невидимая петля, прежде туго затянутая на ее чувственности, и Джун ощущала себя очаровательно – развратной в его мощных объятиях. Она любовалась им, обнаженным. Она засыпала, обнимая его, и просыпалась, шепча его имя. Она ласкала его, бессчетное число раз повторяя ему слова любви, страсти и верности. Ей все в нем нравилось. Как он ест, спит, двигается, даже терпкий запах пота и золотистая щетина на подбородке, когда он забывал вовремя воспользоваться бритвой. В его присутствии у нее кружилась голова, подгибались колени, и по спине бежали мурашки. Ее Тревер! Она старалась угодить ему, стать такой, как женщины, к которым он привык – красивой, умной, современной, независимой. Лихо водила турболет и флаймобиль, преодолев естественную природную осторожность, ведь Тревер обожал скорость и риск.

В этой новой Джун едва ли теперь можно было признать прежнюю дикарку. На нее заглядывались мужчины, и она удовлетворенно улыбалась, замечая ревнивый взгляд мужа – значит, небезразлична ему. Сама же Джун кроме него никого больше замечать не желала. У нее не было друзей. Те немногие из обитателей пещер, кто вместе с нею пожелал отправиться на Землю и начать новую жизнь, вскоре вернулись назад, так и не сумев приспособиться к иным условиям существования. Среди них был и Сол, которого Джун любила, как брата. В первое время они старались держаться вместе, однако Сол слишком ясно ощущал себя лишним в присутствии Тревера, кроме того, ему не удавалось, подобно Джун, бесстрашно и безоглядно вписываться в незнакомый новый мир Земли. И еще – так легко выбросить из головы прошлое. В глубине души Джун чувствовала, что Сол не понимает и осуждает ее. Однако его мнение в ее глазах особого значения не имело. Она‑то видела теперь многие вещи глазами Тревера… Мрачные пророчества Сола раздражали ее – он утверждал, будто солнечные камни – олицетворение зла – никому и нигде не могут принести счастья. «Да ты просто завидуешь, – раздраженно заявила ему Джун. – Завидуешь нашей любви и тому, что нам не приходится жить в нищете и опасности благодаря этим самым камням, которые принесли нам настоящее состояние! Тебе бы наверняка больше понравилось, если бы мы с Тревером были вынуждены бороться за каждый кусок хлеба – ты ведь мыслишь прежними категориями. Советую тебе раскрыть глаза и прекратить наконец отвергать все новое, все те возможности и перспективы, которые открываются перед тобой на Земле. Незачем ныть, отравляя жизнь себе и другим!» – «Когда‑нибудь ты поймешь, что я был прав, сестренка, – спокойно возразил Сол. – Жаль, если окажется слишком поздно». Через несколько дней он отправил Джун коротенькое послание, сообщив ей о своем решении вернуться на Меркурий, но даже не пришел проститься. Потеряв, таким образом, последнего из своих прежних друзей, девушка осталась в полнейшем одиночестве – но этого она вовсе не ощущала, до поры до времени. Все ее мысли и время заполнял собою Тревер. Впрочем, одна подруга у Джун все‑таки была – Идис, жена Фрэнка Рейнольдса. Женщины быстро нашли общий язык, Идис знакомила Джун с так называемой «светской» жизнью.

В общем, первые полтора года брака с Тревером, несмотря на множество связанных с адаптацией к новым условиям сложностей, были самым счастливым и прекрасным временем. Мужественный, умный, бесконечно обаятельный красавец, да еще и богатый – мечта любой нормальной женщины. К тому же, несмотря на уже далеко не юный возраст, Тревер принадлежал к числу романтиков, создавая для своей жены потрясающую атмосферу истинной любви.

Потом все начало рушиться. Джун не могла точно сказать, когда и с чего это началось. Треверу нравились шумные вечеринки, он любил бывать среди людей. Другие женщины откровенно с ним флиртовали, это тешило его мужское самолюбие. Джун видела, что ему приятны их знаки внимания, хотя Тревер клялся, что безразличен к ним. Иногда он становился злым, капризным и требовательным, орал на вышколенную прислугу и вел себя как дурно воспитанный избалованный ребенок. Угодить ему в такие дни становилось невозможно. Настроение Тревера менялось чаще, чем погода. Став богатым человеком, бывший бродяга – исследователь и космолетчик – сходил с ума от безделья и бесился, не зная, куда себя деть и на что еще тратить свои деньги. Он то проигрывал огромные суммы в казино, за одну ночь умудряясь спустить целое состояние, то на него нападал приступ скупердяйства, и он скандалил в дешевом кафе, заставляя Джун испытывать мучительную неловкость.

В некотором смысле Сол оказался не так уж неправ. Солнечные камни проявляли еще одну грань своего коварства. Да, на Земле они не обладали опасным свойством телепатически подчинять себе людей, но как огромная материальная ценность «работали» двояко. Тревер, сделавшись их счастливым обладателем, сам того не желая и не помышляя ни о чем подобном, постепенно превращался в их же раба. Он задыхался в любовно выстроенной им же самим золотой клетке и тщетно бился об ее незримые прутья, пытаясь освободиться. Выражалось это, в частности, в том, что он постоянно в каких‑то нелепых драках доказывал свое превосходство и силу, как будто от этого зависела его жизнь, а потом скулил, когда верная Джун обрабатывала его «боевые раны», откровенно набиваясь на жалость и преувеличивая свои страдания. Он смертельно тосковал по своей прежней, полной опасных приключений жизни, и не находил себе места из‑за того, что ему казалось, будто его нынешнее окружение не принимает его всерьез. Все чаще под предлогом того, что ему необходимо «развеяться», он отправлялся на какие‑то якобы чисто мужские «встречи» и возвращался под утро, еле держась на ногах и источая крепкий запах перегара, смешанный с чужими духами других женщин. Но выглядел при этом таким потерянным и несчастным, что у Джун не поворачивался язык устроить ему скандал и хорошую выволочку, которых Тревер, безусловно, заслуживал. Вместо этого она безропотно готовила ему ванну и укладывала своего непутевого супруга в постель, положив на его раскалывающуюся после бурной пьянки голову холодное полотенце. Он каялся и клялся самыми страшными клятвами, что больше никогда не повторит ничего подобного… Но потом все прокручивалось сначала с методичным, пугающим постоянством, и закончилось совершенно закономерно – однажды Джун застала мужа с пышногрудой брюнеткой. Причем оба были изрядно под кайфом, так что Тревер даже не сразу среагировал, когда Джун собрала немногие самые необходимые на первое время вещи и ушла. Их развод был не менее странным, чем брак. Тревер, отлично сознавая свою вину, обеспечил Джун даже с избытком, и теперь ей можно было не беспокоиться о себе. Он постоянно пытался связаться и поговорить с нею, похоже, не оставляя надежды вернуть жену… и не понимая, что его предательство было воспринято ею гораздо острее и больнее, чем если бы на его месте был кто‑то другой. Джун до последнего момента слишком доверяла ему. Она чувствовала себя не чем‑то самостоятельным и отдельным, а частью единого целого, которое они оба составляли. Вновь увидеть Тревера было теперь для Джун примерно тем же самым, как если бы ей показали ее собственную ампутированную руку или ногу да еще предложили бы полюбоваться идеальной формой ногтей на этой отрезанной конечности. Правда, со временем первоначальная боль не то чтобы утихла, но трансформировалась, превратившись в ужасную, хроническую тоску. Как бы ни зарекалась Джун не иметь ничего общего с «этим предателем и негодяем», она продолжала мучительно переживать, все ли с ним в порядке. Простить Тревера было выше ее сил, жить отдельно от него – невыносимо. Он снился ей каждую ночь. Джун старалась выбросить его из головы и не могла, ее мысли постоянно возвращались к Треверу, как язык бессознательно касается больного зуба. Она пробовала путешествовать, благо средства позволяли. Даже пыталась встречаться с кем‑то еще… Бесполезно. Другие мужчины, все без исключения, имели один непоправимый недостаток. Никто из них не был Тревером. Непредсказуемым, бешеным, неуправляемым, негодяем и повесой, каких поискать… ее единственным, самым родным человеком, без которого все краски жизни меркли. У них не было удивительной, одновременно чуть смущенной и озорной улыбки, ясных зеленовато – карих глаз. Джун изнемогала от желания снова ощутить приятную тяжесть его сильного тела в постели, коснуться руками его упрямого затылка. Но это же сумасшествие, настоящая паранойя, не знать, чего ты, в конце концов, хочешь больше – ноги любимому человеку целовать или от злости на него же, неутихающей обиды и ревности залепить ему оглушительную пощечину, или то и другое поочередно!

Время шло, а ее страдания лишь усиливались. Узнав о том, что Тревер отправился на Меркурий, Джун убеждала себя, что это к лучшему. Он сам связался с ней перед началом полета. Наверное, все же рассчитывал услышать несколько теплых слов на прощание. Джун отвечала сухо и односложно, мучительно боясь дать волю чувствам. Не выдержала она только под конец: «Пожалуйста, береги себя». «Для тебя это еще имеет значение? – спросил Тревер. – Ну, чтобы я постарался не сдохнуть и все такое?» Она отключила связь.

Вот и сейчас Джун поймала себя на том, что снова неотрывно взирает на одно из голографических изображений бывшего мужа, и к тому же – да ей лечиться надо! – шепчет какую‑то жалкую сентиментальную чушь. «Как ты живешь без меня, мой сладкий?»

– Прекрати, – вслух раздраженно сказала она себе. – Твоему «сладкому» уже за сорок, идиотка. Сильный, здоровый и наглый мужик, а ты просто безмозглая курица.

И словно в ответ на ее гневную отповедь собственной слабости раздался сигнал видеотелефона. Мгновенно представив себе, насколько ужасно сейчас выглядит – без намека на косметику, с темными кругами вокруг глаз, Джун отключила изображение. В ее сердце вспыхнула невозможная надежда, что это Тревер, она настолько поверила, что сейчас услышит его такой родной голос, что едва скрыла разочарование, убедившись в своей ошибке.

– Джун? Это ты? Ты дома?

– Где же еще, – проворчала она, машинально поправляя волосы. – Идис? Рада тебя слышать, – Джун постаралась сделать так, чтобы ее тон хоть немного соответствовал произнесенным словам. – Что случилось, почему ты звонишь так поздно?

– Ты можешь сейчас приехать ко мне? – в голосе жены Фрэнка звучало нечто такое, от чего у Джун разом пересохло во рту и мелко задрожали колени.

– Тревер? Да? Скажи мне правду! – потребовала она. – С ним что‑то плохое произошло? Он жив? – в панике выкрикнула Джун, сжав трубку так, что побелели костяшки пальцев.

– По крайней мере, никаких данных о том, что ему угрожает смертельная опасность, у меня нет, так что расслабься, – осторожно отозвалась Идис. – Я вовсе не собиралась тебя пугать. С Меркурием прервалась связь, я сама только что узнала, но это еще ничего не…

– Я выезжаю, – Джун вызвала флаймобиль и мгновенно оделась. Вести собственный в таком состоянии было бы равносильно самоубийству. Даже несмотря на наличие автопилота, она, чего доброго, умудрится включить вместо него систему катапультирования.

Так или иначе, она очутилась у Идис Рейнольдс настолько быстро, насколько смогла. Признаться, женщины не общались уже довольно давно. Джун с некоторых пор вовсе не стремилась встречаться с подругой, испытывая чувство вины за то, что завидует ее образцовому браку с Фрэнком. На фоне собственных проблем и неурядиц чужое счастье часто воспринимается болезненно. Но сейчас все это не имело значения. Она вошла… и замерла как вкопанная, увидев прямо перед собой две голограммы. На одной из них был, естественно, изображен Фрэнк. На другой – и это как раз естественным для Идис отнюдь не являлось – Тревер. Насколько Джун помнила, прежде этого изображения здесь не было, а сейчас оно появилось, причем было ясно, что Идис намеренно расположила его так, чтобы подруга обратила на него внимание. Конечно, Фрэнк и Тревер были очень близкими друзьями, но этого недостаточно, чтобы Идис одинаково тепло относилась к ним обоим, если только она не… После измены Тревера, особенно учитывая постоянно доходившие до Джун слухи об его сексуальной неукротимости (даже если таковые были сильно преувеличены), она была готова поверить чему угодно, в том числе и тому, что даже Идис оказалась в числе его пассий… и, возможно, вместе с ним смеялась над старой, как мир, историей об обманутой жене, которая обо всем узнает последней.

– Проходи, – голос Идис вывел Джун из оцепенения. – Ни минуты не сомневалась, что ты приедешь.

– Так что, вообще, происходит? Почему ты позвала меня?

– Потому что Тревер тебе до сих пор не безразличен. Я подумала, тебе следует знать о том, что в зоне дельта – си явные серьезные проблемы. Я хочу отправиться туда…

– Из‑за перебоев со связью?

– И поэтому тоже. Все передающие устройства молчат уже вторые сутки. Сигнал не проходит. До сих пор такого не было. Но проблема не только в этом. Послушай…

Джун никак не удавалось надолго оторвать взгляд от голограмм. Что‑то было не так. Джун сама не понимала, в чем дело, но Тревер здесь казался ей каким‑то чуточку иным, хотя сомнений в том, что это именно он, у нее не было. Наверное, изображение было сделано довольно давно, еще до их встречи. И Тревер на нем выглядел моложе. Значит, возможно, если Идис и была с ним связана отнюдь не платоническими чувствами, это тоже было лет десять назад. Но ведь они могли встречаться и позже? Или нет?..

– У тебя в зоне дельта – си один человек, которого ты любишь, – Идис сделала чуть заметное ударение на слове «один».

– Как и у тебя.

– Нет, – возразила та. – У меня там их двое.

В ответ на это заявление, разом подтвердившее ее худшие опасения и догадки, Джун так сверкнула глазами, что, обладай она способностью к пирокинезу, Идис бы просто вспыхнула, как факел.

– Ты спала с Тревером? – вырвалось у нее. – Может, и до сих пор вы не просто добрые знакомые?!

Что ни говори, натура Джун во многом оставалась прежней. Эта женщина слишком хорошо знала, что такое сражаться за свою жизнь, она была бойцом по природе. Непостижимым образом на Тревера ее агрессивность никогда не распространялась, но при мысли о предательстве со стороны той, которой она доверяла… Неужели Идис могла оказаться такой вероломной тварью?

– Я никогда не изменяла своему мужу, – спокойно и ровно отозвалась подруга, хотя Джун видела, что внутри у нее все кипит от совершенно незаслуженного оскорбления. – Ни с Тревером, ни с кем бы то ни было еще. Ты должна верить мне, Джун. Иначе ты не поймешь того, что я хочу и должна тебе сообщить. Наверное, мне следовало сделать это раньше, и я напрасно молчала.

– Почему изображения Фрэнка и Тревера у тебя стоят рядом? – не успокаивалась Джун.

– Тревера? – Идис улыбнулась одними губами и выдержала многозначительную паузу. – Ты убеждена, что это он?

– Я не сумасшедшая! Что ты пытаешься мне внушить?

– Сядь. Я хочу, чтобы ты посмотрела две видеозаписи, сделанные во время сеансов связи с Меркурием, и сказала, что думаешь по этому поводу, – Идис включила воспроизведение, и Джун сосредоточенно замерла, подавшись вперед и неотрывно глядя на экран.

– Это опять Тревер и Фрэнк, – минуты через две произнесла она. – По – моему, обычный отчет Координационному Совету. Или я не права?

– Нет, все верно. Еще одна запись, сделанная чуть позже.

Джун снова обернулась к экрану. Она не могла определить, что здесь не так. Тревера-то она узнала бы где и как угодно! Глаза Джун метались по его лицу. Идис ждала. Постепенно смутные сомнения Джун начали превращаться в нечто более отчетливое.

– Это не мой муж, – сказала она. – Очень похож. У него даже родинка на правой щеке, как у Тревера. И голос. Но это не он. Идис, кто этот человек? И где мой муж? На твоей голограмме тоже не он, верно?!

Джун даже не замечала, что говорит о Тревере вовсе не как о бывшем супруге. Невозможно просто взять и развестись с тем, кто является частью тебя самой.

– Да, не он, – кивнула Идис. – Не сомневалась, что ты разберешься, хотя едва ли любой другой на твоем месте заметил бы разницу. Координаторы, например, два месяца принимали эти сообщения и ни разу не усомнились в том, что видят именно Тревера. Ты же видишь больше сердцем, чем глазами.

– Откуда у тебя записи? Разве ты имеешь право доступа в архивные файлы Совета?

– Скажем, я их позаимствовала, чтобы показать тебе. Именно тебе, – повторила Идис. – Это, действительно, не Тревер, а Джошуа, его двойник и мой… не знаю, как и сказать… в общем, я растила его несколько лет.

– У Тревера есть двойник? – глаза Джун округлились от изумления. – А он сам‑то знает?.. И потом, Идис, что значит – ты его растила? Это же взрослый мужчина, он старше тебя, совершенно невозможно, чтобы…

– Если ты возьмешь себя в руки и выслушаешь меня, то очень скоро поймешь, что в моих словах нет никакого противоречия, – вздохнула Идис и затем, тщательно подбирая слова, рассказала Джун все, что знала сама… или почти все. – Я давно поняла, что у них там что‑то неладно, – закончила она. – Джош постоянно передает информацию на Землю вместо Тревера, а тот вообще не появляется. Я дала себе труд просмотреть все записи, хотя, как ты сама понимаешь, это было не совсем законно. Так вот, только в самом начале, первые несколько дней, Тревер сам выходил на связь, а потом исчез. Возможно, конечно, он занят чем‑то другим, но…

– А что говорит Фрэнк? Ты его спрашивала, делилась с ним своими подозрениями?

– Нет, я не могла прямо задавать вопросы и называть имя Джоша. Дальняя связь постоянно прослушивается. А Фрэнк держится так, словно все совершенно нормально. И с каждым днем такая ситуация беспокоила меня все больше и больше. Я решила ввести тебя в курс дела. Нет сил просто сидеть и ждать, теряясь в догадках. Я отправляюсь на Меркурий. Ты со мной, Джун, или…

– С тобой, разумеется. Не думаешь ведь ты, что я брошу Тревера, если он попал в беду. Что бы между нами ни произошло, теперь это не важно. Он мой муж. Ты уже решила, как именно мы туда попадем?

– Пассажирские рейсы в зону дельта – си отменены на неопределенное время, но на другие области Меркурия это не распространяется. Во всяком случае, пока. Мы можем добраться до космопорта в Алькатване, а оттуда – турболетом до Чаши Богов. Это не займет много времени, если мы воспользуемся скоростным кораблем. Признаться, на Меркурии я не была, но надеюсь…

– Ты ошибаешься. Что я там видела, кроме наших пещер, – с горечью прервала ее Джун. – Так что я даже на Земле ориентируюсь много лучше, чем там. Но про Алькатван слышала от Тревера. Он там жил некоторое время в молодости. Давно. И в Чаше мы были с ним вместе, сразу после того, как поженились.

– Ну вот видишь, Меркурий тебе все‑таки знаком.

– Расскажи мне о Джоше, Идис, – вдруг попросила Джун. – Мне трудно так сразу привыкнуть к мысли о нем. И прости, что я несправедливо обвинила тебя в том, будто ты тоже обманывала меня с Тревером. Я просто сорвалась. Я невыносимо тоскую без него, – призналась Джун, понизив голос почти до шепота.

– У нас еще будет время поговорить по пути, – заверила Идис. – Ближайший корабль до Меркурия отправится уже через несколько часов, мы вполне успеваем. Тебе еще нужно собраться. Кстати, ты хорошо переносишь космические перелеты?

– Прекрасно. Тревер сказал, когда мы с ним в первый раз летели на Землю, что я как будто создана быть космолетчиком. А собираться зачем? Ты думаешь, я потащу с собой какой‑то багаж? Это же не путешествие ради развлечения. Лишняя обуза мне ни к чему.

Идис Рейнольдс с нежностью взглянула на нее. Эта девушка всегда ей нравилась. Они с Тревером производили впечатление прекрасной пары, и оба светились любовью. С первой же встречи, когда Тревер представил Джун им с Фрэнком как свою невесту, Идис прониклась к ней глубоким уважением и симпатией. Особенно узнав, что все время, пока Тревер находился в госпитале, Джун не покидала его. Врачам никак не удавалось выставить ее без бурного скандала, поэтому они в конце концов поняли, что спорить с этой маленькой тигрицей себе дороже, смирились и позволили ей остаться. Да уж, характер проявить она умела. Что ни говори, несмотря на то, что Джун пришлось пережить такие страшные испытания, она вовсе не выглядела отсталым, забитым, запуганным созданием, наоборот, была преисполнена решимости начать жизнь с чистого листа и не пасовала перед будущим. Она радостно и с открытой душой воспринимала новый мир, в котором ей предстояло жить, не опасаясь задавать вопросы. Джун не имела представления даже о… косметике. В ее пещерах было не до того, чтобы заботиться о женской привлекательности. Идис учила ее правильно подбирать одежду, сама укладывала непокорные волосы Джун в красивую прическу, если удавалось найти время. Ведь у нее тогда уже был на руках маленький Джош, существование которого приходилось тщательно скрывать. Никто не догадывался. Никто. Может, стоило рассказать о нем хотя бы той же Джун…

Теперь уже поздно прокручивать события назад и думать о том, что было бы, поступи тогда она, Идис, иначе. Слово Фрэнка слишком долго было для нее непреложным законом, его распоряжения в семье не обсуждались. Так проще жить, зная, что все принципиальные решения за тебя принимает другой, более сильный и умный человек. В результате она наделала не меньше ошибок, чем Джун, своим всепрощением позволившая Треверу распуститься дальше некуда. Со стороны чужие промахи так хорошо и ясно видны! Идис не вмешивалась в их отношения. Чужая семья ее не касалась, так она себе говорила… У них‑то с Фрэнком подобных проблем не возникало. Холодноватый немногословный трудоголик Фрэнки всегда был надежным, как скала – никаких попоек и беготни за каждой случайной юбкой. Если у него и были странности, то они касались только слишком интимных моментов, которые Идис ни за что не посмела бы с кем‑то обсуждать. Фрэнк не имел дел с другими женщинами и не вступал в случайные связи отчасти потому, что всегда мучительно опасался позорного фиаско в постели. Только Идис знала, как правильно провести с ним всю «предварительную работу», чтобы затем он получил полное удовлетворение. Белокурый красавец, гигант Фрэнк, при одном только виде которого у женщин захватывало дух, на самом деле стеснялся собственного обнаженного тела так, что даже любовью с женой занимался неизменно при полностью выключенном свете. Но ведь это были, в принципе, такие мелочи… Хуже оказывалось другое. Фрэнк Рейнольдс органически не выносил детей. Он сознательно позаботился о том, чтобы не рисковать, и еще прежде, чем женился на Идис, сделал вазорезекцию. Почему‑то мысль о том, чтобы произвести на свет своего отпрыска, приводила его в подлинный ужас. Если бы это было не так, то Фрэнк вполне мог бы воспользоваться собственным биоматериалом для создания клона, а не использовать Тревера. Но в данном случае он, как, впрочем, и всегда, поступил по – своему, просто поставив Идис перед фактом. Когда появился Джош, она всей душой привязалась к нему. Это было ее дитя, пусть рожденное довольно странным образом и генетически не имевшее ни малейшего отношения ни к ней, ни к Фрэнку! Как ученый, Идис прекрасно понимала правоту мужа, заявлявшего, что клон вообще не может расцениваться в качестве чьего бы то ни было ребенка. Но сердце не желало соглашаться с этим бесчеловечным мнением…

Фрэнк не сомневался, что Идис сохранит их общую тайну. Разумеется, даже мысленно она не предполагала предательства по отношению к мужу. Кроме того, боясь, что у нее отнимут Джоша, Идис скорее отрезала бы себе язык, чем проговорилась о нем. Джун первая, кому она решилась рассказать правду без ведома и одобрения Фрэнка. Но сейчас она сочла, что ее молчание уже не имеет значения перед лицом той смертельной угрозы, которая возникла на далеком Меркурии. Что такая угроза совершенно реальна, Идис не сомневалась и не могла сидеть сложа руки в мучительном ожидании страшной развязки.

– Когда мы поедем в космопорт? – нетерпеливо спросила Джун.

– Скоро, – попыталась улыбнуться Идис. Она испытывала некоторую неловкость из‑за того, что не все – о, далеко не все! – рассказала девушке. В частности, о том, что свои шансы вообще добраться до космопорта живой расценивала примерно пятьдесят на пятьдесят, если не меньше. Если бы не такой риск, она не стала бы втягивать в это дело Джун, а постаралась справиться в одиночку. Но в сложившейся ситуации ей был необходим запасной вариант, дублер, на которого Идис вполне могла положиться, иначе информация, которую требовалось передать Фрэнку, не дойдет до него. Если ее убьют, он не узнает о том, что допустил в своих гениальных выкладках роковую ошибку, запустит программу, и тогда последствия окажутся непредсказуемыми, роковыми для огромной массы людей. Нашествие взбесившихся андроидов по сравнению с этим покажется просто детской игрой в солдатики. Упрямая целеустремленная Джун, одержимая любовью к Треверу, имеет реальный шанс попасть в Олабар… даже в том случае, если она, Идис, на этом пути погибнет.

– Ты что‑то не договариваешь.

Джун обладала не только природным умом, но и отлично развитой, почти животной интуицией, чему Идис тут же и получила еще одно подтверждение.

– Ты опять права, – вздохнула она. – У меня… у нас мало времени для слишком подробных объяснений. Просто постарайся мне поверить и сделать все так, как я скажу. Мы отправимся в космопорт поодиночке и станем вести себя там так, будто не знакомы друг с другом. Будешь ты или нет обременять себя каким‑то багажом, но вот это тебе непременно придется взять с собою, – с этими словами Идис достала тонкий золотой браслет и застегнула его на запястье Джун. – В Олабаре передай его Фрэнку сразу же, как только встретишься с ним.

– Почему ты не можешь сама передать ему эту штуку? И… это, конечно, не просто красивая безделушка?

– Конечно. Она должна попасть к нему, что бы ни случилось. Или же ни Фрэнк, ни Джош, ни Тревер не вернутся на Землю живыми.

Сейчас в словах Идис не было ни капли лжи. Джун могла бы в этом поклясться чем угодно.

– А возможно, им и возвращаться будет попросту неоткуда, – тихо добавила Идис. – Я только надеюсь, что уже не опоздала. Все, моя дорогая девочка, встретимся на корабле. Будет лучше, если…

Джун внутренне подобралась, разглядывая браслет. На вид он казался просто изящной вещицей – змейка с крошечными сапфировыми глазками, кусающая собственный хвост, – и сидел на запястье, как влитой, словно изготовленный на заказ по ее размеру.

– Не пытайся открыть замок, – предупредила Идис. – Вообще ничего с ним не делай…

Джун? Ты ведь никому не говорила, что поедешь ко мне?

– Кому я могла об этом сказать?

– Хорошо. Я отправлюсь первой, ты выйдешь следом за мной с интервалом в десять минут.

– Поняла, – Джун буквально кожей ощущала сгущающуюся, как грозовые тучи, опасность, на языке вертелся миллион вопросов, но она сознавала, что все самое необходимое ей уже известно, а остальное может подождать. Добраться до Олабара. Вместе с Идис или, в худшем, крайнем случае, без нее. Передать браслет Фрэнку.

Как‑то Тревер признался ей: «Солдат из меня – дерьмо. Ненавижу и не умею подчиняться, в этом вся соль. «Приказы не обсуждаются», всякая такая чушь – не для меня». Джун подумала, что ее собственная задача сейчас – держаться именно как хороший солдат. Выполнить задание, сделать все как надо.

Идис ушла, и Джун осталась одна, внимательно глядя на часы и стараясь не думать ни о чем, кроме времени, течение которого чувствовала почти физически, как если бы слышала тихое шуршание песка в древнем устройстве отсчета. Ровно через десять минут она покинула чужой дом и отправилась в космопорт.

«Сука», – мысленно выругался Эллиотт, следуя за флаймобилем Идис. Куда понесло эту стерву на ночь глядя? Решила все‑таки сбежать? Так он и знал, так и знал. Конечно, информация у нее. Сукин сын Рейнольдс изыскал способ передать ее женушке, кто же не знает, что эти двое всегда действуют сообща и, похоже, решили, что способны «кинуть» весь мир. То, что с зоной дельта – си прервалась связь, наверняка тоже его рук дело. Очень неплохая мысль – выйти из‑под контроля, свалив все на некую непредвиденную природную катастрофу или черт знает что еще, и успеть смыться. Неужели Рейнольдс всерьез полагает, что ему удастся обвести его, Эллиотта, вокруг пальца? Кто, в конце концов, добился финансирования проекта якобы спасения расы дайонов и сделал все, чтобы именно Рейнольдс возглавил эту сомнительную миссию, прихватив с собой своего сумасшедшего приятеля? И на каких условиях?.. Все шло прекрасно. Рейнольдс совсем недавно сообщил, что почти у цели. И вот… Конечно, он решил, что дальше обойдется без Эллиотта. Зачем ему кто‑то еще, кроме жены?..

Накануне координатор уже успел побывать у Идис. Он не запугивал ее и не угрожал, просто честно старался предупредить, чтобы она не совершала необдуманных поступков. Всем своим видом она демонстрировала изумление и все отрицала – дескать, понятия не имеет, о чем речь.

Флаймобиль Идис уверенно направлялся в космопорт. Эллиотт двигался следом за ней, не отставая и не приближаясь. Идис почувствовала его присутствие и резко увеличила скорость, да еще и вильнула в сторону – безумный, крайне опасный маневр. На что она рассчитывает? Эллиотт отказался от услуг автопилота, взяв управление на себя. Он почти настиг Идис, уверенный, что перехватит ее, где бы она ни вздумала опуститься на землю. Теперь‑то наверняка вытряхнет из этой стервы все, что ей известно о разработках и дальнейших планах ее мужа – головокружительных перспективах в области принципиально новых, бесценных психотропных технологий.

Движение на этом участке аэротрассы было очень сильным, поток флаймобилей все увеличивался. Идис металась по трассе, петляя, как заяц, и не реагируя на предупреждения воздушной полиции. Пьяная она, что ли?! В последний момент Эллиотт вдруг отчетливо понял, что именно она делает, но изменить уже ничего не смог. На полном ходу Идис резко сбросила скорость, когда он уже почти настиг ее, и Эллиотт только успел бросить руль и закрыть руками лицо, подавившись собственным диким, поднявшимся до визга, воплем. Взрыва он так и не услышал. Сердце координатора Эллиотта не выдержало и разорвалось от ужаса за миг до того, как его флаймобиль врезался в машину Идис, и оба аппарата стремительно рухнули вниз с тридцатифутовой высоты.