Текст книги "Последний владыка"

Автор книги: Анна Варенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

– Эй, ты что?..

– Мне надо отдохнуть, – он облизал губы и судорожно сглотнул. – Я устал, Одо. Ты же, если хочешь, можешь идти дальше своей дорогой, сама ведь сказала, что мы не вместе, а каждый сам по себе.

– Тревер…

– Тебе нужно в Олабар? Отлично. Просто брось меня и отправляйся.

– Нет, – возразила она, – я не могу. Ты же еще не совсем здоров, мало ли что с тобой может случиться.

– Разве тебе не все равно?

– Ну ты и дурак, если так думаешь, – Одо вытащила из дорожной сумки флягу с водой и протянула ему. – Пей. Мне не может быть все равно. Ты чужак, но не чужой, и я нужна тебе.

Совместная трапеза и необходимая обоим передышка восстановили мир, и дальнейший путь стал куда менее напряженным. От враждебности Одо не осталось и следа. Теперь она взялась расспрашивать Тревера сначала об Олабаре, затем о множестве других городов и земель, где ему довелось побывать – еще бы, для Одо, никогда не покидавшей прежде своей деревни, его рассказы были настоящим окном в захватывающе интересный, незнакомый мир.

Как и для Джошуа, о котором Тревер невольно вспоминал… Тот проявлял не меньше любопытства ко всему, что было ему неведомо, чем эта девочка – дайонка. Тревер только удивлялся тому, отчего Фрэнк не посвящал Джошуа в подробности собственных и совершенных вместе с Тревером путешествий. «Разве Фрэнк тебе не рассказывал?..» – спрашивал он, однако Джош объяснил, что Рейнольдс просто не находил времени для таких разговоров. Да, Фрэнки никогда не был болтуном, подчас он так глубоко погружался в свои размышления, что совершенно отключался от всего внешнего. Да и собеседник из него был незавидный.

А Тревер получал немало удовольствия от общения со своим двойником, все больше убеждаясь, как много между ними общего, и отыскивая в то же время массу различий. Он знал, что даже у монозиготных близнецов корреляция интеллекта не превышает семидесяти процентов. Психику нельзя копировать, клонировать, и ему ни на миг не приходила в голову мысль о Джошуа как о чем‑то искусственном, вторичном, неполноценном. Тревер видел в нем равного и быстро понял, что Джош весьма сообразителен, а также обладает неплохой физической формой.

Несколько раз они даже дрались между собой, и хотя техничность приемов у Джоша оказалась выше всяческих похвал, Тревер превосходил его в опыте и хитрости, наглядно демонстрируя, что в настоящем жестоком мире никто обычно не сражается «по правилам». Проиграл Тревер только однажды, причем в самый первый раз, да и то потому, что драться с Джошем для него было все равно что с зеркалом, и он на секунду замешкался, вместо того, чтобы нанести своему отражению удар. Собственное лицо кому охота портить? А вообще он даже гордился тем, что Фрэнк создал именно его двойника, считая это проявлением особенного доверия и глубоких дружеских чувств. Было только два вопроса, которые несколько смущали Тревера, и он прямо задал их Рейнольдсу. Кто был суррогатной матерью Джоша? Тревер тогда внутренне напрягся, страшась услышать ответ: «Идис». Все‑таки подобное было бы совсем уж недопустимо, Идис не заслуживала такой жестокости – быть вынужденной произвести на свет не своего ребенка. Но Фрэнки развеял его сомнения, объяснив, что использовал для этой цели другую женщину, которая за весьма щедрую плату не в первый раз вынашивала суррогатных детей и легко расставалась с ними. Правда, о том, что это дитя – клон, она не знала.

Второй вопрос оказался сложнее и возник уже на Меркурии, когда они готовились начать работу и уже смонтировали все необходимое оборудование. С согласия Джошуа Тревер сам взял у него пробы крови и был потрясен достижениями Фрэнка. Тому действительно удалось справиться с самой большой проблемой клонов – стремительным старением! Продолжительность жизни клеток организма Джошуа многократно превышала обычные пятьдесят делений. Более того, этот парень, похоже, приобрел дополнительную уникальную способность к регенерации, восстановлению после физических повреждений, то есть на нем любая рана должна была заживать, как на собаке. Любопытство гнало его дальше. Несколько смущаясь, он попросил у Джошуа разрешения исследовать его семенную жидкость. И тут восторгу Тревера тоже не было границ. Количество сперматозоидов в ней было огромным, во много раз большим, чем у любого нормального здорового мужчины, к тому же они проявляли редкостную подвижность и… флюоресцировали. Тревер прилип к микроскопу, не веря своим глазам, и не сразу заметил, как за его спиной выросла фигура Рейнольдса.

– Чем ты так увлекся? – спросил тот.

– Чем же еще, как не твоими научными подвигами, – отозвался Тревер. – Поверить не могу, что Джош…

– Ах, это, – лицо Фрэнка приняло скучающее выражение. – Да, наверное, впечатляет. И меня тоже. Увы, запатентовать эти «подвиги» я, как ты понимаешь, не могу. Что называется, чистое искусство. Меня тут же обвинят в нарушении закона о моратории на клонирование человека.

– Мое мнение как матричной особи значения иметь не будет? Допустим, это сделано с моего согласия?

– Даже будь я сам такой особью, – невесело усмехнулся Фрэнк. – Комиссия по этике научных изысканий смешает меня с таким дерьмом, что никакие адвокаты не помогут.

– Да, сочувствую. Кстати, а Джошуа в курсе твоих достижений? Ты ему рассказал о них?

– Нет, и прошу тебя тоже пока молчать. Я регулярно ввожу ему препарат, якобы замедляющий процессы распада тканей и нервных окончаний. Джошуа убежден в необходимости подобной меры.

– Зачем, если на самом деле процесс уже остановлен? По – моему, жестоко держать Джоша в постоянном напряжении и страхе за свою жизнь, когда в том совершенно нет нужды. Бессмыслица, Фрэнки.

– Ты не совсем прав. Эксперимент еще нельзя считать завершенным, у меня нет данных по необратимости процесса. Возможно, все придется начать сначала. Представь, что Джошуа поверит в свою неуязвимость, а получится, что я дал ему ложную надежду. Ему будет очень тяжело перенести известие об ошибке. Инерция сознания, Тревер. Он полагает, что инъекции позволяют ему жить спокойной полноценной жизнью, он привык к ним… Ко всему прочему, я ему ввожу не раотан.

– А что же?

– Обычный физраствор, к тому же с массой полезных для любого организма составляющих. Так что давай пока сохраним эту маленькую тайну. Кстати, о ней не знает даже Идис – из тех же соображений. Всегда лучше перестраховаться, чем что‑то упустить. Джошуа мне полностью доверяет, и это логично. Он еще не готов вести жизнь в обществе сам по себе, у него солидный багаж информации и физическое развитие взрослого мужчины, но при этом очень реактивная, ранимая психика. Идис думает, будто я не отдаю себе в этом отчета, но я, разумеется, отлично помню, сколько ему лет. Он дитя, Тревер, и потому очень наивен. Он нуждается в постоянном руководстве и определенных воспитательных мерах.

– Положим, ты и обо мне думаешь подобное, – хмыкнул Тревер.

– С тою разницей, приятель, что ты, увы, безнадежен, а он нет.

– Джош совершеннее… Кстати, как насчет того, чтобы попробовать раотан на обычных людях? Ей – богу, я непрочь пожить подольше. Да и если бы царапины от пуль и всякой другой дряни зарастали быстрее, не стал бы возражать.

– Ага, а лавры полового гиганта? Не сомневаюсь, тут бы ты развернулся! Пожалуй, половину Галактики населил бы своими отпрысками.

– Класс! – мечтательно произнес Тревер. – Но вот тут комиссия по этике удавится в полном составе. Человек, живущий лет эдак восемьсот и размножающийся, как таракан – ночной кошмар этих ханжей.

– Удивительно, что ты это понимаешь. Я думаю, Джошуа стоит подольше оставаться девственником. Он еще не знает женщин, и ему лучше не входить во вкус.

– Но, Фрэнки, разве справедливо лишать его одной из самых больших радостей жизни? Противоречишь природе.

– Скорее, побеждаю ее. Как и сам Джош. Давай не будем лезть в такие дебри, скажи лучше, ты обещаешь мне не рассказывать ему о том, что узнал?

– Понятно, я не стану злоупотреблять твоим доверием, – согласился Тревер.

Честно говоря, доводы Фрэнка не показались ему однозначно убедительными. Он‑то сам не сумел бы промолчать, если бы мог сообщить кому‑то отличную новость. Но Фрэнк, наверное, все же прав – нельзя обнадеживать никого, не убедившись наверняка в истинности такой удачи. Впрочем, слово Тревер умел держать всегда. Ему было немного неловко за то, что приходится участвовать в обмане, он бессознательно стал относиться к Джошу с еще большей, чем прежде, симпатией. Ему казалось, что нужно чем‑то компенсировать парню обычную суховатую и деловую манеру поведения Фрэнки. Лишний раз улыбнуться – губы не отсохнут. Лишний раз сказать доброе слово – тоже не велик труд. Вообще Тревер полагал – он лучше Фрэнка знает, что хорошо для Джошуа, а что нет. В конце концов, они ведь были двойниками.

Тревер ненавидел темноту, замкнутые пространства, одиночество, и отлично понимал Джоша, который не выносил все то же самое, наравне с безвкусным сочетанием цветов, предпочитая гармоничные пастельные тона в интерьере, ретро – холоду кожи и блеску металлических поверхностей, классическую музыку – «рваным» тяжелым ритмам… Тревер поймал себя на том, что едва ли не сильнее стремится увидеть Джошуа, чем даже Фрэнка. Как там парень без него?.. Сердце подсказывало, что не лучшим образом. Он, полностью уносясь мыслями в Олабар, совершенно забыл о защите, и Одо тут же спросила:

– А Джошуа – он кто? Он мне нравится.

– Он – человек с Земли. Мой… хм, скажем, родственник. Когда вы познакомитесь, он понравится тебе еще больше, я уверен. Теперь уже скоро, – Тревер огляделся. – Одо, мы, кажется, вышли на нормальную дорогу, тут, наверное, и какой‑то транспорт есть?

Словно в ответ на его слова, вдалеке показалась повозка, запряженная парой ленивых лошадей – они не шли, а еле тащились, и Тревер, дождавшись, пока этот «транспорт» поравняется с ним и Одо, крикнул вознице:

– Эй, подожди! Подбросишь в сторону Олабара?

Тот скроил скептическую мину.

– Чего это я забыл в твоем Олабаре?

Типичный житель горного селения, пастух – созерцатель, ведущий размеренную, полусонную жизнь. Действительно, что он «забыл в том Олабаре»?

– Тебе известен более короткий и безопасный путь через перевал, – вступила в разговор Одо, пристально глядя на него. – Помоги нам.

Больше она ничего не сказала, но селянин вдруг заметно побледнел, уставившись на нее, и махнул рукой в сторону своей повозки. Тревер тут же запрыгнул туда и протянул руку Одо.

– Почему он стал таким сговорчивым?

– Я ему объяснила, что я наследница Силы великого лесного мага. Он не захотел связываться со мной. Не беспокойся, теперь он доставит нас куда нужно, хоть до самого Олабара.

– А ты, действительно, что‑то смыслишь в колдовстве? – усомнился Тревер.

– Конечно, – фыркнула Одо. – Хочешь проверить? Дед кое – чему меня научил. Кроме того, эти люди очень суеверны, – рассеянно добавила она, болтая ногами и глядя куда‑то в сторону.

– Ну, артистка, – ухмыльнулся Тревер. – Тоже мне, наследница Силы…

– Недоволен – валяй, тащись пешком, – отрезала Одо, завершая препирательства по поводу своей уловки.

Во многом благодаря находчивости юной дайонки, им удалось преодолеть горный перевал куда быстрее, чем если бы пришлось идти пешком. Хотя понурые лохматые лошади резвее шевелиться не стали (складывалось впечатление, что заставить их это сделать невозможно в принципе), зато отлично знали кратчайшую дорогу. Правда, на ночь все же пришлось остановиться в Раале, откуда родом оказался возница – селянин, но с первыми лучами солнца он без дополнительных уговоров доставил Тревера и Одо вниз, в долину, за которой высились стены Олабара, и к середине дня они миновали ворота столицы Чаши Богов.

… – Чего вы так орали всю ночь? – хмуро проворчал Кангун, запустив пятерню во взъерошенные со сна волосы. – Я не стал вмешиваться, но шума от тебя… – он тут же сам с грохотом споткнулся об стоявшее на полу жестяное ведро. – Проклятье!

Ведро перевернулось, залив грязной водой только что вымытый Айцуко пол, а сам Кангун, поскользнувшись, хлопнулся на задницу. Айцуко звонко расхохоталась – до чего забавно выглядел ее брат!

– Ну и от кого из нас больше шума? Вставай, – она протянула ему руку, помогая подняться. – Сейчас уберу это безобразие.

– Вот зараза, – смущенно пробормотал Кангун, отряхиваясь. – А этот где? Джошуа?

– Спит, – улыбнулась Айцуко. – В соседней комнате.

Строго говоря, в доме имелась всего одна комната, но Кангун разделил ее примерно пополам доходящей до потолка деревянной перегородкой с дверью посередине, висевшей на одной петле. Понятно, что исходно петель было две, но после того, как одна из них оборвалась, вернуть ее в прежнее состояние руки так и не дошли.

– Ничего себе, – присвистнул Кангун, – крепкие же у него нервы.

– Он просто очень устал. Вчера много чего успело случиться. Пусть отдохнет.

– Айцуко, – Кангун взял ее за плечи и серьезно взглянул в глаза, – ты помнишь о Законе? Джошуа – неплохой парень, кто бы спорил, но он – чужак. Тебе не стоит к нему привязываться, все равно вы не сможете быть вместе.

– Я знаю, – она легко высвободилась из братских объятий. – Не надо считать меня идиоткой. Между нами ничего нет. Ты успокоился? Кстати, ты прав, его придется разбудить, чтобы он не заставил Чеона дожидаться. И чтобы… – Айцуко не стала продолжать, а просто, вымыв руки, взяла одну из оставшихся ампул и шприц, намериваясь отправиться к Джошуа – по времени он должен был снова ввести себе раотан.

– Что это? – спросил Кангун, увидев в ее руках эти предметы. – Я ничего не понимаю.

– Ему это нужно. Не мне же. Хватит вопросов.

– Я должен знать, что вы творите в моем доме! – раздраженно произнес он.

– Спасаем жизнь человеку, объясняю для…, – Айцуко, дернув плечом, прошла мимо брата, как мимо пустого места, оставив его в одиночестве злиться и недоумевать. Но непримиримое выражение тут же сошло с ее лица, стоило девушке бросить взгляд на Джошуа. Он, действительно, спал, крепко и безмятежно, улыбаясь чему‑то, слишком далекому от суровой реальности, в которую Айцуко предстояло его возвратить. Не удержавшись, она провела рукой по его щеке.

– Джошуа?..

Он открыл глаза, все еще продолжая улыбаться, и, кажется, воспринимая ее как часть своего сна. «Я не смогу с ним расстаться, – вдруг остро поняла Айцуко. – Я умру, если его у меня отнимут. И мне наплевать, что он не принадлежит к дайонам». Вторая же ее мысль была о том, что, как ни странно, на лице Джошуа нет никаких следов вчерашней драки. Он выглядел совершенно обычно. Разбитая губа затянулась, на багрово – черный синяк под глазом не было и намека.

Правда, дайоны друг на друга с кулаками не лезли, но Айцуко все же отлично знала, что никакие раны у человека не исчезают в течение нескольких часов, так не бывает.

– А… почему ты… – она плохо себе представляла, о чем намерена спросить.

– Что‑то не так?

– Нет, но твое лицо, после того, что случилось вечером в «Золотом ящере»… посмотри сам, – она подала ему небольшое зеркало. – Ведь должен был остаться след? Или ты устроен чуть – чуть не так, как другие люди?

– Наверное, это свойство клонов вообще, хотя я не уверен. Я же говорил, что других не встречал, но иного объяснения не нахожу.

– Ладно. Держи, – девушка протянула ему раотан. – Уже время. Кстати, ты не забыл о Чеоне?

– Нет, я, конечно, помню, – протянул Джош, – но…

– Что тебя смущает?

– Я его не знаю. Ты пойдешь со мной?

– Вообще‑то о моем присутствии речь не шла, но… можешь на меня рассчитывать. Особенно если вспомнить, что больше мне заняться нечем, и даже о работе пока можно не беспокоиться – я уволена.

– Из‑за меня.

– Не бери в голову, – весело произнесла Айцуко. – Я бы и сама там надолго не задержалась. В общем, собирайся. Да, хочу тебя предупредить – поставь защиту, ты слишком прозрачный, в Олабаре следует быть осторожнее. Особенно тебе.

– Что значит «прозрачный»? – Джошуа уже слышал от нее прежде это слово и решил, наконец, выяснить, что оно может означать применительно к человеку.

– Не знаешь?.. Ой, ведь и верно, чужаки не такие, как мы. Это значит, что все, о чем ты думаешь, могут слышать все вокруг.

Если бы каждый дайон постоянно слышал чужие мысли, то очень быстро сошел бы с ума от такой какофонии. Поэтому обычно они отгораживались от внешнего фона все той же «защитой», своеобразным ментальным блоком, который снимали при необходимости или обоюдном желании пообщаться с кем‑то без слов. Причем в дальних небольших селениях к этой мере прибегали гораздо реже, не смущаясь быть на виду и не видя греха в том, чтобы свободно проникать в помыслы окружающих. Но в городах, тем более таком сравнительно крупном, как Олабар, присутствовала ощутимая разобщенность, при которой «прозрачность» воспринималась подчас как дурной тон и была свойственна только детям. Или чужакам, явившимся из других областей Меркурия и с иных планет.

В значительной степени, телепатические способности дайонов представляли собой некое производное от неспособности убивать. Эти люди оказывались бы иначе слишком беззащитными перед внешними противниками, не успевая вовремя уловить сигнал опасности, и рисковали быть уничтоженными полностью в незапамятные времена. Они и так выжили, можно сказать, чудом, благодаря тому, что Чаша Богов (которую тогда некому было именовать ни зоной дельта – си, ни как‑то еще) была действительно «чашей» – окруженной со всех сторон неприступными скалами плодородной долиной, куда до появления турболетов и прочих перемещающихся по воздуху приспособлений проникнуть извне было практически невозможно. Естественная крепость надежно защищала дайонов от враждебности внешнего мира. В то же время малочисленные, но чрезвычайно упорные и жестокие отряды все же иногда здесь объявлялись. И тогда дайонам приходилось несладко. Но им было бы еще хуже, если бы не определенные ментальные особенности, среди которых телепатия была только одной из множества. Помимо «защиты», существовали такие понятия, как «заслон», «стена», «сфера», с которыми воинственным чужакам приходилось знакомиться на собственном горьком опыте. На самый крайний случай имелось и «разрушение». Но к последнему дайоны не прибегали, не исчерпав до конца все остальные средства, да и владел способностью использовать его не каждый, а в основном воины, из которых состояла местная армия, в последние же века – и внутренняя охрана городов, своего рода полиция.

Посвящать Джошуа в такие подробности сейчас не было ни времени, ни желания, поэтому Айцуко ограничилась минимумом простейших пояснений. Впрочем, ей тут же пришлось убедиться в том, что даже такая малость остается ему недоступной.

– Но как я могу «спрятать» то, о чем думаю? – поразился Джош.

Хороший вопрос. Чтобы понять сложность, с которой столкнулась Айцуко, достаточно представить себе, как бы вы на словах учили кого‑то дышать или глотать пищу, то есть тому, с чем человек рождается и что никогда не требует специальных пояснений.

– Никак, – отмахнулась она. – Впрочем, постарайся хотя бы их упорядочить. Ну, читай про себя стихи, пой, что угодно. Я не знаю… попробуй умножать в уме четырехзначные числа или представлять себе, как устроен турболет.

– Тогда лучше петь. Ладно, я постараюсь, – искренне пообещал Джош.

Наверное, впервые в жизни Айцуко не просто успела куда‑то вовремя, но даже явилась раньше назначенного срока, и каково же было ее разочарование, когда Гелар, пропустив к своему господину Джошуа, остановил ее.

– А тебе придется подождать.

– Но мы вместе, – воспротивилась было Айцуко.

– Приказ Чеона. Он сказал, мужчина – чужак должен быть один.

– Что ж, – возмущению девушки не было границ, но спорить с Геларом, как она поняла, бесполезно. – Иди, Джошуа. Я отсюда никуда не уйду.

Он бросил на нее растерянный взгляд, но ничего не ответил. Когда за Джошем закрылась дверь, разделившая их, Айцуко опустилась на ступени и застыла, обхватив колени руками, всем своим видом демонстрируя готовность просидеть так сколько потребуется, хоть целую вечность!.. Но прошло не более получаса, как она увидела нечто, заставившее ее отказаться от своего замысла и резко вскочить. Вернее, не просто «нечто», а совершенно конкретного человека. По засыпанной сверкающим на солнце белым песком дорожке, ведущей к особняку Чеона, шел Фрэнк Рейнольдс.

Она знала его, видела во множестве образов, возникавших в сознании Джоша. Враг. Опасный и беспощадный, первый настоящий враг в жизни Айцуко. По натуре очень доброжелательная, она куда чаще относилась к людям с глубокой симпатией, чем с неприязнью, хотя, конечно, были и такие, кого Айцуко терпеть не могла и старалась избегать. Но этот не подходил ни под какие категории. Он был хуже всех, кого она знала до сих пор, потому что представлял собою воплощенную опасность для другого человека – того, кто, казалось, стал частью ее самой.

Девушка даже не стала задаваться вопросом, что он здесь делает, мгновенно прочитав его мысли. Фрэнк был окутан аурой жестокой, мрачной силы, и она впервые осознала понятие «одержимость». Да в нем не один, а целая стая демонов сразу! Сейчас он войдет в дом, и Чеон выдаст ему Джошуа, как обещал. Дайон – предатель, будь он хоть трижды великий маг, не вызывал у Айцуко уже ничего, кроме чувства брезгливости. А Фрэнк – Фрэнк не должен был получить свою добычу, это она знала твердо, как и то, что между ним и Джошуа не стоит ничего, кроме нее самой, а значит, зло придется остановить самой. Больше сделать это некому.

Фрэнк успел заметить хрупкую, бедно одетую дайонку, которая, не мигая, смотрела прямо на него. Но никак не связал с ней то, что произошло потом. Он не мог двигаться дальше, словно стоял по колено в какой‑то вязкой жидкости. Но это было лишь начало. Ибо затем его просто смело невероятным, поистине нечеловеческой силы ударом, отбросив назад на десяток ярдов, как если бы внезапно налетел ураган, нет, мощная направленная струя воздуха, вырвавшаяся из сопла на взлете. Он припал к земле, закрывая голову руками, в рот и нос набился песок. Отплевываясь и кашляя, Фрэнк попробовал встать. Тут же новый удар швырнул его обратно, заставив перекатиться по земле, точно комок смятой бумаги. Фрэнку совершенно нечего было этому противопоставить, вся его недюжинная физическая сила перестала иметь значение в сравнении с мощью налетевшей стихии. «Только сунься, – отчетливо и грозно прозвучало у него в голове, – и тебя просто размажет по ограде. Вон отсюда, мразь».

Фрэнк пополз, опираясь на локти и колени, пятясь задом, сдирая невыносимо саднящую кожу. Далеко не сразу он сумел вновь принять вертикальное положение. А когда ему это все‑таки удалось, он развернулся и побежал, гонимый приступом сводящего с ума ужаса, столь же неожиданно – непредсказуемо возникшего, как и прежде – поток воздуха. Только через пару кварталов он слегка успокоился и начал соображать. Получалось, что его избили, как мальчишку, а потом еще вынудили проявить трусость – качество, никогда прежде Фрэнку не свойственное! И кто же был на такое способен? Понятно, мерзавец Чеон, с какой‑то стати злобно подшутивший над ним, заманивший в ловушку, чтобы затем вышвырнуть.

О дайонке Фрэнк Рейнольдс начисто забыл.

Айцуко круто повернулась, направив удар в другую сторону, и массивная дверь разлетелась в щепки.

– Джошуа, бежим!..

Тревер приложил ладонь к панели индикатора, идентифицирующего личность входящего, и дверь Центра генетических исследований открылась, пропуская его. Одо замешкалась было, но он знаком приказал ей следовать за собой.

– Это и есть лаборатория?

– Нет. Это здание само по себе принадлежит Олабару, но было перестроено под Центр. Оборудование мы привезли с собой – оно смонтировано на других этажах, и туда так запросто не войдешь. А здесь мы живем, это обычный дом, где человек может отдохнуть и расслабиться. Располагайся. У меня здесь три комнаты, выбери, какая тебе понравится больше. И пока не выходи никуда. Потом, если ты останешься с нами, датчики станут «узнавать» тебя и пропускать почти куда угодно, кроме рабочих помещений, но сейчас лучше быть осторожной. Иначе сработает сигнализация, и ты окажешься в ловушке. В общем, сиди и жди меня, я попробую найти Фрэнка и Джоша и вернусь, хорошо?

– Я останусь одна?

– Да, но ненадолго, и потом, здесь совершенно нечего бояться. Я приду за тобой так быстро, как только смогу.

Тревер ушел, а Одо, покрутив в руках небольшое голографическое изображение Джун, стоявшее возле постели, уселась на стул, сложив руки на коленях с выражением терпеливого ожидания. Хотя на самом деле любопытство просто перехлестывало через край, и ей ужасно хотелось дотронуться здесь до каждой вещи и заглянуть всюду, она понимала, что это будет нетактично по отношению к хозяину дома, то есть Треверу. Нельзя брать то, что тебе не принадлежит, и даже слишком пристально смотреть не стоит, иначе предметы начинают двигаться сами собой и падать. Одо вовсе не требовалось протягивать руку и проделывать все прочие обычные движения. Подвинуть к себе по столу то, что далеко стоит, куда проще глазами. Кстати, Хесвур ворчал на нее за это и говорил, что она просто ужасная лентяйка. А Тревер, интересно, тоже будет недоволен этой ее особенностью? Одо не хотелось бы его огорчать, и не столько потому, что таков был приказ деда, а из‑за собственной симпатии к чужаку.

Тревер тем временем поднялся в рабочие помещения, рассчитывая застать там Фрэнка – если, конечно, самые худшие опасения не подтвердятся, и с Рейнольдсом все в порядке, то где же еще быть этому трудоголику? Но увы, он не обнаружил ни его, ни Джошуа, вообще ни единой живой души, хотя было похоже на то, что работа велась постоянно и была прервана лишь ненадолго. Это обнадеживало. Тревер мельком взглянул на светящиеся мониторы – Фрэнк с его страстью к порядку отключил бы их, собравшись отлучиться надолго, стало быть, должен был возвратиться с минуты на минуту. Он не ошибся. Рейнольдс не просто вернулся, он ворвался в лабораторию с таким видом, словно за ним гналось полчище вышедших из‑под контроля андроидов. Треверу трудно было припомнить, когда он прежде видел его в похожем состоянии, да и было ли такое вообще. Обычно Фрэнк являл собою классический пример невозмутимой уверенности и никогда не терял самообладания. А сейчас – грязный, с исцарапанным лицом и перевязанной не первой свежести бинтом кистью, он выглядел ужасно. Но главное – его безумные глаза, выражение которых при виде Тревера сделалось вообще неописуемым.

– Что это с тобой? Похож на только что использованный ершик для чистки унитазов.

– Ты? – выдавил Фрэнк, словно лицезрел фантом.

– Да вроде, – Тревер шагнул к Рейнольдсу и крепко обнял его. – Знал бы ты, как я рад видеть твою рожу, старина.

– Мне надо выпить, – сказал Фрэнк, едва он, наконец, отпустил его. – Мне что‑то нехорошо…

– Вижу. Кто это тебя так отделал?.. Ладно, можешь пока не отвечать. Главное, ты жив. Мне ведь тоже досталось будь здоров, вообще чуть не сдох. Потом расскажу, вот вместе и разберемся, – Тревер, поддерживая Рейнольдса, заметно припадавшего на одну ногу, довел его до жилых помещений первого этажа. – У тебя ничего не сломано? По – моему, тебе нужен толковый врач.

– Обойдусь.

Фрэнк стянул с себя изорванную рубашку, продемонстрировав Треверу массу ссадин и синяков, покрывавших его атлетический торс. Тот помог ему обработать «боевые раны», стараясь не задавать вопросов в ожидании, что Фрэнки разговорится сам. Но тот молчал.

– А с рукой что у тебя? – все‑таки не выдержал Тревер.

– Джошуа, – Рейнольдс страдальчески поморщился. – У него произошел психический срыв. Набросился на меня без всякой причины, началась драка, он сбил меня с ног и раздробил кисть каблуком, а потом исчез. Я пытался найти его, но пока безуспешно.

– Когда это случилось? – у Тревера не укладывалось в голове, что такое наивное и миролюбивое создание, как Джошуа, оказалось способным проявить столь чудовищную агрессивность.

– Вчера. У него начался бред, галлюцинации, я хотел помочь ему, но он уже был неадекватен, не понимал, кто перед ним…

– Может, его нужно было просто успокоить, Фрэнки. Джошу всегда было довольно всего нескольких доброжелательных слов, но мне почему‑то кажется, что ты даже не пробовал их найти.

– Доброжелательных?!.. Посмотрел бы я на тебя, окажись ты один на один с буйным сумасшедшим, – возмутился Рейнольдс.

– Вот что я тебе скажу, старина. Джошуа – не буйный сумасшедший. Не знаю, что там у вас произошло, но вероятно, ты его просто достал. Ты и раньше обращался с ним как с умственно отсталым и без конца читал нотации, от которых даже у меня зубы сводило. Извини, конечно, но ты тоже виноват в…

– Заткнись, а? Тебя самого где носило? Два месяца ни слуху ни духу, в конце концов я решил, что ты плюнул на все и ушел, не попрощавшись. На тебя это очень похоже! Ты терпеть не можешь ни за что отвечать…

– Я едва не погиб, Фрэнк! В меня стреляли, я несколько недель мог только пластом лежать, не зная, на каком я свете вообще, и спасся чудом!

– Стреляли? Где и кто, хотел бы я знать?

– Не имею ни малейшего понятия, – развел руками Тревер. – Про себя я называл его Охотником.

– Кого?

– Того, кто напал на меня. Он выпустил в меня стрелу с отравленным наконечником, примерно за сто миль от Олабара. Меня нашли и выходили дайоны из лесной деревни, и как только я смог идти, я тут же вернулся.

– Отличная история. Браво, Тревер! И как называется этот оазис милосердия?

– А… у него нет названия. Кажется, нет.

– Ты сам‑то себя слышишь? Неизвестно кто, неизвестно где пытался тебя убить, а потом непонятно кто вернул к жизни. Стрела! С наконечником! Ты в курсе, какой век на календаре, или у тебя начались провалы в памяти?

– Вообще‑то начались, то есть это один провал, зато весьма обширный… Не смей подозревать меня во лжи, Фрэнк! Я могу доказать, что говорю о совершенно реальных событиях – смотри, – Тревер отогнул воротник, указывая на шрам под ключицей. – Это след от стрелы, и наконечник я тоже принес с собою. Почему ты мне не веришь? Допускаю, моя история звучит не очень убедительно, но вместе мы сумеем во всем разобраться. Ты только должен перестать сомневаться в моей искренности. Возможно, мы оба в опасности, Фрэнки…

– Тревер, ты обещал, что скоро вернешься…

Они одновременно обернулись на голос Одо.

– А это еще что? – изумился Рейнольдс. – Откуда здесь дайонка?

– Она пришла со мной, – объяснил Тревер. – Из той самой деревни. Она нашла меня в лесу, а потом вместе с дедом – знахарем выхаживала. Ее зовут Одо, познакомься. Одо, это мой друг Фрэнк.

– Очень мило, Тревер. Одо, ты здесь одна, или этот человек привел целую делегацию, чтобы подтвердить свой рассказ? Где он тебя подобрал на самом деле, дорогая?