Текст книги "Мечты серой мыши"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Следователь Свиридов опасливо покосился на меня, но присел на краешек соседнего стула. Илья из нас из всех оказался самым вменяемым. Он быстро завязал непринужденный диалог с Кокселем, выявив прекрасное знание итальянского, в чем я его уже подозревала. Ну да и черт с ним, с его итальянским! Мало ли что еще умеет такой парень. Знали бы вы, как он целуется! В общем, до того, как подали горячее, мы с Николаем Павловичем имели возможность передохнуть, поручив нашего радушного хозяина заботам моего кавалера.

– Вы понимаете, что сильно рискуете, сбегая от меня? – обиженным тоном прошептал мне следователь. – Я должен вас оберегать. Но это невыполнимая миссия при вашем столь легкомысленном к ней отношении.

– Да полноте, Николай Павлович, – утешила его я. – Я и не думала сбегать от вас. Просто обстоятельства были таковы, что… в общем, в аэропорту я встретила свою маму и тетю.

– Да?! – его брови взметнулись вверх, как две испуганные чайки.

– Именно. Представляете наш теперешний ужин, если бы я вовремя не сбежала?

– С трудом.

– А я представляю, к сожалению. Поверьте мне на слово, господин Коксель уже давно бы поседел. Да и все мы тоже.

– И все-таки, Амалия, дорогая, – он положил свою ладонь на мою, – не стоит так стремительно покидать меня. Ради всего святого, помните, я тут для вашей безопасности. Молодой человек Илья – это замечательная партия. Но он не телохранитель.

Он всего лишь хороший парень. Не подвергайте его и себя ненужной опасности.

– Думаете, все так серьезно? – мне стало холодно, и я залпом осушила стакан вина.

– Уверен, – следователи могут быть безжалостными. – Меня вели от Римини до самого отеля. И заметьте, делали это настоящие профессионалы. Три машины меняли друг друга. Я с такими делами мало-мальски знаком, а потому все-таки их вычислил.

– Может ли быть, что и за нами следили? – не понимаю, почему в ресторанах вино подают в бокалах. Мне требовалось сейчас не меньше бутылки.

– Я думаю, что да. Просто вы их не заметили.

– Ну и как же быть?

– Не знаю… Может быть, нам держаться вместе? Во всяком случае, пока мы не поймем, к чему все это ведет.

– Да бросьте. – Я сделала над собой усилие и отмахнулась. – Что может случиться с нами в закрытом номере? Мы никого туда не впустим до утра.

– Амалия, я не навязывался бы к вам в соседи, не будь я так взволнован.

– И все-таки я думаю, что подобные меры – это уж чересчур. – Я представила себе ухмылочку Ильи, когда он узнает, что следующую ночь мы проведем в компании «моего коллеги по работе».

– Как знаете…

На секунду мне стало жаль Николая Павловича. Господи боже! Столько лет проработать на Петровке и не научиться скрывать своих чувств. Вот как теперь – пожал плечами, напустил на себя равнодушный вид, но ведь, к гадалке не ходи, расстроился, словно корову в покер проиграл. Сгорбился весь, губу нижнюю выпятил. Мне даже захотелось погладить его по лысеющей голове, но я вовремя сдержалась, поскольку сообразила, что сердечность моя некоторыми присутствующими за столом будет воспринята, прямо скажем, неадекватно. Илья и так уже косится на меня. И ноздри начал раздувать. Ну его к лешему, следователя этого. Пусть дуется себе на здоровье.

Чтобы избежать дальнейших объяснений со Свиридовым, который сопел рядом так надсадно, словно я только что отказалась идти с ним под венец, я решила ретироваться в туалет. Так что я преспокойно поднялась, намереваясь удалиться. Ох уж эта Италия! Даже наших мужиков заставляет быть галантными кавалерами. Что вы думаете произошло, когда я оторвалась от стула? Все трое подскочили! Да с такой суетливой поспешностью, что несчастный господин Коксель опрокинул на себя соусник.

– Ах, какая досада! – заявил он и одарил меня знаменитой сицилийской улыбочкой. Такой, что я сразу почувствовала себя неудачливой героиней американского боевика, из которой главарь мафии собирается вытрясти душу. Ноги у меня стали ватными.

А Коксель подхватил меня под руку и, промурлыкав: «Теперь нам, кажется, по пути», потащил в холл.

– Так вы работаете вместе с Амалией? – услыхала я за спиной бодрый баритон Ильи и обмерла, понимая, что сейчас у них произойдет первый в истории диалог, который будет проходить без моего руководства, и только бог знает, что они могут друг другу наговорить.

Пока я боролась с желанием бросить Кокселя и вернуться к столу, чтобы помешать и тому, и другому проколоться, я не заметила, как мы вышли в холл. Тут произошло совсем уж невероятное. Кок-сель пылко сжал мой локоть и зашептал, не переставая слащаво улыбаться:

– Амалия, мне нужно с вами серьезно поговорить.

– Да? – изумилась я.

– Именно! Речь идет о жизни и смерти!

Я видела предпринимателей и более чокнутых на своей предпринимательской деятельности. С одним я монтировала ролик его дурацких супов целый месяц. Он извел всех, даже нашего Дракона достал. Но и тот чокнутый суполюб не так бледнел, доказывая, что героиня ролика, съев дурацкий суп, «должна кричать «ку-ка-ре-ку» не как недорезанная курица, а как сексуальная несушка». Посмотрев на Кокселя, я испугалась. Губы его тряслись, от сицилийского мафиози остался только черный костюм-тройка.

– Я вся внимание, – прошептала я, решив не расстраивать его еще больше.

Я изначально была против этой поездки, подозревая нечто в таком роде. Только совершенно свихнувшийся человек станет настойчиво зазывать к себе в Италию менеджера из российского рекламного агентства. И вот, пожалуйста, господин сумасшедший производитель обуви – ешьте его с хлебом и соусом «Карри», если пожелаете.

– Omne ignotum pro magnifico est, – вдруг прошелестел он мне на ухо.

Я застыла на месте, так и не опустив занесенную ногу.

– Не нужно эмоций, – добавил Коксель.

Хорошенькое дело! Я закашлялась.

– Знакома ли вам эта фраза?

– Ну… Не то чтобы очень… – Я все никак не могла справиться с душившим меня кашлем. У меня такое случается иногда, от нервов. Я знаю, что если не успокоюсь или не выпью воды, то кашель перейдет в надрывное чихание. Последний раз это произошло со мной на госэкзамене в университете. В результате я с ног до головы обчихала профессора филологии, и мне поставили четверку в диплом. До сих пор не могу забыть того позора, знаете ли.

– Вам нехорошо? – забеспокоился бледный обувщик.

– Спасибо, что заметили.

– Нужно успокоиться.

– Это мне просто необходимо.

– Давайте пройдем в restroom.

Он потащил меня к двери в дамскую уборную.

– Помните, вам нужно бояться человека со шрамом на щеке. Ангелы разделились, и война уже началась! Вас хотят втянуть в ужасную историю. Не позволяйте им сделать этого. Если что-то случится… Спросите Исаака в кафе на площади Святого Марка. Первая скрипка. Он знает о вас. Он вам поможет. А больше не доверяйте никому.

Произнося этот бред, он впихнул меня в просторное помещение с зеркалами. Я по инерции налетела на пышногрудую даму в вечернем платье. Та ловко поймала меня и перекинула к спасительной раковине.

Только тут, прыснув водой в лицо, я начала приходить в себя.

«Похоже, итальянцев постигла страшная эпидемия, разрушающая кору головного мозга» – это было первое, что пришло мне на ум. Взять хотя бы Боккаччо, который, если верить моим сумрачным воспоминаниям, твердил мне о войне ангелов, или этого сбрендившего Кокселя. Какие ангелы в наш век?! Какая война? О чем речь?! И при чем тут я – простая русская девица, которая и в церкви-то была всего пару раз. Вот так всегда бывает: живет себе человек, ни о чем подобном и не помышляет, и вдруг на тебе – ему на голову сваливается архангел, или, как его там, словом, как святой Марии, и сообщает, что она должна убедить мужа в существовании непорочного зачатия. Тут я лихорадочно ощупала свой живот. Зачем – не знаю. Инстинктивно, наверное. Меня даже подташнивать начало. Ничего себе дела!

Не знаю, сколько времени я торчала в туалете, наверное, долго. Я все пыталась осмыслить, что со мной происходит и как мне жить дальше. Коксель, несмотря на свою явную невменяемость, умудрился меня запугать лучше всякого священника, грозящего Страшным судом. Пару раз я в ужасе оглядывалась по сторонам, и, затаив дыхание, прислушивалась, пытаясь вычислить поблизости человека со шрамом на щеке. Но, кроме мерно урчащих бачков, я ничего подозрительного не обнаружила.

В конце концов я справилась с собой, послала подальше ненормального Кокселя с его бреднями об ангелах и, гордо распрямив плечи, вышла из уборной. Зря я это сделала. Я чувствовала, что дамский туалет в ресторане – это единственное место на земле, где пока еще царит спокойствие прошлого. Буйное и неприятное настоящее ворвалось в мою жизнь, как только я переступила порог туалета. В просторном мраморно-зеркальном холле ресторана царила настоящая паника. Люди бежали в разные стороны и на десятки возбужденных голосов орали, по большей части «Мама миа!». Среди этого гула я вдруг отчетливо услыхала отчаянный вопль Ильи: «Амалия!» – и ринулась ему навстречу.

– Что случилось? – крикнула я, когда он схватил меня за плечи.

– Где ты была?! – взволнованно гаркнул он мне в лицо.

– Интересный вопрос, – наверное, я покраснела.

– В телефонной будке убили человека.

– Господи!

Он вовремя подхватил меня за талию, потому что я начала непроизвольно оседать под ноги снующих вокруг возбужденных итальянцев.

– Где твой коллега Свиридов?

– Но ведь это ты с ним остался!

– Как ты думаешь, сколько мы могли вас еще ждать? В какой-то момент мы даже решили, что вы с Кокселем отправились смотреть его фабрику прямо из ресторана, не дожидаясь утра.

– Так вы отправились на наши поиски?

– Ну, мы вышли в холл. Я заглянул в туалет, Кокселя там не было. А когда вышел, в холле уже кричали.

– Господи!

– Да что с тобой?! – он встряхнул меня. – Мы же не в церкви. Смени пластинку.

– Не могу, – взвыла я. – Господи! Война ангелов!

– Как хорошо, что я вас отыскал, – налетел на нас Николай Павлович. – Там уже полиция приехала. Из ресторана никого не выпускают.

– А где Коксель? Вы его нашли? – слабым голосом поинтересовалась я и добавила, чтобы скрыть волнение: – Только не говорите мне, что он лежит в телефонной будке с ритуальной тесемкой на шее.

– Гм-м… – Свиридов, к моему ужасу, замялся.

– Что?! – выдохнули мы с Ильей.

Он взял меня за руку и как-то не по-хорошему ласково проговорил:

– Амалия, опираясь на знания, полученные мною из популярных детективов, я бы не советовал вам говорить полицейским то, что вы сказали сейчас. Упаси вас господь! Иначе мы никогда не уедем из Болоньи.

– Что вы этим хотите сказать?

– То, что вы слишком явственно представляете себе картину преступления. А это в данных обстоятельствах не в вашу пользу. В будке действительно Коксель, и, извините, с тесьмой на шее. Его задушили.

– О-ох! – Холл поплыл у меня под ногами.

Свет стал нестерпимо ярким. Боккаччо взял меня за руку и потащил куда-то вверх, к огромной люстре. Он все время шептал какую-то абракадабру, все чаще и громче повторяя: «Твое спасение в истине. Твое спасение в истине. Найди отца и подари им истину. Истина – их слабое место. С истиной тебя не тронут. Это святыня. Примири ангелов, и тебя оставят в покое».

* * *

– Omne ignotum pro magnifico est!

– Кто это сказал?!

Я открыла глаза.

И наткнулась на внимательный и непроницаемый взгляд симпатичного, очень аккуратно причесанного брюнета.

«Итальянец, – подумала я. Потом непроизвольно поморщилась. – Полицейский».

– Воды, синьора? – вкрадчиво поинтересовался итальянский полицейский.

– Синьорита, – ворчливо поправила его я.

– О, простите! – Его смуглые щеки окрасились коричневым румянцем.

– Это вы сейчас сказали?

– Что именно?

Я повторила уже заученную фразу.

Он удивленно хлопнул глазами.

– А, – не слишком убедительно произнесла я, – не берите в голову. У меня, видите ли, был бред. Такое случается, когда падаешь в обморок.

– Да… – неуверенно согласился он и счел своим долгом представиться: – Лейтенант Ренальдо Палуни.

– Амалия Кузякина. Прилетела сегодня в Италию с рабочим визитом, по приглашению господина Кокселя. Гм… покойного?

Вышло как-то уж слишком официально. Попахивало сводками из светской хроники.

– Я в курсе, – он улыбнулся. – Как вы себя чувствуете?

– Лучше, чем господин Коксель. Определенно.

– Это хорошо. А то я испугался за вас.

– А где я? – я попыталась оглядеться, но перед глазами тут же поплыли зеленые стены, а к горлу подкатил комок.

– Прошу вас, – он взял меня за руку, – вы в кабинете главного менеджера ресторана. Мы уже вызвали врача. У вас есть страховка?

– Н-не знаю. Нужно посмотреть в документах. – Пожимание плечами вызвало тот же эффект. Я чуть было опять не провалилась в обморок.

– О, прошу вас! – испуганно выдохнул лейтенант, который уже начинал мне нравиться. – Не имеет значения! Врач окажет вам помощь в любом случае. Это в интересах следствия.

– А где мои спутники?

– Спутники? – искренне удивился он.

Тут я не на шутку разволновалась:

– Ну да! Меня же должны были держать на руках двое мужчин! Разве не так?

– Н-ну… – ему явно не хотелось меня разочаровывать. – Видите ли… Мы нашли вас на диване в холле. Совершенно одну.

– Та-ак! – мне расхотелось падать в обморок. Я почему-то представила, как двое моих чертовых кавалеров сидят перед телевизором и пьют пиво, весело обсуждая, как они здорово выкрутились, сунув в зубы закона истеричную дуреху.

– Синьора! – лейтенант рыпнулся было, чтобы уложить меня снова на подушки, но я решительно отстранила его рукой, не забыв дотошно поправить:

– Синьорина!

– О, простите! – опять покраснел он. – Я вижу, вам уже лучше.

– Определенно! – я гневно взглянула на него. – Будете меня допрашивать?

Он смутился:

– Может быть, не сегодня?

– Нет уж, давайте сейчас. Все-таки я последняя, кто видел господина Кокселя живым. Во всяком случае, я так думаю.

Лейтенант вздохнул, вытащил блокнот и застыл, изготовившись записывать показания.

Ну, я и рассказала ему все с момента нашего разговора с Драконом, когда полгода назад он передал в мои руки несчастного Кокселя. Разумеется, я опустила ближайшие детали исторической встречи, как то: московские убийства, латынь, мать ее, Петровку, ну и все, что с этим связано. Илью, я, скрипя зубами, представила как своего жениха, который путешествует со мной ради искусства, Свиридов в моем изложении стал моим московским приятелем, которого я неожиданно встретила в аэропорту Римини. Пусть потом сам разгребает. Негоже ему было бросать меня на произвол судьбы. Про маму с тетей я вообще сообщать не стала. Они, слава богу, были достаточно далеко от места преступления и Кокселя в глаза не видели.

– Значит, вы просто расстались перед дверью в уборную? – уточнил лейтенант.

– Ну да. Он проводил меня до туалета.

– Понятно, – кивнул страж закона. – Он не обмолвился, собирался ли он кому-либо звонить?

– Нет. На мой взгляд, его единственным желанием было добраться до мужской уборной и замыть соус на своем галстуке. Я вообще не понимаю, как он попал в телефонную будку.

– Может быть, у вас возникли какие-нибудь разногласия?

– Да какие разногласия! Мы и парой фраз еще обмолвиться не успели. Только поздоровались, и раз – пятно на галстуке.

– Хотите добавить что-то?

– Ни в коем случае, – я была предельно искренна.

– Ладно, – кажется, он даже обрадовался. – Я вас провожу до отеля. Если вы не возражаете.

– Пожалуйста. Буду вам признательна, – обожаю итальянских полицейских. Гораздо лучше наших с Петровки. Во-первых, моложе и симпатичнее, а во-вторых, они не бросают без помощи тех, кого должны защищать.

Я оперлась на предложенный локоть, встала и поплелась из кабинета.

– Вам точно не нужен врач?

– Уверена, что мне не нужен врач. Мне нужен крепкий сон.

Мы вышли все в тот же холл. Народа тут уже не было. Только одинокий швейцар со скорбной физиономией распахнул перед нами входную дверь. Болонья дохнула на нас свежим ночным ветром.

– Как долго вы намереваетесь оставаться в городе?

Я пожала плечами:

– Мне тут делать нечего. Самолет в Москву через неделю. Наверное, съезжу в Рим.

– Вы прекрасно говорите по-итальянски, – он усадил меня в полицейскую машину. Сам сел за руль.

– Работа, – объяснила я и улыбнулась, решив украсить скорбную действительность. – Но мне нравится говорить на вашем языке. Не речь, а музыка.

– О, прекрасно сказано, – восхитился он от имени всего населения Италии. Потом посерьезнел: – Видите ли, следствие не закончено, и нам может понадобиться, гм… поговорить с вами еще раз. Всякое, знаете ли, бывает. Не затруднит ли вас информировать меня о вашем местонахождении вот по этому телефону?

Он протянул мне визитку.

– Конечно, – согласилась я.

До сих пор не понимаю, что меня дернуло выгораживать моих нерадивых спутников и скрывать от симпатичного лейтенанта правду. Почему я пренебрегла помощью того, кто реально мог мне ее оказать? О чем я думала в тот момент?

* * *

Распрощавшись с милейшим итальянским полицейским, я первым делом направилась к стойке портье, чтобы убедиться в подлости своего кавалера. Сидит небось в номере, дожидается. Однако ключ от нашей комнаты был на месте, то есть в надлежащей ячейке. Пока я переминалась с ноги на ногу в лифте, в голову мне лезли неприятные воспоминания. Перед глазами стояла физиономия ныне покойного Кокселя. Уши щекотал его шепот.

Война ангелов… ну, это, допустим, бред. Спишем это на шок от созерцания испачканного соусом собственного галстука. Еще он говорил, что меня хотят втянуть в какую-то ужасную историю. Отлично. Учитывая события последних недель, я и так уже по уши завязла в ужасных историях. И что? Коксель просил не позволять каким-то «им» это делать? Каким образом мне не позволять втягивать меня в историю? Если бы я хоть знала, кто меня втягивает, разумеется, я бы не позволила. А так, людей одного за другим убивают чуть ли не на моих глазах. И те испускают душу с сообщением о войне ангелов на устах. Жуть! «Если что-нибудь случится…» В общем-то уже случилось. И именно с Кокселем. Что он в таком случае советовал? «Спросите Исаака в кафе на площади Святого Марка». Веселенькое дело! Площадей Святого Марка в Италии больше, чем улиц Ленина в России. Какую конкретно площадь он имел в виду? Первая скрипка в кафе на площади Святого Марка. Ха! Я представила, как некий пожилой еврей сидит за столиком и держит в руках скрипку, на которой белой краской намалевана римская цифра I.

– Площадь Святого Марка – это площадь Святого Марка, – неожиданно подал голос лифтер.

Я чуть не подскочила на месте. Удержало меня одно: как-то в детстве я провела эксперимент, подпрыгнув в лифте. Эксперимент удался. Ну, в том смысле, что лифт остановился и я просидела в замкнутом пространстве добрых три часа, потому что у аварийной службы был какой-то субботник по очистке парковых территорий. Так что с тех пор я в лифте не прыгаю, даже если на мои мысли мне ни с того ни сего отвечает лифтер по-итальянски.

Когда я отдышалась, то оглядела его с ног до головы. Парень как парень. Обычный низкорослый итальянец с глазами-маслинами. Он улыбнулся и пояснил:

– Площадь Святого Марка – это в Венеции. Только о ней говорят без уточнения города. О ней знают все.

Я решила, что, сама того не желая, размышляла вслух, и не стала акцентировать на этом внимание.

– Спасибо, – я улыбнулась ему. – И часто там бывает Исаак – первая скрипка?

Он поднял брови:

– Всегда.

– Неужели?!

– Большой оркестр в кафе «Флориан» просто не может существовать без первой скрипки.

– Ух ты! – сбившись на русский, выдохнула я и покраснела.

«Господи! Нельзя быть такой дремучей!»

Разумеется, всему миру известно кафе «Флориан», где чашечка кофе за столиком стоит порядка пяти долларов в пересчете с местных лир. Там играет огромный оркестр. Сама не слыхала, но в каждом путеводителе по Италии о нем текста – на целую страницу.

– Кроме того, на площади Святого Марка находится Дворец дожей, Колокольня, на которой Леонардо да Винчи установил свой первый телескоп, и, конечно же, целая армия голубей. Знаете, как появились голуби в Венеции?

Я почувствовала себя на экскурсии. Спасла меня техника. Двери лифта бесшумно разъехались, и я, облегченно вздохнув, вылетела на свободу.

– Это очень интересная история, связанная с Россией, – отчаянно затараторил лифтер, которому очень не хотелось терять слушателя, перед которым в кои-то веки ему удалось блеснуть своими познаниями.

– Ничего-ничего, я завтра вниз поеду, – заверила я его и понеслась к своему номеру, чтобы он не вздумал увязаться за мной со своими рассказами.

* * *

Вы когда-нибудь смотрели дешевый американский боевик? Не может быть, чтобы не смотрели. Каждый российский гражданин, у которого есть телевизор, непременно смотрел дешевый американский боевик. Без этого не прожить в нашей стране. Помните сцену, которая обязательно присутствует в произведениях подобного рода: когда героиня возвращается в свое жилище, открывает дверь и замирает на пороге в немом ужасе, потому что понимает, что ее жилище кто-то вывернул наизнанку и хорошенько встряхнул. Иными словами, в ее отсутствие произвели дотошный обыск, основной задачей которого было перемешать все вещи в помещении до состояния первобытного хаоса. Вспомнили?

Так вот, ничего подобного в комнатах нашего с Ильей номера не наблюдалось. Хотя именно этого я почему-то ожидала. Я даже специально застыла на пороге, открыв рот, чтобы крикнуть что-нибудь типа: «Мама миа!» И обломалась, потому что номер выглядел абсолютно нетронутым. Я испытала разочарование. Ну согласитесь, мне после шептаний про войну ангелов, трупа в телефонной будке, ритуальных шнурков, обморока и общения с полицией это простительно. В конце концов, перевернутый номер был бы превосходной финальной точкой трудного дня.

Немного справившись с чувствами, я шагнула в комнату. На меня вдруг накатила такая усталость, что я решила немедленно лечь в постель. Я поплелась в спальню, включила свет… И вот тут мне все-таки удалось крикнуть: «Мама миа!», да с такой искренней силой, что чуть люстра не обрушилась.

– Тише, прошу вас! – сидящий в кресле господин в коричневом костюме мне приветливо улыбнулся.

Я схватилась за косяк, чтобы не свалиться. У господина была неприятная внешность, а его лицо украшал уродливый шрам через всю правую щеку.

– Ап, ап, ап! – я хватала ртом воздух, сильно подозревая, что в скором времени встречусь с обувщиком Кокселем.

Господин поднялся и пошел на меня. Я дернулась было к выходу, но ноги мои подкосились, и я рухнула, больно ударившись лодыжкой.

Пока я стонала и корчилась на ковре, он приблизился. Увидав блестящие носки его ботинок у своего носа, я начала судорожно соображать, что скажу при встрече на небесах гаду Боккаччо, а заодно и своему папочке, которые втянули меня в столь неприятную передрягу.

Странно, но сожалений по поводу безвременно утраченной собственной жизни я в этот момент не испытала. Я чувствовала, как горло мое сжимает стальная рука смерти. В глазах моих потемнело, а потом я полетела с космической скоростью навстречу белому пятну. Пятно становилось все больше и больше, потом оно превратилось в сверкающую белизну. Я вдруг отчетливо поняла, что платье на невесте должно быть именно такое – чистое, как крыло ангела, и поклялась, что, если соберусь замуж, надену подобное…

– Эй!

Я открыла глаза и робко поинтересовалась:

– Тебя тоже задушили?

– Ну, знаешь ли! – возмутился Илья.

– Не понимаю, – я с трудом ворочала языком.

Он схватил меня за плечи и резко сдернул с кровати.

– Некогда расслабляться! – голос его мало было назвать взволнованным. Эмоции в его горле клокотали, как лава в вулкане. – Быстро собирайся. Мы уезжаем.

– Куда?

– В Рим, детка! В Интернациональный банк, дорогая!

Он распахнул створки шкафа, бухнул на пол чемодан и начал скидывать в него вещи без всякого должного к ним уважения.

– Поосторожнее! – тут уже я встрепенулась. – Это же Альберто Феретти.

– К черту! – он вдруг схватился за шею и закашлялся.

– Нет уж! – одним прыжком я подлетела к нему и, выхватив юбку, принялась складывать ее так, как того требовала цена, по которой я приобрела ее в магазине.

– Да перестань же! – Сухой кашель согнул его пополам. Он прислонился к дверце шкафа и закрыл глаза, пытаясь с ним справиться.

– Что, мороженого переел, пока я парилась на допросе? – ехидно поинтересовалась я, продолжая аккуратно укладывать юбку в чемодан.

– Не совсем, – выдавил он. – Пожалуйста, дай воды.

– И не подумаю. – Я решила быть жестокой и добавила: – Ты бросил меня на произвол судьбы в холле ресторана. А я была без сознания.

– Амалия! Черт тебя подери! Дай мне воды!

– Угу! И отказаться от удовольствия понаблюдать, как ты корчишься в судорогах?! Даже не проси.

Я глянула на него с укором. И тут второй раз за проклятущий вечер у меня из груди вырвался потрясающей силы крик: «Мама миа!» Шею Ильи пересекала розово-фиолетовая полоска. Не царапина, не синяк, а нечто среднее между ними.

– Что это? – я ткнула пальцем в интересующее меня место.

– Дай воды, умоляю! – прохрипел он, все еще кашляя.

Я бросила юбку и метнулась в ванную.

– Ну? – я не могла дождаться, когда он сможет заговорить.

– Собирайся, ради всего святого, – он все еще тяжело дышал, да и стоял на ногах как-то неуверенно. Его заметно шатало.

– Тебя что, пытались задушить?!

– Ты поразительно догадлива! – он закрыл глаза. – Нам нужно уматывать из этого бандитского города. Знаешь, я вдруг понял, что мне чертовски хочется прожить еще лет пятьдесят как минимум.

– Человек со шрамом на щеке? – я почувствовала, что у меня тоже начинает свербеть в горле, и схватилась за шею.

– Перестань молоть ерунду, – он усмехнулся. – Какой еще шрам?

– Разве не он тебя душил?

– Я в темноте не заметил, кто меня душил, но скажу тебе – это было крайне неприятно.

– В какой темноте? Он выключил свет?

– Амалия, детка, – он обнял меня и погладил по голове. Уезжать мне расхотелось, да и страх прошел. Я бы так всю жизнь простояла, млея оттого, что могу уткнуться лбом в его плечо.

– Скажи, ты его прогнал из номера? – промурлыкала я.

– Амалия, – он отодвинулся от меня. – В номере никого не было, кроме тебя.

– А тот, с ужасным шрамом на щеке?

– Его бы я заметил.

– Странно. Последнее, что я помню, – это носки его ботинок и ужасное чувство, будто он затягивает петлю на моей шее.

– Хорошо, по дороге расскажешь.

Илья снова засуетился, покидал оставшиеся вещи в чемодан, закрыл его, схватил меня за руку и поволок из номера. А жаль, мне номер понравился. Наверное, в нем можно было бы провести немало приятных ночей. Конечно, если за вами не охотятся целые толпы маньяков, которые спят и видят, как бы вас придушить ритуальной тесьмой.

* * *

Рассказ Ильи походил на фрагмент из фильма ужасов. Поняв, что его барышня (то есть я) опять бухнулась в обморок, он со свойственной всякому кавалеру прытью оттащил ее на ближайший диван и, оставив на руках верного товарища (то есть Свиридова), опрометью кинулся в обеденный зал ресторана, чтобы добыть воды или вина. Поскольку в холле и в дверях зала царила страшная неразбериха – люди сновали туда-сюда, – он потратил минут пятнадцать, чтобы добраться до нашего столика. Потом он еще минут десять пытался объяснить ополоумевшему от странных событий официанту, зачем ему стакан воды. Ну а когда он вернулся в холл, то там стало заметно спокойнее, толпа рассосалась, однако и диван пустовал. Ни меня, ни Свиридова на нем не было. Илья пожал плечами, попытался расспросить швейцара, не видел ли он симпатичную брюнетку (Ха! Приятно, что кто-то считает тебя симпатичной!) в компании с мужчиной средних лет. Швейцар ничего путного сказать не мог, только выдвинул предположение, что многих гостей ресторана, к сожалению, увезли в полицейский участок, чтобы снять с них показания. На этом месте Илья вздохнул.

– Два года назад я стал свидетелем драки в Палермо. До сих пор не могу забыть ту мерзкую скотину – местного полицейского, который превратил оставшуюся мне неделю отдыха в кошмар. Он допрашивал меня и допрашивал, словно я не наблюдал за дракой со стороны, а был ее зачинщиком. У меня даже возникло подозрение, что виновников происшествия отпустили по домам раньше, чем свидетелей. Оказывается, в итальянской полиции существует масса каких-то документов, формуляров и тому подобных штук, которые необходимо заполнить в таких случаях. Вот я и заполнял их, вместо того чтобы греть пузо на солнце. Теперь понимаешь, почему я ринулся в ближайший полицейский участок, чтобы узнать, куда они повезли тебя и твоего коллегу?

– Ну… – неуверенно протянула я.

– Амалия, мы же ужинали вместе с этим Кокселем! Я боялся, что они замучат тебя допросами до смерти!

Горячая благодарность растопила последние льдинки недоверия в моем сердце. Как я могла злиться на этого святого человека! Как я могла подумать, что он бросит меня на произвол судьбы!

– И что тебе сказали в полицейском участке? – я погладила его по плечу.

– Ничего. Они развели руками. Я уговорил их позвонить в муниципальный госпиталь. Но там тебя тоже не оказалось.

– А мой мобильный?

– Разве не ты отключила его еще в Римини, чтобы мать не смогла до тебя дозвониться.

– Точно. И что ты сделал дальше?

– Решил, что ты осталась в ресторане, а дурак швейцар все напутал. Я вернулся в ресторан. Там еще топтались полицейские, а посетителей уже не было. Я описал им тебя, но они о тебе ничего не знали.

– Очень странно, ведь один из полицейских меня допрашивал.

– Н-да… Я всегда говорил, что Италия – это царица бардака… Я подумал, что ты могла отправиться в гостиницу. И поехал туда. Представь себе, лифт не работал. Портье сказал, что какой-то важный клиент из пентхауза зашел в лифт с девицей и, судя по всему, не скоро оттуда выйдет.

– Ну и порядочки в этой Италии.

– Вот тут, веришь, я почувствовал нечто… не могу передать словами, но мне стало казаться, что происходит что-то нехорошее и я должен прямо сейчас оказаться в номере. Я бросился на лестницу, а когда миновал второй пролет, погас свет. Я не понял, как это произошло, только кто-то накинулся на меня сзади… Откуда он взялся? – Илья поморщился и потер шею. – Наверное, я его убил. Во всяком случае, когда я его оттолкнул, он покатился кубарем вниз и больше не появился.

– Дурачок, – усмехнулась я. – Мы же бежим по лестнице. И тут никого нет.

– В этой гостинице две лестницы. Мы спускаемся по второй. Я же не идиот – вести тебя в темноту, где, может быть, валяется субъект с переломанной шеей.

– Ты умница! – я подпрыгнула и чмокнула его в щеку. – Ты чертовски живучий умница!

– Не сглазь, – буркнул он.

– А ты точно не видел в номере жуткую морду со шрамом?

– Уверяю тебя. Номер был открыт. У меня ноги подкосились, но, когда я зашел, ты мирно спала на кровати.