Текст книги "Мечты серой мыши"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Я довольно часто играю там в бильярд. Но не с утра до утра. У меня компания по производству обуви и несколько магазинов. Бизнес относительно доходный. Недавно получили заказ на производство обуви для московской милиции. В общем, не жалуюсь.

– И?

– Что «и»? – он неопределенно хмыкнул, потом, поняв суть вопроса, хохотнул. – Я вам все это рассказал, чтобы вы не думали, что я прожигатель жизни. Скорее наоборот. В то время как большинство только тем и занимаются, что перепродают друг другу все, что плохо лежит, я, как видите, произвожу. Думаете, это легко?

– Нет. Не думаю.

– Таким образом, выходит, что я человек серьезный, даже в какой-то степени основательный. И вам нечего стыдиться знакомства со мной.

– Стыдиться?! – я поперхнулась. Знал бы он, какую зависть вызовут в рядах моих подруг рассказы о нашем знакомстве. – Ну а во мне вас что привлекло? Потянулись к основательности?

– Гм… Почему бы просто не…

– Потому! – я тут же вспылила, заставив его проглотить банальные сказки о том, что «почему бы не познакомиться с симпатичной девушкой».

– Ну да, – послушно согласился он. – Хотите правду?

– Если бы я не хотела знать правду, я разрешила бы вам закончить фразу относительно любви с первого взгляда и оставшуюся часть дороги пускала слюни и хлопала ресницами, повысив вашу самооценку как соблазнителя еще на три пункта.

– Я в вас не ошибся, – он глянул на меня. И этот быстрый взгляд более походил на прицельный выстрел. Попал в самое сердце, не скрою. – Вы совершенно не похожи на девушку, готовую раздеться у шеста в любую минуту.

– Ну, еще я не похожа на укротительницу удавов, и можете не продолжать, на кого я еще не похожа, потому что мне и без того дурно.

– Это был акт раскрепощения?

– Называйте, как хотите. И вообще, я вам не верю.

– С чего бы? – удивился он.

– А вот что бы вы сказали, если бы второй раз за день сорвали крупный куш в лотерее?

– Я не играю в лотерею.

– И все-таки?

– Не знаю… сказал бы, что у меня выдался чертовски удачный день, – равнодушно предположил он. Из чего выходило, что он действительно не игрок.

– Но, исходя из теории вероятностей, вы не можете выиграть сумасшедшие деньги в лотерею два раза за один день.

– В чем проблема-то? Послал бы я эту теорию к такой-то матери, и все дела.

Может быть, у меня с головой что-то не так, но я не позволила ему блуждать в потемках. Вообще, в делах личных я предпочитаю быть честной. Во всяком случае, в начале романа. А потому я вкратце рассказала ему о своих приключениях, не опустила и историю господина Боккаччо. Разумеется, я не расписывала в деталях сцену своего пробуждения, но зато сделала акцент на своей беседе со следователями. Он слушал молча и ни разу меня не перебил. Потом еще какое-то время помолчал. Когда разомкнул губы, выглядел довольно серьезным. Собственно, такой реакции я и ожидала.

– Все-таки я не ошибся. Вы удивительная девушка.

– Теперь вы поняли, почему я вам не верю?

– Нет, – признался он.

– Посудите сами: до вчерашнего дня у меня были романы с мужчинами. Но эти мужчины похожи на вас, как я – на китайскую принцессу. Мы с вами разного круга. Мы живем в разных плоскостях. Вы где-то в том же измерении, что и покойный Боккаччо. У вас свои интересы и, простите, свои женщины. Я же до сегодняшнего вечера понятия не имела, что существует заведение под названием «Звезды». А танцевала там под гипнозом, наркозом или под чем-то еще в том же роде. Я думаю, что вас интересую вовсе не я, а то, что у меня есть, или вам кажется, что это у меня есть. И я вас прошу, скажите, что это. Ведь я же открыла вам свою тайну.

Он помолчал еще минуту и, затормозив машину, медленно повернулся ко мне:

– Я все-таки продолжу то предложение, на котором вы меня прервали час назад. Потому что я действительно собирался сказать вам правду… И какой бы банальностью это ни звучало, мне плевать. Почему бы не увлечься девушкой, которая с каждой минутой мне нравится все больше и больше? Я хочу за вами приударить. Вот.

– А призрак господина Боккаччо? – Тем не менее у меня перехватило дыхание. Ну, тут нет ничего удивительного. С каждой бы на моем месте случилось такое.

– Намекаете на опасность? Видите ли… я люблю приключения. Если бы не любил, не имел бы всего того, чего имею.

– Обычно так говорят люди со сломанным бедром, простреленной пяткой и ушибами средней тяжести. Кстати, большое спасибо, что довезли меня до дома. – Я открыла дверь и кинула ему, как кость, уже уходя: – Я не буду вас осуждать, если вы больше не мелькнете на моем горизонте. По правде сказать, именно этого я и жду от разумного человека.

* * *

– Я похожа на секс-бомбу?! – я с вызовом глянула на Лолу. Тот даже присел от неожиданности.

– Вообще-то я принимал ванну… – промямлил он и потуже завернулся в махровый халат. – У тебя совесть-то есть? Звонить в дверь так настойчиво в десять вечера. А вдруг я был бы не один?

С волос его показательно капала вода.

– Брось, – скривилась я и бесцеремонно перешагнула порог его квартиры, – ты сказал, что завязал с любовью.

На лице его появилось выражение мечтательной распущенности:

– Любовь такая штука, девочка… Как завяжешь, так и развяжешь…

– Ну, ну… Ты не ответил на мой вопрос. Я похожа на секс-бомбу?

– Нет.

– А если приглядеться?

– Слушай. В этом смысле к бабе и приглядываться не нужно, – вспылил он. – Тут либо есть, либо нет. У тебя нет, хоть под микроскопом разглядывай.

– Тогда все дело в фамильных драгоценностях, – мне стало совсем грустно. Признаться, до этого момента я все-таки питала некоторые надежды на свою привлекательность.

– В чем дело? – осторожно осведомился Лола и взял меня под локоток.

– Видишь ли… Не знаю как, но всем более-менее привлекательным мужикам планеты стало известно о том, что я выгодная невеста.

– Гм-м… А как они об этом узнали?

– Понятия не имею. Может, кто в Интернет пустил информацию, – я пожала плечами.

– Гм-м… и какие у тебя богатства?

– Видимо, несметные.

– Да?! – он округлил глаза. – У тебя объявился дядюшка Рокфеллер?

– Пока не знаю. Все может быть.

– Слушай, по-моему, у тебя просто крыша поехала. При чем тут богатство?

– А как объяснить тот факт, что ко мне уже второй раз за неделю клеится потрясающе красивый мужик.

Я поставила соседа в тупик. Размышлял он довольно долго, даже волосы начал поглаживать – признак крайней степени задумчивости. Наконец хмыкнул и признал свою несостоятельность, выдавив из себя тихое:

– Понятия не имею. Может, у них эпидемия?

– Ага. Золотая лихорадка. Я о таком читала.

– А что за мужик?

Я рассказала ему о своем знакомстве с потрясающим блондином по имени Илья, смакуя подробности. Потом я добавила к этому историю, поведанную мне следователями об аферисте Боккаччо. Лола то и дело цокал языком. Он был очень удивлен.

– И вот после всего того, что ты узнал, позволь мне повторить свой вопрос: я похожа на секс-бомбу.

– Нет, – упрямо заявил он, – ни капельки.

– Может, ты просто ни черта не понимаешь в секс-бомбах? – Я склонила голову набок и, прищурившись, оглядела его с ног до головы, оценивая вышесказанное.

Он тут же возмутился:

– Кто? Я?! Я ничего не понимаю в секс-бомбах? Да я на них собаку съел!

И он был прав, к сожалению. Кто, как не он, в докризисные времена промышлял малозаконным, но очень прибыльным делом – отправлял девиц на работу за границу. Уж в ком, в ком, а в секс-бомбах он прекрасно разбирался.

– Ладно, – я примирительно хлопнула его по плечу, – сейчас не в тебе дело, а в моих фамильных драгоценностях, которые хрен знает где пылятся, а я о них ничего не знаю.

– Это просто невероятно! – вспылил Лола. – Полмира знает, что ты богата до умопомрачения, а ты все еще в неведении. Ты дома давно делала капитальную уборку?

– Ну…

– Предлагаю устроить ее прямо сейчас. Давай выгребем все из твоих закромов на пол и хорошенько рассмотрим. Мало ли что? – он потянул меня за руку на лестничную площадку, приговаривая: – А то укокошат, как того Боккаччо, а ты и не поймешь за что.

Обыск результатов не дал. Вернее, не дал тех, которые ожидались. Зато я нашла коньки, потерянные лет пять назад, и еще массу интересных вещей, которые ждали своего часа отправиться на помойку лишних лет пятьдесят. Например, раритетный чугунный утюг, который, как посоветовал мне Лола, следует оставить, поскольку при нынешней жизни у каждого нормального человека в доме должно храниться какое-нибудь оружие.

Закончилось все картиной, достойной пера Ильфа и Петрова. Я вышла на кухню, теперь представляющую собой разоренное гнездо, дабы включить чайник. И тут до моих ушей донесся подозрительный скрежет. Я вернулась в комнату и, охнув, сползла по стене на пол. Сидя на полу, Лола пилил старую гантель.

– Может, тебе кажется, что мои мозги превратились в кисель, но мало ли что… – проворчал он, не отрываясь от своего занятия.

– Глядя на то, что ты делаешь… скажу, что нельзя превратить в мозги то, что было вместо них с самого рождения, – устало заключила я.

* * *

– Кузякина!

Меня передернуло. Согласитесь, жестоко называть человека по фамилии, если она у него такая! Ну, была бы я какая-нибудь Иванова или Петрова, да я бы и бровью не повела. Но неблагозвучное наследство рода Кузякиных бесило меня с младых ногтей. Терпеть не могу, когда кто-нибудь кричит на всю Питерскую: «Кузякина!» Хотя еще больше не терплю, когда кричат вместе имя и фамилию. Амалия Кузякина звучит еще гаже, чем просто Кузякина.

– Кузякина!

Дракона не волновало мое отношение к собственной фамилии. Он кричал: «Кузякина», потому что при мысли обо мне ему в голову ничего иного не приходило. И плевать ему, что я предпочитаю, чтобы меня звали Амалия Федоровна или, на худой конец, просто Амалия.

Я крякнула и послушно поплелась к его столу за перегородкой. Вы когда-нибудь видели пожилого бассета, вернувшегося с долгой изнурительной прогулки? Если да, то вы легко себе представите моего начальника, в просторечии именуемого Драконом за суровый нрав и любовь устанавливать дурацкие порядки, которые под силу выполнить разве что древнеримскому гладиатору, которому на все плевать, потому что он стоит на арене и знает, что мучиться ему осталось недолго и, что бы там дальше ни случилось, его все равно пришибут. Дракон имел такую поразительную схожесть со старым бассетом, что, несмотря на отсутствие толстых обвислых ушей, хвоста и ошейника, мне все равно иногда хотелось сказать ему «фу» или что-нибудь подобное.

– Кузякина!

– Фу!

– Что значит «фу»?

Повисла пауза, поскольку я понятия не имела, как внятно объяснить начальству, что он похож на усталого пса.

Не дождавшись ответа, он многозначительно вздохнул и продолжил:

– Кузякина, ты в Италию хочешь?

– Нет.

Если вы подумали, что я сошла с ума, то ошиблись. Когда мой начальник спрашивает: «Не хотела бы ты отправиться в Италию, на Кубу, в Англию или еще куда-нибудь?», он имеет в виду вовсе не романтический тур с посещением достопримечательностей означенной страны. Его вопрос предвещает визит к заказчику, основная задача которого сведется к тому, чтобы вытащить тебя из холодного номера двухзвездочной ночлежки в пять утра, проволочь по своим предприятиям и вернуть назад к полуночи. В лучшем случае после твоего недельного пребывания он устроит прощальный ужин в своем доме, где тебе придется глотать кулинарные изыски его жены, которая, может быть, впервые подошла к плите. Теперь вы понимаете, почему в данных обстоятельствах мне не хотелось в Италию.

– Ты уже два раза отказывалась, – Дракон глянул на меня из-под мохнатых бровей.

– Бог троицу любит, – я пожала плечами, выказывая полнейшее равнодушие к этому вопросу.

Дракон снова вздохнул. Так тяжело, словно это ему предстояло ехать в Италию.

– Почему ты всегда доводишь дело до скандала? Когда ты должна была лететь?

– Зачем мне куда-то лететь? Я прекрасно представляю, как изготовляют обувь в Болонье. Мне никуда не нужно лететь, чтобы посмотреть новые модели сезона. Достаточно зайти в ближайший обувной магазин!

Он знал, что с моей стороны это был жест отчаяния, а потому мерзко хихикнул.

– Плохо то, Кузякина, что заказчик может забыть, как ты выглядишь. И передать дела другому рекламному агентству. Понятно?

– Я ему фотографию пошлю.

– Этого мало, – он покачал головой. – Заказывай билет.

– Нет! Ну, пожалуйста. У меня полно дел!

– И не ной тут, ради всех святых. Как шляться по следственным отделам, так у тебя дел нет! А как к заказчику в гости смотаться, так тут же дела нашлись.

– Вы так говорите, словно я не по следственным отделам шлялась, а по Тверской! – возмутилась я.

– По мне, так без разницы.

– Я непременно об этом расскажу.

– Кому?

– Следователям.

– А то им неизвестно твое прошлое, настоящее и будущее.

– Что вы имеете в виду?

– А то, что если не прекратишь препираться и не закажешь билет, то на следующей неделе кормиться будешь уже на панели!

* * *

– Знаешь… – Лола наморщил лоб. По его мнению, со сморщенным лбом его лицо приобретало выражение глубокомысленной грусти, – хорошо там, где нас нет…

– Что ты имеешь в виду?!

Я только что рассказала ему про Италию и рассчитывала как минимум на сочувствие.

– Ну… – Его лоб стал походить на печеное яблоко. – Пока тебя нет на работе, тебе кажется, что там хорошо. Тебя нет в Италии, и там тоже хорошо. И где бы ты ни появилась, тебе все время плохо. Так уж устроен человек. Он стремится к совершенству. Но нет ничего совершенного в этом самом несовершенном из миров…

– Глупость какая-то, – отмахнулась я. – Ни к какому совершенству я не стремлюсь. Я только не хочу ехать в Италию. Вот и все.

– Посмотри на это с другой стороны.

– С какой бы стороны я ни смотрела, меня все рано мутит. Знаешь, чего я хочу на самом деле? Знаешь?

– Остаться дома. – Он сделал внушительный глоток красного вина и застыл с бокалом у губ, ожидая моего согласия.

– Точно, – я его не разочаровала. – Но это не все. Далеко не все. Я хочу уйти в декретный отпуск.

Лола кашлянул:

– Что, простите?

– Я хочу родить ребенка, сесть дома и не ездить ни в какую Италию! Я хочу забыть о работе.

– Посмотри на это с другой стороны…

– Где-то я уже это слышала, причем совсем недавно, – хмуро заметила я.

– Ну… тебе придется отказаться от вина, – он красноречиво повертел бокал в руке, – бросить курить и выкинуть из головы всех потрясающих мужиков мира.

– Женщина с ребенком – это еще не синий чулок.

– В общем, да. Но зачем такие жертвы из-за какой-то дурацкой поездки? Подумаешь, недельная встряска еще никому не помешала. И вообще, все наши неприятности – это всего лишь нить космической паутины. Или что-то в этом роде.

– А это ты к чему?

– Это не я, а Марк Аврелий. А к чему он это сказал, черт его знает. Но звучит впечатляюще. Даже как-то успокаивает.

– Иди ты со своим Марком Аврелием! Я никак не могу взять в толк, какого дьявола заказчик прицепился именно ко мне? Я отправила ему два довольно неблаговидных факса. Обычно подобные номера проходили, и в результате заказчик менял меня на кого-нибудь другого. Я не понимаю…

– И на старуху бывает проруха.

– Ты просто кладезь афоризмов!

– Ничего не могу поделать со своим умом. Так и прет из ушей.

– Вспомни про гантель, умник!

– Интересно, что бы ты сказала, окажись она золотой? – обиделся Лола.

– Но она не оказалась золотой. Она и не могла быть золотой. По определению. Потому что только идиоту придет в голову вылить гантель из чистого золота!

– Интересно, откуда она у тебя?

– Оттуда же, откуда и чугунный утюг. Из прошлого.

– Возвращаясь к нашему вчерашнему обсуждению… Ты, случаем, ничего не вспомнила из своего прошлого?

– Нет. Даже удивительно!

– Может, эта гантель принадлежала твоему отцу… – Лола мечтательно закатил глаза.

– Может быть, – я пожала плечами. – Хотя, с другой стороны, она так же могла принадлежать и моей матери…

– А почему бы тебе не выяснить происхождение гантели?

– Совсем спятил? – я округлила глаза. – Кому это нужно!

– А что ты знаешь про своего отца?

– Чего ты ко мне привязался? – Это уже была серьезная причина для удивления. Лола не имел привычки погружаться в прошлое так глубоко. Обычно его занимали истории трехдневной давности. Все остальное, по его же словам, относилось к событиям, поросшим чахлым мхом.

– Ты женщина, собирающаяся уйти в декрет! Разве ты не знаешь, что ребенок рано или поздно начинает проявлять интерес к тому, кто внес внушительный вклад в его появление на этот свет?

– И что с того?

– Что тебе мать рассказывала об отце?

– Что он был летчиком-испытателем, который погиб при исполнении служебного долга, когда мне было три года.

– Банальная байка, – он фыркнул для убедительности.

– Никогда об этом не задумывалась.

– Ты хоть знаешь, сколько людей живут с уверенностью, что они дети погибших летчиков-испытателей? У нас в стране никогда столько летчиков не гибло.

– Ну и что тут особенного? Конечно, я не думаю, что мой отец был летчиком. В какой-то момент я поняла, что это неправда, но не стану же я доставать мать расспросами, если она не хочет рассказывать. Ну, согрешила в молодости. Кому от этого плохо? Не мне же, в конце концов. Не хочет она говорить правду, и не нужно. И вообще, ты же ее знаешь. Все равно все сведется к рассказам о Генрихе VIII!

– А тебе не кажется, что за банальной историей о летчике-испытателе скрывается какая-то тайна? – Он опять сморщил лоб и уставился на меня пронзительным взглядом.

– Ну… – У меня перехватило дыхание, уж сама не знаю почему, – …я только что сказала, что кажется. Тайны бывают разные. Моя мать всегда пыталась быть пуританкой. Так что для нее нет ничего страшнее, чем признать, что когда-то она ею не была.

– Но ты все-таки спроси, – он поставил бокал и поднялся.

– Сам спроси, если хочешь…

Лола изменился. И в этой мысли я сегодня утвердилась. Никогда его не несло так далеко. Нельзя было назвать его дураком. В конце концов, он мой ближайший друг. Но при всем уважении к нему я ни разу не смогла назвать его умным, не кривя при этом душой. Обычно, размышляя о Лоле, я признавала его недалеким, но ужасно милым. Однако сегодня он не был ни тем, ни другим. Во-первых, его взгляд наполнился странным потаенным знанием. Словно ему доподлинно была известна тайна нашей семьи. И тайну эту он так прочно связал с чертовыми гантелью и утюгом, что теперь я косилась на эту валявшуюся в углу кухни рухлядь с опаской. Во-вторых, Лола никогда… подчеркиваю два раза, никогда, не заводил разговоры о моей семье. Ему было достаточно меня, какая уж я есть. Он готов был часами прохаживаться насчет моих прически, макияжа, гардероба, стиля поведения и тому подобного. Но я не помню, чтобы мы с ним ввязывались в разговор о моей матери и моем рождении. Скажете, все меняется? Черта с два! Лола не тот человек, который меняется. Если он был способен завести разговор о недостаточно респектабельном виде моих туфель, когда я собиралась на похороны любимой бабушки, то о чем тут говорить?! Лола всегда заводил только тот разговор, который был интересен ему. А это значит, что Лолу интересует мой неизвестный отец. И чтобы это понять, не надо ходить к гадалке.

* * *

Как-то так вдруг повелось, что утро в последнее время выдавалось ничем не лучше предшествовавшего ему вечера. В это утро меня разбудил телефонный звонок.

– Добрый день, – приветствовал меня незнакомый баритон.

– Не уверена, – я хмуро покосилась на будильник. Ха! День! Восемь пятнадцать! Я могла бы видеть сны еще полчаса!

– Вы, верно, удивлены столь раннему звонку? – прощелкало в трубке.

– Несказанно!

– Пожалуй, представлюсь.

– Будьте так любезны.

– Свиридов Николай Павлович. Старший следователь МВД.

– Вы, с Петровки, думаете, что вам все позволено?

– Нет. Я совсем так не думаю, Амалия Федоровна.

– Тогда, я надеюсь, вы не обидитесь, если я отправлю вас в долгое путешествие с эротическими ощущениями.

– Это куда же?

Тут я подумала, что грубо посылать старшего следователя на три буквы, а потому смягчила ответ:

– В задницу.

Его ответ я слышать не хотела, а потому повесила трубку. И телефон отключила. Потом погрузилась в тягостные раздумья. Вообще-то я редко посылаю следователей с Петровки. Собственно говоря, сегодня был мой первый опыт. С другой стороны, последствия представлялись мне не такими уж ужасными. Если меня привлекут за подобный акт, то вполне возможно (послав еще пару раз кого-нибудь из органов), я могу рассчитывать на подписку о невыезде. Я улыбнулась, послала прощальный поцелуй далекому итальянскому заказчику и снова погрузилась в волны сладостного Морфея.

Проснулась я с ощущением тревоги. Я не понимала, отчего у меня так муторно на душе. И решила позвонить матери. Только я включила аппарат, как раздался звонок.

– Если ты думаешь, что можно бросить трубку и забыть про мать, то сильно ошибаешься!

Ну, разумеется! Кто еще может вселить в меня бодрый дух, как ни моя дражайшая маман.

– Мама, мне нужно с тобой серьезно поговорить.

– Всякий раз, как я отпускаю тебя из-под надзора, с тобой случается нечто такое, о чем тебе потом нужно со мной серьезно поговорить. Ты с детства имела склонность влипать во всякие неприятности. И кто тебя надоумил жить одной!

«Ага! – подумала я. – Если я когда-нибудь решусь на самоубийство, я тут же перееду к моей родительнице».

– И во что ты опять вляпалась?

– Мам, это не телефонный разговор. Ты будешь сегодня вечером дома?

– Интересно знать, за кого ты меня принимаешь?! Где женщина моих лет может проводить вечера, кроме дома?

– Ну, в театре, например…

– Ха! У меня не жизнь, а сплошной театр. Мне только недостает платить деньги, чтобы поглазеть на чужие трагедии! Ты хоть знаешь, что задумал этот подлец?!

– Ну, откуда мне знать…

– Правильно! Это потому, что тебе и дела нет до того, что со мной происходит. Плевать тебе на родную мать!

– Ты же знаешь, что это не так, – я показательно вздохнула.

– Черта с два! Николаев нанес мне сокрушительный удар.

– Господи, как он посмел!

– Вот и я о том же! Знаешь, что придумал этот подлец? Теперь он ходит по квартирам нашего дома и собирает подписи в пользу своего мерзкого забора. И знаешь его аргументы? Говорит, что машины из его двора не будут заезжать на детскую площадку нашего двора, если только он поставит свой забор. Каково, а?

– Ну… я не знаю. Может, оно так и будет?

– И ты туда же! Как ты не понимаешь, что у нашего двора вообще никакой площадки не будет, потому что его мерзкий забор отберет у нас как раз участок под детскую площадку.

– Мам, ты так переживаешь за этот забор, будто бы именно твоим детям негде будет гулять.

– Ты мыслишь так же узко, как и жильцы нашего дома. У большинства нет маленьких детей, а те, у кого есть, предпочитают гулять с ними в соседнем парке.

– Тогда кому помешает забор Николаева?

– А, что с тобой говорить!

– Точно, – с готовностью согласилась я. – Можно зайти вечером?

– Тетя Агата будет счастлива.

– И на том спасибо.

– Она спрашивает, что тебе приготовить?

– Как всегда, омары в вине. Ты же знаешь мои вкусы.

– Дошутишься когда-нибудь.

Честно говоря, мне было не до шуток. Положив трубку, я задумалась над тем, что все-таки нехорошо посылать следователя с Петровки черт знает куда. Милиция в моей ситуации может еще пригодиться. Учитывая, что я чудом спаслась от убийц, которые придушили Боккаччо аккурат после моего ухода и вполне могут питать надежды придушить и меня, например.

Нарисовать в уме картину ужаса и испугаться мне не дал очередной телефонный звонок.

– Привет, это Илья.

Я поперхнулась собственным сердцем.

– Я все-таки не внял твоим предостережениям и решил позвонить.

– У-ух… – я все еще пыталась проглотить сердце, отчаянно бившееся у меня в горле.

– И даже пойду дальше, попробовав пригласить тебя на ужин.

– Ну…

– Это значит да?

– А-а…

– А это, верно, означает, что сегодня ты придешь в ресторан «Амадей» в восемь вечера? Я заказал столик.

– Нм-м…

– Весьма красноречиво, – похоже, он рассмеялся. – Так я жду.

Я еще долго пыталась выдавить из себя хоть что-нибудь членораздельное, несмотря на короткие гудки, зудящие у меня в ухе.

Положив трубку, я только успела вздохнуть, как телефон зазвонил снова. Я почувствовала себя тем дурацким абонентом из сказки Чуковского, которому звонили то газели, то крокодилы.

– Алло!

– Простите за назойливость, но это Свиридов. Николай Павлович.

– С Петровки?

– Так точно. Видите ли… мне передали ваше дело…

– Мое дело? Позвольте, неужели на меня завели дело?

– Простите, я не так выразился. Дело, по которому вы проходите свидетелем. Дело об убийстве гражданина Италии господина Боккаччо.

– А… Слава богу.

– В каком смысле?

До чего же эти следователи любят цепляться к словам. Хлебом не корми, дай акцентировать внимание на случайном междометии.

– В смысле, что свидетелем, а не жертвой.

– Ценю ваше чувство юмора. Думаю, мы с вами сработаемся.

– С чего это вы взяли, что я собираюсь с вами работать? – совершенно справедливо удивилась я.

– Как же?! Разве вы не заинтересованы в том, чтобы мы поймали убийц?

– А чем я могу вам помочь? В областном отделении мне рассказали больше, чем я сама помнила. Вам же, наверное, объяснили, что я ничего не помню.

– Да, у меня перед глазами результаты вашего анализа крови. Остаточные явления от сильной дозы морфина.

– То есть… вы хотите сказать, что меня накачали наркотиками?!

– Именно так.

– Господи святы! Так что же это получается… я стала наркоманкой?

– Нет, ну зачем так трагично!

– О боже! – мне стало не до шуток. Знаете, все эти статьи о том, что с наркотиками достаточно одного раза…

Я закрыла глаза, пытаясь понять, хочется ли мне допинга или пока еще нет. Придя к выводу, что сейчас мне хочется лишь одного – выпить кофе, я несколько успокоилась. Хотя… некоторые специалисты считают кофе наркотиком… Господи!

– Мы могли бы встретиться?

– Только не сегодня, не в восемь вечера, – машинально проговорила я.

– Тогда, может быть, днем? Вам не трудно подъехать на Петровку?

– Ну, что вы! Я ведь каждую субботу провожу время на Петровке.

– Не иронизируйте. Конечно, мы с вами можем дождаться понедельника, но кто знает, нужно ли нам так затягивать со встречей.

Фраза прозвучала довольно зловеще. Поэтому я не стала долго ломаться и согласилась прийти к нему в два часа дня. И, поверите ли, плевала я на то, что сегодня была суббота. Действительно, мало ли что? Лучше уж не пренебрегать предложением следователя.

Единственное, что я хотела сделать до рандеву со Свиридовым, так это проверить свои опасения насчет Лолы. А потому в полдень я вошла в двери отеля «Балчуг-Кемпински».

Портье и до моего появления сильно смахивал на окуня. От рождения ему достались нездорово-красный цвет кожи и выпученные глаза. Теперь же, когда я приблизилась к стойке, схожесть портье с жителем морских глубин стала очевидной. Он затрепыхался и, глотнув ртом воздух, вымученно улыбнулся. Из всего этого я сделала заключение, что он меня узнал. По всей видимости, он и хотел бы меня забыть, но бдительные работники с Петровки не позволяли ему это сделать, то и дело тыкая моей фотографией в его рыбью физиономию.

– Здравствуйте, – я не без доли садизма улыбнулась ему.

Он безмолвно кивнул, продолжая пучить круглые глаза.

– Неделю назад я была у вас в обществе… хм… – Я замялась. Спесь слетела с меня в один момент. Дело в том, что я понятия не имела, как объяснить этому типу, что он видел меня в обществе иностранца.

– Я понимаю, – он опять кивнул.

– Да ничего вы не понимаете! – вспылила я. Еще не хватало, чтобы он попросил меня больше не появляться с иностранцами в их респектабельной гостинице. – Меня интересует один вопрос. Может быть, это покажется вам странным, но вы не вспомните, на каком языке мы общались с моим партнером?

– Если несколько невнятных реплик вы называете общением… – Он еще раз растянул губы в вымученной улыбке. На носу у него выступил пот. – Видите ли, дело очень серьезное. Не каждый раз в гостинице такое… ох! Только вы не подумайте, что я что-либо знаю!

– Да бросьте! – отмахнулась я. – Я не убивала своего приятеля.

– Я знаю! – поспешно согласился он и икнул.

– Я вообще никакого отношения к его убийству не имею. Просто хочу знать, на каком языке мы с ним говорили.

– Вам это лучше знать.

– То-то и оно, что нет, если я вас об этом спрашиваю. Неужели так трудно ответить?

– Судя по некоторым отрывочным фразам, все-таки на итальянском, – он опять икнул. Мне захотелось сунуть этого окуня назад в аквариум. Из чувства сострадания, разумеется. – Правда, вы употребили несколько русских слов, которые я бы назвал нецензурными.

– А что ответил на это итальянец?

– Он поинтересовался, что вы сказали.

– На итальянском?

– Во всяком случае, не по-русски.

– Когда он остановился в вашей гостинице?

– В прошлый четверг.

– Не сложилось ли у вас ощущение, что он хорошо говорит по-русски?

– Он прекрасно говорил по-английски, по-немецки и, разумеется, по-итальянски. Но русских фраз я от него не слыхал, – отчеканил портье.

– Отвратительно.

– Ну что ж поделаешь. Большинство людей, живущих на земле, плохо знают русский язык. – По извиняющемуся тону и по тому, как он подался корпусом к стойке, я заключила, что он принимает меня как минимум за важную персону преступного мира. К гадалке не ходи, коленки у него тряслись так, что зубы стучали.

– Вы же наверняка не раз беседовали со следователем?

– Еще бы, преступления в нашей гостинице – редкость.

– А те двое официантов?

– Боже упаси! – Я думала, что еще больше выпучить глаза уже просто невозможно. Оказывается, я ошиблась. На мгновение я испугалась, что его очи сейчас выкатятся из орбит и запрыгают по стойке. – Не думаю, что я стоял бы здесь сейчас, если бы мне довелось с ними общаться, – он захлебнулся собственным шепотом, икнул, ойкнул и затараторил так, что я едва разобрала: – Я никого не видел. Это все камеры слежения. И я их не устанавливал. Я даже понятия не имел, что они существуют. Я всего лишь портье, мелкий служащий, понимаете?

– Разумеется. Спасибо. – Я пошла к выходу. На душе у меня моросил ноябрьский дождь.

И я понятия не имела, как мне начать разговор с Лолой. Он не знал итальянского. Боккаччо не знал русского. Рассуждая логически, нетрудно прийти к вопросу: «Каким образом в тот вечер, когда Лола нас видел вместе, до него дошел смысл сказанного Боккаччо, мол, он везет меня «к звездам»?»

* * *

Дежурный на вахте покосился на меня странным взглядом. Однажды я уже попала в двусмысленную ситуацию. Не подумайте дурного, просто мне пришлось втолковывать консьержке довольно респектабельного дома, зачем я поднимаюсь в квартиру мужчины, семья которого недавно уехала на курорт. И хотя я точно знала, что цель моего визита – всего лишь передать Дракону договор, который тот забыл на столе, а мне нужно было, чтобы он его подписал именно сегодня…